Текст книги "Мечтай осторожнее"
Автор книги: Александра Поттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Глава 28
Начало нового чудного августовского дня. Порт-Исаак вытянулся под солнцем, как кот на солнышке, мощенные булыжником улицы и беленые коттеджи залиты ярким светом. Еще рано, и большинство жителей спит. Внизу, в тихой гавани, жмутся друг к другу деревянные рыбацкие лодки, а пляж, подковой обрамляющий бухту у подножия крутых, поросших травой утесов, пока совершенно пуст.
Та же картина на всем побережье вплоть до Ньюки. Любители пикников пока не нагрянули, и на протяжении многих миль – только накатывающие на каменистый берег волны в белой пене, похожие на огромные кремовые завитушки, и далекие точки чаек, кружащих высоко над головой.
Но кое-кто уже проснулся. На некотором расстоянии от берега, там, где свет пляшет на воде, превращая ее в россыпь бриллиантов, покачивается около десятка фигурок. Блестящие черные силуэты издали можно принять за тюленей, но стоит присмотреться – и понимаешь, что это серферы в ожидании хорошей волны. Зимой и летом они каждое утро встают ни свет ни заря и спешат на пляж, чтобы застать драгоценный прилив.
Сегодня среди них Гейб.
Оседлав взятую напрокат доску, он убирает с глаз влажную челку и смотрит вдаль. В этой позе он уже несколько минут, готовится к следующему заходу. Пока прошла всего парочка небольших волн, но теперь, кажется, ему светит кое-что посерьезнее.
Распластавшись на доске, он принимается усиленно грести. Ладони врезаются в воду, как лопасти пропеллера. Главное – точный расчет. Координация движений. Навык. Подобно следящему за дичью охотнику, он сосредотачивается на далекой волне, затем резко подбрасывает мускулистое тело вверх, с силой приземляется ногами на доску и, раскинув руки в стороны, словно канатоходец, взлетает на самый гребень.
Он балансирует легко и изящно, зигзагами скользя туда-сюда, все быстрее и быстрее, поднимаясь и опускаясь, а волна норовистой лошадью выгибает под ним хребет, стремясь его сбросить…
Щелк.
Срабатывает затвор фотоаппарата. Есть! Целый час или около того я ждала именно этого момента. Сидя на сбегающем к пляжу склоне пригорка, я наблюдала за Гейбом через видоискатель своего «Никона», пытаясь поймать один-единственный кадр, который бы выражал самую суть серфинга.
Я уж и забыла, насколько это сложный, долгий и захватывающий процесс. Закончив колледж, я щелкала постоянно – снимать было так же естественно и необходимо, как дышать, – но в последние годы забросила фотографию «для души». Убеждала себя, что не хватает времени из-за работы, но, если честно, попросту боялась, что сразу нахлынут мучительные воспоминания о мечтах и надеждах, так и не ставших реальностью.
И все же. С замиранием сердца вспоминаю свое письмо в «Санди геральд». Гейб отправил его в пятницу, так что, если повезет, – а уж мне-то должно повезти! – возможно, на следующей неделе уже придет ответ.
Я полна оптимизма – того самого оптимизма, который побудил меня вынуть фотоаппарат из прикроватной тумбочки, где он был погребен долгие месяцы, стереть пыль с объектива и взять камеру с собой в Корнуолл. Именно этот оптимизм заставил меня подняться в несусветную рань, в предвкушении отличной фотосессии.
Снова ловлю Гейба в видоискатель. Фигурка на волнах расплывается, и я навожу на резкость, чтобы запечатлеть его сосредоточенное лицо. Челюсти плотно сжаты, лоб и щеки покрыты брызгами. Мне даже удается поймать его взгляд из-под насупленных бровей. Кажется, он смотрит прямо на меня, и…
Бултых! Он срывается в воду.
Я вскидываю глаза над камерой и вглядываюсь в сверкающую водную поверхность. Без увеличения серферы – просто точечки, трепыхающиеся на волнах. Знакомого силуэта нигде не видно.
– Гейб! – кричу я, размахивая руками, чтобы меня легче было заметить.
Нет, я вовсе не беспокоюсь – он ведь отличный пловец. Гейб рассказывал, что с рождения живет на берегу океана и плавает как рыба. Но здесь довольно сильные течения, с непривычки человека может утянуть под воду… У меня темнеет в глазах.
– Гейб! – кричу еще громче.
