Текст книги "Soulmates never die (СИ)"

Автор книги: Александра Летовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Как-то я как раз жаловался Саше, на то, как мне тяжко находиться с ним в непонятных отношениях, как вдруг на мой новый ноут опустилась Данина рука и захлопнула его.

– Как я понимаю, нам надо поговорить, – сказал он твердым, холодным голосом.

В тот момент, мне стало страшно. Я чувствовал, что остался наедине с маньяком, а бежать мне не куда. Даня выглядел так спокойно, но в его глазах мне мерещилось безумство. Тем более, в последнее время, они выглядели пугающе. Их янтарный отблеск был слишком уж ярким. И этот отблеск, казался мне признаком сумасшествия. Я посмотрел на него взглядом загнанного зверя и сглотнул.

– Для начала, – продолжил он размеренно, – я хочу сразу выяснить один момент. Я тебя люблю. Чтобы я не делал раньше, сейчас или сделаю потом, знай, это не меняется. Пусть это будет по умолчанию. Доступно говорю? – Я кивнул. – Еще… я не могу тебя целовать. Тем более что-то там еще. Не могу и все. Это как-то не правильно. Понимаю, тебе это не нравится. Но у тебя нет выбора. Ты нужен мне. Здесь и сейчас. Я хочу видеть тебя каждый день. Хочу засыпать с тобой, мне тогда не снятся кошмары. Мне нравится с тобой говорить на отвлеченные темы, мне вообще нравится, когда ты есть.

– То есть, я твой антидепрессант, который помогает справиться с потерей любимой?

– Да, вроде того, – ответил он так, будто это нормально.

– И на большее я могу и не рассчитывать?

– Угу.

– А если меня это не устраивает?

– Ясень пень, тебя это не утраивает. Но говорю же, у тебя нет выбора.

– Вообще-то, я могу уехать! – огрызнулся я.

– Не можешь. Я тогда просто покончу с собой. Я тебе это серьезно говорю. Я не могу тут быть один. Даже ради сына. Это очень сложно, хотя все итак ради него. Но я не выдержу. Поэтому, ты никуда не уедешь. Ты будешь со мной. Потому что ты мне нужен.

– Офигенно. И при этом я сам не могу ни с кем спать и встречаться?

– Конечно, не можешь. Я пока не уверен, что ты вообще можешь выйти отсюда.

– ЧТО? – мне снова стало страшно. – Даже погулять?

– Вдруг ты не вернешься... Подышишь воздухом на балконе.

– Даня… так… ты понимаешь, что это ненормально? – сказал я, как можно мягче. – Ты же сам говоришь, что любишь меня, а любимого человека нельзя держать силой…

– Да. Я знаю, что это ненормально…. Но, вообще, ты прав. Ты ведь все равно не уйдешь. Ты был бы не ты, если бы бросил меня. Я бы не любил тебя, если бы ты мог меня бросить….

– Как на счет настоящих антидепрессантов?

– Не может быть и речи. У меня скоро ЧМ.

– Даня, если ты сойдешь с ума, то тебя туда все равно не пустят. А еще ты подвергаешь опасности Джастина, меня и себя самого.

– Я не агрессивный. Я спокойный. И это все, уверен, временно.

Мы помолчали. Я не знал, как реагировать, что делать, что говорить. Мой любимый мужчина, похоже, получил сдвиг по фазе… Интересно, что люди делают в таких ситуациях?

– У тебя сейчас со мной тоже, что с ней тогда, но наоборот? – спросил я осторожно. – То есть, тогда ты заменил ей меня. Теперь пытаешься заменить мной ее?

– Нет. – Это прозвучало так, как будто я спросил очевидную вещь, но, так и быть, Даня все равно ответит. – Я был полным кретином тогда, когда подумал, что вы похожи. Внешность – это все фигня. Теперь, мне кажется, что даже внешне вы и не сильно походите… Ты – это мое вечное наказание, вечное издевательство над моей сущностью, моя неизменная любовь и страсть. Теперь, я совершенно точно знаю, что никогда не смогу избавиться от чувств к тебе, чтобы не случилось. Элис – это был мой глоток воздуха. Возможность адекватно жить, адекватно любить. Я ведь, со временем, понял, что люблю ее. Очень сильно. Так сильно, как мужчина способен любить женщину, мать своего ребенка. Только все это омрачало то, что на свете существуешь ты. И на фоне моих безумных чувств к тебе, обычная, земная любовь, кажется никчемной. И знаешь, это очень грустно. И поэтому, отвечаю на твой вопрос. Нет. Я не идентифицирую тебя с ней. Вы небо и земля. Ну, блин, только не плачь! Хватит. Я так устал от всего! Короче, я пойду к Джастину. Успокоишься – приходи к нам. Сейчас я не в состоянии наблюдать истерики. Нет, только не сейчас. – Он махнул на меня рукой и быстро ушел.

