Текст книги "Хохот степей (СИ)"
Автор книги: Александра Питкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава 29
Когда все началось? Никто не может точно сказать. Все случилось очень быстро, словно болезнь на самом деле принес ветер.
В середине того дня к Ду Чимэ и правда приехали сваты. Громкие и веселые голоса, раздавшиеся с улицы, ржание лошадей, усилившийся шум – все это заставило нас со степнячкой поежиться. Девушка отказалась выходить наружу утром, сославшись на головную боль, чтобы раньше времени не показывать никому свое искусанное лицо, а я успела вернуться, выполнив половину своих обязанностей. Мы сидели, молча глядя друг на друга и жуя лепешки с творогом, когда гости пожаловали.
Высунув нос наружу, я только покачала головой. Эти гости были из богатой семьи. Не хорошо получится, если такие обидятся.
– Знаешь, кажется, твоя идея не самая удачная, – заметила я подруге, рассматривая серебряные узоры на седлах гостей.
– Почему? – невнятно уточнила та, пытаясь опухшими глазами рассмотреть себя в зеркале. Судя по голосу, Ду Чимэ все еще была довольна эффектом, не смотря на то, что опухоль уже немного сошла.
– Гости дорогие. Могут обидеться на твою выходку, – прямо сказала я, рассматривая через щель, как мужчин встречает хатагтай Галуу, в сопровождении Джай и других женщин.
– Дорогие? Посмотри, что там за узоры на кафтане у главного? – тихо, словно испугавшись, попросила Ду Чимэ.
– Не уверена, – я рассматривала вышивку на яркой одежде мужчины, в бороде и висках которого блестела серебро седин, пытая разгадать, что именно хотела изобразить мастерица. – Похоже на птицу, но странную. Или… да нет, птица. Точно. Только без хвоста.
– О, небо. Бесхвостые беркуты?! – свистящий шепот Ду Чимэ заставил меня повернуться. Даже сквозь припухлости было видно, что девушка испугалась. – Кто их позвал? У них нет сыновей для брака. Только если сам хан… А это совсем, совсем… Позови Джай! Менге Унэг, нам нужно предупредить маму. Ой-ой. А лучше бабушку. Точно! Пойди к бабушке!
– Но как я… – проведя в улусе три луны, я все еще робела перед этой старой женщиной, которая казалось, ни в чем не участвовала, но всегда знала, что происходит в ее семье. – Мне же не разрешено входить в главный юрт.
Мои слова так же были похожи на шипение. Идти к старой хатагтай, перед которой я и так робею, словно она про меня знает больше, чем я сама, совсем не хотелось.
– Бесхвостые беркуты, они из сильного улуса. У нас мир с ними. Женихов в семье сейчас нет, но сам хан недавно овдовел. Среди его предков были илбэчины, – тихо, с тоской в голосе, начала Ду Чимэ. – Мой брат – сильный колдун. Таким он был не всегда, родившись почти обычным, пока не попал в грозу. Но это не важно. Важно, что во сне есть кровь, способная породить илбэчина. И если беркуты приехали сватать меня, их не остановят ни укусы пчел, ни мои игры. Хан – серьезный и умный человек. Я видела его однажды. Сходи к бабуле, Менге Унэг.
– Меня накажут, – тихо ответила я. Впрочем, я ждала порки и за то, что не раскрыла выходку Ду Чимэ, с раннего утра зная, что девушка сделал с лицом, и никому не сказав. Но мешать отдыху старой хатагтай… это казалось серьезнее.
– Мать уже целую луну зовет тебя «бага охин». Никто не посмеет и слова сказать. Пойди к бабуле. Только она может меня спасти сегодня.
Не в силах терпеть умоляющего взгляда девушки, я накинула на голову яркую цветастую ткань, выскользнув из юрта. Двигаясь возле самого шатра, стараясь не привлекать к себе внимание и выглядеть просто служанкой, я кругом обошла большой шатер. Пока Галуу разговаривала с гостями, поднося им то воду для умывания, то кумыс с дороги, у меня было немного времени, чтобы проскользнуть внутрь.
Поднявшись на площадку, радуясь, что пола шатра откинута, я быстрее шмыгнула в темноту, пахнущую травами.
– Лисица? Что ты тут делаешь? – служанка старой хатагтай удивленно посмотрела на меня, перестав разливать чай.
– Мне нужно поговорить с бабулей, – замерев под взглядом внимательных глаз старой женщины, я склонила голову.
