Текст книги "Мост Невинных (СИ)"

Автор книги: Александра Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

К ним присоединился небольшой эскорт из уцелевших гвардейцев – впрочем, Солерн подозревал, что они хотят добраться до дворца и там остаться, что не радовало. Вряд ли горожане полезут штурмовать Бернарден, но лучше не ослаблять гарнизон.

По дороге к Площади Роз, видя, что гвардейцы стараются держаться на расстоянии от мастера, Ги не смог устоять перед соблазном выяснить кое-что, давно его интересующее:

– Почему вы, мастера, живете в одиночестве, а не общинами, как ведьмы?

– Не все мастера живут в одиночестве. Нам, в отличие от ведьм, никто не запрещает жениться.

Пока Солерн изумленно переваривал эту новость, мастер безмятежно продолжил:

– Правда, не каждая женщина согласится выйти замуж за человека, от которого у нее никогда не будет детей.

– То есть вы тоже… простите… я не знал.

– Однако женатые мастера – отнюдь не редкость. Мой друг, синьор Антонелли, поступил мудро и женился на вдове с детьми, коих и усыновил.

– Значит, одинокими остаются только такие, как вы?

– Одиноким остаюсь я, – мягко сказал Николетти. – Потому что мало таких мастеров принуждения, как я.

Солерн не нашелся с ответом, и до Эксветена они ехали молча. Раньше старик представлялся ему мрачным, угрюмым и злобным типом, ненавидящим все человечество; а сейчас… Впрочем, Ги быстро напомнил себе, как легко Николетти превратил Олльера в яйцо всмятку, и нарождающееся дружеское расположение сразу же померкло.

Город в холодном зимнем свете выглядел намного хуже, чем ночью: окоченевшие трупы, лужи крови, пороховые пятна, следы от пуль и картечи на стенах домов. Байола как вымерла: на улицах никого не было, не считая нескольких труповозов с помощниками, все лавки и магазины закрылись, окна спрятались за ставнями. Эта тишина Солерну не нравилась.

– А где ваша семья? – вдруг спросил Николетти.

– Далеко на юге. Почти у границы с Эстантой. Они там, наверное, даже ничего не слышали о том, что происходит в столице.

– Вы за них не боитесь?

– Боюсь, что жалование не заплатят, – процедил дознаватель. – И послать им будет нечего.

– Почему бы им не попробовать поработать, – пробормотал Николетти. Дознаватель холодно промолчал – эта идея была для него совершенно дикой. Эскивели из Солерна никогда не марали рук, как какие-нибудь крестьяне! Хотя в глубине души Ги считал, что мужья его сестер тоже могли бы поступить на службу королю – возможно, тогда бы они перестали плодить с такой скоростью детей, которых содержал Солерн.

Перед Эксветеном их надолго задержал амальский караул: сержант въедливо и подозрительно, с сильнейшим акцентом, допросил Солерна и мастера о цели их визита. Похоже, регент не обольщался ни насчет своей победы, ни насчет верности даларацев. Наконец их пропустили; дознаватель спросил о капитане де Турвеле, но амальский сержант ему не ответил.

Турвеля они нашли перед Залом Ястребов. Капитан хмуро смотрел на амальских солдат, которые вдесятером охраняли арестованный парламент. Если б все сто шестьдесят восемь парламентариев вооружились скамьями и попробовали выбить двери, то караул едва ли смог бы их удержать. Но парламентарии сидели тихо… пока.

– Как они там? – спросил Солерн.

– Пока не бунтуют, – буркнул капитан гвардии и вполголоса добавил: – Мы передаем им понемногу еды, но их там больше полутора сотен. Не знаю, сколько они продержатся.

– Что говорит регент?

– Приказ об аресте не отменил. Будут сидеть, пока не признают законность его власти. Зачем вы здесь?

– Мне нужно попасть в Анжеррас, но окраины столицы фактически в руках мятежников. Мне нужна ваша помощь, чтобы выбраться из города. Вы упоминали ход из Вдовьих покоев к реке?

