Текст книги "Десять мужчин"
Автор книги: Александра Грэй
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Дочь звонила. У нас ленч с друзьями, затем поло. Она будет с минуты на минуту, так что поторопись, чтобы с ней не столкнуться.
Утром мы занимались любовью, потом катались верхом. Наши лошади шли бок о бок, Лорд перегнулся в седле и поцеловал меня, я почувствовала себя такой любимой… что сейчас растерялась от этой неприкрытой грубости.
– Дорогая?
– Да?
– Отнести твою сумку в машину?
Сумку я отнесла в фургон сама и вернулась в дом, чтобы попрощаться. Лорд в спальне натягивал высокие, до колен, сапоги для поло поверх белоснежных бриджей.
Только дураки играют в игру «полюби то, что тебе недоступно»…
– Я поехала.
– Радость моя, не плачь. Прошу тебя, не надо расстраиваться. На ленч я тебя пригласить не могу, зато на матч ты можешь приехать.
– В этом наряде?
– Разумеется, – бросил он, поправляя перед зеркалом рубашку.
Джинсы, что я надела тем утром на прогулку, были отличной маскировкой. Никому не пришло бы в голову связать Лорда с девушкой в джинсах, если в этот первый по-настоящему жаркий летний день на великом для лондонского света спортивном мероприятии все Леди будут в шелках и шпильках от Джимми Шу.
– Если все же решишь посмотреть матч, возвращайся к половине третьего. – Лорд обошел меня и направился к лестнице.
Прежде чем догнать его на выходе, я стащила из шкафа шорты и рубашку для поло.
В ближайшей деревне я затормозила у прачечной и, воспользовавшись одеждой Лорда, выстирала и высушила свои джинсы с рубашкой. Вернувшись в коттедж, я обнаружила дочь Лорда в шезлонге, где еще пару часов назад загорала сама. Лорд нас представил; его дочь, щурясь и прикрывая глаза от солнца, оторвалась от журнала ровно на короткое «привет». Разговор не клеился, так что отъезд на матч я встретила с облегчением. Решено было всем ехать на машине Лорда, я уже направилась к передней дверце, однако дочь меня обошла, заняв законное место рядом с отцом. Изгнанная за их спины, я всю дорогу молчала, как, впрочем, и мои спутники.
Доставив нас на место, Лорд тут же сопроводил меня к бару и усадил за столик с двумя аргентинцами.
– Эти ребята составят тебе компанию, – сказал он.
– А с тобой нельзя?
– Здесь тоже неплохо, дорогая.
– А кто они такие?
– Старые игроки.
Он хотел сказать – старые игроки в поло, решила я.
– Присмотрите за ней. – Лорд пообещал и аргентинцам, и мне, что не задержится, и удалился.
Я провожала его взглядом, а когда они с дочерью исчезли в толпе, повернулась к своей страже и лишь теперь по-настоящему их рассмотрела: крашеные угольные волосы, перстни из золота.
– Давно его знаете? – спросил один из аргентинцев.
– Да. – Я изобразила возмущение.
– Тогда вы ему или дочь, или конюх?
Оба расхохотались и осушили бокалы, позвякивая золотыми цепочками на запястьях о золотые браслеты своих «ролексов».
* * *
Меня так часто обижало непрошибаемое равнодушие Лорда, что любовь к нему уже не ощущалась счастьем. Когда он отправился за границу по какому-то чрезвычайно важному, связанному с лошадьми делу, не сказав мне, когда вернется, я задалась вопросом, почему, собственно, держусь за него. Работа тоже удручала. Теперь даже шефу удавалось доводить меня до слез. От чего-то надо было отказываться.
– Нет!!! Опять ошибка! – взревел шеф. (Провалилась моя третья попытка напечатать письмо его бывшей жене в связи с круизом по свету их дочери.) – Монтерей! Через «о»! И через «е»! Это в Калифорнии, что в Соединенных Штатах Америки, если вам о чем-то это говорит!
– Я знаю, что такое Америка. Между прочим, еду туда на следующей неделе, – соврала я и, швырнув на пол кипу бумаг, гордо прошествовала на выход.
– Остановите ее! Не выпускайте! Скажите, я буду хорошим. Скажите, я буду больше платить! – орал он шоферу.
Я же спустилась на лифте – и вышла вон из офиса. Навсегда.
С секретарской работой пора было прощаться, она угрожала моему рассудку. Шефу я заявила, что еду в Америку, – так почему бы и нет? Время пришло, я была готова к приключениям.
