Текст книги "Полная история христианской церкви"

Автор книги: Александра Бахметьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 55 страниц)

У Иоанна было несколько товарищей, одушевленных, как и он, любовью к Богу. Они вместе трудились, стараясь преуспевать в доброте. Один из друзей, решивший вначале жить для одного Бога, потом возвратился в мир. Иоанн по этому случаю написал свое первое известное послание «К падшему». В этом сочинении уже видны те черты, которые так прославили его впоследствии: живое, увлекательное красноречие, изливающееся из сердца, полного любви; твердость и чистота нравственных правил.

В смиренном звании чтеца Иоанн приобрел такую славу, что его хотели видеть епископом в одном из ближайших городов, но он уклонился, не считая себя достойным. Избрали одного из его друзей, а он в превосходном сочинении «О священстве» выразил свои мысли о высоких обязанностях священнослужителя как совершителя Таинств и наставника.

Иоанн Златоуст с житием. Икона. XIX в. Палех

После смерти матери Иоанн исполнил давнишнее свое желание: продал имение, раздал деньги бедным, освободил рабов и стал иноком в одной из обителей близ Антиохии.

Он желал посвятить всю жизнь уединенной молитве, но его слава привлекала множество посетителей: кто приходил к нему за советом и наставлением, кто с надеждой исцелиться от недуга, потому что Господь даровал Иоанну чудотворную силу. Исцеляя больных, Иоанн призывал их к благочестивой жизни, к молитве; с глубоким знанием сердца подавал советы в соответствии с душевным состоянием каждого.

Рассказывают, что в монастыре было однажды Иоанну чудное видение. Ночью явились ему два мужа, озаренные необычайным светом: то были святые апостолы Иоанн и Петр.

– Я Иоанн, – сказал первый, – возлегший на персях Господа во время Тайной Вечери и оттуда почерпнувший Божественные откровения. Дает и тебе Бог увидеть глубину премудрости, да питаешь людей негибнущей пищей учения и да заграждаешь уста тех, которые превратно толкуют закон Бога нашего.

Петр, вручив Иоанну ключ, сказал ему:

– Дает тебе Бог ключ Церквей святых, да будет связан тот, кого свяжешь, и разрешен тот, кого разрешишь.

Упав ниц, Иоанн воскликнул в глубоком смирении:

– Кто я, чтобы дерзнул принять и понести такое служение; я человек грешный и ничтожный!

– Мужайся, крепись! – сказали апостолы. – Исполняй повеленное тебе, не утаи дара, данного тебе Богом на просвещение людей Его. Провозглашай смело слово Божие, помня, что Господь сказал: не бойся, малое стадо, яко благоизволи Отец дать вам царство.И ты не бойся, ибо Господь благоволит просветить тобою души многих. Ты много вытерпишь скорби и гонений правды ради; но перенеси все твердо и внидешь в наследие Божие.

Иоанн взял на себя еще более тяжкий труд, готовясь к служению, на которое указывал ему Господь. Он на время удалился из обители и в уединенной пещере укреплял свою душу постоянной молитвой, в борьбе с самим собой приобретая духовный опыт. Вдали от мирского шума, беседуя с Богом, созерцая красоту Его творения, душа Иоанна все больше и больше приближалась к источнику света и жизни.

Но подвижническая жизнь так расстроила здоровье Иоанна, что через несколько лет он был вынужден возвратиться в Антиохию, однако навсегда сохранил благодарное воспоминание о тихой иноческой жизни: во многих своих беседах он затем красноречиво описал спокойствие и тишину пустынных обителей, которых не достигает шум мирской суеты, где все думают лишь о том, как угодить Богу; а утвердив свои сердца и помышления на твердом камне заповедей Божиих, не возмущаются и не колеблются ни бурей страстей, ни суетою внешней жизни, а наслаждаются истинной свободой (потому что отдались Богу) – истинным богатством, потому что не желают ничего мирского. В то время в гражданском обществе были часты нападки на монастыри, якобы отнимавшие у мира лучших людей, но Иоанн настойчиво защищал иноческую жизнь.

