Текст книги "Дело о плачущем призраке.Дело о беспокойном графе (СИ)"

Автор книги: Александра Мадунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Раздражение Евгения против приезжего франта (приезжего? А сам он кто? Сам он здесь живет – ответил внутренний голос) усиливалось с каждым мигом. Есть такие хитрые типы, к каждому умеющие подлизаться, каждому услужить. Молчалины блаженствуют на свете – о, как правильно написал великий Грибоедов! Наверняка Сашура сделал прекрасную карьеру в Санкт-Петербурге. Остается подольститься к дачникам – и дальнейшее продвижение не за горами.

– Мой племянник, Александр Александрович Коцебу, – между тем, представила гостя Елизавета Николаевна. – А это наши новые соседи Куницыны, Аделаида Федоровна и Станислав Сергеевич.

– Рад знакомству, – склонил голову Коцебу. – Надеюсь, вам здесь понравилось? После тяжелых трудов в министерстве приятно отдохнуть среди природы – покататься верхом, поиграть в теннис. Особенно когда в доме все городские удобства, как у вас.

– Значит, милейшая Елизавета Николаевна подробно вам о нас писала? – жеманно улыбнулась Куницына. – Надеюсь, мы не разочаруем вас при личном знакомстве.

Евгений с открывшейся чуткостью ко всему, связанному с соперником, поймал лукавые взгляды, коими обменялись тетушка с племянником, и его осенило догадкой: нет, она о Куницыных подробно не писала. Хотя как это может быть, ежели гость в курсе всех мелочей их обустройства?

– Разочаруете? Напротив – очаруете, – галантно ответствовал Коцебу. – Прекрасная дама, которой оказывает внимание сам министр...

– Откуда вы знаете? – Аделаида Федоровна игриво прикрыла лицо веером, нелепым в деревенской столовой. – Я была уверена, этот невинный флирт – наша с ним маленькая тайна.

– Мне было достаточно вас увидеть, чтобы догадаться, – со значением произнес Александр Александрович.

Как милейшая, благороднейшая Елизавета Николаевна терпит столь отвратительного типа? Она явно наслаждалась диалогом и словно с трудом сдерживала смех.

– Не хотите составить мне завтра компанию в верховой прогулке или в игре в теннис? Стас что-то обленился, ему лишь бы валяться в гамаке, и я скучаю одна.

– Да, развлекли бы мою благоверную, – поддержал жену Станислав Сергеевич. – Тут, в глуши, нет приличного общества, и бедняжка тоскует.

– С удовольствием сыграю завтра в теннис. Уверен, ваш корт обустроен идеально.

Мерзавец немного повернул голову, и его тетушка, очевидно, уловившая в этом желание закончить разговор, поспешно проговорила:

– Сашура, я еще не представила тебе Катиш, племянницу Прокофия Васильевича. Она приехала сюда на лето.

– Добрый вечер, Катя.

– Катиш, – поправила девушка.

– Предпочитаете именоваться на французский лад? – Александр Александрович усмехнулся. – Но мы не во Франции и даже не в Москве, милая Катя. Мы в Бобровичах.

Катиш вспыхнула. Милая Катя было произнесено столь снисходительно-высокомерно, как будто она была глупым ребенком, а Коцебу – всеведущим Господом, когда-то лично создавшим Еву из ребра.

– Она предпочитает, чтобы с нею не фамильярничали, – в наконец-то нашедшей выход ярости выпалил Евгений.

Гнусный ферт благодушно улыбнулся.

– У меня и нет подобного желания, Евгений Павлович. Но если я случайно преступил границы, милая Катя способна сама за себя постоять, не нуждаясь в защитниках. Или я ошибаюсь?

Он спокойно перевел взгляд на Катиш.

– Не лезьте, когда вас не просят, – раздраженно бросила девушка Евгению. – Сама справлюсь. А вы, Александр Александрович, не думайте, что раз мне всего девятнадцать, так я ничего в этой жизни не перестрадала. В душе я не молода, а стара, как мир.

– Ну, разумеется, – усмехнулся Коцебу. – Итальянская опера, готические романы – а затем несчастная любовь, разбитое сердце, вера в мистику и мечты о смерти, не мешающие здоровому аппетиту.

