Текст книги "Дитя больших планов"

Автор книги: Александра Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

 – Эй, эй! – дернулся Мобиус, – А ну назад! – пальцы дернули ментальную удавку... но та махнула в пустоту. Глаза колдуна расширись, неверяще смотря на существо, еще мгновение назад бывшее безмозглой марионеткой, – Как ты... как?!

 – Я тебя предупреждал? – раздался сдавленный низкий рычащий голос отвыкшего от живой речи существа.

 Еще шаг. Меч заливается переливчатой гудящей нотой.

 Мобиус попятился назад, в ужасе бормоча заклинания. В Каинара полетело несколько темных сгустков, но черное лезвие проглотило их быстрее, чем он успел понять, что произошло.

 – Как такое возможно?! Взять его!

 Вот только твари и слуги в ужасе бросились врассыпную, подстегиваемые паническим страхом перед низко и гулко воющим черным мечом.

 – Куда?! – отчаянно завопил колдун, оказавшийся прижатым к стене, – Сюда, жалкие твари!

 Каинар был уже совсем близко, в нос старикашке ударил запах грязи и крови, глаза хищника пылали не золотом, как обычно, а насыщенным жутковатым багрянцем.

 – М-мобиус, – обманчиво-ласково промурлыкал бывший цепной зверь, прижимая некроманта к стене за горло, – ты меня х-хищником сделал. Я есть хочу.

 Одно резкое движение головы, челюсти с хрустом впиваются в костлявое горло старика, шесть клыков смыкаются в замок. Мобиус захрипел, конвульсивно дернувшись, скребя пальцами шероховатую стену... С каждым толчком крови стремительно истаивала Нить бывшего хранителя. Еще несколько мгновений – и тело обмякло, однако в вытаращенных глазах все еще читалось выражение дикого ужаса...

 Каинар разжал челюсти, выплюнул измочаленное горло трупа. Облизнулся, подбирая кровь, и еще раз взвесил в руке меч, поднес к лицу, приглядываясь и любовно гладя холодное изогнутое лезвие. Клинок ни дать ни взять, ворковал, пропуская по руке хозяина холодные голубые молнии.

 – Сп-пасибо тебе, – улыбнулся Каинар, с трудом выговаривая слова. – Мой. Не отдам никому... Мой. П-пойдем...

 Путь на волю не был долгим. Теперь, став свободным и оставшись один, он смутно понимал, что нужно выбираться во внешний мир. Но вот, что будет после этого, и как он станет там выживать, химер не задумывался... Он просто вышел из зала и стал спускаться вниз, к воротам башни.

 В узкие окна-бойницы лился яркий солнечный свет. Каинар спотыкался на ступеньках и прикрывал глаза рукой с мечом, казавшимся таким родным. Что-то словно исчезло внутри него, а теперь в душе гулял ветер, завывая в пустоте. Сердце билось ровно, дыхание было привычно тихим и мерным – чтобы не слышал никто, как приближается смерть. Мыслей не было, стремлений – тоже. Каинар не знал и не понимал, что делать со свалившейся на него свободой. Держаться прямо, что греха таить, было трудно, привычка гнула спину вниз. Но он упрямо шел, ориентируясь по потокам свежего воздуха и холоду, пока, наконец, не вышел к воротам.

 Ему повезло, одна из створок уже была кем-то выломана и висела на одной петле. Однако, инстинкт тотчас же подал сигнал тревоги – прошедшая здесь тварь была крупной и тяжелой. Если она попадется на дороге, будут неприятности.

 Опасливо высунувшись из-за створки ворот, он тут же юркнул обратно, пряча отвыкшие от света, тут же заслезившиеся глаза. И только спустя несколько часов, на закате, рискнул выйти снова.

 Снаружи царила зима.

 Лютый холод тотчас же пробрал до костей, лохмотья одежды создавали только видимость прикрытия. Но ему было все равно – холод в сравнении с вдруг нахлынувшим пьянящим ощущением абсолютной свободы казался мелочью, не стоящей внимания. Химер долго стоял, дыша полной грудью, и пил морозный воздух, как вино, не подозревая, что совершает сейчас величайшую дурь. Нюх его привык к смраду пещер, и теперь на нюх обрушился целый шквал самых разных запахов, непривычных и сильных.