Черт, если с ним что-нибудь случится, никогда себе этого не прощу. Надо было сказать, чтобы был осторожнее, предупредить о подводных течениях. Какая безответственность с твоей стороны, Хизер! Быстро закрываю объектив и тороплюсь вниз по склону холма, спотыкаясь о поросшие травой кочки.
Кажется, спуск длится целую вечность, но в конце концов я добираюсь до автостоянки, отделенной от пляжа каменным парапетом, и снова до боли в глазах всматриваюсь в водную поверхность. Гейба нет.
Что-то неладно. Я стаскиваю кроссовки и носки, швыряю у мотоцикла, бегу босиком по мягкому сырому песку, торможу по щиколотку в воде и, запыхавшись, кручу головой. Да где же он, мать его?
Паника хватает меня за горло. Он ударился головой и потерял сознание! Или тяжело ранен! Или…
Надо что-то делать – сообщить спасателям, позвонить 999… Я уже хлюпаю носом. Хочу, чтобы он появился! Немедленно!
– Ку-ку!
Почти без чувств, схватившись за сердце, оборачиваюсь. Гейб прямо передо мной: под мышкой доска, на лице широченная ухмылка.
Фу-у! Какое счастье! Черт, я в бешенстве!
– Какого хрена?! – ору. – Я от страха чуть не умерла!
– Да ладно тебе, я пошутил.
– Пошутил?! Я думала, ты утонул!
– Я упал с доски и вынырнул с другой стороны бухты.
– Но я искала тебя, кричала… – К глазам подступают слезы, и я злюсь еще больше.
– Давай еще, Хизер, тебе идет злиться!
– Вовсе не смешно!
– Очень даже смешно. Забыла, что имеешь дело с профессионалом? – фальшиво возмущается Гейб. – Я ж комик!
Вот сейчас мне бы молчать в тряпочку.
– В том-то и дело!.. (Естественно – какое там «молчать».) Терпеть не могу эстрадных комиков.
Как только эти слова слетают с языка, мне тут же хочется поймать их и запихнуть обратно.
Пауза.
– Терпеть не можешь комиков? – изумленно тянет Гейб. – И мои шутки тебе не нравятся? Тебе не смешно?
Черт, черт, черт. Может, сделать вид, что я не всерьез? Нет, поздно. Смиренно мотаю головой.
– Что, совсем не смешно?
Я наклоняю голову, боясь встретиться с ним взглядом, потом все-таки смотрю – и вижу перед собой человека, обиженного до глубины души. Чертов мой длинный язык. Ну зачем было это говорить? Какая же я дура.
Я мысленно крою себя на чем свет стоит, распаляясь все больше, а Гейб… откидывает голову и разражается хохотом. Он буквально ревет от смеха, во все свои тридцать два безукоризненных зуба.
Я хлопаю глазами, а он, отсмеявшись, хватает меня за руки:
– Может, я и несмешной, но ты, Хизер Хэмилтон, – это просто уржаться.
Издевается?
– Я думала, тебя в живых нет!
– Понимаю, прости. Дурака свалял.
Гейб поднимает доску, и мы медленно возвращаемся к автостоянке. В молчании – пока Гейб не поворачивается ко мне, подняв брови:
– Послушай, а почему тебе не нравятся мои шутки?
Вот прицепился, теперь в покое не оставит. Сказать, что ли? Конструктивная критика еще никому не вредила. Глядишь, потом еще благодарить меня будет.
– Я видела, как ты репетируешь, и мне кажется, тебе совершенно ни к чему прикидываться другим человеком.
Как говорится, ты мне друг, но истина дороже.
– В смысле? – Гейб выглядит оскорбленным, и я начинаю сомневаться, что истина мне так уж дорога.
– Ты строишь из себя эдакого злобного пессимиста, которому весь мир не угодил. Сигарета в зубах, ужимки, бородатые анекдоты…
Раз уж начала, Хизер, иди до конца…
– Комик и должен быть злобным пессимистом!
– Но ты-то не такой. Характер у тебя легкий, ты обычно доволен жизнью и ко всему готов. – Я позволяю себе улыбочку. – Американец как-никак. Первое, что произносят в вашей стране дети, – не «мама», а «все о'кей»!
– Но роль обязывает! – упорствует Гейб.
– Вот именно. Это роль. А почему бы тебе не быть самим собой?
– На каждом сеансе спрашиваю об этом своего психоаналитика. Уже кучу денег спустил, – острит он. – Хм… Ну, не знаю. Я об этом не думал, но… Наверное, я просто не верю, что могу веселить людей таким, какой есть.
– А по-моему, ты очень забавный такой, какой есть. Плюнь на анекдоты, говори о себе!
