Текст книги "Жизнь экспромтом"
Автор книги: Александра Поттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
ГЛАВА 30
Они возвращались из Главного полицейского управления Беверли-Хиллз в полном молчании. Рилли мрачно сидел за рулем, Фрэнки рядом с ним на пассажирском месте, закрыв глаза и повернув голову к открытому окну. Влюбленная парочка, тесно прижавшись друг к другу, расположилась на заднем сиденье, среди разобранных приспособлений для барбекю, коробок со съемочным оборудованием и вороха старых газет.
Настроение вечеринки давно испарилось. Они уже успели провести два часа в полицейском участке, пытаясь выяснить, что же случилось с Дорианом. Это оказалось пустой тратой времени, одной из тех бюрократически безнадежных ситуаций, когда их отсылали от офицера к сержанту, от сержанта к клерку в справочном жизнь экспромтам столе, и так по кругу. Никто из них не приходился Дориану кровным родственником, и поэтому все служащие правопорядка смотрели на них с подозрением, как будто они тоже были соучастниками преступления. Их коротко информировали о том, что, хотя мистеру Дориану Уайлдсу еще не предъявлено официальное обвинение, он будет содержаться под стражей всю ночь. Что – если читать между строк – недвусмысленно означало, что им тоже там места вполне хватит, если они не прекратят задавать ненужные вопросы.
– Бедный Дориан, – причитала Рита, – ему придется целую ночь провести в этом ужасном месте! – Уж она-то знала, что он привык спать на своей суперпружинистой, супермягкой постели под одеялом из гагачьего пуха, отделанным сверху искусственным мехом. Рядом с его кроватью всегда стоял стакан с водой и горели ароматические свечи, чтобы ему легче было засыпать. Мрачная бетонная камера просто убьет его. – Как вы думаете, что с ним может случиться? – спрашивала она Фрэнки и Рилли, наклоняясь вперед и стараясь кричать как можно громче, чтобы перекричать шум грузовика.
– Я не знаю. – Рилли только качал головой, ни на минуту не сводя глаз с дороги. – Я правда ничего не знаю, – повторял он это несколько раз, как будто сам для себя, и лицо его при этом морщилось от беспокойства.
…Через несколько минут они уже подъезжали к дому Риты. Рилли остановился позади ее «Жар-птицы», но не стал глушить мотор. Фрэнки высадилась первой. «Мустанг» имел всего две двери, и поэтому, чтобы высадиться влюбленным пташкам с заднего сиденья, надо было сложить и слегка подкрутить переднее.
– Спасибо за доставку, – сказала Рита, даже во время высадки стараясь не отрываться от Мэтта. Не дожидаясь Фрэнки, они оба поспешили по дорожке к дому, окутанные, словно коконом, покрывалом страсти и предвкушения.
Фрэнки не стала им мешать. Ее мучило похмелье, и она чувствовала себя отвратительно. Сегодня ночью ей придется спать на софе, засунув голову под подушку, чтобы отгородиться от тех звуков, которые, без сомнения, будут раздаваться из Ритиной спальни. После пяти лет совместного проживания в одной квартире она уже привыкла быть посвященной во все ее постельные тайны, слышала все ее громогласные любовные разговоры и душераздирающие оргазменные вопли. Фрэнки уже и не помнила, сколько раз такое происходило за время их дружбы.
С удовольствием подставляя лицо свежему ночному ветру, она облокотилась на открытую дверцу машины и посмотрела на Рилли. Не считая нескольких фраз, произнесенных на вечеринке, они не успели еще сегодня сказать друг другу ничего примечательного, и она начала шарить в своем мозгу в поисках подходящих слов, чувствуя, что с каждой секундой время убегает у нее из-под пальцев, словно цветной песок в песочных часах.
– Так что же происходит между твоей подругой и этим серфингистом? – Рилли заговорил первым.
– Они встретились пару недель тому назад. – Фрэнки сразу же расслабилась, поняв, что лед разбит. – Она влюблена.
