Текст книги "Мост Невинных (СИ)"

Автор книги: Александра Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Ги достал кошелек, вытряхнул на ладонь монеты и пересчитал. Почти все свое жалование он отсылал домой – матери и семьям сестер, как единственный более или менее зарабатывающий мужчина в роду. Но с нынешними ценами он до первого числа будет питаться только хлебом, кашей на воде и молоком. А, нет, еще квартплата! Значит, только хлеб и каша. Либо брать мясо в долг – но цены так растут, что сегодня возьмешь на три суара, а через неделю отдашь десять…

Он покрутил монеты так и этак. Новенькие, еще не затерлись, с орлиным королевским профилем, хотя нынешнему королю до орла так же далеко, как самому Ги – до спокойного сна. Филипп IV Несчастливый, в народе метко прозванный Просранец, был просто фантастическим неудачником, причем с рождения. Удивительно, как он вообще дожил до своих тридцати четырех. Впрочем, этот подвиг дался ему только с помощью врачей и ведьм, которые поддерживали жизнь в чахлом королевском заморыше с первого вздоха. Но сейчас они исчерпали все доступные им методы, и скоро…

– Сводите баланс? – осведомился Николетти, появившись сзади так внезапно, что дознаватель подскочил и едва не растерял последние средства к существованию. – Дать вам в долг? У меня гуманный процент.

– Нет, – Ги торопливо сунул деньги в карман. Жадность ренольцев давно стала притчей во языцех. Николетти смерил его оценивающим взглядом.

– Вы выглядите уставшим. Для успешного создания защиты и тем более поиска мастера вам нужно хорошее самочувствие.

– Я хорошо себя чувствую, – сердито сказал Солерн. Мастер невинно улыбнулся, от чего холодок вдоль спины превратился в леденящий мороз.

– Вы хотите спать, – вкрадчиво изрек старый хрыч, и Ги рухнул в абсолютно непроглядную тьму.

***

Солерн открыл глаза и недоуменно уставился на темно-зеленый балдахин. У него над кроватью не было никакого… Дознаватель зашарил руками по постели, наткнулся на лежащие рядом камзол, шпагу, кобуры и несколько успокоился.

– Ну как? – осведомился печально знакомый голос. – Выспались?

Ги чувствовал себя не просто выспавшимся, но отлично отдохнувшим и зверски голодным. Однако дела не ждут!

– Уже все? – спросил он. Николетти, остановившись в ногах кровати, вопросительно поднял бровь. – Вы уже закончили с вашей защитой?

– Я даже не начинал. Вы спали.

– Но сколько часов… – взгляд Солерна достиг окна. За ним была совершенно непроглядная темень.

– Вы спали часов двенадцать или тринадцать, может, и больше.

– Что?! – взревел Солерн и выскочил из кровати, как ошпаренный. – И вы меня не разбудили?! Какого черта! Как вы посмели…

– Монархия за это время не рухнула, – безмятежно отвечал мастер. – Хотя пыталась. Королевская гвардия открыла огонь по толпе вокруг Бернардена и разогнала народ в Треси и Бон-Фаре. А, ну и повесили с десяток самых буйных.

– Черт подери! Меня же ищут!

– Нет, с чего бы? Я послал вашему начальнику записку, что вы у меня по делу неизвестного мастера.

Солерн яростно выругался. Чертов мастер! Оба мастера! Он схватил камзол.

– Куда собрались?

– Работать!

– А с виду вроде бы умный человек… Положите эти королевские тряпки! – рука Ги разжалась. – Неужели не понимаете, что вам череп проломят за один только цвет?

– В темноте не видно, – процедил Солерн, не желая признавать его правоту. Пурпурный кафтан с нашивкой в виде короны и королевского герба был сейчас не лучшим нарядом для прогулки.

– Ложитесь, – велел Николетти и присел на край кровати. Дознаватель покорно лег, хотя хотел бросится к окну. – Не вздумайте сопротивляться.

– Кто меня сюда уложил?

– Пара моих соседей. Не бойтесь, я приказал им забыть, – сухая теплая ладонь мастера легла на лоб Солерна. – Лежите смирно. Расслабьтесь. Это не больно.