– Кому это интересно?
– Попробуй – узнаешь.
Гейб достает полотенце из-под сиденья мотоцикла и, устроившись на каменной ограде, вытирает голову.
– Для человека, который терпеть не может эстрадный юмор, у тебя немало соображений по этому поводу.
Я пожимаю плечами:
– Извини. Длинный язык меня вечно подводит. В другой раз сразу скажи, чтоб заткнулась.
Он хохочет.
– Ну, что теперь?
– А чего бы тебе хотелось?
– Да что угодно, ты ж сама сказала – я ко всему готов.
Язык чешется отпустить какую-нибудь двусмысленную шутку, но на этот раз я успеваю его прикусить.
– Время до обеда навалом, могу устроить тебе экскурсию по деревне? Хочешь?
– Супер. То есть я буду глазеть на местные достопримечательности, как самый настоящий американский турист?
– А ты и есть американский турист, – поддразниваю я.
Он швыряет в меня скомканное полотенце:
– Заткнись, Хизер.
Глава 29
– Это моя школа.
– Bay! Клевая. Кукольный домик.
– Само собой. Это вы в Штатах больны гигантизмом, – парирую я дружелюбно. – Твоя-то школа небось с футбольное поле?
– Не-а, я ходил в «Венецианскую среднюю». Помнишь фильм «Бриолин»?
– У вас, что ли, снимали?
– Ага.
– Ух ты. Шикарно.
Гейб прыскает.
– А что смешного?
– Поверь мне, «Венецианскую среднюю» можно назвать какой угодно, только не шикарной.
Поднявшись на крутой холм, проходим мимо почты, стены которой украшены кашпо с цветами.
– То есть, по-твоему, в Порт-Исаак интереснее, чем в Голливуде?
На карнизе ближайшего домика пригрелась сонная полосатая кошка. Низенькая старушка, прихрамывая, выходит на крыльцо с сумкой для продуктов.
– Приезжай как-нибудь, сама посмотришь.
У меня, кстати, есть свободная комната.
– Ой, не искушай.
– Придется, конечно, установить правила… – ухмыляется Гейб, и я краснею, вспомнив свою безразмерную инструкцию по пользованию жилплощадью.
– А вот здесь у меня случился первый поцелуй! – Я торжественно указываю на раскидистый дуб в дальнем конце поля. – Мальчика звали Себ Робертс, и мне было тринадцать.
– Потрясное местечко для первого поцелуя. А у меня все случилось дома, и нас застукала мама. Сижу весь из себя взрослый, щупаю лифчик Хопи Смит под футболкой, а тут мама нарисовалась. В жизни так стыдно не было.
Я смеюсь и тут же грустнею.
– Помню, как мне хотелось побежать домой и рассказать маме про Себа, но она умерла за год до того…
Гейб сжимает мою ладонь:
– Эй, прости, я не подумал.
– Все в порядке. Просто иногда – вспомнишь какой-нибудь пустяк, и нахлынет…
Мы задумчиво рассматриваем дуб, его могучий ствол – шершавый и узловатый. Он здесь уже много лет и простоит еще долго.
– К счастью, со мной был отец. Он стал для меня второй мамой. Когда я была девчонкой, у меня не было от него секретов, я все ему рассказывала. Да и сейчас тоже. Мы очень близки.
– Отсюда и проблемы с мачехой?
Мы спускаемся по склону холма.
– В смысле?
– Ну, третий лишний, все такое.
– Не в этом дело. Она сама по себе противная. Холодная, надменная. Мы никогда не ладили.
– Но отцу-то она нравится.
– Видимо, да. Не знаю почему. Мама была такой жизнерадостной, все время смеялась, шутила. А Розмари зануда, вечно пилит его: сделай то, сделай это… Меня это бесит.
– Может быть, так она выражает свою любовь?
– Оригинальный способ, – ворчу я. – Ладно, сменим тему. – Мы останавливаемся перед пабом «Герб барсука». – Ты как, нагулял аппетит?
– Что за вопрос? Да я бы слона съел.
– Ну, слонов здесь вряд ли подают, – смеюсь я. – Но могу предложить «обед пахаря»[60]60
Набор холодных закусок, традиционно подаваемый в пабах. В его состав обязательно входят кусок сыра, ломоть хлеба с маслом, маринованный лук и огурцы. Иногда добавляются кусок ветчины, яблоко, салат.
[Закрыть].
– Что еще за фигня?
Я тяну за ручку и придерживаю дверь, чтобы Гейб мог войти.