Катиш, поперхнувшись, положила кусок жаркого обратно на тарелку, а мерзавец высокомерно продолжил:

– Это настолько банально, что даже не интересно. Простите, господа, я отвлек вас от главного. Мы собрались, чтобы помянуть усопшую Антонину Афанасьевну. Она была удивительно добрым, искренним человеком. Нам будет ее не хватать.

Поминки вернулись в обычное русло. Однако мерзкий франт умудрился все испортить. Катиш хоть и притворялась, будто он ей безразличен, на деле следила за каждым его жестом и словом, а про Евгения совершенно забыла. Елизавета Николаевна, совсем недавно заботившаяся о нем, словно о родном, переключилась на племянника. Они обменивались колкостями, но явно понимали друг на друга с полуслова и были рады встрече. Даже гости стремились поговорить именно с Коцебу, а тот умел каждому быть приятным – за исключением Катиш, которую он напрочь игнорировал.

В общем, отвратительнейший тип!

Глава четвертая,

в которой плачущий призрак предстает читателю воочию.

По окончании поминок в доме остались Евгений, Елизавета Николаевна и, увы, гнусный ферт – ее племянник.

– Сегодня ты, Сашура, превзошел сам себя, – прокомментировала старуха, не забывая краем глаза наблюдать, как слуги убирают со стола. – По-моему, наши дачники совершенно не догадались, что ты над ними смеешься.

– Они и не должны были догадаться, тетушка. Я приехал выяснить причину смерти Антонины Афанасьевны, а не давать выход собственному раздражению. Поскольку официальных полномочий у меня нет, чтобы люди мне отвечали, надо быть с ними в добрых отношениях. Пришлось постараться. Но если с Шуваловым и Поливайло это мне не трудно, то всерьез становиться на уровень Куницыных не хватило сил, и я не сдержал ехидства. Счастье, что ваши дачники совершенно не способны взглянуть на себя со стороны и вряд ли заметят насмешку, если та не сопровождается гомерическим хохотом, а еще лучше – подробными разъяснениями.

– Но скажи, Сашура. Как ты сообразил, что Станислав Сергеевич служит в министерстве, я понимаю. Повадка, одежда – все одно к одному. Понимаю даже, откуда взял теннисный корт и конюшню – у наших нуворишей нет фантазии, их мечты весьма однообразны. Но догадаться про флирт Аделаиды Федоровны с министром...

Александр Александрович, легко вскочив с кресла, в мгновенном порыве поцеловал Елизавету Николаевну в щеку.

– Проблема в том, что вы слишком честны и здравомыслящи, тетушка Елизабет. Дамочка, которая младше мужа на десять лет, а энергичнее на все двадцать, да еще явившаяся на деревенские поминки с веером и в бриллиантах, просто не в силах не верить, что самый высокий начальник с нею флиртует – даже если в реальности он вообще не помнит о ее существовании.

Елизавета Николаевна кивнула.

– Да, тут ты прав. А вот Катиш обидел зря. Зачем при всех ляпнул про итальянскую оперу и мечты о смерти? Честно говоря, я была уверена, что не писала о ее попытке отравиться после отъезда этого певца. Да, она глупенькая девочка, а я чрезмерно мудрая старуха, однако мы обе женщины, и мне стыдно, что я выдала ее тебе – мужчине. А ты над нею посмеялся. Значит, и надо мной. Я не ожидала, Сашура. Нельзя походя оскорблять чужие чувства.

– Простите, тетушка Елизабет, – смутился племянник. – Не знал, что настолько попаду в точку. И не корите себя! Вы лишь писали мне, что Катиш – племянница Прокофия Васильевича, которая уши всем прожужжала про мистическую историю Параши. А я увидел красивую, пышущую здоровьем барышню с румянцем во всю щеку, пришедшую на поминки в белом, точно на свадьбу. Признаюсь, это меня взбесило. Нынешние мальчики и девочки вместо того, чтобы нормально влюбляться, жениться, рожать детей и работать на благо общества, выдумывают трагедии, а иногда так заигрываются, что и впрямь себя убивают... Я не могу смотреть на них спокойно. – Он действительно, к удивлению Евгения, на миг разгорячился, однако тут же иронически хмыкнул: – Старею, что ли? Надеюсь, в моем возрасте уже позволительно ворчать на молодежь? Я решил показать барышне, насколько она стандартна в стремлении быть оригинальной, и перечислил основные признаки этой новомодной породы. Пусть поразмыслит на досуге... если, конечно, умеет.