– У нас гости, и сейчас не время для разговоров.
– Это важно. Очень, – подняв взгляд, я очень серьезно посмотрела на бабулю, пытаясь дать ей понять, что шутке тут не место.
– Иди, пока, – женщина махнула рукой служанке, приказывая оставить нас одних. – И выход прикрой. Посмотри, чтобы нам не мешали. Мы немного пошепчемся с Серебряной Лисицей моего внука. Что заставило тебя быть такой смелой, Менге Унэг?
– Ду Чимэ.
Разговор со старой хатагтай занял не очень много времени. Старя женщина выслушала, несколько раз прокрутила браслет на руке, а затем кивнула.
– Влюбленные девушки глупы. Почему ко мне сразу не пришли? Словно небо над вами и не расстилается. Все решим, не переживай и иди к Ду Чимэ. И лицо прикрой. Не хватало, чтобы к тебе сегодня еще кто-то сватался.
– Но я тут к чему? – совсем теряясь в словах и витиеватых фразах старой женщины, удивленно спросила.
– К тому. Даже не знаю, сказать, или сама догадаешься. Иди вон. И не выходи из юрта сегодня, пока не позовут.
Кивнув, я также как и до этого, накинув на голову цветастый платок, выскользнула прочь. У самого входа в юрт, откидывая тяжелую войлочную занавеску, я обернулась. На меня, чуть хмуря темные брови, внимательно смотрела хатагтай Галуу.
Прошло совсем немного времени, как старая госпожа, в сопровождении одного из шаманских помощников, присоединилась к гостям. Мы не слышали, о чем старая женщина говорит с гостями, но лицо хатагтай Галуу в какой-то момент вытянулось и пасмурнело, словно женщина узнала что-то, о чем ранее не догадывалась. Ее темный, внимательный взгляд вновь метнулся в сторону нашего юрта, заставив меня сглотнуть.
– Менге Унэг, – тихо позвала Ду Чимэ, что сидела на кровати, ожидая решения.
– Что? – я все никак не могла отвезти взгляд в сторону, словно оказалась пойманной в ловушку глазами матери колдуна.
– Что-то мне не хорошо. Очень душно, – я, наконец, сумела обернуться. Вся покрытая испариной, бледная, девушка пошатнулась, прижав руку ко лбу. Оставив занавеску, через приподнятый край которой я наблюдала за происходящим, подбежала к степнячке.
– Что с тобой? – девушка выглядела так, словно долго и тяжело болеет. Ду Чимэ пошатнулась, и начала заваливаться на бок. Едва успев ее поймать, я уложила девушку на подушку. От тела шел такой жар, словно степнячка побывала в печи. – Что случилось?
– Не знаю, – тихо, едва шевеля губами, пробормотала Ду Чимэ.
Видя, как девушку начинает потряхивать, я побежала ко входу в шатер. Откинув войлочную занавеску, выглянув наружу, не узнала улус. То тут, т там, в небо поднимался черный дым. Прямые, густые, словно сложенные из камня, столбы тянулись высоко в небо, придавая чистому голубому цвету траурный оттенок. В груди потяжелело от нехорошего, мрачного предчувствия. А затем, заставляя сердце пропустить удар, рад степью разнесся гул гонга.
Низкий, длинный, он тянулся до самого горизонта.
Люди, что сидели у костра, тут же подскочили, глядя в небо. А гонг все гудел и гудел, не умолкая и заставляя кровь леденеть.
* * *
Все, что случилось дальше, происходило так стремительно, что я потом еще несколько дней не могла понять, было ли все это на самом деле, или приснилось мне.
Раскланявшись с гостями, что встревожено хмурили брови, Галуу, как настоящая хозяйка большого дома, принялась раздавать указания. Один из мужчин, что остался при улусе, был отправлен выяснять, что произошло, в то время как все остальные с невероятной скоростью стали разбирать вещи. За несколько мгновений у юрт появились телеги, пока без лошадей, словно только и ждали этого момента, и на них проворно, что женщины, что мужчины, начали грузить комоды, ковры и прочую утварь из большого шатра, в котором жили женщины.
– Менге Унэг, не стой. Ваш шатер тоже нужно разобрать, – пробегая мимо, предупредила Джай, ни на мгновение не замедляя ход. Женщина бегала между юртами, как адъютант полководца, в то время как сама хатагтай стояла на площадке перед своим юртом. Перед ней, внизу, остановился помощник шамана, что недавно сидел перед костром. Склонив голову, они что-то говорил хозяйке, на что та предложила ему подняться к ней на помост. Бабулю служанки увели внутрь юрта еще в первые мгновения суеты.
