Текст книги "Дело о плачущем призраке.Дело о беспокойном графе (СИ)"

Автор книги: Александра Мадунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Евгений, крепко взятый под руку, был повлечен к роскошному дому, где ему наверняка предстояло под комментарии хозяина и хихиканье его жены обозреть выдающуюся мебель, современные удобства и массу другого, от чего у него заранее сводило скулы.

«Как же это получается? – в последнем отчаянье подумал он, провожая завистливым взглядом силуэт черноволосого всадника на белом коне, мчащегося по аллее. – Дружбу с Куницыными завел он, а мучиться с ними буду я...»

Глава шестая,

в которой нам предстоит настоящая погоня.

Вернувшись в Бобровичи, истомленный Евгений узнал от прислуги, что буквально пять минут назад дом покинул племянник Елизаветы Николаевны, который долго осматривал второй этаж. Вот ведь, хитрец! Специально заманил его к Куницыным, чтобы в отсутствие хозяина тайком поискать следы призрака.

«Стоп! – сказал себе Евгений. – Ревность – не лучший советчик. Коцебу не заманивал меня к Куницыным – я отправился к ним сам. А заняться вторым этажом он обещал еще утром, поэтому тайком тоже неуместно».

Тем не менее, раздражение не утихало. Видение элегантного красавца, сперва искренне и задушевно беседующего с Катиш, а затем пошло флиртующего с Аделаидой Федоровной, упорно стояло перед глазами. Но, в конце концов, разве человек виноват, что умеет обращаться с дамами? Нужно не завидовать сопернику, а стараться его превзойти.

Однако Евгений прекрасно понимал, что дамский угодник – не его стезя. Перестать стесняться женщин – задача, которую не решишь в одночасье. Значит, обгоним господина Коцебу в другом. Франт рылся на втором этаже? Что бы он там ни нашел, Евгений обязан найти гораздо больше! Даже если Катиш результатов не оценит, хотя бы он сам снова сможет себя уважать.

Молодой человек поежился. Ночная встреча с призраком всерьез его напугала. Недавняя смерть тетушки, вера окружающих в то, что Параша пророчит гибель ее увидевшему (а умирать, признаться, совершенно не хотелось), плюс факт потустороннего вмешательства в наш мир – все это заставляло цепенеть от ужаса при мысли о возвращении в театр.

Но Коцебу, при всех своих недостатках, рискнул – стыдно уступить ему в смелости! Тем более, еще не стемнело, а призраки, как известно, орудуют во мраке.

Евгений решительно подошел к винтовой лестнице и поднялся на второй этаж.

При свете дня театр не производил особого впечатления. Заброшенный, грязный, какой-то жалкий. Молодой человек побродил туда-сюда, открывая двери и дверцы, попадавшиеся на пути. Тряпки, веревки, картонки... ну, и что в них проку?

Разочаровавшись, Евгений спустился вниз. Увы, от осмотра не было толка. Может, Коцебу с его немецким крохоборством и выцепил пару несущественных мелочей, но вряд ли они объясняли ситуацию.

Однако жажда подвига в Евгении не утихала. Непривычная сила распирала его изнутри. Она стремилась выплеснуться, требовала развернуться во всю мощь, настойчиво твердя: «Не сиди сиднем, словно кабинетная крыса. Встань, иди, действуй! Покажи себя истинным мужчиной, волевым, умным, благородным – не по манере, как столичный хлыщ Коцебу, а по сути».

И тут молодого человека осенило. В беседе с Александром Александровичем Катиш заверила, что ее дядя куда-то уходил в ту ночь, когда несчастная Антонина Афанасьевна упала с лестницы и сломала себе шею. Куда, зачем? Это требовалось выяснить. Ночью, пока некоторые развратники, утомившись, нежатся в постели и теоретически обдумывают варианты, он подкараулит старичка у ворот и проследит за ним. А в качестве дополнительного стимула получит шанс увидеть силуэт Катиш, сидящей при луне на подоконнике. В конце концов, просто будет знать, что она рядом – одно это уже чудесно.

Поспешно перекусив хлебом с молоком, молодой человек потребовал позвать мужика с телегой, который возил его утром в Осинки. Искать ландо он снова не решился.

У каменной церкови Евгений вышел из экипажа, велев вознице ждать.

