Текст книги "Десять мужчин"

Автор книги: Александра Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

4. Лорд и Любовник

Перед лицом Господа (и кое-кого из смертных) я поклялась оставаться в браке до последнего вздоха; тем удивительнее было оформлять развод – и ощущать себя очень даже живой. Я поставила знак равенства между свободой и счастьем, но каждый день моей независимости увеличивал пропасть моего одиночества. Оказалось, что свобода имела смысл исключительно в сочетании с моей любовью к Юристу. Уверенная, что пылаю любовью, я подыскивала в Лондоне гнездышко для наших свиданий. В Найтсбридже нашлась милая квартирка, и Юрист прислал чек, чтобы внести задаток и месячную ренту. Поскольку предыдущие жильцы собирались съехать лишь через пару дней, моя сестричка, только что получившая свидетельство о разводе со Змееловом, пристроила меня к своей лучшей подруге Анне.

Известный тренер по верховой езде, Анна снимала домик в огромном поместье, где и приняла меня с распростертыми объятиями. Мое семейное положение ее ни в малейшей степени не волновало. День стоял сентябрьский, жаркий, и залитые солнцем поля вокруг ее коттеджа казались декорациями к художественному фильму: вековые деревья, шелк высокой травы, пляшущая над рекой в предвечерних лучах мошкара. Анна устроила вечеринку для своих подопечных, наездников мирового класса, которых она тем летом готовила к олимпиаде, и границу ее владений отмечали «рейндж-роверы» и открытые авто. Мне и в голову не пришло присоединиться к их празднику жизни; я издали смотрела, как они готовились к гонкам на дряхлых весельных лодках.

Спортивного вида, хотя и заметно зрелых лет мужчина в плоской твидовой кепке уже забрался в лодку и держал весло на манер гондольера. Женщины-наездницы тоже попрыгали в лодки и схватились за весла, демонстрируя боевой дух. На полпути к противоположному берегу лидировал хохочущий гондольер. Собственно, хохотали уже все участники любительской регаты, но своего пика хохот достиг в тот момент, когда лидер начал тонуть. Его лодка медленно наполнялась водой, а что-либо сделать он был бессилен.

Моя сестричка, одиноко сидевшая на стоге сена, как и я, не принимала участия в общем веселье. Неделю назад она оставила место няни в каком-то титулованном семействе и сейчас выглядела такой грустной, что я уж было кинулась к ней – утешить, да только меня опередили. При виде изысканного молодого человека в потрепанном кашемировом свитере моя сестра ожила, засветилась и засмеялась, откинув голову, а незнакомец осторожно убрал ей за ухо прядь золотистых волос. Сцена слишком напоминала любовную, чтобы вторгаться, и я вернула внимание цирку на воде.

– Вы кто? – раздался голос у меня за спиной.

Голос принадлежал гондольеру в промокших до бедер брюках. Я назвалась и повторила тот же вопрос.

– С Анной работаете? – продолжил он вместо ответа.

– Нет. Я не езжу верхом.

Это было смелое признание, учитывая, что слово «наездник» разве что не было написано на лбу у моего собеседника. Даже ноги он ставил так, словно сидел в седле.

– Ну а шоколадный торт, надеюсь, едите?

– Конечно, – кивнула я, и мы пошли в конец очереди за тортом.

– Дорогой! Да ты насквозь промок! – Женщина из очереди, с длинными светлыми волосами и скрежещущим смехом, обняла гондольера за плечи, ладонь ее приклеилась к шее, где у него кончались волосы, и комаром присосалась к его щеке.

Оказавшись третьей лишней, я попятилась от парочки с их фамильярностью, щедро наполнила тарелку клубникой и тортом и отправилась на поиски сестры. Обнаружив ее в обществе все того же высокого мужчины, я устроилась прямо посреди луга и занялась ягодами – наверняка последними в сезоне, судя по их медовой сладости.

– Куда вы исчезли? – Гондольер Без Имени вновь высился надо мной.

– Не понравилась вашей жене.

– Она мне не жена. Как насчет вас? Вы – жена?

Один вопрос без ответа был за мной. Кивнув в сторону своей сестры, я спросила:

– Знаете этого парня?