– Зачем вам в Анжеррас? – насторожился Турвель. Солерн коротко рассказал ему про обнаруженный в Мосте Невинных ход, дикого мастера и необходимость поимки того, кто помог горожанам перерезать гвардейцев во время попытки казнить Жальбера. Глаза Капитана, конечно, загорелись при мысли о мести, но он недоверчиво уточнил:

– Вы уверены? В смысле, уверены, что чертежи этого дель Фьоре все еще там?

– Вряд ли ваш дикий мастер отыскал их в библиотеке кардинала Барберини, – нетерпеливо ответил Николетти, – так что да, уверен.

– Но если весь город пронизан этими тайными ходами, то лучше сообщить… – капитан запнулся.

– Кому? – устало спросил Солерн. – Герцогу фон Тешену?

Турвель холодно взглянул на амальский караул. Регент, похоже, окончательно испортил отношения с гвардией – Ги мог только удивляться тому, как человек, способный внушить такую любовь своим солдатам, никак не мог найти общий язык со всеми остальными людьми в мире, включая собственного брата.

– А графу де Фонтанжу вы об этом докладывали?

– Ему нужны результаты, а не доклады. То есть пойманный мастер, а не рассказы о том, как его ловить.

– Гммм… обстановка у нас напряженная. Могу выделить только две лодки и не больше десяти человек. Когда вы хотите отправиться?

– Чем скорее, тем лучше.

– Хорошо. Ждите около Вдовьих покоев. Заодно выясните, как обстоят дела в Анжеррасе – насколько он безопасен для королевы и короля.

– Регент все же решил их вывезти? – удивился Солерн. Что за странный всплеск здравомыслия…

– Нет, – процедил Турвель. – Я решил. Он обходится с племянницей хуже, чем с прислугой, а принц… король все же Монбриан, хотя бы наполовину.

– Кому вы об этом рассказывали? – резко спросил Солерн.

– Вам первому. С чего такой вопрос?

– Господи, неужели не понимаете? Если аристократия узнает, что королева и ее сын ускользнули из рук фон Тешена, то вцепится в такой козырь мертвой хваткой! Семья, которая захватит младенца Карла, сможет претендовать на регентство и власть. Нам только этого тут не хватает!

– Об этом я не подумал, – задумчиво изрек капитан, и Ги понял, что сам же заронил в его голову опаснейшую мысль.

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что драка аристократов за трон в разгар народного восстания – не самая лучшая идея?

Турвель не ответил. Он жестом подозвал гвардейца и велел проводить дознавателя с мастером до Вдовьих покоев. Солерн, проклиная себя за тупость, мог лишь гадать, к кому в результате уплывет эта идея. Семья Турвелей была связана с кланом Монфрей – владыками севера Далары, но сам капитан в свое время пользовался расположением герцога де Суаз… Черт бы побрал их всех!

– Зря вы это сказали, – заметил Николетти. – Он не упустит случая нагадить регенту.

– Спасибо! А то я сам не догадался!

– Не переживайте. Увести королеву с принцем из-под носа герцога не так легко, как кажется. Он не зря сменил гвардейцев на своих солдат.

– Вы можете приказать Турвелю забыть об этом?

– Могу, но я уверен, что сия мысль посетила не только ваши головы, и герцоги с принцами уже прикидывают, как бы выхватить королеву с ребенком из рук регента. Благо, ее величество глупа, как пробка.

Солерн невольно задумался над тем, какой же ребенок получился у калеки Филиппа и Марии Ангелины, которая не отличалась выдающимся умом, а если говорить откровенно – на фоне Екатерины, супруги Генриха Льва, казалась просто слабоумной. Как будто король Амалы намерено сплавил Филиппу Несчастливому дочь, которую не жалко, а хороший товар приберег для более перспективных партий.

Около Вдовьих покоев никого не было: ими давно не пользовались, поскольку королева Екатерина умерла за два года до супруга, а перевести Марию Ангелину в апартаменты для вдовствующей королевы никто не позаботился. Гвардеец открыл дверь для камеристок, и Ги даже хотел спросить, откуда у него ключ, но не стал. Никто не собирался поддерживать в Эксветене нормальный порядок вещей.