– В трактире? – радостно осведомился тот.

Молодой человек в растерянности кивнул. Действительно, не в церкви же?

– Тогда, барин, непременно нужно на водку.

Порывшись в карманах, Евгений дал мужику рубль. Очевидно, это было много. По крайней мере, тот, переменившись в лице и поклонившись в пояс, опрометью бросился бежать, словно опасаясь, что деньги отберут.

На единственной улочке было мрачно и пусто. Евгений двинулся вперед. В темноте предметы таинственно поменяли очертания. Ворота, сами собой оказавшиеся перед носом сегодня утром, решили поиграть с незваным гостем в прятки, исчезнув, словно их никогда и не было. Пометавшись влево-вправо, молодой человек уже совсем было решился перелезть через забор, когда обнаружил вход ровно там, где ему и полагалось находиться. Чудеса, да и только!

Было не заперто. Липовая аллея, по счастью, вела себя прилично и никуда не скрылась. Отыскав знакомую скамейку, Евгений с облегчением сел.

В доме светилось одно окно. Судя по участившемуся биению сердца, за ним скрывается Катиш – прекрасная, юная, в полупрозрачной ночной сорочке. Вот ее дивный силуэт мелькает за занавесками... Почему она не спит? Кто тот мужчина, о котором она сейчас грезит? Евгению вспомнился эпизод из «Войны и мира», который он раньше не мог оценить. Тот, где князь Андрей поздно вечером слушает диалог Наташи с Соней и Наташа хочет взлететь.

Правда, бедной Катиш беседовать не с кем, и трудно надеяться, что она вслух произнесет «Вы – мой принц на белом коне, придите же, Александр!», или «До встречи завтра, Андрей», или даже «Какой удивительный человек этот наследник из Москвы».

Оборвав полет фантазии на самом интересном месте, Евгений криво усмехнулся. Увы, третий вариант особенно невозможен. Тем не менее, неведомая сила заставила его подняться со скамьи, дабы подойти к окну.

– Не приближайтесь к дому! – прошипел раздраженный голос прямо из пустоты. – Он вот-вот выйдет. И не торчите бревном посереди аллеи – хоть за дерево опять спрячьтесь, что ли. Быстрее же!

Евгений вздрогнул. Свет в окне погас. В тот же миг крепкая мужская рука схватила молодого человека за локоть и втянула в чащу... если, конечно, можно назвать чащей ровную череду старинных лип.

– Что вы здесь делаете? – спросил Евгений, возмущенно глядя на Коцебу.

– Полагаю, то же, что и вы – караулю Прокофия Васильевича. Если, конечно, вы не надеетесь полюбоваться на его племянницу. Только имейте в виду – ее в доме нет.

– Откуда вы знаете? – взвился Евгений.

– Просто знаю. Все, молчок!

Дверь отворилась, выпуская хозяина имения. Так вот кто, оказывается, таился за занавесками, заставляя пульс учащенно биться. Не чудесная, милая Катиш, а ее грубый, красномордый дядя. Почему в романах никогда не происходит подобных курьезов? Или сердце Евгения недостаточно чутко?

Тем временем Прокофий Васильевич немного постоял на крыльце, почесывая живот, затем, горестно вздыхая, побрел по аллее. Когда он проходил мимо скамейки, Евгений хорошо увидел его лицо – перекошенное, раздраженное. Ох, недоброе задумал этот тип!

Молодой человек рванул следом, чтобы не упустить добычу. Затрещали ветви деревьев, острый сучок чуть не вонзился в глаз.

– Не мечитесь, как раненый лось, – процедил Коцебу. – Вас за версту слышно. Сядьте на скамью и подождите минут десять. Потом спокойно езжайте домой.

– Ни за что! – тихо, но решительно заявил Евгений, тряхнув головой и больно ударившись ею о дерево. – Я – мужчина, а не кабинетная крыса.

– Ладно, только слушайтесь, не рассуждая, иначе все испортите. Следуйте за мной шаг в шаг.

Слушаться соперника было неприятно, однако Евгений сам понимал, что иначе нельзя.

Коцебу, похоже, видел в темноте. По крайней мере, он шел тихо и аккуратно, не во что не врезаясь. Евгений по мере сил повторял его движения.

Они оказались у маленькой незаметной калитки. Чуть в стороне, у главных ворот, Прокофий Васильевич как раз садился в экипаж – на козлы, самолично исполняя роль кучера.

– Моя телега стоит у церкви, а возница в трактире, – отчитался Евгений, с тоскою глядя, как злодей уходит прямо из-под носа.

– В любом случае, мы не смогли бы открыто ехать за подозреваемым по дороге – он бы нас заметил. А в бездорожье на телеге завязнем. Ничего, я понял, в каком направлении он отправился. В целом я так и предполагал, но хочу убедиться. Есть путь напрямик.

Александр Александрович нырнул в поле, шелестящее высокими колосьями. Издали они были очень красивы, весь день радуя взор Евгения, зато при непосредственном контакте разочаровали. Жесткие, колючие, они больно секли при каждом движении. Словно нарочно, из каждого растения торчали длинные усы, терзающие несчастного путника.

Молодой человек с завистью смотрел на столичного франта, легко рассекающего рожь. Сейчас он был одет в резиновые сапоги-веллингтоны и просторные плотные брюки с фуфайкой. То-то ему все нипочем! Зато в ботинках Евгения давно хлюпала грязь, тонкая хлопковая рубашка порвалась, ноги нещадно болели. Но он знал, что скорее упадет в поле бездыханным, чем позволит себе отстать хотя бы на шаг. В висках стучала кровь, под ребра кто-то жестоко вонзал кинжал за кинжалом, легкие, не справляясь, жадно поглощали воздух. Поле сменилось лугом, затем лесом. Ничего не видя, кроме спины Александра Александровича, молодой человек бежал, бежал, бежал...

– Вот он едет, – неожиданно сообщил спутник, останавливаясь (судя по голосу, он ничуть не запыхался). – Мы его обогнали. Сюда, за дерево.

Евгений, ткнувшийся носом в спину провожатого, зашатался. Именно теперь, когда испытание было выдержано и цель достигнута, он понял, что умирает, и рухнул прямо на землю.

– Глубоко дышите, – сочувственно посоветовал Александр Александрович. – На десять счетов вдох и на столько же выдох. Учитывая нетренированность, вы совершили подвиг. Впрочем, у русской интеллигенции так всегда: не в здоровом теле здоровый дух, как у римлян, а наоборот – дух руководит телом.

Он усмехнулся, смягчая патетику. Евгений ощутил, насколько важна и приятна похвала этого человека, которого еще два дня назад он совершенно не знал, а утром презирал и ненавидел. Ревность и зависть – вот что застило глаза. Теперь они открылись. Не пустой столичный франт, а тоже в своем роде ученый. Только предмет его – не литература или физика, а...

Он не успел додумать – Прокофий Васильевич уже вылезал из коляски.

Евгений наконец-то сумел немного оглядеться. Место показалось ему знакомым.

– Имение Куницыных, – шепнул Александр Александрович. – Зады усадьбы.

Точно! Днем Куницын заставил несчастного гостя осмотреть хозяйственные постройки. Разумеется, в голове Евгения все смешалось, однако после разъяснения он опознал щегольской сарайчик, перед которым стоял теперь Прокофий Васильевич, нетерпеливо постукивая ногой о стенку.

Прямо из кустов показалась кудлатая страшная рожа. Евгений было вздрогнул, однако, вспомнив комплимент Александра Александровича, взял себя в руки. Не стоит давать волю воображению. Обычный деревенский мужик, просто очень заросший.

– Наконец-то! – накинулся на него Прокофий Васильевич. – Почему я должен ждать? Ну что, готово?

– Ох, барин, – простонал мужик. – Если хозяин узнает, он меня убьет. Как есть, убьет.

– Откуда ему узнать? Я не скажу, ты не скажешь.

– А вдруг этот немец все прознает? Немцы, они такие.

– Не немец, а англичанин. Ничего не прознает. Дурак он, вот что! По-русски ни бельмеса. Я ему: покажи свинью, за которой присматриваешь, я тебе красненькую дам. Он: бу-бу-бу. Я вытащил червонец, показал. Тут и глухой поймет! А он опять: бу-бу-бу. Так к ней и не подпустил. А ночью свинарник на замке. Я его и так, и этак пробовал открыть – не выходит. А ты умелец, я знаю. Получишь целый рупь. Рупь, понял? Только открой.

– Темно, барин, – мрачно возразил мужик. – Свет надобен.

– А то я не понимаю? Как животину без света смотреть? Много ли поймешь? Я лампу привез. Сейчас, сейчас...

Прокофий Васильевич поспешно пошуровал под сиденьем экипажа, достал керосиновую лампу и зажег ее. При слабом, мерцающем свете мужик принялся возиться в замке. На работу ушло не более нескольких минут.

– Готово, барин! – гордо произнес он, отступая в сторону.

Помещик, рывком распахнув дверь, со всех ног бросился в помещение.

Евгений улыбнулся. Так вот каков итог романтических приключений! Погоня за призраком прекрасной актрисы привела к свинье, спрятанной в сарайчике. Написать бы об этом книгу! Она наверняка оказажется куда полезнее для воспитания юношей и барышень, чем мистические фантазии, коими их нынче потчуют.

Он поднялся с земли, собираясь удалиться. Однако ноги держали плохо. Молодой человек пошатнулся и, невольно чертыхнувшись, шагнул прямо в кусты. Те громко затрещали.

– Барин идет! – тоненьким голоском заверещал мужик. – Ой-ой!

– Уходим, – коротко шепнул Коцебу. – Быстро, пока нас не узнали.

Он, не таясь, рванул вперед, Евгений поспешил за ним. Позади слышались шум и крики, но это было уже неважно.

Минут через десять, прямо посереди колосящейся ржи, сыщики остановились. Александр Александрович захохотал. Получилось так заразительно, что Евгений тут же последовал его примеру.

– Ну, мы хороши, – стонал Александр Александрович, согнувшись от смеха. – Ну, мы герои! Выследили, обличили! Заслужили памятник от всех защитников животных...

– Совершил подвиг ради возлюбленной, – держась за живот, подвывал Евгений. – Будет, чем похвастаться! Настоящий рыцарь, но вместо дракона – свинья... ууу... Надо было отрезать ей хвостик и поднести Катиш.

– Ее дядюшка этого бы не перенес...

Наконец, оба потихоньку успокоились.

– Слушай, а чего ты ожидал? – спросил Евгений. – Ты ведь сразу откуда-то знал, что бежать нужно к Куницыным, а не в Бобровичи.

Александр пожал плечами.

– Я был готов к обоим вариантам. Ожидал примерно того, что и случилось, а проверить все-таки было нужно. Люди иногда способны очень удивить. Особенно такие вот, простые и понятные с виду. Самое страшное для сыщика – самоуверенность и поспешные выводы, основанные на косности и привычке.

– Для ученого тоже. Но что конкретно ты проверял?

– Я действую методом исключения. Кто изображал призрака, напугавшего твою тетушку? Дам, как ты помнишь, я отмел сразу – лебедка, поднимающая куклу, тугая, им не справиться. У Шувалова-Извицкого, которого я в первую очередь заподозрил, поскольку бывший хозяин Бобровичей наверняка знаком с устройством театра, – несокрушимое алиби. Я на всякий случай уточнил: приступ подагры был, он не врет. Кто остается? Куницын, Поливайло и Зыкин. Куницыны спят в одной постели, и жена с полной безмятежностью реагировала на мои намеки, связанные и с той роковой ночью, и предшествующей. А Аделаида Федоровна, прости господи, такая дура, что просто не могла хоть чем-то себя не выдать, если бы у них рыльце было в пушку. Значит, Прокофий Васильевич или Андрей. Андрея я оставил напоследок.

– Почему именно его?

Евгений искренне недоумевал, зачем совсем недавно придумывал себе дурацкие проблемы: обращаться к Александру за помощью или нет, спрашивать его или пытаться догадаться самому? Конечно, спрашивать, раз интересно. Если коллега лучше разбирается в предмете и ближе тебя к истине, следует ему довериться.

– У Зыкина и без того неприятности с полицией, здесь многие от него шарахаются. Начни я его расспрашивать, он от гордости встанет на дыбы. Правды не скажет – только устроит скандал, окончательно испортив себе репутацию. Окружающие охотно поверят в его виновность. Низкого происхождения, левых убеждений – ну, конечно, именно он довел почтенную помещицу до смерти! Даже если это не так, бедняге будет потом не отмыться. А я, признаться, считаю – спасение России в смешении социальных слоев. Дай мне волю, каждого такого Андрея Зыкина, сумевшего подняться из простой среды, я бы всемерно поддерживал, а не пытался скинуть обратно вниз. Да и страшно за парня. Всегда боюсь зря бросить тень на человека, который принимает это близко к сердцу.

– Если он ни в чем не виноват, то оправдается, – возразил Евгений.

– Чушь! – резко воскликнул сыщик. – Мой отец застрелился после ложного обвинения в краже денег из полковой кассы. Мама вскоре умерла, не в силах без него жить. Мне тогда было двенадцать. Да, через пять лет я обелил его имя, но этим никого не воскресишь.

Евгений вздрогнул.

– Какая страшная история! Прости.

Коцебу флегматично пожал плечами.

– Это случилось давно. Но, думаю, именно из-за нее я иногда слишком осторожен с обвинениями. Лучше подождать, чем поспешить.

– Но если Андрей – убийца? – уточнил Евгений. – Или ты думаешь, выходцу из простой среды, не получившему должного воспитания, убийство простительнее, чем дворянину?

– До подобной степени самоотречения я, по счастью, не дошел, – усмехнулся сыщик. – Но посуди сам. Какой у Зыкина может быть мотив?

– Посмеяться над суевериями деревенского общества.

– Да. Ну, и заодно открыть глаза на мир милой девочке Кате – согласись, она и впрямь в этом нуждается. Шутка привела к несчастному случаю и смерти. Это ужасно, однако сделанного не воротишь. Если Зыкин виноват, он явно раскаивается – вон, даже постыдился прийти на поминки. Не вижу смысла его разоблачать. Вряд ли он вернулся бы к своей деятельности и навредил кому-то еще.

– Но я своими ушами слышал плач, – напомнил Евгений.

– Больше не услышишь, – махнул рукой Александр. – Я задвинул заглушку.

Не дождавшись разъяснений, молодой человек возмущенно потребовал:

– Говори толком! Можно подумать, я хоть что-то знаю про заглушки. Я побродил по второму этажу, но ничего особенного не обнаружил.

Александр улыбнулся.

– А все особенное там скрыто. Ни в одном театре не выставят механизмы напоказ зрителям. Да еще в театре прошлого века, когда сценические эффекты ценились не менее драматической игры. Духи, взлетающие ввысь, нечисть, проваливающаяся сквозь землю и наводящая ужас потусторонними звуками, должны казаться настоящими. Я обнаружил специальное устройство, с помощью которого былой владелец Бобровичей, очевидно, пугал гостей. При открытой заглушке оно реагирует на ветер, издавая звуки, имитирующие плач. Вечерами и ночью ветер обычно усиливается... да и тишина в доме заставляет обращать внимание на звуки, которые в дневной суете незаметны. За несколько дней до смерти Антонины Афанасьевны заглушку кто-то открыл. Так вернулся в наш мир плачущий призрак.

Евгений хмыкнул.

– А меня чем напугали? Дурак я, конечно. Вроде знал, что привидений не бывает, а все равно попался.

– Днем и при свете все мы умные, – примирительно заметил Александр. – Но ночью, да еще наслушавшись мистических разговоров, каждый бы испугался. Там есть механическое устройство... Повернешь рычаг, и оно едет вверх. К нему прицепили белое покрывало, недавно измазанное фосфором. Не одни мы с тобой любим Конан Дойля. «Собаку Баскервиллей» помнишь?

– Еще бы! Слушай, выходит, злоумышленник этой ночью был в Бобровичах? Кто-то ведь, увидев меня, повернул рычаг.

– Несомненно, был. Потому я и решил, что это Прокофий Васильевич, а не Андрей Зыкин. Андрей, по моим представлениям, не стал бы повторять шутку, приведшую к чьей-то смерти. Вот у Поливайло мотив был бы повесомее, и он вполне мог попытаться избавиться также и от тебя. Но выходит, все же не он, – сыщик усмехнулся. – Свинья обеспечивает безупречное алиби, хоть свидетелем в суд ее и не приведешь. – Он немного помолчал. – Хочешь-не хочешь, остается Андрей Зыкин. Мне это очень не нравится. Как бы моя жалость к нему не вышла боком. Давай-ка поспешим. У меня сердце не на месте. Что-то я упустил из виду...

