Текст книги "Хохот степей (СИ)"
Автор книги: Александра Питкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава 43
– Если у Хана есть наследник, почему он все еще не в улусе Чоно? – я не понимала этого, тем более, что от самого существования наследника зависело будущее Орды.
– Пока ребенок мал, пока не достиг пяти лет, его душа не имеет сильной защиты, чтобы противостоять злым пожеланиям и духам. Их защищает сила матери, которая рядом, – пояснила Галуу. – Но многие дети, особенно если у их родителей есть сильные враги, могут не дожить до нужного возраста. В пять лет ребенку дают второе имя, и тогда все меняется. Тогда за его спиной появляются духи, что оберегают ребенка самого. Как было с тобой, после того, как тебя приняли в семью.
Призадумавшись, я поняла, что не ощущаю никакого постороннего присутствия позади себя. Разве что, те сны, с темными бурыми крыльями, что укрывают меня от яркого, слепящего света, могли считаться каким-то намеком на присутствие духов за спиной.
– Твой мохнатый друг, Цадах, не просто так появился, – сказал Эргет, внимательно поглядывая на меня. – Духи принимают ту форму, которую легче понять человеку. Большинство жителей степи никогда не видели своих хранителей, предпочитая доверять это дело шаману, но, видно, дух решил, что так будет правильнее. И, клянусь звездами над головой, он оказался прав.
Я кивнула, раздумывая. Про Цадаха стало все понятно еще раньше, но вот с наследником Великой степи пока мне никак не удавалось разобраться.
– Если ребенок берет защиту матери, то почему Хан не забрал и женщину, что сумела родить ему наследника? Стоит только людям увидеть, что еть кому передать свою власть, в Орде все переменится.
– Великая мать была категорически против присутствия зеленоглазой ведьмы в улусе. И не переменила бы мнения даже ради наследника. А одного его в улус везти было нельзя, – добавил Эргет.
– У Великой матери были свои мысли, – кивнула Галуу. – Когда-то давно она уважала молодую зеленоглазую ведьму, предсказавшую ей непревзойденное величие младшего сына. Но старая женщина не приняла того, что ей предсказала наша будущая ханша.
– И вы знаете, что именно сказала эта удивительная женщина?
– Я много лет жила рядом с Великой матерью. Зеленоглазая ведьма сказала, что ее сын не сможет сохранить свои земли, пока она сама не наденет ханский убор. Великая мать сильно рассердилась и прогнала молодую девушку из улуса, не смотря на попытки шамана ее переубедить. С того дня зеленоглазой запретили появляться в улусе Чоно. Но было это до того, как наш Хан встретил девушку-предсказательницу. Не знаю, как так случилось и какие духи свели их вместе, но сын мой говорит, что единственная, кто сумел родить наследника нашему хану – та самая девушка.
– Она спасла его, – произнес Эргет, вытирая руки после еды. – Великий был на охоте и далеко ускакал от своих нукеров в азарте. Конь его споткнулся и повредил ногу, а ночью на Хана напали волки. Троих Хан победил, но был ранен. Нукеры не нашли своего повелителя, уж не знаю, так искали, либо сам Великий так хорошо скрылся, но нашла его только одинокая зеленоглазая ведьма, чей юрт стоял недалеко от того места.
– И Хан остался у нее? Как ее имя?
– Хээрийн ее зовут. Не смотря на все старания матери, духи все же свели этих двоих вместе. Девушка выходила Хана, но никто не знал о ней. Пока три года назад в улус не приехал незнакомец, посланный ведьмой. Тот и принес новость Великому, что и заставила Хана предпринять поход на соседние земли. Чтобы оставить своему сыну меньше врагов за войлочными стенами шатра. Меня, Тамгира, и еще нескольких нойонов, на которых можно положиться, отправили к Хээрийн. Посмотреть, того ли возраста мальчик и как они живут. Проверить кровь.
– Проверить кровь? – Эргет замолчал, словно все было понятно, но я никогда не слышала о таком и переводила вопросительный взгляд с Галуу на колдуна и обратно.
– Есть такие обряды, что могут показать, одна ли кровь у детей и отца, но они сложны и опасны, – пояснила хатагтай. Женщина поднялась, показывая, что разговор окончен, раз уж все поели, – Нужно отдыхать. Вы и так с дороги, а завтра нас ждет долгий путь.
Я кивнула, намереваясь выйти из шатра, но мать Эргета махнула рукой.
– Ты остаешься со мной. Джай сейчас принесет тебе свежую одежду.