Николетти стал с интересом рассматривать старые гобелены и темную резную мебель из Эстанты; Солерн присел на край подоконника и погрузился в невеселые размышления. А ведь еще не предъявили претензии на трон монархи, с которыми успели породниться Монбрианы! Но скоро Фердинанд, король Эстанты, припомнит, что Екатерина была его теткой по отцу…

Через полчаса, когда Ги вспомнил все родственные связи аристократов и монархов, появились гвардейцы – десять человек, как и обещал Турвель. Двое несли фонари. По знаку одного из гвардейцев, дознаватель и мастер направились в спальню королевы, где, замаскированная тяжелым буфетом, находилась дверь в тайный ход. Ги невольно подумал, не приложил ни дель Фьоре и к нему свою рук. Хотя вряд ли – раньше здесь находились покои епископа (еще когда Эксветен был епископской резиденцией), и ход проложили задолго до рождения ренольского архитектора.

– Надеюсь, – пробормотал Николетти, – об этой норе ваши революционеры не узнают. Иначе правление регента будет совсем уж коротким. Хотя у него и так не особо блестящие перспективы.

Солерн вздрогнул. Именно поэтому он и хотел отловить дикого мастера как можно скорее – даже если придется рискнуть собственной шкурой, пробираясь мимо окраин.

***

– Ну что же вы? – поддел дознавателя Николетти. – Давайте бодрее, бодрее!

Ги холодно отвернулся. Призывы к бодрости от человека, один вид которого вызывает мысли о самоубийстве, казались издевательством. Они плыли на двух лодках по Байе – укутанные в темные плащи, издалека они ничем не отличались от обычных лодочников. За исключением того, что с начала бунта ни один лодочник не выходил на реку – кроме труповозов.

Ги из-под края капюшона настороженно следил за берегами реки. Как только лодки выскользнули из тени Эксветена, он непроизвольно положил ладонь на рукоять пистолета. В центре Байя была одета в гранитные набережные, и сейчас там никого не было: слишком близко к дворцу и Площади Роз. Но вот они миновали здание Судейской палаты, гранит исчез, а на улицах появились редкие прохожие.

– К берегу, – тихо скомандовал капрал, и гребцы направили лодки под сень высокого левого берега.

– Нас все равно видно справа, – сказал Ги.

– Пусть ваш мастер об этом позаботится.

– Ах, – вздохнул Николетти, – как мило! Нам проще не привлекать к себе внимания. Гребите и делайте вид, что вы из народа.

Медленно они двигались вдоль жилых кварталов. Несколько раз Ги замечал, как приоткрывались ставни, и кто-то смотрел на их лодки. Чем дальше от Площади Роз, тем больше становилось людей на улицах, и многие провожали лодки взглядами. Обычно лодочники кишели на реке, как вши на собаке, но после того, как они перегородили ее цепями, передвижение по Байе почти прекратилось.

Когда они миновали кварталы ткачей, впереди показались цепи, преграждающие путь по реке на северо-запад. Одна огромная, тяжелая цепь, унизанная шипами, потянулась над рекой на уровне человеческого роста, другая почти касалась воды, третья – скрывалась под волнами. Капрал сделал знак гребцам увести лодки к опоре моста Сен-Роллен, где они укрылись от взглядов с правого берега.

– Что будем делать? – спросил Солерн у капрала. Тот откинул полу плаща и показал ему шкатулку. Николетти сощурился и сказал:

– Ваша ведьминская игрушка не сработает, пока я рядом. Что это такое, кстати? Надеюсь, ничего взрывчатого?

– Останетесь здесь, – сказал капрал. – Мы подойдем к цепи и откроем проход. Ваш мастер сможет отвести глаза прохожим?

– Сможет, сможет, – буркнул старик. – И какого черта я делаю это бесплатно…

Лодка с капралом тронулась к цепям, а Ги спросил:

– Разве вы с ведьмами не, гм… исключаете друг друга?

– Если бы у него в шкатулке была живая ведьма, то да. Но там только амулет, так что если отодвинуть его от меня ярдов на десять, то все должно работать как надо. Какого черта мы вообще потащились сюда ясным днем, а?

Насчет дня старик преувеличивал – погода была такой хмурой, что казалось, будто вот-вот наступит ночь. Но все же на реке они были как на ладони – и вскоре их заметили. Когда капрал подплыл на лодке к цепи и открыл шкатулку, кто-то на берегу заорал:

– Эй! Эй ты! Какого черта ты там торчишь?!