Вскоре после его возвращения в Антиохию, свт. Мелетий посвятил его в диаконы; а в 385 году Флавиан, преемник Мелетия, возвел Иоанна в сан священника, не причислив к какой-либо конкретной церкви, а поручив ему проповедовать. Иоанн еще задолго до этого в книге «О священстве» начертал величественный образ истинного священника. Теперь он принял это звание со смущением и трепетом, но вместе с тем вполне уповая на помощь Господа, Который может облегчить всякий труд.

Независимо от трудностей, неизбежно связанных со званием проповедника, исполнение этих обязанностей было особенно трудным по многим причинам в Антиохии. Мы уже говорили о раздорах, которые так долго волновали Антиохийскую Церковь. В ней было одновременно три епископа, потому что евстафиане, мелетиане и павлиниане не хотели иметь между собой общения. После смерти Мелетия (381) многие, недовольные назначением Флавиана, продолжали считать епископом Павлина. ^[190]Многочисленные еретики: ариане, евномеи, последователи Савеллия, Павла Самосатского, Македония и разных гностических сект – старались распространять свои учения; язычники и евреи, высмеивая распри и разногласия христиан, хулили и поносили веру Христову. Беспрестанно возникали горячие споры; множество христиан, увлекаясь суетными словопрениями в догматах, пренебрегали своими обязанностями. Другие, утомленные спорами, становились равнодушными ко всему. Многие, считаясь христианами, ограничились внешним соблюдением обрядов Церкви, а жили суетными увеселениями и самоугождениями. Зрелища привлекали и язычников, и христиан. Как трудна быладоля проповедника в таком обществе! Иоанн глубоко скорбел о разделении христианского общества. Сравнивая современное ему состояние Церкви с духом Церкви первых времен, он с грустью говорил: «Тогда во всех была одна душа, было одно сердце. А ныне в одной душе не увидишь такого единомыслия, но везде великий раздор, нигде нет мира».

Иоанн, однако, не упал духом, имея Всесильного Помощника, к Которому обращался с полным упованием и Который благословлял его труды. Приняв звание священника, он решил посвятить новым обязанностям все силы ума и души, всю свою жизнь, и с любовью и горячим усердием принялся за дело, с отеческой заботливостью следил за душевным состоянием каждого из духовных своих чад, ободрял унывающего, поддерживал колеблющегося, наставлял, утешал, укорял, соединяя кротость с твердостью, горячую любовь и снисходительность с мудростью. Он старался отвлечь христиан от суетных словопрений, склонял их к христианской жизни и добрым делам, твердо отстаивая догматы от лжеучений. Еретики видели в нем строгого обличителя и кроткого наставника, всегда готового помочь тому, кто добросовестно искал истину. Иоанн проповедовал несколько раз в неделю; и с каждым днем его влияние усиливалось. Суетные антиохиицы, забывая любимые зрелища и увеселения, стали толпами приходить в церковь. Многие их тех, которые вначале шли из любопытства, были тронуты до глубины души могучим словом проповедника; многие, приведенные к живому сознанию своих грехов, рыдали, обливаясь слезами. Иногда речь проповедника прерывалась шумными изъявлениями восторга, но Иоанн не любил этого. «Что мне в рукоплесканиях и похвалах? – говорил он. – То мне похвала, если вы исправите жизнь вашу, обратитесь к Богу!»

Рассказывают, что однажды женщина из народа, слушая его, воскликнула: «Учитель духовный Иоанн, золотые уста! Учение твое глубоко, и слабый ум наш не все может постигнуть!» С этих пор Иоанн особенно старался излагать поучения свои в самых простых, общепонятных словах; в народе же сохранилось за ним прозвание Златоуста, под которым он и чествуется Церковью.

В своих беседах Иоанн то объяснял Священное Писание, извлекая из этого источника поучения о ежедневных обязанностях христианина, то опирался на события общественной жизни, чтобы напоминать слушателям о законе Божием, возвышая к Господу их сердца.