"Это просто унизительно!" – негодующе подумал Ги, неспособный даже шевельнуться. Мастер прикрыл глаза; в ушах дознавателя слабо зашумело, словно он поднес к ним морские раковины. На миг перед ним вспыхнуло яркое видение: песок, шуршащие волны, барашки пены, спутанные клубки водорослей, бледное небо, прозрачное до самого горизонта… Картинка рассыпалась, стоило Солерну моргнуть.

Воздух вокруг дрожал от странной ряби, и Ги тщетно пытался сосредоточить взгляд так, чтоб отчетливо видеть окружающее. Контуры всех предметов расплывались, звуки тоже поплыли, а мастер, прижимая одну руку ко лбу дознавателя, поднял другую и медленно перебирал пальцами, как по струнам. По столбикам балдахина вдруг пополз виноград – темные и прозрачно-зеленые грозди в больших жестких листьях. И этот запах – запах виноградника, такой густой, тяжелый, что Ги задохнулся.

Из капельки огня над свечой вдруг выросла шпага и прошлась под ребром Солерна, оставив ноющее воспоминание о первой ране. Вдалеке послышался веселый смех Илёр, вокруг разлился травяной аромат, сменившийся резким запахом пороха и лошадиного пота, из картины на стене высунулось дуло пушки, превратилось в волчью морду, и тут мастер громко щелкнул пальцами.

Солерн дернулся. Все пропало, только Николетти склонялся над ним, пришпилив к подушке таким пронзительным взглядом, что у Ги в висках закололо. Мастер убрал горячую ладонь и сказал:

– Готово.

Солерн отполз от него подальше, ощупал голову, наткнулся ногой на шпагу и наконец пришел в себя. Его подташнивало, но это явно от голода. Никаких изменений Ги не обнаружил. Хотя чувство, что его поимели, было совершенно отчетливым и крайне неприятным.

– Мне не понять, зачем вы это делаете, – проворчал Николетти. – Это ведь даже не приносит вам удовольствия.

– Что?

– Служба. Если вы не считаете правым то, чем занимаетесь, почему вообще продолжаете?

– Потому что, – буркнул Солерн и стал застегивать кобуры.

– Вашей монархии конец, – сказал старик. – Вы пытаетесь склеить осколки, из которых уже не получится прежняя красивая ваза.

Дознаватель натянул камзол – пурпурный, с вышитыми серебром и золотом короной и парой роз слева на груди.

– Впрочем, пока вы мне платите, я готов потратить немного времени на эту бесполезную деятельность, – оживился Николетти, бросив взгляд на туго набитый кошелек на столе. – Вставайте. Нас ждет ужин. Уверены, что не хотите взять в долг? Я снижу процент!

– Нет, – процедил Ги. Общество мастера вконец ему опротивело, и он не хотел затягивать общение ни на одну лишнюю минуту.

***

"Слаб человек", – вздохнул Солерн, когда спустя час они катили в закрытом экипаже Николетти к Бернардену. Горячий сытный ужин почти примирил дознавателя с существованием мастеров. Ги уже давно не ел так много хорошего, сочного мяса, пышного хлеба и какой-то рисовой каши, тающей во рту, оставляя нежный сливочный привкус. А ореховый пирог! Про вино и говорить нечего…

Тем горше было возвращение к реальности. Она предстала перед Солерном в виде темной громады замка, превращенного в тюрьму. Мост был поднят, во рву плескалась вода, по которой прыгали блики от фонарей и факелов на стенах. Вокруг и внутри Бернардена несла стражу королевская гвардия. Карету Николетти остановил разъезд, и Солерн открыл дверь, чтобы представиться, но сержант узнал его первым.

– Едете на допрос? – спросил он, подняв фонарь. – Так поздно?

– Да. Что здесь было днем?

– Небольшой покос, – мрачно ответил гвардеец. – Скосили малость горячих голов.

– Долго все длилось?

– С полчаса. Но я бы не сказал, что мы закончили. Честно говоря, никто из наших не собирается спать сегодня. Народ стал дерзкий, на все способен.

Сержант повернулся к мосту и подал знак, подняв фонарь. Мост со скрежетом стал опускаться. Солерну подумалось, что если дела примут совсем плачевный оборот, то гвардия сможет укрыться в замке и некоторое время держать оборону.