 На свету стало видно, насколько он запущен и страшен, насколько нескладно и гротескно бывшее человеческое тело, не обретшее в мертвых пещерах ни нужных пропорций, ни какой-либо красоты, зато от души «украшенное» шрамами, пещерной пылью и следами ударов.

 Его взгляд скользил по расцвеченным закатными красками небесам, по вершинам гор, по белому снегу в долине и веткам пушистых елей, присыпанных снегом... Пока не замер, остановившись на пронзающих небо прямых, почти черных на фоне заката, тонких силуэтах. И больше оторваться не мог.

 Не задумываясь, не оглядываясь и не вспоминая, Каинар пошел туда, на запад.

 Он неслышно ступал по мягкому леденящему снегу, идя, как пущенная из лука стрела, по прямой. Без остановок и передышек, точно к тем окутанным легкой дымкой сияния силуэтам. К ночи похолодало, и ветер погнал поземку, искрящуюся как алмазная пыль под светом двух лун. А Каинар шел, не останавливаясь. Он не знал, куда он идет и зачем, и зачем вообще куда-то идет... Главное идти. Шаг, шаг, еще шаг, ковыляющий какой-то, неровный. Мороз кусается и подхлестывает. Выпирающую от постоянного недоедания хребтину морозит меч, висящий на кое-как связанном в подобие петли обрывке тряпки. Он скорее, дал бы себя убить, чем отдал это оружие.

 Совсем еще молоденький химер сам не понимал, что творит, загоняя себя. Перебирался через скалы и завалы, не огибал оврагов и ям, лишь изредка отвлекался на охоту, ловя и поедая сырьем зазевавшуюся живность. Ох, видел бы сейчас Круг Девяти своего главу... Постепенно его время от времени начал душить кашель, становящийся все более тяжелым, тело плохо слушалось и мерзло, а глаза закрывались сами собой и возникало желание лечь в такой мягкий приветливый снежок, да тут же и заснуть. Однако, он шел с неотступностью и упрямством зомби.

 Пока к утру седьмого дня холод все-таки не доконал его. Он зашелся в рвущем нутро приступе кашля, свалился под какой-то елью, свернулся клубком, не выпуская меча из рук, и затих.

 Лес был тих и по-зимнему недвижен. Лесная нечисть спала, мелкие птахи и зверьки попрятались. Только хищники, сбившись стаями, прочесывали снежные завалы в поисках зазевавшейся дичи. Снег повалил с затянувшегося серой пеленой туч неба, присыпал собой деревья, коряги, каменные гольцы. Дело близилось к полудню, когда голодная поджарая волчья стая набрела на легкую добычу. Волкам этой зимой пришлось туго, оленьи стада ушли туда, где морозы не так свирепы и можно было как-то прокормиться. Посему волки не брезговали даже мертвечиной.

 Существо под елью было почти уже падалью, оно не шевелилось и не стряхивало с себя снег. Крупный вожак с ободранным боком начал осторожно приближаться к будущему обеду, его стая за ним сжимала кольцо. Лапы существа к чему-то примерзли, к чему-то холодному, острому и злому, но волк уже не боялся.

 И тут вожаку на нос приземлился комок снега. А когда он, встряхнувшись, едва приподнял голову – в его спину впился набор когтей, а в шею чуть ниже уха – мощные кошачьи челюсти. Тяжесть крупного плотного тела, помноженная на силу прыжка и земную тягу, с хрустом перебила матерому хищнику хребет, стоило лишь немного помочь.

 Перед стаей, низко ворча и припадая к земле чуть впереди лежащего химера, оказалась... кошка. Ирсан. Заблудившийся, наверное, так как обычно они горы не покидают. И дурной до безобразия – раз молодая, в общем-то, киска в одиночку полезла на стаю волков ради падали. У этого зверя была роскошнейшая бело-голубоватая шуба, испещренная от носа до хвоста яркими черными пятнами и полосами. Хвост заслуживал отдельного слова – длинный и толстый, длиной он был чуть ли не в две трети самого ирсана.

