Текст книги "Мечтай осторожнее"
Автор книги: Александра Поттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава 23
Ну и что дальше?
Я выбросила сломанные розы, остальные поставила в вазу и водрузила ее на подоконник, сделала себе еще чашку растворимого кофе и в качестве завтрака прикончила пакет лакричных подушечек. Сидя за столом на кухне, размышляю, как провести выходной. Обычно я люблю понежиться в постели до обеда, но благодаря своему новому будильнику – курьеру из цветочного магазина – я уже встала, и сна ни в одном глазу. Барабаню пальцами по кружке.
Придумала! Посмотрю-ка я телик!
Отлично. Обожаю утром смотреть телевизор. Это моя тайная постыдная страсть – все равно как носить панталоны с начесом или млеть от Энрике Иглесиаса. В приливе энтузиазма тянусь за пультом, чтобы включить переносной телевизор, втиснутый рядом с микроволновкой, и случайно бросаю взгляд на электронные часы. Ну надо же, как обидно! Еще и девяти нет. Тришу[55]55
Триша Годдард – популярная британская телеведущая. В ее утреннем шоу обсуждаются в основном проблемы семьи и брака.
[Закрыть] ждать и ждать.
Планы сорваны. Мрачно допиваю кофе. Интересно, что поделывает Гейб? Раздвинув планки жалюзи, выглядываю в сад. Мой жилец лежит в шезлонге на животе, вокруг высятся горы юмористической литературы, и он что-то увлеченно строчит в записной книжке, которую повсюду таскает с собой. Занят человек, лучше не беспокоить.
Да и мне надо бы чем-то заняться, устыдившись, говорю себе. Тем более что дел невпроворот.
При этой мысли бросаю взгляд на дверцу холодильника, сверху донизу облепленную бумажками: липкие листочки с напоминаниями, счета, два билета на «Шоу ужасов Рокки Хоррора»[56]56
Популярный британский мюзикл, впервые поставленный в Лондоне в 1973 г.
[Закрыть] в понедельник вечером. Надо же, совсем забыла. Поход в театр организовала Джесс вместе с компанией своих голубых коллег-стюардов, и я взяла билеты для нас с Джеймсом. Хотя не уверена, что мужики в сетчатых чулках – зрелище в его вкусе. Итак, достаю ручку и усаживаюсь за кухонный стол.
Первым делом надо набросать список. Открыв блокнот, обнаруживаю десяток тех, что составляла ранее и о которых напрочь забыла.
Ничего, будет еще один.
Пятница. Список дел
Позвонить Джеймсу.
Ну, это просто. Набираю номер, но он не берет трубку, так что оставляю сообщение с благодарностью за великолепные розы.
Постирать.
Даже у активной сексуальной жизни есть свои минусы. До того, как я начала встречаться с Джеймсом, носила себе уютные старые трусы, которые можно было спокойно забрасывать в стиральную машину. А теперь приходится заново привыкать к кружевным лоскуткам, годящимся исключительно в качестве украшения. Ни одну из функций нормального белья – поддерживать, защищать, создавать комфорт – они не выполняют, зато стоят бешеных денег и стирать их замучаешься.
Найти новую престижную работу.
Ох.
Может, перескочить этот момент и сразу перейти к следующему – «Купить новую занавеску для душа»? Тем более что я давно не была в «Икее»… Нет, халтурить не годится. В течение последних шести лет этот пункт неизменно входит в первую пятерку моих неотложных дел, и в то время как прочие мало-помалу выполняются, он остается. Мозолит мне глаза. И не дает спокойно жить.
Вот почему спустя несколько часов я сижу за компьютером и в сотый раз забиваю в поисковик: «вакансии для фотографов».
– Как дела?
Гейб появляется в дверях моей спальни с двумя дымящимися кружками мятного чая и новым пакетиком лакричного ассорти.
– Лучше не бывает, – уныло ответствую я, беру кружку, дую на чай, шумно прихлебываю. – Торчу здесь уже четыре часа, и все, что удалось найти, – работа в журнале «Ежемесячник агротехники». – Перебираю свои распечатки. – Ага, вот. «Многообещающее предложение для опытного фотографа. Знание тракторов и силосного оборудования приветствуется. Желателен интерес к крупному рогатому скоту и готовность проводить время на свежем воздухе в любую погоду…»
С озадаченным видом Гейб молча протягивает мне лакричную помадку.
– Это я работу ищу, – поясняю, раскусывая желтую конфетку.