Больше, чем любой другой проповедник, он жил одной жизнью со своей паствой, разделял все скорби и радости, на все отзывался словом, исполненным искреннего, горячего участия. Мы уже говорили о том, что он сделал для Антиохии в тяжкое время, последовавшее за мятежом, как он являлся на судилища, чтобы ходатайствовать за несчастных, как ободрял их напоминанием о милости Божьей, как старался возвысить их души над земным страхом, обращая их к Тому, Кто один может внушить непоколебимую силу и твердость духа. Иоанн был для антиохийцев отцом, утешителем и наставником, который умел подвигнуть слушателей на дела добра и милосердия. Он убеждал богатых помогать бедным, устраивал больницы и приюты для страждущих, восставал против роскоши и жизни праздной и суетной, которая удаляет душу от Бога, заботился о бедных, советовал, как воспитывать детей.

Иоанн пресвитерствовал в Антиохии двенадцать лет. В 397 году умер константинопольский архиепископ Нектарий, и Иоанн был призван занять его место. Зная любовь к нему антиохийцев, император Аркадий опасался, как бы это назначение не произвело волнения в народе, и велел Иоанну тайно уехать из Антиохии. В Константинополе приняли с восторгом проповедника, имя которого было известно всему Востоку. Но нашлись и недоброжелатели среди епископов и пресвитеров, собранных для рукоположения нового пастыря. Многие сами добивались сана архиепископа столицы. Александрийский епископ Феофил желал этого сана для одного преданного ему пресвитера. Он был человеком честолюбивым и лукавым и, конечно, знал, что в Иоанне не найдет послушного себе орудия, но за Иоанна стоял сильный при дворе любимец царя Евтропий, бывший прежде у трона Феодосия, но также имевший в характере лукавую хитрость. Феофил испугался его угроз и 26 февраля 398 г. сам рукоположил Иоанна, но с тех пор стал ему врагом.

Такое начало предвещало много неприятностей. И действительно, архиепископство в Константинополе стало для Иоанна трудным испытанием. Дел было чрезвычайно много, так как надзору константинопольского патриарха подлежали церкви нескольких областей. Но, посвятив все свои силы служению Богу, Иоанн не испугался трудностей и усердно принялся за исполнение новых обязанностей. К своему крайнему огорчению, он в духовенстве нашел мало достойных сподвижников; большинство было равнодушно к своим святым обязанностям, заражено любовью к земным благам, к роскоши и почестям. Добиваясь покровительства людей, сильных при дворе, священники потворствовали их порокам и поэтому не имели того нравственного влияния, которое могут и должны иметь пастыри душ. Исправление духовенства стало первой заботой епископа. Он старался наставлять и примером, и словами: из своего дома удалил всякую роскошь, употреблял все свои доходы на дела милосердия, хранил строгий пост, не искал милости сильных, не посещал вельмож, не звал их к себе, а был постоянно занят или делами паствы, или молитвой, или изучением Священного Писания. Его строгая, подвижническая жизнь не понравилась константинопольскому духовенству. Оно вознегодовало еще больше, когда Иоанн, вникнув во все дела Церкви, нашел, что церковные доходы употреблялись неправильно, иногда даже нечестно. Он удалил некоторых, сократил ненужные расходы и использовал много средств на помощь бедным и на сооружение больниц. Люди, отставленные Иоанном, сталиего непримиримыми врагами.

Вскоре к ним присоединились и те из мирян, которые былинедовольны его обличениями. Иоанн, как ревностный пастырь, в чью обязанность входит забота о спасении вверенных ему душ, в своих проповедях сильно порицал суетность, сребролюбие, тщеславие, жестокосердие, и его слова воспринимались как личное оскорбление людьми порочными. Но Иоанн не смущался ненавистью врагов и ревностно продолжал свое дело. Как и в Антиохии, его проповеди стали привлекать огромное число слушателей, и влияние возрастало с каждым днем.