У ворот их встретил д’Олльер, капитан тюремной стражи, и Солерн сразу понял, что тот вообще не ложился. С тревогой глядя то на мастера, то на дознавателя, капитан спросил о цели визита.

– Я должен допросить Жильберов с мастером Николетти, – сказал Ги. – Отца и сына. Приготовьте камеру для допроса.

Щека капитана дернулась.

– Н-но… мы не можем…

– Почему это? – резко спросил Солерн.

– Жан Жильбер, – Олльер запнулся. – Он… он умер утром.

Сердце Солерна похолодело. Какого черта?!

– Где тело? Куда вы его дели, черт побери? Как он вообще мог умереть?!

– Я не могу… мне приказано…

– К телу, – лаконично произнес Николетти. Щека капитана часто задергалась в тике; Олльер повернулся кругом и зашагал к мертвецкой, где складывали трупы перед отправкой на кладбище.

Мальчик еще лежал на столе, прикрытый простыней. Солерн сорвал ее и коротко выругался: кто-то воткнул в Жильбера-младшего нож не меньше двадцати раз. Несколько ударов пришлись в лицо – один глаз был выколот, щека распорота, часть носа срезана. Но все же Ги узнал его и повернулся к капитану, закипая от ярости:

– Как вы это допустили?

– Э… Ну я… Мы его таким нашли…

– Он двадцать раз пырнул себя ложкой от миски супа? У арестантов нет ни ножей, ни вилок, ни, мать их, стекол, чтобы разбить!

– Он таким и был! Мы зашли, он лежит! Чертов паскудный мятежник, и после того, как сдох, нет от него покоя!

– Кто приказал? – спросил дознаватель. Капитан стражи вздрогнул всем телом и ничего не сказал, хотя очевидно, что кто-то должен был отдать приказ умертвить юношу по какой-то, черт побери, причине! Терпение Ги лопнуло. Он сгреб Олльера за грудки и прошипел:

– Видишь этого старика? Знаешь, кто он?

Капитан судорожно закивал.

– Ну так отвечай, пока по-другому не спросили!

– Начальник тюрьмы! – взвыл Олльер, тщетно пытаясь вырваться, аж камзол трещал. – Пришел, велел избавиться от щенка…

– Почему?

– Откуда мне знать, почему! Приказал и все! Мы выполняем, а не задаем вопросы!

– Где он?

– Уехал! Еще до полудня! Я его с тех пор не видел!

– Боже, – прошипел Солерн и отшвырнул Олльера в угол. – Вызовите в допросную Луи Жильбера. Живо!

– Интересно, – прошептал Николетти; капитан, услышав его голос, зигзагом шарахнулся к двери. – Зачем убивать того, кого и так вот-вот повесят?

– Мертвеца не допросишь, – процедил Солерн.

Старый ренолец провел пальцем вдоль тела – на руках мальчишки темнели синяки от чьих-то ладоней.

– Верно. Насчет бунтовщиков вы из него все вытащили, но о чем вы еще не успели его спросить?

Ги нахмурился.

– Кто не хотел бы, чтоб о нем узнали? – вкрадчиво продолжал Николетти. – Кто может войти куда угодно и приказать что угодно даже начальнику тюрьмы?

Дознаватель похолодел. Нет, это предположение Николетти – явный бред, не стал бы мастер бунтовщиков лезть сюда… Но сам факт! Ги до этого как-то не задумывался о том, что неизвестный мастер может приказать что угодно и ему тоже. А он потом даже не вспомнит…

– Мне кажется, вы неправы, – сказал Ги. – Даже у мастера не хватит наглости зайти в самую охраняемую тюрьму королевства. Тем более, что Луи Жильбер жив. Если бы мастер проник сюда, то приказал бы избавиться от всех бунтовщиков, которых мы повязали. Или хотя бы от обоих Жильберов.

Николетти нахмурился, разглядывая тело мальчика. Жан Жильбер явно боролся за свою жизнь изо всех сил.

– Не знаю, – наконец произнес старик. – Наверное, даже начальник тюрьмы не может приказать перерезать столько заключенных. Впрочем, вы вполне можете спросить Луи Жильбера.