Молодой человек не понял, зачем спешить, однако послушно рванул за проводником. Ему лучше знать!

Коляска Александра стояла у церкви.

– Если бы Прокофий Васильевич выехал на дорогу в Бобровичи, – объяснил он, – я бы, конечно, не бежал пешком, как к близко живущим Куницыным, а поехал по объездной дороге. Прокофий Васильевич – не лучший кучер, я бы его в итоге обогнал.

– Чего не на Снежке? – посмеиваясь над своими недавними упреками в позерстве, улыбнулся Евгений.

Александр хмыкнул.

– Ну да, рыцарь на белом коне, заметный наблюдателям за три версты. Это только кажется, что все кругом спят. Деревня не город, здесь не скроешься. Нет уж, я лучше незаметно, не давая пищи сплетням.

Они уже ехали в направлении Бобровичей. В голосе Александра слышалась легкая нервозность, он поминутно подгонял лошадь.

Тревога передалась и Евгению. Они влетели в дом так стремительно, словно за ними гнались голодные волки.

Было темно и тихо. Александр ринулся к винтовой лестнице – и резко притормозил. Евгений, чья реакция была куда медленней, привычно врезался ему в спину.

На лестнице лежало тело. Александр нагнулся, пощупал пульс.

– Мертв, – с тоскою произнес он. – Мертв. Господи, какой я идиот! Как я мог это допустить? Мне нет прощения.

Казалось, Андрей Зыкин просто сидит на полу, спиной прислонившись к ступенькам. Лицо его было совершенно спокойно.

Только немного запачкано кровью.

Глава седьмая,

в которой выясняется, что убийства совершают отнюдь не призраки.

– Все в точности, как было с тетушкой, – с трудом шевеля губами, выдавил Евгений. – Лежит на спине, поскольку в панике спускался по лестнице вниз, упал и сломал себе шею. Кто-то его напугал! Значит, сам Андрей Зыкин ни в чем не виноват, он жертва, а не преступник...

Евгений впервые видел покойника, павшего от руки убийцы. Его подташнивало, к глазам подступали слезы. Но в присутствии Александра стыдно было распускаться.

– Все не так, как было с тетушкой, а совершенно иначе, – в ярости процедил Коцебу. – Ты что, слепой?

Резко повернувшись, он вдруг изо всех сил ударил кулаком по перилам. Ветхое дерево, не выдержав, раскололось.

Похоже, это заставило Александра немного прийти в себя.

– Все совершенно иначе, – уже спокойнее повторил он, потирая ушибленную руку. – У Антонины Афанасьевны лицо выражало страх, у Зыкина безмятежно. Она лежала ровно там, где упала, а Зыкина сюда приволокли со второго этажа. И, наконец, она сломала шею, а Зыкин убит ударом в затылок.

Евгений вздрогнул. Все оказалось еще хуже, чем он предполагал. Убийство, откровенное убийство, а не несчастный случай! Но кому помешал этот мальчик – горячий, наивный, чистый? С ясными даже после смерти глазами, детскими губами и ямочкой на подбородке. Как у кого-то повернулась рука его ударить?

– Принеси лампу, – устало попросил Александр. – Судя по всему, наверху уже никого нет, однако проверить необходимо.

Молодой человек, очнувшись от шока, бросился выполнять приказ. «Летучая мышь» долго отказывалась зажигаться, не слушаясь дрожащих рук. Однако он, наконец, справился.

Взяв фонарь, Александр, осторожно переступив через тело, поднялся по ступенькам. Евгений хотел пойти за ним, но Коцебу его остановил.

– Подожди здесь – следы затопчешь.

Вернулся он довольно скоро. Несколько секунд молчал – мрачный, постаревший. Потом со вздохом сообщил:

– Хочешь – не хочешь, придется обратиться к тетушке. Она знает, где тут ближайший врач и полицейский урядник, чтобы официально констатировать смерть, подскажет, как сообщить родителям Андрея. Проблема в том, что она и сама примчится в Бобровичи. Ничего не поделаешь... Она не простит, если я оставлю ее в стороне. Евгений, ничего здесь не трогай, хорошо? И никого сюда не подпускай.