– Женщины не должны быть похожи на нас, – вскипел Евгений. – Они другие. Они живут чувствами и этим прекрасны.

На душе у него было тоскливо. То, что приезжий оказался еще и умен, не прибавляло радости – скорее, наоборот.

– Я не сомневаюсь, что ее здоровая натура рано или поздно возьмет верх над всем наносным и внешним, – мягко произнес Коцебу. – Но хотя я сказал Кате, что она не нуждается в помощи, это, увы, не так. У нее сейчас трудный, переломный период, ей необходима поддержка. К сожалению, я приехал лишь на пару дней, а за это время не стоит и пытаться установить с нею дружеские отношения.

Последняя фраза музыкой прозвучала в душе Евгения. На пару дней? Это же чудесно! Действительно, многого ли добьешься от порядочной девушки за столь короткий срок, даже если ты привлекателен, как этот мерзкий тип... Или не мерзкий, а вполне приличный? Он же не виноват, что самоуверен и хорош собой. Евгений, наоборот, стеснителен и нескладен – зато останется в Бобровичах надолго, и его поддержка девушке будет обеспечена.

– Но не будем мешкать, – совсем другим, энергичным тоном продолжил Александр Александрович. – И без того уже стемнело, а мне не терпится осмотреть второй этаж.

– Зачем? – не понял Евгений.

Гость пожал плечами.

– Возможно, ваша тетушка погибла совершенно случайно. А возможно, и нет. Судите сами. Она была покладистой, но в иных вопросах весьма упрямой. И не слишком благоразумной.

– Коли ударит что в голову – не остановишь, – подтвердила Елизавета Николаевна.

– В том-то и дело. И если ее всерьез заинтересовало, что происходит на втором этаже, она могла, невзирая на обстоятельства, отправиться туда глубокой ночью. Случайно споткнуться на шаткой ступеньке, упасть – и сломать себе шею... Ведь так врач записал причину смерти?

– Да, так.

– Но есть странное обстоятельство – появление призрака, как раз совпавшее по времени с этим печальным событием.

– Вы верите в призраков? – удивился Евгений.

– Я верю в логику и бритву Оккама.

Евгений задумался.

– Раз два странных события произошли одновременно, экономнее для разума не выдумывать две не связанные между собой причины, а объединить события вместе? Да, пожалуй. Думаете, какой-то шутник дразнил тетушку, плача на чердаке?

– Тогда уж шутница.

– Катиш бы этого не сделала! – вырвалось у возмущенного Евгения. – Она искренне верит в мистику.

– То есть, вы подозреваете Катиш? – ехидно вскинул брови собеседник. – Ведь я не называл ее имени.

Евгений насупился.

– Успокойтесь, – засмеялся Александр Александрович. – Впервые потусторонние рыдания раздались, когда Катя сидела вместе с Антониной Афанасьевной внизу. Плакать на втором этаже она никак не могла. А вот то, что ее рассказ совпал по времени с началом событий, весьма любопытно. Скажите, тетушка, а раньше кто-нибудь упоминал легенду о Параше?

Елизавета Николаевна пожала плечами.

– Мы ее издавна знали – это старинное предание рода Шуваловых. Поскольку Катиш увлечена мистикой, Георгий Михайлович недавно пересказал ей эту историю. Она пришла в восторг, принялась направо и налево ее повторять. Все реагировали спокойно, кроме Андрея Зыкина. Ты наверняка помнишь, его родители держат лавку в Новосвятове.

– Способный мальчик из простой семьи, который поступил в универститет, но за участие в студенческом движении был выслан домой под надзор полиции? – Щека Коцебу нервно дернулась. – Иногда мне кажется, в начальство у нас специально подбирают круглых идиотов. С беспринципными взяточниками я готов смириться – другой человек просто побрезгует лезть в эту среду. Только почему обязательно идиоты? Вредить России ради собственной выгоды – ладно, понимаю. Но делать это без малейшей причины, просто по непроходимой глупости! Закрыть энергичным представителям народа путь наверх – кратчайшая дорога к революции. Дайте им шанс пробиться, и пусть они расходуют энергию на это, а не...

