Текст книги "Хохот степей (СИ)"
Автор книги: Александра Питкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 45
Эргет мне всего не рассказывал, но и из того, что я услышала от него или узнала от других, выходило, что первостепенная задача илбэчинов и нойонов Хана – это подарить Орде, а значит и все степи, поколения мира. Под властью одной крепкой руки. С кочевниками это не так просто удавалось, так как улусы, меняющие стоянки и люди, которых было сложно сосчитать – это не то же, что править в оседлых землях гор или соседних стран. Степь постоянно менялась, овеваемая ветрами и треплемая дождями, но вера в то, что сильный Хан удержит в своих руках всю ее, была сильнее сомнений.
И для того, чтобы достичь цели требовался наследник.
– Почему Хан не мог назвать наследником кого-то из племянников? – юрт хатагтай уже занял свое место среди десятков белых, как облака, шатров. Мы с ДуЧимэ разносили вещи из телег по прежним местам, пока устанавливались остальные юрты.
– Кровное наследие сильнее, – покачала головой степнячка, – племянников у Хана много. И ни один не согласится отдать шанс на такую власть другому. Значит будет опять война между племенами. Орда расколется, и все, ради чего воины пересекали степь, окажется потерянным.
– И что, во всей степи нашлась только одна женщина, что сумела родить наследника? – это тоже никак не желало укладываться в голове. Говорят у того барона, к землям которого относилась моя родина, было не меньше двадцати детей от разных женщин.
– Получается, что так. Великому приводили разных жен. Многие приходили сами, но если в течение трех лет благодать предков не сходила, Хан объявлял развод и отпускал женщину с дарами. Видно, потому-то все и хранилось в такой тайне, когда Властелин степей узнал о ребенке. Но теперь-то уже все равно.
– О чем ты? – я поставила плетеную корзину, которую несла у шатра, что только покрывали войлоком.
– Ветер уже разнес слухи по степи. Весь улус шепчет о том, что наследник есть. Увидишь, к тому времени, когда Эргет вернется, все вокруг будут шептать только об одном.
Я вскинула голову, пытаясь рассмотреть среди белых шатров тот, в котором жил Хан, но на равнине взгляд спотыкался о юрты, не видя так далеко.
* * *
– Благоволят ли духи к твоему роду, Эргет Салхи? – Мэлхий, раб Хана, наделенный неслыханной властью для несвободного человека, склонился, приветствуя меня от имени самого Великого.
– Они меня оберегают и поддерживают, Мэлхий.
– Пусть так и будет, славный илбэчин. Пусть так и будет, – хитрые глаза сощурились, превращаясь в едва заметные щели, рассматривая меня с головы до ног.
– Рехмет, Мэлхий. Пусть духи услышат твои слова, – я не мог поторопить разговор, вынужденный ждать, пока не будет сказано все, что требовалось по правилам. Но так как я частенько пренебрегал традициями во время общения с этим человеком, булла надежда, что мы перейдем к сути все же до того, как солнце опустится за горизонт.
Раб склонил голову на бок, позволив молчанию повиснуть между нами. Сухие тонкие губы растянулись в улыбке.
– Ты стал сильнее, Эргет Салхи, – из голоса раба пропало то раболепие, которое Мэлхий обычно изображал, сделав слова жесткими, почти угрожающими.
– Может и так, – понизив голос, чтобы никто посторонний не мог услышать, ответил. – Но на все воля духов и Чистого Неба у нас над головой.
– Так же ты верен своему Хану, как прежде, илбэчин? – темный блеск в глазах раба не мог меня напугать. Не после всего того, что я видел за свою пусть и не очень долгую, но весьма богатую жизнь.
– Дал ли я хоть раз повод усомниться в себе, Мэлхий? Я следую законам чести и пока Хан оберегает мою семью и держит свое слово, моя верность ему не может подвергаться сомнению. И ты это знаешь. – Внезапно внутри вспыхнула злость. Я повел весь свой улус через степь сюда по воле Хана, а меня встречают упреками и нелицеприятными намеками.
