Текст книги "Склонность к дождю (СИ)"
Автор книги: Александра Ростова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Глава 3
На канале Грибоедова
– На канале Грибоедова ваш отель!
Встречающий Марка убрал паспорт.
– Отлично, – улыбнулся Марк. – Надеюсь на плодотворное сотрудничество, Андрей!
Это был помощник Марка. Его предоставило адвокатское бюро, с которым предстояло сотрудничество. Бюро принадлежало другу шефа. Конечно, сей факт немного напрягал – коситься на него будут, ведь не их попросили о защите… Но шеф только адвокату Кушманцеву мог доверить: необходимо было вытянуть сына шефа из большой проблемы.
Но это всё завтра…
Хотя вряд ли завтра. Сегодня, но чуть позже!
Сейчас же он мог грезить лишь о Софье. Вспоминать и удивляться самому себе. Да, никогда бы Марк не подумал… Но вот случилось! И случилось молниеносно. Но мало того – почувствовал трепет…
Отвлёкся Марк от манящих его мыслей, когда увидел мост с фигурами лошадей и людей.
– Аничков мост?
– Да, – ответил Андрей. – А вон слева – Аничков дворец!
Зрелище за окном автомобиля впечатляло – было ощущение, что двигаются они по огромному музею. И музей этот назывался «Прекрасный город».
С Невского проспекта свернули на улицу с трамвайными путями.
– Это Садовая улица, – пояснил Андрей. – Ещё пара поворотов и будем на месте.
– Здорово у вас!.. – улыбнулся Марк.
Он и не заметил, как предубеждения растворились в солнечных лучах – обещанный всеми знакомыми хмурый Питер встретил Марка ярким днём.
Притормозил Андрей напротив скромной двери.
– Вот ваш отель.
– Благодарю, – кивнул Марк. – Давайте встретимся через пару часов, вы мне передадите материалы, ну и пообщаемся!
– Как скажете, – улыбнулся Андрей
Они обменялись рукопожатием, и вскоре Марк скрылся за дверьми отеля.
…Номер Марку понравился. Без безвкусных изысков, которые он презирал, всё стильно и удобно. Двухкомнатный, чтобы спокойно заниматься работой и, как сказал однажды Марк, не смешивать стили. Здесь было всё, что ему могло понадобиться.
Отправившись в душ, Марк позволил себе подумать о Софье. Мысли о ней обволакивали сердце сладкой истомой – он не думал о чём-то конкретном, просто вереница отрывочных воспоминаний вилась возле него. И на душе становилось всё теплее. Марк был покорён – глаза, руки, улыбка, пальчики, её изящный платочек с красивой вышивкой, выражение лица, когда она смотрела фильм, беззвучные слёзы, стекавшие по лицу. А когда они вместе пошли на выход! Так оказалось приятно, что Софья была рядом!
– А вот от поездки на машине отказалась… Кто сейчас от комфорта отказывается? Единицы.
Главное – обещала позвонить!
Марк вылез из душевой кабинки и подошёл к зеркалу.
– Так… – Марк следил за своей лёгкой небритостью. И сейчас, внимательно посмотрев и проведя рукой по подбородку, решил, что займётся этим завтра.
Он подмигнул своему зеркальному отражению. Улыбнулся. Марк себе нравился. Всего у него было в меру. Единственное, что поскрёбывало на душе, так это воспоминания о той…
– Ты маленького роста! – бросила ему та, что удрала от него недавно.
– Метр восемьдесят пять – это мало? – поинтересовался тогда Марк.
Она фыркнула. И умчалась в Питер. А Марк думал, что же в нём не так. Но, действительно, не в росте же дело. Он поедом себя ел, разбирая полёт. Вымотался от своих дотошных мыслей. Рассуждал, переосмысливал всё их сосуществование.
– Но секс-то был хороший! – крикнул он сам себе накануне отъезда в Петербург. И тогда его будто вспышка огня озарила. – Секс… А секс – это не любовь! Секс – это дело техники…
И с техникой всё было в порядке. С чувствами была проблема. Главного между ними не было.
– Софья… – Марк снова улыбнулся своему питерскому отражению.
