Текст книги "Дело о плачущем призраке.Дело о беспокойном графе (СИ)"

Автор книги: Александра Мадунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Денег никаких, зато отец – талантливый инженер, чей лафет для трехдюймовой пушки куда лучше принятого на вооружение в нашей армии. Предположим, злополучный листок не украден Асей, а обнаружился на месте преступления. Князь как агент охранки и одновременно спутник Саломеи мог убедить жандармов не обращать на стихи особого внимания, а мог придать им серьезное значение. Таким образом, Табидзе держал бы в руках семью Кузнецовых. Кстати, ты обратил внимание, как он обхаживал Асю?

Красилов хмыкнул.

– Ты меня недооцениваешь. Даже мне трудно счесть рядовым деревенским угощением французское вино и конфеты.

– При этом князь не извращенец, испытывающий влечение к подросткам – он девочку и пальцем не тронул. Зато интересовался ее отцом. Подозреваю, в первую очередь Табидзе даже не агент охранки, а прирожденный авантюрист. Человек, привыкший потакать своим дорогостоящим привычкам и не имеющий на это средств. Вот он и готов ради денег на все... кроме, разумеется, регулярного добросовестного труда. Сообщает сведения полиции, шантажирует тех, кто попался ему на крючок. Не прочь также жениться на богатой наследнице. Подозреваю, он пугал Саломею предсказанием духа, надеясь, что в страхе она потянется к мужчине-защитнику – то есть, к нему. Он не логик и не продумывает своих действий заранее, зато обладает хорошей интуицией и знает людей. Видя хоть минимальный шанс обогатиться, он на всякий случай пытается его использовать – а получится или нет, уж как повезет. И вот, наконец, серьезный успех – Саломея с ее громадным состоянием согласна на замужество. Правда, с ее стороны это скорее демонстрация, чем искреннее желание. Красотка решила поставить меня на место, а заодно поиздеваться над Арсением. Так что из-за любой мелочи она могла порвать помолвку, и Табидзе прекрасно это понимал. Около трех ночи парочка уходит из дома Анфимьевны – причем, если верить князю, Саломея тут же отправляется кататься. Одна, в темноте, по разбитым дорогам. Причем автомобиль явно как прибыл в Астапово, так и не двигался с места – это видно по следам. Короче, полная чушь! Думаю, все было иначе.

– Как? – жадно осведомился Евгений.

Собеседник улыбнулся.

– Вот ты чего бы хотел в три часа ночи?

– Спать, – вырвалось у Красилова.

– Именно. Да еще после целого дня пути! Саломея наверняка потребовала устроить ее на ночлег. Однако в Астапове такой наплыв приезжих, что это не так-то просто. Разве что за огромные деньги, которых у Табидзе нет. Если он тайный агент охранки, работающий в светском обществе, получается так. Князь оставляет невесту в автомобиле, а сам бежит искать деньги. Сперва обращается к тебе, возможно, еще к кому-то, затем к Харламову. Тот платит, Табизде покупает втридорога вино и конфеты, чтобы пустить Саломее пыль в глаза. Но, вернувшись к автомобилю, зачем-то убивает девушку, оставив у трупа стихи – улику против Арсения. Спустя несколько часов он у Анфимьевны кормит и поит деликатесами Асю. Раз обогатиться за счет брака не удалось, решил как-то использовать семью Кузнецовых. Вот что я заподозрил, застав их за завтраком. Я неожиданно упомянул про щедрость Харламова, назвав вице-директора по имени-отчеству. Табидзе тут же возразил, что он жмот – я почти уверен, автоматически, то есть, совершенно искренне. Подтвердилось его знакомство с полицейским чином – однако, похоже, денег Харламов не выдал. Очевидно, за информацию о дядюшке Саломеи и ее грядущей свадьбе полиция платить не захотела. Где же тогда Табидзе добыл средства на Пино Пуар и конфеты от Ballet? И тут приходят на ум пропавшие бриллианты Саломеи.

– Мне не приходят, – покаянно признался Евгений. – Я про них забыл.