– Знаю. А вы – эту девушку?

– Знаю.

Спустя десять минут мы вчетвером ехали в «лендровере» – сестра на переднем пассажирском месте, рядом со своим приятелем Гарри, а я сзади, с гондольером, пытавшимся завладеть моими ладонями – жестом одновременно очень интимным и до странности официальным. Ухабистая проселочная дорога сменилась ровной: мы катили по выложенной каменными плитами подъездной аллее к родовому замку из тех, за вход в которые туристы платят деньги, а на осмотр тратят целый день.

Через боковую дверь Гарри провел нас в темно-бордовую комнату, где столик на колесах ломился от бутылок с напитками на любой вкус. Я бы предпочла шампанское, но сестра захотела джин с тоником, и я присоединилась. Мужчины выбрали водку со льдом и уже нарезали последний лимон, когда в комнату вплыл дворецкий.

– Добрый вечер, ваша светлость, – приветствовал он хозяина замка. Гарри, как ни парадоксально, оказался герцогом.

– Благодарю вас, Руперт, мы справимся сами. Можете быть свободны до утра.

Мы перешли в бескрайнюю гостиную, и я устроилась на круглом диване у камина: шорты вдруг показались слишком куцыми и перепачканными травой, чтобы валиться в шикарное кресло. В то время как гондольер держал дистанцию чересчур, на мой вкус, короткую для человека, не желающего называть свое имя, Гарри окружил мою сестричку почтительным вниманием. Их нежность и явная тяга друг к другу создавали атмосферу страсти, которая накрыла нас всех. Момент редкостных возможностей мог увести куда угодно, если бы не был прерван: входная дверь хлопнула, и в гостиной появились три девочки-подростка.

– Папочка…

– Девочки! Уже вернулись из школы? – Гарри поднялся им навстречу. И тут же обернулся к гондольеру: – Нашим гостьям, пожалуй, пора возвращаться. Их наверняка заждались.

Магия момента была утрачена, но гондольер по крайней мере спас меня и сестру от унижения.

– Вперед, девушки! – воскликнул он, хлопнув в ладоши. На его лице сияла дружеская улыбка, в глазах заплясали смешинки. – Вернуть вас к Анне на пикник – мое самое горячее желание.

* * *

Следующим утром гондольер позвонил Анне, чтобы поблагодарить за радушный прием. Он также поинтересовался, не сможет ли «одна из тех девушек» взять на себя запись результатов отборочных соревнований, назначенных на середину дня.

– Ваша сможет, – ответила Анна, давая понять, что его мотивы очевидны.

Три часа спустя я вела машину к полю для выездки, где меня представили тренеру. Вдвоем с ним мы устроились в «рейндж-ровере», припаркованном у короткой стороны прямоугольного поля, тренер следил за успехами наездников и лошадей, а я записывала его комментарии. Гондольер внимал нашей беседе, заняв пост у дверцы с моей стороны.

– Верхом ездите? – спросил тренер.

– В шесть лет каталась на осле и еще как-то раз на верблюде, в зоопарке. – Причастность к конному спорту в этом обществе ценилась очень высоко, но вранье было чревато.

Гондольер пригласил меня на обед, поданный в бывшем амбаре неподалеку от элегантного особняка. Сам он предпочел сесть отдельно, оставив меня в компании участников выездки, но, несмотря на дружелюбие моих сотрапезников, я очень скоро устала от главенствующей в их беседе лошадиной темы и собралась уходить. Прощание с гондольером показалось излишним: он был поглощен застольной дискуссией. Я уже села за руль и повернула ключ зажигания, когда гондольер прибежал на парковку.

– Вы куда?

– Обратно, к Анне.

– А я хотел пригласить вас на чай. Там будет парочка моих друзей. Пожалуйста, соглашайтесь!

Я согласилась. Я только счастлива была отвлечься от хаоса в моей жизни.

– Поедем вместе на моей машине? Сможем пообщаться, – предложил он, однако равноправия в общении не принял, немедленно перехватив право на вопросы.

– Где вы живете?

– В Лондоне, – нарочито туманно отозвалась я.

– Где именно в Лондоне?

– На Чешем-Кресчент.