Но вдруг встрепенулся и выбежал из ванной комнаты. Схватил телефон, лежащий на столе, – нет, никаких звонков. Телефон выскользнул из его руки и стукнул по столу.
– Нет, конечно, надо было попросить у неё номер телефона… – но Марк не осмелился. Он хохотнул: – Марк Анатольевич Кушманцев, адвокат по уголовным делам, не осмелился!
Он подошёл к окну. За тонкой тюлевой занавеской проглядывал канал Грибоедова. Поблёскивала вода, по обеим сторонам проезжали автомобили.
– Хорошо здесь! – выдохнул Марк. – Софья… Только ты позвони!..
* * *
Нина Даниловна открыла дверь квартиры и пропустила Софью вперёд.
– Пирог с курой? – изумилась Софья, услышав незабываемый аромат из детства.
– Да, – улыбнулась Нина Даниловна. – Знаешь, будто я знала, что ты приедешь, только не понимала этого!
Софья кивнула. Она и сама приехала в Петербург, потому что в жизни её случилась череда событий, подтолкнувшая к этому.
– Только жаль, что я так долго собиралась, – голос Софьи дрогнул.
– Знаешь, ведь всему своё время.
Нина Даниловна обняла племянницу, а Софья уткнулась ей в шею и расплакалась.
…Нина Даниловна не сразу поняла, что ни её открыток, ни писем племянница не получает. Не сразу потому, что каким-то образом Софья рассказывала в своих посланиях именно о том, чем тётя интересовалась.
Но вот когда от Софьи стали приходить совершенно отстранённые послания… А потом только поздравительные открытки с небольшими приписками, содержащими скудную информацию о её жизни, и даже без обратного адреса, Нина Даниловна и поняла – не доходят до племянницы её письма.
Ну что же… Бороться с женщиной, которая привыкла править балом, бесполезно. Только хуже Софье сделаешь. Но вот почему сама не перестала писать в Москву? На этот вопрос у неё было два ответа, один из которых пугал Нину Даниловну, поскольку показывал её слабость. Слабость, в которой она не хотела признаваться даже самой себе. Но и избавиться от неё была не в силах.
Но сейчас мысли эти посторонились – Софья приехала! И надо наслаждаться долгожданным счастьем, а о своих проблемах подумать ещё успеется.
Пока Нина Даниловна накрывала на стол, Софья приняла душ и выглядела теперь воплощённой свежестью. От утренних слёз и тревог не осталась и следа: сначала этот удивительный попутчик – Марк – буквально выдернул её из трясины отчаяния, после – встреча с тётей! Последние капли горечи выплеснулись со слезами… А недавний бодрящий душ послужил освежающим макияжем.
Софья стояла на пороге кухни и улыбалась: тётя Нина не изменила своим привычкам! Стол был сервирован очаровательно, с изысканными деталями.
– Тёть Нин, а помнишь, когда мы у тебя на работе пили чай, все просто пили, а ты салфетку большую на стол стелила! Да тем более самодельную, с вышивкой и мережкой!
Нина Даниловна взгляда от Софьи не могла отвести, и глаза её сияли счастливым светом!
– Тогда на работе все умилялись на тебя – впервые видели такого покладистого и усидчивого ребёнка. Ты то читала, то вышивала, то просто сидела, думая о чём-то…
– А ты меня вышиванием капитально заразила!
– Ты не бросила этого?
Софья озорно улыбнулась. За захлестнувшими их эмоциями, тётя Нина не заметила её сумку.
– Вот это да! – ахнула Нина Даниловна.
Софья, абсолютно довольная, демонстрировала ей свою работу. Вот теперь её оценили по достоинству! И пока тётя Нина рассматривала сумку, Софья вспомнила заинтересованный взгляд Марка, он ведь тоже не обошёл сумку вниманием!
– Тёть Нин, ты мне подарила спасательный круг! В этой жизни вышивание так выручает! А ещё… мысли о тебе!
У Нины Даниловны опять на глаза слёзы навернулись.
– Давай, лапонька моя, покушаем, а потом поговорим…
Софья кивнула и… снова вспомнила о Марке, который сегодня настойчиво накормил её завтраком.