– Опять оседлал своего конька, – прервала племянника тетушка. – Ты еще ребенком искал всему разумное объяснение. Чаще всего оно просто отсутствует. И не надо про политику, прошу тебя. Забудь о судьбах России, подумай о собственной тетушке.

– Прости, – виновато улыбнулся Коцебу. В лице его вдруг промелькнуло что-то трогательно детское. – Кроме тебя, у меня никого не осталось из родных. Вот я потерял на радостях голову, делясь всем, что наболело.

– Да разве кто возражает? – смутилась Елизавета Николаевна. – Просто хочется разобраться поскорее с этой смертью.

– Разберусь, – обещал Коцебу, вернув привычную самоуверенность. – Обнаружить преступника гораздо легче, чем логику в действиях властей. Значит, Андрею Зыкину не нравилось, что Катя увлеклась легендой про Парашу.

– Да. Он вообще противник мистики, убежденный материалист. Спорил с Катиш об этом с не меньшей горячностью, чем ты обсуждаешь дураков в правительстве. Я знаю, ты скажешь, что он прав. Однако я своими ушами слышала странный, нечеловеческий плач. Затем мы с Григорием Михайловичем обыскали второй этаж. Плач не прекращался, а откуда раздавался, не поймешь. А до этого весь второй этаж обыскали слуги. Шутнику было негде спрятаться!

– Причем накануне гибели Антонина Афанасьевна видела, как призрак взлетел в небеса, – в задумчивости пробормотал Александр Александрович. – Я правильно процитировал, тетушка?

– Ох, не мучь меня, Сашура, – вздохнула Елизавета Николаевна. – Правильно. Подробности я, старая дура, слушать не стала, решив, что соседка несет чушь. Кабы не мой совет изловить призрака, была бы она жива. Но ведь я сказала в шутку...

– Кто знает, тетушка, что случилось бы, поверни судьба иначе. Надо не сетовать о прошлом, а разобраться в нем, чтобы исправить будущее. Этим мы и займемся. Кто нашел тело? Маша? Позовите ее. И пусть прихватит «летучую мышь» – пригодится.

Вошла горничная с керосиновым фонарем в руках.

– Маша, покажи, как ты обнаружила тело барыни, – потребовала Елизавета Николаевна. – Только ничего не перепутай!

Маша хлюпнула носом.

– Я, как обычно, принесла барыне кофий в постель... Очень она это любила – сперва кофий с плюшками, а уже потом полный завтрак. Смотрю – хозяйки нет.

– Постель смята? – уточнил Коцебу.

– Да. Будто она спала, а потом встала. И сразу мне вспомнилась Параша проклятая. Последние дни она нам покоя не давала – плачет да плачет. А тут еще барыня ее собственными глазами увидела – а каждому известно, что это к смерти. Страшно мне было, а все равно я на второй этаж пошла, где у этой актерки логово! – Маша приосанилась, ожидая похвалы, затем честно добавила: – Потому что утром призрак не появляется.

– Да? Утром, значит, плача не бывало?

– Это призрак, барин, – снисходительно улыбнулась горничная. – Они при свете не шастают – завсегда вечером или ночью. Натура у них такая, темная.

– Понял, Маша. Давай-ка пройдем к барыне в спальню, и ты постараешься повторить все в точности, как было в тот день.

Гордая Маша, держа керосиновый фонарь, пошла по коридору, за ней двинулись трое господ.

Комната Антонины Афанасьевны поразила Евгения. Она напоминала беличье гнездо, куда домовитый зверек стаскивал все, что ему понравилось, не утруждая себя правилами хорошего вкуса. На исцарапанном старом комоде сверкает новомодное зеркало в металлической раме, засаленный диван соседствует с роскошным кожаным креслом. Неожиданно Евгения пронзило острое чувство жалости. Почти не знавший тетушку, до этого мига он не переживал из-за ее смерти. А тут вдруг представил, как любовно собирала она бесполезные вещицы вроде фарфоровых пастушек или корзиночек из соломки, как восхищалась ими, наивно радовалась. Ей бы еще жить да жить – но погибла, неизвестно отчего. Коцебу прав – в этом стоит разобраться. Если тетушку жестоко разыграли, мерзавца необходимо вывести на чистую воду!