– Охраняют, – заметил мастер. – Бдят! – он поднялся, балансируя на покачивающейся в волнах лодке, и властно крикнул: – Идите прочь. Вы ничего не видели.

От внезапно раскрывшегося вокруг Николетти ореола дознаватель дернулся и отодвинулся так далеко, что едва не упал в воду. Гребцы и гвардейцы жалко съежились. Ги спрятал под плащом задрожавшие руки. Николетти, чуть подавшись вперед, проследил за тем, как несколько человек в плащах поспешно покидают берег.

– Ну как видите… – начал он, и с левого берега вдруг грохнул выстрел. Пуля выбила щербину в борте у ног старика. Солерн дернул его за руку вниз и, пригнув голову ренольца, рявкнул на гребцов:

– За опору моста, живо!

Очнувшись, те хаотично заработали веслами, так что лодка заплясала на волнах. Дознаватель зашарил взглядом по берегу, выискивая стрелка. Над Байей свистнула еще одна пуля, но, к счастью, лодка так дергалась, что никто не пострадал.

– Да отцепитесь же! – зашипел мастер. Ги отпустил его и плюхнулся на сиденье. – Не стрелять! – рявкнул Николетти. – А вы гребите, черт бы вас побрал!

Лица гребцов посерели. Люди, в сущности, против воли стали грести слаженно, и лодка наконец укрылась за широкой опорой Сен-Роллен. Мастер явно себя не сдерживал, и ореол вокруг него был так силен, что Ги скорчился и сжал голову руками. Рядом мелко трясся гвардеец.

– Прочь! – раскатился над рекой звучный хрипловатый голос старика. – Забудь о нас, забудь о них. Иди прочь, пока не упадешь от усталости!

Ги и сам бы бросился прочь, и бежал бы, пока ноги не отказали. Вокруг все посерело, и только мастер казался на сером фоне яркой фигурой, излучающей невыносимую, подавляющую силу.

– Они там закончили, – неожиданно спокойно произнес Николетти спустя, как показалось Солерну, несколько часов. Дознаватель с трудом поднял голову. Гребцы и гвардейцы даже не могли пошевелиться. Ореол вокруг старика поблек, и тяжесть, придавливающая Солерна к дну лодки, исчезла.

– Бравый капрал закончил с цепью, – повторил ренолец. – Путь свободен. Можно браться за весла и плыть дальше. Сколько еще фраз мне нужно подобрать, чтобы вы наконец очнулись и снова осознали окружающую действительность?

Ги обернулся. Лодка с капралом и его гвардейцами покачивалась около перерезанных цепей. Дознаватель сам взялся за весло и толкнул ногой одного из гребцов. Николетти сел, закутался в теплый плащ и прикрыл глаза с таким видом, словно сделал людям вокруг величайшее одолжение.

«Но ведь сделал, – подумал Ги, – нас бы перестреляли, как уток, если бы не…»

Даже думать об этом «не» было так тяжело, что Солерн предпочел сосредоточиться на гребле. Тем более, что выстрелы таки привлекли внимание других горожан, и на берегах Байи замелькали темные фигуры.

– Живей, – сказал Николетти. – если их соберется столько же, сколько во время представления регента народу, то даже я не смогу вам помочь.

Лодка проскользнула мимо разорванных цепей. Может, остатки ведьмовской магии уменьшили влияние ореола, но Ги стало легче дышать. Гвардейцы и гребцы встряхнулись; последние усиленно заработали веслами и вскоре догнали лодку с капралом. Тот посмотрел на старика так, словно сам хотел пустить ему пулю в голову, но не осмелился ничего сказать.

Они быстро двигались на северо-запад, оставляя позади разорванную цепь. Люди опять почти исчезли с улиц и берега, и до предместий, наверное, можно будет пройти спокойно. Солерн достал из кармана плаща небольшую подзорную трубу и направил ее на квартал Сен-Нерин, который им нужно было миновать, чтобы выбраться из города. Сейчас он казался тихим и спокойным, хотя прошлой ночью там до зари горели фонари и факелы.