Я прорыдал около получаса. Даня был прав, развернуться и уйти – это не в моем стиле. Это его прерогатива меня бросать, а не моя. Но все, что я услышал было кошмарно. Точнее мне так сначала показалось. Потом, успокоившись, я понял, что ему просто тяжело, и моя задача облегчить его существование. В конце концов, если вычеркнуть из его речи истерический бред, то останется «я тебя люблю», «ты мне нужен». Это ли не самое важное? Да, я снова включил логику девушки-подростка. По большому счету, он всегда отвратительно со мной поступал, а я неизменно был рядом по первому зову, я же ему «нужен». Какие бабы дуры… Но я же парень! Должен быть умнее, но, блин нет. Вот почему, наверное, моя ориентация такая. Мозгов вести себя, как нормальный мужик не хватает….

Я зашел к Джастину в комнату. Даня сидел на кресле возле кроватки сына и покачивал колыбель. Я присел к нему на колени.

– Вообще, это тоже из разряда тех вещей, которые тебя нельзя со мной делать, – сказал он спокойно, мягко, но решительно.

– Потому что ты не хочешь? Или потому, что это не правильно?

– Он похож на тебя! – перевел тему Даня, позволив мне остаться, – Безумно похож.

– Я думаю, он похож на маму….

– Нет, не похож. Ну, в смысле да, технически, да. Но у него глаза, как у тебя. Они у тебя особенные. У нее не было в них такого огня, такой искры…

– Ему только пару месяцев! Какой огонь? Он же еще для этого маленький! – запротестовал я.

– Кирилл, тебе запрещено со мной не соглашаться, ясно? – улыбнулся он.

– И долго у тебя будет включен Адольф?

– Давай, без рамок, ок? Я думаю, что это временно. Но я не хочу устанавливать сроков своей тирании и сумасшествия. Будь послушным мальчиком и фюрер тебя вознаградит. Однажды.

– Хорошо, когда временно, то это терпимо, – обреченно проговорил я.

– Да, я понял, что тебе нужно было именно это услышать. Все. Теперь марш отсюда. И мне не нравится твоя новая вегетарианская хрень. Калитин все-таки до тебя добрался? А я любил, когда ты готовишь…. Но так и быть, это я переживу.

Вот так я забил на музыку, друзей, на все. Я просто стал делать все, что взбредет в Данину голову, которая тогда оставляла желать лучшего. Благо, ничего из ряда вон выходящего, он не делал. Вообще, он часто не находился дома, то есть, по сути, все было почти, как раньше. За исключением того, что у него был ребёнок и закрыт доступ к телу. Но, я утешал себя тем, что это «временно», хотя ситуация затягивалась, но моим личным антидепрессантом был Джей. Он быстро, очень быстро стал для меня человеком номер один. Я никогда не мог представить себе, что так можно привязаться к чужому ребенку.

15).

Даня:

После свадьбы мои отношения с Элис немного улучшились. Она стала спокойнее, меньше раздражалась по мелочам, в ней появилось больше нежности и женственности. И в тоже время, она стала какой-то замкнутой, хотя мы и стали больше времени проводить вместе. Я старался сделать жизнь своей жены более позитивной, даря ей приятные мелочи, делая комплименты. По нескольку раз на день мы созванивались, я спрашивал о ее самочувствии, в общем, изо всех сил пытался доказать, что моя прошлая жизнь в прошлом, а будущее нас ждет блистательное. Но, в один прекрасный момент, к концу четвертого месяца беременности, я вернулся домой, и обнаружил ее пакующую вещи, в слезах. Она кричала, что никогда не любила меня, что все это было сделано специально, что она со мной разводится, у нее есть любовник, я должен ей буду кучу денег и все в этом духе. Я не нашелся, что сказать, и она уехала, оставив меня в шокированном состоянии.