– Итак, – настойчиво жужжал Александр Александрович, – вы обнаружили, что хозяйки нет, пробежались по первому этажу и приблизились к лестнице, ведущей на второй.

Маша покорно кивала, воспроизводя свой путь, хотя было видно, что затея барина кажется ей пустой блажью. Наконец, они остановились у лестницы, где и была обнаружена бедная Антонина Афанасьевна.

Коцебу повертел головой.

– Если я правильно понимаю, в былые времена зрители попадали в театр непосредственно со двора, поднимаясь прямо наверх. Сейчас дверь там заперта. А этот проход предназначался исключительно для домашнего пользования. Покойница лежала здесь? На животе или на спине?

– Ох, ничего не помню. Я не смотрела – испужалась очень. Сразу закричала да отвернулась.

– Ну, конечно, – мягчайшим голосом подтвердил Александр Александрович, – еще бы вам не испугаться. Увидеть окровавленное лицо своей доброй хозяйки...

– У нее на личике крови не было, – жалобно всхлипнув, возразила Маша. – Чистенькое было личико, беленькое. Смотрело со ступеньки, будто живое. Только такое... такое... словно дьявола она увидела напоследок. У живой барыни выражение на лице всегда было светлое, радостное. Верно, страшная очень эта Параша, что столько ужасу нагнала.

– Ага, – сдвинул брови Коцебу. – Значит, Антонина Афанасьевна лежала на спине, голова на ступеньке, а ноги внизу, правильно?

– Правильно, барин. В своем любимом... как его? Дезабилье, – сложное слово Маша произнесла не без труда. – Розовеньком.

Евгений молча подивился хитрости гостя, исподволь выведавшего у Маши то, чего не добьешься никакими уговорами. Александр Александрович между тем уверенно продолжил:

– Споткнись женщина, когда поднималась, она соскользнула бы животом или боком. Вот, смотрите. – Он сделал пару шагов по лестнице, держась за перила, потом сделал вид, что оступился. – А вот если она спускалась... – Повернувшись, Коцебу двинулся вниз и аккуратно изобразил падение.

– Точно! – восхитилась Маша. – Вот так барыня и лежала. Теперь я вспомнила.

– Нет сомнений, Антонина Афанасьевна успела побывать наверху. Полагаю, нам туда же.

Горничная в страхе попятилась.

– Я не пойду. Там призрак!

– Хорошо, Маша. Возвращайся к себе.

Евгений забрал у горничной фонарь и принялся подсвечивать им путь. Александр Александрович медленно поднялся по лестнице, вглядываясь в каждую ступеньку, покуда не оказался на втором этаже.

– Да, – произнес он с укоризной, обращаясь к Елизавете Николаевне, – вы тут неплохо побродили. Была замечательная, можно сказать, антикварная пыль, на которой явственно читаются любые следы. Но после того, как призрака искала моя добросовестнейшая тетушка, нет ни одного угла, в котором пыль не была бы сметена ее подолом.

– Я тебе, что ли, призрак – над полом летать? – проворчала в ответ старуха. – Ходила по земле, как положено доброй христианке. Скажи спасибо, что не заставила кого-нибудь из служанок взять мокрую тряпку и хорошенько все помыть. Кстати, Евгений Павлович, это обязательно нужно сделать. Смотрите, какая грязюка! Дать вашим слугам лишнюю работу – благое дело. Они совершенно разленились.

– После моего отъезда, не раньше, – засмеялся Коцебу. – Знаю, пыль – ваш злейший враг, милая тетушка. А мне она лучший друг. По крайней мере, разговорчивый. Вот, обратите внимание: у окна стоит некий агрегат. Он совсем недавно доставлен сюда со сцены.

Обернувшись, Евгений обнаружил странную штуку, напоминающую огромную катушку с намотанным на нее тросом. От катушки шел след.

– Старая лебедка, – пожала плечами Елизавета Николаевна. – Ну и что?

– Кому и зачем понадобилось пододвигать ее к окну? Думаю, не Антонине Афанасьевне и ее дворне. Любопытно, правда? Значит, кто-то тайком сюда проник.

– Не было никого! – возмутилась старуха. – Ты меня знаешь – если я берусь, делаю так, что комар носу не подточит. Я все здесь осмотрела.

– Когда вы осматривали, никого и не было, – примирительно кивнул племянник, – а в другое время был. Неизвестному злоумышленнику понадобилась лебедка, чтобы спустить вниз нечто необычное. Кстати, этажом ниже как раз спальня Антонины Афанасьевны. Посветите сюда, Евгений Павлович. Тут что-то волокли... Не тяжелое, однако неудобное и громоздкое... так!

Александр Александрович распахнул дверцу старого шкафа, и оттуда прямо на него выпрыгнула огромная белая фигура. Вот где прятался призрак!

Евгений, громко крикнув, попятился, выронил фонарь и упал. Возненавидев себя за трусость, он попытался подняться на ноги, но лишь всклубил пыль вокруг и принялся чихать – раз, другой, третий.

– Держись, Сашура! – раздался громовой голос Елизаветы Николаевны. – Изыйди, нечисть! Чур меня!

– Хочется верить, сюртук будет можно отчистить, – спокойно ответствовал племянник. – Тут вся надежда на ваши фамильные секреты, тетушка. Паутина... Брр...

Сгорая от стыда, Евгений увидел лежащую на полу матерчатую куклу больше человеческого роста, всю в грязи и паутине, одетую в дырявый светлый балахон.

– Призрак девицы Параши, – констатировал Коцебу. – Кто-то спустил его на лебедке вниз, прямо к окну Антонины Афанасьевны, а потом тем же способом вознес в небеса. В темноте наверняка выглядело впечатляюще. Наутро испуганная старушка прибежала к вам, тетушка Елизабет. Следующей ночью она, скорее всего, опять увидела Парашу и поднялась сюда. Любопытство оказалось сильнее осторожности, да и терять уже было нечего. Ее напугали, она в ужасе бросилась вниз по крутой неудобной лестнице, оступилась, упала и сломала себе шею. А может, ее нарочно столкнули – пока неясно.

Евгений внимательно осмотрел куклу. Материя кое-где порвалась, обнажив опилки. Сколько требуется наивности, чтобы принять всерьез подобную игрушку! На это способна только бедная, простодушная Антонина Афанасьевна. Сам Евгений моментально догадался бы, что его дурачат. Не говоря уж о том, что он – ученый и не верит в потустороние силы. Коцебу, похоже, тоже в них не верит. Однако он не заметил одной существенной вещи. Неудивительно – чтобы видеть предметы не по отдельности, а в их взаимодействии, необходим научный склад ума, вряд ли присущий краснобаям-адвокатам.

– В кукле нет механизма, – наставительно поведал Евгений. – Она не умеет плакать. Но плач точно был! Его слышали многие – даже я.

Сыщик, словно бы и не удивившись, равнодушно кивнул.

– С плачем придется подождать до утра, в темноте вряд ли справлюсь. Да и погода сегодня безветренная.

Не дав возможности уточнить, при чем здесь ветер, Александр Александрович уже мчался дальше.

– Суть в другом. Тот, кто способствовал гибели Антонины Афанасьевны, с большой вероятностью был здесь в ночь ее смерти – и, однозначно, в предыдущую. Кто-то ведь должен был поднять на лебедке куклу! Обычно часть подозреваемых сразу отметается, поскольку во время преступления их видели в другом месте. Но боюсь, в данном случае алиби нет ни у одного из подозреваемых. Все они сообщат, что мирно спали, причем в полном одиночестве. Разве что Куницыны были вместе, но свидетельство супруга я бы не стал принимать во внимание. Как это все неудачно...

– Алиби? – нахмурилась Елизавета Николаевна.

– Ну, да. Если бы хоть один из вас, к примеру, бегал по близлежащей деревне, громкими криками подстрекая крестьян к бунту, или устроил пьяную оргию, на которую призвал всех домашних слуг, то он оказал бы мне огромнейшую услугу.

Сперва старуха усмехнулась, но через миг усмешка начала медленно пропадать с лица, превращаясь в ярость.

– Один из нас? – повторила она. – Получается, ты требуешь алиби от меня, твоей родной тетушки? От сестры твоей матери? Может, ты еще будешь проверять за мной счета – не обворовываю ли я тебя? Давай, проверяй – я ведь их храню. А когда все проверишь, уйду жить в богадельню. В твоем доме мне, воровке, не место.

Было видно, что Александр Александрович растерялся. Евгению даже стало жаль беднягу. В броне его самоуверенности явно обнаружились существенные прорехи. Из-за спины высокомерного, гордого собой мужчины снова выступил смешной мальчишка. Да уж, с Елизаветой Николаевной трудно чувствовать себя взрослым!

– Тетя... тетя Лиз... – заплетающимся языком бормотал он. – Это же я просто так... фигура речи. Я неудачно выразился... Я даже помыслить не мог... Я доверяю вам, как себе самому. Больше, куда больше, чем себе! Ну, простите идиота... Пожалуйста...

Старуха впилась в племянника взором, способным, как почудилось Евгению, проникать сквозь стены. По крайней мере, лично он на всякий случай попятился.

Впрочем, Елизавете Николаевне не было до него никакого дела.

– Ну, смотри, – произнесла, наконец, она. – Коли почую, что стала тебе в тягость – отправлюсь в богадельню, не мешкая ни дня. Не хватало сидеть у племянника на шее, отбирая у него кусок хлеба!

– Без вас я бы давно разорился, – поспешно известил Коцебу. – Только благодаря вам имение приносит доход. Толковый управляющий обошелся бы куда дороже, чем вы тратите на свое содержание. Да и нет на свете управляющего, способного сравниться по уму и практической сметке.

– Ну-ну... нечего льстить, – смягчилась тетушка. – Издеваешься над старухой, словно над дачниками Куницынами... Думаешь, приму все за чистую монету?

В глазах Александра Александровича мелькнула улыбка, хотя лицо оставалось серьезным.

– А теперь об алиби, – деловито, словно и не было конфликта, продолжила Елизавета Николаевна. – Когда мы обсуждали похороны Антонины Афанасьевны, Георгий Михайлович к слову заметил, что две ночи подряд не сомкнул глаз, мучаясь приступом подагры. Они у него, несчастного, бывают регулярно. Тогда камердинер неустанно читает ему вслух, а старая служанка каждые четверть часа меняет компрессы. Не знаю, принимаешь ли ты свидетельства слуг...

– Да, разумеется. При условии, что они не подкуплены.

– Хочешь – порасспрашивай их. Но сомневаюсь, чтобы Георгий Михайлович лгал. Откуда ему в тот момент знать, что к нам явишься ты и начнешь расследование?

Сыщик вздохнул.

– Весьма досадно.

– Почему досадно? – удивилась тетушка.

– Честно говоря, я ехал сюда в полной убежденности, что знаю, кто устроил всю эту кутерьму с Парашей. Вот мне наказание за косность мышления. Привык, что самое очевидное предположение чаще всего оказывается верным.

– Это сделала не Катиш! – тут же возопил Евгений.

Александр Александрович окинул его взглядом, каким хороший врач смотрит на хронического больного, тяжело страдающего, однако не поддающегося излечению. Потом, усмехнувшись, произнес:

– Если вы настаиваете, готов в первую очередь рассмотреть версию с виновностью Кати. Основной довод за – то, что плач Параши впервые был услышан сразу после того, как Катя рассказала Антонине Афанасьевне легенду.

– Она была в это время на первом этаже, а плач доносился со второго, – сухо напомнил Евгений. – Разве это не алиби?

– Разумеется, нет. Не сомневаюсь, что для плача не требуется присутствия злоумышленника в театре или вообще в Бобровичах – иначе при обыске его бы обнаружили. Тут какое-то хитрое механическое приспособление. Но кто-то должен был его запустить, причем в нужный день! Это могли сделать Георгий Михайлович или Прокофий Васильевич, когда приходили сюда играть в винт. – Сыщик хитро покосился на тетушку, демонстрируя, что ее имя он не назвал. – Могла и Катя, навестившая в тот вечер старушку. Кстати, с чего вдруг она это сделала? Она презирает рядовых обывателей, мы ей скучны.