– Неужели?
Фрэнки кивнула. Странно, почему они не нашли себе другой темы для разговора, кроме Риты и Мэтта? Сейчас два часа ночи, и личную жизнь своей подруги она хотела бы обсуждать с Рилли в последнюю очередь. Но, с другой стороны, такая тема все упрощает, снимает напряженность, которая наверняка бы возникла, заговори они сразу о себе.
– Для Риты это очень хорошо, – продолжала она. – А вот для меня не очень, потому что мне снова придется провести ночь на диване. – Как только она это сказала, то тут же пожалела о собственных словах. Получалось, что она сама выставляла себя несчастной, одинокой и затравленной жизнью женщиной, а этого ей делать совсем не хотелось.
– Ты хочешь сказать, что твои друзья спят вместе?
Фрэнки смущенно улыбнулась, понимая, что она как будто нарочно только что сама дала ему материал для извечных мужских фантазий.
– Что делать, это квартира с одной спальней, – объяснила она. – У нас нет другого выхода.
Рилли положил руки на руль, отвернулся в сторону и стал смотреть куда-то в темноту. Через минуту он заговорил:
– Видишь ли, я не знаю, насколько это может тебя заинтересовать, но у меня дома всегда есть свободная кровать… – Его голос слегка дрожал от сомнений.
Удивленная предложением, Фрэнки не знала, что сказать.
– А Хрисси не будет возражать? – Ее имя как-то само собой пришло ей на ум. Она немедленно пожалела об ее упоминании.
Рилли нахмурился.
– Хрисси? – Он потер рукой свой подбородок. – А кто такая Хрисси?
Фрэнки едва удержалась, чтобы не впасть в замешательство.
– Ну, это та девушка, с которой я тебя видела в Малибу. Дориан сказал, что он пригласил ее вместе с тобой на праздник, и я думала… – Она запнулась, поняв, что, в сущности, никто не произносил имя Хрисси и не называл ее подружкой Рилли. Как всегда, она слишком много додумала самостоятельно, а еще больше себе вообразила, и поэтому у нее получалось, что дважды два не четыре, а сто пятьдесят четыре.
Заметив, что его сигарета догорела до фильтра, Рилли выбросил ее в окно, вытащил новую из пачки и щелкнул зажигалкой «Зиппо». Потом затянулся, откинулся на спинку сиденья и покачал головой.
– Дориан просто отменный сват, – пробормотал он со странной улыбкой на губах. Он повернулся и посмотрел прямо на Фрэнки. – Мы встречались с ней всего один раз, в тот самый день, когда столкнулись с тобой в Малибу. Если честно, то я даже не помнил ее имя.
– Ох! – Она почувствовала, что начала дрожать. Потом внезапно обнаружила, что все еще сжимает дверцу машины. Тогда она начала теребить буддийский браслет у себя на запястье. Ее состояние можно было описать как смесь облегчения, удовлетворения и радости. И разумеется, еще более сильного замешательства, потому что она теперь выступила в роли ревнивой женщины.
– И к тому же это не столь замечательное имя по сравнению с Картером Мансфельдом, не так ли? – после паузы произнес Рилли. – Вот уж это имя ты точно никогда не забудешь.
Сарказм его слов не остался незамеченным Фрэнки. Она подняла глаза и сказала:
– Конечно, так, но и ты его не очень хотел бы помнить, не так ли?
– При чем здесь я? Вы выглядели такой милой парочкой, пока я вас не перебил. – Теперь, пожалуй, Рилли выступал в роли ревнивого мужчины.
Фрэнки была поражена. Причем не столько его словами, сколько своей реакцией на них.
– Слава тебе господи, что ты нас перебил. Если бы ты этого не сделал, меня бы тоже арестовали за наркотики.
– Я в этом сильно сомневаюсь.
– А почему, собственно? Дориана же арестовали.
Сделав глубокую затяжку, Рилли стряхнул пепел в переполненную пепельницу, постучав при этом своей сигаретой о черные сухие окурки.