– В три часа ночи, когда Саломея уходила, я сам видел на ней и кольца, и серьги. А когда полпятого ее тело обнаружила Ася, их вроде бы не было. В пять с небольшим труп нашли мы с тобой, и тут уже поручусь – драгоценности исчезли. Авантюрист Табидзе из тех, кто не побрезговал бы их взять.

– И продать! – обрадовался Красилов. – Отсюда и деньги.

– Продать бриллиантовые украшения не так-то просто, – вздохнул Коцебу. – Тем более, в здешней глуши. Вряд ли князь простодушно обменял бриллианты на бутылку вина. К тому же меня терзает мысль, что Пино Нуар и Ballet приобретались для Саломеи. Это действительно дорогие, редкие сорта. Чтобы впечатлить Асю, хватило бы чего попроще. Значит, Табидзе получил деньги до убийства, а не после... если вообще убивал.

Ну, откуда у умных людей привычка все усложнять? Так здорово все разъяснил, и вдруг идет на попятный.

– Что значит – если убивал? – возмутился Евгений. – Конечно, это сделал он. Авантюрист, тайный агент охранки – что еще ждать от подобного типа? Убил и ограбил. У него единственного нет алиби. Арсений с трех гулял с компанией студентов, Михаил Десятников торчал на виду у всех рядом с домом Озолина, где умирал граф Толстой. Остается Табидзе.

– Совершивший преступление во вред собственным планам из чистой любви к злодейству, – иронически продолжил Александр. – Прикончу-ка я богатую невесту, не дожидаясь свадьбы и наследства – ибо не утерпеть, срочно хочу кого-нибудь зарезать!

Машинально засмеявшись, Красилов предположил:

– А если Саломея передумала и ему отказала? С нее станется.

– Не исключено. Однако это не причина идти на риск. И драгоценности – не причина. Украсть – еще ладно, но ради них убить... Табидзе должен понимать, что в такой ситуации все ювелиры будут предупреждены, и продать бриллианты тайком не удастся. Авантюристы редко решаются на прямой шаг вроде убийства, предпочитая обходные маневры. Что-то здесь не сходится.

– Погоди, – охваченный охотничьим азартом, перебил друга Евгений. – Итак, Саломея с Табидзе ушли от Анфимьевны в три. Около половины четвертого князь просил у меня денег. Полпятого Ася нашла Саломею убитой и без драгоценностей. Утром Табидзе вернулся к Анфимьевне с конфетами и вином. Где он провел время с полпятого до девяти? Наверняка в том доме, куда отправился сейчас. Нужно узнать, кто там живет!

– Ты превратился в заправского сыщика, – похвалил адвокат. – Вопрос правильный. Докладываю: лучший дом в Астапове арендовал Константин Шпан, владелец товарищества по торговле машинами, металлами, металлическими изделиями и оптическими приборами под названием «Шпан и сыновья». Это один из богатейших германских предпринимателей и одновременно представитель правлений Акционерного русского общества для изготовления снарядов и военных припасов, Русско-Балтийского судостроительного и механического общества, Петроградского строительного товарищества на паях, завода Барановского, а также член правления общества Путиловских заводов, Невьянского механического и судостроительного завода и акционер общества Сименс-Шуккерт. Как ты полагаешь, достаточно мне этого, чтобы рискнуть собственной репутацией и пойти ва-банк? Я склонен ответить положительно, поскольку другого выхода просто не вижу. Так что оставайся здесь и следи, не выйдет ли Табидзе. Надеюсь, скоро вернусь.

– Ты куда? – закашлявшись от неожиданности, выкрикнул Евгений.

Однако друга и след простыл. Пустая улица, лишь поземка метет.

Глава десятая,

где разъясняются все вопросы, кроме главного

Было очень промозгло и холодно. К тому же Красилов вспомнил, что еще не завтракал. Вспомнил – не то слово. Желудок требовал пищи с настойчивостью профессионального попрошайки, остановить которого можно, лишь удовлетворив его желание.