 Разумеется, волки опешили. Вожак верховодил этой стаей не первый год, его и его самку уважали и боялись. Она и сейчас выпрыгнула вперед, скаля зубы, оскорбленная убийством своего супруга. Но подойти не решалась, только перебирала лапами – она не знала противника, не знала, чего ждать. Кошка шипела и рычала, гнула спину и стегала хвостом. Густая шерсть стояла дыбом. когти то и дело впивались в снег, а затем она резко рванулась наперерез волчице, с силой ударив ее лапой по морде, метя выцарапать глаза.

 Волчица взвизгнула и отскочила прочь, на морде ее заалели полосы от когтей. Связываться с кошкой не очень хотелось, и к тому же, было что-то странное, не совсем звериное в исходившем от нее запахе. У волчицы зачесался нос, она чихнула и зарычала. Ирсана это не испугало, даже наоборот. Поэтому, взрыкнув еще раз, новая хозяйка стаи предпочла удалиться – поискать добычу полегче. Следом за ней потянулись и остальные волки.

 И снова, лес был тих и по-зимнему мертв. Химер потихоньку замерзал, проваливаясь в теплое молоко запретного сна, но замерзнуть ему было не дано: ирсан – странный, неправильный какой-то, не бешеный, но сумасшедший, если звери бывают такими – подошел ближе к столь яростно защищаемой находке. Существо было еще живым, хоть немножко. Может, сумеет доползти до логова, если ему помочь в этом? Там есть еда и шкуры, и тепло... Слишком оно странное, слишком неожиданно родственное, чтобы дать ему замерзнуть. Особенно после взятой под опеку жизни, выкупленной чужой смертью.

 Огромная кошка ткнулась Каинару в шею, щекоча теплым дыханием, и легонько толкнула – мол, давай-давай, вставай и пошли, нечего тут валяться.

 Он, движимый какой-то почти запредельной живучестью и упрямством в желании жить, попытался отмахнуться, застонал, зашевелился, отталкивая звериную морду, но кошка продолжала его тормошить, даже пустив в ход лапы. В конце концов, он кое-как встал на колени, цепляясь за густейший мех и снова, как магнитом притянутый, развернулся на запад.

 Кошка недовольно заворчала и, не смотря на слабые протесты и навязчивое желание повернуть в ненужную сторону, потащила химеру к логову, рыча на каждую попытку дернуться, куда не надо. Беловолосое нечто все больше напоминало ей – а это была именно она – огромного, ничего не понимающего, грязного и очень тощего котенка.

 Так они и дошли – она на своих четырех, он – полуползком, цепляясь за нее, и уже почти ничего не соображая, до пещерки в основании невысокого холма-горушки. Ему упорно хотелось лечь и не вставать, его бил кашель.

 Его желание сбылось – но не на снегу под кустом, а в неожиданно просторной и чистой пещерке, в которой был сооружен весьма достойный лежак из шкур и меха, и неожиданно оказался почти прогоревший костерок в специально обложенном камнями месте. В глубине пещеры виднелся низкий узкий лаз куда-то. Вообще, это жилье – даже вход был завешен шкурой! – больше подходил человеку, чем зверю. Кошка исхитрилась доволочь свою ношу до шкур и уронить там, затем в костерок полетели заранее заготовленные ветки – лапами ирсан управлялся немногим хуже, чем человек руками.

 Хлынувший в горло теплый воздух вызвал жестокий приступ кашля. Полумертвому химеру оставалось только пережидать, надеясь, что легкие останутся целы. Под конец, совершенно выбившись из сил, он глубже зарылся в мех и провалился в тяжелое подобие сна.

Глава шестая
Детеныш-звереныш

 ...Я кинулся на поиски, едва только из пасти Юдара отзвучала последняя нота жуткого низкого воя, так напугавшего нечисть в логове Мобиуса. Честное слово, если бы не жена, я, наверное, сорвался бы в полет, забыв одеться.

 Нужно было спешить на восток, спешить изо всех сил, пока не случилось ничего непоправимого. Всадник на хорошей лошади добрался бы до Горной Короны за месяц-полтора по трактам. Мне же предстояло успеть добраться туда и найти Каинара, самое большее, за несколько дней. Смутное ощущение тревоги подсказывало, что дольше он один на свободе не проживет.