– Дориана арестовали потому, что копы получили конфиденциальную информацию о том, что кто-то на вечеринке занимается распространением наркотиков. – Он говорил очень спокойно, его голос едва можно было расслышать за шумом все еще работающего мотора. – Они ждали за воротами усадьбы, когда я подъехал. Я успел расслышать некоторые обрывки их разговора.
– Ну, это скорее всего Картер Мансфельд.
– Ой, не смеши меня, Фрэнки. Чтобы мультимиллионер, кинозвезда и все такое прочее занимался такими вещами? – В волнении он провел рукой по волосам. – Я совершенно уверен, что этот парень совершенно непричастен к распространению наркотиков и занимается такими делами разве что в своих Богом проклятых фильмах.
– Но если это не он, то кто же?
Рилли закусил губу и ничего не сказал. Фрэнки истолковала его молчание, как признание вины.
– Ты?
– Господи, да ты что? За кого ты меня принимаешь?
– Ну, хорошо, тогда кто же? – Она была совершенно сбита с толку, и ее начало сердить, что в два часа ночи ей приходится играть в игру «Отгадай, кто наркодилер».
Рилли глубоко вздохнул.
– По моим сведениям, они искали Дориана.
– Дориана! – Она в ужасе вскрикнула и тут же начала оглядываться вокруг, словно беспокоясь о том, что в темноте их кто-то мог подслушать. По этой же причине она понизила голос до шепота: – Так ты считаешь, что это был Дориан? – Фрэнки не могла в это поверить. Вся история становилась похожей на сюжетную линию в одном из фильмов Картера Мансфельда. В Фулхеме такого никогда бы не произошло. – То есть ты хочешь сказать, что Дориан является наркодилером? – Но тут внезапно в ее мозгу все встало на свои места. И этот вечно звонящий мобильный телефон, и эти постоянные разъезды для встреч с разными людьми «за чашкой кофе», и этот огромный бумажник, полный денег, и этот серебристый дипломат, который он никогда не выпускал из рук. Нет ничего удивительного в том, что он был столь популярен среди голливудской тусовки и его приглашали на любое сборище, какое случалось в городе.
– Звучит не совсем верно. Дориан никогда не имел дела с тяжелыми наркотиками, его основной товар – это план.
Фрэнки стояла как громом пораженная.
– Ну, то есть марихуана.
– Я знаю, что такое план, – огрызнулась Фрэнки. – Я когда-то была студенткой!
Рилли выглянул в окно, мускулы его лица подергивались.
Сожалея о своей раздражительности, Фрэнки постаралась замять свою неловкость с помощью небрежного тона.
– И где же он ее достает?
– Он ее выращивает.
Наступила пауза.
– Только не говори мне, что он выращивает ее на балконе! – В мозгу Фрэнки словно прокрутился обратный кадр. Она сама последние две недели тщательно поливала на балконе всякие растения. Да ведь это же марихуана! Господи, да она же соучастница!..
Рилли между тем вздохнул.
– День был долгим, – сказал он, – я лучше поеду к себе, а то мне завтра надо рано вставать. Я улетаю в Мексику на пару недель. На работу, а не в отпуск. – Он заметил выражение ее лица. – Я бы позвал тебя с собой в качестве ассистента, но мы будем снимать большой рекламный ролик, и мне нужен человек с опытом…
– Да-да, не беспокойся… – Она не могла скрыть своего разочарования.
Теперь настала очередь Рилли теребить на запястье потертый плетеный браслет. Он раздумывал, повторять или не повторять свое предложение относительно ночевки. Если он это сделает, то она наверняка подумает, что он имеет на нее виды, и велит ему убираться вон. Но если он этого не сделает, то, возможно, видит ее в последний раз. Он не знал, как быть.
– Предложение о свободной кровати остается в силе, – наконец сказал он.