Александр прошел в соседнюю комнату, позвонил в колокольчик. Евгений слушал, как он уверенным тоном, так контрастирующим с недавней подавленностью, раздает распоряжения. Вот уже кто-то послан в Осинки к тетушке, зажжены лампы, началась суета, словно в ожидании гостей. Узнав, что на лестнице лежит тело Зыкина, прислуга заголосила. Коцебу был прав, Андрея здесь не жаловали. Поминали не убитого – исключительно актерку Парашу, утянувшую на тот свет очередную жертву. А нечего лазить на второй этаж, добрые люди туда не ходят!

Это навело Евгения на размышления. Действительно, как Зыкина занесло в Бобровичи? Что он здесь потерял? Решил навестить их нового хозяина, которого ни разу в жизни не видел? Вряд ли. Явился изображать призрака? Но призраком был не он, а другой – тот, кто ударил беднягу по голове. Кто этот человек? К счастью, не дама – им не под силу крутить лебедку. Не Прокофий Васильевич – тот несколько ночей подряд был у Куницыных, надеясь увидеть породистую английскую свинью. Не Георгий Михайлович, который не мог напугать тетушку, поскольку находился под присмотром слуг с приступом подагры. Не Куницын, мирно почивавший в одной постели с женой. Кто же тогда, кто?

«Посторонний! – неожиданно сообразил Евгений. – Нищий бродяга».

Он покрутил мысль так и сяк. Она бодрила. Разумеется, Андрея Зыкина было по-прежнему жаль, однако куда легче представить, что его убил чужой, чем кто-то из знакомых. Все, даже противные снобы Куницыны, казались не способными на преступление.

Итак, призрака изображал Андрей, боровшийся таким образом с суевериями. Он не думал пугать тетушку до смерти – это вышло случайно. Гм... А Евгения он вчера стращал тоже случайно? О, ясно. Он действовал из ревности к Катиш, желая, чтобы испуганный наследник поскорее вернулся назад в Москву. Это полностью снимает с юноши вину. Трудно осуждать человека, невзлюбившего соперника. Евгений и сам наломал дров, обвиняя во всех смертных грехах порядочнейшего Коцебу.

Сегодня ночью Зыкин проник на чердак с той же целью – выбить из колеи нового ухажера своей прекрасной дамы. Но по роковой случайности одновременно с ним в дом пробрался вор. Испугавшись, что будет пойман, тот ударил Андрея по голове... гм... а затем расположил беднягу на лестнице ровно так, как лежала намедни тетушка. Что-то здесь не сходится. Да и к чему вору убивать? Сбежать гораздо безопаснее. Надо посоветоваться с Александром – глядишь, он заполнит логические прорехи... ну, или вовсе не оставит от идеи камня на камне, с него станется.

Увы, не поделиться догадкой не удалось. Сперва прибыл врач – сухонький старичок в выцветшем длинном пиджаке-пальмерстоне, каких Евгений не видывал со времен своего детства.

– Ну, и ночка! – пожаловался он. – Глаз не сомкнул. Я ведь только что от этих... наших дачников. – Врач язвительно скривился.

– Кто-то заболел? – уточнил Коцебу.

– Да пожар у них. Только что потушили.

Сердце Евгения забилось где-то высоко в горле. Он вспомнил Прокофия Васильевича с горящей лампой в руке и себя, невольно вызвавшего панику, которая заставила всех рвануть наутек. Если лампа, упав, подожгла поместье, кто виноват? Конечно, тот, из-за кого он произошел – то есть, Евгений. О, как он сейчас понимал Андрея Зыкина!

– Люди пострадали? – закашлявшись, выдавил несчастный.

– Исключительно свиньи, – хихикнул врач. – Вы не подумайте, что я так отзываюсь о наших славных чиновниках – ничего подобного. Представляете – меня, дипломированного специалиста, выпускника Московского университета, вызвали к самой натуральной свинье! Ей, видите ли, шкуру подпалило. Ну, я вежливо ответил, что ни в свиньях, ни в ослах, ни в других подобных животных не разбираюсь, так что в их доме мне делать нечего. Только вернулся, налил себе чайку – гонец от милой нашей Лизаньки. Ну, тут я не мог не откликнуться.