Он присаживается на мою неприбранную кровать и, медленно жуя, поглаживает Билли Смита, калачиком свернувшегося на одеяле.
– А я думал, проблема отпала. Вам же досталась эта… королевская свадьба?
Несмотря на свое мрачное настроение, я улыбаюсь.
– Не совсем королевская. Невеста – дочь герцога и герцогини Херли.
Гейб явно не в теме, и это меня веселит.
– Она не принцесса, она всего лишь носит титул «леди».
– Леди на мопеде, – молниеносно реагирует он.
– Все это ерунда, но такие вещи хороши для бизнеса. Нам заплатят кругленькую сумму, к тому же один из популярных журналов про светскую жизнь хочет купить фотографии со свадьбы, и мы договорились, что они укажут наши имена…
– Но? – Гейб чувствует, что я не вполне довольна.
Притвориться, что нет никакого «но»? А зачем? Кажется, Гейб искренно за меня переживает.
– Я, конечно, всегда мечтала, что мои снимки опубликуют, но не рассчитывала, что это будет журнал, в котором пишут про Джейд из «Большого брата».
– Что за Джейд из «Большого брата»?
– Не в курсе? О том и речь.
Ничуть не обескураженный, он трясет передо мной пакетом лакричных подушечек:
– А ты меня подсадила на эти штучки. Особенно люблю голубые и розовые, из желе.
– Фу, терпеть их не могу.
– Ничего себе, а я от них тащусь! Зато кокосовые – гадость.
Вынимаю из пакетика кокосовую помадку и демонстрирую со всех сторон, дразня Гейба:
– М-м, вкуснятина, мои любимые!
– Значит, если нам дать мешок таких конфет, мы не подеремся.
– Выходит, так.
Пару секунд мы просто улыбаемся друг другу, и мое дурное настроение улетучивается. Вот это меня и раздражает в Гейбе – ну никогда не дает мне толком пожалеть себя, посетовать на превратности судьбы, отдаться старому доброму британскому пессимизму. Гейб неизменно полон сил и уверен в будущем. Должно быть, американское происхождение дает о себе знать. Янки, как известно, вечно скалят зубы, и вечно у них все о'кей.
– А о каком журнале ты мечтаешь? Где бы ты хотела напечатать свои фотки?
Краснею. Такого вопроса мне еще никто никогда не задавал.
– Ну?
Я думаю об этом с тех пор, как была подростком, и все же неловко произносить такие вещи вслух перед посторонним человеком.
– В «Санди геральд», – бормочу я. Но он надо мной не потешается, и я смелею: – Причем на первой полосе!
Память возвращает меня в воскресное утро в Корнуолле. День начинается с «Санди геральд»: Лайонел изучает раздел «Культура и искусство», Эд уткнулся в деловые новости, а я листаю глянцевое приложение.
– А почему ты не пойдешь к ним работать?
Послушать Гейба, так устроиться в «Санди геральд» – раз плюнуть.
– Ты хоть представляешь, насколько трудно к ним попасть? Да об этом все фотографы мира мечтают. Я несколько лет пыталась.
– Почему бы не попытаться еще раз? – Гейб сгребает в охапку Билли Смита, который уже успел с довольным урчанием прикорнуть у него на коленях.
Нет, он меня все-таки завел. С другой стороны, откуда американцу знать, как сложно получить хотя бы приглашение на собеседование в «Санди геральд», не говоря уже о работе.
– Толку-то? Откажут в очередной раз, и все дела.
– Не факт. Может, на этот раз все будет по-другому. Вдруг повезет?
Во мне будто лампочка загорается. Даже не знаю, что на меня так подействовало, то ли его интонация, то ли выражение лица? Ну конечно! Теперь все действительно будет по-другому. В этот раз можно попробовать загадать работу.
Как только эта мысль приходит мне в голову, я замечаю рядом с компьютером счастливый вереск. Странно. Уверена, только что его здесь не было. Но я на этом не зацикливаюсь – меня уже захлестывает радостное предчувствие. И как я раньше не додумалась, черт побери? Если исполняются мелкие желания – место для парковки, дизайнерские туфли со скидкой, – почему бы не попробовать сыграть по-крупному? Воплотить мечту, которую лелею уже много лет? О том, чтобы стать фотографом «Санди геральд»?
– Хорошо. Что писать?
Создаю новый вордовский документ и бойко настукиваю: «Добрый день…» Гейб ухмыляется.