– Вы что же, родом из Лондона?

Вполне оправданное недоверие: район я назвала самый дорогой и машину водила соответствующую, зато туфли в эту картину не вписывались.

– Из Шропшира.

Я прочитала его мысли: ага, нашлось объяснение не столичному налету в выговоре. Вероятно, он и прочие детали дорисовал: небольшая частная школа, собственный теннисный корт, однако пони не держали, поскольку верхом она не ездит.

Мой спутник вел машину, а я незаметно изучала его профиль. Гондольер был классически хорош собой.

– Вы так и не представились, – сказала я.

Он назвал только свое имя и тут же попросил номер моего телефона. Я улыбнулась, покачала головой, и остаток пути мы проехали молча.

Чаепитие происходило в студии у известной скульпторши, в обществе мраморных и бронзовых лошадей, ожидающих отправки во все концы света. Несколько экземпляров, сообщила хозяйка, займут свои места во дворцах владык Ближнего Востока, а одна лошадка предназначена для «домишки Твинки на Багамах». Неожиданно глаза дамы загорелись:

– О-о, дорогой! Хочешь сплетню? Нянька нашей старушки Ф. влюбилась в Гарри! Он ведь в их дом частенько заглядывает – а нянька решила, что он к ней приходит. Совсем ошалела, пришлось ее уволить, так что они остались без няни и разрываются на части. Как думаешь, Гарри способен увлечься нянькой?

Я стояла у окна с видом на лужайку, где дети скульпторши играли в крикет. Чаем меня угостили, однако из беседы исключили – и слава богу. Няня, о которой шла речь, была моей родной сестрой, и гондольер об этом знал. Он рассмеялся скованно, но тему не развил, ограждая нас всех от неловкости. Почему, спрашивается, эта дама считала таким уж невероятным, что одинокий мужчина, пусть даже герцог, влюбился в мою рыжеволосую красавицу сестру, пусть даже она всего лишь няня? Гондольер вернул беседу в прежнее русло творчества, а я ушла в свои мысли: мальчишки на лужайке напомнили о счастливых днях островной жизни, сейчас казавшейся такой привычной.

Далекий голос окликнул меня по имени. И еще раз. Я очнулась – гондольер протягивал мне егерские боты:

– Мы решили прогуляться. Хотите с нами?

Сентябрьское солнце висело совсем низко над горизонтом и только светило, но не грело, пока мы шли по узкой тропинке, что вилась вдоль реки и убегала в поля. Оставив своих спутников далеко позади, за беседой об общих знакомых, я подобрала юбку, чтобы голыми ногами ощутить шелковистость высокой травы. Я наслаждалась безмятежностью золотых полей в предзакатных лучах, когда пушистый колосок защекотал мне шею. Я обернулась. Сзади стоял гондольер, и две наши тени вытянулись бок о бок на земле.

Поле для выездки мы, вернувшись, обнаружили пустым. Все уже разъехались. Я тоже собралась в обратный путь, но была остановлена вопросом:

– Вы точно запомнили мой номер телефона? – Гондольер продиктовал его вторично; я кивнула, не слишком, впрочем, напрягая память. – Позвоните, пожалуйста. (Я кивнула еще раз.) Лучше запишу. – Он вручил мне листок с аккуратными, четкими цифрами. – Вот, положите в карман. Не потеряйте!

* * *

Обосновавшись в квартире на Чешем-Кресчент, я жила в ожидании звонка Юриста. Через неделю молчания забеспокоилась, что он меня больше не любит. Через две недели засомневалась – а любил ли когда-нибудь? Через три недели мысли о любви испарились, осталась лишь тревога о ренте. Интерес ко мне, возможно, потерял Юрист, но отнюдь не домовладелец, который названивал ежедневно с вопросом о дате следующего платежа. Я долго потчевала его известной мантрой должников «теперь уже точно со дня на день», однако рано или поздно наступает момент, когда тянуть некуда. Мы договорились встретиться.

– Похоже, у вас неприятности, – сказал домовладелец, увидев смятение на моем лице. – Не хотелось бы осложнять вам жизнь, но мне и вправду очень нужны эти деньги.

Похожий на музыканта или писателя, он был полон сочувствия, и я решилась рассказать ему о Юристе.

– Негодяй он, этот ваш… но вы не первая и не последняя, кого обманул женатый приятель. Учитывая задаток, немного времени у вас еще есть. Не забывайте только за телефон платить, да не бейте там ничего. – Это была шутка, но никто из нас не улыбнулся. Поправив очки на носу, домовладелец виновато моргнул: – Видите ли, я пишу… а все эти долги так отвлекают.

Он напомнил мне Тома Стоппарда, только в очках, и так явно страдал от проблем с рентой, что я проглотила гордость и набрала номер секретарши Юриста.

– Кто его спрашивает? – проскрипела секретарша.

– Подруга.

Она прекрасно знала, с кем разговаривает.

– Его нет. Он отдыхает на Бермудах. С женой.

Последнее было излишним, но секретарше доставило удовольствие уточнить.

Одно дело – подозревать, что роман подошел к концу, и совсем другое – узнать наверняка. Одиночество накрыло меня с головой, а тут еще сестричка подсыпала соли на мои раны: вечером она позвонила, чтобы сообщить, что сгорает от любви.

– Я без ума! Он француз, он замечательный, и мы будем жить в его домике на западном побережье Франции! Там нет ни телефона, ни электричества!

– И чем же вы будете заниматься?

– Выращивать овощи и делать ребятишек.

Я постаралась изобразить радость за нее, но, положив трубку, еще больше расстроилась. С приближением вечера мне стало совсем тоскливо. Нужно было поговорить с кем-нибудь, кто просто выслушал бы и посочувствовал, да только с кем?.. Неожиданно на память пришел гондольер. Скомканный листок с номером нашелся в кармане юбки.

– Алло? – выпалил он так резко, что я едва не бросила трубку.

– Это я… помните, мы с вами познакомились…

– Дорогая, я уж и надеяться перестал.

Он был так счастлив, что мне пришлось закусить губу, чтобы удержаться от слез.

– Дорогая, вы слушаете? Можно я заеду за вами, поужинаем «У Аннабель»?

– Нет, только не сегодня. – Я представления не имела, кто это – и что это – за Аннабель.

– Тогда завтра?

– М-м-м… нет, пожалуй.

В трубке зашелестело – гондольер листал ежедневник. Я сама себя загнала в угол. Мне ведь всего лишь нужен был голос в трубке. И что было не позвонить «Добрым самаритянам»?

– В четверг в восемь, согласны?

Я услышала скрип кресла – гондольер подался вперед, чтобы записать мой адрес и телефон. Все. Я внесена в его ежедневник. Он пригласил меня на свидание.

На следующий день в почте оказался пакет от моей сестры, внутри я нашла небольшую книжку ливийского философа Джибрана под названием «Пророк». Сестричка заложила двадцать девятую страницу и подчеркнула строчки:

 
И затем пахарь сказал: «Молви нам слово
о работе».
И он ответил, говоря:
Ваша работа – идти в ногу с землей
И с душой земли.
 

Отличный совет для тех, кто выращивает овощи, а как прикажете идти в ногу с землей мне, живущей в сплошь заасфальтированном городе?

«Я имею в виду, – приписала сестричка, – что труд полезен и что тебе станет гораздо лучше, как только ты пойдешь работать».

Чистая правда. Мне нужно было не только чем-то занять свои дни, но и найти средства на пропитание: выходное пособие Юриста таяло на глазах. Не далее как вчера, оказавшись на узкой улочке позади «Харродз», я не сдержала тяжкого вздоха при виде вывески «Секретари Найтсбриджа» в окне над кафе-бутербродной. Не долго уж мне осталось до встречи с ненавистной пишущей машинкой.

Я нажала кнопку звонка, и замок двери щелкнул, открывая путь. Узкая лестница спиралью поднималась к офису величиной с коробку от обуви. Спиной ко входу, прямая как палка, за единственным столом сидела женщина с туго стянутыми гладкими черными волосами и крупными жемчужными серьгами в ушах. Элегантность ее облика бросала вызов жалкой обстановке. Женщина крутанулась в кресле лицом ко мне – и у нее отвисла челюсть, блеснули золотые коронки, которых в наши школьно-монастырские дни не было.

Хелен была тогда моей единственной подругой, а после экзаменов мы как-то потеряли связь. Ее отец, известный психоаналитик, поощрял «всестороннее самовыражение» дочери, и Хелен, кажется, наивной не была никогда. Семнадцатилетней девчонкой она встречалась с приятелем гораздо старше себя (точный возраст она держала в секрете), который возил ее на выходные в Париж и Рим. Каждый понедельник я изумленно таращила глаза, когда он высаживал ее у ворот монастыря из синего «астон-мартина».

Хелен уже в школе знала, что будет жить в Лондоне, но заточить себя в четырех стенах секретарского агентства над бутербродной («деликатесная, дорогая, это называется деликатесная»)?! Странный выбор для девушки, в которой дух свободолюбия воспитывали с пеленок. Нет, определенно в ее жизни что-то пошло не так, но, зная Хелен, я отказалась от расспросов. Для дочери психоаналитика моя подруга была на изумление скрытна. Зато сигаретами заядлая курильщица всегда готова была поделиться.

– Кури. – Она протянула мне пачку легких «Мальборо».

Я покачала головой.

– Хорошая девочка. Как насчет «Марса»?

Мы как-то целое полугодие ужинали исключительно «Марсами», разрезая батончики по горизонтали, чтобы избавиться от фальшивой нуги и оставить только карамельный верх: больше вкуса, меньше калорий.

– «Марсы» теперь под запретом, – сказала я, и мы, вполне логично, переключились на тему мужчин. О Юристе я, однако, не упомянула и насчет развода не распространялась. – На первом месте у меня работа, поскольку Лондон – город дорогой.

– Неужели? Долго вычисляла? – Хелен выдвинула ящик с бланками. – Вот, заполни, и через неделю работа у тебя будет. – Она протянула мне анкету с огромным количеством пунктов, озаглавленную «Психологический портрет работающей женщины» и составленную, к слову сказать, самой Хелен.

Свое обещание Хелен сдержала. Уже в следующий понедельник я стала секретарем владельца империи недвижимости, у которого секретарши, как меня предупредили, не задерживались, поскольку он регулярно доводил их до слез. Однако из моего «психологического портрета» следовало, что скверный характер магната меня не слишком пугал – при наличии в кабинете естественного освещения и красивого вида из окна. Окна офиса магната выходили на Гайд-парк; вековые деревья оберегали мое душевное равновесие. Платил крез щедро (в соответствии с еще одним важным пунктом моей анкеты) и оказался в достаточной степени оригиналом, чтобы вызывать интерес (опять же, отвечая моим требованиям). Машинописью он меня не загружал, стенографией и того меньше, что не могло не радовать. Откровенно говоря, на основе моих ответов Хелен сделала вывод, что я «не гожусь для секретарской работы», однако закрыла на эту мелочь глаза, объяснив позже, что «поиски идеальной для тебя работы заняли бы вечность, а квартплата не ждет».

Хелен пригласила меня к себе и завалила полезными сведениями о жизни в Лондоне: лучшие бары, лучший фитнес-клуб, лучшие места для прогулок в парке, лучший в Челси магазин секонд-хенд («только дизайнерские вещи, некоторые даже не ношеные»). Все рекомендации преследовали единственную цель: найти мужчину, причем в идеале Мужчину как такового, а не идеального мужчину, так как, по уверению Хелен, «идеального мужчины не существует».

– И не вздумай воротить нос, если не придешь в экстаз от первого же приятеля, – у него ведь друзья есть, кто-нибудь да понравится. Уж поверь, так оно и бывает, – уронила она устало.

– А я уже познакомилась! – сообщила я, сама себе дивясь: меня послушать, так эта встреча была неизбежна.

– Гляди-ка, какая шустрая. И кто он?

Я назвала имя гондольера.

– А фамилия?

– Не говорит.

– Странно. Куда водил?

– Пока никуда, но на следующей неделе ужинаем у какой-то Аннабель.

– «У Аннабель» – это шикарный ночной клуб на Беркли-сквер. – Из шкафа позади дивана Хелен достала черное платье с длинными рукавами. – Можешь надеть, только дай самое честное слово привести в порядок голову. С такой прической в этот клуб не пускают. – Хелен трещала, стоя кверху задом – подыскивала в шкафу сумку под платье. – Вот! – Она выпрямилась с изящной шелковой сумочкой в руках, сплошь расшитой перламутровыми бусинами.

Я сложила вещи Хелен и уже записывала телефон ее парикмахера, когда раздался звонок и Хелен открыла дверь гиганту с лицом эльфа и робкой улыбкой, от которой в уголках глаз за стеклами очков в золотой оправе разбегались морщинки-лучики. Гость протянул Хелен тщательно упакованную книгу:

– Вы не могли бы отдать это Лидии? Сто лет уже обещаю вернуть.

Лидия и Хелен вместе снимали эту квартиру, хотя она была немногим больше моей.

Гигант улыбнулся мне (губы узкие, а рот широкий) и протянул руку. Взгляд Хелен метнулся от него ко мне и обратно.

– По глотку вина – не возражаете? Мы как раз собирались открыть бутылку.

– Нет-нет, мне надо бежать! – выпалила я.

В глазах Хелен читался вопрос: «Это куда же, дьявол тебя побери?» Очевидно, вино должно было удержать гостя – для моего же блага, – но меня обуяло желание сбежать, едва я увидела этого парня. Чем-то он меня тревожил, и нисколько не хотелось задерживаться, чтобы выяснить, чем именно. Поблагодарив Хелен за платье, я выскочила за порог и рванула по улице. Пакет с платьем хлопал по ногам и лип к коже. Прохожие жались к краю тротуара, а я все летела, летела, пока легкие не свело от боли, пока всю меня не скорчило от боли. Дома я приняла очень горячий душ, поставила чайник на огонь и, кажется, начала приходить в себя, когда зазвонил телефон.

– Он просит твой номер. Можно дать? – пробормотала в трубку Хелен; гигант все еще был у нее.

– Но у меня и так свидание, ты же знаешь. Мало мне одного таинственного незнакомца?

– С тем свидание через неделю. А этот вот он, рядом. Молодой, интересный, с кучей друзей. – Ее голос упал до едва слышного шепота: – И говорят, бесподобен в постели.

Через пятнадцать минут вновь раздался звонок.

– Я попросил ваш телефон у Хелен, вы не против? Можно вас сегодня куда-нибудь пригласить? Чаю выпить или вина… неважно. – Помолчав, он добавил твердо: – Я бы очень хотел вас увидеть.

Его прямота меня покорила. Парня можно пригласить на чашку чая, решила я, что тут же и сделала. До его появления времени оставалось в обрез. Предстояло решить: вымыть посуду или сменить пижаму на что-нибудь не столь уютно-домашнее. Я выбрала чистоту и к тому моменту, когда зажужжал домофон, перемыла двухдневную гору тарелок. По дорожке тициановского оттенка синего гость спустился в мой подвал, где за чаем с медом мы проговорили до полуночи. Волнистые светлые волосы, острый взгляд небольших глаз и очки придавали ему сходство с ученым, однако сам он назвал себя «человеком физического труда». Год назад он оставил работу в Сити, купил дом и теперь отделывал его собственноручно, чтобы прибыльно продать.

– Отказ от прекрасного жалованья и карьеры в Сити ради свободного плавания стоил мне дороже денег, – вздохнул он. И пустился в рассказ о девушке по имени Кандида, которую он любил и потерял.

Кандида стала основной темой нашей беседы на следующие два часа, и все же мы решили встретиться завтра. И послезавтра. И еще через день. К пятому дню он перестал бесконечно вспоминать Кандиду и сделался моим Любовником. У него были длинные руки, длинные ноги, длинный нос, длинное все. Признаться, он меня сразил.

* * *

К четвергу ужин «У Аннабель» показался мне тяжкой повинностью – но лишь до момента, когда мой новый друг, в темно-синем костюме и мокасинах от Гуччи из жатой, начищенной до черного глянца кожи, возник на моем пороге. В руках он держал букетик душистого горошка нежнейших оттенков.

– Из собственного сада. – Склонившись в легком поклоне, он протянул мне цветы. И скользнул губами по уголку моего рта.