В то время в Константинополе было еще много ариан, особенно среди готов, служивших в царских войсках. По указу Феодосия им запрещалось иметь храмы в самом городе, они могли совершать свое богослужение за заставой. Зато они перед праздниками с вечера собирались на площадях и в портиках публичных зданий, распевая гимны, исполненные хулы на Пресвятую Троицу. Пение продолжалось до самого утра и привлекало много народа. Тогда архиепископ устроил и для православных ночные бдения и крестные ходы вокруг церквей, с пением божественных песен. Впереди шествия несли серебряные кресты и зажженные свечи. Отсюда берет начало традиция крестных ходов. Православные перестали посещать собрания ариан, но однажды ариане, раздраженные успехом нововведения, напали на православных, некоторых убили. Император Аркадий после случившегося совсем запретил собрания ариан.

Вскоре после этого начальник готов, Г айна, стал просить Аркадия уступить арианам одну церковь в Константинополе. Царь был готов согласиться, потому что боялся, как бы Гайна не возмутил всех подвластных ему готов. Иоанн решительно отказался передать церковь Христову хулителям Его. Г айна тоже стал врагом Иоанна. Но впоследствии, при возмущении готов, когда их вождь требовал от императора казни двух консулов, Иоанн решил просить за них. Движимый горячей любовью к ближним, он без страха отправился в стан сурового гота, чтобы спасти осужденных. Г айна, тронутый мужеством епископа, принял его с почетом в своем шатре и поверг своих детей к его ногам, прося его благословения.

Отказавшись передать церковь арианам, Иоанн устроил в Константинополе церковь для готов, обратившихся к вере истинной. Тут богослужение совершалось на готском языке, и Иоанн сам часто проповедовал с помощью переводчика. Это послужило к обращению многих готов.

Распространение слова Божия было одной из главных забот Иоанна. Он послал проповедников в Персию, Финикию, к задунайским скифам, к славянским племенам, жившим во Фракии. «Ты первый воздвиг алтари у живущих в кибитках скифов», – писал к Златоусту кирский епископ Феодорит. Церковные писатели упоминают о проповеднике в гуннославянских ордах Феотиме Скифском, который был епископом в городе Томе. ^[191]Его епархия простиралась от Черного моря до Дуная к Фракии, ^[192]и он усердно обходил всю соседнюю страну, проповедуя слово Божие славянским племенам. Как полагают, вера Христова в этой стране была известна с первых веков. Уже при Диоклетиане упоминается о христианских проповедниках в этом крае. Иоанн помогал благовестникам, заботился о переводе божественных служб и Писания, утешался успехом проповедания. «Что теперь учения философов? – говорил он. – Учение рыбарей и скинотворцев не только в Иудее, но и на языках варварских блистает светлее солнца. И скифы, и фракияне, и сарматы, и мавры, и инды, и живущие на крайних пределах вселенной, переведя глаголы их на свой язык, любомудр-ствуют о том, что и во сне не представляли себе мудрые язычники».

Отрадно знать, что в этом святом деле принимали участие и женщины, посылая щедрые пособия благовестникам. Иоанн, когда прибыл в Константинополь, нашел тут нескольких благочестивых жен, посвятивших себя служению Богу и бедным. Он стал направлять их деятельность, помогая им советами и участием, и совокупными их трудами было облегчено много страданий. Известны имена Никореты, Пентадии, Прокулы, Вассианны и особенно Олимпиады. Овдовев в ранней молодости, Олимпиада отказалась вступить в брак с родственником царя. Это навлекло на нее гонение. Император отнял у нее имущество, под тем предлогом, что она его расточает, но потом возвратил его. ^[193]Олимпиада приняла звание диакониссы и посвятила и свои труды, и огромное богатство на пользу ближним. Иоанн Златоуст, лая ободрить ее в трудную минуту жизни, писал ей: «Ты от самой юности питала Христа, когда Он алкал; поила Его, когда Он жаждал, нагого одевала, странного ввела в дом свой, больного призрела, узника посетила. Не только дом твой открыт всякому нуждающемуся, но повсюду на земле и на море есть люди, испытавшие щедрость твою». Христианская вера внушала употреблять на общую пользу время и средства, которые людьми неверующими расточаются для самоугождения, а часто и во вред себе и ближним.