Фрэнки колебалась. Ситуация напомнила ей старую народную песенку «Мне уйти или остаться? Или с милым распрощаться?». В нормальных условиях она наверняка сказала бы нет, но она чувствовала себя далеко не в нормальных условиях. После всего, что случилось сегодня вечером и ночью. Пока она раздумывала, по капоту «Мустанга» прошел порыв ветра, и до нее донеслись взрывы смеха и восторженные выкрики парочки, уединившейся в спальне. Фрэнки посмотрела на Рилли, и оба они не удержались от улыбки. Как всегда, в нужный момент Рита приходила ей на помощь.
Без лишних слов она прыгнула назад в кабину «Мустанга», громко захлопнула дверцу, и Рилли тут же нажал на газ. Повернувшись на своем сиденье – одна рука на руле, – он начал медленно выезжать задним ходом с узкой подъездной дорожки на шоссе. Фрэнки смотрела на столь знакомый ей профиль: вот резкие линии, обозначенные в уголках его глаз, вот глубокая складка, прорезавшая его лоб, – результат постоянной нахмуренности, вот мелкие морщинки на переносице, почти незаметные под загаром. Она вспомнила, как впервые увидела его в аэропорту Хитроу, откуда вылетала в Лос-Анджелес. Тогда он был для нее незнакомцем, человеком, который с самого начала вызывал в ней раздражение и которого она от всей души надеялась больше никогда в жизни не видеть. Какая ирония судьбы, думала она, но после всего, что с ней случилось, она сидит рядом с ним в его автомобиле и снова смотрит на его лицо. Только на этот раз она видела перед собой совершенно другого человека.
– Я рада увидеть тебя снова, Рилли, – не удержалась она, чтобы не сказать ему это.
С минуту она думала, что он ее не слышит, потому что в ответ он ничего не сказал.
Потому что он не мог этого сделать.
Слова Фрэнки были сказаны так тихо, но они звучали в его ушах, как колокол. Глядя на бумагу, невозможно понять, насколько они показались ему многозначительными: в конце концов, она же не признавалась ему в вечной любви. Но он-то знал, какое значение в них скрыто, гораздо более глубокое, нежели простое, брошенное на ходу «Рада тебя видеть». Впервые она признавала, что он для нее кое-что значит. Впервые в жизни он почувствовал, что она думает о нем.
Он выехал на дорогу, поставил машину на тормоз и повернулся к ней. И посмотрел ей прямо в глаза.
– Я тоже рад тебя видеть, Фрэнки.
Так они смотрели друг на друга, и никто из них не произносил ни слова, потому что этого и не надо было делать. Наконец Рилли отвернулся, нажал на педаль газа, и они поехали в сторону Лаврового каньона, бок о бок с другими машинами, образующими на шоссе сплошной светящийся поток фар и габаритных огней.
ГЛАВА 31
Дом Рилли располагался в конце узкой извилистой улочки, и до него можно было добраться, только въехав вверх по довольно крутому склону, а потом проехав через заросший сад по узкой дорожке, сплошь усеянной спелыми раздавленными фигами, которые падали с растущих по обочинам деревьев. В саду болтался старый гамак. Судя по его автомобилю, Фрэнки ожидала увидеть перед собой неряшливое холостяцкое пристанище – какую-нибудь жалкую нору, заваленную грязным бельем, старыми коробками и разным хламом, в котором мусор не выносился неделями, а раковина до краев наполнена немытыми и щербатыми кофейными чашками. И была несказанно удивлена, когда не нашла ничего подобного. Стоит сказать, что его жилье было прежде всего очень опрятным.
– Уборщик только недавно навел чистоту, – застенчиво сказал Рилли, когда они вошли в сводчатую гостиную и он зажег свет.