Пока я переваривал эту новость пару дней, не говоря никому ни слова, она успела вернуться. Причем ее возращению сопутствовала такая же истерика, как и уходу. Она вопила, что я сволочь и мудак, что план был шикарный, но я оказался такой потрясающий, ей со мной так хорошо, никогда и никто о ней так не заботился, как я, и она меня любит больше всех на свете. Наверное, именно в этот момент, я понял, что хочу, на самом деле хочу прожить с ней всю жизнь, что она, такая агрессивная, импульсивная, капризная, она та, которую я готов любить за недостатки. Я перестал идентифицировать ее с Кириллом. Я перестал позиционировать их, как одно существо. Наконец, в моей голове все стало на свои места. Элис – моя жена, мама моего будущего ребенка, красивая девушка со скверным характером, которую я люблю, которая любит меня. Да, не стану врать, чувства к Кириллу никто не отменял, и когда я видел его по телевизору, у меня до сих пор холодело все внутри. В альтернативной реальности я все еще был с ним, но теперь я твердо знал, что никогда не уйду от нее к нему. Или еще к кому-либо. Я бы не стал ей изменять, ничего такого. По сути, я нашел то, что искал. И успокоился.

С этого дня все стало прекрасно, так, как должно было быть. Мне даже стало нравиться появляться с ней во всяких телешоу, потому что я видел, как ей это нравится, а она за это дарила мне тихие семейные вечера. Мы очень долго спорили на счет имени ребенка. Она очень хотела назвать сына Джастином, а если будет дочка то – Дженнифер. В общем, ей нравились имена на «J». Мне же хотелось, что-то более славянское, хотя я сам жил в России всего год, но все равно, считал эту страну своей исторической родиной. Моя фамилия русская, имя тоже. И пусть мой ребенок, может, никогда и не окажется в России. Мне все рано хотелось, что-то такое. Хотя бы, что-то интернациональное, типа Александра. То, что в любом языке звучит более или менее похоже. Кстати, меня самого, Элис называла исключительно Дэн или Ди. В Европе меня, в общем, все так и называли. Макс и их родители со временем тоже стали обращаться ко мне именно так. С того момента, как уехал Кирилл, в замке практически перестала звучать русская речь. Элис и ее мама по-русски почти не говорили, поэтому с ними и при них все изъяснялись только по-английски. Между собой мы говорили не так много. Я даже начал скучать по родному языку.

Уже к концу беременности мы уехали из замка. Элис так прониклась семейной жизнью, что захотела жить отдельно, обставить все по-своему и так далее. Даже удивительно, как будущее материнство способно изменить женщину. Но воплотить свои мечты в жизнь она не успела. Когда я впервые увидел сына, а это было до того, как мне сообщили, что его мама умерла, я рассмеялся. В нем не было ни капли от меня. И ни капли от нее. Это была его копия, копия моего обожаемого дьявола. И я не могу объяснить это. Эта энергетика. Она так и сочится из его пор, она так же хлещет из моего ребенка.

Вообще, до сих пор не имею понятия, как я воспринял смерть Элис. У меня было такое ощущение, что я вот к чему-то стремился, но подсознательно, знал, что у меня ничего не выйдет. Но все равно выкладывался на полную. А в итоге, как я и подозревал, не вышло. Как когда до последнего ждешь чуда, а чуда нет. Где-то в глубине души я знал, что получится все не так. Рано или поздно, я окажусь в том же месте, с которого начал. Все циклично, и я не в состоянии разорвать этот круг. И виноват во всем он. Он разрушил мою жизнь с первого дня, как встретились наши глаза. Я знаю, обвинять Кирилла в смерти Элис глупо и необоснованно. Он тут вообще не при чем, но знаете, что самое интересное? Мелисса, ну то есть Лисса, когда узнала о смерти дочери, истошно вопила, что это мы ее убили. Она проклинала меня и Кирилла на чем свет стоит. Потом ее гнев с нас перебазировался только на Кирилла. Первое время она даже Виктора не подпускала к себе, крича, что его сын виноват в смерти их дочки. Со временем страсти утихли, но к Джастину (естественно, я назвал сына так, как хотела Элис, да еще и к своей фамилии приписал и ее.. ее две фамилии. Бедный Джей, он вырастит и убьет меня за эти кучи букв в его имени), Лисса относилась к нему маниакально. Она не хотела никого к нему подпускать, даже меня, поэтому мне пришлось забрать его из замка со скандалом и жить одному. Я нанял няню, хотя и старался по максимум участвовать в жизни Джея, но с моей работой это нелегко.