– Это не мастер, – сказал Солерн; наверняка приказ пришел сверху, от Фонтанжа, будь он проклят, или еще от кого. Но зачем? В чем смысл этого действия, если Жильберов завтра повесят? Что такого мог знать щенок семнадцати лет, чтобы ТАК поспешить?!

– Заключенный в допросной, – сообщили из-за двери. Солерн вышел, и стражник на всякий случай попятился как можно дальше от двери, пропуская Николетти.

Луи Жильбер сидел за столом, уронив голову на скованные руки. Ги сразу понял, что он знает. Дознаватель опустился на стул напротив, придержав шпагу, но она все равно стукнула об ножки, и Луи Жильбер поднял голову.

– Вы его убили, – глухо пробормотал он. – Вы убили моего мальчика.

Он недавно плакал – глаза покраснели и опухли, ресницы слиплись. Лицо Жильбера было серым и осунувшимся, глубокие морщины у носа и рта терялись в бородке, черные с проседью волосы вокруг лысины всклокочены.

– Нет, – ответил Солерн. – Мне жаль.

– С чего бы?

– Мы не убивали…

– Зачем? – перебил его Жильбер. – Вы все равно приговорили его к смерти, так почему… Я уже сказал вам все, вам и вашему выродку, – он ткнул пальцем в Николетти и вдруг сипло крикнул: – Зачем вы убили моего мальчика?! Зачем?!

Солерн опустил глаза.

– И вам не жаль, не лгите, – прошептал Луи и снова закрыл лицо руками. Наступила тишина. Ги молчал, чувствуя себя не столько королевским дознавателем, сколько редкой сволочью.

– Мастер, – вдруг сказал Николетти. Жильбер опустил руки и недобро взглянул на него.

– Я знаю, кто вы.

– Речь не об этом. Меня интересует мастер, который работает на вас.

– Много же от него оказалось пользы, – буркнул бунтовщик. – Вся эта защита – как пердеж в лужу.

– Смотря какой мастер, – хмыкнул Николетти. – Вы купили то, на что хватило денег. Кто он и где вы его нашли? Как он вообще согласился на вас работать, если… – старик вдруг замолчал и нахмурил брови. Луи Жильбер перевел взгляд с него на Солерна и издевательски улыбнулся:

– Но я не знаю.

– Как так? – не понял дознаватель. – Вы что же, никогда не разговаривали?

– Нет. Я не знаю ни его имени, ни лица, и даже если ваш мастер прикажет мне отвечать, ничего не смогу вспомнить.

– Но почему? – воскликнул Ги, неприятно удивленной такой смекалкой неизвестного мастера. – И как он тогда собирался работать на вас, не показываясь вам на глаза?

Улыбка Жильбера погасла.

– Он выбрал одного из нас, и этого человека вы убили.

– А что собирался делать ваш сын в случае, если бы его схватили? – спросил Солерн. Луи угрюмо промолчал. Впрочем, и так было ясно, что они полагались на защиту, которую создал вокруг мальчишки мастер. Солерн встал. Глядя на Жильбера сверху вниз, он вдруг ощутил глубокий и сильный укол сочувствия. Никто, даже приговоренный к смерти, не должен терять детей вот так.

– Даю вам слово, – сказал дознаватель, – что найду того, кто приказал убить вашего сына.

Жильбер поднялся, тяжело опираясь на столешницу. Его глаза вспыхнули от непримиримой, жгучей ненависти, и он плюнул Солерну в лицо.

– Кажется, он вам не поверил, – меланхолично заметил Николетти, пока Жильбера уводили из допросной, а Ги утирался платком. – Может, считает, что мастер разделяет их взгляды и борется за идею. А зря. Мы, мастера, корыстные ублюдки все до единого и уважаем исключительно идею своевременной оплаты.

– И личной безопасности, – кисло добавил Солерн. – Если вы правы, то этот тип действовал на редкость нагло и решительно.

– Если?

Солерн не ответил. Еще оставалась вероятность, что приказ об убийстве поступил сверху, а потому он направился на третий этаж, в кабинет начальника тюрьмы Русенара. Хотя приказ, скорее всего, был устным, но небольшой обыск никогда не помешает.

В кабинете Русенара ничто не указывало на поспешный сбор вещей и паническое бегство. Но куда мог уехать начальник главной королевской тюрьмы – вот так без предупреждения, накануне скорой смерти короля, в разгар уличных беспорядков, грозящих перейти в бунт?