С тех пор, как она переступила порог тётиного дома, о Марке Софья вспомнила уже трижды! Она пообещала себе подумать о Марке чуть позже. А пока…
Они с аппетитом поели. И Софья решилась:
– Тёть Нин, расскажи мне всё по-порядку! Я же толком ничего не знаю, только обрывки разговоров слышала…
– Расскажу… Так нам с тобой легче будет.
* * *
– Моя мать, а твоя бабушка, приехала поступать в Ленинградский театральный институт. Родом она из Пскова, там занималась в театральной студии и была лучшей. Но, к сожалению, в Ленинграде провалилась. Как водится, возвращаться домой с неудачей она не захотела. Осталась здесь и устроилась работать на прядильный комбинат, потому что там предоставляли общежитие. И, как сама рассказывала, принялась обтёсываться в Питере.
И соседки по общежитию, и коллеги по прядильному цеху давали массу советов. Главный из которых был – найти себе мужика, да не просто так, а чтобы женился и прописал в ленинградской квартире! Но бабушка твоя поначалу не обращала внимания на эти разговоры, она думать могла только о театре!
В те годы театральным студиям начали давать статус народного театра. Вот в доме культуры на Выборгской стороне был такой народный театр. И она смогла поступить туда в качестве добровольного помощника. Была на подхвате и упивалась этим, потому что делали тот театр истинные таланты.
В ту пору она и познакомилась с моим отцом. Он работал инженером на Кировском заводе. Пришёл на спектакль по билету, которые в обязательном порядке распространяли на всех предприятиях города. Мои будущие родители оказались в соседних креслах – отец тогда не столько смотрел спектакль, сколько наблюдал за девушкой, оказавшейся рядом. Она не только неотрывно смотрела на сцену, она беззвучно произносила все слова, звучащие со сцены, – играла каждую роль!
В антракте отец не упустил случая и познакомился с ней – заговорил, конечно же, о пьесе. Так они и сошлись – на любви к театру.
Со временем бабушка твоя стала проявлять свой талант, и её заметили руководители театра. Попробовали поначалу в маленьких ролях. Оценили.
Но вторая попытка поступить в театральный потерпела фиаско. В то очередное неудачное лето она и вышла замуж. Забеременела. Так она и попала сюда, на канал Грибоедова.
Попала и поняла, что замуж вышла удачно.
– Да… Бабушка до сих пор вспоминает первую свекровь, – кивнула Софья. – Говорит, что исключительная женщина.
– Исключительная… – Нина Даниловна вздохнула. – Эта исключительная женщина меня и вырастила. А невестке предоставила возможность заниматься творчеством. В театре уже оценили её талант и ждали, когда она родит и сможет репетировать. В новой постановке ей предложили роль побольше.
Трудовую книжку её пристроили, раньше ведь привлекали за тунеядство! И она целиком и полностью отдалась народному театру.
Очередное поступление в институт снова не состоялось, но зато на сцене она была уже в главных ролях.
У отца моего карьера удачно складывалась.
А потом в жизни моей матери случился режиссёр из Москвы…
…Звонить нам она начала, когда мне исполнилось пять лет. Видимо, оформила к тому времени отношения со своим режиссёром и играла на публику, в те моменты состоящую из его родственников.
Знаешь, я отчётливо всё это помню. Бабушка моя разговаривала с ней по телефону и говорила, что дом наш для неё открыт, а в ответ слышала – вы не пускаете меня на порог, но хоть голос своей дочери я могу услышать?! Бабушка давала мне трубку, хотя я на её месте послала бы подальше за такие выкрутасы!
Меня расспрашивала, что я ем, чем занимаюсь, не болею ли.
В общем, артистка!
В Москве-то она в театральное поступила. Получила место в театре. В общем, правильное второе замужество.
И родить ей пришлось, хотя говорила, что больше она через этот ад пройти не сможет.
– Мать мою родила, – вздохнула Софья. – Себе подобную. Но… Я потом буду рассказывать.
Тётя Нина кивнула.
– А когда твоей маме исполнилось пять лет, она стала один летний месяц проводить здесь. Чтобы мы, как сёстры, общались, и чтобы ребёнок подышал целебным арктическим воздухом. У нас дача на берегу залива, вот там и… общались.