Мое эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Все вокруг пытались побыть со мной рядом, посочувствовать и помочь мне, но я не хотел ни с кем это обсуждать. Мой шанс на нормальную, здоровую жизнь исчез. И я знал, что рано или поздно, я верну в свою жизнь вселенское зло. Я не смогу без него, когда нет ее… и некому меня спасти от кармического притяжения Кирилла, этого пошлого, неправильного, нездорового выкидыша природы с ангельским лицом. Больше всего меня выбивали из колеи, толпящиеся вокруг дома журналисты со своими тупыми вопросами! Какое вам, мать твою, дело до моей разломанной жизни?! В итоге, я стал выходить из дома с целой кучкой охранников. Куда бы я ни приехал, такая же кучка должна была меня встречать и сопровождать до безопасного места от прессы.

Еще немалый урон моей психике доставляли постоянные кошмары. Я вообще не мог засыпать больше, чем на пять минут. Каждый раз я вскакивал в ужасе, потом снова с трудом засыпал и опять. Из-за такого «сна», у меня начались проблемы и в дневное время суток, кроме жесткого тупняка и апатии, кстати, у меня не было вообще никакой агрессии, мне было просто хреново, но я был очень сдержанным, так вот, кроме всего прочего, у меня было что-то типа глюков. Мне всюду мерещилась Элис в свадебном платье, превращающаяся то в Кирилла, то в разлагающийся труп. И я все время чувствовал себя виноватым в ее смерти. Себя и Кирилла. И я ничего не мог с этим поделать. Это ощущение не поддавалось логике. Но я не мог от него избавиться.

В итоге, я пришел к выводу, что клин вышибают клином. Он примчался по моему первому зову. Конечно, я это оценил. И оценил то, что довольно долго он терпел мое холодное обращение с ним, хотя явно рассчитывал на другое. Но, естественно, я знал, что рано или поздно разговор настанет. А мне так не хотелось ничего объяснять. Тем более, внутри меня, все было очевидно и логично, но когда все это стало обличаться в слова, я сам испугался того, каких безумных поступков я требую от человека, который в меня влюблен. Идеалом для меня было то, что Кирилл просто был рядом. Вот он со мной завтракает, и я могу обсудить с ним политику, шоубизнес, знакомых. Вот я ему звоню в течение дня, и он своим прекрасным, певучим голосом, на русском языке, рассказывает, как там поживает мой сын. Вот вечер, я читаю книжку или смотрю кино, он рядом, тоже занят своими делами, лежит, закинув на меня ноги. Вот ночь, я засыпаю, обнимая его, чтобы его запах меня опьянил, и тогда, пьяный этим запахом, я проваливаюсь в сон. Без снов. В любой момент я могу прикоснуться к нему, почувствовать, что я не один, что он живой, что он никуда не делся… Я вижу его, такого изящного, такого красивого, я слышу его, такого звучного, такого нежного, я трогаю его, такого теплого, такого хрупкого. Мне больше ничего не надо. Точнее, я к большему не способен. Способность хотеть кого-то умерла вместе с моей женой. А если не умерла, то отключилась. И я понятия не имел, как включить это снова. И как это я мог ему объяснить? Как дать гарантии, что все придет в норму? Я просто сказал ему, что будет так. И у него нет выбора, и я не отпущу его никуда. И Кирилл смирился.

Однажды я вернулся домой из поездки и обнаружил дома Макса. Оказывается, Лисса устроила набег на нашу квартиру, увидев Кирилла, она взбесилась, включила старую пластинку «ты убил мою дочь», расцарапала ему все лицо, хорошо, что охрана прибежала на крики и оттащила ее от него, иначе он рисковал остаться без глаз. До Джастина она добраться не успела. Я начал понимать, что пора из Англии валить. Как раз скоро истекал мой контракт. Я стал серьезно задумываться о России. Но времени на окончательное решение было достаточно.