– Мастер мог приказать ему уехать прочь сразу после убийства? – неохотно спросил Солерн: идея Николетти ему все еще не нравилась.

– Мог.

– Сколько времени длится влияние приказа?

– Зависит от силы мастера. Если оценивать ее по той защите, которую он сделал для Жильбера, я бы сказал, что начальник будет безостановочно ехать около полусуток. Потом, конечно, опомнится и вернется.

– А если мастер приказал ему отъехать подальше и утопиться?

– И такое возможно, – равнодушно отозвался Николетти. Солерн подошел к столу, мельком взглянул в окно и с удивлением увидел опускающийся мост. Едва он лег на край рва, как к воротам галопом помчался всадник.

– Начальник тюрьмы? – пробормотал Ги и вышел из кабинета, чтобы скорей встретить невольного беглеца.

Но надежды Солерна не оправдались: спустившись во внутренний двор, он столкнулся нос к носу с Греналем. Вид у него был довольно дикий.

– Я вас везде ищу! – выпалил Греналь и вцепился в локоть старшего дознавателя. – Где вас черти носят?!

– Что случилось?

– Как – что?! Король умер!

Глава 2

Тело короля под одеялом скорее напоминало тело костлявого подростка, а не взрослого мужчины. Врачи и ведьмы стояли в ногах роскошного ложа и подписывали акт о смерти венценосного и совершенно безнадежного пациента. Герцог фон Тешен, будущий регент, нетерпеливо наблюдал за переходом бумаги и пера из рук в руки. Высокий, красивый, светловолосый мужчина сорока трех лет с орлиным профилем и голубыми глазами куда больше напоминал короля, нежели несчастное отродье Генриха Льва.

Граф де Фонтанж склонил голову набок. Не знай он Филиппа Несчастливого, то сказал бы, что монарху помогли покинуть этот свет. Слишком лакомый кус стоял на кону – по мирному договору, заключенному с Амалой, король потерял почти все, на что наложили руку его отец, дед и прадед, и вынужден был не только жениться на амальской принцессе, но согласиться с тем, что регентом при наследнике будет ее дядя – Август фон Тешен. Сравнивая тощее тело на кровати и статного регента, граф задавался вопросом, не помог ли он племяннице с зачатием наследника?

После смерти короля следовали определенные, прописанные в протоколе двора действия, но сейчас никто ничего не делал. Потому что улицы даларских городов готовы были превратиться в кипящий котел, и некому было говорить традиционную траурную формулу – едва ли трехмесячный младенец может ее повторить. А регентом вот-вот, с минуты на минуту, станет иностранец, завоеватель, герцог фон Тешен, брат короля Амалы. Такого позора Далара не знала уже триста лет.

"Просто поразительно", – думал Фонтанж. Короля как будто окутывало облако несчастий и невезения: все его родственники, которые могли бы занять место регента, либо умерли, либо находились в таком возрасте и состоянии, что сами нуждались в сиделках. А герцог и вдовствующая королева были самыми ненавистными людьми в стране за сто лет.

– Как долго мы сможем это скрывать? – спросил граф у старшей ведьмы обители в Ре.

– Скрывать? – отозвалась Лотрейн. – Каким это образом?

– Что значит – скрывать? – резко вмешался герцог фон Тешен. – С какой стати? Король умер, и следует объявить о наследнике!

– В сложившейся ситуации это не вполне целесообразно.

– Что?!

– В городе зреет бунт, ваше высочество, – кротко отвечал Фонтанж. – Недовольные, узнав о кончине монарха…

– Бунт? Так прекратите его, черт побери! Для чего вас держат на королевской службе?

– Для обеспечения безопасности короны и короля. И сейчас я, как тот, кто ответственен за эту безопасность, говорю: пока вас, ее величество и ребенка не вывезут из столицы, объявлять о смерти Филиппа неразумно.

– Бесполезные, трусливые ничтожества, – фыркнул фон Тешен. – У нас есть армия и, в конце концов, гвардия. Пушки, порох и картечь. Этого достаточно для вашего спокойствия?