Между тем как заботами великого святителя слово Божие проникло в далекие страны, в Константинополе слушали его беседы, полные горячего, живого красноречия. Они сильно воздействовали на слушателей, толкая их к исправлению жизни и к делам милосердия. Чаще всего в своих проповедях Иоанн говорил о любви к ближним, укорял за их суетность и жестокосердие к бедным, людей сильных – за несправедливые поступки. Смелый обличитель пороков, он был в то же время и любящим отцом для своей паствы, со снисходительностью принимал кающихся, был доступен для каждого. «Обиженный у него ищет помощи, – писал современный ему историк, – подсудимый призывает его в защитники; голодный у него просит пищи, нищий одежды, иной обуви с ноги его. Плачущий у него ищет утешения, больной призора, странник пристанища; вдова льет у него слезы о своем сиротстве, должник поверяет ему скорбь свою; иной просит его быть примирителем домашних ссор». Все с доверием прибегали к святителю, и никогда доверие это не было обмануто. При множестве дел и забот Иоанн находил время на все. Он даже примирил Антиохийскую Церковь с Западом, который долго не признавал Флавиана.

Высокие добродетели Златоуста не смягчили, однако, ненависти его врагов, которые с досадой наблюдали за его возрастающим влиянием. Одним из самых яростных его врагов стал когда-то покровительствовавший Евтропий, любимец царя. Хотя Евтропий сам способствовал назначению Иоанна в епископы, он возненавидел пастыря, как только убедился, что не найдет в нем ни угодливости, ни потворства своим порокам. Иоанн смело укорял могучего любимца за его несправедливости, лихоимство, корыстолюбие, твердо защищал обижаемых им. В то время существовало при церкви «право убежища». Оно состояло в том, что если осужденный находил убежище в церкви, то был неприкосновенен до тех пор, пока дело его не было вновь рассмотрено. К этому часто прибегали лица, безвинно гонимые Евтропием, и Иоанн брал их под свою защиту. Но это еще сильнее раздражало Евтропия. Он добился того, что право убежища было ограничено законом. Не предвидел тогда Евтропий, что ожидало его самого. Вскоре сильный любимец лишился милости царя, и тогда со всех сторон явились обвинители, до тех пор молчавшие из-за страха. Евтропий был осужден на казнь. Преследуемый общей ненавистью, он бежал в константинопольский Софийский собор, и Иоанн разрешил ему находиться в алтаре. Вооруженные воины и разъяренный народ требовали выдачи Евтропия, но Иоанн, обратившись к народу, красноречиво обрисовал превратности земного величия и сумел вызвать в слушателях жалость к падшему временщику. «Положим, он обижал вас, – говорил Иоанн, – но теперь время не суда, а милости. Как произнесете вы слова: оставь нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим, ^[194]если сами так упорно требуете наказания должнику вашему?» Тронутые слушатели обратились в ходатаев за несчастного. Иоанн отправился к царю просить за него. Ему самому грозили изгнанием, смертью, но великодушный и мужественный святитель не выдал прибегнувшего к защите Церкви и с опасностью для жизни стоял за него. Через некоторое время Евтропий сдался, поверив, что его пощадят, но ходатайство епископа, к сожалению, не оказало должного действия на Аркадия, и Евтропий был казнен.

С каждым днем положение св. Иоанна становилось все трудней. После падения Евтро-пия императрица Евдоксия вполне завладела слабым Аркадием. Она была женщиной сребролюбивой и тщеславной. Чтобы обогатить свою казну, она не гнушалась никакими средствами, делала ложные доносы, забирая чужое имущество. Иоанну часто приходилось защищать обижаемых ею и ходатайствовать за них, что чрезвычайно оскорбляло Евдоксию. Она возненавидела Иоанна и не скрывала своих чувств.