Фрэнки огляделась кругом. В комнате стояли два больших и старых бархатных дивана, местами протертые до дыр и выцветшие от солнца, огромная книжная полка, битком набитая книгами и компакт-дисками, из которых все, судя по некоторым признакам, были распиханы по чужим упаковкам, и низкий деревянный стол, отмеченный следами тысяч выпитых за ним чашек кофе, бутылок красного вина и оливкового масла. Гостиная производила приятное впечатление. У дальней стены стоял настоящий камин с почерневшими внутри кирпичами, на его полке стояло множество безделушек, привезенных из разных экзотических стран: кусок сплавной древесины, резная африканская скульптура с утраченным копьем, игрушечная модель самолета, сделанная из жестяной банки из-под пива «Будвайзер», серебряная рамка для фотографий лежала лицом вниз.
Фрэнки ее подняла. Стекло выпало или разбилось, но фотография все еще была на месте. Она поднесла ее к свету, чтобы лучше разглядеть. На ней был сфотографирован Рилли с женщиной, с той самой женщиной, снимок которой она уже видела у него в бумажнике. Оба они стояли на берегу моря, тесно обнявшись. Женщина смеялась прямо в камеру и придерживала волосы, которые от ветра падали ей прямо на лицо, а Рилли смотрел на нее и улыбался. На фотографии он выглядел совершенно другим. Моложе, тоньше, счастливее. Волосы его в то время были гораздо короче.
– Это твоя бывшая жена?
Он молча кивнул головой, чиркнул спичкой и наклонился, чтобы зажечь свечи в подсвечнике, который стоял на каминной решетке и был покрыт толстым слоем расплавленного воска.
– Да, это Келли и я. Еще до того, как мы поженились.
– А где же стекло?
– Разбилось. – Он виновато улыбнулся. – Не могу припомнить, кто его уронил: она или я. – Он исчез на кухню и снова появился оттуда с бутылкой «Джека Дэниэля» и двумя стаканами. – Хочешь выпить?
– Хочу, почему бы и нет? – Алкоголь, возможно, несколько умерит ее похмельный синдром, и, кроме того, ей даже понравилась идея пить виски в кожаных штанах, находясь при этом в доме мужчины – в доме Рилли – в три часа утра. Она взяла стакан и отхлебнула коричневую жидкость, наслаждаясь ее обжигающим вкусом. Она улыбнулась про себя. Вот если бы Хью мог ее сейчас видеть. Она снова посмотрела на фотографию, стерла с нее пыль большим пальцем.
– А как долго вы были женаты? – Разглядывая лицо Келли, Фрэнки сама удивилась, что чувствует к ней ревность.
– Меньше двух лет. В разводе я провел больше времени, чем в браке.
– А ты скучаешь по ней? – Стоило ей это сказать, как она тут же пожалела о своих словах. – Прошу прощения, это не мое дело. – Она снова поставила фотографию на прежнее место, потом передумала и положила ее, как было, лицом вниз.
Рилли с минуту наблюдал за ней, не говоря ни слова, потом открыл ящик стола и начал что-то искать среди наваленного там хлама. Потом наконец он нашел то, что искал, и вытащил на поверхность пачку папиросной бумаги «Ризла» и прозрачный пластиковый пакет с порошком.
– А ты скучаешь по своему бывшему другу? – Он лизнул липкую сторону бумаги «Ризла» и начал скручивать папиросу.
Фрэнки заколебалась. Ее первой рефлекторной реакцией было желание закричать «Да!», но что-то ее остановило.
– Я думаю о нем. – Она провела рукой по шершавой, покрытой обоями стене и подошла к окну. Повернувшись спиной к Рилли, она стала смотреть в открытое окно, в темноту сада, слушать отдаленный вой койотов. – Я иногда спрашиваю себя, что он делает, с кем проводит время. И скучает ли по мне. – Она говорила очень спокойно, словно сама с собой.
– И когда вы разорвали свои отношения?
– О, около семи недель назад, а точнее, семь недель, пять дней и… – Она снова повернулась к Рилли и посмотрела на свои часы, – почти десять часов. – Она улыбнулась, сделала глоток из стакана и смотрела, какой будет реакция Рилли. – Это шутка, разумеется.