А я все стояла у своего шатра, не понимая, что делать и за что хвататься. Было такое ощущение, что голова находится в каком-то тумане, и мысли путаются, не в состоянии найти выход.
– Что происходит? – мне удалось поймать за рукав пробегающую мимо Джай, замедлив женщину всего-то на пару мгновений.
– В улусе болезнь. Пока она не добралась до нас, нужно откочевать на дальние пастбища. Чем меньше людей, тем проще лечиться, даже если кто-то заболеет. Поторопись.
Служанка хатагтай уже было дернулась дальше, а меня, наконец, отпустило это вязкое ощущение, что мешало думать.
– Стой! – крепче ухватив женщину за длинный, вышитый яркими нитями, рукав, я не сильно дернула ее за рукав, привлекая вниманий. – Ду Чимэ плохо!
– Что? – Джай нахмурилась, внимательно посмотрев на меня, словно заподозрила глупую шутку, но видно на моем лице все было так явно все написанно, что женщина решительно откинула полу шатра, выходя внутрь без лишних вопросов. Отцепив одну из масляных ламп, что все время была зажжена, Джай подошла к постели девушки, внимательно рассматривая ее в свете слабого огня. – Давно ей стало плохо?
– Нет. Когда гости уехали, я вышлакого-нибудь позвать.
– Что с ее лицом? Это тоже случилось тогда? – женщина стояла на колене рядом с постелью, но не дотрагивалась до Ду Чимэ. От этого всего меня начало немного трясти, хотя еще не было понятно, насколько ситуация плоха.
– Это пчелы.
– Что? – Джай поднялась на ноги, непонимающе нахмурившись. – Какие пчелы?
Очень коротко обрисовав события, я получила в ответ только поджатые тонкие губы и хмурый взгляд. Окинув меня с ног до головы, женщина задала совсем уж странный вопрос.
– Ты к ней прикасалась?
– Трогала лоб, – припомнив, ответила я.
– Отойди к своей постели. Ничего не касайся. Особенно лица. Руки вытяни вперед и жди меня. К Ду Чимэ не подходи. Поняла? – видя мое замешательство, служанке почти зло прикрикнула. – Повтори!
– Не подходить и не трогать. Сидеть там.
– Именно. Я сейчас.
В то время, как девушка, ставшая моей подругой, металась на постели, явно изнывая от жара, я была вынуждена сидеть и просто смотреть, придавленная обещанием, данным Джай. К чести служанки, вернулась она и правда всего через несколько мгновений. Поставив на комод большой медный таз, Джай поманила меня пальцем.
– Руки вытяни, – я протянула обе ладони, задержав их над емкостью. В это же время пола шатра распахнулась, и внутрь вошли две других служанки, с лицами, укрытыми на половину платками и закатанными по локоть рукавами. Одна несла ведро с водой, а вторая ворох чистой, белой ткани. Мне на ладони полилось что-то прозрачное, с резким алкогольным запахом, от чего руки на мгновение согрелись, а затем похолодели. – Промывай. По улусу гуляет какая-то зараза. Не знаю, где была наша Ду Чимэ вчера, но, кажется притащила ее и сюда.
Женщины, что вошли чуть позже, принялись быстро и умело раздевать девушку, что-то непрерывно бормоча.
– Ее сейчас осмотрят, так как есть очень много всяких хворей, а ты уйдешь. Сядешь на свою лошадь, и будешь ждать, пока юрт хатагтай не тронется в дорогу.
– А как же Ду Чимэ? Я не могу ее бросить, – с удивлением рассматривая сухие руки, с котрых вся жидкость просто испарилась, воскликнула я.
– Ее никто не бросит, – печально покачала головой Джай. – Молодая хатагтай поедет в отдельной телеге, для нее поставят отдельный юрт и женщины останутся с ней, заботясь и выхаживая. Но тебя рядом не будет.
– Почему? Я могу помочь. Я ходила за больными девочками при храме. Я знаю, что делать.
– Ты знаешь, что делать, но никак не уяснишь, что должна. – Сильнее нахмурилась Джай. – Твое имя произносится четвертым из женских имен в этой семье, когда обращаются к духам. Не тебе ходить за больными. Как нет у нас второй Ду Чимэ, так и нет у нас другой Менге Унэг. Так что делай, как должно, Лисица Колючего Ветра. Его гнева мы точно не переживем, если не сумеем спасти вас обеих.