Однако покинуть пост хоть на минуту было нельзя – Александр поручил следить, не выйдет ли князь. А как поступить, если выйдет? Именно это волновало Евгения больше всего. Оставаться на месте или красться за злодеем? Почему друг не дал четких указаний? И кто такой загадочный Константин Шпан? Конечно, Коцебу огласил более, чем подробный список его должностей, однако чем это могло помочь? Германский предприниматель, одновременно работающий в России. Какое отношение к нему имеет Табидзе? Вероятно, они приятельствуют, вот богатый Шпан и предоставил кров безденежному знакомцу. Или все не так просто? Как и вообще у России с Германией. Царская семья буквально на днях вернулась из длительного вояжа к брату императрицы Александры Федоровны, великому герцогу Гессенскому. Немало промышленных предприятий в России принадлежит немцам. Это с одной стороны. С другой – газеты упорно пишут о предстоящей войне, где Россия и Германия окажутся в разных лагерях. Коли так, открыть немецкому предпринимателю военный секрет равносильно предательству.

Вот о чем размышлял Евгений, переминаясь от стужи с ноги на ногу и пожирая глазами крыльцо.

По счастью, Александр не обманул – он действительно вернулся скоро. Следом вышагивал Харламов с видом человека, делающего что-то вопреки собственной воле. Да уж, против настойчивости Коцебу даже матерому жандарму не устоять!

– Не выходил, – облегченно вздохнув, отчитался Красилов. – Князь все еще там.

– Александр Александрович, – с раздражением произнес вице-директор департамента полиции. – Я не понимаю, чего вы добиваетесь. Да, Табидзе наш агент. Да, ночью ему хватило наглости требовать очередной аванс, причем у меня лично. Я отказал – как агент он еще не отработал выданное ему ранее. Деньги летят у прохиндея между пальцами. Но он человек полезный, и я готов простить ему маленькие грешки. Мало ли, что за цацки он украл... точнее, позаимствовал у невесты.

– Вы полагаете, Никита Петрович, предать вас, своего начальника и благодетеля, – маленький грешок? – проникновенно осведомился Коцебу. – Я с этим не согласен.

– Предать меня? – нахмурился Харламов. – Вы о чем?

– Табидзе вечно не хватает средств, вот он и решил получить сразу крупную сумму, открыв Германии новую российскую разработку лафета для трехдюймовой пушки, – уверенно сообщил адвокат. – Вы прекрасно знаете: братья Шпан организовали в России настоящую шпионскую сеть. Тратя деньги без счета на взятки, роскошные обеды и балы, они завели связи в наших дворянских кругах и на военных заводах. Константин Шпан и его агенты доставляют германской разведке самые секретные сведения о русской военной промышленности. Чего стоит недавний скандал, когда немецкий журналист опубликовал сугубо секретную программу русского военного судостроения еще до того, как эта программа была принята на закрытом заседании Государственной думы!

Харламов сморщился, словно от зубной боли.

– Да, я прекрасно это знаю, но ничего не могу поделать. Вы правы – Шпан тратит деньги без счета. Кстати, не личные – его финансирует германский имперский банк. Благодаря чему у мерзавца в России столь высокие покровители, что я против них – ничто. И не наступайте мне на больную мозоль! Без вас проблем хватает.

– Остановить Шпана действительно, увы, невозможно, – с сочувствием заметил Коцебу. – Однако щелкнуть его по носу было бы приятно... а в придачу наказать зарвавшегося агента. Что мнит о себе этот Табидзе? Он полагает, что за вашей спиной может устраивать гешефты с немцем, а вы ни о чем не догадаетесь. Вы представляете: от вас сразу побежал к Шпану! И сейчас он еще там. Князь явно считает полицейских простофилями. Раз попытка продать военную тайну недоказуема, он уверен, что может и дальше вас дурачить, служа одновременно двум хозяевам и потешаясь вместе со Шпаном над бессилием полиции. Тоже мне, великий умник! Таскает при себе ворованные драгоценности Саломеи Гольдберг...

Словно от избытка чувств, Александр запнулся. Никита Петрович тут же воспользовался паузой.

– Вы не представляете, как иногда хочется сделать какую-нибудь глупость наперекор начальству, и будь что будет, – доверительно поделился он. – Будь моя воля, я бы давно выдворил Шпана из страны... да и не только его. Война не за горами, список германских шпионов всем известен – а я должен спокойно смотреть, как они собирают информацию!

