Текст книги "По дороге во сне"

Автор книги: Алексей Хворостухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Каждого жителя заполнил свет их мерзких желаний. Жадные глаза и загребущие руки получали всё, не отдавая ничего взамен. Желания этих людей склонялись исключительно к собственной выгоде: получить деньги, получить время и жизнь, получить навыки, получить людей или уничтожить их, посетить места, очутиться там куда влекут их собственные мысли. Всё озвученное ими исполнялось по мере возможностей. Желания, касающиеся других миров, прошлого и будущего, особенных способностей, обладали статусом невыполнимого. Всё что касалось обычного мира и живущих в нем людей, исполнялось, и жаждущие получали то что хотели.

Так продолжалось до смерти старика, первым получившим исполненное желания. Новость о том, что его убили, заинтересовала разве что людей, с которыми он когда-то делил свои мысли. Более никто не переживал о его кончине. Всем было плевать, ибо их окружала небывалая возможность оживлять свои желания. Но смерть старика внесла свои коррективы и спустя несколько дней, человек усердно выполняющий каждую просьбу, обратился к людям:

– Настало время платить за мои услуги. Я полюбил каждого из вас, полюбил ваше внимания, направленное на меня, полюбил компанию, что вы мне составляли, полюбил ваши слова и прикосновения. Вы стали частью меня. Каждый из вас стал моим братом и сестрой. Но увы, не все разделяют ваши мысли! В этом прекрасном городе живет одна женщина, избегающая моего внимания и мох услуг. Она отказывается принять мое покровительство, а это значит, что мне здесь не место. Я ухожу, не взяв с вас платы, ибо заберу всё, что даровал вам. Я не могу здесь более оставаться, ибо не все люди в этом городе хотят моего присутствия!

С этими словами, человек, с грустным выражением лица и ехидной улыбкой внутри, демонстративно начал уходить с импровизированной сцены. Его в мгновения ока догнали люди и стали жалобно молить остаться. Они убеждали его, что Зельма, про которую все подумали, в скором времени придет просить покровительства, нужно лишь подождать. Человек, не долго будучи в сомнениях, согласился и стал смиренно ждать.

Через несколько часов дверь одинокой женщины содрогнулась под градом ударов бушующей толпы. Разгневанные люди выплескивали накопившийся страх, пытаясь убедить Зельму воспользоваться услугами человека, способного исполнить всё что ей угодно. Люди боялись потерять уникальную возможность получать исполненные желания. Они как элементы праздного существования не могли лишиться человека, получившего в их кругах имя «Доброго Джина». Люди, придя к источнику угрозы их наступившей возможности, стали в гневной манере приказывать Зельме подчиниться их воле. Но она наотрез отказалась. Зельма не могла переступить через свои взгляды и убеждения, она не могла разменять саму себя и свою душу на легкую возможность получать всё что угодно – это было в недосягаемости ее жизненных ориентиров. Зельма твердо высказала свою позиции и попросила каждого присутствующего удалиться из её дома. Но толпа не слушала. Люди пришли сюда не получать отказ, они пришли за единственным возможным исходом.

Прежде чем Зельма успела что-либо предпринять, мощная рука одного из пришедших схватила её за шею, и со всей силой, скрывающийся в жадной сущности, швырнула на пол. Это был акт физической угрозы, это было предупреждения, которое Зельма решительно проигнорировала. Светлая душа, с не помутнёнными мыслями и чистой совестью, способна противостоять любому человеческому пороку. Её не испугало насилия, не испугали угрозы и нависшая опасность. Единственное, что её по-настоящему пугало, это измена самой себе, отказ от принципов и превращения в образ человека, стоящих перед ней. Зельма не могла позволить этому случиться. Поднявшись на ноги, она с гордостью львицы и пылающими глазами, отражающими всю красоту её души, проговорила звонким голосом:

– УБИРАЙТЕСЬ! Вы мне омерзительны! Я отказываюсь исполнять ваши требования!