– Я бы хотела повидаться с ДуЧимэ, хатагтай, – произнесла я, понимая, что, кажется, неспроста, маленькой степнячки не было сегодня за ужином. – Она оправилась после болезни?
– С ДуЧимэ все в порядке, но увидитесь вы завтра. – Покачала головой Галуу, подавая руки Эргету. Колдун прижался на мгновение лбом к материнским ладоням, выражая этим нехитрым жестом и любовь и почтение. Повернувшись ко мне, илбэчин поправил прядь, упавшую на лицо.
– Не грусти больше. Теперь ты в улусе, в безопасности.
Я только кивнула, глядя, как Эргет выходит из юрта матери.
– Сядь, – тихо и строго проговорила хатагтай. – Рассказывай, не обидели ли тебя те, кто украл. Кто это был?
– Дармеш и его люди, – усаживаясь на прежнее место, напряженно произнесла я.
– Я думала, что его, вместе с братом, духи прибрали, – хатагтай задумчиво теребила браслеты на левой руке. Подняв темные глаза, Галуу внимательно посмотрела на меня, сощурившись. – Не били тебя? Не насиловали?
– Нет, хатагтай.
– И что, Дарешь не тронул? – недоверчиво уточнила женщина. Я не понимала, к чему эти вопросы, но и не ответить не могла.
– Он ранен был. Не до того ему было, – при моих последних словах хатагтай с облегчением прикрыла глаза, что-то пробормотав едва слышным шепотом. Помня, что без вопроса не получить ответ, а все же рискнула, – Почему спрашиваете, хатагтай?
– Мой сын хоть и знает, что у женщины сложная судьба в любое время и среди любого народа, но он гордый илбэчин. Не всякий мужчина согласится жить с тем, что к его женщине прикасался враг.
– Мы как-то говорили с Эргетом, – вспомнила я тот день, когда мы впервые ехали по степи вдвоем, – и он сказал, что хорошая жена – большая ценность. Что иногда и чужого ребенка можно своим назвать, если жена того стоит. Да и враги его уже не ходят по этой земле, а к предкам отправились.
– Так-то это так, МенгеУнэг, но слухи по степи стелятся, – кивнула Галуу. Вынув из небольшого сундука, что стоял рядом, длинные бусы из красного камня, украшенные серебряными подвесками, хатагтай протянула их мне. – Я рада, что ты вернулась целой и невредимой. Переодевайся, приводи себя в порядок, и отдыхай.
Чистое белье, вымытые волосы и нормальная постель в спокойном месте, которое можно назвать домом – что еще нужно для счастья усталому человеку? Опустившись на чистое покрывало из овечьей шерсти, по которому узором были вышиты птицы, я прикрыла глаза. Пусть я не до конца понимала, от чего Суара могла ночевать в юрте Эргета а я нет, и для чего бабуля колдуна следит за ДуЧимэ, но с этим всем было довольно просто смириться, находясь здесь, в улусе.
* * *
– МенгеУнэг! МенгеУнэг! – счастливый знакомый голос отвлек меня от работы. Все, что могло упасть в дороге, должно было быть снято на пол, пока улус не двинулся в сторону орды. Я как раз несла корзину с редкими статуэтками, переложенными соломой, которые предстояло спрятать в одном из сундуков на телегах, когда меня поймала ДуЧимэ.
Девушка исхудала. Глаза, похожие на огромные темные камни, теперь занимали половину лица, но все же в ней до самых краев, как и раньше, плескалась жизнь. Присмотревшись, я поняла, что все же не права. Девушка выглядела счастливой, с тем затаенным блеском в глазах, который выдает влюбленных девиц.
– Я так рада, что брат так быстро тебя вернул, – вихрь из лент, кос и бус поймал меня в объятия, едва не раздавив ценную ношу и заодно чуть не придушив меня. Отступив на шаг, девушка быстрым взглядом осмотрела меня с головы до ног. – Ты в порядке.
В словах не было вопроса, только итог ее беглого, но внимательного осмотра. Подхватив меня под локоть, ДуЧимэ потянула меня вперед, туда, где собирали сундуки с ценным добром.
– Меня теперь одну на долго не оставляют. Мать с бабулей решили, что я совсем как дитя, раз умудрилась в улей перед хворью своей влезть, – степнячка усмехнулась, помогая перекладывать предметы из корзины. – А еще мне перешивают свадебный наряд.
– И когда свадьба? – с интересом спросила я, разглядывая ДуЧимэ. В ней больше не было того беспокойства и тоски, что нет-нет, да и мелькали в темных глазах еще не так давно.