Харламов в отчаянье махнул рукой. К своему удивлению, Евгений ощутил искренне сочувствие. Скажи ему кто вчера, что он проникнется симпатией к высшему полицейскому чину, ни за что бы не поверил! В университетских кругах жандармов презирали. А вот поди же ты – действительно заботится об интересах России...

Между тем, Никита Петрович продолжил гораздо спокойнее, зато с откровенным злорадством:

– Но получить секретные сведения от моего же собственного агента я Шпану не позволю. Пусть кусает локти от досады – и пусть обязательно поймет, кому он этим обязан. Харламов, вот кто встанет, наконец, у него на пути! Знаете, какая у меня идея, Александр Александрович? Здесь, в Астапове, бриллиантовые цацки не продать и не спрятать. Значит, они у князя при себе. Обыщу мерзавца и припру к стенке. Это вам не попытка продать военные разработки – тут улика налицо. Если Табидзе убийца, значит, дело Саломеи Гольдберг раскрыто полицией с замечательной оперативностью. Убийцу я покрывать не намерен... тем более, князь агент неофициальный, да еще предатель. Но я убежден – зарезать дамочку у него кишка тонка. Наверняка он просто вор. Не соображает, болван, что теперь я поймаю его на горячем, и до конца дней сидеть ему у нас на крючке. Больше никаких демаршей – князь будет слушаться каждого слова.

– Безупречный план, – восхитился Коцебу. – Нам, дилетантам, далеко до истинного профессионала вроде вас. У вас все продумано до мелочей.

– Сейчас увидите, как работает полиция, – самодовольно заметил Харламов, без колебаний направляясь к дому, арендованному Шпаном.

Красилов с другом, разумеется, не отставали. Никита Петрович громко постучал в дверь, которую почти в то же мгновение отворил щеголеватый камердинер. Однако заходить Харламов отказался, лишь весело сообщил:

– Господину твоему привет от вице-директора департамента полиции. А гостю вашему передай – я его жду. Надеюсь, не перепутаешь, милый человек?

Низко поклонившись, камердинер скрылся. Не прошло и нескольких минут, как на крыльцо выскочил Табидзе, в очередной раз напомнив Евгению вспугнутого кота – глаза горят, усы топорщатся, и в каждом движении грация пополам со страхом. Следом степенно вышел добродушнейшего вида пузатый человечек в вязаном жилете.

– Доброе утро, Никита Петрович, – с легчайшим акцентом произнес он. – Что же вы ко мне не заглянете, чайку не выпьете? Все работа да работа... надо и отдохнуть! Как говорите вы, русские – делу время, потехе час.

И это – немецкий шпион? Красилов представлял его совершенно иначе. Нет, понятно, что внешность, отмеченная печатью злодейства, бывает лишь в бульварных романах. Но ведь Шпан – богатый предприниматель, хитрец, умеющий втереться в самые высшие круги. А выглядит совершенно простым, открытым, домашним. Хочется поговорить с ним по душам, довериться... ох! Вот и доверяются некоторые дураки. Умный да светский скорее насторожил бы.

– Уж такая у меня служба, Константин Константинович, – любезно улыбнулся Харламов. – Зато вам советую прилечь. Всю ночь не спали, сейчас снова принялись за дела... в вашем возрасте подобное даром не проходит. Здоровье загубите, а толку добьетесь вряд ли.

Шпан бросил на собеседника мгновенный острый взгляд, затем слегка повернул голову к князю – а через миг вновь превратился в милого толстячка.

– И правда, пора поспать. Как говорите вы, русские – утро вечера мудренее. – И неожиданно добавил, сухо и холодно: – А хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Евгений вдруг заметил, что Коцебу, побледнев, сжал руки в кулаки, словно с трудом борется с желанием броситься на соотечественника... нет, не соотечественника! Александр – русский!

– Ты что? – шепнул ему на ухо Красилов, едва за Шпаном закрылась дверь.

– Мы не имеем права допустить войны с Германией, – голосом, в котором прорывалась боль, ответил адвокат. – А каждый поступок этого человека ее приближает, делая неизбежной. – И вдруг, обращаясь к Табидзе, добавил: – Вы убили Саломею Гольдберг и украли ее драгоценности. Они во внутреннем кармане пальто. Отдайте их Никите Петровичу.