– Я понял. – Рилли тоже улыбнулся. – Я не такой уж безмозглый американский чурбан, за которого ты меня держишь. – Он злобно усмехнулся, потом покрутил конец папиросы, поджег ее и стал наблюдать, как скручивается бумага и постепенно превращается в пепел. Потом вложил папиросу в рот и сделал глубокую блаженную затяжку. Пустив колечко дыма, он протянул папиросу ей. – Не хочешь познакомиться с лучшим товаром Дориана?
Фрэнки не курила марихуану уже много лет и успела забыть, насколько ей когда-то это нравилось. Рилли вставил в магнитолу пару компакт-дисков с музыкой каких-то американских групп, о которых она никогда раньше не слышала, и они легли рядом на диване, прихлебывая виски, покуривая, смеясь и болтая. Время затеяло с ними какую-то подлую игру и притворилось, что стоит на месте, но стоило им только отвернуться, как оно начинало нестись с головокружительной скоростью. Часовые диски начинались и кончались, а им казалось, что прошло всего пять минут. Папиросы подходили к концу в ту самую секунду, когда они их зажигали, и за все это время они с Рилли ни минуты не переставали болтать. Им ни разу не пришлось остановиться и подумать о том, что нужно сказать, в их беседе ни разу не воцарилось неловкого молчания. Фрэнки что-то не могла припомнить, когда это в последний раз она чувствовала себя так хорошо с человеком, который был не Хью.
– Как тебе нравятся мои новые брюки? – Чувствуя себя в доску пьяной и одурманенной наркотиком, она не могла устоять перед соблазном немного пофлиртовать. Она подняла вверх ноги и начала поворачивать их то в одну сторону, то в другую, чтобы показать ему брюки во всей красе.
– У тебя потрясающий вид. – Он улыбнулся, глядя, как она вертит в воздухе ногами. В пьяном состоянии Фрэнки вообще выглядела очень забавно. – Ты всегда выглядишь потрясающе. Ну, если не считать того дня, когда мы встретились с тобой в аэропорту… – Ему пришлось увернуться, потому что она запустила в него подушкой.
Смеясь, она подтянула колени к груди, чувствуя, как ремень от брюк впился ей в живот.
– Это была Ритина идея, – объяснила она, сделав затяжку папиросой, которую он ей передал. – Она сказала, что мне нужно сменить имидж, но я все еще не очень уверена, я это или не я. – Внезапно поняв, что она начала заговариваться, она вернула ему папиросу. Теперь-то она понимает, почему в университете пропустила столько лекций. Голова ее начала кружиться.
– А кто же ты?
Смех Фрэнки внезапно смолк, и она выглядела очень задумчивой.
– Господи, мне кажется, что я уже ничего не знаю. Много лет подряд я думала, что я – это успешная карьера, красивая квартира, брак с Хью… – Она вздохнула и снова откинулась на диван. Голова ее стала внезапно очень тяжелой, и она замерла на подушке.
– И почему же ты не вышла за него замуж? – На его майку упал горячий пепел, и он щелчком сбросил его на пол до того, как он прожег в ткани дыру.
– Хью не хотел жениться, по крайней мере на мне. – Она начала крутить на пальце завиток волос, потом медленно его раскручивала. – Он сказал, что ему нужно пространство. – Она помолчала, вспоминая сцену на дне рождения, жуткую следующую ночь, все свои переживания, которые, как ей казалось, никогда-никогда не кончатся. По ее щекам без всякого предупреждения потекли слезы. – Почему он мне прямо не сказал, что больше меня не любит? – пробормотала она тихо.
– Эй, послушай! – Он наклонился, убрал с ее лица волосы и тут увидел, что она плачет.
Фрэнки засопела, чувствуя себя смущенной, словно ее поймали с поличным.
– Прошу прощения, не обращай на меня внимания. Я не собираюсь грустить. – Она вытерла слезы, размазав по щекам тушь. – Это все алкоголь… и Дориан, и полиция, и все на свете. – Черная слезинка повисла на кончике ее носа. – Господи, ты наверняка считаешь меня дурой…
Рилли посмотрел на ее несчастное лицо, заплаканное и измазанное в туши, и ему внезапно захотелось ее обнять. Она казалась ему такой хрупкой, такой беззащитной.
