Текст книги "Дело о плачущем призраке.Дело о беспокойном графе (СИ)"

Автор книги: Александра Мадунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Евгений задумался.

– Но Харламов графа не уважает, но почему-то тоже призывает к скрытности.

– В данном случае наши с ним интересы совпадают. Мы оба это понимаем и, несмотря на разногласия, готовы сотрудничать. Цель правительства – чтобы смерть Толстого вызвала как можно меньше шума. Если начнутся беспорядки, их тут же подавят силой – не зря во всех окрестных деревнях наготове вооруженные посты. Я не хочу кровопролития – но и Харламову оно невыгодно. А есть те, которые ищут повода для провокации. Ситуация в шатком равновесии, что угодно может его нарушить. А Саломея Гольдберг, увы, – еврейка.

– Еврейский вопрос, – запоздало сообразил Красилов. – Всегда удивляюсь, когда придают значение национальности. Еврей, русский, папуас – разве в этом дело? Совсем недавно какой-то старик убеждал: в болезни Толстого виноваты врачи-жиды, не подпускающие к одру священников.

– Да, я слышал эту версию, – кивнул Коцебу. – А сейчас в России любые проблемы с евреями совершенно некстати. Решается вопрос отмены закона о черте постоянной еврейской оседлости – или хотя бы его смягчения.

– Ты серьезно? – обрадовался Евгений. – Мне так стыдно перед студентами за ограничение в университете числа евреев.

Лицо Коцебу стало жестким, губы скривились, однако голос оставался отстраненным и ровным.

– Тип, сфабриковавший Протоколы Сионских мудрецов, хорошо поработал. Хотя Столыпин исследовал документ и выяснил, что это подделка, общественное мнение все равно убеждено: вот оно, доказательство, что евреи мечтают о мировом господстве. Стоит случиться громкому преступлению в еврейской среде, и начнутся обсуждения: конечно, этих жутких жидов нельзя пускать в столицы. Не сомневаюсь, черносотенцы ухватятся за любую возможность. Я не хочу, чтобы этой возможностью стала для них смерть Саломеи Гольдберг. Так же, как не хочу, чтобы эта смерть вызвала волну репрессий против безобидных кружков, любящих поболтать о политике и искусстве.

– Кружки-то тут при чем? – удивился Евгений.

– А вот при чем, – ответил собеседник, вытаскивая из кармана что-то маленькое, завернутое в носовой платок и плохо различимое в темноте.

Жадно вглядевшись, Красилов понял, что это три потрепанных колоска. Именно они – или их братья-близнецы – лежали на теле убитой.

– Я их сразу заметил, – гордый не свойственной себе наблюдательностью, отчитался Евгений. – Отвратительно! Мало было зарезать – еще решили поглумиться! Зачем? И откуда их взяли?

– Да прямо с поля. Тут, если поискать, можно такие найти. А вот что касается вопроса, зачем... Саломея Гольдберг поддерживала московскую группу художников – по совместительству, полагаю, пламенных критиков властей – под названием Колебатели основ. Сокращенно – Колос. Финансировала их и даже позировала кому-то из них ню. Но ее дядюшка, Лазарь Соломонович, уговорил племянницу телефонировать в Колос и сообщить, что она порывает с ними. Это случилось прямо перед отъездом в Астапово.

– Колос – серьезная террористическая организация? – ужаснулся Красилов. – Разозлившись, они послали боевика зарезать бедную девушку и оставили на трупе свою метку, чтобы все поняли и затрепетали?

Александр пожал плечами.

– Как-то трудно мне представить серьезную организацию, по-детски назвавшуюся Колебателями основ. Можно еще было – Самые Страшные Пираты. Тот, кто занимается делом, не сочиняет вызывающих имен, скорее это признак богемных говорунов. Однако я могу и ошибаться. Похоже, как минимум один член Колоса сейчас находится здесь, в Астапово.

– Почему ты так решил?