Широко распахнутыми глазами я следила за дорогой: Найтсбридж, Мэйфер, вверх по Парк-лейн, вкруг Беркли-сквер. Меня, едва знакомую с Лондоном, очень впечатлила уверенность, с которой он лавировал по улицам. На Беркли-сквер он остановил машину, бросил ключи слуге в зеленой ливрее и цилиндре, взял меня под руку и повел вниз по ступенькам, в обеденный зал ночного клуба, где нас приветствовал обходительный итальянец.

– Добрый вечер, милорд!

От потрясения, что гондольер носит титул, я метнулась в дамскую комнату, которая оказалась вовсе не дамской комнатой. Еще одна обходительная личность в серо-черных полосатых брюках дворецкого направила меня дальше по коридору. Дежурная старушка в золоченом кресле едва взглянула на меня – и все поняла. И я тоже поняла – мое платье ее не обмануло. На мне не было ни манто, ни шали, а значит, ей нечего было ждать, кроме вежливой улыбки. Под ее колючим враждебным взглядом я освежила помаду, чтобы оправдать свое здесь присутствие, и замерла, глядя в зеркало. Что я тут делаю? В платье с подружкиного плеча, в обществе старого лорда? И почему он внушает такое почтение?..

В тот миг я решила, что этот мужчина, кто бы он ни был, мне подходит, а приняв это решение, вернулась в зал, где он меня, к моему облегчению, терпеливо ждал. Лорд или не лорд, он пугал меня меньше старушки на троне в уборной.

Нас провели к столику в углу зала, где было так темно, что мы с трудом видели друг друга, не говоря уж об остальных посетителях. Надев очки со стеклами полумесяцем, Лорд придвинул к себе горящую свечу и открыл меню. Заказал он паштет «триколор», запеченную рыбу и белое бургундское, а я доверилась его вкусу – меню в сравнении с Лордом меня мало интересовало. Я пыталась рассмотреть его получше, но освещение не позволяло. Собственно, это был фирменный знак «У Аннабель» – здесь искусители трудноопределимого возраста пускали пыль в глаза своим жертвам, и только обслуге дозволялось сохранять ясность видения.

Отрезав ломтик масла, Лорд пристроил его на хлеб и добавил такой слой соли, что я невольно обеспокоилась его давлением. Однако во время танца, чувствуя уверенную ладонь у себя пониже талии, я и не вспомнила о его летах.

После ужина Лорд отвез меня обратно и вышел из машины, чтобы проводить до входа. Мы остановились в круге желтого света от уличного фонаря; я медлила с прощанием.

– Пригласите? – спросил Лорд.

– Нет, не могу.

– Даже на чашечку кофе?

– Не думаю.

– Радость моя, это да – или нет?

– Это нет. Но за вечер огромное спасибо.

Я думала, Лорд тут же развернется в гневе и обиде, а он опустил ладонь на мое бедро и оставил на моих губах невесомый поцелуй, надолго сохранившийся в памяти.

* * *

Интуиция свойственна мужчинам в гораздо меньшей степени, чем женщинам, однако мужчина всегда чувствует, что женщина к нему охладела. Как правило, он выбирает этот день, чтобы заявить о своей непреходящей любви. Или хотя бы наносит визит с расчетом на вспышку страсти. Теперь, когда мое свободное время было поделено между Любовником (шесть ночей в неделю) и Лордом (вечера по четвергам – рестораны, театры, «У Аннабель»), Юрист всплывал в памяти лишь в связи с месячной рентой или БМВ. Продажа машины положила бы конец и неприятным воспоминаниям, и финансовым трудностям. Я поместила объявление в местную газету и очень скоро вручала ключи новому владельцу – с чувством, что одновременно говорю «прощай» и черным дням моего прошлого. И плевать, если я больше ни разу в жизни не услышу голос Юриста. Естественно, он позвонил на следующий же день.

– Я по тебе скучал, красавица. Завтра буду в Лондоне. До встречи в шесть.

Он был явно доволен собой, и я оставила его в заблуждении, что горю желанием увидеться. Я даже встретила его улыбкой, когда он спускался по лестнице, демонстрируя загар Бермуд, особенно выразительный на фоне яркой рубашки.