«Может, они устали за ночь и сейчас отсыпаются», – подумал Ги со слабой надеждой. Сен-Нерин был кварталом, где жили бедняки – работники мануфактур, прачки и чернорабочие, точнее, те, кто перебивался любой работой ради нескольких грошей в неделю. Там и без бунтовщиков всегда было неспокойно.

– Куда вы смотрите? – спросил Николетти, и Солерн кратко обрисовал ему ситуацию. Старик недовольно нахмурился:

– А мы никак не можем обойти этот квартал?

– А смысл? – буркнул капрал. – Там сейчас везде. Чертов регент с его амальскими дармоедами!

– Пожалуй, вы рано волнуетесь, – сказал Николетти. – С такими умонастроениями вас примут там, как родных.

Капрал покосился на дознавателя и поправил пистолет за поясом. Проклятие! Нужно было взять с собой хотя бы пятерых агентов!

– Я служу королю, – вполголоса произнес Солерн. – Королю – и никому другому.

– Южане, – фыркнул капрал и убрал руку с оружия. – Нас как-то многовато в королевской армии, гвардии и на вашей службе, верно?

Ги пристально всмотрелся в его лицо. Оно было таким же смуглым и темноглазым, как и у дознавателя. Из-под капюшона на лоб падали несколько темных прядей, в черных усах поблескивала седина.

«Это что-то новенькое», – подумал Солерн. Неужели его худшие опасения начали сбываться так скоро? Ведь если за Тийонной снова начнут бродить идеи насчет возрождения южного королевства, то никто не поручится, какую сторону примут многочисленные бедные дворяне с Юга, которые составляют немалую часть армии Далары.

– Вы откуда? – вдруг спросил капрал на аминдольском; Солерн вздрогнул – он не слышал этого языка почти двадцать пять лет.

– Эс… Эскивели, – коротко ответил он, произнеся свою фамилию впервые за долгие годы. – С крайнего юга, предгорья Фиронны.

– Аржель, – сказал капрал. – Де Вийан.

Дознаватель кивнул, чувствуя все большую неловкость. Он почти забыл… с трудом подбирал слова и, кажется, говорил на родном языке с акцентом. Впрочем, капрал де Вийан не утратил своего благодушия, вызванного встречей с земляком. Он кивнул на набережную Сен-Нерин и сказал по-даларски:

– Я знаю обходной канал. Пахнет там не очень, туда сливают нечистоты, но мы сможем обойти опасный квартал.

– Давайте, – кивнул Солерн. – Запахи мы как-нибудь переживем.

– Говорите за себя, – буркнул Николетти. – Нам еще предстоит вернуться обратно!

Ги промолчал. Он предпочитал размышлять над проблемами по мере их появления, а не страдать из-за всего сразу.

Глава 6

В Анжеррасе их встретил замученный жизнью комендант. Он в глубокой печали выслушал последние новости о событиях в столице, тяжело вздохнул, словно собирался огласить свою последнюю волю, и спросил, зачем прибыли благородные господа.

– Нас интересует архив, – сказал Солерн, – ренольского архитектора Теодоро дель Фьоре.

– Архив? – вяло удивился комендант. – Сейчас, в такое-то время… на что он вам?

– Дело короны, – ответил Солерн. Начальник крепости явно хотел задать еще вопросы, но жизненных сил ему хватило только на второй тяжкий вздох. Пробормотав “Архив так архив”, он повел их в башню, окна которой выходили в сторону лесов и полей.

– Здесь, как говорят, архитектор провел последние годы, – сказал комендант, скрипя ключом в замке. – Тут хранится все, что после него осталось. Позвать смотрителя?

– Будьте добры, – сказал дознаватель, весьма удивленный тем, что у этого барахла есть еще и смотритель. За чем он тут смотрит, хотелось бы знать?

Едва переступив порог, Николетти с радостным возгласом бросился к стеллажам, набитым книгами, свитками и коробками, словно дорвался до несметных сокровищ. Ги осмотрелся. Комната была довольно велика, но всю ее обстановку составляли высокие, в потолок, стеллажи, пара лесенок и стол со креслом, стоящие около одного из окон. Архив дель Фьоре оказался довольно обширен и упорядочен, а не похож на груду пыльных клочков бумаги, как представлялось Солерну.