– Послушай, ты слишком часто расстраиваешься. Брось это никчемное занятие. Люди постоянно получают от жизни всякие щелчки и оплеухи. В этот раз это случилось с тобой. – Он сжал ее руку обеими ладонями. – Если это доставит тебе некоторое утешение, то я могу сказать, что думал о Келли месяцев шесть, может быть, с год. До тех пор, пока однажды утром не проснулся и не понял, что все это уже позади, пройденный этап. По существу, это давно уже был пройденный этап, только я этого не заметил.
– А как ты узнал, что это пройденный этап? – Она потерла распухшие глаза.
– И ты точно так же это узнаешь. – Он потянулся к столу и снова наполнил оба стакана. – Однажды наступит день, когда ты услышишь по радио песню, которая нравилась вам обоим, и не заплачешь. А утром проснешься и поймешь, что твоя первая мысль была не о нем. И последняя твоя мысль тоже будет не о нем, когда ты будешь засыпать вечером. И вовсе не его лицо предстанет перед тобой, когда ты закроешь глаза, или в толпе, когда ты будешь бродить по улицам. И когда тебе станет радостно или грустно, то вовсе не с ним тебе захочется разделить свои чувства. – Он взял у нее из рук папиросу и с чувством пососал, но она погасла. – Ты забудешь номер его телефона, может быть даже, день его рождения и вашу годовщину. Но ты никогда не забудешь его самого. – Он снова зажег папиросу и закурил, выпуская в воздух спиралью закрученный голубоватый дымок. – Виноват, это все наркотик, это он заставляет меня стать немного психотерапевтом. – Он смущенно улыбнулся.
Фрэнки чувствовала себя очень усталой и вытянулась на диване.
– Так почему же вы с Келли расстались?
Он пожал плечами.
– Просто наша связь не сработала. Она хотела кого-то с большими амбициями, с карьерой. Я доводил ее едва ли не до истерики, когда разъезжал повсюду на своем грузовичке, бездельничал, снимал мало. Я все собирался начать жить, как она хочет, да так и не смог собраться. – Он на минуту отвлекся, чтобы щелчком сбить со стола мокрицу. – Она сказала, что мне нужно повзрослеть, но ее представления о моем взрослении означали, что я должен ходить в строгих костюмах и работать в офисе. – Он уныло улыбнулся и посмотрел на Фрэнки. – В конце концов она бросила меня с одним парнем со своей работы. Каким-то богатым адвокатом, который ездит на «Мерседесе» за сто тысяч долларов и играет в гольф в элитном клубе.
– Хью тоже играет в гольф. – Фрэнки не могла удержаться, чтобы его не перебить.
– А он адвокат?
– Нет, он государственный служащий. – Эта мысль внезапно показалась ей очень забавной, и она заулыбалась. – Но он ходит в костюме… и даже с галстуком!..
Ее настроение без всякого перехода резко переключилось с печали на радость, и она захихикала в полный голос. Рилли смотрел, как ее лицо морщится от смеха, волосы разметались по подушке. Он снова протянул руку и убрал колечко с ее глаз, слегка коснувшись при этом ее лба. Ее смех тут же стих, словно выключили механическую игрушку, и, отдышавшись, она снова вытянулась на диване и с минуту полежала спокойно. Потом искоса посмотрела на него. В предчувствии, что вот-вот должно что-то случиться.
– Я хочу пить. – Она не выдержала напряжения момента и вскочила с дивана. Какая-то часть ее все еще сохраняла верность Хью. Нетвердой походкой она направилась на кухню. Но тут ее взгляд упал на некий предмет, стоящий в дальнем углу комнаты возле окна. Это было маленькое пианино.
– Ты что, играешь? – Она подошла к нему, подняла крышку и пробежала пальцами по клавишам. Раздался приглушенный звук, который напомнил ей о детстве, когда ее отец играл для нее на рояле разные танцы и классические произведения.