Шагнув вперед, я одним движением поймал Мэлхия за тощую шею повыше его рабского ошейника, которым тот так гордился. Слуги, что явились вместе с ним, дернулись вперед, но будучи умным, Мэлхий вскинул руку, приказывая им не двигаться. Я же, чувствуя, как все вскипает внутри, краем глаза за метив, как на границе неба быстро начинают собираться черные облака, прошипел:
– Не смей меня упрекать в том, повода чему я не давал, Мэлхий. Ты прав, я стал сильнее, но терпимости к таким неосторожным словам это мне не прибавило, – разжав пальцы, я легко оттолкнул раба, но так, чтобы тот не упал. Если мои тихие слова Мэлхий еще мог простить, то его падение в пыль у моих ног стоило бы слишком дорого. Даже у рабов есть гордость. Тем более, у таких.
– Ты прав, славный илбэчин, – потирая шею, склонил голову Мэлхий, – я не смел говорить с тобой о подобном. Идем, Эргет Салхи, Великий господин мой ожидает тебя.э
В шатре Хана было тихо. Не было ни советников, ни темников. Даже благовония сейчас не жгли в юрте Великого. Сам же Властелин степей, еще полный сил, но с серебряными прядями на висках и глубокими морщинами на лбу, рассматривал какое-то простое, из речных камней, ожерелье.
Подняв голову на звук шагов, Великий словно очнулся от чар, тряхнув головой.
– Эргет? Я ждал тебя только завтра, – тихо, задумчиво произнес Хан. Видеть его таким мне еще не доводилось.
– Я прибыл сразу, как только получил твое послание, Великий, – склонив голову, я украдкой огляделся кругом. Все казалось в порядке, но какие-то мелочи все же бросались в глаза. Иначе сложенные подушки, несвежие фрукты на столе, потухшие огни. Кажется, после того, как мать хана отправилась к предкам, жены и рабыни Хана совсем перестали исполнять свои обязанности как надо.
– Знаешь, зачем позвал тебя? – вновь уделив внимание ожерелью, спросил хан.
– Догадываюсь, Великий. Твоя благородная мать, хатагтай все степи, покинула мир живых. Время пришло.
– Да, – Хан, этот сильный и властный мужчина, который сумел объединить племена, воюющие последнюю сотню лет, блеснул темными глазами, – я тысячу раз пожалел, что дал матери слово не приводить Хээрийн в Орду. Но я сдержал его. Вчера прах моей матери унесло ветрами степи, как она того желала и как велел шаман. На сорок девятый день ее помянут во всех шатрах степи, но я хочу, чтобы обряд в моем юрте провела Хээрийн. Как ханша и мать наследника.
Колючий взгляд пробирал до костей. Тело словно сковало ледяным дыханием, как это бывает только в самый сильный мороз. Конечности одеревенели, не слушаясь, вздрагивая от сотен невидимых игл, бьющий в тело холодом.
Слухи, что Великий тоже имеет силы илбэчина, бродили по степи уже десятки лет, но я еще ни единого раза не видел и не чувствовал подобного в его присутствии. Не просто так Хан прятал свои умения от посторонних. И не случайно смог вернуться живым из каждой своей битвы и из каждой ловушки, что неизменно подстраивали враги.
Я глубоко вздохнул, изгоняя ледяной холод. Теперь понимание, от чего у Орды до сих пор не было наследников, стало яснее. Хээрийн, как и моя МенгеУнэг – не простая женщина, а именно та редкая удача, что выпадает не каждому илбэчину.
– Ребенок тоже? – тихо спросил я, понимая, что дорога будет куда сложнее, чем мне казалось.
– Этого я не знаю, – прикрыв глаза и откинувшись на подушки, устало произнес Хан.
Как сложно было жить мальчишке и прятать свои силы, когда юных илбэчинов учили сдерживать ветер и поднимать воду? Его определенно, кто-то учил, иначе сила вырвалась бы наружу всплеском, сметая все, до чего сумела бы дотянуться. И все же, мальчишка вырос и стал Великим Ханом, Властелином степей.