Сперва Евгений решил, что врач с недосыпу перепутал, потом вдруг сообразил: Лизанька – это Елизавета Николаевна. Да, трудно себе представить...

От облегчения, что все остались целы, страшно захотелось есть. В столовой на столе, как обычно, стоял кувшин с молоком, рядом лежал в сухарнице каравай, прикрытый кружевной салфеткой.

– Будете? – предложил Евгений гостям.

Но врач с Александром, склонившись над телом Андрея Зыкина, увлеченно тарабанили что-то на своем птичьем языке о костях и кровотечениях.

Евгений сел за стол, отломил краюху, налил в кружку молока и принялся жадно есть.

В этот момент дверь распахнулась, и вошли трое – простоватого вида незнакомый мужчина лет пятидесяти, Елизавета Николаевна и... и Катиш. Не в белом и не в черном, а в милом хлопковом платьице, столь уместном в деревне.

Молодой человек поперхнулся молоком. Катиш молча и строго на него смотрела, и он, не зная, что предпринять, жалобно пролепетал:

– Хотите? Вкусное. Я все время им питаюсь.

– Что значит – все время? – удивилась Катиш. – Не только же молоком, правда?

– С хлебом, – пояснил Евгений. – Беру со стола и ем. Такого хлеба в Москве нет...

– А на обед? – настаивала девушка.

– И на обед тоже. Я не знаю, где брать другую еду. А слуг спрашивать неудобно. У них наверняка много других дел. Да мне и так хорошо!

Ему действительно было хорошо – ведь рядом была Катиш.

– А на телеге вы всюду раскатываете, поскольку стесняетесь потребовать ландо? – осторожно осведомилась девушка.

Евгению стало стыдно, но врать любимой он не посмел.

– Да, – мучительно краснея, признался он.

Собеседница окинула его странным долгим взглядом... В нем были удивление, жалость, насмешка – и что-то еще... не нежность ли? Или ему почудилось?

– Ясно, – коротко произнесла она. – Маша, иди сюда. Видишь, гости? Пять человек плюс Евгений Павлович. Как с делами разберутся, захотят чаю и перекусить. Беги, распорядись – как раз ко времени поспеет. Нет, я пойду с тобой. Где у вас кладовая? Надеюсь, кухарку уже разбудили?

Евгению казалось, здесь какое-то колдовство. Мимоходом решить проблемы, которые ему представлялись сложными, как восхождение на Эверест или кругосветное путешествие на воздушном шаре... да что там, гораздо сложнее! И вот она, юная, трепетная красавица, готова помочь ему, причем делает это с той естественностью и грациозностью, с какою движется или дышит.

– Елизавета Николаевна, здравствуйте, – произнес Евгений, когда Катиш скрылась из глаз.

– Ну, здравствуйте, Евгений Павлович, – кивнула гостья. – Заметил, наконец, старуху. Оно и верно – молодые тянутся к молодым, это закон жизни. Хотя мы, старики, тоже иногда сгодимся. Вон, решила Катюша выучить итальянский. Я только рада помочь. Головка у нее светлая, хоть и набита всякой дурью. Так мы с нею увлеклись, что она у меня и заночевала. А тут – грустное известие от Сашуры. Бедный Андрюша! Даже не верится. Катюша умница, ушла пока, чтобы не мешать. Я вот тоже сижу здесь с вами, болтаю всякую чушь. Очень уж хочется подойти да начать по-стариковски племянника уму-разуму учить – что он должен делать и как, дабы убийцу Андрюшиного побыстрее найти и наказать. А ведь знаю, что Сашура все это куда лучше меня умеет, и советы мои только навредят. Да и Илларион Венедиктович – врач от Бога, и урядник наш свое дело знает. Пускай поразмышляют без нас.

Неожиданно Евгений понял: непривычная словоохотливость Елизаветы Николаевны, как и практичность Катиш – реакция на шок от смерти Андрея Зыкина. Слабый плачет, а сильный... Сильный пытается что-то исправить в этой жестокой, несправедливой жизни. А еще он отчетливо понял, что Андрея Катиш не любила, хоть и грустит сейчас о нем.