– Немного. В школе я развлекался тем, что сочинял песенки.
– Может, сыграешь что-нибудь?
– Ой, ради бога! Уже поздно! – Он вытянулся на подушках и зажег сигарету.
– Ну, пожалуйста! – Она умоляюще посмотрела на него.
Как он мог отказать? Поднявшись с дивана, он подошел к пианино и сел на деревянную скамеечку. Несколько раз провел рукой по волосам, потом положил обе руки на клавиатуру и сыграл нечто вроде попурри из старых песен «Битлз», потом по нескольку отрывков из Боба Дилана, из Кэта Стивенса. Она внимательно слушала, облокотившись на пианино и наблюдая за его руками.
– Очень хорошо, серьезно, сыграй еще что-нибудь. – Наклонившись к нему, она вытащила свисающую из угла его рта сигарету. – Сыграй одну из своих песен.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Для меня!
Он начал колебаться.
– Ты уверена? – спросил он. Несмотря на пьяное состояние, он почувствовал, что волнуется. Он не играл своих вещей уже несколько лет. Со времени своего развода.
Фрэнки поощрительно улыбнулась и покивала головой.
– Уверена!
После некоторой паузы он снова пробежался пальцами по клавишам, так что Фрэнки даже подумала, что он собирается увильнуть. Но тут он наклонился вперед и сыграл несколько аккордов, потом чуть-чуть помедлил, словно искал нужные ноты, и снова заиграл. Простые, открытые созвучия песни, медленной и нежной, наполнили комнату, и вдруг она услышала его голос, низкий и мягкий, произносящий слова почти речитативом:
Где-то во мне есть местечко,
Знаешь о нем только ты,
Там поселились навечно
Чувства мои и мечты…
С каждым новым аккордом расстояние между ними словно сокращалось. Он сидел, освещенный светом лампы, его широкие плечи возвышались над пианино, волосы падали на глаза. И тут она поняла, что больше не может противиться своим чувствам. Все равно, будет она от них открещиваться или не будет, они просто так от нее не уйдут. Да она и не хотела, чтобы они ушли. Она поставила свой пустой стакан на крышку пианино и села рядом с ним.
Только глаза я закрою,
Сразу туда уношусь,
Ты помани за собою —
Я на твой зов отзовусь…
Музыка смолкла. Он поднял глаза и посмотрел на нее. А она на него. Воздух между ними, как перед грозой, был заряжен предчувствиями: что теперь будет? Фрэнки ждала. Она знала, что стоит на краю пропасти, балансирует в неустойчивом положении, но чувствует, как ее руки постепенно разжимаются, слабеют, и она больше не в силах сопротивляться влечению бездны. Да она и не пытается. Ей хочется упасть.
Не в силах больше себя сдерживать, она ринулась вперед и коснулась его щеки кончиками пальцев. Это прикосновение показалось ей более нежным и волнующим, чем все, что она испытывала с Хью за два года их совместной жизни. Она едва дышала, когда дотрагивалась до его шрама над бровью, снова до щеки, до небритого подбородка, который, несмотря на щетину, оказался очень мягким, наконец до уголков рта. Потом она медленно наклонилась к нему и сделала то, что, по ее представлениям, ей хотелось сделать уже очень давно. Она его поцеловала.
На долю секунды он замер, словно не зная, как себя вести, как отнестись к случившемуся, а потом тоже позволил себе отдаться своему чувству, приблизился к ней, обхватил, прижал к себе. Начал вдыхать в себя ее запах. Их губы никак не могли разъединиться. Глаза никак не могли открыться. Сердца колотились громко и часто. Такие длинные, жадные, глубокие поцелуи бывают только тогда, когда от стеснения и смущения между людьми не остается и следа. Когда два человека очень сильно хотят быть вместе. Когда они наконец нашли друг друга. Готовы зацеловать друг друга до смерти.
Время снова куда-то провалилось. Кажется, прошла целая вечность.