Харламов спокойно и уверенно протянул ладонь. Князь, заворожено на него уставившись, сунул руку за пазуху и вытащил небольшой сверток, завернутый в бумагу.

– Режем девушек, как баранов? – весело осведомился Харламов. – Вжик, вжик...

– Нет! – закричал князь, рухнув на колени и отчаянно зарыдав. – Я ее не убивал! Да, снял с трупа бриллианты, но не убивал!

Сперва Евгений вздрогнул от неожиданности, затем его покоробило от стыда. Взрослый, красивый мужчина пошел на такое безграничное унижение: прямо на улице, при посторонних стоит на коленях и плачет. Да легче умереть!

А потом вдруг обратил внимание, что, падая, Табидзе ловко обогнул лужу, приземлившись на относительно чистый кусочек. А на полном искреннего страдания лице смутно проступает выражение... радости? упоения? Да, пожалуй, упоения, с каким великий артист играет впечатляющую драматизмом роль. Александр не зря назвал князя актерствующим. Для него эта сцена не унизительна, он купается в ней.

– Ну, рассказывай, орел наш горный, как это случилось, – ласково предложил Никита Петрович. – Да смотри, ничего не упусти.

– Саломея согласилась стать моей женой, – вскакивая и элегантным жестом отряхнувшись, поведал князь Георгий. – Но едва мы остались наедине, она принялась капризничать. Мол, где же пир в честь помолвки и где мы собираемся ночевать? Скромное жилье ее не устраивает, ей необходимо самое лучшее. А если я не умею этого обеспечить, то она ошиблась во мне и я ей не нужен.

– Чудесный характер, – одобрил Харламов. – И ты, оставив девицу в автомобиле, бросился ко мне. До этого момента я все знаю. Дальше.

– Вы отказались дать мне денег, – не скрывая обиды, констатировал Табидзе, – и остальные знакомые тоже. А мне они нужны были дозарезу! Не для того я обхаживал Саломею, чтобы потерять ее из-за пустяка. И тут я вспомнил, что видел в Астапове Шпана. Он щедрый человек, всегда готов дать в долг. Я отправился к нему. Он выделил мне вино и конфеты из собственных запасов и предложил привести невесту к нему. Мол, он занимает лучший дом в Астапове, другого жилья искать незачем. А денег не дал. Я побежал обратно к Саломее. Прошел почти час, я боялся надолго оставлять ее одну – мало ли, что она выкинет? Но я застал ее уже мертвой.

– Во сколько это случилось? – быстро вставил Коцебу.

– Около четырех утра. Она была еще теплая. И тут я впал в отчаянье. Девушка, о которой я столько мечтал, погибла как раз тогда, когда была готова за меня выйти! Это было так ужасно, несправедливо, обидно. И я решил хотя бы забрать ее драгоценности... на память, – неуверенно добавил князь, но под ироническими взглядами собеседников поправился: – Я столько от нее вытерпел, что заслужил хоть немного из ее денег. А ее родня не обеднеет – и без того несметно богаты.

– Но почему вы сразу не сообщили о случившемся мне? – возмутился Харламов. – Это еще счастье, что тело нашел Коцебу, а не кто-нибудь из журналистов!

Лицо князя выразило недоумение.

– Не знаю... мне как-то в голову не пришло. – Подумав, он объяснил: – Я испугался, что меня заподозрят в убийстве.

– Скорее – решили половить рыбку в мутной воде, – с отвращением возразил адвокат. – А подозрение бросить на кого-нибудь другого.

Красилов понял, что речь о подкинутом листке со стихами Арсения. Табидзе надеялся этим Арсения шантажировать, а через него выйти на отца. Впрочем, кто знает, что он еще задумал, этот авантюрист? Александр правильно выразился – половить рыбку в мутной воде. Такие не планируют все заранее и четко, но стараются не упускать удобного случая.

– И куда же вы пошли, обнаружив тело? – сухо осведомился Никита Петрович.

– К Шпану, – опустив глаза, признался Табидзе. – Очень хотелось спать, а у него и впрямь лучшее жилье в этой дыре.

– Посмотрев на труп невесты, вы преспокойно отправились спать? – не выдержал Евгений.