Этим воспользовались враги Иоанна. Уверенные, что императрица поддержит их, они стали смелее действовать против него. По случаю беспорядков, возникших в Малой Азии, Иоанн объехал епархии и низложил нескольких епископов, которых уличил в злоупотреблениях властью. Низложенные епископы присоединились к врагам Иоанна, и со всех сторон поднялись на него самые разнообразные жалобы. Одни жаловались на его крайнюю строгость, другие обвиняли его в излишней снисходительности к преступникам. Вскоре у его врагов появилась возможность действовать решительно.

Несколько нитрийских иноков, ^[195]безвинно преследуемых Феофилом Александрийским, прибыли в Константинополь, чтобы просить Златоуста защитить их. Иоанн не взялся разбирать их дела, потому что они принадлежали к чужой епархии, не зависящей от него, но написал Феофилу дружелюбное письмо, в котором просил его за них. Феофил обиделся или, может быть, испугался, потому что показания нитрийских иноков открывали много несправедливых его действий, за которые он мог подлежать суду. Но он знал положение дел в Константинополе, знал ненависть Евдоксии к Иоанну и потому счел удобным и даже безопасным явиться туда обвинителем Иоанна, которого давно ненавидел. Взяв с собой некоторых египетских епископов, на содействие которых мог рассчитывать, он прибыл в Константинополь и, не навестив патриарха, стал давать роскошные пиры всем влиятельным людям и вступать в переговоры с недоброжелателями Иоанна. Евдоксия втайне содействовала всему, что предпринималось против святителя. Ей донесли, будто в одной проповеди Иоанна были оскорбительные намеки на нее, и с тех пор ее злоба на него достигла крайних пределов. В селении, называемом Дубом, предместье Халкидона, ^[196]враги Иоанна составили беззаконный собор (403 г.) и представили 29 обвинительных пунктов против Иоанна. В сущности, эти обвинения были настоящим торжеством для святителя, потому что, сколько ни старались враги, они во всей его жизни не могли отыскать даже пятна, и обвинения были самые пустые и ничтожные. Между прочим, ставилось ему, например, в вину, что он обедал один и не приглашал к себе гостей, но более всего упирали на оскорбительные слова, якобы произнесенные против императрицы. Беззаконный собор несколько раз призывал архиепископа к ответу, но Иоанн с невозмутимым спокойствием всякий раз отвечал, что он не может признать законность собора, в котором восседают, как судьи, его отъявленные враги, прибывшие в Царьград лишь для того, чтобы его осудить. Люди, посланные Иоанном, подверглись побоям и оскорблениям. Тщетно сорок епископов, оставшихся верными Иоанну, возражали против беззаконных действий собора и против законности самого собора. Сила была на стороне врагов Иоанна. Они произнесли низложение архиепископа и его изгнание, а слабый император Аркадий под влиянием Евдоксии подтвердил приговор.

Когда это стало известно, народ пришел в волнение. Со всех концов Константинополя он устремился к соборному храму св. Софии и архиерейскому дому, соединенному с ним галереей, днем и ночью окружал их живой стеной, охраняя горячо любимого пастыря, единодушно высказывая желание: «Просим законного Собора; только настоящий Собор может судить епископа». Эти слова доходили и до царского дворца. То же самое говорил и Иоанн: «Лжесобор осудил меня; законный Собор должен рассудить между мною и обвинителями моими и оправдать меня здесь, в моей Церкви».

Так прошло два дня. Враги Иоанна и императрица Евдоксия приставали к Аркадию, убеждая его силой удалить патриарха, но он опасался народного волнения. В городе стали ходить самые тревожные слухи. Говорили уже не только об изгнании, но даже и о смертном приговоре. Народ, взволнованный такими слухами, наполнял церкви, молясь за Иоанна, или толпился на соборной площади, чтобы хоть издали увидеть его или услышать звук его голоса.