Мне-то уже пятнадцать было, я даже не представляла, как, что и зачем с этим ребёнком делать. Возилась с ней только чтобы бабушку не нагружать. Мать сестру с няней к нам посылала, но няню мы отпускали. Знаешь, я на свою бабушку до сих пор поражаюсь, она искренне считала, что мы с сестрой должны быть близкими людьми! Да и отец… Он совершенно спокойно на всё это смотрел. Даже как-то безразлично. Отец всю жизнь посвятил выстраиванию карьеры.
В общем, раз в год мы общались. А с матерью я встретилась только в пятый приезд моей сестрички. И знаешь, у меня даже сердце не шелохнулось. Так, будто дальние родственники встретились – знаем, что не чужие, но и общего нет, такое корректное общение.
И у них в Москве я была два раза…
Нина Даниловна вздохнула и подумала, что для начала воспоминаний достаточно.
– Софьюшка, я думаю, тебе отдохнуть не помешает! А потом ещё повспоминаем.
– Хорошо…
Конечно, даже уже узнанного было достаточно, чтобы подумать. И кое-что уже можно было объяснить.
– Соф, мне кажется, ты спать хочешь.
– Да, уже вторые сутки не сплю. Я решила ехать, когда было три ночи. Зашла на сайт РЖД, на пятичасовой «Сапсан» был единственный билет. Я его и купила.
– А как? – удивилась Нина Даниловна. – Кассы же в восемь открываются.
– Он-лайн! У меня мобильный банк же подключен. Билет распечатала – и всё!
– Надо же, единственный билет!
Софья кивнула и снова вспомнила Марка.
– Да! За час собралась и – на вокзал!
Тётя Нина приобняла Софью и повела в комнату. В ту самую, где она жила в те их замечательные три недели.
– Ты попробуй, поспи.
Нина Даниловна смотрела на племянницу – что-то у Софьи случилось помимо непростой ситуации с родными.
– Соф, всё нормально будет!
– Да. Я знаю, – и как-то загадочно улыбнулась. – Теперь – да…
– Вот и подумай об этом и – спи!
Нина Даниловна поцеловала Софью.
Потом, пока прибиралась на кухне, всё думала об улыбке, появившейся на лице Софьи. Такая свежая… Неужели? Ну, когда начинается движение, меняется всё!
Нина Даниловна вернулась к комнате и осторожно приоткрыла дверь. Софья ещё не спала.
– А как его зовут?
Софья смущённо, но охотно улыбнулась:
– Его зовут Марк!
Глава 4
Его зовут Марк!
– Как? – невольно вырвалось у бабушки, когда новорождённого внука привезли домой и разговор зашёл об имени для него.
– Марк!
– Неожиданно… – растерянно проговорила новоиспечённая бабушка.
Её невестка улыбнулась.
– Вот этого я и хотела – неожиданности! Чтобы все обращали внимание, удивлялись, задумывались!
– С таким же успехом его можно и Потапом назвать.
– Нет.
– Но «Марк» будет восприниматься, как… Ну, ты понимаешь!
– «Марк» будет восприниматься как иностранное имя!
– Как взрыв! – хмыкнула свекровь.
– Хорошее имя для адвоката, – не сдавалась невестка. – Я же старалась, ещё одного адвоката Кушманцева рожала!
– Милая моя, да правильно всё, – озорно улыбнулась свекровь, – ты же умница у нас!
Мама Марка удивлённо уставилась на мать своего мужа – да, они жили душа в душу, но характер у свекрови был своеобразный: она никогда ни с чем сразу не соглашалась. Свекор называл её, любя, провокатором. Хорошо, что поразмыслив, она не спорила без причины.
А мужчины не обращали внимания на их разговор. Анатолий, отец Марка, сидел возле кроватки и неотрывно смотрел на новорождённого сына. Казалось, вот так можно смотреть бесконечно. И трепет в сердце приносил неведомую доселе радость.
Дедушка же стоял, облокотившись о спинку кроватки, и смотрел то на внука, то на сына. Он наблюдал, как на глазах его Анатолий превращается в отца, как любовь к крохотному сыну поглощает его. Да, во время беременности он заботился о жене, переживал, но осознавать отцовство стал вот только что, когда увидел малыша!
Сам же дед давно предвкушал этот момент счастья. Но к ожидаемому добавилось осознание – вот оно, моё продолжение! И что там девушки наши говорят – Марк? Значит, его зовут Марк!