– Где он и как? – спросил я у Максима.

– Папа хотел забрать его домой, но он сказал, что ты против того, чтобы он покидал квартиру, – Максим посмотрел на меня так, словно оценивая, кто из нас с Кириллом больший идиот, – поэтому я остался с ним, а папа уехал с ней. В общем, он вроде как уснул. Но нарыдался Кирюша знатно. Давно не видел его в таком состоянии.

– Ок. – Я произнес это так спокойно, что на лице Максима отразился ужас. – Спасибо, дальше мы справимся.

– Что ты творишь? – сказал Максим, повышая тон. – Ты понимаешь, что Кирилл – это человек, который в двенадцать лет оказался в психиатрической клинике? Который примерно с этого же времени травил себя наркотиками, алкоголем и никотином. Ему не нужны нервные срывы. Как видишь, наша семейка итак больная. Ты видел Лиссу? Она его родная тетя. Улавливаешь к чему я? Из вас двоих, он в зоне риска сдвинуться, не ты. Дэн, собери сопли и будь уже мужиком. Смерть Элис подкосила всех. Но Кирилл из-за этого не должен страдать. Либо ты любишь его и заботишься о ним, вы строите нормальные отношения, эм… насколько это возможно, либо ты перестаешь трепать ему нервы и отпускаешь. Только навсегда. Не откладываешь на всякий случай, до востребования, а отпускаешь. Не можешь? Тогда веди себя нормально. Не хватало еще прикончить моего брата!

– Я согласен с каждым твоим словом, но ничего не могу сделать. Я апатичен ко всему вокруг. Прости.

– Если не хочешь похоронить еще кого-то из дорогих тебе людей, то переставай себя жалеть.

– Ты напишешь про нас роман?

– О, да ты заразился от моего брата вопросами не в тему! У тебя даже котелок стал варить так же, как у него…. А идея не плохая, наверное, напишу. Но попозже, дождусь финала….

– Я понял тебя, Макс. Я все учту.

Максим ушел. Классный он все-таки. Человек – «я всегда говорю только в нужный момент и по делу, а потом разворачиваюсь, ухожу и не мешаюсь». Я зашел в комнату, где Кирилл беспокойно спал. На его ангельском лице красовались огромные, кровавые, разбухшие полосы. Длинные, прямые ресницы еще блестели от слез. Губы – пунцовые, щеки – красные. Я сел на краешек кровати и взял его за руку, сжав тонкие пальцы. Он резко открыл глаза и из них сразу же покатились слезы. Я не видел его несчастнее.

– Ты тоже так думаешь, да? Ты тоже обвиняешь во всем меня? – затараторил он, давясь слезами. – Я не хотел этого, Даня! Я не хотел… как ты не видишь, что я ни разу не был инициатором чего-то… Я только никогда не находил силы сказать «нет», но кто бы нашел? Я не могу так больше. Я сам уже верю, что виновен во всех смертных грехах, – под конец его голос сорвался на сплошные всхлипывания.

Я прижал его к себе.

– Тихо, тихо. Успокойся, все хорошо. Я не считаю тебя ни в чем виноватым. Не надо, не плачь.

Но он зарыдал еще сильнее.

– Вот ты врешь! Ты вообще ко мне ничего больше не чувствуешь! Твои фразы стали как у всех. Тебе все равно, что я плачу. Раньше тебе было не все равно. Ты думаешь, что я это заслужил, ты … ты…!!!

У него снова началась истерика. Я взял его за волосы и нагнул голову назад. Глядя прямо в закланные глаза Кирилла, я сказал:

– Быстро успокойся. Иначе я тебя ударю. А я этого не хочу.