Эти слова, прозвучавшие в чистом порыве, стали последними что она успела проговорить. Человек, швырнувший её на пол, сгорая от злобы, резким движением схватил металлическую кочергу и со всей силы ударил Зельму по голове. От полученного удара она рухнула под гнетом сгущающегося мрака в глазах. Палач не остановился. Почувствовав кровь, он как сорвавшийся с цепи, сдерживающей его истинную натуру, стал наносить удар за ударом, пока остывающие тело Зельмы не лишилось головы. Залитый кровью, дышащий испарениями, он бросил кочергу и с гордостью добытчика двинулся к выходу. Все наблюдающие за ним почувствовали облегчения, ибо если бы это сделал не он, то пришлось бы делать им. Она не оставила выбора, и для людей, обуреваемых жадностью, не было иного выхода кроме как избавиться от угрозы, посягающей на их источник, позволяющий жить на полную, затрачивая минимум усилий.

Оставив тело в доме, вся толпа, окрыленная устранением угрозы, направилась к доброму джину. Придя к нему, они сообщили что все в этом городе теперь под его покровительством, более не найдется ни одного человека, противившегося его способностям и избегающего его услуг.

Услышав это, джин с гордостью поднялся, смиренно протянул руку к толпе и спросил:

– Чего вы хотите?

Толпа залилась в просьбах, касающихся исключительно их самих. Они кричали, требовали, молили. Глаза их горели светом жадности, озарявшим черные души, в которых они растворили единственную светлую личность, служащую преградой для человека, получившего прозвище добрый джин. Он слушал каждый выкрик, каждое слово, каждое желания, струящиеся из черных сердец, наполняющих всех представителей раскинувшийся толпы. Он лицезрел труды своей работы и чувствовал в глубине себя порыв незабываемых ощущений, присущих блаженству победы. Он выиграл давний спор и теперь ему осталось лишь собрать поставленную на кон награду.

Стояв перед толпой, жадно кричащей и тянущей свои конечности к человеку перед ними, он вскинул руку призывая замолчать. Толпа, с быстротой не насытившегося зверя, утопила свои возгласы в глубокой тишине, выполняя желания их новоиспеченного божества. Последний, дождавшись возможности говорить, громким, четким голосом, звучащим эхом в головах собравшихся, произнес слова, заранее заготовленные:

– Друзья мои! Я вижу в вас огонь предвкушения! Вы проделали отличную работу и полагаю результат её схож с тем, что я некогда озвучил своему небезызвестному другу. Мы в одной из тех бесед, что регулярно проходят по вечерам в компании друг друга, завели разговор о человеческих пороках. Я выступал в роли скептика, а все аргументы моего друга, склонялись к тому, что человек нечто сложное, нечто способное бороться с любыми трудностями и испытаниями. Никакие возможности не заставят человека перешагнуть через свою человечность. Так думает мой друг. Я же думаю, что человек – это сгусток гнили. Каждая мысль его, каждое желания, каждое слово или действия, имеет толстый налет жадности, похоти и тщеславия. Я глубоко уверен, что человек неспособен на проявления благородных эмоций. Всё на что этот вид способен, это уничтожения себе подобных, уничтожения тех, кто отличается от них, под предлогом выживания или еще какой чепухи, и самое главное, самое яркое, распространённое в каждом отдельном представители рода человеческого – уничтожения самого себя. Каждый грезит мечтами, желаниями или нуждой, реализация которых, лежит в большинстве своем через головы других. Вы не замечаете себе подобных, перемалывая их душу, стоящую на пути ваших амбиций или пресловутых желаний. Я вижу всё черное наполняющие каждого из вас, я видел это изначально, еще до того, как мы с моим другом скрепили рукопожатием завязавшийся спор. Он как истинно верующий в светлую сторону людей, сказал, что вас не сломят мои возможности. Он утверждал, что присутствующие здесь не поддадутся на мои уловки и не изменят его надеждам. Я же в свою очередь утверждал, что мне не нужно будет прилагать огромных усилий, ведь я знал, что душа человека схожа с развивающимся, черным полотном, направляющимся туда, куда дует ветер их желаний. Я дал вам возможность, а вы подарили мне победу в споре. Моя победа не была бы полноценной если бы хоть один человек в этом городе отстранился от моих услуг. Естественно, мне вмешиваться было нельзя. Единственное что я мог, это говорить с вами, быть змеем искусителем, вливать каждому из вас яд, коим вы полнитесь и без моей помощи. Вы сами решили избавиться от светлой души, которой я поистине удивился. Она была преградой, не позволяющий мне забрать награду, поставленную на кон. Вы сделали то, что рассеяло мои сомнения возникшие вмести с этой женщиной, отличающийся от всех виденных душ. Но её больше нет, поэтому настало время забрать свою награду, – голос джина стал громче, словно пытаясь донестись до каждого человека, слушающего его с непониманием. – Итак внемлите мои слова! Пришло время исполнить мое желания! Как и говорилось ранее, я потребую за свои услуги желания, исполнения которого, вам не избежать! За всё нужно платить! Ваша плата станет моей наградой за выигранный спор! Слушайте же мое последнее слово! ИСЧЕЗНЕТЕ!