– Я был огорчен, однако бессонницей Саломею не воскресишь, – резонно заметил собеседник.

Коцебу задумчиво кивнул.

– Шпан, услышав о вашем знакомстве с семьей Кузнецова, выразил заинтересованность в его разработке. И вы, со свойственной вам практичностью, решили подольститься к Асе, используя полученные для Саломеи деликатесы.

Пожав плечами, князь улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

– Я люблю делать людям добро. Почему бы не угостить девочку? А никаких секретов я Шпану выдавать не собирался, просто водил его за нос. Неужели вы, Никита Петрович, могли поверить, что я способен...

– Вот, – прервал его Харламов, демонстрируя сверток с бриллиантами. – Верь, не верь – вот украденные вами драгоценности. Впрочем, я не стану давать делу ход... пока.

– Я безмерно вам благодарен, – склонился в поклоне Табидзе.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул полицейский. – И это дорого вам обойдется. Идемте, у меня есть для вас поручение. Извините, господа, мне пора. – Он вежливо осклабился, от недавней открытости не осталось и следа. Словно только что рядом с Евгением находился совсем другой человек, а сейчас снова вернулся высокомерный начальник. – Граф Толстой даже после смерти – очень беспокойный клиент.

– Кстати, Никита Петрович, – осведомился Коцебу, – что решил дядюшка Саломеи Гольдберг по поводу трупа? За телом кто-нибудь приедет?

– Старик пока не ответил на нашу телеграмму. Думаю, мешкать не стоит. Тело нужно поскорее отвезти в Москву. А то сегодня сюда примчится столько любопытствующей публики...

– Давайте это сделаю я, – предложил Александр. – Не стоит посвящать в неприятную историю кого-то еще.

Харламов ненадолго задумался, затем коротко кивнул и удалился, словно на невидимом поводке ведя за собой князя.

Посмотрев им вслед, Евгений грустно спросил у друга:

– Ты думаешь, Табидзе не убивал? Так хотелось, чтобы это был он. Удивительно мерзкий тип!

– Боюсь, не убивал, – вздохнул Коцебу. – Харламов – человек опытный и легко отличил бы ложь. Да и я – не наивный мальчик. Такие вот мелкие душонки и грешат-то по-мелкому. Помнишь у Достоевского: тварь я дрожащая или право имею? Табидзе – именно что тварь дрожащая. Хотя я бы на месте Харламова не слишком надеялся, что компромат на этого агента обеспечит его преданность. Князь быстро выкинет неприятные мысли из головы и вновь начнет обогащаться всеми доступными средствами.

– Но кто же тогда убийца? Колос не при чем, у Арсения, по счастью, алиби. А больше ни у кого мотива нет. Или это кто-то, нам незнакомый? В конце концов, Саломея общалась с огромным количеством людей и наверняка многих из них задела.

Александр не ответил, молча направившись к дому Анфимьевны. Там друзья быстро собрали вещи – благо, их было немного. Арсений спал, зато Ася и ее отец были на ногах.

– Вы не забудете про свое обещание? – строго осведомилась девочка.

– Разумеется, – подтвердил Коцебу.

– А я про свое, – кивнула она.

– О чем это вы? – удивился Кузнецов.

Коцебу улыбнулся.

– У нас с Асей, Петр Федорович, есть свои секреты. Но волновать вас они не должны.

– По волнению у нас в семье главная – Феня, моя жена, – тоже улыбнулся собеседник. – Но ей я о ваших тайнах говорить не стану. Хватит с нее Асиной ангины. Феня знает народные рецепты, и руки у нее золотые.

– Только она глупая, – буркнула Ася.

– Ум и книжная образованность – не одно и то же, – возразил адвокат. – Ты, вероятно, и Анфимьевну почитаешь глупой, а по мне она достойна всяческого уважения. То, что жизнь не дала ей возможности получить образование, несправедливо вменять ей в вину. Согласна, Ася?

Девочка неопределенно пожала плечами.

– Петр Федорович, – неожиданно обратился Коцебу, – вы упоминали, что когда ваш автомобиль в пять утра застрял в яме в шестидесяти верстах от Астапова, кто-то проехал навстречу, не предложив помощи.