…Марк же ко всему происходящему был абсолютно равнодушен. Он хотел спать и спал! Хорошо… мягонькое всё вокруг и сухое! Сплошное наслаждение.
Сон длился, длился… Но движение всё же началось – то это надо, то другое… Покой закончился! Правда, вокруг все хорошие такие – тепло с ними, уютно! Марк наблюдал за всем происходящим вокруг спокойным внимательным взглядом.
Такая размеренная жизнь длилась месяц. А потом Марк начал улыбаться. Он различал родных и улыбался каждому отдельно. Маме потому, что она просто самая ближняя, папе потому, что от его взгляда становилось спокойно, бабушке потому, что она веселее всех улыбалась ему, а деду потому, что деда обожал, дед был самым-самым!
С остальными, возникающими в их доме, Марк был насторожен и на общение шел, только если человек смог его чем-то заинтересовать.
Таким он и вырос – спокойным, внимательным и рассудительным.
А ещё – ответственным.
– Делу надо отдавать максимально сил, но разумно, – наставлял внука дед, когда семья начала собирать Марка в школу. – Сейчас твоим делом будет учёба.
Марк внутренне собрался, но оказалось, что учиться-то ему труда не составляет. Уже здорово!
– Не хороводь! – посоветовал дед.
И, наверное, поэтому у Марка был один друг – сошлись с одноклассником на втором году обучения, и словно сроднились.
Но ещё дед, конечно. Дед был самым близким человеком.
– Дед, а с девчонками хороводить можно?
– Нужно, – улыбнулся Пётр Николаевич Кушманцев. – И даже полезно.
Девчонки Марка обожали.
Ну ещё бы!!!
Красавчик такой – симпатичный, высокий, стройный! Отлично учится, но с ботаниками не имеет ни единой точки соприкосновения. Остроумный – скажет порой так, что не только все хохочут, но и не один день шутку вспоминают! Да ещё и на гитаре играет!
Пока Марк учился в школе, у него было несколько романов, но это всё так – с хихоньками, с хахоньками. И дальше поцелуйчиков дело не шло.
В институте случались свидания посерьёзнее: но там и договориться сразу можно было – здоровый секс, и разбежались. Правда, случалось, что девушки пытались продлить отношения, но безуспешно.
– Маркуша, когда у тебя постоянная девушка появится? – спросила однажды бабушка.
– Сначала карьера, баб!
– Да ты просто никого к себе близко не подпускаешь!
– Ну…
– Как только на твоей пустой равнине появляется девушка, ты её своим молотком – шарах! – и пошла!
– Не понял… – Марк покраснел.
– Фамилия Кушманцев означает «открытая равнина», – принялась пояснять бабушка, радуясь замешательству внука: щёки порозовели, значит, всё с ним хорошо. – То есть даже ни единого кустика, где можно притаиться, чтобы возле тебя остаться!
Марк улыбнулся:
– А дубасю я их чем?
– Марк – это молоток!
Марк пожал плечами:
– Ну, значит, мне нужна та, которая сможет закрепиться на моей открытой равнине.
– Ты Кушманцев, – махнула бабушка в сторону деда, который с интересом слушал их разговор. – Это их кровь!
Марк подмигнул деду.
– Бабуль, давай я тебе спою!
Внук отправился за гитарой.
Дед с победным видом посмотрел на бабушку – вот так!
– Мы с тобой помолчим – вдвоём,
Ведь у нас тишина – одна.
Мне любовь наша кажется сном,
Наша редкость – вот кто она.
И пускай за окном будет дождь,
Я люблю непогоду и мглу.
Вместе с лучшим дождём ты придёшь,
Знает он – без тебя не смогу.
Лишь с тобой я живой, но ты…
Только грёза в грозу – мечты…
Бабушка смотрела на Марка задумчиво и покачивала головой.
– Это не простая задача, найти такую-то… Не замечтайся, милый мой мальчик…
Марк вздохнул и тронул струны.
– А другой не надо…
– Хорошо, когда есть к чему стремиться, – попытался разрядить обстановку дед.
– Марк, а чьи это стихи?