– Сейчас сам узнаешь.
Сделав заказ, мы выносим две кружки сидра в садик, где за деревянным столом в полном составе уже обедает моя семья.
– А мы-то гадали, где вас носит, – рокочет Лайонел, не отрываясь от сыра и маринованных овощей.
– Мы встали пораньше, Гейб хотел испробовать здешнюю волну. – Я ставлю свою кружку на стол и чмокаю Лайонела в щеку.
– Ну и как прилив по сравнению с Калифорнией? – Голова Эда выныривает из-за спортивного раздела «Санди таймс». Судя по заголовку, раздел целиком посвящен английской сборной.
– Потрясный.
– Хорошая волна? – встревает Майлз с видом эксперта, хотя я-то знаю, что он в серфинге полный ноль. Аннабел сидит рядом с мужем, у каждого в руках по близнецу на детских «вожжах», и выглядят счастливые родители, как всегда, замученно.
– Ну-ка, подвинулись! – командует Лайонел, заметив, что мы мнемся в нерешительности.
– Ничего, можно и там присесть, – киваю я на соседний столик, из-за которого как раз поднимается парочка.
– Вот еще! Семья должна обедать вместе.
Все послушно сдвигаются, освобождая место… рядом с Розмари. Черта с два я с ней сяду! С кем угодно – только не с ней. К счастью, Гейб первым опускается на скамью.
– Пора нам обнародовать наши отношения! – прикалывается он, а моя мачеха краснеет, промокая салфеточкой матово-розовые губки.
– Два «обеда пахаря» с сыром чеддер! – В садик, держа на весу два огромных блюда, выходит официантка с обветренным лицом. Мы машем ей, и она ставит блюда перед нами.
Гейб таращит глаза и поддевает вилкой маринованную луковицу:
– Это что?!
– Попробуй. Тебе понравится.
Он с храбрым видом откусывает, и все за столом замолкают. Громкий хруст, а затем:
– О-о-о! Вы это ради удовольствия едите… или в качестве наказания?
Взрыв хохота. Видели бы вы его лицо – такое зрелище ни за какие деньги не купишь. Я так смеюсь, что на глазах выступают слезы. Тянусь за салфеткой и вздрагиваю, услышав:
– Хизер?
Кто это?
– Джеймс!
Смех застревает у меня в горле. Наконец удается выдавить:
– Что ты здесь делаешь? Ты разве не в Париже? – добавляю быстренько.
– Удалось вернуться пораньше.
– Но как…
– У меня был адрес, и я поехал прямо к вашему дому. Там никого, и я решил, что вы в пабе: воскресенье, время обеда, все такое…
За столом воцаряется тишина, но я кожей чувствую, что мои родные переглядываются, и представляю себе всю картину: я, Гейб и остальные – шутим, болтаем, смеемся в тесном семейном кругу… Что ж ты сидишь как приклеенная, Хизер? Надо подпрыгнуть и броситься Джеймсу на шею. Мне полагается быть в восторге: ведь он приложил столько усилий, ради меня преодолел такой путь.
Вскочив на ноги, обнимаю его.
– Позвольте представить: Джеймс, мой молодой человек.
В этот момент я встречаюсь взглядом с Гейбом и почему-то спешно отвожу глаза.
Со всех сторон слышится «очень приятно» и «рады знакомству», но, надо сказать, не чувствуется и доли того энтузиазма, с которым встречали Гейба. Даже Розмари настолько очарована моим жильцом, что едва обращает внимание на Джеймса, – а я-то ожидала, что она засыплет его вопросами.
– Что тебе заказать? – пытаюсь я загладить неловкость.
Джеймс качает головой:
– Спасибо, я поел. Возьму что-нибудь выпить. Кому что принести?
– Бокальчик мерло! – радостно откликается Лайонел.
– Давай пойду с тобой, – предлагаю я.
– Все нормально, обедай. – В его словах нет и тени сарказма, но он оскорблен, я знаю.
– Уверен?
– Абсолютно. – Джеймс разворачивается, как робот ступает по траве и скрывается внутри паба.
– Почему же ты не предупредил, что приедешь? – Придерживая волосы от ветра, я оборачиваюсь к Джеймсу.
Родня осталась в пабе, а мы, держась за руки, гуляем по каменному обрыву, нависающему над пляжем. Тем самым пляжем, где всего несколько часов назад я была с Гейбом.
– Хотел сделать тебе сюрприз.
И тебе это удалось.
– Стыдно было, что бросил тебя в последнюю минуту.