– Пиши как есть: я классный фотограф, и только полный кретин может отказаться принять меня на работу.
– Сдурел?
– На скромности в этом деле далеко не уедешь. – Гейб повелительно машет рукой, чтобы я продолжала печатать. – Давай, я буду диктовать.
Что он и делает. Расхаживает по комнате, потирая подбородок, а я, сгорбившись над клавиатурой, набираю текст. Письмо выходит откровенно нахальным, словно я бессовестно набиваю себе цену, но, по мнению Гейба, оно «всего лишь представляет меня с наилучшей стороны».
Мы как раз препираемся по этому поводу, когда раздается звонок в дверь.
– Ждешь кого-то? – Поправляя очки на переносице, Гейб смотрит в направлении входа, будто научился видеть сквозь стены.
– Нет вроде бы... – Я встаю из-за компьютера.
Гейб меня останавливает:
– Распечатай письмо и подпиши. Дверь я и сам могу открыть.
Поставив кружку на стол и прижав к груди Билли Смита, он шлепает босыми ногами по коридору. Повернувшись обратно к дисплею, слушаю вполуха, как Гейб кричит: «Небось опять цветочки приперли!» – и с хохотом открывает дверь. Курсор многозначительно мне подмигивает. Преисполнившись надежд, я быстренько закругляю послание. Как лучше: «Искренне ваша» или «С уважением»? Увы, я не знаток этикета. Впрочем, невелика разница! Наблюдая за тем, как листок выезжает из принтера, вдруг слышу:
– Хизер?
В дверях спальни стоит Джеймс и смотрит на меня, нахмурив темные брови, словно ждет каких-то объяснений.
– Джеймс? А ты здесь откуда?..
Мама дорогая! Романтический ужин. Как я могла забыть?
– Я ждал тебя. Уже начал волноваться.
В его голосе звучит настоящая обида. Застыв в кресле, я вижу себя со стороны: клетчатая застиранная пижама, вся в катышках, волосы забраны на макушке в неряшливый хвост, и голова смахивает на ананас. Сгорая от стыда, вскакиваю.
– Прости, я как раз… – Нет, не стану я рассказывать о поиске работы. – Ничего. Забудь. – Захлопываю ноутбук и в качестве извинения улыбаюсь. – Ты располагайся, будь как дома. А я приведу себя в порядок. – Опустив голову (на лице-то – ни капли косметики), я обвожу рукой комнату. Комнату, которая еще три секунды назад казалась мне вполне приличной. Но сейчас, когда я вижу ее глазами Джеймса – чистюли и аккуратиста, – с ужасом понимаю, что это самый натуральный хлев.
– Э-м-м…
Он стоит столбом и неуверенно улыбается. Только взгляд мечется туда-сюда и наконец упирается в пол – точнее, в мои стринги, со вчерашнего вечера вывернутые наизнанку самой интимной частью вверх. Как говорится, здравствуйте, гости дорогие.
Происходящее вызывает у меня две мысли:
а) черт, как я их не заметила, думала, что все уже постирала;
б) хочу умереть.
Я теряю дар речи. Да и что тут скажешь? Джеймс осыпает меня цветами и ради меня возится на кухне, а я забываю о нашем романтическом ужине и демонстрирую ему грязное бельишко. Поднимаю глаза. Красавец, гладко выбрит, со вкусом одет – бледно-голубая рубашка и джинсы, – благоухает изысканным парфюмом. Словом, как всегда, идеален.
А я выгляжу как огородное пугало. Я попросту не дотягиваю. Он заботливый, добрый, внимательный, он до такой степени безупречен, что рядом с ним я чувствую себя замарашкой и неблагодарной эгоисткой. У этого мужчины недостатков нет. У меня же их полный набор.