Громкий крик вырвался из середины толпы. Один из присутствующих упал, схватился за голову и жалобно завопил, сгорая в дикой агонии. За ним в конце упал второй человек, затем третий, десятый, и вот уже все лежат на сырой земле, корчась от боли и заливаясь в душераздирающих криках. Через мгновения толпа утихла. Бездыханные тела, оставленные сознанием, отправившимся в забытье, заполняли пространство, по которому гордо шагал человек, победоносно растворяясь в блаженной улыбки. Он медленно двигался, попутно заглядывая каждому в глаза, наблюдая в них последние мгновения, застывшие в остывающих глазах.

Пройдя по полю трупов, человек поднял руку над головой и, словно указывая направления для невидимого войска, резким движением опустил её. Все бездыханные тела вдруг задрожали. Они словно полнились чем-то, готовым вырваться в любую секунду. Человек смиренно ждал, пока, где-то в далеком краю от него, не прозвучал звук похожий на выстрел. Это был дан старт канонаде взрывающихся тел. Каждый из лежащих трупов разлетелся на куски, впоследствии сгорающие в черном пламени.

Через несколько минут, поле, усеянное трупами, стало совершенно пустым. Лишь вдалеке шагал человек, за которым тянулось огромное, черное облако, исчезающие в теле этого человека.

Начав читать рассказ, с целью заглянуть в спрятанный мир, Кейдан не заметил, как умело сложенные слова завлекли его в сюжет, раскинувшийся на страницах. Прочитав всё там написанное, его посетило чувство, возникновения которого было основной целью этого рассказа. Он захотел еще. Неизвестное влекло вновь пронестись по сюжету, утопая в его закоулках и мыслях автора. Желания поглощать, читать без остановки, не взирая на сложившуюся вокруг ситуацию, заставило Кейдана вновь открыть книгу, оставленную на той же полки, откуда он взял рассказ про «Доброго Джина».