«А ведь если тут есть смотритель, – подумал Ги, – то он мог встретиться с диким мастером, а тот заставил его рассказать о тайных ходах, принести карту и забыть обо всем. Черт!»

За дверью послышались тяжелые шаркающие шаги, и в библиотеку вошел смотритель – глубокий старик, не меньше восьмидесяти лет с виду. Он еле брел, опираясь на руку молодого помощника. Николетти впился в них вспыхнувшим, как у филина, взглядом, и мимо дознавателя будто пронеслись тысячи иголок. Старец и юноша одновременно вздрогнули, юнец побледнел и съежился, смотритель поднял руку, закрывая лицо – но никто из них не был мастером, судя по разочарованию, которое отразилось на физиономии ренольца.

– Вы хотели меня видеть? – спросил старичок; его голос был тихим, как шорох пергамента. – Я Луи Дюфур, смотритель архива и библиотеки. Это мой помощник и племянник, Жан Дюфур.

– Солерн, Королевский дознаватель, – представился Ги. – Это мастер Николетти.

Дюфур опустился в кресло и с кротким любопытством посмотрел на них. Его помощник, все еще дрожа, занял место за спинкой, стараясь не встречаться взглядом с мастером и исподтишка разглядывая Солерна.

– Сколько вас здесь?

– Всего двое, – со смешком ответил смотритель. – А когда я умру, останется один.

Солерн краем глаза заметил, что Николетти опять припал к шкафам, восторженно и неразборчиво бормоча себе под нос на ренольском, и спросил:

– У кого, кроме вас, есть доступ к архиву?

– Ключ есть у коменданта – отозвался Дюфур. – Мессир дель Фьоре сменил все замки на те, что собрал сам. Без ключей нельзя проникнуть ни в одну комнату. Разве что разбить окно. А к чему ваши вопросы?

– Есть подозрение, что один из мятежников пробрался в архив и украл из него кое-какие бумаги.

– И вас, королевского дознавателя, волнует кража никому не интересных бумаг в такое-то время?

– Нам нужен тот, кто сумеет опознать вора, – сказал Солерн.

– Но здесь нечего красть. Этот архив бесценен – однако только для тех, кто понимает…

– Сто шестьдесят лет! – прошептал Николетти. – И такая поразительная сохранность!

Мастер вытащил с полки книгу, и Дюфур напряженно выпрямился в кресле:

– Мессир! Осторожнее! Это ценнейшие рукописи, подобных которым в мире нет!

– У вас бывают посетители? Кто-нибудь проявлял интерес к чертежам или другим бумагам?

Дюфур отрицательно покачал головой:

– Кто и зачем? К нам иногда заглядывает наш комендант, он любит читать, но не выносит отсюда книги. Милостью ее величества Екатерины, упокой ее Боже, мы не бедствуем, но посетители после ее кончины к нам не заходят.

– Разве тут совсем никого не бывает? Кто-то же должен хотя бы пыль вытирать.

– Я, – сказал Дюфр-младший. – Я сам все убираю и мою. И чиню по мелочи.

Солерн задумался. То ли они имеют дело с людьми, которым велено все забыть, то ли весь этот опасный вояж вообще не имеет никакого смысла. Николетти меж тем убрел куда-то в недра архива, и оттуда раздался его восторженный возглас:

– Какая прекрасная эскрита!

“Прекрасная что?” – озадачился Ги и пошел на звук. Служители архива встревоженно переглянулись. Старик Дюфур выкарабкался из кресла с помощью племянника и зашаркал следом.

Николетти обнаружился в эркере, где с восхищением созерцал нечто среднее между кофром, сундуком и комодом.

– Что это за штука? – недоумевающе спросил Солерн и обошел ее по кругу. – Для чего она? Она вообще открывается?

– Эскриты – это шкатулочки с множеством ящичков для безделушек, бумаг и духов. Ящички расположены со всех сторон вокруг одной или двух осей, поворачиваются и открываются нажатием на тайные пружинки, – Николетти нежно пробежал пальцами по гладкой полированной панели, – Это тоже эскрита, только очень большая. Изумительной тонкости работа!