– Александры Ростовой. Но вообще, она прозу пишет. У нас девчонки в группе читают. Я случайно это стихотворение услышал…
Марк улыбнулся и поднялся, чтобы отнести гитару.
– Ох, Петь, тяжело нашему мальчику придётся…
– Ничего, всё у него хорошо будет! – дед подмигнул жене и поспешил сменить тему разговора: – А на гитаре-то как бацает!
На что бабушка лишь отмахнулась.
Гитара была особой статьёй в их доме. Как только бабушка услышала, что поёт маленький внук, точно попадая в ноты, она отправилась с ним к учительнице музыки. Та послушала Марка и выдала – у мальчика абсолютный музыкальный слух.
– Всё, покупаем фортепиано! – объявила бабушка семье за ужином.
Дед чуть не подавился. Выскочил из-за стола, схватил Марка за руку и потянул в свою комнату.
– Дудки вам!!! – вопил адвокат Кушманцев, волоча за собой пятилетнего внука. – Мы на гитаре будем играть! Сам научу!
И научил. И они ходили на концерты не только классической гитары, но и исполнителей авторской песни. Но только вот, что Марк к понравившимся стихам подбирает свою мелодию, дед с внуком решили никому не говорить. Да и кому? Для домашних гитара звучала редко. А если Марк порой пел в компаниях, приятелям, то и тем более. Он и так был единственным, кто умел играть, этого и достаточно!
Когда Марку было двенадцать лет, мать с отцом купили квартиру. Но Марк остался с дедом и бабушкой. Конечно, так было разумнее – мальчик под присмотром, да и школу менять не придётся. А тем более отец начал создавать юридическую фирму, жена помогала во всём, и в этой ситуации проживание Марка с дедом и бабушкой было как нельзя кстати.
Тем более ужинали Кушманцевы вместе, собирались после работы у бабушки с дедом, да и комната у Марка в новой квартире была…
– Пусть поживут в своё удовольствие, отдельно-то им как хорошо! – сказала тогда бабушка. – Да и для Маркуши хорошо, что у отца своя фирма будет!
На что дед улыбнулся:
– Согласен. Но только вот не думаю, что Марк будет иметь какое-то отношение к фирме отца.
* * *
Марк
Софья проснулась с мыслью о нём.
Улыбнулась.
Но тут же улыбку отогнала. Хватит, порадовала себя воспоминаниями, и будет.
Тётя Нина дала ей отличный совет – подумать о чём-нибудь хорошем перед сном. И это дало результат! А развивать мысль о Марке не нужно. Он должен остаться для неё хорошим человеком, которого удачно послала судьба, и только. Напрасно она расфантазировалась.
Никаких фантазий. Никакой любви. Никакой боли.
– Я, конечно, позвоню, как обещала. Возможно, в кондитерскую сходим… Но… «Но» разве перешагнуть мне?
Подавив вздох, Софья потянулась и огляделась. В комнате царил полумрак. Но было понятно, что на улице светло.
«Интересно, уже утро или ещё вечер?»
Хотя время белых ночей прошло, темнело в июле поздно, после десяти вечера солнце только начинало садиться.
– Вечер! Пусть будет вечер… Как тогда! – улыбнулась Софья, почувствовав изумительный кофейный аромат.
Тогда, много лет назад, они пили кофе и шли на долгую ночную прогулку…
Софья поднялась, накинула халат, отворила дверь и вышла в прихожую.
Нина Даниловна обернулась в ту же секунду, как Софья показалась на пороге кухни. И улыбки их встретились.
Сделав первый глоток кофе, Софья зажмурилась от удовольствия. Она все эти годы вспоминала, как вместе с тётей пила изумительный кофе, пока гостила в Петербурге. И вот теперь эти счастливые мгновения снова появились в её жизни.
А когда открыла глаза, тут же почувствовала набежавшие слёзы – теперь надо было раскрыть все карты, чтобы не потерять вновь обретённое тепло домашнего очага.
Москва. Год назад.
Софья и не ожидала, что станет настолько легко!
Она выбежала из подъезда и зашагала в сторону метро. Всё! Осталось только вещи перевезти по адресу, указанному в паспорте!
… – Сонь, отпуск у тебя в этом году с какого числа? – мама даже не поинтересовалась, в каком месяце.