моя жизнь – сплошной хаос
у меня ничего не держится в голове, даже мелочи. Приходится писать напоминалки на десятках разноцветных бумажек. О которых я сразу же забываю
я бросаю грязное белье на пол (или на стол)
мой диван покрыт кошачьей шерстью
я не пользуюсь зубной нитью
у меня самая обычная зубная щетка, а не супер-пупер-модная с моторчиком
к тому же я забываю покупать новую каждые полгода, поэтому в центре щетинки уже стали плоскими, а по краям торчат в разные стороны
у меня нет пенсионного плана и ноль накоплений
зато у меня есть нездоровое пристрастие к глянцевым журналам
иногда мне неохота долго заниматься любовью, а просто хочется перепихнуться по-быстрому
я с шумом прихлебываю чай
мои чашки оставляют на столе мокрые круги, потому что подставок у меня отродясь не водилось
этот восхитительный золотистый оттенок кожи – не от природы. Раз в месяц я посещаю салон красоты и за 25 фунтов получаю право постоять голой в бумажных трусах и шапочке для душа, пока ассистентка наносит автозагар из флакончика с распылителем. Нет, вы не ослышались. Из флакончика
я ужасна, когда выпью
а самое страшное – это когда я пою караоке
я уже больше года не размораживала холодильник, и в морозилке нарос такой айсберг, что хватило бы потопить пару «Титаников»
я понятия не имею, зачем нужно ароматизированное оливковое масло, и те бутылочки, что собирают пыль рядом с плитой, – просто для понта
мои кулинарные навыки сводятся к тому, чтобы достать полуфабрикат из коробки, проколоть вилкой целлофан и забросить судок в микроволновку
в кружке, что стоит рядом с моей кроватью, обитает плесень размером с гриб-дождевик
шоколадного печенья мне всегда мало. Известны случаи, когда я в один присест съедала всю пачку. Ладно. Две пачки
я не умею парковаться. Вот, я это сказала. И пусть феминистки меня отмутузят
как правило, я не ношу кружевное белье. Предпочитаю хлопок с обычными резинками
у меня не оплачен штраф за парковку. И не один
я редко хожу в спортзал, а когда туда попадаю, то незаметно для себя оказываюсь в сауне – с маской на лице и журналом в руках
И последнее, но отнюдь не наименее стыдное признание.
мне случалось ковыряться в носу
– Пожалуй, я лучше вернусь домой, пригляжу за ужином.
Очнувшись, вижу, как Джеймс пятится из комнаты в коридор. Я огорчена донельзя. Господи, Хизер, какая же ты идиотка.
И как раз когда я окончательно уверяюсь в том, что все безнадежно испортила и хуже быть не может… Джеймс наступает Билли Смиту на хвост.
С душераздирающим воплем мой кот встает на дыбы и впивается зубами и когтями Джеймсу в ногу. Дальнейшие события разворачиваются с бешеной скоростью. Джеймс с криками скачет по квартире на одной ноге; я кручусь рядом, попугаем повторяя идиотский вопрос «Ты в порядке?»; Гейб прибегает, испаряется, снова материализуется с тюбиком антисептика и оказывает первую медицинскую помощь. Чистой воды комедия, только вот ни капельки не смешно.
К счастью, через десять минут порядок восстановлен, и при ближайшем рассмотрении выясняется, что это просто царапина. Джеймс немного смущен из-за того, что наделал столько шума, но, как говорит Гейб, орал он скорее от шока, нежели от боли.
– Слава богу, с тобой все в порядке.
Мы втроем сидим в гостиной, и я наливаю Джеймсу бокал вина.
– Да, слава богу. – Он делает глоток. – Но когти у него, надо сказать, очень острые. Ты никогда не думала их удалить?
Цепенею с вином во рту.
– Удалить?
– Угу. – Джеймс преспокойно кивает.
– Но это жестоко! – Я прижимаю Билли Смита к груди, вроде хочу защитить его от всех напастей этого мира.
– «Чтоб добрым быть, я должен быть жесток», – и глазом не моргнув, цитирует Джеймс.
– О какой доброте речь?
– По отношению к твоей мебели, например. – Джеймс взглядом указывает на диванчик, ножки которого мой котище за эти годы безжалостно ободрал.
Я беспомощно пялюсь на изуродованные деревяшки, и мечта о том, чтобы жить вместе с Джеймсом долго и счастливо, сдувается как воздушный шарик.
– Подумаешь, диван-то доброго слова не стоит. Старье!
– Это заметно. – Джеймс пытается счистить с джинсов кошачью шерсть, но она пристала намертво – как железные опилки к магниту.
– Я так понимаю, кошек ты не жалуешь. – Гейб присаживается на корточки и подзывает Билли Смита. Тот моментально спрыгивает у меня с коленей и бежит к новому приятелю.
– Почему же, я люблю животных, – протестует Джеймс. – И они обычно отвечают мне взаимностью. – Он шлет мне игривую улыбку – А твой кот, должно быть, просто ревнует тебя к другому мужчине.
Почему-то комплимент, прозвучавший в присутствии Гейба, меня смущает. Мой жилец и мой новый возлюбленный видят друг друга впервые, и между ними чувствуется холодок. Или мне кажется?
– Я прекрасно его понимаю. – Джеймс перетягивает меня к себе на колени. Сторонний наблюдатель мог бы по ошибке счесть этот жест собственническим. Не я, заметьте. А сторонний наблюдатель.
– Мне пора уходить. Забросить письма в ящик? – Вопросительно приподняв брови, Гейб встает.
– Да, спасибо.
– Письма? – с любопытством спрашивает Джеймс.
– Счета и все такое, по мелочи, – небрежно откликаюсь я.
Хм-м, почему я не сказала правду? У нас ведь не должно быть секретов друг от друга, так? Хотя… мы с Джеймсом толком не говорили о моей работе, я не делилась с ним своими планами. Не то чтобы он не интересовался. Интересовался, да еще как! Но я почувствовала себя таким ничтожеством на фоне его блестящих достижений, что поторопилась замять тему.
– Погоди, письмо у меня в спальне, сейчас принесу!
Вскочив, я бегу в свою комнату, хватаю послание, сую в конверт, черкаю адрес и тороплюсь в прихожую, где меня ожидает Гейб.
– Спасибо, – шепчу я, передавая конверт.
– Нет проблем.
– Хизер? – Высунув голову из гостиной, Джеймс переводит внимательный взгляд с меня на Гейба. – Может, пойдем?
Я краснею. Такое ощущение, будто меня застали за чем-то неприличным. С чего бы это?
– Ой… да! Вы гляньте, сколько времени! – Я всплескиваю руками.
– Желаю хорошо провести вечер, ребята. – Гейб открывает дверь. – Джеймс, рад был познакомиться.
– Я тоже, Дейв.
– Гейб, – поправляю я.
– Извини, Гейб. – Провожая его глазами, Джеймс привлекает меня к себе. (Подозрительно что-то: он нарочно ошибся?) – Переодеться не хочешь? – Джеймс оглядывает меня с головы до ног.
Господи, да я ж все еще в пижаме!
– Да-да, конечно.
Что это со мной? Никак не могу сосредоточиться. До чего же хочется залезть в душ и вымыть голову. У меня видок, как у бродяжки.
– Не волнуйся, я подожду, – галантно обещает Джеймс.
– А как же ужин…
– Не торопись. – Чмокнув меня в щеку, он удаляется в гостиную.
Не торопись? Я глазею ему вслед. Да это же мечта каждой женщины! Если у меня и возникли какие-то сомнения насчет Джеймса, теперь они полностью испарились. Направляюсь в ванную, чтобы принять душ и привести себя в надлежащий вид. В конце концов, меня ждет романтический ужин!
Глава 24
В квартире Джеймса повсюду горят свечи, массивный дубовый обеденный стол накрыт на двоих, в ведерке со льдом остужается шампанское. Словом, ни малейшего отклонения от романтических стандартов. А когда Джеймс отодвигает для меня стул и с хлопком открывает «Вдову Клико», я и вовсе начинаю думать, не многовато ли красивых жестов.
– Итак, тост! – провозглашает Джеймс, передавая мне узкий бокал.
Разглаживая ладонью участок платья, который каким-то образом ускользнул от утюга, смотрю на Джеймса. Он звякает своим бокалом о мой, не сводя с меня пристального взгляда, и я понимаю, что должна испытывать… романтическое томление, что ли…
– За нас, – произносит он с многозначительной интонацией.
… а на деле чувствую себя по-идиотски, вроде меня занесло в пародийную мелодраму.
– За нас, – шепчу в ответ.
Ни с того ни с сего меня охватывает непреодолимое желание захихикать. Отпустить какую-нибудь дурацкую остроту – необязательно смешную. По примеру Гейба, который на днях не давал мне по-человечески насладиться «Реальной любовью», – пришлось даже огреть его подушкой, чтобы угомонился.
– Ну как? – тем временем говорит Джеймс, гладя меня по щеке. – Тебе понравились розы?
– Изумительные, – отвечаю я, а сама отчаянно пытаюсь выбросить из головы своего жильца с его идиотскими шуточками. Но Гейб, судя по всему, застрял в ней накрепко. – Я ведь оставила тебе сообщение. Ты слышал?
– Конечно. Но хотел лишний раз удостовериться. – Наклонившись ко мне, Джеймс водит губами по моей шее.