– Юрт Хээрийн стоит все там же? – искать в степи маленькую женщину, не зная, где она может быть, можно не один десяток лет, но я был уверен, что после того, как мы привезли хану подтверждение отцовства, Великий все же приставил к Хээрийн соглядатаев.
Подтверждая мои слова, Хан кивнул.
– Старик Хао-хэн говорит, что ее юрт все еще стоит между темных скал на границе с лесами.
– А я все гадал, куда девался этот склочный воин, вместе со всем своим родом, – фыркнул я, вспомнив, как у одно утро в Орде не досчитались пяти шатров и никто не мог сказать, куда они подевались, так хорошо терялись следы в степи.
– Да, Хао-хэн присматривает за Хээрийн издалека. Его сыновья – сильные воины, так что могли бы помочь Зеленоглазой ведьме, если бы что-то случилось. Но среди них не т илбэчинов и я не могу им доверить такую сложную задачу. А ты привез тотем моего отца.
– От того ли за волчьей головой, символом Чоно, ты отправил меня, Великий, чтобы только проверить?
– Волчий тотем нужен Орде, – задумчиво произнес Хан, все вертя и вертя в руках ожерелье, – но привезти его мог не только ты. Сунгуур справился бы не хуже.
– Но он говорлив и вспыльчив, – вспомнил я слова, когда-то произнесенные самим же Ханом. Великий чуть улыбнулся, кивнув. – Кроме того, нас по дороге, вероятно, будут ждать неприятности, а Сунгуур никогда не отличался внимательностью.
– Это так. Я отправил самых буйных усмирять ханов на берегу Соленого озера, но, думаю, все же кого-то мои приказы не смогли остановить. Слишком велик соблазн.
– А маленькому отряду легче проскользнуть между когтей барса, когда нужно сберечь ребенка и будущую хатагтай всей степи. Когда мы должны оправиться за ними?
– Как только все будет готово, – в голосе Хана проскользнуло недовольство, словно эта вынужденная задержка раздражала его куда сильнее всего остального. – Когда вернутся мои охотники с добычей, тогда и отправишься, но веди своим братьям быть готовыми. Садись.
Нетерпеливо махнув рукой, Великий указал мне на большие подушки, словно его начинало раздражать мое нахождение в юрте. Усмехнувшись, я занял место по правую руку от Хана, принимая негласное обещание. Кажется, правым крылом меня назовут куда раньше, чем можно было надеяться.
– Что еще, Великий? Что в этот раз духи передали нашему шаману, что он не велит отправляться за хатагтай и наследником? – понимая, откуда ветер дует, спросил я, наливая себе в пиалу зеленый чай с молоком.
– Око Небес, этот хитрый старик, который крутит колесо жизни так как ему угодно… – Хан с раздражением выругался, впервые на моей памяти так открыто произнеся имя нашего шамана, что живет в Чоно уже, кажется, вечность. Я едва не подавился чаем, делая глоток в этот момент. Сколько себя помню, шаман всегда был «шаманом» и только. Фыркнув на мою реакцию, Хан между тем продолжил, но уже спокойнее. – Око Небес велел взять собой лису с серебряной шерстью. Живую. Не знаю, что он услыхал от духов, но….
Я больше не слушал слов Властелина Степей. Вот, оказывается, куда тянулась нить. Кто мог сказать три с половиной луны назад, что МенгеУнэг должна будет помочь привести в Орду будущего хана и его мать? Что открыли боги и духи старому шаману в тот день, когда мать пригласила его к себе в юрт?
– … трудно найти сейчас. Бурые, рыжие, но серебряной ни одной, словно степь сама укрывает их от глаз охотников, – продолжал Хан, не замечая моей задумчивости и перекатывая между пальцами камни ожерелья. – Впрочем, ему все же виднее, хотя в течение долгих зим я думал, что это все случайность. Держи, с этим ожерельем в руках ты сможешь убедить Хээрийн, что тебя прислал именно я.