Кирилл замолчал, но слезы все равно ручьем катились по его щекам, хотя и беззвучно. Когда они попадали в его ранки на лице, то он морщился. Я ловил себя на мысли, что мне его не жалко, что мне даже доставляет удовольствие видеть, как он страдает. А потом слезы смешались с кровью на его поцарапанной щеке, и по подбородку покатились кровавые ручейки. И тут меня накрыло. Я с ужасом посмотрел на то, что делаю с человеком, который просто меня любит. Я мщу ему за то, чего он не делал. Именно в нем я видел источник вселенского зла, почему я не осознавал, что самые светлые и нежные чувства я получаю именно от него, понятия не имею. Почему он, жизнь моя, любовь моя, моя душа, так много плакал по моей вине? Почему я столько заставлял его страдать? Знаете … я не прощу себя никогда, ни за одну его слезу. Ни за одну. Никогда.

Я слегка ослабил хватку, чтобы Кириллу перестало быть больно, и поцеловал его пунцовые, обветревшие губы. Он тут же обмяк в моих руках, полностью отдаваясь моим прикосновениям. Продолжая его целовать, я массажировал ему шею и плечи, потихоньку, Кирилл успокоился.

– Я вряд ли смогу каждый раз так вымаливать твой поцелуй, – сказал он, улыбаясь, оторвавшись от моих губ.

– Как ты это делаешь? – спросил я, не переставая восхищаться быстрой сменой его настроения.

– Что делаю? Истерю?

– Нет, как ты так быстро отходишь? Я тоже хочу так быстро приходить в себя. Я бы после такого месяц еще был бы в депрессии.

– А кто сказал, что я пришел в себя? Послушай, как колотится мое сердце! – Кирюша положил мою руку к себе на грудь. – Чувствуешь? Вообще, я сейчас в эмоциональной жопе. Мне еще хуже, чем было. Пока ты меня не поцеловал, то я хотя бы был уверен, что ты просто меня ненавидишь. А теперь я вообще не знаю, что происходит.

– Мы же договаривались про «я люблю тебя по умолчанию»! Я понимаю, что все мои действия говорят об обратном. Послушай, я обещаю. Теперь все будет по-другому. Во-первых, меня как будто включили, вернули из режима гибернации, во-вторых, через два месяца закончится мой контракт. И мы сможем уехать в любую точку земного шара. И начнем все с чистого листа. Ты, Джастин, я… ах, да, и Мистер Бинс. Хочешь, будем жить в Москве? Все что хочешь… Кое-кто прав, мне пора перестать жалеть себя и травить всех вокруг своим депрессивным ядом.

– Хочу в Москву, но вряд ли это хорошая идея. Таким составом нужно жить в стране, где это не вне закона. И где окружающие лояльно относятся к таким… эм… сожительствам. – Ему хотелось сказать «семьям», но он не стал. Бедный мой Кирюша, я его запугал! – Поэтому, Россия – это, увы, не вариант. Я тоже очень люблю Москву. Там Сашенька с Сережей. У них скоро будет тоже малыш. Я бы очень хотел быть рядом с ними… Но представь, что придется вытерпеть Джею, если даже забить на закон. Ведь ему придется идти в школу, детский сад…. Там над ним начнут издеваться. Что будет с его психикой? Да и вообще… нет, Дань, что будет с его психикой?! – В его глазах снова навернулись слезы. – Все. Я так больше не могу. Что за бредни? Куда мы, блин, уедем. Мы не можем так с ним поступить. Я всегда считал, что заводить детей однополым парам – это садизм. Ты можешь спать с кем угодно, но растить ребенка…. Это извращение.

– Кирилл, успокойся. Между прочим, исследования….

– Да плевал я на твои исследования! – его снова начало трясти. Я попытался успокоить его тем же способом, что и раньше – поцелуем. Но он не позволил. – Не смей! Все, я уезжаю. Включи, блин, мозги. Так нельзя! Я такой придурок, зачем я только приехал… Зачем мы делаем все это… Снова! Сколько можно наступать на одни и те же грабли.

Пришлось снова применять силу. Я схватил обе его руки за спиной и начал целовать его в сжатые губы, не добившись ответа, я перешел к шее. С губ Кирилла сорвался стон. Оборона сломлена… У меня давно не было такого секса. Я и забыл за эти два года, как это терять сознание при оргазме. Когда я пришел в себя, то еще минут десять не мог нормально изъясняться, язык отказывался слушаться, фокусировка глаз тоже была нарушена.

– Офигеть, – произнес я, потихоньку начиная различать запахи и звуки. – Я забыл, как это – оказаться с тобой в постели.