Следующей жертвой прочтения стала книга, имеющая обычную форму. Всё тот же кожаный переплет прятал под собой множество произведений одного автора, которому принадлежали все работы, оставленные на полке, откуда Кейдан брал экземпляры. На её белоснежной, лицевой стороне, не было ни единой буквы, как и с тыльной стороны, обладающей черным цветом. Совершенно не приветствующая книга встречала безмолвным молчанием, оставляя возможность узнать что-либо о себе лишь с помощью прочтения. Открывая её, забытое чувство предвкушения усилилось из-за увиденной Кейданом картины, встречающей всех читателей. На изображении был человек в белой, почти прозрачной накидки. Его длинные волосы гармонично сплетались с седой бородой, создавая образ мудреца, знающего слишком много для того мира, где он живет. Ярко серыми глазами, горящими из-за остроты души, мудрец смотрел на лежащий перед ним листок бумаги, над которым морщинистая рука, обхватив перьевую ручку, стремилась написать новые сюжеты, содержания которых, отразилось за спиной старика. За ним стояли непонятные существа, зловещие, пугающие своей глубиной черных мыслей, застывших в их отвратительных головах. Множество созданий, максимально отличных от людей, вызывали чувства сродни узнаваемости, словно каждое существо было видено Кейданом ранее. Каждый образ буквально вылетал из седеющей головы, становился за спиной старика и встречал новоиспечённых читателей. Красные глаза, жёлтые, зеленые, впалые, отсутствующие, всё это сопровождалось гротескными телами, усеянными лишними конечностями, щупальцами, короткой или чересчур длинной формы, хвостами, крыльями, копытами, когтями. Эти создания были творениями человека, встречающего своим образом, запечатлённым на бумаги, всех кто собирался прочесть написанные им рассказы.

Кейдан смотрел на существ и их создателя с мыслью о том, что этот человек ему знаком. Его черты, его взгляд и осанка, создающие образ, напоминали Кейдану кого-то виденного ранее, но ускользнувшего из памяти и оставившего после себя лишь размытое чувство, возникшие при взгляде на старика.

За картиной, по обычаю книг, находилось названия, украшенное узорами, созданными с помощью образа змей. Они сплетались, становясь частью единственного слова, расположившегося в центре страницы и звучащего как – «Человек».

Отправляясь в дивный мир, существующий на страницах, Кейдан не замечал пристального взгляда, сжигающего вниманием его фигуру. Глаза, светящиеся под капюшоном, смотрели на него словно пытаясь запечатлеть один единственный момент, готовый разразиться совсем скоро. Темная фигура наблюдала, изучала своего единственного гостя, впитывала каждое движения, каждый вздох, каждое слово, упавшее с уст Кейдана в моменты небывалого восторга. Она вгрызалась в него ярким взглядом, пылающим завистью, но лишь до момента, пока Кейдан не открыл книгу и не пустился в её просторы. Тогда зависть исчезла, уступая место успокаивающему блаженству. Фигура сбросила с себя цепи любопытства, ведь ей стал известен финал, прочитанный по действиям человека, утопающего в рассказах и незамечающего ничего вокруг. Её сверкающие глаза, с залитой улыбкой, исчезли в тени капюшона, скрывающегося в проеме, вырезанном в полу. Фигура отступила, в полной мере осознавая, что их контакт неизбежно скоро произойдет, ибо всё происходящие направилось по задуманному маршруту.

Спустившись с лестницы и открыв дверь, фигура растворилась в темноте коридора. Укрывшись в непроглядном мраке, скрывающим всё что угодно, не боясь быть замеченным, силуэт откинул капюшон, из-под которого вынырнула голова, определяющая неизвестную фигуры в статус человека. Если бы тьма не скрывала всё, что попадало в её непроглядную сущность, то можно было бы разглядеть – в обнажившийся голове – зловещую улыбку, скривившую лицо в пугающей гримасе. Обладатель этого выражения шагал всё глубже по коридору, двигаясь в нем так, словно ему не нужен был свет для продвижения в этом чане, где могла раствориться сама ночь. Человек направлялся всё дальше и дальше, в недра своего особняка, где будет смиренно ждать встречи, задуманной слишком давно.

Глава – 10

Открыв книгу, хранящую внутри множество рассказов, Кейдан незаметно для себя спустился на первый этаж, расположился в кресле и закинув ноги на стол, стал поглощать каждый сантиметр написанных миров. Его не отпускали сюжеты, созданные вполне заурядно, но обладающие неизмеримым чувством притягательности, словно каждое слово строилось не из букв, оставленных автором, а из скрытых представлений самого Кейдана.