Все это я услышала тогда, когда меня вытолкнули наружу, совершенно не обращая внимания на попытки остаться.
* * *
Хан позволил войти в улус только двум десяткам воинов, из низшего ранга, чтобы выяснить, как идут дела, и кто из семей успел откочевать. Те, кто переступил за высокие тотемы, кругом стоящие вокруг поселения, больше не могли вернуться в Орду, пока не будет уверенности, что болезнь не пришла вместе с ними. И пока не станет ясно, что это за болезнь.
Я ждал, усевшись на землю, не в силах произнести ни единого слова. Кивнув, Хар Сум отошел ближе к родственникам, чьи юрты стояли обычно рядом, со мной же остались мои нойоны и Тамгир, окруженный своими людьми. На бледном лице рыжего четче проступили скулы, и иногда мне казалось, что я слышу скрежет зубов, но побратим молчал, так же, как и я, ожидая новостей.
Первые посыльные появились ближе к полудню, остановившись у длинной веревки, растянутой в полусотне шагов от нас. Сложив руки рупором, так чтобы было слышно, мужчины с той стороны начали перечислять семьи, что увели свои юрты подальше от улуса на время болезни.
– Что за напасть? – громко, перекрывая голоса и гул ветра, спросил один из нойонов.
– «Душное поветрие», пока умерших только восемь, среди тех юрт, что я спрашивал, – так же громко отозвался один из посланников.
– Когда началось?
– Вчера.
Воины за моей спиной заворчали, тихо и недовольно переговариваясь. Орда задержалась в пути на один день, остановившись у реки, а болезнь уже сожгла несколько жизней.
Один день.
Прикрыв глаза, я сидел на сухой траве, вдыхая запах дыма, идущего от улуса. В нем присутствовало что-то тошнотворно-сладкое, от чего хотелось вновь окунуться в воды чистой, холодной реки.
– Семьи илбэчина Эрегета и его побратима Тамгира откочевали на дальние склоны Пустого холма! —Голос моего посыльного заставил распахнуть глаза. Он стоял за перегородкой, отделяющей Орду и улус, ожидая моего решения.
– Брат? – Тамгир нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а я только махнул рукой, прося подождать. Нужно было дозволение хана. Властелин степей – мудрый правитель, и прекрасно понимает, что если позади болезнь и опасность, Орда Чоно не пойдет воевать. Иначе можно вернутся на пепелище.
Глава 30
После стольких дней пути, кони неслись совсем не с той прытью, на которую были способны. До Пустого холма было не очень далеко, тем более, если кочевать с не разобранным юртом матери. Хан без вопросов выслушал мою просьбу, кивнув и позволительно махнув рукой, отвернулся.
Мои нойоны и люди Тамгира, волнуясь за своих близких, молча неслись позади, надеясь, что мать успела увести людей вовремя и болезнь не проникла под войлок юрт. Я же хотел только одного – чтобы зараза оказалась не настолько опасной, как это было лет восемьдесят назад. Тогда чума выкосила половину степей, на многие годы оставив юрты пустыми на половину.
По выжженной солнцем траве, что как первый признак наступающей осени стелилась к земле, тянулся четкий след широких колес и следы множества воловьих ног. Зная, в каком направлении откочевала семья, ошибиться было невозможно.
Стадо паслось в стороне, у самого берега реки. За излучиной, чуть дальше, поднимая пыль, резвились стада, добравшись до свежей зелени. Выше, на небольшом, лишенном растительности холме, покрытом светлым песком, стояли юрты. Центральный, материнский шатер с темным рисунком, и кругами, на довольно большом расстоянии друг от друга, они напоминали грибы, что растут после сильных теплых дождей.
Пришпорив коня, уже с этого расстояния видя свои семейные стяги, я никак не мог рассмотреть, есть ли под ними черная, предупреждающая путников лента. Только когда солнце окрасилось розовым, стремительно темнее на закате, мы достигли границ небольшого поселения. Юрт было не больше тридцати. Больших, средних. Чуть в стороне стояли совсем маленькие шатры, те, что использовались пастухами в непогоду. И вот перед каждым из них, как напоминание о быстротечности человеческой жизни, трепыхались черные ленты.
Краем глаза заметив, что Тамгир отделился от меня, направившись к шатру своей тетки, старшей женщины в семье, я пришпорил коня, проносясь между шатрами. Почти на ходу скатившись с седла, я резко распахнул занавеску, врываясь в юрт матери.