– Правда? – шепчу я в ответ, не двигаясь и уже не испытывая ни малейшего желания хихикать.
Надо отдать Джеймсу должное, у него истинный дар целовать меня именно там, где… О-о. Его губы касаются кожи у меня под подбородком, и я запрокидываю голову, едва не пуская слюни от удовольствия.
– Потому что я невольно заметил…
Растворившись в волшебных ощущениях – пузырьки шампанского пощипывают язык и кружат голову, Джеймс покрывает мое лицо легкими, нежными поцелуями, – я зажмуриваюсь и куда-то плыву… плыву…
– … в вазе только девять роз.
Приплыли.
– Ты разве не обратила внимания? – озабоченно спрашивает Джеймс.
Не могу поверить. Сосчитал.
– Э-э… нет… вроде нет.
Голова у меня все еще запрокинута, и взгляд утыкается в карниз для занавесок.
– Их точно было всего девять. – Джеймс продолжает целовать меня в шею, но теперь это не возбуждает, а скорее раздражает. – Я сосчитал, пока ты переодевалась. Завтра же позвоню в цветочный магазин.
– Ой, да не надо. Какая разница, все замечательно.
Даже не знаю, что меня больше тревожит – то, что он собрался скандалить с цветочниками, или то, что пересчитал розы. Отстранившись, я тянусь за бутылкой шампанского, чтобы наполнить свой бокал, слегка промахиваюсь, и по хрустальной стенке сбегает струйка искрящейся пены.
– Но я же заказывал дюжину красных роз! – Поспешно схватив салфетку, Джеймс останавливает пенный ручеек.
– Не волнуйся, мне вполне хватило. – Я сжимаю его локоть.
– Не в этом дело. – Опустившись на колени, он лихорадочно трет салфеткой ковер, хотя я, кажется, пролила не так уж много. Разве что капельку-другую. – Девять роз не дарят.
– Почему нет? – поддразниваю я, наполовину в шутку, наполовину всерьез. Взяв со стола еще одну замысловато сложенную салфетку, пытаюсь ему помочь, но он машет рукой: «Ты гостья!» Мне становится совсем уж не по себе, и, повинуясь мгновенному импульсу, я восклицаю: – Что это вообще за правило – двенадцать роз? Почему не девять?
– Ну как… нельзя – и все! – Джеймс в замешательстве. Будто я осмелилась замахнуться на аксиому мирового значения. К примеру, заявила, что Земля похожа на блин или что мужчины умеют делать несколько дел сразу. – Так не положено.
Кем не положено? Кому не положено? Влюбленным?
Пока он елозит коленями по ковру, мои самые искренние и глубокие убеждения грозят рассыпаться в прах. Я всю жизнь встречалась с вызывающе неромантичными мужчинами и мечтала о том, чтобы мне присылали цветы и устраивали ужины при свечах. Но теперь – оглядываю шампанское в ведерке, канделябры на столе, скатерть без единого пятнышка, – вместо того чтобы воспарить душой, начинаю подозревать, что все эти романтические премудрости попросту не для средних умов вроде моего.
– Давай забудем, ладно? – Излучая оптимизм, я вынимаю салфетку из его руки и заменяю ее бокалом шампанского. – Неужели такая мелочь испортит нам вечер?
– Ты права, дорогая. Извини. – Джеймс выпрямляется и нежно смахивает челку с моего лба. – Просто я хотел, чтобы у нас с тобой все было идеально.
– Так и есть! – До чего же у него убитый вид. Надо бы хоть как-то утешить. – Слушай-ка, я завтра еду в Корнуолл. Моя семья собирается там каждый год, и я… я подумала… Не хочешь составить компанию?
Для основного поголовья мужчин словосочетание «семейное торжество» – синоним «ада кромешного», но Джеймс не таков: его лицо мгновенно светлеет.
– У нас дом в деревушке Порт-Исаак. Небольшой, но уютный. Стоит на вершине холма, это местечко называют «Бухта в утесах».
– Замечательно! Мне уже не терпится. – Он обнимает меня, но вдруг серьезнеет: – Значит, ты представишь меня своим родителям?
– Не переживай, это просто неформальные посиделки. – Мне вовсе не хочется его спугнуть.
Опасения, к счастью, не оправдались – воодушевление Джеймса очевидно.
– Я буду искренне рад познакомиться с твоей семьей! – Он целует меня в кончик носа.
– Правда? – Господи, так не бывает.
– Разумеется. А мои родители ждут не дождутся, когда увидят тебя.
– Серьезно?
– Абсолютно. Я им все-все о тебе рассказал. Может быть, в следующие выходные съездим к ним в Кент?
Не знаю, что и думать. Кажется, дело принимает серьезный оборот. «И уж очень быстро», – предупреждает тоненький голосок у меня в голове.
– Что скажешь?
– Ага… – Перспектива знакомства с его родителями смутно тревожит, но я топлю свои страхи в большом глотке шампанского. – Прекрасная мысль!
Изысканная еда, шампанское и музыка сливаются в восхитительный туман, в котором и проходит остаток вечера. Джеймс оказался талантливым кулинаром. Мы едим устриц, ризотто с тыквой, вкуснейший десерт из маракуйи, рецепт которого он сам изобрел, запиваем все это тремя видами вина, и, когда он приглашает меня потанцевать, я понимаю, что порядком захмелела.
– Нам нужна музыка, – полупьяно хихикаю я.
Джеймс нацеливает пульт на стереосистему, мурлыча:
– Как скажешь, милая, так и будет.
С легким шорохом включается проигрыватель, Джеймс помогает мне подняться и обнимает за талию. Вот это, я понимаю, романтика.
Наши пальцы сплетаются, в ожидании мелодии я мечтательно кладу голову ему на грудь. Интересно, что он выбрал. Должно быть, нечто мягкое и чувственное, вроде композиций Саймона и Гарфанкела, или классическую любовную песню, например «Something» Джорджа Харрисона, которую я готова слушать бесконечно.
Звучат вступительные аккорды, я прикрываю глаза. Что-то знакомое… Нет! Только не это. Но увы.
«Уэт Уэт Уэт»[57]57
Wet Wet Wet – шотландская поп-группа. Их самый известный хит – «Love Is All Around» («Любовь повсюду»), перепетый, в частности, в фильме «Реальная любовь». Солист группы – Марти Пеллоу.
[Закрыть].
Джеймс кружит меня по комнате, самозабвенно распевая про чувства, которые переполняют его до кончиков пальцев, а я тихо сатанею. Скажите, что это розыгрыш.
– Прекрасные слова, верно?
Он спятил? Открыв глаза, я встречаю его взгляд и киваю:
– Угу.
А что я еще могла сказать? Брякнуть прямо в лоб, что это пошлятина? В мозгу всплывает образ ухмыляющегося Марти Пеллоу.
– Я так и думал, что ты оценишь, – продолжает Джеймс. – Пусть это будет наша песня, согласна?
Бо-же-мой. Меня аж крючит от неловкости, ноги будто свинцом налились. Чертова песня все не кончается, и с каждой секундой романтическая атмосфера тает. Еще чуть-чуть – и, считай, свидание безвозвратно погибло.
Пока мы медленно вальсируем, я с надеждой ожидаю перехода к следующему этапу. Ужин, шампанское, музыка… По законам романтики, дальше должна быть постель. Жду. Предвкушаю. Ну все, довольно! Не в силах больше терпеть завывания Марти Пеллоу, я решаю проявить инициативу. Подталкиваю Джеймса в сторону спальни и начинаю расстегивать на нем рубашку.
К счастью, намек понят. Мы по очереди раздеваем друг друга, и вот я уже лежу обнаженная на его сексодроме, а Джеймс… Где Джеймс?
С усилием приподнимаю тяжелые веки и несколько секунд жду, пока глаза привыкнут к темноте. Ага, стоит у меня в ногах. В чем мать родила. И готовый к бою, если я хоть что-нибудь понимаю в физиологии. И аккуратно складывает нашу одежду.
– Джеймс? Это обязательно делать сейчас? – Я сажусь на постели.
– Это займет всего секунду, дорогая.
Здорово? Я тут, понимаете ли, лежу. Голая. Умирающая от нетерпения. А мой мужчина аккуратненько скатывает носки. Оскорбленная в лучших чувствах, прикрыв грудь руками, наблюдаю, как он берет мое платье, в порыве страсти сброшенное на пол, и расправляет его на вешалке. Нет, ну в самом-то деле. Я ценю опрятность и чистоплотность. Но всему есть предел!
– Вот и все.
Проскользнув под одеяло, он прижимается ко мне обнаженным телом и обхватывает рукой за талию.
– Так на чем мы остановились?