– Да уж, я тоже, – ответил он, тяжело дыша. – Конечно, это было восхитительно, я даже не уверен, что на свете существует хоть что-то, круче этого, но это не меняет дела. Мы не можем жить вместе. Но… мы можем трахаться.

– Да че за бред? Только мы решаем, что мы можем, а что нет. Кирилл, я устал пытаться жить без тебя. Получается с каждым разом все хуже и хуже. Практическим путем выяснено, что с тобой получается лучше, чем без тебя.

– Ну, мы можем жить рядом. Даже на одной лестничной площадке. Будем продолжать любить друг друга, просто никому не нужно об этом знать… особенно Джастину. И тогда можем жить в Москве…

– Это мы тоже уже проходили. Послушай, Кирилл, – я взял ватный диск и перекись водорода и начал протирать его раны на лице, – я же сказал, что ты не уйдешь от меня. Ты нужен мне рядом. Ты нужен мне дома. Ты просто мне необходим. – Кирюша поморщился и закусил губу. – Насчет Рашки ты прав. К сожалению, она не вариант. А жаль, там мне очень нравится. Нам нужна страна, которая лояльна ко всему такому. А где толерантность доходит до абсурда?! Правильно! Любовь моя, мы едем в США, готовься!

– Ты совсем сошел с ума? А как же Джастин? Я не пойду на это. Нет. Нет. Нет.

– Уверен, ему там понравится. Кроме того, я дам тебе почитать статистику, в которой говориться, что в однополых браках у детей все прекрасно. У детей вообще все прекрасно, когда их родители любят друг друга и, когда дети желанны. В нашем случае, думаю это так.

– Можно вопрос? Когда ты начитался такой статистики? – в голосе Кирилла слышалось недоверие.

– Давно. Когда летел к тебе в Сидней. Я тогда серьезно этим заморочился… Знаешь, у меня ведь всегда были планы растить с тобой детей. Потрахаться и все – это не для меня. Только свадьба, только хардкор!

Кирилл залился громким, заразительным смехом.

– Ты серьезно? Свадьба? – сказал он, вытирая с глаз слезинки, на этот раз, выступившие от смеха.

– Да, Кирилл. Я Серьезно. Мне нужно, чтобы в случае чего, если со мной что-то случится, воспитанием Джастина занималась не Лисса. А если я умру, то именно она им и займется. Ты с ним отлично справишься, я уверен. Да и вообще, никто и не усомнится, что он твой сын. Такое ощущение, что тебя клонировали. Ты не сможешь этого понять, ты не видишь себя со стороны. Короче, наши отношения нужно узаконить.

Да, я очень быстро перешел от «я не могу тебя поцеловать» к «давай поженимся». Но это было от того, что вдруг, как никогда все встало на свои места. Зачем бежать от самого себя? Зачем все усложнять? Почему это так сложно, просто кого-то любить? Просто любить. Ведь это точно, как в той песне: We cannot reach any higher if we can't deal with ordinary love[50].

– Так, во-первых, мне нужно все это переварить, – произнес Кирилл нерешительно. – Во-вторых, я не вижу кольца и тебя на одном колене!

– Кирилл! Это не шутки! Я не собираюсь… нет, ты сейчас серьезно?

– Да-да, Саша будет свидетельницей… Ой, она не переживет, если я выйду замуж раньше нее! – развеселился он.

– Я не буду делать из этого… – запротестовал я сначала, но затем вдруг посмотрел на его улыбающуюся мордашку. Как мало я был причиной его улыбок. Как много я был причиной его слез. – Хорошо, все, что хочешь. Позовём всех, кого хочешь. Только учти, что с моей предыдущей свадьбы не прошло еще и года. Нет, стой! Продолжай улыбаться! Это ничего…. Случилось то, что случилось. Просто многие это не поймут.

– А ты поймешь?

– А я уже понял. И… я хочу рассказать маме, рассказать всему миру. Я устал от лживых статеек. Вообще от лжи всем вокруг и себе самому. Хочу дать одно интервью и чтобы на всю жизнь. О, я вижу, ты умираешь от нетерпения… Ладно, иди, звони ей. Только ты меньше минуты назад тараторил «Нет. Нет. Нет». Что же изменилось?

– Поверил в статистику!