Несколько недель назад, на вечеринке у скандально известного светского льва и приятеля моего домовладельца, я познакомилась с сыном великого киноактера, легенды Голливуда. Парень был самым молодым среди присутствующих, единственным, не сверкавшим латунными пуговицами на клубном блейзере, – и понравился мне с первого взгляда. Его не обмануло мое платьице в горошек и туфли с бантиками – он умел видеть глубже. Избавив меня от какого-то блейзерно-латунного юноши, он предложил турне по лондонским клубам.
– Вы какие любите? – поинтересовался мой новый знакомый, уводя меня с вечеринки.
– «У Аннабель».
– Лажа для стариков.
Он возил меня по своим любимым клубам, мы танцевали до четырех утра. Приехав к нему в квартиру, мы умирали с голода и налегли на хлопья, потому что холодильник был пуст, а за окнами Лондон, где все закрыто.
– В Санта-Монике «фатбургеры» работают круглосуточно, – недовольно сказал Брэд, набив рот хрустящей сладостью.
– А я никогда не была в Америке.
– А я никогда не встречал человека, который мог бы такое сказать. Давай-ка, заваливай как-нибудь. Места в доме полно.
* * *
И я поехала. Брэд встретил меня в аэропорту Лос-Анджелеса, а на пороге дома его знаменитого отца меня приветствовал сам хозяин.
– Для вас – мистер Эм Джи, – представился Легенда Голливуда, – ну а вы, полагаю, мисс Принимайте в Гости.
Великий актер видел меня насквозь, но радушно предложил крышу над головой в своих владениях: гостевой домик у бассейна. Несмотря на его гостеприимство, я решила держаться от Легенды подальше, что оказалось несложно: поднимался он не раньше полудня, завтракал в постели, и безо всякой спешки. Узнав, что я не видела его любимый фильм, Легенда Голливуда пригласил меня посмотреть видеозапись.
– С такими ногами, – заметил он, жестом направляя меня от своей кровати к приставной лестнице, что вела к его коллекции кассет, – вам бы на экране блистать.
Брэд ввел меня в круг своих друзей. «Захвати и ту девушку», – напоминали ему всякий раз, приглашая на серфинг при полной луне, в джаз-клуб, на ночные вечеринки в студии какого-нибудь художника или в предрассветный набег на «фатбургер».
К концу шестой недели моей жизни в стиле Родео-драйв, за традиционным семейным ужином, Легенда Голливуда назвал меня их «самым долгим гостем».
– Не сочтите только, что мы вас выгоняем, – добавил он, в душе наверняка сомневаясь, удастся ли от меня вообще когда-нибудь избавиться.
Пора было возвращаться в Лондон и подыскивать работу, но не раньше, чем встречусь с сестрой. Я позвонила ей в Техас и уговорила составить мне компанию в поездке по Тихоокеанскому хайвею. Мы отправились в Сан-Франциско, однако сделали остановку в Монтерее, и по пути на пляж я отправила бывшему шефу открытку с единственным грамотно написанным словом, кроме «спасибо». Его буйный нрав выставил меня из офиса и отрядил в места такой головокружительной красоты, что даже моя сестричка, полюбовавшись на тихоокеанские пляжи и горы Санта-Моники, решила, что безводных равнин Техаса с нее довольно. Она была готова перейти последний рубеж. Она созрела для Калифорнии.
* * *
Ну а я вернулась в старую добрую Англию, к стопке корреспонденции, аккуратно собранной моим другом-домовладельцем. К счастью, первым я открыла письмо от Ребекки, подруги моей подруги, которая буквально погибала у себя на фирме без помощницы. Я позвонила немедленно, и мы договорились о встрече. Шанс заработка, пока еще не реализованный, вселял надежду, поскольку далее следовали всевозможные счета. А последним оказалось письмо от Лорда, оставившего, кроме того, и пять сообщений на автоответчике.
Лорд вернулся в Лондон, не сомневаясь, что я тут изнемогаю от тоски, и три недели ждал ответа на свои звонки. Когда я наконец позвонила, стало ясно, что баланс сил (или любви?) сместился. Лорд предложил тем же вечером приехать к нему, но в Америке я ощутила себя самой собой и такой свободной, что не горела желанием возвращаться в наши с Лордом «пигмалионные» дни.
– Пожалуйста, радость моя, – взмолился он. – Приезжай на выходные.