А зачем спрашивать, если уже со времени учёбы в институте повелось, что июнь – это Сонькин месяц! Потому что Сонька в июне следит за своей младшей сестрой. Готовится к экзаменам и следит, а в день сдачи оставляет с соседкой по даче.
– У меня отпуск завтра начинается, – ответила Софья как можно спокойнее.
Мать уставилась на неё, и на лице отобразилось крайнее недоумение.
– Завтра – тридцатое апреля!
– Ну да. Я взяла две недели, плюс праздничные дни. Нормально получается!
– А с какой стати?
– Это моё дело. Разве нет? – Софья смотрела прямо матери в глаза.
– Разве нет!!!
– С этого моменте – да! А вот всё остальное – не моё дело, мама!
Она пошла к себе в комнату, где уже приготовила сумку и чемодан. Софья выкатила в коридор вещи.
– Пусть у ребёнка, наконец, будет своя комната! Да и мне восвояси давно пора.
Мать настолько была поражена поступком старшей дочери, что не произнесла ни слова.
– И что… – начала было мать грозным тоном.
– И всё! Счастливо!
Софья улыбнулась и скрылась за дверью.
До Таганки она долетела как на крыльях. Даже не обратила внимания на толчею возле метро – ловко прошла до перехода, идя по проезжей части со своим чемоданом на колёсах, с удивлением видела, что уступают дорогу ей. Не понятно, почему она раньше вечно увязала в этих людских водоворотах? Ведь надо просто спокойно идти! Когда уверена в себе, само собой всё гладко получается!
Нырнув в Таганские переулки, невольно огляделась: вот так в Москве всегда – после невероятной толчеи попадаешь в безлюдное место. Софья даже остановилась и глубоко вздохнула. Вот и у неё резко поменялась жизнь!
До дома на Гончарной улице она дошла за пять минут. Ни на секунду не задержалась, добралась до квартиры и надавила на кнопку звонка.
Изумление, возникшее в глазах бабушки, отличалось от маминого.
– Что-то случилось? – без предупреждения бабушка гостей не принимала.
– Все живы-здоровы, – поспешила успокоить её внучка.
Софья шагнула через порог, и бабушке пришлось отступить вглубь прихожей.
Софья же расстегнула карман дорожной сумки и выудила оттуда тапки. Переобулась, повесила куртку в шкаф.
– Бабушка, какую комнату мне занять?
Бабушка передёрнула плечами.
– Если у тебя с мамой случились разногласия, их надо решать на месте, а не банально избегать!
Софья смотрела прямо бабушке в глаза:
– Какую комнату я могу занять?
– Ты поставила передо мной неразрешимую задачу, – на лице пожилой женщины отразился недюжий мыслительный процесс. – В гостиной я принимаю коллег и друзей! Моя спальная – не обсуждается! Кабинет деда – знаешь, я подумываю о создании музея!
– Паспорт показать? – осторожно перебила её Софья. – И потом, чтобы сделать здесь музей, надо добиться перевода квартиры в нежилой фонд.
Бабушка поджала губы.
– Пройдём!
Она провела внучку в кабинет деда.
– Ты надолго?
– Теперь я здесь буду жить.
Бабушка расправила и без того прямую спину. Потом развернулась и покинула комнату.
А Софья огляделась. В кабинете деда по одной стороне стояли книжные шкафы, заполненные богатой библиотекой, а на шкафах красовались статуэтки – награды за театральные постановки. Перед окном стоял массивный письменный стол, покрытый сукном. В углу – кожаный диван, купленный ещё при царе Горохе, как говаривал дед. Диван был с высоченной спинкой, и хотя не раздвигался, одному человеку спать на нём было удобно. А у двери – деревянный шкаф.
– Очень даже хорошо!
Софья открыла шкаф – полки были пусты, лишь в большом отделении висело несколько костюмов деда. Видимо, бабушка их оставила для музея.
Бабушка. Она разрешала называть её только «бабушка». Как сказала она однажды – никаких ласкательных суффиксов, а тем более прозвищ! Бабушка.
Софья оставила чемодан и сумку посередине комнаты – разобрать вещи она успеет.
Елена Петровна, бабушка, стояла возле кухонного окна и созерцала высотку на Котельнической набережной. Софья вошла в кухню и присела за стол.