– Ничего. Не переживай. Гейб меня подвез.
– Я понял, – произносит он ровным голосом, но по выражению лица ясно: Джеймс отнюдь не в восторге от того, что я прибыла сюда на мотоцикле своего жильца.
– Я подумала – парень из Калифорнии, наверняка скучает по серфингу, да и в Корнуолле никогда не бывал… – оправдываюсь я. – Хотя на мотоцикле было страшновато.
– Могу себе представить. – Его лицо смягчается. – Не волнуйся, возвращаться будешь на «ренджровере». Сиденья с подогревом, все как положено.
А жаль… На шоссе я чуть не умерла от страха, но и удовольствие получила непередаваемое.
– Я привез кое-какие брошюры о виллах в Тоскане – полистаешь по дороге домой. Ты как-то обмолвилась, что хотела бы иметь такую. Понимаю, это не то же самое, но можно ведь арендовать виллу на лето…
С ума сойти – какой он внимательный! Я не помню, чтобы вообще говорила о своем желании, но, видимо, было дело. Джеймс притягивает меня к себе и заключает в объятия.
– Я сделал предварительный заказ на один дом во Флоренции – думаю, тебе понравится…
Понимаю, он хотел как лучше, но… Похоже, мои фантазии о том, как я буду наслаждаться жизнью на тосканской вилле, больше мне не принадлежат. Их присвоил Джеймс со своими брошюрами.
– Ты не против, если мы уедем сегодня вечером? – меняю я тему. – Утром у меня переговоры с леди Шарлоттой, так что надо вернуться. Эта свадьба – сущий кошмар.
– У меня тоже работа. Я просто хотел познакомиться с твоей семьей.
– Но мне страшно неудобно, что тебе пришлось тащиться в такую даль.
– Я же обещал. И вообще, я соскучился. – Джеймс закрывает мне рот поцелуем.
Только теперь, услышав эти слова, понимаю, что совсем по нему не скучала. Больше того – пока он не свалился как снег на голову, я о нем даже не думала. Но лишь потому, что была занята общением с семьей, с Гейбом и… ну, всякими делами, твердо говорю я себе. Отогнав сомнения, целую его в ответ.
– Я тоже соскучилась.
– Уже уезжаешь? – Дело к вечеру, мы стоим на газончике перед домом, и Лайонел обнимает меня на прощанье. – Не можешь остаться? Точно? Сегодня в «Форрестере» викторина. Завалимся туда и обдерем их как липку, что скажешь? – с надеждой спрашивает он.
Я висну у папы на шее, виновато улыбаюсь.
– Звучит заманчиво, но мне надо возвращаться. Работа! – корчу я гримасу.
– Рад был познакомиться, мистер Хэмилтон. – Джеймс подчеркнуто корректно протягивает руку.
Лайонел и бровью не ведет в его сторону.
– Есть вкуснейший зрелый бри, и я припас бутылочку отменного красного. – Он вроде как пропустил мои слова мимо ушей. Папа всегда так делает, когда люди говорят то, что ему не хочется слышать. Например, когда Эд донимает его нотациями о диете и физкультуре. – Можно потом распить, отметить победу.
– Лайонел, – вмешивается Розмари, кладя костлявую ладонь на рукав его фланелевого пиджака. – Ты не слышал, что сказала Хизер? Ей завтра работать. Люди не перестанут жениться оттого, что у тебя есть вкуснейший бри.
С улыбкой она пожимает руку Джеймсу:
– Как приятно с вами познакомиться! А мы-то уже начали подозревать, что вы – плод богатого воображения Хизер.
Я скриплю зубами, но Джеймс спокоен.
– Я жду тебя в машине, – говорит он и шагает по гравию к своему «ренджроверу».
Зато Гейб, укладывающий вещи в отделение под сиденьем мотоцикла, поднимает голову и бросает на меня сочувственный взгляд.
– Собственно, завтра мы на свадьбе не работаем, но через две недели будет большое светское мероприятие, – гордо сообщаю я Розмари. Предполагается, что это секрет, но я не в силах молчать: – Дочь герцога и герцогини Херли выходит замуж!
– Леди Шарлотта?! – ахает мачеха. – На прошлой неделе у нее была модная фотосессия в «ОК»…
– Ты хотела сказать – в «Леди»? – свирепо уточняет Аннабел.
– Да-да, конечно, милая.
– Ладно, ребята, рад был познакомиться.
Гейб уже натянул перчатки и по очереди обнимает всех – даже Эда. Наконец доходит очередь до меня.
– Увидимся в берлоге.
– В квартире. – Я его обнимаю.
– В берлоге, – упорствует он.
Гейб идет к мотоциклу, а я поворачиваюсь к Лайонелу:
– Пойду. Джеймс ждет. – Обнимаю его еще раз и целую в щеку. – До встречи.
Папа улыбается, но глаза подозрительно блестят.
Подъезжает Джеймс, я забираюсь на пассажирское сиденье и опускаю стекло. После смерти мамы отец поклялся нам с Эдом, что слов прощания мы от него никогда не услышим. Поэтому он, как всегда, машет рукой и мягко произносит:
– До скорого…
– Увидимся, – отвечаю я, как всегда.
Пристегиваюсь, и в облаке пыли и выхлопных газов мы уносимся прочь. Я машу Лайонелу изо всех сил, пока не начинает ныть запястье.
Глава 30
– Ни в коем случае не снимать ваши подмышки… то есть лодыжки, – повторяю я снова. – Да-да… это мы гарантируем.
Раннее утро понедельника. Я на работе, общаюсь по телефону с леди Шарлоттой. Звонок раздался в тот самый момент, когда я открывала дверь в офис. По утрам Брайан обычно сам берет трубку, а я разбираю почту и делаю кофе. Но сегодня он первым метнулся в кухню, радушно чирикая: «Кофе будешь?» По-моему, это называется «переводить стрелки».
Точнее, переводить звонок. На меня.
Открыв большой ежедневник в кожаной обложке, перелистываю, пока не дохожу до даты великосветской свадьбы. Там уже полно всяких пометок. Конечно, такие заказы для нас – подарок судьбы, но сама по себе эта красотка – чистое наказание. Кто ж это захотел на ней жениться? Небось какой-нибудь юный аристократ, никчемный шалопай и повеса, из тех, с которыми ее вечно подлавливают папарацци.
– Не беспокойтесь, ваши… э-э… лодыжки точно останутся за кадром, – говорю я, но она продолжает трындеть. – О да, конечно… Вместо этого надо привлечь внимание к вашим… (Боже, она действительно это сказала? Правда?) Простите, не могли бы вы повторить?
Выйдя из кухни, Брайан заглядывает поверх моего плеча – что я там написала?
– Сиськи?! – в голос читает он.
Я жестом велю ему заткнуться и напрягаю слух. Разобрать, что вещает леди Шарлотта, непросто: голосок у нее тоненький и гнусавый.
– Мамуля и папуля сто-о-олько выложили за мой бюст… Это их сва-а-адебный подарок. Я Дэниэлу так и сказала: тебе что больше понра-а-авится? Какой-нибудь сервиз столетней давности или супер-пупер-сиськи?
– Дэниэлу? – вырывается у меня. Пусть прошло порядочно времени, но от этого имени у меня по-прежнему мурашки по коже.
– Да-а-а. Дэниэл Дабровски. Скульптор.
Меня складывает пополам, я хватаю ртом воздух.
– Он из России, – продолжает она.
– Из Польши. – Держать язык за зубами? Это выше моих сил. Таких совпадений не бывает. Не может быть двух скульпторов по имени Дэниэл Дабровски. – Родился в Кракове.
– Что?
Ее восклицание – как пощечина. Я беру себя в руки. Я не имею права сорвать эту свадьбу.
– Я как-то была на его выставке… – сочиняю на ходу дрожащим голосом. – И кое-что о нем читала…
Не могу же я сказать ей, что он мой бывший парень и я знаю всю его подноготную? Точнее, мне казалось, что знаю…
Невеста пищит, что явилась ее маникюрша, и по-хамски обрывает разговор.
Теперь-то я понимаю – ничегошеньки я о Дэниэле не знала.
– Ну? – Брайан снова возникает из кухни, с двумя дымящимися кружками растворимого кофе и парой пончиков с ягодным джемом – из кондитерской за углом. Обожаю эти пончики… да только аппетит что-то пропал. – Чего желает наша невеста-вампиресса?
Для начала я делаю глоток кофе и передаю ему ежедневник:
– Тут все записано.
Я в ступоре. Дэниэл? Женится? И не на ком-нибудь, а на богатой наследнице, стервозе двадцати одного года от роду?
– Да что ж это будет? Свадьба или съемки для глянцевого журнала? – ворчит Брайан, отщипывая кусочек пончика.
Не могу поверить. Я мечтала о чуде, которое спасет наш бизнес от разорения. Но уж никак не предполагала, что этим чудом станет свадьба моего бывшего…
– Хизер? Все нормально? Ты слегка позеленела.
– Все в порядке.
Усилием воли возвращаю себя в реальность, но это дается мне ох как нелегко.
– Я говорю – что она еще выдумает?
– Еще? Куда уж еще?
А не отказаться ли мне от работы на этой свадьбе? Вот так просто взять и заявить Брайану, что я не могу… Взгляд падает на стопку конвертов – счета, счета и снова счета. Я перекладываю их со стола в лоток, и без того переполненный. Нельзя отказываться. Мне придется через это пройти.
– Да запросто! С нее станется. – Задрав голову, Брайан глядит на настенные часы – сувенир в честь свадьбы принца Чарлза и леди Ди. На циферблате – тщательно выписанный портрет молодых и фраза «Любовь как в сказке». – Я бы сказал, и часа не пройдет.
– Она оставила два сообщения на автоответчике еще до того, как вы пришли! – Из кухни, размахивая своим любимым ручным пылесосом, выплывает Морин в клетчатом комбинезоне. Ловко щелкнув выключателем, она принимается елозить щеткой по подоконнику. – Судя по голосу, девица та еще заноза в заднице – если хотите знать мое мнение.
– Твое мнение никого не интересует, Морин, – бурчит Брайан, уткнувшись в кружку.
К счастью, за шумом пылесоса уборщица его не слышит.
– Тогда желаю удачи. Теперь твоя очередь отвечать на звонки. А я в лабораторию. Осталось еще штук десять пленок с тюдоровского венчания, надо проявить. – Я направляюсь к двери. Нужно немного побыть одной, привести в порядок мысли.
– Мне бы выскочить ненадолго…
– Выскочить?!
– Всего на полчасика! Подготовить костюм к вечеру.
Ну конечно. Сегодня же «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Напрочь вылетело из головы. Чего не скажешь о Брайане – он уже несколько месяцев предвкушает выход в свет.
– Ты же знаешь, как это бывает. Совершенно нечего надеть!
– Ты глянь на него, – фыркает Морин, пихнув меня острым локтем.
– Некоторые, представь себе, следят за своей внешностью, – огрызается Брайан – и отпрыгивает: Морин бросается на него с пылесосом наперевес. Маневр Брайана произведен недостаточно быстро, насадка присасывается к пиджаку; следует молчаливая, но ожесточенная схватка.
– Брайан…
Он не слышит моей мольбы. Кое-как вызволив позолоченные пуговицы из пасти бытового прибора, опрометью кидается к выходу:
– Не переживай, вернусь – и глазом моргнуть не успеешь.
Наглая ложь. Я знаю Брайана. Пока его ждешь – обморгаешься. Любое решение по поводу одежды он принимает лишь после многочасовых метаний из стороны в сторону.
– Ладно, я включу автоответчик. Перезвонишь ей, когда вернешься.
Уроки «перевода стрелок» даром не прошли. Довольная собой, опираюсь на стеллаж.
– Я разве тебе не сказал? Я дал ей номер твоего мобильника – на всякий случай.
Я швыряю в Брайана недоеденный пончик, босс пригибается, но я меткая. Пончик впечатывается точнехонько ему в затылок, и Брайан с хохотом вылетает за дверь.
Прошло несколько минут. Я уже в лаборатории. Комнатку заливает красное сияние. Плюхаюсь на табуретку, чтобы переварить наконец известие о женитьбе Дэниэла на леди Шарлотте.
Ну, допустим, он женится. И что такого, в самом-то деле? Если он прямо сейчас войдет, упадет на одно колено и попросит стать его супругой, ты согласишься, Хизер? Нет. А почему? Потому что он лжец и предатель, потому что у тебя прекрасный новый парень по имени Джеймс и потому что…
В общем, потому что потому. Я поднимаюсь и начинаю рыться в лабораторной картотеке, где, как всегда, царит полный бардак. Дэниэла выбрасываю из головы. Черт, куда же подевались пленки?
Минут через пятнадцать интенсивных поисков все же откапываю рабочие материалы и включаю проигрыватель. На сей раз мой слух услаждают «Шахматы»[61]61
Популярный мюзикл, впервые поставленный в 1986 г. Музыку написали бывшие участники группы «Абба» Бьерн Ульвеус и Бенни Андерссон.
[Закрыть]. Я рада любому поводу отвлечься и, пока готовлю кюветы для проявки, с удовольствием мурлычу в такт музыке. Мюзиклы мне уже почти нравятся. Звучит вступление к дуэту Элейн Пейдж и Барбары Диксон[62]62
Песня «Я так хорошо его знаю» из мюзикла «Шахматы» в исполнении британских певиц Элейн Пейдж и Барбары Диксон занесена в Книгу рекордов Гиннесса как самая продаваемая запись женского дуэта в истории.
[Закрыть], тянусь прибавить громкость – и слышу писк мобильника.
Сердце падает. Леди Шарлотта? Уже?
Смотрю на экран. «Номер не определен». Обычно я на такие звонки не отвечаю: либо банк требует денег по кредиту, либо видеопрокат жаждет узнать, куда унесло «Унесенных». Но платеж в этом месяце я совершила, а видеокассета с фильмом загадочным образом возникла на телевизоре несколько дней назад, так что видеопрокат тоже успокоен.
Хотя – почему «загадочным образом»? Никаких загадок. В последнее время я потихоньку привыкаю к разным чудесам.
– Алло?
Интересно, что там еще приспичило леди Шарлотте? Клочок бумаги есть, а где ручка?
– Могу я поговорить с Хизер Хэмилтон?
Мужской голос. Причем, кажется, не очень молодой, с аристократическим выговором. Дворецкий, что ли?
– Слушаю. – Выдвигаю ящик тумбочки и роюсь в нем в поисках ручки. И вот в этом хаосе мне предлагается что-то найти?
– Добрый день, мисс Хэмилтон. Это…
– Извините. Секундочку. Подождите, пожалуйста. – Присев возле тумбочки, запускаю руку внутрь, так что ребро ящика упирается в подмышку, и на ощупь перебираю разный хлам. Господи, ну хоть что-нибудь пишущее здесь должно быть?!
– Если сейчас неудачный момент…
Краешком сознания понимаю, что из трубки по-прежнему доносится голос.
Да пропади оно все! Сдаюсь. Придется использовать карандаш для глаз.
– … я могу перезвонить позже.
Вытащив руку из ящика, на миг замираю в удивлении. Он сказал позже? Ага! У меня рождается коварный план. Если на то пошло, сейчас очередь Брайана. Может, попросить дворецкого перезвонить через полчасика прямо в офис? Нет, Хизер, будь благоразумна. Леди Шарлотта – конечно, заноза в заднице и вдобавок захомутала твоего бывшего парня, но ее свадьба должна стать для «Вместе навсегда» спасательным кругом в море финансовых неудач. И кстати, помочь тебе сохранить работу.
– Нет-нет, все хорошо. Так что там хочет… извините, что предлагает Шарлотта?
– Шарлотта? – довольно резко переспрашивает мужчина.
– Ох, простите, леди Шарлотта, – исправляюсь я. Честное слово, просто смешно, как они носятся с этими титулами. Вспоминаю Гейба с его «леди на мопеде». Умора!
– Хм… Должно быть, произошла какая-то ошибка…
Уловив в мужском голосе следы американского произношения, я начинаю сомневаться. Может, это вовсе никакой не дворецкий? Тогда, значит, звонят насчет кредитки.
Например, из «Американ Экспресс».
Боже, совсем забыла. Уверена, причиной всему – гора кружевных трусиков, которую я приволокла домой на прошлой неделе.
– Извините, вы насчет тех трехсот фунтов, что я потратила на нижнее белье?
– Нет! – Мой собеседник определенно теряет терпение. – Я насчет работы.
– В «Американ Экспресс»? – тупо уточняю я. Ничего не понимаю. Какая-то безумная промоакция, что ли?
– Нет, в «Санди геральд».
До меня доходит не сразу.
– Вы сказали – «Санди геральд»?..
– Именно.
В груди становится тесно, словно все пуговицы на моем кардигане сами собой застегнулись.
– А вы?..
– Виктор Максфилд, главный редактор.
Господи, это правда. Это в самом деле происходит. Я говорю с главным редактором «Санди геральд». Прямо сейчас, в эту секунду. По мобильнику. Вот-вот хлопнусь в обморок от недостатка кислорода, потому что совершенно перестала дышать.
– Ох, я такого не ожидала. Приняла вас за другого, извините.
– Я так и понял. – Виктор Максфилд, готова поклясться, ухмыляется. – Я решил позвонить сейчас, потому что начиная со среды меня не будет в офисе. Каждый год в это время я езжу порыбачить в Шотландию, в местечко под названием Лох-Куллох…
Мне хочется себя ущипнуть – не сон ли?
– Вы бывали в Шотландии, мисс Хэмилтон?
– Н-н-нет… – заикаюсь я.