– Не знаю, – все же улыбнулась ДуЧимэ, не теряя того же свечения в глазах. – Когда вернемся в Орду, шаман выберет день, иначе нельзя. И так много законов нарушаем.
– Да, я помню, что девушек из родного улуса никто в жены не берет, – кивнула я, словно заражаясь улыбкой девушки и тоже растягивая губы.
– Долго трещать будете, госпожи? – сощурив глаза и уперев руки в бока, строго спросила Джай. – Мы скоро двинемся, а ни одна из вас еще свою лошадь не нашла. Поторопились бы, если не хотите с хатагтай в юрте ехать.
Немного пристыженные, мы все же сделали, как велела Джай. Люди, повозки, и большой юрт, что тянули сразу несколько десятков волов – все это, медленно и плавно двинулось с места. Позади тянулись большие стада илбэчина, поднимая облака пыли. По краям нашего каравана ехали нукеры и нойоны, со всех сторон слышался детский смех, лошадиное ржание, громкие разговоры. Люди были счастливы, словно печали прошлых лун остались позади.
Глава 44
В пути мы были несколько дней. Оказалось, что Орда тоже снялась с места, и передвинулась на новое становище, так что к концу нашего пути мы выехали к огромному, показавшемуся бескрайним, озеру, со стороны которого до нас доносился свежий запах воды. С печалью подумав, что мне не искупаться в нем, я тронула поводья, догоняя остальных. Впереди, как раскиданные белые камни, виднелись юрты Орды, до которых нам был еще не один час пути.
За прошедшие дни у нас было несколько остановок, довольно коротких, но как и все в степи, подчиняющихся погоде. Радовало то, что была возможность спуститься с седла и передохнуть в шатре хатагтай, так как моя выносливость не могла сравниться с привычками тех людей, что «родились на коне». Даже маленькие дети, которым перевалило не больше сем за четыре-пять зим, ехали верхом практически наравне со взрослыми. А иногда устраивали скачки наперегонки, поднимая облака пыли и уходя далеко вперед каравана, пока кто-то из нукеров не окликал их, заставляя вернуться.
Очередная остановка в середине дня, когда солнце уже висело над самой головой, но не жгло больше так невыносимо, стала сигналом к обеду. Утром у нас была только простая, быстрая еда и то, чем заполнили фляги. Сейчас же посреди степи ставили несколько огромных котлов, быстро заполняя их водой. Внизу, под большими чанами уже весело трещал огонь, пожирая хворост. Пройдет совсем немного времени, и в котел полетит перемолотый в пыль борц, а за ним и шарики курута. Потом в кипящее варево добавят масло, а может и немного зерна, купленного у паххетских купцов.
Пока животных вели к водопою, пока проверяли копыта неподкованных лошадей и отпускали их в стадо, пока приводили свежих, женщины быстро расстилали ковры прямо на земле, выставляя миски и раскладывая лепешки.
Протерев руки и лицо влажной тканью, убирая пыль, что налетела в дороге, я поднялась в юрт к хатагтай.
– Благородная, могу я дальше следовать здесь? – Галуу как раз поднялась с подушек, намереваясь выйти на воздух и проверить, как женщины выполняют работу. На самом деле, необходимости смотреть за ними не было, но я давно заметила, что только присутствие хатагтай успокаивает всех, словно они ощущают тогда больше уверенности и защиты рядом с этой женщиной.
– Да, МенгеУнэг. И я хотела с тобой переговорить, пока мы не соединились с Чоно, – кивнула головой хатагтай, выходя из Юрта и останавливаясь на площадке. Цепкий внимательный взгляд прошелся по открытой местности. Люди, давно знающие свои обязанности, действовали слаженно и быстро, так что Галуу, удовлетворенно вздохнув, спустилась к котлам, проверяя, вскипела ли варево.
Я шла позади хатагтай, надеясь, что она начнет разговор сейчас, пока мы не в дороге. Мне все еще было неловко находиться с ней в одном юрте, не смотря на то, что на время пути туда вернулась и бабуля Эргета и ДуЧимэ. Возникало ощущение, что хатагтай все время следит за каждым моим действием, оценивает и что-то ищет. За прошедшее время мы почти не разговаривали, да и старались с ДуЧимэ больше времени проводить верхом, так что теперь я чувствовала некоторое волнение, не зная, о чем пойдет речь.
– Эргет, – хатагтай протянула вперед обе ладони, когда к нам приблизился колдун. Степняк уже отправил своего коня на водопой, вместе с остальным стадом. – Мы не потеряли в пути никого?
– Не переживай о пустяках. Как ты? Как эта ворчливая старая женщина? – мужчина улыбался, прикладывая ладонь матери к щеке на мгновение.
– С твоей бабушкой все хорошо. Ты же знаешь, ее не возьмет ни ветер ни хворь, пока духи благоволят.
– МенгеУнэг? – кивнув матери, которая двинулась дальше, к мешкам с курутом, приготовленным для готовки, колдун шагнул ко мне. – Как ты сегодня?
Мы виделись или мельком, или на таких стоянках, а этого казалось так нестерпимо мало!
– Твоя спина все еще не привыкла? – я только покачала головой и протянула свои ладони, которые тут же поймал илбэчин. – Почему ты тогда не соглашаешься ехать в повозке? Там хватает места.
Я повернула голову в сторону повозки, в которое ехала пара молодых матерей с младенцами на руках. Мне казалось совсем неловким, что я, молодая и здоровая, буду теснить этих женщин. В юрте, где никто не видит моей слабости, где можно было свернуться калачиком в ворохе подушек, мне было уютнее, не смотря на внимательные глаза хатагтай.
Я только улыбнулась.
И спросила о том, что волновало куда больше.
– Как долго тебя не будет в этот раз?
Эргет только покачал головой. Его черные глаза еще сильнее потемнели, словно колдуну самому не нравилось то, что придется покинуть Орду. Но и возразить Хану, особенно в таком деле, он не мог.
– Брат, если твоя мать еще сильнее затянет узлы, я просто взвою. Или уже украду твою сестру, – недовольно прорычал Тамгир, подходя к нам и с силой стукая Эргета по плечу. Колдун же только горько усмехнулся, покачав головой.
– Я тут бессилен, – крепче сжав мои пальцы, илбэчин повернулся к побратиму. – Как видишь, я на такой же веревке, как и ты.
– Как ты, Лисица? Восстановила силы? – казалось рыжий на самом деле переживал о моем благополучии.
– Да, Тамгир. Мне много лучше, – улыбка растянула губы. Здесь я себя чувствовала на своем месте. Чувствовала себя в семье.
– МенгеУнэг! – к нам, едва не снеся Тамгира, уцепившись ему в плечи, резвая и полная жизни, подскочила ДуЧимэ, – идем, у меня есть для тебя что-то!
Легко проведя рукой по плечу Тамгира, степнячка подскочила ко мне, и буквально выдернула ладонь у Эргета, потянув куда-то в сторону от стоянки.
– Куда мы? – уже покинув кольцо телег и повозок, уйдя чуть дальше в степь, ДуЧимэ остановилась, что-то выискивая. Поймав глазами нужный ориентир, девушка победно вскрикнула, направившись в нужную сторону. ДуЧимэ восторженно распахнула глаза и вздернула нос, указывая мне на что-то на земле.
– Смотри! – среди мелких камней и несвежей, вытоптанной травы, лежал небольшой комок. С первого взгляда было даже сложно определить, из чего он. Сперва мне показалось, что это мох, но при ближайшем рассмотрении, стало ясно, что это вовсе и не так.
– Ну и? – оставив попытки разгадать ребус, но при этом не решаясь взять предмет, помня, что степь полна необъяснимыми и иногда опасными вещами, спросила я.
– Ты не знаешь? – ДуЧимэ недоверчиво сощурилась.
– Нет. В первый раз вижу подобное.
– Это трава духов! – произнесла степнячка, с восторгом и нетерпением ожидая моей реакции.
– И?
– Ну, МенгеУнэг! Это для твоего зверька! Для Цадаха! – нетерпеливо пританцовывала вокруг меня девушка, до глубины души разочарованная таким безразличием к найденному сокровищу.
– И что она делает? – я вытянула из рукава платок, опасаясь трогать эту штуку, похожую на замшелый речной камень, голыми руками.
– Говорят, она должна давать воплощенному духу силы. Это тебе не та обычная еда, что ушастый таскает со стола, – важно кивнула ДуЧимэ.
Мне не удалось скрыть присутствие тушканчика от нее и Галуу, так как этот зверь вдруг ночью, когда все уже должны были спать на ночной короткой стоянке, вывернул поднос с оставленными на утро продуктами. Медный, поднос упал на то место, где не было ковра, с таким грохотом, что кажется, разбудил всех.
Когда в юрте вспыхнул свет, на полу были четко видны темные следы измазанных лап, идущие в укромное место между двумя сундуками. К тому моменту, как я успела подскочить, Галуу, ДуЧимэ и бабуля с удивлением рассматривали исхудавшего Цадаха, забившегося в самый угол между предметами без путей отхода.