Он начал свое погружения с рассказа об одном пастухе, смиренно живущем в краях, отдаленных от человеческой суеты. У него было несколько коров, коз, баранов и пастушья собака, усердно помогающая в нелегком деле пастуха. Человек, держащий всё это хозяйство, удалился от людей, ибо в один момент, потеряв жену, перестал верить в человека. Он увидел гниющий труп человечества и осознал всю мерзость рода людского. Единственным спасением для него был побег в горы, где он, создав себе ферму, стал жить, забыв о своей принадлежности к существам, вызывающим у него острое чувство неприязни.

Так пролетала подходящая к концу жизнь старика. Он существовал в притягательном одиночестве наполненным ушедшей любовью, навсегда оставившей след на душе этого блаженного человека. Он потерял любовь, но не утратил чувств, благодаря чему смог жить в одиночестве, оставаясь при этом в вечной компании своей возлюбленной.

Но мир вокруг не замечал желания одинокого человека. Города росли, занимая всё больше места под собой. Населенные пункты разрастались, из-за чего приходилось осваивать новые земли, дабы можно было существовать. Так цивилизация ведёт свои дела. Она поглощает местность, где люди жили еще до возникновения такого понятия как города. Она забирает всё нажитое, присоединяет себе землю, уничтожая всё на ней построенное и создает впоследствии свои огромные, шумные здания, с кишащими внутри запутавшимися людьми. Так цивилизация пожирает всё вокруг, превращая дивную природу в убогие, каменные храмы меланхолии, злобы и ощущения собственной ничтожности.

Города росли, и старик более не мог избегать этого факта, ибо до него стали долетать осколки противной ему жизни. На территорию его фермы стали приходить люди, рыщущие в поисках развлечений. Они нашли одинокого старика непохожего на них. Его образ жизни вызывал приступы непонимания, вырастающего в чистую насмешку над безобидным стариком. Люди приходили и тыкая пальцем твердили: «Вот чудила! Забрался в горы и живет как дикарь! Это в наше то время жить вот так! Посмешище!». Приходящие люди не могли понять, почему какой-то старик не ведает всех прелестей их без сомнения лучшей жизни. Сначала они приходили чтобы посмеяться над ним, но потом смех превратился в неприязнь. Жизнь старика была инакомыслием, недоступным для таких людей. Отличия в их обществе порицается. Выглядеть иначе, по-другому думать, действовать, всё это запретные приемы, доступные лишь свихнувшимся и непонимающим всей прелести пресной жизни.

Каждый считал своим долгом прийти и посмотреть на то же самое, что и другие до него, испытать те же эмоции и найти того же врага, перетягивающего всю неприязнь, направленную внутрь своей уникальной, но идентично схожей, фигуры. Жизнь старика была запретным плодом их собственных грез. Он был напоминанием, ставящим под сомнения необходимость существования единого организма, наполненного правилами, событиями и образами жизни. Его отличающиеся существования перестало быть посмешищем, оно переросло из статуса забавной, в нечто угрожающие их сформированному миру. У них под боком был элемент инакомыслия, презирающегося ими на ряду с убийством.

Люди не прекращали посещать одинокую ферму, существующую далеко в горах. Старик смотрел на них с собственной неприязнью, пустившей корни в его голове. Всё что делали эти люди, как жили; как мыслили и поступали; как выбирали собственную выгоду, несмотря на то что на кону стояли человеческие судьбы; как превращались из сородича, в противное существо, недостойное даже толики внимания; как ехидно улыбались, потирая руки, когда старик сгорал в агонии отчаяния, – всё это и многое другое, стерло внутри него ту невидимую нить, сшивающую каждого человека. Он не мог жить в привычном для всех мире, поэтому в скором времени покинул его, но мир не отпускает своих детей. Города росли, забытая жизнь, оставленная за бортом, настигла старика и вновь показала свои клыки, через действия людей.