– Перед моим приходом ты в зале ожидания спорил со стариком, обвиняющим евреев. Тебя поддержал молодой мужчина, сказавший: «По-вашему, если человек смело колеблет основы нашей жизни, он обязательно еврей?» Поскольку я только что слышал от Аси о Колебателях основ, то обратил внимание: слова колеблет основы он выделил особой интонацией, словно они несли двойную нагрузку. Обнаружив на теле колоски, я об этом вспомнил. Очевидно, что случайно колоски на труп попасть не могли. А причин класть их специально ни у кого, кроме Колоса, вроде бы нет.

– Замечательно! – обрадовался Евгений. – Значит, убийство раскрыто? Харламов арестует мужчину и заставит его во всем признаться.

– Ну да, во всем, – скептически подтвердил Коцебу. – Включая то, чего тот не совершал. Подбрасывая Харламову эту версию, я введу его во искушение. Одна из моих заповедей: не вводи во искушение сильных мира сего, а то потом пожалеешь.

– Какое искушение?

– Раскрыть опасную подпольную организацию и стать в глазах высших чинов спасителем и героем. Харламов весьма честолюбив. Все так удачно сходится: Саломея порвала с Колебателями основ, и злодеи тотчас прикончили ее, не забыв оставить на месте преступления подпись и забрав на нужды революции бриллианты.

Произнося это, Александр уже шагал по направлении к станции. Евгений, естественно, спешил за ним.

– Какие еще бриллианты? – задыхаясь от быстрой ходьбы, уточнил он.

– Саломея была изукрашена, словно рождественская елка. А сейчас – ни браслета, ни серег, ни колец. Я не ювелир, но полагаю, на вырученную сумму нормальный человек мог бы безбедно прожить до конца своих дней. Так что не исключено самое банальное ограбление.

Не выдержав, Красилов остановился.

– Получается, ее мог убить первый встречный! Как же ты его тогда найдешь? Не обыскивать же всех подряд в надежде обнаружить драгоценности...

Адвокат тоже остановился.

– Первый встречный – это вряд ли. Вот ты, например, сумеешь зарезать человека?

Евгений содрогнулся, к горлу подступила тошнота.

– Ладно, не человека, – смилостивился Александр. – Просто живое существо... барана, кошку...

Красилов скрючился, прикрыв рот рукой.

– Не ты, не ты, – поспешно исправился Коцебу. – Речь не о тебе, успокойся. Просто поверь: перерезать горло даже чисто физически не так-то просто. Нет ни малейших признаков, что Саломея сопротивлялась. Похоже, все произошло мгновенно. Абстрактно есть шанс, что очень опытный убийца незаметно подкрался и сделал свое дело. Но скорее всего, девушка спокойно общалась со своим будущим убийцей. Либо знала его, либо он вызвал у нее доверие. Потом он вытащил нож и нанес сильный колющий удар по шее. Надо точно знать, куда и как, иначе лишь искупаешься в фонтане крови, а жертва останется жива... ох, прости. Короче, требуется навык. А вот сила не обязательна. Тут легко справится женщина или даже ребенок.

– Женщина... ребенок... – слабеющим голосом пролепетал Евгений. – В каком страшном мире мы живем!

– Похоже, в нем живу лишь я, – меланхолически заметил Александр. – А ты, счастливчик, умудрялся до нынешнего момента пребывать в Аркадии, где люди не причиняют друг другу вреда. Слушай, если тебе невмоготу, я справлюсь один.

– Я должен помочь, – твердо возразил Красилов. – Я тоже не хочу, чтобы газетчики раздули еврейский скандал или чтобы Харламов сочинил ради карьеры революционный заговор. Да, я не лучший из помощников, но постараюсь выполнить все, что ты велишь. Тем более, люди из Колоса могут быть опасны, и тебе не стоит беседовать с ними с глазу на глаз.

Адвокат странно посмотрел на друга, но ничего не ответил. Они молча поспешили к домику Озолина, окруженному сейчас густой толпой.

Светало.

– Я, сын народа, земно кланяюсь тебе от имени русского народа, – прочувствованно говорил юноша в форменной фуражке. – Ты весь наш, хотя многие сочинения твои печатаются только за границей, доходят к нам в отрывках. Ты был бы счастлив, если бы знал, что умер здесь среди крестьян, которые любят, еще больше будут любить тебя.

У Евгения на глаза навернулись слезы. Как это трогательно и прекрасно!