Это был абсолютно чужой человек, который почему-то взял меня за руку и повел в спальню.

– Жена ждет в отеле, так что давай быстренько.

– Быстренько – что?

– А ты изменилась, – равнодушно хохотнул Юрист, словно я нынешняя, как и я прежняя, была ему совершенно не интересна.

– Мы бог знает сколько не виделись, а жизнь здесь, между прочим, дорога, – сказала я.

– Ренту оплачу, обещаю. Вот только жена меня ни на шаг не отпускает. Сбросила двадцать фунтов, выглядит шикарно, и требует секса каждую секунду. – У него получилось на выдохе, в одно слово: «секса-каждую-секунду», и Юрист всплеснул руками: мол, ну что я могу поделать?

Он снял пиджак в микроскопическую полоску, расстегнул рубашку, почесал живот, загорелым валиком нависший над ремнем от Гуччи, и успешно проигнорировал мою неподвижную позу – скрестив руки на груди, я и не думала разоблачаться. А затем жестом, который я не так давно сочла бы игривым, опрокинул меня на постель и рухнул сверху.

– Не хочу! – Я уперлась ладонями в его плечи.

Задыхаясь под несносной тяжестью, я пихалась что есть сил, извивалась, морщилась и уже готова была заорать, когда он вдруг отпрянул, словно от дурного запаха. Без единого слова Юрист застегнул рубашку, надел пиджак и шагнул к двери.

– Ты все понял, не так ли? – Кажется, мне захотелось его утешить.

– Понял, – бросил он через плечо. – Надеюсь, ты тоже.

На верхней ступеньке он все же обернулся, чтобы пригвоздить меня тяжелым взглядом, – и ушел, неторопливо и с достоинством, которым не обладал.

Вечером пришел Любовник, и мы отпраздновали кончину Юриста в моей судьбе. Чуть позже, лежа в постели, Любовник смотрел, как я раздеваюсь.

– Ты должна вызывать в мужчине страх, когда снимаешь перед ним одежду, – сказал он.

– Это еще почему?

– Таковы женщины. В этом их власть над нами. Никогда не отворачивайся, чтобы раздеться. Будь уверена в себе. – Он забросил руку за голову. – Почувствуй свою силу.

Я нырнула в постель и обвилась вокруг него – мои комплексы испарялись, стоило мне оказаться в горизонтальном положении.

– Смешная девочка. Смешная взрослая девочка.

Любовник погладил мои волосы и нашел губами мой рот, приглашая к сексу. Рядом со мной секса он хотел всегда. Отдыхая после третьего раза за ночь, он пообещал назавтра приготовить ужин на основе афродизиаков.

– Мне с тобой допинг излишен, – возразила я. – К тому же завтра вечером меня не будет.

– Куда ты идешь?

– В театр.

– На что?

Спросить напрямик «с кем?» было небезопасно: ответь я, что с Лордом, моему Любовнику пришлось бы возмущаться, а это было не в его духе.

– «Моя прекрасная леди».

– Мюзикл?

Брови Любовника горестно сошлись на переносице. Мюзиклы предпочитают старики, а значит, я приглашена Лордом. Хорошо еще, выбор пал не на любимый Любовником Национальный театр, иначе он совсем скис бы.

Мы с Любовником никогда никуда не выбирались. Готовили дома и не вылезали из постели. Лишь однажды в субботу поехали вместе в бассейн, где Любовник утащил меня подальше от женщин с целлюлитными бедрами и ныряющих «бомбочкой» мальчишек.

– Когда-нибудь занималась любовью в воде? – Он убрал прилипшие к моему лицу мокрые волосы, и этот простой жест так меня вдохновил, что идея секса в хлорированной воде бассейна, в окружении полуобнаженных красоток Южного Лондона, не показалась такой уж нелепой.

Любовник никогда не приглашал меня к себе, хотя я и давала понять, что не прочь провести вечер в его владениях. Мои намеки он либо игнорировал, либо находил отговорку. Я решила, что он живет или в машине, или в том самом доме, который отделывает, потому и проводит у меня почти все ночи.