Протянув мне украшение, Хан опрокинул в глотку содержимое собственной пиалы, что стояла на невысоком столике рядом с ним. Я же рассматривал то, что принял сперва за речные камни. Нет, это были совсем и не они. Среди редких по расцветке, полированных кругляшков вулканической породы была подвеска из глины и заморской глазури. На небольшом красном прямоугольнике неизвестный мастер вылепил лисицу с белой шерстью.
Понимая, что промолчать мне все равно не удастся, я глубоко вздохнул, сжимая в пальцах ожерелье.
– Верни охотников в Орду, Великий. Нет нужды скакать по степи в поисках того, кто и так в шаге от тебя.
– О чем говоришь, илбэчин?
– Моя невеста, горянка с серебряными волосами и глазами цвета неба носит имя МенгеУнэг, Серебряная Лисица. И, клянусь духами, что оберегают мой юрт, старый шаман это знает.
– МенгеУнэг? Слышал я, что привез Эргет Салхи девушку в свой улус и что зовет ее Галуу «бага охин», младшая дочь. Но не знал, что имя ей такое выбрали. Мэлхий! – зычный крик Хана заставил слугу распахнуть полу шатра и с поклоном замереть напротив. Вместе с рабом в юрт ворвался прохладный, пахнущий осенью, ветер. – Возьми меру лучшей ткани цвета неба, что есть у меня. Добавь к ней ожерелье и несколько браслетов. И пошли кого-нибудь за шаманом.
Я внимательно слушал распоряжения Хана, сощурив глаза. Великий, дождавшись, когда в шатре вновь останемся мы одни, повернулся ко мне.
– Иди за своей Лисицей. Только не говори ничего. Духи не любят посредничества в таких делах, сам знаешь.
Я только кивнул, поднимаясь с подушек. Не знаю почему это было важно для Хана, но кажется сегодня Великий будет просить мою невесту об услуге.
В лицо пахнуло молоком и вареным мясом. Вечер окрасил небо в алый, но в этом мне не виделось угрозы. Наоборот, дышать было легче, чем до встречи с Ханом. Трудно было разобраться, так не хотелось мне оставлять МенгеУнэг или же везти женщину в компании одних мужчин, но присутствие Лисицы определенно поможет справиться с этим важным делом проще. Тем более, если на этом настаивают сами духи.
Глава 46
Все вещи из повозок вернулись на свои места, вечерняя трапеза была готова, а Эргет все еще беседовал с Ханом. Зная, что колдуна отправят в дорогу сразу, как только это станет возможным, я нервничала. Хотелось попрощаться, соблюдая все законы степи. Плеснуть воды ему в след, чтобы илбэчин, как вода, нашел путь домой, к своим истокам. Хотелось подать сумку с хурутом, даже если мне это делать не полагалось.
– Что вдаль все смотришь? Глаза скоро на ладони выкатятся, – без упрека, с тихим смешком произнесла ДуЧимэ, усаживаясь рядом у костра. – Надо тебе проще к этому относиться, МенгеУнэг. В степи женская судьба – это дети, шерсть и дни, когда муж приходит в юрт. Все состоит из ожидания. Сперва ты ждешь, когда степь отпустит в твои объятия мужчину, на ночь, две. Потом ждешь, когда начнут стричь овец и валять шерсть. Ждешь, когда живот станет круглым, как луна. Ждешь, когда он снова станет плоским. Ждешь, когда муж опять придет из степи, чтобы вновь сделать тебя круглой. Нельзя так тосковать и тратить сердце, ожидая в тоске.
– Знаю, – тихо отозвалась я, несколько удивленная рассуждениями ДуЧимэ. Из-за ее веселого нрава и постоянных шуток, я иногда забывала, что девушка давно уже не ребенок.
– Мало знать. Нужно себя еще в узде держать. А вон и брат. Стоило только немного отвлечься, как и явился тут же. Эргет! – Степнячка помахала рукой, не давай илбэчину возможности пройти мимо. Но колдун покачал головой, сведя темные брови. Видно, все же что-то произошло, так как Эргет, не останавливаясь рядом с нами, прямиком отправился к матери.