 Помогли Арки, да славится вовеки тот, кто первым подал идею их построить! В долине я оказался за несколько часов, но вот как искать, где? На что ориентироваться? Тот человек по имени Каинар, которого я знал, умер полтора года назад на алтаре, а тот, кто выжил, оставался Хранителем, но человеком уже не был, и я не знал, как выглядит его разум, чтобы дотянуться. День или полтора я потратил на то, чтобы прочесать долину, то и дело окликая пропавшего Хранителя по имени, но не обнаружил ничего. Так искать – все одно, что иголку выискивать в стоге сена, разбирая его по соломинке. В месяц не уложусь. А время уходило, драгоценное время. Уставший, голодный и злой, я плюхнулся на ствол какого-то дерева. И тут меня осенило: если я не могу найти Каинара, то, возможно, Юдар сможет? Элементали чуют Равновесие везде и всегда, в каком бы теле оно не хранилось...

 – Юдар! – позвал я.

 Огромная, дымчато-полупрозрачная драконья морда с вьющимися по ветру усами тотчас возникла передо мной из воздуха, слетели откуда-то сверху ветряные кольца длинного тела. Великий Дух вопросительно уставился на меня.

 – Ищи Ключ! – почти выкрикнул я, стараясь сдержать отчего-то разыгравшиеся нервы. Наверное, ждать просто уже не было сил...

 А Змей фыркнул, поднялся выше, описал надо мной пару кругов и помчался куда-то на север. Мне ничего не оставалось, как только взлететь и отправиться следом.

 Юдар искал быстро, но даже ему требовалось время... лишь к утру четвертого дня он спиралью закрутился вокруг какой-то елки и истошно заорал чьим-то голосом. Около дерева снег был перепахан множеством лап, а почти под самыми ветвями валялся волчий труп, от которого врассыпную бросились любители падали. Юдар всем своим видом давал понять, что Каинар был здесь. Ежась от холода, я обошел ель, но, увы – все следы были затоптаны. Разве что... С одной стороны сохранилась половина отпечатка странной двупалой широкой лапы с глубокими следами от загнутых звериных когтей. Сердце екнуло. Я нервно перевел дыхание и пошел следом за сорвавшимся с места Юдаром. Судя по всему, моя цель была уже близко...

 Когда глазам открылся вход в пещеру, сердце уже скакало как бешеное, норовя проломить ребра. Дыхания не хватало, в ушах гудело, а ноги будто приросли к земле. Но я одернул себя и, осторожно отодвинув край шкуры, заглянул внутрь. А там...

 На обложенном камнями лежбище из шкур в свете неясно мерцавшего костерка лежала огромная кошка с роскошным длинным хвостом и, обнимая лапами, грела собой какое-то существо, чуть ли не с головой накрытое мехами. Шершавый язык старательно и размеренно вылизывал лежащему часть лица и покрытый тонкой пленочкой недавно наросшей кожи рог.

 Я вздрогнул. Мысленно я был готов к чему угодно – что вместо человека на меня кинется десятирукое, десятиногое, десятиглазое чудище с тремя ртами, что вылезет нечто вроде зомби, что... да что угодно! Но, ведь, это же Каинар, что бы не... или нет?

 Я шагнул в пещеру.

 Кошка удивилась – морда ее повернулась ко мне, а глаза мгновенно прищурились. Зверь не ожидал, что его покой нарушат так нагло в его же собственном логовище. Тяжелые губы дернулись, приподнимаясь и обнажая клыки, уши прижались к голове.

 Я сделал полшага вперед, показав пустые ладони:

 – Я не враг... Я пришел помочь ему...

 Глупо. Это ведь всего лишь зверь, и я мог бы запросто отогнать его. Тогда почему я с ним разговариваю? Это было странное животное. Она слушала, уши приподнялись, да и глаза какие-то не те. Не могут быть у зверя такие глаза. Слишком разумные. Казалось, еще немного – и они станут человеческими. Право, ну ведь не Каинар же обустраивал эту пещеру? Медленно и плавно, не делая резких движений, я подошел к лежбищу и, опустившись на колени, потянул в сторону край шкуры. Сердце билось уже чуть ли не в горле, руки дрожали. Для меня во всей пещере царил лишь звук его натужного хриплого, через силу выталкиваемого дыхания.