Первое, что бросались в глаза дознавателю, помимо утонченной резьбы и перламутровой инкрустации – насколько новой выглядела эта вещь по сравнению с прочими стеллажами, шкафами и креслами.

– Вы недавно ее приобрели?

– О нет! – воскликнул Дюфур-старший. – Ее собрал еще сам Теодоро дель Фьоре. Взгляните, вот его печать.

– Мы скопили деньги за полгода, – добавил его племянник, – и заказали реставрацию в одной из лучших мастерских Байолы.

Сердце Солерна екнуло. Господи, неужели наконец-то?!

– В какой?

– Кажется, ее держит семья Рено. Принеси письма от главы мастерской, Жан, – попросил Дюфур и обеспокоенно уточнил: – Вы же не намерены забрать эту вещь у нас?

– Нет, но мне хотелось бы узнать, как вы ухитрились ее вывезти в город. Она же довольно большая и даже с виду очень тяжелая.

– Что вы! О вывозе эскриты и речи не было! Мы пригласили хозяина мастерской и его работников сюда, и они работали тут несколько месяцев.

«Боже!» – подумал Солерн. Неужто судьба вместо пинков решила преподнести ему подарок?!

– Вы помните, кто именно тут работал?

– Гммм, – Дюфур-старший нахмурился. – Память редко меня подводит, но я бы не стал сейчас на нее полагаться, тем более, что реставрация была завершена полгода назад. Однако, поскольку пройти в крепость без разрешения коменданта нельзя, то я составил список всех работников мастерской и передал ему. У нас осталась копия.

«Расцеловал бы!» – вздохнул Солерн. Если бы все, кого он допрашивал, вели такие списки!

– Вы можете передать нам список?

– Конечно. Я попрошу Жана снять для вас копию.

– Благодарю. Вам припоминаете что-то странное в поведении работников мастерской?

– Как будто нет. Мы, конечно, следили за ними, чтобы избежать малейшего вреда для эскриты и архива, но все обошлось. Они приезжали к шести-семи утра и трудились до ночи.

– И вы ни разу никого из них не застали за лазанием по стеллажам? Никто не задавал вам вопросов обо всех этих книгах и бумагах?

Смотритель покачал головой. Пока они разговаривали, Николетти огладил обеими руками золотистые панели эскриты, изучил резьбу, потрогал медальоны, на что-то нажал, и сбоку вдруг выщелкнулся широкий и низкий ящик. Мастер выдвинул его полностью и торжествующе заявил:

– Прошу, господа! Созданная самим Теодоро модель Байолы… и ее тайных ходов!

Старика от этой выходки чуть удар не хватил, а Ги, не веря своим глазам, уставился на столицу в миниатюре. Николетти подкрутил какой-то рычажок, и здания поднялись над плоскостью. Невероятно точная модель была собрана из крошечных костяных, деревянных и металлических деталей; сеть тайных ходов обозначали желобки из черного стекла.

– Боже мой, что вы делаете! – ужаснулся Дюфур. – Как вы посмели ее трогать?!

– Это надо перерисовать! Принесите бумагу и перья, живо!

– У нас уже есть несколько снятых с модели копий, и мы дадим вам одну, только ради Бога, не трогайте! Вы погубите этот шедевр, созданный руками самого дель Фьоре!

– Если эти работники торчали тут с утра до ночи, то у любого из них была возможность скопировать эту модель, хоть полностью, хоть частично, – сказал Ги. – Значит, он был одним из них!

– Не впадайте в излишний оптимизм, – хмыкнул Николетти. – И не делайте поспешных выводов. Вдруг этот гипотетический любопытный работник просто продал ему копию карты?

– А зачем гило… гипо… черт подери, что значит это слово?! Зачем этому работнику просто так тратить время на копирование карты с модели? Нет, он либо мастер, либо, по меньшей мере, один из мятежников.

– О чем вы говорите? – пролепетал Дюфур. – Боже мой, вы же не намерены конфисковать эскриту?!

– Нет, нам достаточно писем от хозяина мастерской, списка его работников и копии карты. Ваш архив и ваша эскрита в полной безопасности, – с улыбкой сказал Ги. – Благодарю вас за содействие делу короны, господа.

Когда Жан Дюфур принес им все бумаги, мастер Николетти с явной неохотой отлип от эскриты и обвел алчным взором шкафы и стеллажи, словно втайне надеялся вынести их содержимое в кармане. Ги, не дожидаясь старика, быстро сбежал по лестнице – его уже давно не сжигал такой охотничий азарт! Чертов дикий мастер все-таки оставил след, как все люди, и Солерну не терпелось как следует встряхнуть хозяина мастерской и наконец найти этого неуловимого невидимку.

***

Дознаватель и мастер выбрались из лодки у Моста Невинных, изрядно удивив де Вийона, который считал, что они захотят вернуться во дворец, однако все же выделил им сопровождение из четырех гвардейцев. У Ги не хватило бы терпения ждать следующего дня, когда допросить владельца мастерской можно было уже сегодня. К тому же неизвестно, что способен принести новый день в Байоле, которая все больше напоминала пороховую бочку. Когда они возвращались, на улицах Сен-Нерин уже снова бурлила толпа.

Солерн знал квартал, где располагалась мастерская краснодеревщиков – отца и сыновей Рено, к которым обратились Дюфуры для реставрации эскриты. Дознаватель быстро шел мимо темных домов с закрытыми ставнями. Николетти с недовольным видом следовал за ним по опустевшим улицам – он еще в лодке снова выразил весьма скептическое отношение к воодушевившим Солерна мыслям.

Уже начало смеркаться. Хорошо бы вернуться в Бернарден до ночи – четырех гвардейцев слишком мало, чтобы дать отпор народным толпам, если те снова решат побеседовать с регентом по душам. Хотя Байола пока хранила грозное молчание, а горожане не показывались на центральных улицах, Ги знал, что окраины не спят так же, как Сен-Нерин.

Двери и окна мастерской были заперты. Солерн велел гвардейцам ждать поодаль и постучался. Вчера вечером он послал к себе домой за обычной одеждой, без геральдических цветов и роз Монбрианов, и сейчас ничем не отличался от тысяч дворян, наводнивших столицу из-за траура по старому королю и в ожидании коронации нового. На стук долго никто не отзывался, но Ги трудился, не покладая рук, и наконец из-за двери глухо буркнули:

– Чего надо?

– Открывайте, – отозвался Солерн. – Есть заказ.

В двери медленно отворилось крошечное окошко. забранное решеткой. В нем показались темно-карие глаза под густыми черными бровями.

– Заказ? – подозрительно осведомился бровеносец, видимо – Мишель Рено, владелец мастерской. – Какой к черту заказ в такие-то времена?

– Мы хотим заказать шкатулки и сундуки для приданного моей дочери.

– Какие еще мы?

– Я и мой отец.

Николетти рядом нетерпеливо засопел, но пока вел себя прилично. Рено обшарил их долгим взглядом и буркнул:

– Расценки вдвое выросли. Времена на дворе не сахар.

– Ладно. Что поделаешь, – философски заметил Солерн, – времена временами, а хорошие женихи на дороге не валяются.

– Что верно, то верно, – согласился Рено. Заскрипели засовы, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтоб Ги и Николетти смогли по одному протиснуться в узкую щель.

– Народец ныне пошел очумелый, – изрек хозяин; двое его сыновей или помощников целились в визитеров из старых мушкетов, стоя на лестнице на второй этаж. – Всего можно ожидать.

– Вы Мишель Рено? – спросил Николетти.

– Он самый. Откуда вы о нас узнали?

– От моего друга, Луи Дюфура, смотрителя архива в Анжеррасе. Я хочу заказать у вас несколько шкатулок, в том числе эскриту по ренольской моде, в подарок внучке.

– Это можно, – сказал Рено. – Хотя мы сейчас работаем не так шустро.

– Отчего же?

– Так вот от этого, – мебельщик ткнул пальцем в закрытое окно. – Я тут только с сыновьями остался. Работники кто разбежался, кто попрятался. На улицу выходить страшно, каждый день то режут кого, то душат.

– А недавно виселицу устроили, – пробасил один из его сыновей. – Прям у моста.

– Кретины, что с них взять, – буркнул Рено-старший. – Бузят против регента, а проку? Этого удавят, другой на трон влезет, и что? Будто чего поменяется, тьфу.