– Где он видит тут крестьян? – шепнул Коцебу. – Интересно, встречал ли этот сын народа вообще хоть одного крестьянина в своей жизни?

Оглядевшись по сторонам, Красилов вынужден был признать, что крестьяне и впрямь почему-то не явились попрощаться с великим старцем, так много сделавшим для их просвещения. Люди кругом были явно городские.

– А вот и наш герой, – кивком указал адвокат. – Кажется, он художник. Ну-ка, ну-ка...

Молодой человек в распахнутом, несмотря на холод, длиннополом пальто, из-под которого виделась вышитая толстовка, увлеченно чиркал карандашом в большом блокноте. Он даже не заметил, как друзья подошли к нему совсем близко.

– Удивительное сходство! – с восторгом воскликнул Александр.

Евгений пораженно уставился в блокнот. Там было изображено... мм... нечто. Больше всего это напоминало свалку, куда снесли плохо опознаваемые обломки самых разнообразных вещей. Хотя человеческие пальцы и нос, торчащие в вызывающе неподходящих местах, наводили на мысль о выброшенном мелко порезанном трупе.

Не оставалось сомнений – вот он, убийца! Нормальному человеку никогда бы не взбрело в голову нарисовать подобный ужас. Александр явно собирается заговорить злодею зубы, чтобы неожиданно схватить его и отвести к Харламову. Но вдруг у преступника наготове нож или пистолет? Адвокат ведь наверняка безоружен! Надо будет... надо будет... Красилов искренне попытался представить, какую помощь сумеет оказать в подобной ситуации, и решил, что прикроет друга своим телом, ибо ударить противника сумеет вряд ли.

Между тем, Коцебу заинтересованно продолжил:

– Вам удалось увидеть Толстого или вы сумели воссоздать его облик исключительно силой воображения?

– В дом запускают по несколько человек, чтобы дать попрощаться с телом, – объяснил убийца. – Я стою тут давно и попал в первую же группу.

– Вас вообще нельзя было подпускать к одру! – выкрикнул давешний старик-обвинитель евреев. Как выяснилось, он притулился неподалеку. – Вы оскверняете память о великом праведнике земли русской!

– Да отвяжитесь, наконец! – возмущенно выкрикнул молодой человек и, повернувшись к адвокату, добавил: – Этот гнусный юдофоб с самого вечера ходит за мной, как привязанный.

– Да, хожу, – с гордостью подтвердил старик. – Потому что люди, подобные вам, опасны для общества. Я не позволю вам развращать народ возмутительными речами, я буду возражать каждому вашему лживому, антипатриотическому слову!

– Прямо ни на минуту не оставлял вас одного? – посочувствовал художнику Коцебу.

– Да. Сперва торчал со мной в зале ожидания, теперь здесь. Но я не намерен обращать на него внимания. В общем, при виде тела Льва Николаевича меня тут же охватило вдохновение. К сожалению, остаться у одра мне не разрешили. Но если получится, хочу прорваться еще раз, чтобы портрет стал вернее.

Портрет? По мнению этого безумца, на листке изображен граф Лев Николаевич Толстой?

– Я видел портреты писателя работа Крамского и Репина. Они совершенно другие! – вырвалось у Евгения.

Художник презрительно фыркнул.

– Эти ретрограды умеют лишь одно – копировать внешний облик модели. Но мы, Колебатели основ, поступаем иначе. Мы изображаем внутренний мир. В конце концов, разве важно, какой у гения цвет глаз или рост? Человек ценен не этим.

– Разумеется, – кивнул адвокат. – Ваш портрет уникален и сохранится в веках. Вы сказали – Колебатели основ? Так называется ваше течение? А каково ваше имя? Я как ценитель живописи хотел бы его запомнить. Разрешите запоздало представиться: Александр Александрович Коцебу.

– Михаил Десятников, – протянул руку молодой человек.

Александр, не колеблясь, ее пожал, тут же напомнив:

– Колебатели основ – это...

– Это группа творческих людей самого разного склада. Среди нас есть художники, философы, поэты. Объединяет нас одно – желание разрушить старое и отжившее, заменив новым и прогрессивным. Это относится не только к искусству, но и к морали, быту, общественному устройству. Мы хотим смести все это, как вихрь сметает ненужный хлам.