Фонтанж задумчиво на него посмотрел. Вряд ли герцог – дурак. Он, в конце концов, разбил их армию при Шандоре. Скорее, просто устал ждать, когда же подрезанный три года назад плод упадет ему в руки.

"А почему бы не предоставить событиям идти своим чередом? Если во время бунта черни, что-то случиться… что-нибудь фатальное… со всеми тремя, то никто не понесет ответственности".

– Но все же я прошу ваше высочество немного подождать…

– Пока труп не начнет вонять?

В этом герцог был прав. Утаить смерть короля дольше, чем на сутки, все равно не получится.

– Мы объявим о кончине его величества завтра вечером, – сказал Фонтанж. – С вашего позволения, мне нужно дать несколько распоряжений.

Герцог фон Тешен кивнул. Начальник Секрета Короля жестом попросил Лотрейн следовать за ним. В кабинете короля он написал короткую записку и вручил ее дежурному пажу.

– Отнесите это старшему королевскому дознавателю. Пусть явится во дворец немедленно.

– Что вам нужно? – спросила ведьма, когда юноша их оставил.

– Вы проверили, действительно ли юный принц Карл является сыном короля?

Ведьма неприятно улыбнулась. Глаза у нее были темными, взгляд – диким, как у рыси, и казался несколько безумным. Лотрейн возглавляла обитель в Ре уже двадцать лет, и это явно сказалось на ее характере.

– Конечно. Это обязательная процедура для всех королевских детей.

– Гм… что же показала ваша проверка?

– Что он сын Филиппа. Впрочем, у меня есть список зелий, которые мы прописывали королю, чтобы он наконец стал отцом. Мы ведем тщательный учет.

– Значит, вы уверены, что принц Карл – настоящий Монбриан?

Лотрейн склонила голову набок, как ворона. Настоящая старая ведьма: узкое лицо с острыми скулами, носом и подбородком, длинными черные волосы с седыми прядями. Худая и высокая, в черном с головы до ног, она смотрела на Фонтанжа сверху вниз в прямом смысле слова.

– А вы не уверены?

– Вам придется предъявить министрам и дворянам эдициум о родстве, – сказал Фонтанж. – И если он вызовет, гмммм, сомнения…

– С чего вы-то волнуетесь так далеко заранее? Младенец будет королем, даже если амальская коза родила его от дворника. Не стройте иллюзий.

"Фон Тешен своего не упустит", – подумал Фонтанж. Даже если ведьмы подкуплены, а эдициум – подделка, герцог не так глуп, чтобы оставить свидетелей. Хотя Фонтанж был не слишком высокого мнения об уме королевы, и если аккуратно расспросить эту милую дурочку… Но как это устроить? Фон Тешен охранял королеву, как коршун.

– Народ близок даже не к бунту, а к восстанию. Слухи о том, что принц – сын герцога, вызывают брожение умов, и доказательства королевского происхождения должны быть неоспоримы.

– Да им все равно никто не поверит, – Лотрейн в упор уставилась на графа. Ему стало настолько не по себе, что он отступил. – Вам не заткнуть все дыры в этой лодке. Филипп потерял все, чего добились его предки, довел страну до голода и разорения, в северных провинциях хозяйничают амальцы, как дома – а вы думаете, что какая-то бумажка все изменит?

Фонтанж отвел взгляд и посмотрел в окно. В темном городе то и дело вспыхивали огни, но бунт охватил не только Байолу. Эта чума расползалась по все Даларе – особенно на севере и в крупных городах. Чернь совсем лишилась страха Божьего – поэтому для нее эдициум действительно ничего не значил. Но зато он значил очень многое для других…

Фонтанж погладил эфес шпаги. Народные волнения похожи на водоворот, который поднимает со дна тучи ила, и в этой мути ничего не разглядеть. Кто знает, сколько людей, даже самого высокого звания, бесследно исчезнут в столь мутных водах?

– У вас не хватит мастеров, чтобы заставить народ заткнуться, – сказала ведьма. – Или вы надеетесь всех примирить, помахав заключением о том, что у короля единственный раз в жизни встал член, и он осилил его засовывание в амальскую девку?