Кирилл чмокнул меня и понесся звонить Саше в скайп, а я пошел к Джею. Я смотрел на спящего сына и чувствовал облегчение. Я не знал, как мое решение повлияет на жизнь этого прекрасного создания, но с меня словно упала гора. Возможно, я искалечу своему ребенку жизнь… но я все равно верил, что счастливый папа – это именно тот папа, который меньше искалечит сыну жизнь, чем несчастный.

Пусть будет так. Должно быть так.

Кирилл:

Я сгорал от нетерпения. Даня с Джастином должны были появиться с минуты на минуту. Они были в гостях у Даниных родителей, где Даня собирался рассказать маме и папе о наших отношениях и главное, о намерение их узаконить. Вопреки нашим первым порывам, мы решили не заморачиваться ничем, зарегистрировать брак в Лондоне без особой шумихи. Конечно, моя шайка приедет полным составом, но закатывать свадьбу в традиционном ее понимании никто не собирался. Это было бы довольно глупо и неуместно. Куда отправиться после этого мы точно не решили. У нас было два варианта: более прагматичный – Америка, более романтичный – Нидерланды. В Лос-Анджелесе был Леша. В Амстердаме мое сердце. Но футбольные клубы Голландии Даню не прельщали, да и в США ему ничего особенно не нравилось. Вообще, Англия – это идеальное место для нас. И контракт он мог продлить тут и очень хотел бы это сделать. Но он не мог остаться. Не мог спокойно дышать этим воздухом, пропитанным его прошлым.

Я не сводил глаз с часов. Во-первых, я жутко по ним соскучился. Особенно по Джею. К долгим разлукам с Даней, я привык, это было в порядке вещей. Но Джастин! Нет, это невыносимо, это был первый раз, когда я так долго не видел его ангельского личика. В эти тяжелые дни без него, я набил себе новую татуировку. Слово «Justus» на запястье левой руки. По-латински это значит «справедливый», «праведный». Именно так и переводится имя Джастин, или Юстас, если хотите. Иногда я называл его Стасом. Думаю, если его, все-таки забросит жизнь на историческую родину, то это имя можно использовать именно в такой вариации. И Сэм порадуется… Джастин Хэйл – отлично звучит для Европы и США. Юстас, Устин, Стас Шаповалов или Волконский, выбирай любой вариант и ты свой в любой славянской стране. В интернете я прочел, что Августин тоже из той степи… Какое многогранное имя. Эти мысли об имени моего сына… да именно так, и ни как иначе, так вот, эти мысли отвлекли меня от «во-вторых». А «во-вторых» тем не менее, маячило у меня в мозгу. По телефону Даня звучал очень подавленно, он сказал, что расскажет все, когда приедет. Это понятно, что его семья не могла воспринять, то, что он им поведал с радостью и овациями, но, судя по Даниному голосу, все было очень плохо.

Наконец, в дверях появилась толпа: Даня, няня Джея с ним на руках три амбала – охранника. Я забрал у няни Джастина, Даня кивнул охране, и все они вышли. Няня ушла в детскую. И мы остались втроем. Прижимая к себе сына, я не мог не расплываться в улыбке. От него пахло такой чистотой и нежностью. Он мне так мило улыбался. Но Даня выглядел таким убитым, что моя улыбка казалось неуместной.

– Все нормально, продолжай улыбаться, – сказал он, видя мое смятение. – Я уже смирился с тем, что мне его никогда не затмить. И вообще, улыбайся, всегда улыбайся. Тебе так это идет. Вы двое… это все, что у меня есть.

– Я сейчас вернусь! – сказал я и быстро пошел в детскую.

Конечно, расставаться с Джеем не хотелось совершенно, но Даня сейчас явно нуждался во мне больше. Я снова отдал ребенка няне, поцеловав его на прощание, и направился утешать… то же по сути, ребенка. Я испытал к нам обоим прилив жалости. Как-то уж слишком мы торопились жить. Мы все лишь недавно переступили черту «двадцать», а столько пережили… все мы. Саша и Сережа тоже готовились стать родителями, Леша пережил уже столько срывов, передозировок и мерзких вещей, что многим и в сорок не снилось. Все мы были постоянно под вниманием прессы… Кто угодно свихнется. Так что, мы еще неплохо держимся.