– Да, серый Форд-Т.

– А номера вы случайно не заметили?

Кузнецов развел руками.

– Сами знаете, какая морока с номерными табличками. Кто-то закрепляет их спереди, кто-то сзади или сбоку. Тут и при свете дня не всегда разглядишь. А что, это важно?

– Да нет, просто случайно вспомнилось. Рад был с вами познакомиться, Петр Федорович.

– Взаимно. И не забывайте о моем приглашении. Мы всегда рады такому гостю.

На этой приятной ноте и закончилось пребывание друзей в Астапове.

Глава одиннадцатая,

заключительная

Евгений не часто ездил в автомобиле, а уж в компании трупа ему довелось путешествовать впервые. Как и следовало ожидать, ощущения были не из приятных. Да еще Александр явно был не в духе, молча крутя руль, а на вопросы отвечал коротко и сухо. В итоге Красилов примостился поудобнее и заснул – тем более, ночью глаз сомкнуть ему не удалось ни на минуту.

Растолкал Александр его уже в Москве. Плечо жутко болело, по ногам затекшим бегали мурашки – зато в голове немного прояснилось. Евгений узнал Старопесковский переулок. Чудесной место! Самый центр Москвы – в двух шагах от Арбата, – но никаких тебе доходных больших построек. Чудные деревянные домики с уютными дворами, золоченые маковки церквей – просто отдыхаешь душой.

– Здесь живет Лазарь Соломонович Гольдберг, – пояснил адвокат. – И я его понимаю. Будь моя воля, тоже предпочел бы не каменный колодец, а что-нибудь подобное. Смотри-ка, старинные колокольцы на воротах. Как мило!

Он позвонил. Вскоре из дверей двухэтажного белого особнячка вышел солидного вида швейцар. Гости въехали во двор.

– Хозяин держит свой Форд в этом сарайчике? – уточнил Александр. – Наш туда тоже поместится. А вы пока доложите – прибыл адвокат Коцебу по поводу Саломеи.

Слуга удалился, а Коцебу, распахнув дверь сарая, загнал туда автомобиль с трупом Саломеи.

Вскоре швейцар вернулся и провел друзей в дом.

Лазарь Соломонович выглядел совершенно больным.

– Ох, Саломея-Саломея... – после краткого знакомства огорченно прокомментировал он. – Допрыгалась-таки.

– К сожалению, мы не получили ответа на телеграмму, – объяснил Коцебу, – и не знали, как поступить с телом.

– Ну, как же? – удивился хозяин. – Я послал ответ. Тело следует привезти в Москву, где мы его и похороним.

– Вы послали ответ, как только вернулись из Астапова, – спокойно сообщил адвокат. – А когда мы выехали, его еще не было.

Евгений вздрогнул. Дядюшка Саломеи тоже был в Астапове? Почему об этом ничего не известно? Странно, очень странно. Александр случайно не ошибается?

Лицо Лазаря Соломоновича на миг словно окаменело, лишь глаза ярко блестели из-под густых бровей. Наконец, медленно, взвешивая каждое слово, он произнес:

– Откуда у вас мнение, что я был в Астапове?

Коцебу пожал плечами.

– Помните, когда вы ехали обратно, на дороге стоял автомобиль, а его владелец взывал о помощи? Вы, не остановившись, промчались мимо. В беду попал Петр Федорович Кузнецов. Вы знаете, это человек редкого ума и огромной наблюдательности. Он успел заметить и марку мотора, и цвет, и даже номер. Это было в пять утра в шестидесяти верстах от Астапова. Ваш Форд, кстати, еще не вымыт. Я взял образец грязи с колеса и не сомневаюсь, что анализ покажет совпадение с почвой в Астапове.

Старик неожиданно улыбнулся, глубокие морщины на его лице немного разгладились.

– Да зачем анализ? Не стану врать – да, был грех. Над молодежью потешался – мол, кто вам этот граф Толстой? – а сам не выдержал, поехал. Уважаю его талант. Скажу честно – не хотел людям признаваться, стыдно. Но раз уж вы догадались, глупо отрицать.

– Не стоит осквернять память только что умершего, – серьезно заметил Александр. – Граф Толстой не причина вашего путешествия – а тем более, жестокого убийства. Будьте честны, Лазарь Моисеевич.