– А? Нет-нет, что вы, – пробормотал Фонтанж, погруженный в свои мысли. Если бунт утихнет, то на престол взойдет принц, наполовину (а то и целиком) амалец. Но если, представим на минутку, появится возможность усадить на трон настоящего, чистокровного даларца высокого рода и достойного происхождения… О, если бы!

– Все династии вырождаются, – сказала Лотрейн. – И ваша – не исключение. Время Монбрианов ушло.

– Но вы же сами сказали, что король все-таки смог…

– Младенца даже ребенок сможет задушить одной рукой. А когда это адское варево, – Лотрейн кивнула на окно, – выплеснется на улицы, то его попросту утопят в ближайшем сортире.

– Это пророчество?

– Если хотите, – усмехнулась ведьма, – я занесу его в свитки.

– И все же, будьте добры, пришлите мне ваш экземпляр эдициума. Кстати, сколько их всего?

– Три. Один хранится у нас, другой в Королевской Геральдической палате, а третий мы отослали герцогу фон Тешену.

Если о кончине короля объявить завтра, то в течение двух-трех дней эдициум нужно предъявить двору, послам и знати. Но если после этого мутный водоворот сметет фон Тешена, его племянницу-королеву и принца, то настанет время выложить другие карты на стол. Преимущество будет за тем, кто успеет спрятать их в рукаве. Фонтанж тихо хмыкнул.

***

– Отмучился, бедный неудачник, – пробормотал Греналь и перекрестился. – Надеюсь, ему там будет лучше, чем нам здесь.

– Уж конечно, – буркнул Солерн. Мастер Николетти, скрестив руки на груди, сверлил ведьм негодующим взором. Ведьмы тоже его присутствию не радовались – Илёр чуть не зашипела, когда его увидела.

Ги прошелся по приемной перед покоями короля. Шаги гулко отдавались в просторной, пустой комнате. У дверей в королевский кабинет несли караул амальские солдаты. Ведьмы сбились в стаю в одном углу, доктора – в другом. В третьем напряженно застыли несколько агентов из Секрета Короля и Анри де Турвель, капитан королевской гвардии с парой офицеров.

У короля не осталось братьев, которые могли бы ждать у дверей момента смерти; не было близких родичей, которые готовы были бы вступить в схватку за регентство; не нашлось соратников или друзей, которых его смерть опечалила бы и заставила беспокоиться о наследии Филиппа. Потому что наследия у него тоже не было. Сын Генриха III Льва и внук Генриха II оставил после себя только счета для врачей и младенца, о происхождении которого Ги думал всю дорогу до дворца.

"В конце концов, это неважно, – решил дознаватель. – Для даларцев он всегда будет амальским отродьем".

Разумнее всего – вывезти королеву, принца и регента в какой-нибудь укрепленный замок, затем окружить Эксветен войсками и объявить о кончине монарха. Солерн был уверен, что за тем их всех и позвали.

Заметив, что Турвель пристально смотрит на него, дознаватель подошел к капитану, и они обменялись приветствиями. Солерн всегда старался сохранять вежливо-уважительные отношения с гвардией, в отличие от своего предшественника, хотя особо теплыми они так и не стали.

– Когда? – спросил Турвель.

– Не знаю. Думаю, он умер несколько часов назад.

Капитан нетерпеливо нахмурился:

– Я не о том! Когда, как вы думаете, мы вывезем из города королеву и принца?

– Сегодня. Смерть короля не утаить, и этой ночью – единственный относительно благоприятный момент.

– Согласен. Я приготовил несколько отрядов гвардейцев, один пойдет в сопровождение…

Солерн покачал головой.

– Отряд вооруженных людей вокруг закрытой кареты? Сейчас? Это как дразнить куском мяса голодных псов.

Турвель посмотрел в окно, где в темноте фонари казались волнами прилива в черном море.

– Тогда что вы предлагаете?

Греналь расстелил на широком подоконнике карту Байолы и окрестностей.

– Опасный участок только здесь, вокруг дворца, – капитан обвел пальцем центр столицы. – Дальше проще.

– Прошу извинить, монсеньор, – вежливо сказал Греналь, – но в предместьях ни черта не проще. Вы же слышали, что там было сегодня.

Офицеры согласно зашептались.

– Все зависит от того, в какой замок они направятся, – добавил Ги. – Но я бы предложил уходить по реке в сторону Анжерраса.