В умах приходящих и наблюдающих иной полет мыслей, стал зарождаться план, реализацию которого, взялись исполнить самые ярые борцы сложившегося мира. Они решили выступить стражниками своего удобства, решили защитить свои идеалы, направив против отличающегося человека радикальные меры.

Сначала они решили ограничиться предупреждениями. Написанные слова, оставленные записки, сломанные части забора, уничтоженные участки посаженной растительности, выбитые стекла, оторванные доски и срубленные деревья, – всё это должно было без звучащих слов донести до старика то, что, хоть он и пришел сюда раньше, здесь ему не место. Он был угрозой для существования идей, курсирующих в границах города, откуда пришли люди, пытающиеся защитить его идеалы посредством уничтожения противника, мыслящего диаметрально противоположно. Они захотели изгнать старика, использовав проверенный метод угроз, ибо когда кто-то мыслит по-другому, просто запугай его и получи желанный результат.

Действия, направленные на изгнания старика, сыпались одно за одним, но желанный результат оставался недоступным для борцов сражающихся за собственное счастья. Старик был непреклонен. Его жизнь после потери любимой полностью завязла на ферме. Каждое животное, каждое растения и инструмент, заполнили пустующие сердце, позволяя прожить оставшиеся мгновения, не сгорая полностью в тоске по ушедшему человеку. Образовавшаяся среда обитания стала единственно приемлемой структурой существования. Он жил так как позволяли возможности, и в какой-то момент, жизнь его стала приносить ему радость, ему начали нравится все эти занятия, призванные заполнить пустующий промежуток уходящего времени. Но, как это бывает в мире, где господствует человек, всё нравящиеся отдельному представителю, не нравится толпе, в данном случаи, препятствует её здоровому существованию. Старик понимал все угрозы, сыпавшиеся на него, понимал, что за ними стоит, ибо видел истинную натуру людей, он видел всё, но не мог и не хотел оставить ферму. Его отношения звучало для людей, готовых прогнать старика всеми доступными способами, призывом действовать более раскрепощённо.

Однажды утром, старик по обычаю отправился открывать загоны. Подойдя к дверям, он поочередно выпустил всех животных. Наблюдая как последняя пара конечностей устремилась за надежную спину матери, старик заметил странность. Обычно, когда животные заполняют поля, собака начинает свое грозное патрулирования, регулируя их желания сбежать, но в это утро она не появилась. Это насторожило старика, в голове которого самые смелые предположения вполне могли воплотиться в жизнь, ибо происходящие вокруг ложилось в основу всех придуманных причин. Он отправился искать своего верного друга и напарника. Обойдя ферму, заглянув во все излюбленные места, куда собака зачастую пряталась, осмотрев каждый укромный уголок и изучив всё рядом с границей фермы, старик не нашел своего друга. Прошло несколько часов безрезультатных поисков, и отчаяния, сопровождающиеся звонкой тишиной, получаемой в ответ на звучавшую из уст старика кличку, получило подтверждающие факты. Решив, что собака убежала куда-то за границу, из-за которой в скором времени вернется, старик отправился в дом за утренним завтраком, прием которого отклонился на несколько часов. Поднимаясь на веранду его вдруг настиг рой мух, усердно выполняющих свою основополагающую задачу. Сойдя с лестницы, он увидел потерянную собаку. Бездыханное тело лежало слева от двери, откуда старик, выйдя утром, банально не заметил находящийся там труп невинного животного.

Перерезанное горло с оставленным внутри ножом, было жирным намеком, кричащем о том, что движется неумолимая угроза, движется шторм человеческих эмоций, внутри которого, как во главе великой армии, стоит неприязнь, берущая начало в сознание людей, готовых отстаивать свой образ жизни.

Похоронив тело собаки, старик не оставил ферму, он продолжил жить на ней, хоть и получил вполне ясную угрозу собственной жизни. Всё что старик мог потерять, было потеряно еще до того, как он пришёл на эту ферму, где впоследствии приобрел маленький импульс жить дальше. Сейчас же люди требовали оставить то, что стало частью его, то, что стало его жизнью, то, что стало желанием, внутри которого можно было спокойно дожить короткий момент, отделяющий его от любимой. Он не ушел, продолжил свои занятия, демонстративно показывая, что не страшится жалких людей, прячущихся и высказывающих свои эмоции на невинных созданиях.

Отряд, внутри которого лежала задача прогнать старика, увидел в нем несгибаемую волю, противящуюся их образу жизни. Он был угрозой, говорящей всем своим видом о существовании иной жизни, отличной от их идеалов, мыслей и желаний. Люди закинули ему угрозы, но старик откинул их, люди закинули предупреждения, но он откинул и его. Единственное, что осталось для людей, в чьих сердцах пылает вера в истинность своих убеждений, это радикальный прием, результатом которого станет освобождения от инакомыслящего.

Однажды ночью, словно по чьему-то желанию, сон старика покинул дряхлое тело, оставляя бодрствующие сознания лицезреть труды опьянённых людей. Примерно после полуночи, послышались перешёптывания и крадущиеся шаги. Дом окружили несколько людей, но ни один из них не отважился войти внутрь. Все остались снаружи, занимаясь своими неизвестными делами. Примерно через двадцать минут всё затихло, из-за чего заполняющаяся вокруг тишина, могла отражать мерзкие желания и мысли, вальсирующие в головах людей, стоящих за стенами дома. Еще через несколько минут вновь послышался шепот, за которым последовал жар и дым. Одна из стен вспыхнула огнем, цепляя близ стоящих сородичей и создавая тем самым огненную ловушку.

Огонь и дым не испугали старика. Он видел светлый образ, запечатлённый слишком давно. Многие годы одиночества не растворили краски, наполняющие образ его любимой, она возникла перед ним и все мысли словно растворились. Вновь видеть её, вновь ощущать её аромат и тепло нежных губ, вновь испытывать трепет от прикосновения к шелковой коже, вновь исчезать в её мыслях и желаниях, вот всё что наполняло одинокого старика, сгорающего в яростном огне, топливом для которого стал человеческий страх.

Содержания книги, как и содержания всей полки, имело один ярко выраженный стиль, суть которого заключалась в копание человеческой натуры. Множество рассказов оголяли людские пороки, показывая представителей рода человеческого с той позиции, с которой виден лишь гниющий труп некогда чистой души. Разные условия, разные обстоятельства, разные мысли, разные желания и усилия, это всё было наполнением каждого, прочитанного Кейданом, рассказа. Везде свой сюжет, свои персонажи и условия, в которых им предстоит увидеть пропитанную ядом сущность людей.

Читая работы одного автора, внутри Кейдана крепло чувство, что всё прочитанное кажется ему родным. Каждый абзац, предложения, слова, притягивали его словно всё написанное струилось от самого Кейдана. Он исчезал в полете мыслей автора, не замечая пролетающего времени. Читая несколько рассказов, он, не дочитывая книгу брал новую, пытаясь изучить как можно больше работ. Так его погружения в доступный мир четвертого этажа успело коснуться почти всех полок. Хватая самых ярких представителей с каждого шкафа, Кейдан поверхностно изучал содержимое книги. Если первый взгляд на нее утягивал внимания, то шкаф откуда был взят экземпляр изучался более подробно. Выбор книги, после определения, что на полках перед ним лежит нечто интересное, заключался в первую очередь из внешней оболочки, а уже потом из содержания внутри. Более пестрые обложки притягивали внимания, а более пестрое содержание удерживало его на месте. Названия же почти никак не влияли на выбор прочтения, ибо звучали весьма сумбурно. Выбрав для себя подходящую книгу, Кейдан пускался в прочтения. Не находя в отдельных экземплярах ничего интересного, он бросал их и переключал внимания на более привлекательных представителей литературы.