Евгений, на миг опешивший от этого «мы» (меньше всего Александр Александрович походил на рядового обывателя), объяснил:

– В душе она совсем не такая, какую изображает. Она добрая и одинокая.

К его удивлению, Коцебу кивнул.

– Да, и все же ее приход очень уж своевременен. Другое дело, что я стану подозревать дам в самую последнюю очередь.

– Это еще почему? – с неожиданной обидой вскинулась Елизавета Николаевна. – Думаешь, нам не хватит ума придумать хитрость с механизмом?

– Трудно с вами, тетушка, – вздохнул Александр Александрович. – Подозреваешь – обижаетесь. Не подозреваешь – тоже обижаетесь. Вы бы уж определились.

Старуха засмеялась.

– Загнал меня в угол, не поспоришь. Просто больно уж ты умничаешь – так и хочется иногда возразить, даже понимая, что ты совершенно прав.

– Да! – вырвалось у Евгения.

– Да? – искренне изумился сыщик. – Мне казалось, я просто рассуждаю вслух. Обычно я делаю это про себя, поскольку не уверен, можно ли доверять собеседнику. А тут оба вы вне подозрений, оба умные люди. Я решил, будет не лишним поделиться мыслями. Могу и помолчать.

Он глянул на тетушку не без обиды.

– Прости, – извинилась Елизавета Николаевна. – Избаловалась я здесь. Привыкла считать себя самой умной и всеми верховодить. И вдруг мальчишка, племянник смеет, видите ли, рассуждать! Хотя за тем тебя и звала. Так почему ты не подозреваешь дам?

– А вы попробуйте покрутить лебедку.

Елизавета Николаевна подошла к агрегату, стоящему у окна, налегла на ручку.

– Ого, сила требуется немалая. Мне бы не справиться. Да и Катиш, хоть и молодая, вряд ли. Нужен сильный мужчина. И Георгий Михайлович, и Прокофий Васильевич для своих лет весьма крепкие. Только вот не представляю, чтобы они или, например, дачник Куницын ночами таскали туда-сюда кукол на лебедке. Скорее Андрей Зыкин. Начудил без злого умысла, а теперь опасается признаться.

– Андрей Зыкин увлечен Катей и вполне мог действовать по ее указке, – пробормотал Коцебу. – Раз моя версия провалилась, надо начинать с нуля.

– Какая версия? – воскликнула старуха, опять начиная кипятиться. – Говори толком, не темни.

Однако ясность была не в правилах столичного сыщика.

– Гду мы сейчас находимся? – зачем-то поинтересовался он.

– В Бобровичах, – хмуро буркнула Елизавета Николаевна.

– А точнее?

– На втором этаже. В театре.

– В театре! – оживившись, повторил Александр Александрович. – Именно, тетушка. Это было первое, на что я обратил внимание. Причем театр елизаветинских времен, когда в моде были разнообразные сценические эффекты. Привидения выли и взвивались в воздух, злые духи проваливались в преисподнюю. Лебедка и рваная кукла – часть старинного реквизита. Использовать эту механику для имитации призрака Параши – нет ничего проще. Но... – сыщик сделал эффектную паузу. – Надо знать подробности устройства театра в Бобровичах. Кто знает их лучше всех? Разумеется, бывший хозяин, Георгий Михайлович Шувалов-Извицкий, чьи предки владели имением несколько поколений. Я был совершенно убежден, что призрак – его рук дело. И вдруг вы, милая тетушка, наносите по моему самолюбию такой удар. Я заблуждался, и у Шувалова твердое алиби! Все мои построения рушатся.

Коцебу говорил без малейшей горечи, скорее с любопытством.

Елизавета Николаевна нахмурилась.

– Погоди, Сашура. Даже если бы у Григория Михайловича не было в те ночи подагры... Зачем он, серьезный человек, станет заниматься подобной чепухой? Не понимаю.

– У меня была одна идея, – заметил Александр Александрович. – Скажите, тетушка, доходы с имения наверняка падают не только у нас? У остальных тоже – причем весьма серьезно?