 То, что я увидел, было, пожалуй, даже хуже, чем если бы он превратился в чудовище. Жертва пыточных застенок и то, наверное, выглядела бы лучше. Это был он, я узнал его – но, Великий Вещий, что с ним стало!.. Перекошенное от рубцов лицо, худое, грязное, запущенное, серое... да и весь он, с ног до головы выглядел не лучше. А эти рога... Но он был живым. Живым, я чувствовал жар его тела... и только тут до меня дошло, что он, ко всему, еще и болен.

 – Каинар... – еле выдавил я из себя, не решаясь протянуть руку.

 Он дернул ухом, раздалось рычание. С трудом открывшись, на меня глянули два слезящихся, ничего не понимающих лихорадочно блестящих желтых глаза. И, увы, человеческого разума в них не было.

 – Каинар! – я почувствовал, как что-то жжет мои глаза, и все внезапно поплыло и помутнело. Он зарычал громче, закашлялся, сворачиваясь в клубок. Кошка тут же принялась жалеючи вылизывать ему ухо. А он все смотрел на меня пустым взглядом... Лишь через несколько минут, в мутном янтаре разгорелось узнавание.

 – Равен-эрхе... Пришел...

 Я скорее угадал, нежели понял эти слова.

 – Прости меня, – кое-как придушенно выдавил я. – Прости, что так поздно...

 Кошка, не сводившая с меня настороженных глаз, спрятала клыки, но удивленно вытянула шею и попыталась лапой отодвинуть от меня Каинара. "Не тронь моего котенка!" – померещилось вдруг мне. Вот только я уже не обращал на нее внимания – прямо вместе со шкурой приподнял его, подхватив под спину, и накрыл нас троих маленьким порталом. Нужно было его согреть, вымыть и уложить. И уж точно, не здесь. Я не я буду, если не поставлю его на ноги.

 Инайя-эрхан была женщиной несуетливой и обстоятельной. Будучи супругой властного мужа, она сама во многом была не такой уж и слабой. Во всяком случае, мужу по уху съездить могла, не задумываясь, если считала, что он в чем-то не прав. Вся ее полноватая фигура прямо-таки излучала спокойствие и доброту, а серебряно-серые волосы и крылья вовсе не были седыми. Она слыла одной из лучших жен и хозяек, каких видел вемпарийский род, а о ее умении загадывать загадки просто-напросто ходили легенды.

 Сейчас, однако, госпожа Каарис была несколько недовольна. Она молча наблюдала, как двое молодых вемпари уносят в кладовую одну за другой десятки объемистых плотно запечатанных и особым образом обработанных фляг. В которых, как известно было хозяйке дома, плескалась кровь. Она с самого начала была недовольна затеянной мужчинами авантюрой. И Равену при разговорах наедине порядочно доставалось за сумасбродство – раз уж она не могла себе позволить дать по уху молодому Вождю. Однако, сделанного не воротишь – Равен несколько дней назад отправился на поиски проснувшейся химеры, и до сих пор от него не было ни слуху, ни духу... Она знала, что муж отправился далеко на восток, поэтому волновалась не слишком сильно

 Однако, с самого утра ее снедало беспокойство. За все шесть тысяч лет жизни с Равеном она каким-то образом научилась отчетливо чувствовать, если он вот-вот вернется. Поэтому она велела молодцам хорошенько протопить баню, потом спровадила их и села на крыльце перебирать травы. День был ясный, морозец кусался не сильнее, чем на высоте полета вемпари, посему женщина ограничилась теплой шерстяной туникой и подбитой мехом накидкой. Чистый снег приятно холодил босые трехпалые ступни, травки тихонько шуршали в пальцах...

 Негромкий хлопок отвлек ее от прерванного занятия, она подняла глаза и в первый миг обмерла.

 Неподалеку от крыльца прямо в снегу на коленях стоял ее муж, держа на руках что-то, завернутое в звериные шкуры. Виднелась только грязная лохматая голова с короткими рожками, безвольно упавшая на плечо Равена. Рядом бестолково металась ошарашенная самка ирсана. А сам Равен беззастенчиво плакал.

 Инайя всплеснула руками и крыльями, бросила корзинки с травами и в два длинных летящих прыжка, как молодая, оказалась подле супруга, тревожно заглядывая то ему в лицо, то в лицо того, кого он держал на руках. При виде того, во что превратился Каинар, она глухо охнула и, не жалеючи, отвесила мужу подзатыльник крылом.