Среди общего смятения один Иоанн был спокоен. Горячая вера и полная покорность воле Божией возвышали его над всяким земным страхом и внушали ему равнодушие к превратностям судьбы. О себе он не беспокоился, но мысль о пастве тревожила его, и ей посвятил он эти последние дни. Он, то переходя из своего дома в соборный храм и обратно, утешал плачущих друзей и приверженцев, советами направляя их будущую деятельность, то в храме обращал ко всему народу горячие слова любви, увещания и наставления. Вечером второго дня произнес он в храме св. Софии слово, которое история сохранила: «Сильные волны, жестокая буря. Но я не боюсь потопления, ибо стою на камне. Пусть свирепствует море: оно не может сокрушить камня; пусть поднимаются волны: они не могут потопить корабля Иисусова. Скажите, чего мне бояться? Ужели смерти? Для меня жизнь Христос, и смерть – приобретение.Ужели ссылки? Господня земля, и исполнение ея.Ужели потери имения? Мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. ^[197]Япрезираю страх мира сего и посмеиваюсь над его благами; не боюсь нищеты, не желаю богатства; не боюсь смерти и не желаю жизни, разве для вашего преуспеяния. Я для того только касаюсь настоящих обстоятельств, возлюбленные, чтобы вас успокоить. Никто и ничто не может разлучить нас… Мы разделимся местом, но любовью останемся соединены; даже смерть не может разлучить нас: хотя умрет мое тело, но душа будет жива и никогда не забудет об этом народе… Не тревожьтесь настоящими событиями; в одном покажите мне любовь вашу – в непоколебимой вере. Я же имею залог Господа и не на свои силы полагаюсь. Я имею Его Писание; оно мне опора, оно мне крепость, оно мне спокойная пристань; слова в нем для меня щит и ограда. Какие слова? Аз с вами есмъ… до скончания века. ^[198]Христос со мной, кого мне бояться? Пусть поднимаются на меня волны, пусть море, пусть неистовство сильных – все это слабее паутины. Вы одни удерживаете меня своей любовью, но я всегда молюсь: да будет воля Твоя, Господи! не как хочет тот или другой, но как Ты хочешь! Вот моя крепость, вот мой камень неподвижный, вот моя трость непоколебимая! Что Богу угодно, то да будет. Если Ему угодно оставить меня здесь, благодарю Его, взять отсюда – опять благодарю Его».

На следующий день, около полудня, один из придворных императора принес Иоанну повеление немедленно оставить город, прибавив, что при малейшем сопротивлении со стороны народа будет употреблена воинская сила. Тогда Иоанн решил удалиться тайно и вместе с приставленным к нему чиновником потаенным ходом вышел из дома и направился в отдаленную часть города, где скрывался в одном доме до наступления сумерек. Вечером он со своим провожатым вышел к пристани. Но по пути его узнали, и тотчас же по городу разнеслась весть, что архиепископа увозят. Толпа хлынула к морю, чтобы помешать его удалению, но Иоанн остановил народ. «Я обязан повиноваться императору, – сказал он, – и не желаю, чтобы хоть одна капля крови пролилась из-за меня». Он поспешно вступил на корабль, уже готовый принять его, и вскоре ночная темнота скрыла от взоров народа удалявшегося святителя.

Всю ночь Константинополь был в волнении. Дома бедных опустели, народ наполнял храмы, толпился на улицах и площадях, воссылая горячие моления о любимом пастыре, негодуя на врагов его и повторяя просьбу о созвании законного Собора.