– Серьезная задача, – кивнул адвокат. – Льва Николаевича вы, вероятно, тоже относите к ненужному хламу?

Михаил неожиданно покраснел, из разнузданного типа мигом превратившись в застенчивого, смущенного юношу.

– Лев Николаевич – он особенный, – выдавил он. – Не все в Колосе со мною согласны... они посмеивались, узнав, что я решил сюда приехать. Но книги Льва Николаевича, они... они такие удивительные. Они и через сто лет не покажутся устаревшими, правда? Я почувствовал, что должен, обязательно должен поддержать его, попрощаться с ним.

– Значит, других членов Колоса здесь нет?

– Конечно, нет. Что они здесь забыли?

И Десятников, словно устыдившись собственной откровенности, снова стал чиркать в блокноте.

– Коцебу? – неожиданно встрепенулся старик, подскочив к Александру совсем близко. – Значит, немец? А может, и вовсе жид? Теперь все ясно. Ну, так убирайтесь из России туда, откуда приехали, и не развращайте больше православный народ.

Евгения охватил гнев. Откуда только берутся подобные личности? Как они позорят Россию, тянут ее назад!

– Мой прапрадед, драматург Август фон Коцебу, прибыл в Россию в тысяча семьсот восемьдесят первом году, – ледяным тоном поведал адвокат. На его щеке ходил желвак. – В тысяча восьмисотом он был сослан императором Павлом в Сибирь. Но, прочтя пьесы прапрадеда, император вернул его обратно и даже поручил лично перевести на немецкий язык свой вызов европейским государям. Мой прадед, Мориц Коцебу, совершил путешествие вокруг света на фрегате «Надежда», защищал Россию в нескольких войнах, включая войну с Наполеоном, и дослужился до генерал-лейтенанта. Мне продолжить или уступить слово вам? Позвольте полюбопытствовать, что сделал для России ваш род?

Старик, попятившись, быстро скрылся в толпе.

Глава седьмая,

в которой выясняется, что юные девы не всегда честны

– Неужели Михаил – убийца? – спросил Красилов, едва друзья отошли в сторонку. – Мне он в итоге даже понравился. Немного смешной, зато искренний.

– Конечно, он не убивал, – явно сосредоточенный на чем-то другом, отмахнулся Коцебу. – Прежде всего, с него всю ночь глаз не спускал старик-черносотенец. Шанс, что они сговорились, минимален – вряд ли оба гениальные актеры. Да и не рискнет убийца в двух шагах от едва остывшего трупа кричать, что его организация не признает мораль и общественное устройство. Говоруны не опасны. Особенно если это люди творческие, у которых вся энергия уходит в искусство.

При слове искусство Евгений встрепенулся.

– Слушай, ты разбираешься в современной живописи? Как ты определил, что на рисунке Десятникова именно портрет Льва Толстого, а не абстрактная чушь? Я бы ни за что не опознал.

– И никто бы не опознал, – хмыкнул адвокат. – Но что еще будет рисовать художник в подобной ситуации? Не цветочки же, правда? Ну, вот мы и пришли.

Не без изумления Красилов обнаружил себя на пороге дома Анфимьевны. Вероятно, Александр решил немного отдохнуть после бессонной ночи. Но разве можно прерывать расследование? Надо терпеть.

– Спасибо, Анфимьевна, чаю не нужно, – улыбнулся хозяйке Коцебу. – Хочу проведать нашу больную. Как она?

– Да хуже ей, – вздохнула Анфимьевна. – Разметалась совсем, и щеки горят.

– Кто там? – раздался из комнаты хриплый голос Аси. – Кто, кто?

Постучавшись, друзья зашли в комнату девочки. Она и впрямь выглядела нездоровой – возбужденная, красная, с воспаленными глазами.

Александр, плотно прикрыв за собой дверь, сел на стул.

– Как провели ночь, Ася?

– Спала, – быстро ответила та. – А вы? Что-нибудь случилось?

Лишь тут Евгений сообразил: бедному ребенку еще не рассказали о смерти великого писателя. Она ждет, надеется на лучшее, верит...

– Умер Лев Николаевич, – с трудом выдавил он. Было мучительно жаль огорчать больную – но и скрывать страшную правду никак нельзя.

К его удивлению, Ася не проявила ни малейших признаков интереса или горя.

– Да знаю я, разумеется, – фыркнула она. – А еще что-нибудь?

– Разве сейчас кто-то будет обращать внимание на что-нибудь другое? – поспешно встрял Коцебу. – Все столпились у дома Озолина.

– Саломея Гольдберг тоже там? – неожиданно спросила девочка.

Красилов чуть было ни брякнул «Так она убита!» – но вовремя вспомнил о скрытности и прикусил язык.

– Понятия не имею, – равнодушно отозвался адвокат.

Воцарилось молчание. Евгений украдкой косился на друга, а тот преспокойно измерял Асе пульс.

Первой не выдержала девочка.

– Я предупреждала вас, что Саломее грозит страшная опасность, – грозно сообщила она. – И я поняла, откуда она исходит. Помните, Александр Александрович, я рассказывала про Колебателей основ? Сокращенно – Колос. – Ася сделала многозначительную паузу. – Именно Колос угрожает жизни Саломеи. Ведь она порвала с ними, предала их! Потому дух Некрасова и поведал о ее близкой смерти. Что вы об этом думаете?

Александр внимательно посмотрел собеседнице в глаза.

– Думаю, порядочно ли это с вашей стороны, – грустно заметил он. – Любовь к брату – прекрасное чувство. Но подтасовывать улики так, чтобы вместо него наказали другого, совершенно неповинного... Кстати, юношу зовут Михаил Десятников, он прогрессивный человек, талантливый художник и нежно любит Льва Николаевича Толстого.

Ася побледнела так, что, казалось, лицо ее стало совершенно прозрачным – одни веснушки витают в пустоте.

– О чем вы? – медленно, словно звуки давались ей с огромным трудом, произнесла она.

– Здесь сейчас находится один из членов Колоса. Властям очень выгодно обвинить его в преступлении. Сама понимаешь: раскрыли заговор революционной организации, получат чины, награды – а заодно повод задушить последнюю свободу, которая у нас еще осталась, прикрыть даже самые безобидные кружки. Если обнаружится хоть одна улика против Колоса, никто не станет разбираться в подробностях. Десятникова повесят, а в России усилятся репрессии. Начнут, наверное, с университетов, уволив всех свободомыслящих преподавателей вроде Евгения Павловича и отчислив студентов, похожих на Арсения.

Девочка, скрючившись, зарыдала в подушку так безудержно, что Красилову стало стыдно за друга. Нельзя доводить ребенка до подобного состояния! Как ее теперь утешить? Дать конфету, куклу? Или это относится лишь к малышам? У Евгения не было детей, и он имел довольно смутные представления о том, как с ними обращаться. Вот Александр во всем разбирается – пусть он и утешает.

Однако у адвоката, похоже, были иные планы.

– Это ведь ты положила колосья на тело? – жестко спросил он.

– Я не думала, что обвинят кого-то конкретного! – резко повернувшись, в отчаянье закричала Ася. – Я просто не хотела, чтобы мучили Арсения! Он ни в чем не виноват, клянусь вам! Я чувствую это! Но его обязательно обвинили бы, потому что Саломея отказала ему и решила выйти за другого. В подобных случаях считается, что убийца – неудачливый соперник. Я читала книги, я знаю! Я испугалась за него, понимаете? Но я не хочу, чтобы из-за меня повесили невиновного, и репрессий тоже не хочу. Что же мне теперь делать?

– Рассказать всю правду, – ласково предложил Александр. – Итак, около трех ночи я ушел дать телеграмму твоему отцу, а ты осталась.

– Ну, да. Спать не хотелось, и я начала думать. Мне было жалко Арсения... я представляла, как он бродит по улице темной ночью, одинокий и неприкаянный. Саломея сперва соблазняла его, заманивала, а потом бросила ради князя. Мало ли, что брату теперь придет в голову? Может даже руки на себя наложить. Он ведь очень впечатлительный и чуткий, очень! Я испугалась и решила его найти. Оделась и потихоньку вышла.

– Во сколько?

– Не знаю. Может, через час после вас. Я побродила по вокзалу, но там Арсения не было. Тогда я подумала: может, он ночует в автомобиле Саломеи? Я помнила, где он стоит. И пока я бежала туда, у меня в голове возникла история... я вам объясняла, как оно бывает. «Что толку, если я покончу с собой, а она останется в живых? Эта страшная женщина создана, чтобы мучить мужчин, ломать их и доводить до смерти. Я не первая из ее жертв и не последняя. Вереница искалеченных судеб – вот что несет она миру. Кто-то должен прервать сей кровавый путь, и я возьму тяжелую миссию на себя» – думал юный студент, сжимая в руке остро наточенный нож.

Ася всхлипнула.

– Ваш брат умеет обращаться с ножом? – неожиданно осведомился Коцебу.

– Конечно, – опешила девочка. – Разными ножами и вилками... думаете, раз отец из простых, нас не учили этикету?

– Я не о еде, – Александр, не удержавшись, весело хмыкнул. – Ему случалось, например, зарезать живую курицу?

– Конечно, нет, – ужаснулась Ася. – Если бы я видела курицу живой, ни за что бы не стала ее есть! А Арсений тем более. Вы не сбивайте меня, лучше слушайте. Я шла и сочиняла. Я уже привыкла к мысли, что Саломея скоро умрет. Призраку незачем врать, да и родители ее погибли при загадочных обстоятельствах, так что на семье стоит печать смерти. Вопрос только в том, кто именно совершит убийство. Подойдя к автомобилю, я увидела, что задняя дверь распахнута, а на сиденье полулежит Саломея. Я сразу догадалась, что она мертвая. Там натекла целая лужа крови... я даже туфли испачкала. Я ужасно перепугалась. Сперва хотела позвать на помощь, а потом... я ведь только что представляла, как Арсений ее убьет, и вот она передо мною мертвая. Я твердо знала: на самом деле он этого сделать не мог... но мысль все равно в голове вертелась. Из-за моих дурацких фантазий, понимаете? Я должна была отвести от него подозрение. Тут мне и вспомнились Колебатели основ. Я решила, что это умная мысль: подбросить улику, указывающую на них. В поле как раз оставалось немного колосков, и я кинула их на тело Саломеи. Только опасалась: вдруг глупые полицейские не догадаются, что это знак? Однако я надеялась, когда труп обнаружат, со мной обязательно захотят поговорить. Тогда я и объясню им про Колос, если сами не сообразят. Вот и все. Потом я вернулась сюда, незаметно легла и принялась ждать. А потом пришли вы.

– Скажите, Ася, – уточнил адвокат, – на Саломее были ее драгоценности? Серьги, кольца, браслет.

Девочка изумленно на него уставилась, затем закрыла глаза.

– Про серьги не знаю, а колец не было, – после паузы твердо известила она. – Саломея была без перчаток. Одна перчатка лежала на сиденье, другая прямо в луже крови у автомобиля. Я помню ее руки... длинные ногти, тонкие пальцы без колец. Я вижу это, как сейчас... – девочка содрогнулась.

– Да, у вас хорошая зрительная память, – похвалил Александр. – А еще что-нибудь вам запомнилось? Что-то необычное... мелкая деталь, странный звук...

Ася пожала плечами.

– Кажется, нет. Я была там совсем недолго и очень перепугалась. По-моему, я рассказала все.

– Почти, – кивнул Коцебу. – Теперь отдайте мне то, что там подобрали, и можете спокойно спать до приезда отца.

Он протянул руку. Девочка, машинально схватившись за подушку, резко отклонилась, прикрывая ее собственным телом. С легким сожалением пожав плечами, адвокат вытащил из-под подушки клочок бумаги.

– Почерк Арсения, – без тени вопроса произнес он.

Не сдержав любопытства, Евгений вытянул шею, чтобы прочесть текст.

«О вы, губители людей!

О вы, душители свобод!

Ты, коронованный злодей!

Восстанет против вас народ!»

– Не люблю, когда злоупотребляют восклицательными знаками, – равнодушно поведал Коцебу, засовывая бумагу в карман.

– Вы хотите погубить его! – соскочив с кровати, бросилась на обидчика Ася. – Отдайте обратно!

– Взрослая девушка скачет в дезабилье в присутствии мужчин, – укоризненно заметил адвокат, отступая.

Ася поспешно схватила одеяло, прикрывая плечи.

– Теперь Арсения обязательно арестуют, – тихо произнесла она. – Как вам не стыдно, Александр Александрович!

– Совершенно не обязательно, – успокоил ее собеседник. – Я бы, конечно, арестовывал за плохие стихи, однако закон с моим мнением не считается. Если же вас смущает содержание – поверьте, сейчас и не такое сходит безнаказанно. Хуже, конечно, что записка обнаружена рядом с трупом... где конкретно?

– На сиденье, у левой руки. Я потому и запомнила так хорошо именно руки, – призналась Ася. – Но это вовсе не значит, что Арсений, убивая, потерял записку. Саломея могла просто носить ее с собой...

– И перечитывать, восторгаясь стилем, – ехидно прокомментировал Коцебу. – Сомневаюсь – у барышни были другие вкусы. Ваш брат часто пишет стихи?

– Постоянно.

– Конкретно это вы от него раньше слышали?

Девочка, покраснев, отвернулась.

– Да уж отвечайте, – хмыкнул Александр. – Снявши голову, по волосам не плачут.

– Я не слышала, но читала. Он везде разбрасывает свои бумаги, и если они мне случайно попадаются, то волей-неволей бросаешь взгляд...

– Ну, да. А когда в соседней комнате разговаривают, волей-неволей прикладываешь ухо к щели. Так когда вы бросили взгляд на душителей свобод?

– Месяц назад или даже больше, – буркнула Ася. – Я сама знаю, что это нехорошо, и нечего издеваться.

– Я не издеваюсь, – очень серьезно пояснил адвокат. – Я просто хочу знать правду. Поскольку ваш брат не убивал – а я надеюсь, что это так, – любая мелочь может его спасти. Если вы вспомните что-нибудь, что показалось необычным, странным... не обязательно оно случилось здесь, а начиная с вашей встречи с Саломеей...

Покраснев еще сильнее, Ася выдавила:

– Князь Георгий немножко за мной ухаживал, словно за взрослой. А еще он тайком переписывал бумаги из секретера Саломеи. Да, я за ним подглядывала! – и она вызывающе вскинула голову.

– Больше ничего? – уточнил Коцебу. – Ладно, отдыхайте, ждите приезда отца. Все будет хорошо. Кстати, о родителях Саломеи. Смерть от дизентерии трагична и весьма мучительна, однако не нахожу в ней ничего загадочного.

– Дизентерии? – потерянно повторила девочка. – Но Саломея говорила всем...

– Очевидно, рвота с поносом ее не устраивали, и она предпочла навести тумана. Однако близкие, разумеется, знали подробности, хоть и распостранялись о них. Идем, Евгений.

И, кивнув на прощанье Асе, друзья вышли из комнаты.

Глава восьмая,

о способах лечения от несчастной любви

– Ты действительно думаешь, Саломею убил не Арсений? – с надеждой осведомился Красилов. – Кстати, куда мы идем?

– Пытаемся его найти. Я пока не готов тебе ответить. С одной стороны, все идеально сходится: налицо и улика, и возможность, и мотив. Пылкий юноша, возмутившись, что ему предпочли другого, решил зарезать предмет страсти. Что и выполнил, потеряв на месте преступления собственные антимонархические стихи. Газетчики будут просто счастливы! Да и Харламов не обидится. Разумеется, Колебатели основ порадовали бы его гораздо больше, но и студент-революционер – удачный вариант для карьеры. Ася не зря опасалась за брата.

Не выдержав, Евгений перебил:

– Как ты догадался, что колоски подложила именно она? Ты так уверено на нее набросился, что ей, бедняжке, ничего не оставалось, кроме как признаться...

Александр пожал плечами.

– Посуди сам. Побеседовав с Десятниковым, я понял: Колебатели основ не имеют к преступленью ни малейшего отношения. К чему тогда колоски? Случайность? Вряд ли – очень уж демонстративно они лежали. Значит, кто-то хотел свалить вину на Колос. Либо убийца, либо человек, желающий убийцу защитить. Пока ты бегал к Харламову, я изучал следы около автомобиля. Вечером погода еще была сырой и теплой, а земля мягкой. К утру, правда, подморозило, однако кое-что обнаружить удалось. В частности, отпечаток Асиного ботинка.

– Так она же приехала вместе с компанией на автомобиле Саломеи, – напомнил Евгений. – Потому и отпечаток.

– Да, однако на ее отпечатке была кровь. Значит, девочка возвращалась уже после убийства или во время него. Едва выяснив это, я решил: как только разберусь с Колосом, серьезно с нею поговорю. Ну, а дальше... Ася развита не по годам, однако притворщица из нее никудышная. Равнодушие к смерти боготворимого Толстого, попытки отправить нас на поиски Саломеи, настойчивое упоминание Колебателей основ... ясно, что она видела труп и пытается спасти брата. Но откуда твердая убежденность, что обвинят именно Арсения? Лишь из-за того, что Саломея его отвергла? Ася так убеждала нас, будто других причин нет, что стало ясным: конечно, они есть. Я не знал, какую его вещь она унесла с места преступления и спрятала, однако в самом факте похищения сомневался мало. Либерально настроенная девочка не станет подбрасывать улики против революционеров, не имея очень весомых причин.

– Не спорю, стихи Арсения ужасающи, – помолчав, констатировал Красилов. – Но он хороший, искренний мальчик. Мне не верится, что он убийца.

– Да и мне не очень, – кивнул Коцебу. – Улика слишком уж нарочитая. Месяц назад сочинил четверостишие – и до сих пор таскает его с собой? Учитывая, что стихи Арсений пишет постоянно, у бедняги карманы бы давно лопнули. А почему листок оказался на сиденье, рядом с левой рукой Саломеи? Получается, девушка находилась вместе с убийцей в автомобиле, он вытащил нож, по случайности вместе с листком, и нанес удар. Потом вышел и зачем-то частично вытащил тело жертвы наружу. Маловероятно. В тесноте трудно проткнуть именно сонную артерию – а убить, перерезав обычную вену на шее, практически нереально. Но даже если ты попал, куда нужно – брызнет фонтан крови, твоя одежда пропитается ею насквозь.

Евгения замутило, он закрыл глаза и сжал зубы, однако мужественно терпел. Другу необходимо обсудить ситуацию, проверить на ком-то версии – значит, придется слушать и даже вникать.

– Я почти уверен, что Саломея сидела в автомобиле при открытой дверце, спустив ноги на землю, а собеседник стоял снаружи, – самозабвенно вещал между тем адвокат. – Раз – и он мгновенно перерезал ей горло. Девушка упала на сиденье в той позе, в какой мы ее нашли. Себе убийца изначально выбрал позицию сбоку, чтобы не испачкаться кровью. Вырони он при подобном раскладе лист бумаги, тот лежал бы на земле, у ноги жертвы, а не у руки. Выходит, стихи были положены специально, или их обронила сама Саломея, или Арсений во время пути в Астапово. Первый вариант представляется наиболее логичным.

Удовлетворенно кивнув, Александр продолжил:

– Это что касается улики. Теперь возможность и мотив. Скажу то же, что про Михаила Десятникова: артистические личности, с легкостью совершающие самые страшные вещи в своих творениях, редко переходят к делу. В каком-то смысле они даже любят пострадать и гордятся разбитым сердцем. Уверен, Саломея у Арсения не первое увлечение и не последнее. Рано или поздно он найдет девушку, которая захочет прибрать его к рукам, но до этого немало красоток ответят отказом, и если он начнет их убивать, бедняге придется серьезно потрудиться. К тому же он не забрал бы у жертвы драгоценности. Прикончить даму подобный юноша может счесть романтичным, а вот ограбить для него – верх вульгарности. И способ преступления неподходящий. Будь Саломея застрелена, еще ладно, но зарезать... Я верю Асе: ее брат и курице-то не сумеет свернуть шею, а уж проткнуть ее девушке... разве что по удивительной случайности, предварительно напившись до бесчувствия. Ты, конечно, не знаешь, где здесь удобнее всего напиться?