Мне хочется притвориться рассерженной – согласитесь, не очень приятно сознавать, что в системе ценностей твоего любовника ты на втором месте после красиво сложенных трусов. Но так трудно злиться, когда Джеймс целует тебя за ушами – медленно, сладко… М-м-м… хочу, чтобы это длилось вечно…
Пока его губы ласкают мою шею, закрываю глаза, отдавшись блаженству. Может быть, я умерла и попала в рай сексуальных прелюдий? Его желание очевидно, судя по тому, что вжимается в мое бедро; я тяну руку, но Джеймс отводит мою ладонь. Перемещается ниже и осыпает поцелуями мой живот.
Мне нравится, как он дразнит меня. Блаженствую и снова тянусь к желанной цели.
– К чему торопиться? – шепчет Джеймс, упорно отталкивая мою руку.
Ах вот как. Я вроде как не у дел? Валяюсь тут куклой, пока он гладит все мое тело и целует соски. Ух ты… Потрясающе… Волшебно… Подавляю зевок.
Скучновато.
В жизни бы не поверила, что и прелюдии может быть слишком много. Но оказывается, такое бывает… Я поерзываю, давая ему понять, чтобы закруглялся. Игнорируя мои немые призывы, Джеймс методично покрывает поцелуями мое лицо.
Надо брать дело в свои руки.
– Э-э… а презервативы у нас есть? – бормочу я, пока Джеймс зарывается лицом у меня между грудей. Понимаю, это, должно быть, не очень тактично, но что прикажете делать девушке, которой очень хочется перепихнуться?
– Ш-ш-ш! – Не уловив намека, он приступает к своему коронному трюку – трепетанию ресницами вокруг сосков.
Над его плечом вижу горящий в темноте дисплей электронного будильника. Почти два. Мы в постели уже больше часа.
– М-м-м, как ты восхитительно пахнешь… – стонет Джеймс, крепко обняв меня и уткнувшись лицом мне в волосы.
– М-м-м, ты тоже, – сладострастно шепчу в ответ. И давай уже наконец займемся сексом, умоляет голос внутри меня. Я покрепче прижимаюсь к Джеймсу и пробую подвигать бедрами. Обычно это срабатывает, но он лишь стискивает меня еще сильнее и снова замирает.
Во всем надо видеть хорошую сторону. Редко встретишь мужчину, который ценит ласки, – как правило, у них сразу встает, бум-бам, спасибо – и привет. А Джеймс обожает всякие нежности. В прошлый раз он всю ночь держал меня в объятиях. Откровенно говоря, спать в такой позе трудновато, поскольку я предпочитаю дрыхнуть лицом вниз, раскинув руки-ноги. В результате на следующий день я была как выжатый лимон, постоянно клевала носом – зато какая романтика! Просыпаешься рядом с возлюбленным. Макияж идеальный, прическа – волосок к волоску. Прямо как в кино.
Впрочем, если уж начистоту, мой внешний вид был далек от совершенства. Проснувшись, я обнаружила, что вся моя тушь перекочевала с ресниц на его белоснежные наволочки.
– Хизер? – Голос Джеймса едва различим, будто доносится издалека. – Ты спишь?
Сонно мотаю головой. Вновь наступает тишина, и, уже отбывая в страну грез, вдруг слышу:
– Я люблю тебя.
Я вздрагиваю. Меня охватывает паника. Легкая такая паника, ничего особенного, и вообще – это абсолютно нормальная реакция, ведь я не привыкла, чтобы мужчина первым признавался в любви. Моя специализация – эмоциональные калеки, не умеющие толком выражать свои чувства.
Конечно, в этом все дело. Оттого-то мне чуточку не по себе. А еще меня как будто что-то душит, но это просто одеяло слишком теплое, да еще Джеймс прижался, неудивительно, что стало трудно дышать.
Ворочаюсь в его объятиях, пытаясь хоть немного отодвинуть перину. О, так лучше. Перестав вертеться, кокетливо улыбаюсь Джеймсу, только вот ответной улыбки не вижу.
О черт. Он ждет ответа.
Мне всего-то хотелось этак славненько перепихнуться, а Джеймсу приспичило сообщить о своей неугасающей любви. Вообще-то мне полагается быть в восторге. Визжать от счастья. Сходить с ума от радости. Не к этому ли я стремилась, не того ли желала? Но… хотите посмеяться? Я вовсе не ликую. Я чувствую, что меня приперли к стенке. Мне очень, очень нравится Джеймс. Честное слово. Он милый и добрый, и я никогда не прощу себе, если его обижу.