– Это что еще такое? – удивленно спросила бабуля, распахивая свои узкие глаза. – Никак дух.
– Это мой друг. Не обижайте его, – тихо, опасаясь, что его могу т выгнать каким-то амулетом или при помощи молодого шамана, попросила я.
На меня удивленно воззрились три пары глаз, что позволило ушастому шмыгнуть мимо женщин под мое платье, свисающее с постели до самого пола.
Ответив на десяток вопросов, я добилась того, чтобы Цадаха оставили в покое. Думаю, решающим стало все же то, что Эргет о нем знал. Женщины покачали головами, собрали раскиданные продукты и спокойно улеглись спать. Зверьку достался кусок лепешки и длинный сухой ломтик борца, выданный ему лично хатагтай.
Теперь же мы с ДуЧимэ сидели перед мшистым камнем, рассматривая его со всех сторон.
– Уверенна, что это оно и есть? – спросила я, комкая в руках платок.
– Ну, все как в описании, – пожала плечом девушка. – Твой дух очень слаб, так что это ему очень надо.
– А если мы ошиблись?
– Не думаю, что он станет есть камень, если мы не правы.
– Тоже верно, – решилась я, накрывая комок платком и заворачивая в ткань. А вдруг и правда поможет.
– ДуЧимэ! МенгеУнэг! – со стороны стоянки донесся голос Тамгира. Степняк махал нам рукой, подзывая к столу. Кажется, обед был готов.
Наскоро перекусив сытной, соленой похлебкой, мы с ДуЧимэ забрались в юрт, выискивая Цадаха на его подстилке. С разрешения хатагтай для тушканчика выделили одну низкую подушку в укромном месте за моей постелью.
Присев рядом с сонным зверем, я развернула платок, внимательно следя за реакцией зверька-духа. Длинный нос дернулся, от чего встопорщились усы. Цадах, широко зевнув, распахнул пасть, демонстрируя по паре желтых зубов сверху и снизу. Открыв глаза, с неким подозрением глянув сперва на нас, а уже затем на то, что мы притащили, Цадах спрыгнул на пол.
Обойдя кругом принесенный комок, дух ткнулся в него носом, а затем отгрыз небольшой кусочек. Уши резко дернулись, как и хвост, ставший прямым, словно палка. Мне показалось, что маленького зверька всего прошибло, как ударом молнии. Цадах замер на месте совершенно неподвижно, кажется, даже не дыша, а я всерьез испугалась, не навредили ли мы этому чуду своей находкой.
– Цадах? – я опасалась трогать большеухого, не зная, как тот может отреагировать на касание, но и просто сидеть рядом и смотреть, было выше моих сил. – Эй, дружок? Ты как?
Несколько мгновений ничего не происходило, и мы тревожно переглянулись с ДуЧимэ, но вдруг мой приятель очнулся и набросился на этот мшистый комок, что лежал перед ним. Тушканчик с таким остервенением вгрызался, что в стороны летели мелкие зеленые крошки.
Слопав примерно половину куска, Цадах отошел назад и нагнул голову к полу. Шерсть на загривке стала дыбом, а хвост вновь вытянулся строго назад. По телу пронеслось какое-то тихое гудения. И я невольно поднялась, отступая от замершего зверька.
– Что происходит? – встревожено спросила ДуЧимэ словно я уже с подобным сталкивалась, но единственное, что я могла – это покачать головой. Не знаю.
Вдруг по маленькому мохнатому тельцу прошла волна из искр. Цадах встрепенулся, и с тихим «пх», превратился в большой мохнатый ком. Еще один «пх», и зверь стал прежнего размера, но каким-то ярким, сияющим. А затем исчез, чтобы через миг, с характерным звуком появиться у входа в юрт. Вокруг не го летали искры, словно тушканчик был не просто духом, а маленьким солнцем.
– Вот так да… – протянула ДуЧимэ, протерев глаза, словно не доверяла им. А я быстрее нагнулась, чтобы собрать остатки этого волшебного нечто, и не позволить Цадаху проглотить еще. Краем глаза глядя на это мохнатое солнце, которое теперь явно развлекалось своими незаметными и мгновенными прыжками, я только покачала головой.
Кажется, кто-то объелся.
А когда чуть позже в юрт вернулись хатагтай с бабулей, мы с удивлением наблюдали картину, как мохнатый, страшно довольный собой, суды по морде, зверь, прошел через весь шатер и устроился на коленях у старой женщины точно зная, где ее ноги болят больше всего. До того не позволяющий даже прикоснуться к себе, Цадах теперь вольготно дрых на юбке бабули.