 – Довели ребенка, изверги! Ни стыда у вас, ни совести!..

 – Но, Инайя...

 – И слушать не хочу! Живо неси в дом.

 Разумеется, Равену ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Инайя молча двинулась следом, со вздохом подметив, что химереныш, окончательно доведенный холодом и ознобом, пытается свернуться в клубок прямо на руках у крылатого. А получается только слабое дергание. Между вемпари крутилась кошка, совершенно не понимающая, что вокруг нее творится. Она то и дело мешала Равену идти, поднимаясь на задние лапы, или наоборот старалась «помочь» – в общем, отвязаться от нее было ну никак невозможно.

 – Ты зачем ее приволок?

 – Она Каинара не отдавала...

 Женщина в ответ только фыркнула. И внимательно посмотрела на кошку.

 В доме, когда, наконец, химереныша сумели вытащить из шкур, полился новый поток ворчания. И немудрено: он изо всех сил вцепился лапами в ледяной, промерзший насквозь, меч. Стоит ли удивляться, что, несмотря на меха, он дрожал от холода? Меч кое-как вынули из намертво сжатых пальцев, а он в ответ только слабо зарычал. Рык обернулся приступом кашля.

 Он лежал среди шкур на полу в гостиной перед жарко пылающим огнем камина. Весь сжался в комок и затравленно озирался больными глазами по сторонам. Черные блестящие когти на руках то и дело выползали и снова втягивались, уши дергались, силясь расслышать опасность. Кошку Равен бесцеремонно отогнал – не до нее сейчас – и она теперь бегала и хрипло низко мяукала за спинами вемпари, присевших рядом с испуганным химеренышем. В руки он даваться не собирался, но ведь нужно же было его как-то отмыть... Со вздохом Инайя отправилась за снотворной настойкой.

 На кухне она достала из шкафчика небольшой пузырек темного стекла, подумала и накапала вместо положенных пяти восемь или девять капель в кружку с водой. Вернувшись, вручила ее мужу. Однако, тут, видимо, в разорванной памяти Каинара что-то встало на место, щелкнуло и собралось воедино несколькими обрывочными картинами. Насильно влитая дрянь из кружки, чьи-то лица, руки, голоса... Боль. Едва только Равен придвинулся к нему ближе и вознамерился приподнять, чтобы напоить его, химереныш сдавленно рявкнул, рванулся прочь и по-кошачьи ударил выпущенными когтями по руке, державшей кружку.

 Инайя тихо ахнула, Равен, разумеется, кружку выронил и отступил назад, зажимая глубоко оцарапанную руку, а сам Каинар вдруг умолк, вжался в шкуры и весь стал каким-то виноватым, даже уши опустились. Инайя вздохнула, глядя на него, и пошла за тряпкой и метлой – собирать осколки. Он ждал удара, ждал наказания. Хорошо хоть, хотя бы смутно понимал, что натворил что-то не то...

 Равен отправился перевязать руку, Инайя же молча орудовала тряпкой, стараясь не приближаться к запуганному зверенышу – не дай боги, кинется. Вернулся ее муж не просто так, а с плотно обмотанной чем-то флягой. Судя по улыбке, он что-то задумал. Остановившись в нескольких шагах от химереныша, он откупорил флягу и на вытянутых руках показал ее.

 – Каинар, это кровь. Ты хочешь пить?

 Звереныш разлепил один мутный глаз и дернул ухом. Звуки были липкие, тягучие. А краски болезненно резали глаза, кроме разве что самых тусклых. Страх на миг заставил когти выскользнуть из пальцев, но слабость не давала шевелиться. На инстинктивный рывок ушли почти все силы, и пить хотелось до одури. А это огромное сизо-синее нечто, судя по запаху, держало в руках целое сокровище. Сладкое, жидкое, благословенно-алое сокровище, даже само того не осознавая!

 Химереныш слабо требовательно заворчал.

 – На, возьми, – тихо и ласково продолжал уговаривать крылатый, придвинувшись на полшага. – Она вкусная, я же знаю, что ты хочешь пить.