– Галуу?! – в полумраке было плохо видно. Рассмотреть, кто и где сидит, получилось не сразу. Только когда мать поднялась со своего места, быстро двигаясь в мою сторону и звеня браслетами, я выдохнул. Не знаю, готов ли когда-то я буду жить без присутствия этой женщины на земле, но сердце немного отпустило, стоило увидеть ее красивое, еще совсем не старое лицо, обрамленное струящимися вниз, как змеи, косами. – Ты жива и здорова.
– Сын мой, – поймав обе ладони, я прижался к ним на мгновение губами, втягивая такой характерный запах трав, что мать добавляла в лошадиный жир. Одна ладонь, выскользнула из моих рук, ласково опустившись на мою макушку в жесте благословения. – Ты вернулся не в самое лучшее время.
– Болезнь не тронет меня. Ты же знаешь, – посмотрев на мать, я позволил себе криво усмехнуться. Илбэчины не умирают от болезней. У них иная судьба.
– Эргет прав, Галуу. Тебе не за него стоит беспокоиться, – тихо проскрипел голос из глубины юрта.
– Вы же знаете, мама, я беспокоюсь о всех своих детях, – фыркнула мама, чуть повернув голову на голос бабули.
Пройдя дальше, я поприветствовал и эту сильную женщину, чьи лукавые глаза сверками в темноте. Бабуля потягивала длинную трубку, распространяя вокруг себя сладковатый запах трав.
– Тебя опять беспокоит кашель? – с тревогой уточнил я, узнав аромат.
– Ты же знаешь, что кашель приходит с дождями, – почти закатила глаза бабуля, улыбаясь. – Это бережет мое старое тело от заразы, что пришла в Чоно с ветром. Не бойся за меня. Пока твоя Лисица носит мне нужные травы с реки, болезнь и смерть будут обходить меня стороной.
Я только кивнул, принимая ее слова, и вновь повернулся к матери.
– Как у нас дела?
– Пока не плохо, – поманив мне жестом на улицу, кивнула мать. – Больных не много, и, кажется, в этот раз мы сможем справиться. Не черное поветрие, слава духам.
– Кто еще болен?
– Тетка Тамгира сегодня захворала, у Кайон двое больны.
– Мама, кто болен у нас? – тихо и твердо потребовал я, чувствуя, что мать не желает прямо отвечать.
– Джай придет скоро, все новости расскажет, – выдохнула женщина печально.
Я смотрел на становище, глядя, как молодые женщины и мужчины, расседлывают лошадей тех, кто только вернулся. Как разгораются костры под котлами. Все были мне знакомы, кроме двух женщин в возрасте, что сидели у огня, но судя по нарядам, это прибыла мать умершего жениха Ду Чимэ, что я позвал в семью. И еще одна какая-то женщина, молодая, дорого одетая, словно невеста из богатой семьи, шла мимо юрт, но я не видел той, что искал.
– Где же Менге Унэг, эта маленькая беглянка? – я осматривал стан, пытаясь найти тощую фигуру девицы, что спас три луны назад. Мать громко рассеялась, так, что из глаз брызнул и слезы.
– Не видишь? И это мой сын. Как ты врагов побеждаешь, если девку прямо перед собой найти не можешь. Вон она, кувшин несет, – женщина, звеня бусами и манистами, тряхнула головой. А к нам, покачивая крутыми бедрами, с кувшином чистой воду, гордо вздернув нос, как настоящая дочь степей, шла Лисица. Я ни за что не узнал бы в ней ту, что наткнулась на меня в лесу, спасаясь от бед. Та, кого я привез в шатер матери, была тонкой и слабой, пряча глаза и вздрагивая при любом звуке и опуская глаза. Даже в последние дни до того, как я ушел в поход, в ней все еще сидели страх и скованность.
– Шутишь, мать. Когда это лягушка вдруг принцессой стала? – и все же я видел, что это она. Не смотря на подведенные брови, на украшения на лбу и ткань, покрывающую голову, теперь я узнал ее. Ее шаги стали более плавными, мерными, словно она шла по воде, мягко двигаясь и не обращая внимания на тяжелую ношу.
Это была и она, и нет.
– Выздоровела, отдохнула. Перестала дрожать по ночам. Воздухом чистым надышалась. – Фыркнула мать. Глаза мудрой женщины стали лукавыми. – Смотри, сын, к ней теперь очередь из нойонов стоит, а она, как кобылица, только фыркает и копытом бьет. Уведут Лисицу твою. Как есть уведут, если клювом, словно ворона, щелкать будешь.
– Не моя она. Я ее не рабой в твой шатер привел, – возразил, а у самого взгляд к каждому шагу цепляется. Гладко идет, плавно, а в глазах – словно само небо пылает. И вроде бы как правду сказал, не моя девица, а руки сами в кулаки сжимаются, пальцы гудят. Не будь я илбэчин, может и позволил бы ей выбирать и артачиться. А так, все сделаю, чтоб глаза даже смотреть ни на кого больше не могли. А если посмотрят, то чтоб кроме меня, никого не видели.
– Она болела? – слова матери меня волновали. Время всегда идет быстрее, чем облака по небу плывут. Если Менге Унэг только выздоровела, не стоит торопить события. Но сколько я смогу ждать?
– Сейчас? Нет. Но привез ты ее не здоровой. Ни душей, ни телом. Теперь лучше, – глядя за тем, как медленно, словно намеренно не торопясь, к нам идет девушка, отозвалась мать.
– Хорошо. Ты не будешь против? – лукавить и кружить с Галуу не хотелось. Эта сильная женщина пережила много тяжелых дней, пока я не стал достаточно силен, чтобы сделать жизнь вокруг нее немного легче и приятнее.
– Куда уж мне теперь, когда ты все решил, – фыркнула женщина.
Я только кивнул. Это хорошо. Если мать не против видеть невесткой эту девушку, будет не так просто уговорить ее подпустить и Тамгира к Ду Чимэ.
– Тамгир придет скоро, – как бы между прочим, произнес я, наблюдая, как Менге Унэг, изогнувшись лозой, так плавно, что у меня скрутило кишки, поставила кувшин у большого котла, в котором будут варить мясо на ужин. Повернувшись к матери, не в силах спокойно больше смотреть на эту девицу, добавил со значением. – Принесет тебе шкуру барса.
– Скажи, пусть сегодня не приходит, – помрачнела мать, сложив руки под грудью, от чего ее украшения сердито звякнули и затихли.
– Все равно придет. Даже если ты его хлыстом встретишь. Сказал, что все равно придет и на колени станет, пока не выслушаешь. Он заслужил,–
– Не встречу. Ду Чимэ болеет, – нехотя, поджимая губы, призналась мать.
Я крепче сжал кулаки.
– Сильно?
– Джай придет – узнаем. Пока держится.
– Я скажу Тамгиру, чтобы не приходил к тебе. Но запретить ему сидеть у шатра Ду Чимэ я не могу, – зная, что друг, как только узнает, будет сидеть у самого юрта, предупредил я. Теперь, получив мое слово, он имел на это право.
– Пусть сидит, – кивнула мать. Видно страх, что сестра может не выжить вовсе, был сильнее, чем ожидание осуждения от соседей за слишком близкий брак. Повернув голову на бок, мать вдруг нахмурилась сильнее, а затем уперла руки в бока и зычно крикнула. – Менге Унэг, поди ко мне!
Девица, что болтала с женщинами у костра, вскинула голову, и, кажется, только теперь заметила меня. Свет от огня стал ярче с наступлением глубоких сумерек, перестав прятать нас с матерью в тени.
Медленно, едва не спотыкаясь, совсем не так изящно, как до того, Лисица направилась в нашу сторону. Меня опалило одним коротким взглядом из под ресниц, и голубые глаза вновь опустились. Волнуется?
– Звали, хатагтай? – тихо, словно мое присутствие давило на нее, спросила девица, глядя только на мать.
– Да. Все женщины заняты с больными или с едой, только ты свободна. Помоги моему сыну вымыться и смазать раны. Я вижу, что у него плечо не в порядке, а у меня уже зрение не то, чтобы в полумраке чужую шкуру зашивать, – от этих слов Менге Унэг вскинула голову, широко распахнутыми глазами глянув сперва на мать, затем на меня. Ее рот приоткрылся, словно девушка хотела возразить, но слова так и остались непроизнесенными. – Идите, воду уже должны были принести в юрт.
Не оставляя больше шанса на какие-то слова, Галуу вернулась к себе, оставив взволнованную и немного испуганную Менге Унэг со мной.
– Ну, здравствуй, Серебряная Лисица. Колючий Ветер степей вернулся к тебе, – не удержался я, чувствуя, как внутри все вспыхивает и трепещет от одного только присутствия этой девицы рядом.