– На лодках? Ночью? Гм… – капитан задумался. – Затея опасная, к тому же придется организовать встречу с эскортом…

– Но зато мы сможем, не привлекая внимания, выбраться из города. Я же не имею в виду раззолоченные королевские ладьи. Минимум сопровождающих, три-четыре лодки, не больше.

Турвель не успел ответить – двери королевского кабинета распахнулись, и в приемную ступил граф де Фонтанж в сопровождении Лотрейн, возглавлявшей обитель ведьм Ре.

– Господа, – негромко объявил глава Секрета Короля, – и дамы. Вы уже знаете, что произошло сегодня. Это прискорбное, но ожидаемое событие вынуждает нас действовать.

Солерн взял карту, готовый огласить план этих самых действий, и переглянулся с Турвелем.

– Двору и городу об этом будет объявлено завтра вечером, поскольку долго скрывать печальное известие нет никакой возможности.

– Мы готовы вывезти королеву и наследника этой же ночью, монсеньор, – сказал Турвель. – Все подготовлено для…

– Вывезти? – оборвал его Фонтанж. – С какой стати вы решили, что их нужно куда-то везти?

Капитан ошарашенно заморгал.

– Но… ведь город же… Рад безопасности ее и его величества…

– Байола близка к восстанию как никогда, – произнес Солерн. – Нельзя оставлять их в городе.

– Что можно, а что нельзя – решать не вам. Итак, капитан де Турвель, ваша гвардия должна покинуть улицы и сосредоточиться на охране Эксветена. Вас сменят солдаты рот его высочества регента.

– Что?! – вскричал Турвель; офицеры бурно зашептались. – Но если народ увидит мундиры амальских цветов – он просто взбесится!

– А вы, Солерн, должны обеспечить тишину и спокойствие вокруг места казни. Луи Жильбера повесят у Моста Невинных завтра, после объявления королем Карла Третьего.

– Но монсеньор! – воскликнул Ги, едва поверив своим ушам. – Это же неразумно! Зачем в один день…

– Вы забываетесь, Солерн, – холодно изрек Фонтанж. – Кто вам позволил высказывать мнение по вопросам, в отношении которых вы должны молчать и делать, что велено?

К лицу Ги прилила краска. Какого черта?! С какой стати этот спесивый ублюдок позволяет себе подобный тон и слова?! Кровь Солернов ничуть не хуже крови северных графов!

– Вы отправитесь в обитель Ре с этими дамами, возьмете там некий документ и привезете мне. Все детали в этой записке, – Фонтанж протянул дознавателю сложенный листок бумаги с гербом короля. Дознаватель смерил графа холодным взглядом и сунул записку в карман. Чертовы северяне – никогда не изменятся! Всегда будут считать тех, кто родился южнее Тийонны, своими холопами!

– Мастер Николетти, – продолжил Фонтанж, – мы желаем, чтоб вы обеспечили спокойствие народа, когда будет объявлено о кончине.

– Нет, – ответил старик. Граф слабо вздрогнул от неожиданности:

– В каком это смысле – нет?

– Я не смогу превратить в покорное стадо население целого города.

– Но разве вы не самый лучший мастер из всех?

– Даже у меня есть предел возможностей, – ехидно сказал Николетти. – Вам понадобится два десятка таких, как я, чтобы усмирить ваш город.

К удивлению Солерна, Фонтанж не расстроился. Он поразмыслил и спросил:

– А что вы можете сделать?

– Если благодарные подданные начнут швырять в вас камни, то я сделаю так, чтоб они промахнулись.

Лотрейн фыркнула от смеха. Ги вдруг с удивлением понял, что не чувствует ореола принуждения, которое обычно распространял вокруг мастер, будучи не в духе.

– Но ваши ведьмы должны держаться от меня подальше.

– Почему?

– Потому что мы взаимно нейтрализуем друг друга, – сказала Лотрейн. – Он не может никого принуждать в нашем присутствии.

Мастер кисло улыбнулся.

– Что ж, на этом и остановимся, – подытожил Фонтанж. – До завтра, дамы и господа.

– Погодите, – сказал Солерн. – Дело, по которому я и синьор Николетти…

Граф скрылся в королевских покоях. Турвель схватил дознавателя за локоть и прошипел: