Текст книги "Мечтай осторожнее"
Автор книги: Александра Поттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Но?
«Но ты не любишь его, Хизер», – звучит голосок у меня в голове. Не может быть. Джеймс – мечта любой женщины, верно? И так ли уж важно, что нашим отношениям от роду… я подсчитываю в уме… всего неделя?
Неделя. И вот я лежу в его объятиях, сконфуженная и раздраженная. А виной всему – три коротеньких слова.
Не шевелясь, из-под прикрытых век гляжу на него – так стреляют глазами фамильные портреты в ужастиках. Он лежит рядом и смотрит на меня с обожанием. Вижу его оливковую кожу, шоколадные глаза, волевую квадратную челюсть… Оцени, Хизер! Идеал. Само совершенство. Ты должна его любить. В смысле… что в нем можно не любить?
И я сдаюсь. Шепотом отвечаю:
– Я тоже…
В ответ получаю улыбку и… скажем так: исполнение своего сокровенного желания.
Глава 25
– Твое местонахождение на данный момент?
Голос Эда ржавым шурупом ввинчивается в мой несчастный мозг.
– М-м… уже недалеко, – уклончиво отвечаю я, плечом прижимая мобильник к уху.
Глаза слипаются. Сидя на постели, швыряю все, что попадается под руку, в старый кожаный чемодан. Предполагалось, что мы с Джеймсом ни свет ни заря выедем в Корнуолл, где сегодня собирается моя семья. Мы должны были прибыть… о-о-о. Щурюсь на часы. Десять минут назад.
Твою мать.
Предполагаться-то оно предполагалось, но я проспала все на свете – близится время обеда. Обхватив руками голову, пульсирующую тупой похмельной болью, делаю несколько глубоких вдохов.
– Конкретнее? – настаивает Эд.
– Ты ж меня знаешь! – Непринужденно хихикаю в манере «ой, я у вас такая дурочка!». – Ориентирование на местности – не мой конек.
Ничего подобного – на самом деле у меня встроенный компас, но я не могу выдать Эду свое истинное местонахождение, правильно? Он-то думает, что я на всех парах несусь по шоссе, а не ползаю на четвереньках по полу спальни в поисках фена.
– Какой ближайший населенный пункт?
– Э-э… Брайтон. – Первое, что приходит в голову.
– Брайтон? Но это же десятки миль в сторону! – шипит Эд. – Чем ты думала?
«Не тем местом, братец, которым вообще думают», – готова я ляпнуть, но вместо этого, углядев под шкафом фен, отбрасываю телефон со словами: «Секунду, щас скорость переключу». Распластавшись на животе, тянусь за феном, а высунув голову из-под шифоньера, слышу бубнеж Эда:
– Ты ведешь машину и говоришь по телефону одновременно? У тебя нет наушника? Законом запрещено использование за рулем мобильного телефона без гарнитуры…
Пока он крутит свою шарманку, выдвигаю ящик комода, где, намертво сплетясь в самых немыслимых сочетаниях, обитают предметы моего нижнего белья. К черту. Последнее, что меня беспокоит при таком похмелье, – это гармония лифчика и трусиков. Вместо того чтобы подбирать комплекты, я сваливаю все белье в чемодан.
– Полиция беспощадна к нарушителям, тебе грозит крупный штраф и новые баллы…
Все, завелся. Пора положить конец его страданиям. Да и моим тоже.
– Ладно, ладно, Эд, уймись. Не надо так волноваться. Я, собственно, не за рулем.
– Хороша шутка! – выдыхает он. – Ты что, поехала поездом?
Тьфу, и зачем только я начала с этого идиотского вранья? Ложь до добра не доводит, Хизер. Тут же вспоминаю прошедшую ночь. Я в постели с Джеймсом… говорю, что люблю его. Сожаление тисками сжимает сердце. Если бы только… если бы только я не произносила этих слов. Увы, я их произнесла, а сказанного не воротишь, и тут никакой счастливый вереск не поможет.
– Я еще не выезжала, если честно.
Брату требуется несколько секунд, чтобы переварить мое признание.
– Невероятно! Ты еще дома? Но уже почти два часа дня! Ты в курсе, что сейчас все дороги забиты?
– В курсе.
Я заслужила его гнев. Разглядываю груды одежды вокруг. Взять купальник? А вдруг дождь? Ладно, возьму – на всякий случай.
– Ты пропустишь обед. Розмари очень расстроится.
Ну конечно. Да она завизжит от радости, когда узнает, что падчерица не помешает ей из кожи вон лезть, изображая гостеприимную хозяйку.
– Куплю ей цветы по дороге.
А не взять ли еще одни джинсы? Вытягиваю их из кучи. Мало ли что.
«Мало ли что» – проклятие путешественника. Именно эта мысль всякий раз заставляет меня набирать вагон и маленькую тележку ненужных шмоток. Последние три раза, когда я отправлялась в отпуск, в аэропорту приходилось платить за перевес. Брала бы лучше пример с Джесс. Вот уж кто спец по сборам в дорогу – как всякая стюардесса. Послушать ее, так все, что нужно человеку, – это две белые футболки и черные штаны на завязке-веревочке.
В отчаянии смотрю на распахнутый чемодан с горой барахла. Я уезжаю на выходные, а уже запаслась десятком топиков и четырьмя парами брюк. Но как обойтись без нежно-голубых вельветовых брючек, камуфляжных бермудов и белых джинсов, которые я до сих пор ни разу не надевала? Последние – а ведь я даже не уверена, что они мне идут, – пытаюсь упихать в крошечный свободный уголок рядом с косметичкой.
– …Надеюсь, ты вызовешь такси, а не поедешь на своей машине. Она крайне ненадежна, Хизер. Единственный разумный выход – ее продать. И зачем тебе спортивный автомобиль в Лондоне, где бесперебойно функционирует общественный транспорт? Ума не приложу…
– Я поеду вместе со своим парнем на его машине, – перебиваю брата, не успев подумать, что делаю.
Какое странное чувство. Я впервые назвала Джеймса своим парнем, и мне слегка неудобно – как в новых туфлях, когда надеваешь их в первый раз. Но конечно, привыкну. Возьмите, к примеру, атласные туфельки. Эффект новизны пропал – и я чувствую себя в них как в старых тапочках.
Хм… А ведь мысль-то скорее настораживает, чем успокаивает. Пройдет время – и я начну воспринимать Джеймса как пару старых тапочек? И это якобы хорошо?
– Мы будем вести по очереди, – обещаю я в трубку. Взгромоздившись на потертый чемодан, несколько раз подпрыгиваю, чтобы все умять. – Причем вести будем, заметь, не спортивную машинку, а вполне надежный «ренджровер».
В трубке мертвая тишина.
– Эд, ты здесь?
Слышу приглушенное бормотание. Все ясно – сообщает потрясающую новость остальным. Семья наверняка собралась вокруг, чтобы послушать, куда там еще Хизер вляпалась. Как же меня это бесит! Не могу разобрать ни слова, но, держу пари, его речь звучит примерно так: «Срочное сообщение! Младшая сестра – по мнению экспертов, потенциальная старая дева – обнаружена живой и здоровой в шикарном автомобиле рядом с молодым человеком».
– Кхм, да, мы все здесь.
Ну? А я что говорила?
– Все, кроме меня, Эд! – Сую ноги в блестящие сандалии. – Именно поэтому я не могу с тобой трепаться весь день. Иначе никогда до вас не доберусь.
Самодовольно ухмыляясь – в кои веки за мной осталось последнее слово, – отключаюсь.
Через десять минут от моего задора не остается и следа.
– Что значит, ты не можешь? – ною я. (Джеймс объясняет, что вылетает в Париж на срочные переговоры с важным клиентом: отвертеться нет никакой возможности.)
– Я тоже расстроен, дорогая. Мне очень хотелось познакомиться с твоей семьей.
Моя семья… Эд будет пилить меня все выходные. Про Розмари вообще молчу.
Распрощавшись с Джеймсом, тянусь к подоконнику за ключами от пресловутого ненадежного авто, рядом вижу счастливый вереск и на мгновение замираю, любуясь. Крохотные белые цветочки купаются в лучах солнца, пробивающихся между планками жалюзи, и у меня даже на душе становится светлее. Удивительно, до чего он живуч. Правда, я за ним ухаживаю: пристроила в подставку для яиц, регулярно меняю воду… но я привыкла, что всякое растение, к которому я прикасаюсь, тут же чахнет, сохнет и дохнет. Например, я угробила прекрасную орхидею, выставив ее на солнце. Словом, мы явно имеем дело с силой куда более могущественной, нежели мои неумелые ручки.
Кто-то назовет это удачей.
Но я предпочитаю другое слово. Чудо.
Чудо – мысленно произношу я, и вдруг происходит нечто… нечто из ряда вон! Я стою в квадратике света на линолеуме, и такое чувство, будто… будто за мной наблюдают.
Меж планок жалюзи гипнотически сверкают два изумрудно-зеленых глаза. Я дергаюсь, как от удара током. Не может быть!
Старая цыганка. Та самая.
– Хизер?
Сердце едва не выпрыгивает из груди. Хватая ртом воздух, поворачиваюсь и вижу в дверном проеме человека. Я настолько ошарашена, что в первую секунду даже не узнаю Гейба. Его наряд представляет собой очередной выверт дизайнерской мысли: ярко-оранжевый комбинезон плюс шлепанцы.
– Уф-ф… Привет.
Мозги буквально плавятся, работая в усиленном режиме. Что же сейчас произошло? Неужели это была?.. Тщась объяснить необъяснимое, нервно бросаю взгляд на окно. Перед глазами мелькает рыжее пятно, и с карниза, пронзительно мяукнув, прыгает Билли Смит. Уж не кошачьи ли глаза я увидела?
– Уезжаешь на выходные? – Гейб направляется к чайнику и нажимает на кнопку.
– Мы едем в Корнуолл. Повидаться с семьей, – бормочу, сама не своя. И трясу головой: – То есть я одна еду. – Присаживаюсь за кухонный стол, кладу ладони на его исцарапанную поверхность. От теплого дерева веет покоем. – Собирались с Джеймсом, но не выходит – у него срочные переговоры.
– О… – Гейб заглядывает мне в глаза. – Расстроилась?
Поначалу мне и впрямь так казалось, но сейчас, когда первое разочарование ушло, понимаю, что ничего похожего. Если уж честно, меня даже радует, что мы с Джеймсом немного отдохнем друг от друга. Чудесная была ночка, и все же остался какой-то неприятный осадок.
– Да нет, просто путь долгий… и пробки ужасные… – Тьфу, да я копирую своего братца! Пытаюсь свести все к шутке: – Главное, взять побольше шоколада, чтобы не заскучать в дороге.
– Или, к примеру, захватить меня.
Он смеется, а я сижу разинув рот.
– Планов на выходные у меня нет, а ты вроде говорила, что там неплохой прилив… – частит Гейб, шаркая ногами и почесывая нос. – Вот я и подумал… – Он умолкает в ожидании моей реакции.
А как мне реагировать?
Гейб? Гость у нас в Корнуолле? Мои-то будут не против, но как же Джеймс? Гм. А что – Джеймс? У нас с Гейбом чисто дружеские отношения, к тому же я уверена – в Корнуолле ему понравится. Займется серфингом, полакомится местными коврижками с кремом – короче, отдохнет, как настоящий турист. Уж если он счел Хэмпстед «милым старомодным местечком», то Порт-Исаак его точно очарует.
А ты сама-то, Хизер? Плевать на остальных – чего хочешь ты лично?
Тяну паузу, размышляя. Не то чтобы мне это было нужно, но в такой ситуации полагается хорошенько подумать, ведь так? Хотя я знаю ответ. Знала еще до того, как пустилась в пространные рассуждения. Я хочу, чтобы Гейб поехал.
– Волны там и правда отличные…
– Класс! – радуется Гейб и выбрасывает ко мне руку. Я вяло шлепаю его по ладони. Терпеть не могу эти дурацкие ритуалы. – Внимание! Суперпредложение! – Гейб вынимает у меня из пальцев ключи от автомобиля и швыряет их на стол. – Пробки отменяются. Рванем на мотоцикле!
Глава 26
Это конец.
Я мертвой хваткой цепляюсь за кожаную куртку Гейба. Мы точно разобьемся. Превратимся в жуткое месиво искореженного металла и обезображенной плоти. Наши тела будут так изуродованы, что опознавать придется по зубам!
Мы летим по шоссе в Корнуолл. Зажмурившись, еще крепче обнимаю Гейба, хотя и без того сжимала его как клещами. На старте он бросил мне: «Держись!» – ну я и обхватила его за шею (по-моему, именно это значит «держаться»). Но на заправке он предложил мне обратить внимание на металлическую скобку позади его сиденья. Так, дескать, удобнее.
Удобнее? Он в своем уме? О каком удобстве может идти речь, если я несусь на скорости сто пятьдесят километров в час безо всяких ремней безопасности, едва удерживая задницу в седле, пытаясь выжить?
Выжить-то я, может, и выживу, но оглохну точно. Оглушительный рев мотора атакует барабанные перепонки. Натуральная пытка. Меня тошнит. Голова кружится. Тело бьет озноб. Нервы звенят. Кошмар.
Гейб прибавляет газу, мы обходим «ягуар».
Класс!
Что это? Неужели вой сирены?
Нам на хвост села полицейская машина с включенной мигалкой. Такое превышение скорости – это не шутки.
Гейб тормозит, мы оба спрыгиваем на землю. Полицейский выходит из своего «ренджровера» и с суровой миной шагает к нам.
– Вы представляете, с какой скоростью ехали, молодой человек? – негодующе интересуется он.
– Простите, офицер. Я только что из Калифорнии… – Гейб разыгрывает туриста-лопуха.
Но британского дорожного полицейского на мякине не проведешь. Лицо у него каменеет.
– А в Калифорнии разрешено перемещаться со скоростью 145 километров в час? Думаю, нет. – Офицер поднимает бровь. – Предъявите, пожалуйста, права и страховку.
Гейб послушно передает ему права:
– Других документов у меня с собой нет. Видите ли, мотоцикл у меня всего две недели…
Настал звездный час этого полицейского.
– В таком случае попрошу вас проследовать вместе со мной в участок.
Вот невезуха. Штраф – само по себе неприятно, участок… во много раз хуже. Мы рискуем вообще не попасть в Корнуолл.
Гейб удрученно пожимает плечами и поворачивается к офицеру, который включает рацию.
Я впиваюсь в полицейского взглядом и желаю… вот бы он просто вынес нам предупреждение и отпустил!
– Мистер Габриэль Хоффман?
– Да, сэр.
Полицейский возвращает Гейбу права.
– Так и быть, отпущу вас с предупреждением. В будущем попрошу придерживаться правил дорожного движения, установленных в нашей стране.
– Благодарю, офицер! – Гейб бросает на меня изумленный взгляд. Я округляю глаза: изображаю невинное удивление. – Мне говорили, что британские копы – лучшие в мире, так, я смотрю, это правда.
Пыжась от гордости, офицер марширует обратно к своей машине. Оборачивается:
– А вы часом не голливудский актер? Лицо знакомое.
Я давлюсь смешком, а Гейб краснеет.
– Боюсь, нет.
– Хм-м… – Полицейский пожимает плечами – не убежден, похоже. Коротко нам кивнув, страж порядка забирается в свой автомобиль.
К повороту на Порт-Исаак мы добираемся уже в сумерках. Съехав с шоссе, Гейб сбрасывает скорость, и мотоцикл с размеренным рокотом петляет по проселочной дороге. Я поднимаю забрало шлема и полной грудью вдыхаю корнуоллский воздух. Какое наслаждение! Запахи соли, прибоя, древесного дыма, как всегда, пробуждают ностальгию. Вспоминаю, как дни напролет собирала ракушки на морском берегу и выписывала свое имя на мокром желтом песке. Как гуляла с папой и мамой по скалистым холмам – родители подбрасывали меня высоко в воздух, крепко держа за руки с обеих сторон, а я визжала от восторга и требовала еще. Как играла в прятки среди рыбацких лодок, пришвартованных в гавани, и ссорилась с Эдом – брат вечно грозился наябедничать родителям…
Дорога все уже, повороты – все прихотливее, и мотор стрекочет все натужнее. Вокруг, насколько хватает глаз, – разноцветные квадратики полей, словно на землю бросили лоскутное одеяло. Тут и там попадаются овцы, стадами и поодиночке. Они поднимают головы и провожают нас равнодушным немигающим взглядом.
Постепенно изумрудные луга уступают место шеренгам сложенных из камня коттеджей, мы минуем их, поднимаясь по склону холма, и я замираю в предвкушении. Это моя любимая часть пути. Будто разворачиваешь подарок: еще секунда – и увидишь, что там внутри… Я-то знаю: сейчас покажется море. Плотнее прижимаюсь к Гейбу. Меня так и распирает, хочется закричать: «Смотри! Смотри!» – но я упрямо сжимаю губы. Не нужно портить сюрприз.
Мы взлетаем на вершину холма, и… вот оно! Серебристо-голубая полоска у самого горизонта.
– Йооо-хо-хо-о-о! – вопит Гейб сквозь свист ветра.
Водная гладь становится все шире и шире – словно шторки, закрывающие экран в кинозале, разъезжаются в стороны. Море заполняет собой весь горизонт, пенные гребни волн играют красным, розовым и оранжевым в лучах заходящего солнца. Гейб вырубает зажигание, и мотор, фыркнув, умолкает. Я стаскиваю шлем. В ушах звенит. После грохота двигателя тишина кажется глубокой и непроницаемой.
– Bay, – выдыхает неисправимый янки.
Гейб подходит к краю утеса, вглядывается в даль. Едва разгибая затекшие ноги, я слезаю с мотоцикла и присоединяюсь к нему. Он стоит неподвижно, не замечая моего присутствия, и смотрит прямо перед собой на солнце, медленно опускающееся в воду. Какое-то время мы просто стоим и смотрим. Совсем рядом. Два силуэта на фоне темнеющего неба, которое меняет цвета с оранжевого на красный, затем на лиловый. Слушаем слабый ритмичный плеск волн, накатывающих на опустевший пляж.
Краем глаза вижу, что Гейб поворачивается ко мне. Горло перехватывает: он собирается сделать именно то, о чем я думаю? Воздух между нами только что не искрит… Поднимаю лицо и робко смотрю в глаза Гейбу. Он собирается сделать именно то, чего я хочу?
– Ну что, поехали?
Вопрос сбрасывает меня на грешную землю.
– Угу…
Чертов закат! Весь этот романтический антураж лишил меня чувства реальности. Одинокий утес, живописный пейзаж, привлекательный мужчина рядом…
Мужчина, заметь, не твой.
– Кстати, должна предупредить насчет мачехи…
– Что такое? Она кусается?
Против воли начинаю хихикать.
Гейб задумчиво на меня смотрит.
– А знаешь… это ведь первый раз, когда ты засмеялась моей шутке.
Э? Я поперхнулась смешком.
– Да ладно тебе, я все время смеюсь!
– Надо мной смеешься, а не над шутками, – с притворной обидой уточняет Гейб.
То есть это мне кажется, что он притворяется, но до конца я не уверена. Еще чуть-чуть – и мне будет очень неловко. Я не могу признаться, что на дух не выношу комиков, что в моем представлении ад – это слушать, как дядька на сцене мерзко кривляется, изображая свою подружку. И уж конечно, не могу сказать, что видела его репетицию перед зеркалом – и пришла в ужас.
Я вдруг замечаю, как резко похолодало. Бросаю взгляд на часы:
– Уже поздно, надо ехать. – Во-первых, это правда, а во-вторых, и тему разговора можно сменить. – Нас давно ждут!
Гейб морщит физиономию и делает вид, будто нервно обкусывает ногти на руках, затянутых в кожаные перчатки.
– Не переживай, все будет хорошо. – Взяв под локоть, веду его к мотоциклу.
Ну и что с того, что я неверно истолковала его намерения? Я вовсе и не хотела, чтобы он меня целовал.
Глава 27
Моя родня влюбилась в Гейба с первого взгляда. Даже Розмари, с той минуты как он вошел в кухню и пожал ее руку в резиновой перчатке («Мачеха? Не может быть! Я бы решил, что вы сестры!»), буквально смотрит ему в рот. Зардевшись как девочка, Розмари наливает ему хереса в бокал уотерфордского[58]58
Уотерфорд – город на юго-востоке Ирландии, знаменит хрусталем, который производится там с XVIII века.
[Закрыть] хрусталя из своего лучшего комплекта и даже не заикается насчет того, чтобы он разулся. Остальные топчутся рядом, спеша пожать Гейбу руку или, как папа, энергично хлопнуть по плечу, словно выбивая пыль.
Мне же не разрешают и шагу ступить, пока не сниму обувь, после чего предоставляют самой наливать себе херес. Честное слово, с Гейбом так носятся, что я готова обидеться.
– Ну? Как тебе ведьма? – шепчу я, когда церемония знакомства все же завершается.
– Метлы не заметил… – пожимает плечами Гейб.
Мы проходим мимо Лу, жены Эда, – бедняжка учтиво слушает Аннабел, дочь Розмари, и ее мужа Майлза. Супруги наперебой в подробностях описывают ламинатные полы в своей квартире. Они предпочли ламинат ковровому покрытию, потому что «ну ты же понимаешь, близнецы…».
– Хотя она и угостила меня подозрительной коричневой бурдой, – добавляет Гейб. – Как думаешь, ведьминское варево?
– Это называется хе… – И ору что есть мочи: – Осторожно!
Поздно.
Он трескается лбом об открытую потолочную балку и морщится:
– Ох ты, больно!
– Да-да, будь внимателен, – назидательно произносит Эд. Мой брат принадлежит к той раздражающей породе людей, которые любят предупреждать о неприятностях после того, как они случились. – Эти старые балки могут быть очень опасны.
Семья рассаживается вокруг обеденного стола, на котором выставлено роскошное жаркое и разнообразные гарниры.
– Зарубил на собственном… лбу. – С натужной улыбкой Гейб потирает голову и, усевшись на стул, пытается устроить под столом свои длинные ноги. На нем по-прежнему оранжевый комбинезон, но мои родные делают вид, что подобный наряд для них в порядке вещей. – Не иначе как дом строил лилипутский народец.
– Совершенно верно, – важно кивает Эд с высоты своих двух метров. – Скудное питание тормозило их рост.
– Жуть! – Гейб озабоченно морщит лоб. – Вы их знали?!
Комната сотрясается от хриплого хохота – это вваливается Лайонел, зажав в руках сразу несколько бокалов и две бутылки совиньона, которые откопал в подвале.
– Мальчик мой, этот дом построили в 1642 году. Ему больше трехсот с полтиной.
Меня тревожит молчание Гейба – уж не обидела ли его папина бесцеремонность? Но мой жилец добродушно отзывается:
– Что с американца возьмешь? В Америке из древностей разве что одна Джоан Риверс[59]59
Американская актриса и телеведущая, не скрывает своего пристрастия к пластической хирургии.
[Закрыть].
По стандартам Гейбовых шуток, очень даже неплохо. Но ответом ему – молчание и недоуменные взгляды.
– А кто эта Джоан? – спрашивает белобрысая Аннабел.
– Актриса наша, в комедиях играет. Ей уж лет сто, но со всей этой пластикой…
Ха! Ноль реакции. Это я в мире звезд – как рыба в воде, а моя семья от светской жизни далека.
– Я знаю! Точно, из-за пластики у нее лицо, как у парашютиста в воздухе! – раздается из коридора.
Кто это у нас такой умный? Розмари?! Она вносит в комнату кувшин воды со льдом и, манерно наклонившись, ставит его посреди стола.
– В одном из моих журналов про нее была большая статья.
Я даже зауважала мачеху.
– В «Леди»? А я почему не читала? – Аннабел хмурит бесцветные бровки.
На прошлое Рождество она подарила матери годовую подписку на «Леди», и теперь, когда бы я ни приехала в Бат, на кофейном столике неизменно разложены веером свежие номера, полные увлекательных статей о том, как плести кружева и ставить на место зарвавшихся нянечек. А стопки своих любимых «Хелло» и «ОК» Розмари прячет в чулане. Уличенная в неверности, она, заикаясь, бормочет что-то нечленораздельное. Маска респектабельной представительницы среднего класса вот-вот рассыплется под сверлящим взглядом Аннабел.
Уже вроде бы очевидно, что ссоры не избежать, но Лу шустро меняет направление разговора:
– Габриэль, так что привело тебя в Англию? – С дружелюбной улыбкой она протягивает ему блюдо тушеной брюссельской капусты. Гейб пару секунд озадаченно таращится на еду – это еще что такое? – и все же робко кладет ложечку себе на тарелку.
– Эдинбургский фестиваль. – Насадив на вилку кочанчик, он с настороженным видом откусывает. – Через две недели поеду, буду там выступать.
Две недели? Я невольно вздрагиваю. Как быстро пролетело время. Совсем скоро он уедет, надо же… А почему это меня беспокоит?
– Браво, так ты человек театра? – раздается с противоположного конца стола, где Лайонел нарезает мясо. Вот уж кому Гейб точно угодил – папуля обожает «сце-е-ену».
– Я больше по юмористической части. – Гейб с очевидным усилием глотает откушенный кусок. Улучив момент, когда, как ему кажется, никто не видит, снимает остаток с вилки. – Эстрадный комик. Типа того.
– А как вы познакомились? – Розмари изящным движением промокает салфеткой уголки рта.
– По объявлению. – Сообразив, как это прозвучало, Гейб ухмыляется. – Не-е, ничего такого, миссис Хэмилтон. Просто Хизер дала объявление насчет комнаты, жильца искала, а мне ж нужно где-то перекантоваться несколько недель.
– Так ты что же, не ее молодой человек? – сурово вмешивается Эд.
– На «ренджровере»! – с прокурорским видом добавляет Розмари, и на лице ее ясно читается: «Так и знала, что она наврала».
Опять она меня в краску вогнала, заноза!
– Нет, это не я, – благодушно отзывается Гейб.
– Тогда где же твой новый кавалер, Хизер?
Розмари делает особый упор на эти два слова, будто помещая их в кавычки, и разговоры за столом как-то разом стихают.
– Вы про Джеймса? – Откуда у меня ощущение, что я в зале суда, перед жюри из семерки присяжных? – У него срочная работа.
– В выходные? – вклинивается Аннабел.
– Крайне важное дело.
Это чистая правда, а я будто оправдываюсь. Такое впечатление, что я все это сочинила, дабы прикрыть зияющую дыру в своей личной жизни.
– Очень надеюсь, что важное, – бормочет Розмари, плюхая себе ложку тушеной моркови. – Все-таки он подвел тебя в последнюю минуту.
Посторонний человек мог бы усмотреть в ее словах искреннее сочувствие, но я-то знаю ее как облупленную.
– А Хизер рассказывала вам про его букеты? – Гейб ободряюще пожимает под столом мою руку. Спаситель!
– Букеты? – Темные глаза Лу загораются. – Хизер, как романтично. А мне только жалкие нарциссики иногда перепадают… – Надув губы, она стреляет глазами в Эда.
– Ага, уже три охапки прислал! Три дюжины красных роз! – Гейб не скупится на подробности. – Парень с ума по ней сходит!
– И его можно понять! – рокочет Лайонел, гордый отец. – Верно, Розмари?
Удивительно, но мачеха что-то притихла. Должно быть, поражена тем фактом, что у меня и вправду появился мужчина. Он присылает мне цветы, и я его не выдумала!
– Разумеется, – сдержанно отвечает она. – Кому еще капусты? После ужина все расходятся по комнатам готовиться ко сну, в гостиной остается только молодежь мужского пола – и я. Берем по куску яблочного пирога с патокой и болтаем… естественно – о футболе.
– Любите соккер? – Гейб с неуверенным видом ковыряет ложечкой патоку.
– А то! – отвечает Эд.
– Да, старина, – Майлз хлопает Эда по плечу, – видал, как мы их сделали на прошлой неделе? Вот удача! Все газеты писали, что случилось чудо.
Мы с Эдом переглядываемся. После того случая в пабе мы уже не раз говорили по телефону, но Эд ни словом не упоминал о произошедшем. Впрочем, ничего удивительного. То, чего мой брат не понимает, он просто-напросто игнорирует.
– Я слышал, Англия раздолбала французов, – кивает Гейб. – Потрясно!
– Да, у нас есть талантливые игроки, и лично я жду от них больших свершений. – Эд оседлал своего любимого конька. – Если все будет нормально, ближайшие несколько вечеров проведу у телевизора. Спасибо, что есть спортивный канал, верно?
– Держу пари, твоя половина не в восторге. – Майлз с заговорщицким видом подталкивает Эда локтем.
Тот натянуто улыбается, будто Майлз наступил на больную мозоль. Господи, надеюсь, мое дурацкое желание не привело к семейным проблемам?
– Э-э… Хизер? – Гейбу явно не по себе. – Слушай, этот ваш национальный деликатес…
Ложка увязла в его пироге и стоит торчком.
– А мороженого случайно не найдется? – виновато шепчет он.
– Думаю, с моего прошлого визита кое-что осталось, – шепчу я в ответ. – Пойду гляну в холодильнике. – Наклоняюсь поближе к Гейбу: – Встреча через пять минут в спальне. – М-да, как-то странновато звучит. – Чтобы не пришлось делиться мороженым! – добавляю поспешно, кивая на Эда и Майлза – они как раз с опаской дегустируют патоку.
Если Гейб и заметил мое смущение, то виду не подал.
– А где наша спальня?
– Второй этаж, первая дверь направо.
– Круто.
– Погоди радоваться, ты еще тамошних обоев в цветочек не видел. – Со скорбной улыбкой забираю у него тарелку и ускользаю пошуршать по закромам.
– Ты сверху или снизу? – Прикончив одно ведерко мороженого, Гейб смотрит на меня, вскинув бровь.
– Хм-м… – Делаю вид, что вопрос поставил меня в тупик.
– Ну?
– Предпочитаю сверху. – Вонзив ложку в свое мороженое, я передаю ему ведерко.
Гейб принимается выискивать залежи шоколадной крошки, находит обширное месторождение и отправляет в рот большой комок.
– Очень удачно. Я люблю быть снизу.
Вот уже несколько минут мы с Гейбом стоим в дверях моей старой спальни, лопаем мороженое и разглядываем деревянную двухъярусную кровать, на которой нам предстоит провести ночь. Когда мне было десять, двухъярусные кровати казались милыми и забавными. Спустя двадцать лет ситуация несколько изменилась.
А Гейб ничуть не разочарован, напротив, ему все нравится. Отсюда и наш полный двусмысленностей диалог. Забавный, по-моему.
«Ничего забавного, Хизер. Вы с ним флиртуете!»
И то верно. Господи, что я делаю? У меня уже есть парень. И не просто парень, а мистер Само Совершенство.
– Прости, я обжора. Все съел, – с покаянным видом говорит Гейб, соскребая со дна ведерка остатки.
А у него есть девушка, напоминаю я себе. Голливудская кинокрасотка, между прочим.
– Ничего, мне уже хватит… – неожиданно смущаюсь я.
– Да? Ну ладно. – Озадаченный такой быстрой переменой настроения, Гейб перестает дурачиться и ставит пустое ведерко на пол. – И что теперь? Ложимся?
Вполне невинный вопрос, но теперь мне уже повсюду чудятся непристойные намеки.
– Пожалуй. Надо бы встать пораньше, если хочешь заняться серфингом…
Чтобы уж окончательно исключить всякую возможность недоразумений, зеваю, чуть не вывихнув челюсть.
– Умираю, спать хочу.
– Тогда ты первая в ванную?
– Нет-нет, давай ты, – возражаю быстро. Хватаю подушку и начинаю энергично ее взбивать, чтобы хоть как-то отвлечься. От этих разговоров на ночь глядя я вся разнервничалась. – Дверь в конце коридора.
– Точно?
– Точно.
Согнувшись над рюкзаком, Гейб роется в поисках туалетных принадлежностей. Очки съезжают на кончик носа, и он раз за разом подталкивает их повыше. Какой смешной жест. И трогательный.
«Немедленно прекрати, Хизер!»
Он ведь поправлял очки и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Так почему я именно сейчас обратила на это внимание? И почему мне кажется, что этот жест придает ему невыносимое очарование?
– Я быстро, туда и обратно. – Выудив щетку и пасту, Гейб выходит из комнаты, но тут же просовывает голову в дверь:
– Чтобы не забыть: семья у тебя – просто классная. Клевый вечер.
– Спасибо. – Мне стыдно за недавнюю мрачность.
– И еще кое-что…
Господи, что такое? Жду, затаив дыхание. Набрав в грудь побольше воздуха, он делает сенсационное признание:
– Я храплю!