Беспокойство, черной юркой и холодной змеей поползло по ногам, прошлось но спине и сдавило шею.
– Вай, – недовольно фыркнула ДуЧимэ, поднимаясь на ноги, – никак чотгоры (демоны болезней) брату под хвост забрались.
Мы так и смотрели с тревогой на юрт Галуу когда пола шатра откинулась, и выйдя наружу, Джай цепким взглядом окинула улус.
– МенгеУнэг, хатагтай зовет, – поманив рукой, старшая служанка вернулась в шатер.
– Джай встревожена, – прокомментировала происходящее ДуЧимэ, вместе со мной подходя к юрту, раскрашенному темными узорами.
– Не торопи слова раньше времени, – тихо попросила я, чувствуя, как кольцо тревоги на шее стягивается все сильнее.
В юрте горели почти все масляные лампы, то чего было довольно светло, но слегка душно, не смотря на приподнятые края шатра. Хатагтай сидела на своем месте, как всегда в минуты раздумий, вертя на руках браслеты. Окинув взглядом присутствующий, отметила, что и бабуля пребывает в каком-то задумчивом состоянии, в то время как сам колдун выглядел спокойным.
– Звали, хатагтай? – решилась нарушить тишину, видя, что эта умная женщина, кажется, не заметила моего присутствия.
Галуу вскинула голову, кивнув.
– Садись, бага охин. И ты, садись, Ду Чимэ, раз пришла, – браслеты и вшитые в рукава украшения громко звякнула, когда хатагтай тряхнула руками.
– Что случилось, мать? Опять духи отсыпали нам не из того мешка? – хмуро спросила Ду Чимэ. Люди степи верили, что небесные духи могут черпать удачу и неудачу из разных мешков и ссыпать на головы людей. Вот и сейчас выходило, что кто-то принес нам вовсе не благо.
– Это пока не ясно, – вступила в разговор бабуля, которая обычно молча слушала и только кивала или качала головой, оставляя Галуу самой решать дела семьи.
– Хатагтай? – мне вдруг представилось, что придется покинуть этих людей, по какой-то неизвестной, но важной причине, и в этот момент почти перестало биться сердце. Вернуться в горы? Я просто не смогу жить там после свободы и гордости степей! Без этого воздуха, без лошадей, пусть с ними пока и не все ладилось. Без этой семьи и без Эргета.
– Не паникуй, МенгеУнэг, – видя мое состояние, с недовольством покачала головой Галуу. – Путь есть всегда, мы просто не можжем его пока увидеть.
– Хан велит, чтобы ты отправилась вместе со мной за наследником и зеленоглазой ведьмой, – устав ждать, проговорил Эргет, глядя на меня.
Мне показалось, что сверху опрокинули ведро речной воды. С одной стороны меня обдало холодом, а с другой затопило облегчением.
– Зачем?
– Потому, что так велел шаман. А с этим хитрым стариком никто спорить не решится, – фыркнула бабуля.
– Он вовсе и не старик, – пробормотала я, вспоминая свои сны и встречу с этим мужчиной, для которого зимы ничего не значили.
– Быстро ты поняла, – довольно кивнула старая женщина. – Мне потребовалось много лет, чтобы понять, поему он зовет меня «девочкой», когда под этим Небом уже давно скачут на своих лошадях мои внуки.
– Я не поняла, а просто видела. – Новость позволила расслабиться, хотя я пока не понимала, что именно вызвало такое сильное беспокойство у хатагтай и бабули. Переведя взгляд на Галуу, я все же спросила: – Если Хан и шаман велели, почему вы тревожитесь?
– Потому, что ты не жена Эргета, – вдруг сказала ДуЧимэ. – Мать боится, что ваши имена будут гулять по степи с темным эхом. Если брат получит свой золотой пояс и титул «правого крыла», даже такая мелочь может поднять нукеров против него. Что дозволено темнику, не полагается илбэчину. И наоборот.
– Не понимаю, – покачала я головой, вспомнив все ту же Суару, чье незримое присутствие иногда ощущалось в такие моменты.
– Если бы мой сын был темником, никто бы и слова не сказал. Все знают, что сильный воин полон страстей и энергии, которую не сдержать в теле. У темника всегда несколько жен и множество наложниц, как того требует традиции. А илбэчин, чем выше его место, чем ближе он к Хану и Небу, тем внимательнее стоит выбирать женщину. Говорят, когда женщин много сила илбэчина рассеивается в них. У моего мужа было две жены. Но он никогда не был «правым крылом». Лишь темником.
– И что же? Все знают, что у Эргета в юрте сейчас нет женщины, – почувствовав, как разгорелись щеки, отозвалась я.
– Все знают. Но и все уже знают, что вы не только смотрите друг на друга, – фыркнула бабуля.
Растерянная, я оглядела тех, кто сидел в шатре Галуу. Эргет довольно улыбался, словно это его забавляло, и вовсе не беспокоило, хатагтай и бабуля выглядели спокойными, а ДуЧимэ хихикнула в кулак, стоило нам встретиться взглядом.
– Вы смотрите друг а друга так, словно попробовали по куску праздничного пирога, а остальное у вас отобрали. Поверь, весь улус знает, что Эргет голоден МенгеУнэг. Не пройдет и пары дней, как об этом станет шептать вся Орда, ждущая, как сменятся силы с приездом зеленоглазой ведьмы. И твое имя теперь будет часто звучать за войлочными стенами.
– Если все знают, как ты говоришь… – я сбилась, встретившись с самодовольным взглядом колдуна, в которого захотелось запустить подушкой, – почему тогда это имеет значение?
– Потому, что никто ничего не видел, – произнес колдун. – Мать переживает о том, что о тебе и обо мне будут шептать в семьях. Если мы отправимся вместе, слов станет больше и будут они не добрыми.
– Тогда пожените нас сегодня, – вдруг выдохнула я, чувствуя как внутри что-то поднимается, окутывая теплом и надеждой.
– Это не по правилам, – покачала головой Галуу. – Если бы время позволяло, мы бы пригласили названного отца для тебя, а через пять ночей прислали сватов. И через луну сыграли свадьбу, как это полагается.
– Но Суару выдали замуж утром. Сразу, как решили, – напомнила я.
– Да, но с этим позором ей жить еще не одну луну, – напомнила ДуЧимэ. – Им с мужем не вернуться в Орду, пока положенный срок не выйдет.
– До чего сложно… – потерев виски, произнесла я.
– Если только, – бабуля задумчиво дернула бусы на шее, – если только…
– Что ты придумала? – ДуЧимэ подалась вперед, словно это ее будущее решалось здесь, в этом небольшом кругу.
– Если названым отцом нашей МенгеУнэг станет тот, кто может сам менять правила, никто не произнесет ни единого слова.
– Он не согласится, – став вдруг серьезным, покачал головой Эргет
– Но он сам велел взять Лисицу в дорогу, – поддакнула Галуу, быстрее меня сообразив, что придумала бабуля. – А это наше условие. Девушка не поедет за Хээрийн, пока не станет женой Эрегту Салхи.
– Он не станет этого делать, – вновь покачал головой колдун.
– А это уже дело Хана. Мы свое слово сказали. Джай! Все слыхала? – служанка, что тенью сидела позади хозяйки, поднялась, кивая.
– Да, хатагтай. Все передам Мэлхию.
– Тогда идите. Не стоит заставлять Великого ждать так долго, – с довольной улыбкой Галуу откинулась на подушках.
– Стойте, – махнула рукой бабуля, когда мы были уже у выхода. Поманив меня к себе, старая женщина сняла одну из своих связок бус, в которой красным переливались какие-то редкие камни. А затем откинула край халата, под которым на коленях, свернувшись клубком, спал мой дружок Цадах.
Почувствовав, как что-то переменилось, тушканчик дернул ушами, поднял мордочку и сонно зевнул.
– Возьми его. Если старый юноша с бубном будет крутить хвостом, как молодая кобылица, познакомь его с Цадахом. Думаю, это поможет решить дело быстрее. Если воли Хана окажется недостаточной, чтобы убедить шамана. А нет, – широко и недобро улыбнувшись, показывая великолепные белые зубы, бабуля продолжила, – скажешь, что свои штаны повесишь у него на юрте, если не выдаст тебя за Эргета.
– Бабушка! – возмущенный вопль ДуЧимэ заглушил последовавший смех Галуу, а я только покачала головой, выходя из юрта вслед за колдуном.
– Не вздумай этого говорить ему, – с усмешкой предостерег меня Эргет. – Не хватало, чтобы шаман обиделся на наш род за такую угрозу.
Я с трудом сдерживала смех. Привыкнуть именно к этому поверью мне было очень нелегко. Если в родных деревнях женское недомогание считалось постыдным и скрывалось ото всех, то у степняков на это был совсем другой взгляд. Женские штаны, как говорили степняки, способны не только лишить силы шамана, но и даже убить его, такая сила крылась в этой детали одежды. Так же, как я слышала, женские штаны использовали, когда нужно было спрятать ребенка или молодого мужчину от духов.
– Не смейся, – шикнул Эргет, сам с трудом сдерживая улыбку. – Я слышал истории, в которых мужчина прятался десять лет от шаманства, используя именно женские штаны.
– Что же они не сберегли его от такой судьбы? – идя между костров и юрт, спросила я.
– Говорят, вышел как-то на звезды посмотреть, так там его-то духи и поймали, вручив колотушку и бубен, – фыркнула Джай, идущая чуть позади нас.
В Орде с наступлением сумерек жизнь вовсе не останавливалась. Она просто меняла свой цвет и запах. На смену сухим, пыльным дням, проводимым в заботах, приходили музыка, громкие разговоры у костра и игры с разбитыми носами и одеждой в пыли.
– Хан будет предлагать тебе дары и просить отправиться в путь. Ты не его нукер, а женщина. Незамужняя и без отца, так что приказать тебе он не сможет, – напутствовал Эргеит, когда впереди показался большой белый юрт с бунчуками воткнутыми в землю у входа. – От подарков отказывайся и говори, что не можешь ехать со мной, как незамужняя.
– Это так серьезно? – мнение Эргета по этому вопросу я так еще пока ни единого раза не услышала.
– Мать права, ты не из Орды, не из степей. За тобой нет имени, нет семьи. Для меня – это не будет так важно, а вот тебе потом может стать трудно. Женщины бывают коварны и мстительны просто от скуки или зависти.
– А если шаман согласиться сделать так, как сказала Галуу? Это поможет?
– Скажу честно, шаман в качестве названного отца моей жены – большая сила. Но я все еще не верю, что его будет так просто уговорить. Даже с угрозой женских штанов.
– Эргет! – я легонько стукнула степняка по плечу, чтобы перестал надо мной смеяться, но это помогло, и страх перед Ханом немного отступил.
– Великий ожидает вас, – высокий, худой раб с золотым ошейником, который он носил как величайшее украшение и невероятную ценность, чуть склонил голову, приподнимая полу шатра, чтобы мы могли спокойно войти. Джай осталась снаружи, передавая Мэлхию волю Галуу.
Огромный юрт был разделен на две части. В передней, большей, в открытой медной жаровне горел огонь, а вокруг лежали большие подушки. Напротив входа стояло широкое кресло, укрытое дорогими мехами, в котором, облаченный в золотые паххетские шелка, сидел Властелин степей.
Еще совсем не старый, с несколькими седыми нитями в косах, этот мужчина олицетворял собой такую силу, что я невольно отступила на шаг, уперевшись в Эргета, замершего позади.
– Проходи, Серебряная Лисица, не бойся, – голос низкий, хриплый, от которого тут же задрожали колени. О неповиновении нельзя было даже просто помыслить.