Начав свое похождения по четвёртому этажу с книг одного автора, Кейдан, читая его работы, был не в силах оторвать от них внимания. Он растворился в творчестве безымянного автора, находя попутно невидимую нить, связывающую произведения со своим читателем. Он поглощал рассказ за рассказом, коих в книге нашлось более десятка. Прочитав больше половины из них, Кейдан обнаружил некую тенденцию, заключающуюся в оживление мыслей, некогда наполняющих голову. Его собственные мысли использовались автором для создания увлекательной структуры, подходящей для единственного читателя, с упоением поглощающего рассказы. Все сюжеты, все их перипетии, все детали и наполнения отдельных эпизодов, вели персонажей туда, куда в далеком прошлом мысли Кейдана вели его самого. Все переживания и выливающиеся из этого вердикты, обращенные на сущность человека, обозначали мнения Кейдана о своем сородиче. Он не верил в людей, не верил в их эмоции, не верил в их желания и стремления. Для него это были лишь непроглядно черные существа, внутри которых билось тоже сердце, что и в нем самом. Он ненавидел людей, но в будущем изменил свое мнения на более нейтральное. Всё благодаря своей работе, ибо в основе её преследуемого результата, было желания помочь людям избавиться от гнета сна, забирающего слишком много от короткого периода жизни человека. Гнетущий полет мыслей оставил молодую голову, нашедшую себе занятие. Они более не возникали, ибо Кейдан свел свое существования в одиночество, избегая по максимуму контактов с людьми. Он пустился на поля изучения, не давая этим мыслям вновь возникать. Но они не исчезли, как и многое забытое давно, они нашли способ сохранить себя в глубинах сознания, породившего их. Они укрылись на листах бумаги, запечатлев себя через руку автора, коим могло выступать подсознания Кейдана, или что-то неизведанное, что-то не имеющие имени, но имеющие право создавать.

Оставив позади книги за авторством неизведанного, вдохновляющегося мыслями Кейдана, он отправился изучать оставшиеся полки. Их содержимое представляло собой разные варианты литературы, от художественной до научной. В одних книгах были рассказы, касающиеся разных персонажей, разных миров и разных сюжетов. Многие из них были весьма впечатляюще написаны и могли на долгое время затянуть в беспросветный коридор, выход из которого лежал исключительно в конце прочтения. Кейдан, оценивая качество написанного, стал замечать, что некая сила, доступная лишь нескольким известным авторам, влекла его вновь вернуться к прочтению тех историй, пропитанных собственными мыслями. Его влекло вернуться, но жажда изучать помогала бороться с этими позывами.

Пробираясь глубже, художественная литература отступила, оставив место научным работам. В открывшимся пласте рассказывалось об устройстве раскинувшегося вокруг мира. Книги давали четкое понимание каждой отдельной детали, встречающейся Кейдану в своем путешествии. Они рассказывали об устройстве поселений, рассказывали о быте людей, наполняющих их, рассказывали в хронологическом порядке все значимые даты рождения отдельных личностей, рассказывали о природе, о существах, о растениях, климате, воздухе, полезных ресурсах, таинственных местах, устройстве жизни некоторых представителей местной фауны, рассказывали о возможностях, способных в умелых руках создать из всего доступного нечто полезное для каждого представителя этого мира. Научные книги были аналогом уже виденных на втором этаже сородичей, только там они касались земли, а здесь они касаются исключительно этого мира. Такой характер книг был весьма подходящим для того, чтобы утолить любопытство, направленное на изучения всего вокруг. Возможно, это было то самое, что привело Кейдана сюда, то самое, что стало ориентиром, горящим маяком внутри которого несметные богатства. Эти мысли посетили голову Кейдана, но на удивления его самого быстро исчезли, словно стыдливый образ, посетивший голову молодой монашки. Кейдан оказался в досягаемости своих желаний, но мысли его не могли задержаться на интересующей возможности, ибо они растворялись под растущим зовом оставленных историй.