 При этом самого его запах крови заставлял чуть ли не морщить нос. У Инайи нервно подрагивали крылья. Это казалось ей самым жутким во всей затее – разве можно так? И допустил же Вещий...

 Каинар явно колебался. Стоило ли ему принимать такую странную помощь? Слишком добрую. Слишком своевременную. Поэтому он заворчал и недовольно прижал уши, кося на слишком знакомую синюю кляксу настороженным золотистым глазом.

 – Каинар, ты меня помнишь? – зашел с другой стороны Равен. – Я всегда желал тебе только хорошего.

 А вот это было сказано зря. Заявление всколыхнуло былую память, и что-то надсадное, воющее, вырывающееся из груди и глотки когда страх сковывал кровь в ледяных объятиях... Каинар глухо зло рыкнул, прижимая уши и чуть сильнее выпуская когти. Он помнит! Он все помнит! И не каким-то кляксам его переубеждать!..

 От уверения несло отчаяньем. Откровенным таким. И обидой.

 Крылатый вздохнул, сдерживая внутри опять накатившее чувство вины. Брать силой было нельзя ни в коем случае. Нужно было убедить.

 – Каинар, тебе плохо. Ты болеешь. Ведь сляжешь же совсем от голода. Попей, но хоть немножко. Хочешь, я совсем отойду?

 Увенчанная не до конца вросшими рожками голова дернулась, явно соглашаясь. Химер настороженно и цепко – насколько мог – следил за расплывающейся кляксой.

 Равен со вздохом заткнул горлышко фляги пробкой, положил ее на пол, а сам отошел к жене. Оба они замерли, боясь спугнуть химереныша.

 Тот шевельнулся, неловко перебрал пальцами, силясь вцепиться во что-то, чтобы было легче. Но ничего кроме огромного и бестолкового сейчас, пусть и горячо полюбившегося меча рядом не было. Пришлось неловко перевалиться на бок, затем на живот и попытаться встать на четвереньки. Худо-бедно приподняться получилось, но лапы дрожали так, будто готовы были вот-вот не то что подломиться – просто сломаться, как сухие прутики. А потом к букету ощущений добавился кашель, и Каинар просто рухнул ничком, зло шипя и стараясь дышать. Ни о каком "встать и напиться" уже и речи не шло.

 Равен на это только хмыкнул. Уже не церемонясь, он опустился на пол рядом с к дрожащим химеренышем... химеренышем? – и, перевернув, помог полусесть так, чтобы тот мог на него опереться спиной. Потом подцепил нитью телекинеза флягу и снова выдернул пробку.

 – Вот видишь, я ты меня не слушал.

 Тот только недовольно заворчал в ответ и снова закашлялся. Длинное чуткое ухо дергалось, прислушиваясь к манящему плесканью в бурдюке. Слезящийся глаз внимательно – если это вообще возможно в таком состоянии – наблюдал за руками вемпари, хотя, признаться, видел химереныш колбасу. Синюю такую. В крапинки.

 Равен поднес горлышко фляги к губам Каинара и теперь смотрел, как тот пьет – с голодной жадностью, захлебываясь и иногда расплескивая алую влагу. Вот только она, попадая на серо-грязную в полосах кожу, тут же впитывалась. Когда сосуд опустел, крылатый отложил его в сторону, прямо на пол, и молча обнял отощавшего от голода Хранителя, стараясь согреть. И плевать, что вонь такая, будто рядом помойку разворошили, что руки чувствуют только кожу да кости под рваным тряпьем, заменявшим одежду.

 И химер неожиданно дался. Не забился, не зарычал. Хотя мог бы – после такой порции крови-то. Вместо этого он прикрыл глаза и позволил себя держать, сделав зарубку на память, что эта клякса хоть и сделала когда-то давно нечто крайне неприятное, стоила нынешнего доверия.

 – Вот и умница, – проговорил Равен, едва только понял, что подмешанное в кровь снотворное подействовало, и его подопечный засыпает. – Теперь и в божеский вид тебя можно привести...

 Он поднялся, подхватывая на руки легкое тело, и зашагал в галерейку, соединявшую дом с баней. Инайя усмехнулась, оценив находчивость мужа, потрепала за ухом присмиревшую кошку и поплыла следом.