Поутру смятение еще больше возросло. До сих пор Феофил не решался явиться в Константинополь, но после удаления Иоанна, рано поутру, он с толпой приверженцев вступил в столицу и начал было распоряжаться в Церкви, как победитель в покоренной области: отменять распоряжения Иоанна, низлагать верных ему священнослужителей и замещать их своими единомышленниками, награждая их тем за действия против архиепископа. Народ в сильнейшем негодовании встал на охрану церквей, не пуская в них пришельцев или силой изоняя их, нанося оскорбления епископам, которые участвовали в соборе. Когда сам Феофил захотел войти в кафедральный собор, он встретил сильное сопротивление. Сопровождавшие его александрийцы обнажили мечи, и у дверей храма, а затем и в самом храме завязался ожесточенный бой. Пролилась кровь; были раненые и убитые. Феофил в ужасе бежал и впоследствии, спасая свою жизнь от ярости народа, на утлой ладье отплыл из Константинополя.

Подобные кровопролитные схватки происходили и в других церквах. Вступили в дело солдаты, и язычники ликовали, видя распри христиан.

Ночь принесла с собой новые ужасы. Произошло сильное землетрясение. Подземные удары были особенно сильны около царского дворца и в самом дворце. Среди ночи императрица Евдоксия, в ужасе, в слезах, вбежала к императору. «Мы изгнали праведника, – воскликнула она, – и Господь за то карает нас. Надобно его немедленно возвратить, иначе мы все погибнем». Император, разумеется, согласился. Евдоксия сама написала Иоанну письмо, в котором, заверяя его, что она не виновата в его осуждении, именем Бога умоляла возвратиться.

Тотчас же был отправлен с этим письмом один из придворных. За первым посланным последовал второй, третий – так нетерпеливо ожидала испуганная императрица возвращения Иоанна. Народ узнал о случившемся, и вскоре весь Константинопольский залив покрылся лодками. Кто спешил навстречу святителю, кто ждал его на пристани, чтобы его приветствовать. К ночи лодки осветились факелами, по всему берегу зажглись огни, и архиепископ вернулся при радостных криках своей верной паствы.

Но он не захотел входить в город, пока не будет всенародно объявлена незаконность его осуждения, и остановился в одном из предместий. Императрица, узнав об этом, прислала просить его войти в столицу. Народ почти насильно ввел его в кафедральный собор, прося благословения и слова. Иоанн в храме св. Софии благословил свою паству, произнес хвалебное слово Богу и прочел письмо императрицы.

Конечно, Иоанн не мог считать законными постановления лжесобора и имел полное право продолжать свое святительское служение, но он желал, чтобы всенародно была открыта его правота, и потому тотчас после своего возвращения упросил императора Аркадия созвать в Константинополе церковный Собор, который рассмотрел бы действия собора Дуба. Ему хотелось, чтобы на этом новом Соборе присутствовали и прежние участники собора. Но при его возвращении они поспешили удалиться, боясь народной вражды; и лже-собор Дуба рассеялся, не закончив даже всех дел, которые подлежали рассмотрению.

Иоанн же между тем с прежней ревностью вел дела Церкви, учил, проповедовал, удалил несколько недостойных священнослужителей, с новой силой обличал пороки и уклонения от заповедей Христовых. Разумеется, никто из старых врагов не примирился с ним. Напротив, неудача их замыслов и его торжественное возвращение еще более озлобили их против святителя. Они только и ждали удобного случая, чтобы начать новые козни. Случай этот скоро представился.

Прошло месяца два после возвращения Иоанна. По настойчивому желанию тщеславной и властолюбивой Евдоксии в конце сентября 403 г. ей воздвигли серебряную статую на площади, перед собором св. Софии. При ее открытии на площади происходили шумные увеселения, носившие языческий характер. Иоанн просил правителя города положить конец бесчинству, оскорбляющему святыню храма, но его слова были тщетны. Более того, в них увидели оскорбление императрице. Ее гнев вновь воспылал. Шумные увеселения на площади не прекратились. Особенно в праздничные дни привлекали они много народа. Крики, громкие песни, звуки музыки долетали до храма, заглушая церковное чтение и пение. Иоанн тогда произнес в церкви сильную речь против зрелищ: «Опять Иродиада пляшет, опять Иро-диада волнуется, опять требует главы Иоанна!» – говорил святитель. Императрице донесли, что в этой речи были слова, оскорбительные для нее.