Почувствовав, как мою ладонь поймал Эргет, сжав пальцы, я медленно выдохнула. Мой жених тоже не слабый воин, но его я не боялась даже в первую встречу.
– У меня для тебя есть дары, девушка, – продолжал Хан, спокойно рассматривая меня, медленно опускающуюся на подушки. Я знала, что среди женщин вовсе не принято ходить в юрт к мужчинам, даже в сопровождении родственника, но видно, Хана эти правила не касались.
Я рассматривая кривые носы его сапог, украшенные бирюзой, дорогой, с золотыми бляшками, пояс с подвесками и ножнами кинжалов, и никак не могла поверить, что сижу здесь, перед самым могущественным человеком в степи.
– Это все тебе, МенгеУнэг, – Хан повел ладонью, указывая на стопку подарков, выложенную на низком столике с другой стороны жаровни. – И ты получишь еще больше богатств, если согласишься мне помочь.
Горка была, поистине, внушительной. Несколько мер ткани, бусы, кувшины, украшения. Такие дары могли бы послужить весьма богатым приданным, и я бы не чувствовала себя такой никчемной невестой, что не принесет в юрт мужа ни едино монеты. Но пришли мы не за подарками.
– Благодарю тебя, Великий Хан, Властелин всей степи, от горьких вод озера Тав и до Сайгорских вершин, но я не могу принять твои дары, – поклон из сидячего положения вышел немного неловким, но я надеялась, что мужчина, сидящий на троне, не станет корить меня за это. – МенгеУнэг не заслужила такой милости.
– Кто заслужил милость, а кто нет, решать мне, – спокойно, но с нажимом проговорил Хан. – Но если ты просишь, я дам тебе возможность честно заработать эти дары.
Плохо. Не мне тягаться в словесности с этим человеком. Решив, что раз в традициях степи я не сумею выкрутиться, то стоит говорить прямо
– Я знаю, о чем ты станешь просить, Великий Хан, – сжав руки под широкими рукавами своего платья, начала я. – Только семья, что приняла меня как родную, не позволит незамужней девушке ехать так далеко с мужчинами. Хатагтай Галлу запретила.
– Это так? – Хан перевел взгляд на Эргета, нахмарив косматые брови.
Колдун только кивнул, не вдаваясь в подробности.
– Это все женские дела, – недовольно фыркнул Хан, словно подобные разговоры вызывали в нем досаду. Если бы Великая мать была жива, Хан никогда бы сам не завел этот разговор со мной. Но сейчас у орды не было ни ана-беим (мать или сестра хана), ни улу-беим (ханша), хатагтай всей степи. – Мэлхий, где шаман?!
Слуга быстро вошел в шатер, склонив голову:
– Скоро будет, мой господин.
Хан только кивнул головой, сделав знак слуге, чтобы тот разлил по чашам напиток. Время тянулось долго, пока мы в полном молчании ждали прихода шамана. Кажется, без его присутствия решить вопрос, который затеял сам старик-юноша с колотушкой и бубном, у нас не выйдет.
– Звал меня, Хан? – откидывая полу шатра и в сопровождении звона сотен бубенчиков, привязанных к кожаным шнуркам, что прятали лицо в морщинах, буднично спросил шаман. Пройдя в юрт, человек говорящий с духами и знающий их волю, плюхнулся на большую подушку в шаге от хана, устроив рядом на ковре свой длинный, с костями и холбого (шаманские колокольчики), посох
Чувствуя себя совершенно расслабленно, шаман протянул руку к большому блюду, на котором лежали лепешки и куски мяса, поданные хану на ужин, и грязными пальцами оторвал кусок себе.
– Чего хотел, Великий? – не обращая внимания на то, что Хан с тредом терпит такое вопиющее поведение, шаман закинул кусок в рот, едва не сжевав собственные кожаные шнурки, свисающие с головного убора.
– Хочу, чтобы ты решил ту головоломку, что сам придумал, – сердито, едва слышно, прошипел Великий, от чего шаман едва не подавился, кажется, только сейчас заметив, что в шатре сидим мы с Эргетом.