– Софья, а что всё же случилось?
– Я вышла из очереди.
Елена Петровна резко обернулась, с интересом посмотрела на внучку. И рассмеялась.
– То есть, с Вероникой в июне сидеть некому? Ха-ха! Ну, я-то ни за что не соглашусь, я и в августе нахожусь на даче по большому одолжению!
Софья не позволила себе улыбнуться: сидение с младшей внучкой в августе на даче – это было громко сказано. Елена Петровна приезжала на дачу и позволяла другой бабушке Вероники ухаживать за собой.
– Бабушка, – Софья пришла решить свои вопросы, да и не очень хотелось говорить о матери, – я хотела узнать, смогу ли воспользоваться холодильником, посудой… Или?
– А здесь всё твоё, – спокойно ответила Елена Петровна. – И знаешь, Софья, ты вовремя появилась! Давай кашки поедим, а потом я всё тебе объясню.
Елена Петровна готовила кашу в мультиварке. Как обычно, овсянку на воде.
Софья была заинтригована. Во-первых, необычное человеческое отношение с предложением разделить трапезу, а во-вторых, очень интересно, о чём же бабушка хочет рассказать.
И когда они уже приступили к травяному чаю…
– Софья, помнишь, за год до кончины деда тебя приглашали для подписания бумаг?
Конечно, Софья помнила. Елена Петровна сказала тогда – чтобы избежать проволочек с наследством, нужно кое-что подписать и при этом выглядеть нужно интеллигентным человеком, абсолютно доверяющим родным. Софья и поступила, как просили. Нотариус был приглашён домой, всё оформляли в кабинете деда. Софья вошла, поздоровалась и поставила свою подпись под каким-то документом. Ей отдали паспорт, и всё, она уехала.
– Кстати, впредь, никогда не подписывай, не ознакомившись!
Елена Петровна допила чай. Коснулась руки внучки и поманила за собой.
В кабинете усадила Софью за стол и положила перед ней папку.
– Вот, ознакомься.
В папке лежали документы на квартиру. Прочтя их, Софья узнала, что является единственной владелицей этой квартиры. Скрыть удивлённого взгляда ей не удалось.
– Тогда ты подписала доверенность для юридической фирмы на приватизацию квартиры. А мы с дедом подписали отказ от участия в приватизации. Это дед так захотел. Ведь дочери своей он купил двухкомнатную квартиру, вы переехали, но ты осталась прописана здесь.
Дед, дочь… Елена Петровна рассказывала о муже и дочери, словно о посторонних.
– Дед сказал мне, что щучка эта, твоя мать, покоя мне не даст. А тебе он доверял. Вообще, хотя ему и не было до семьи дела, о тебе он думал, наверняка, даже любил.
Софья закрыла папку – да, неожиданно.
– Мать твоя об этом не знает. Даже недавно намекала мне, что пора бы квартиру приватизировать, конечно, прописав её предварительно! Я сделала вид, что не до этих хлопот мне. Но она не отстанет! Предчувствую, драма ещё та разыграется, когда она явится всё-таки ко мне об этом серьёзно поговорить, – Елена Петровна улыбнулась. – Дед был прав, оставив квартиру тебе. И сейчас я поняла это. Кстати, знаешь, сколько эта трёхкомнатная квартира стоит?
– Нет.
– Сорок миллионов! – бабушка усмехнулась. – Я тут затосковала без новых ролей и думаю – эх, поменяюсь на квартиру в доме попроще, пусть мне антрепризный спектакль поставят! Знаешь, даже в соседнем доме квартиры дешевле. Наш-то, генеральский, престижный! Сунулась в документы, и вспомнила, что собственник-то – ты! Дед всё-таки молодец! Знал, кого лучше хозяйкой оставить. И знал, что с тобой мне будет безопасно. Ты же можешь меня выгнать, кстати! Я здесь так, на птичьих правах, милостью твоей прописана.
– Ну что ты, бабушка!
Елена Петровна, удовлетворённая, кивнула.
– И, надеюсь, жизнь моя не изменится никак!
– Не изменится.
Голос бабушки снова приобрел повелительные нотки, и обычная дистанция вернулась.