 В жарко протопленной бане царил неясный полусвет от пары ламп. Супруги Каарис осторожно внесли спящего у них на руках звереныша, раздели и уложили на полок. Инайя, ничтоже сумняшеся, провонявшиеся лохмотья выкинула, потом провела пальцами по спутанным серым лохмам, некогда бывшим густой белой гривой, и без колебаний взяла ножницы, отмахнув их почти по самый затылок со словами "Новые отрастут", пока муж возился с горячей водой, мылом и мочалами.

 – Хорошо, что Юдар его быстро нашел... – тихо вздохнул он.

 – Да уж, куда как хорошо! – пробурчала вемпари, чуть повернувшись и несильно огрев мужа крылом по уху. – Вы с Яносом два авантюриста без царя в голове – отдать мальчика этой старой крысе! Нет, ну я еще понимаю, Одрон, молодость играет, да корона на патлах, но ты-то... Ты посмотри, рубец на рубце. Там хоть что-то от него самого осталось? Живот к спине прилип... Довели, что я на нем строение скелета детям объяснять могу! Кровью поить... а ну как у него голова больная, и он людоедом станет, вы об этом подумали?

 – Это было необходимо, – проворчал Равен, потирая ухо и подтаскивая к Каинару воду, мочала и мыло, – Ты сама знаешь... Людоедом он не станет... так по крайней мере, наш Вождь...

 Вдруг дверь приоткрылась и внутрь опасливо заглянула лохматая девичья голова. Яркие синие глаза стрельнули по бане. – А что со старшим братиком? – голос был тихий и неуверенный.

 Пышнотелая вемпари оглянулась, чуть удивленно приподняв бровь – откуда взялось этакое чудо? На крыльях женщины резко встопорщились перья, потом она припомнила странную кошку... Вздохнула, бросив чуть укоризненный взгляд на мужа.

 – К плохому колдуну он попал, дитя, – тихо ответила Инайя. – Был человеком, стал... химерой. Иди, подожди снаружи.

 Девочка кинула долгий задумчивый взгляд в сторону Каинара, после чего кивнула и скрылась, решив припасти вопросы на потом.

 – Где это видано, чтоб взрослый мужчина его сложения весил, как девица? – продолжала тихо бушевать Инайя, смывая грязь с расслабленных лап и поджимая губы при виде каждого нового шрама. – Сегодня ладно, но чтоб завтра же здесь был Янос!

 Равен помогал супруге, как мог. Менял воду и держал обмякшее тело, если нужно было, но огрызаться при этом не забывал.

 – Будет тебе Янос! Он уже наверняка знает, так что прибудет быстро.

 – Не переживай, я и ему по тыкве дам. Ты на лицо посмотри – с такими украшениями ни одна женщина не подойдет, а вы его в прародители чаете! Я надеюсь, он свернул шею старой крысе.

 – Так, женщина! – в конце концов, не выдержал ее муж, грозно ероша перья, из-за чего вода взлетела небольшими смерчиками, – Прекращай уже, а то он понаслушается и вообще передумает в себя приходить!

 – Он спит, – фыркнула Инайя, – И просыпаться пока даже не думает. А я твоих бурундуков не боюсь, так что поднимай его, вытереть надо.

 Равен проворчал что-то еще, но послушно приподнял безвольное тело, попутно подцепив заранее приготовленную чистую одежду с лавки.

 Тон его жены резко изменился, став воркующе-ласковым, пока она обихаживала разомлевшего химера. Дыхание у того стало ощутимо спокойнее и уже без лишних страшных звуков.

 – А вот теперь можно и под одеяло. А лучше под два, – скомандовала вемпари, оглядев дело рук своих.

 Ее муж только кивнул, снова подхватывая Каинара на руки. Легкий, совсем легкий... А ведь, если по костяку судить, это должна быть немаленькая горушка мускулов и жил. Ничего, выходим, решил он, сам себе внушая уверенность в этом по дороге до маленького отгороженного закутка, которому предстояло служить дикому химеренышу убежищем. Там, в уютном углу, занимая почти всю комнатушку целиком, стоял большой низкий топчан, заваленный одеялами и подушками. Равен опустил свою ношу на это мягкое ложе и как можно теплее накрыл, озабоченно вглядываясь в костистое бледное лицо. Дыхание было сиплым и тяжелым.