Гольдберг, невежливо поворотившись к гостям спиной, отошел к окну.

– На что вы намекаете? – глядя во двор, глухо осведомился он.

– Я не намекаю – к сожалению, я знаю, – с явной горечью, но уверенно констатировал адвокат. – Вы убили собственную племянницу. Шхита – так в иудаизме называют ритуальный забой скота? Одним молниеносным круговым движением животному перерезают яремную вену. Если пользоваться специальным, остро отточенным ножом, смерть почти мгновенна – жертва даже не успевает почувствовать боли. Так что я неправ, назвав убийство жестоким. Оно совершилось максимально гуманно. Как глава еврейской общины Москвы вы неоднократно присутствовали при шхите и даже научились ей. Профессиональным резчиком-шохетом не стали, однако навык имеете. Так что зарезать Саломею вам было несложно.

– Я ее не видел, – бесстрастно возразил Гольдберг. – Я интересовался только графом Толстым.

– Вы умный человек и не захотите унижаться, споря с фактами. У автомобиля Саломеи обнаружены следы шин вашего Форда. Ваша племянница была убита в четыре утра, а спустя час вы промчались мимо Кузнецова в шестидесяти верстах от Астапова. Интересуйся вы графом Толстым, дождались бы его смерти – было ясно, что это дело пары часов. Но вы уехали, попытавшись скрыть свое путешествие. А ведь задумали его еще днем, в гостях у племянницы.

– А это-то вы с чего взяли? – помолчав, откликнулся старик.

– Вы сообщили Саломее, что должны спешить, вам нужно на заседание правления. Но сегодня воскресенье – а вчера была суббота. Вы религиозны и не могли назначить заседание на день, когда евреи не занимаются делами. Как ни удивительно, преступников чаще всего выдает мелкая, почти бессмысленная ложь. Сразу задумываешься – зачем она? Кстати, в итоге вы выехали из Москвы лишь вечером, решив не нарушать шаббата.

Лазарь Соломонович повернулся лицом к гостям.

– Я не из тех догматиков, которые в субботу заставляют гоев открывать себе двери. Мелкие незначащие действия совершать можно. Шаббат – день, когда ты не имеешь права что-то менять, нарушая промысел. Поэтому я выехал, когда на небе появились звезды – и, значит, настало воскресенье.

Коцебу кивнул.

– Да, ваш поступок явно нарушал Божий промысел. Убийство есть убийство, и оправданий ему нет. Но, как ни страшно это звучит, лучше бы вы совершили его менее гуманно.

– Почему?

Хотя старик не признался в преступлении и задавал вопросы словно из праздного любопытства, Евгений не сомневался, что он в смерти Саломеи виноват именно он. Тон, выражение лица – все свидетельствовало об этом.

– Вы ведь знаете – сейчас решается вопрос об ослаблении мер против евреев. Мы пытаемся даже добиться отмены черты оседлости, разрешения им наравне с другими нациями жить в столицах и учиться в университетах. Любой шаг в данном направлении уже был бы успехом.

Глаза Лазаря Соломоновича молодо сверкнули.

– Полностью с вами согласен, юноша. Я тоже об этом мечтаю.

– Но есть те, кто всеми силами противится переменам. Не только откровенные черносотенцы, но и менее одиозные, однако весьма влиятельные лица. Они ищут любого повода направить гнев народа против евреев. Не исключаю, если повода не будет, они сумеют его выдумать. Вы подарили мощный козырь. Доказать, что вы зарезали племянницу, несложно. А вот не дать газетчикам с упоением обсуждать ритуальное убийство, совершенное главой еврейской общины по правилам шхиты... я не вижу способа этого избежать. И вместо ослабления гнета мы дождемся лишь его усиления. Шхиту могу вообще запретить. К сожалению, настроение народа сейчас для вашей нации не лучшее. Живется плохо, хочется кого-то обвинить. Кругом твердят, что хорошей жизни мешают жиды... ну, в это легче поверить, чем в то, что во многом мы виноваты сами. Как вы могли, Лазарь Соломонович? Вы – глава общины и должны заботиться о ней, а не вредить.