– На все выходные?
– Конечно.
Заканчивался сентябрь; день мне Лорд устроил великолепный. Мы скакали по полям, заглянули во все наши тайные уголки парка, ужинали на свежем воздухе, купались под луной – словом, повторилось все, благодаря чему я влюбилась в Лорда. И я влюбилась снова. Наш роман возобновился, только теперь Лорд не бросал меня на выходные в одиночестве, а брал с собой.
Он наконец познакомил меня со своими друзьями – обладателями загородных особняков и лондонских квартир, имеющими любовников и в столице, и в деревне и красивых детей, разбросанных по школам-пансионам. И чем больше я с этими людьми общалась, тем отчетливее понимала, что меня приняли в члены «Клуба Лордов», а не Леди. Друзья Лорда были неизменно сердечны и принимали меня как доброго друга, но кое-кого из их женщин, в отличие от мужчин, сильно беспокоил тот факт, что я была чужаком в их мире. Я не так, как они, говорила, не так думала, не так одевалась, а главное, я была на два десятка лет моложе. Леди предпочитали одинокого Лорда и не жалели сил на то, чтобы я чувствовала себя недостойной не только их, но и его общества.
– Мы из разных классов, в этом все дело, – пожаловалась я Лорду после особенно нелегкого ужина, когда очередная Леди, пристроив голую ступню на его ботинок от Гуччи, напрочь выключила меня из беседы.
– Ерунда. Я и слова-то «класс» не слышал, пока с тобой не познакомился.
– Только потому, что вы все одного класса.
Он улыбнулся, и на том спасибо. С какой стати им думать о других? Им принадлежало все самое лучшее в Англии, а их жизни, даже если и не всегда счастливые, текли свободно, не замутненные самокопанием, подпитываемые сексом и алкоголем.
Из желания стать своей для Лорда и потому, что полюбила верховую езду, я рискнула попробовать и охоту. Лорд обещал мне целый день наедине перед Рождеством, и с приближением праздников жизнь моя, казалось, наладилась: мне нравилась работа у Ребекки, а Лорд, любовь моя, принял меня в свой мир. По выходным за городом я щеголяла в жемчугах, желтом кашемире и мокасинах (ради которых залезла в долги – лишь бы не выделяться на общем фоне). Увы, моему охотничьему счастью не суждено было продлиться: я приземлилась и сломала лодыжку. Когда пришло Рождество, Лорд отправился с дочерью в Шотландию, а я – на поезде домой, к маме, с чувством, что былое возвращается. Дома это чувство лишь усилилось. Я день-деньской лежала на софе и ждала, когда срастется кость и когда позвонит Лорд. Я ждала – и жевала. И чем больше я ела, тем больше мне хотелось есть. Лодыжка заживала медленно, зато толстела я быстро.
За день до Нового года мне сняли гипс, и первое, что я услышала, вернувшись из больницы, был телефонный звонок: Лорд приглашал меня на вечеринку в Лондон, к своим задушевным друзьям. Старый год вдруг стал не так уж плох, а новый и вовсе засиял всеми цветами радуги.
Мы провели вечер в Найтсбридже, в элегантном доме итальянской четы, пригласившей еще шестнадцать гостей, среди которых не оказалось ни одного наездника. Здесь были академики, продюсеры, дизайнеры; в поле зрения ни кашемирового кардигана, ни банта из тафты, однако Лорд вписался как нельзя лучше. Меня посадили между кинопродюсером и бородатым американцем в очках, который круто сменил тему разговора, заинтересовавшись нашими с Лордом отношениями.
– Судя по всему, вы противница традиций, – сказал он.
– Вот как?
– Ваш выбор партнера традиционным не назовешь.
– Пожалуй.
– Знаете, кто вы такая? Женщина в движении.
– И что это значит?
– Вы в процессе развития. Познаете жизнь и изучаете себя.
– Возможно, – отозвалась я, не слишком уверенная, что жажду находиться в движении. Скорее мне хотелось совсем другого: чтобы жизнь застопорилась здесь и сейчас, чтобы я навсегда осталась с Лордом.
– Будете в Штатах – звоните. – Американец протянул визитную карточку.
В ближайшее время я за океан не собиралась, но визитку взяла, а дома сунула ее за раму зеркала, на память о приеме одновременно роскошном и интимном – лучшей новогодней вечеринке в моей жизни.
* * *
К концу января мои надежды на светлое будущее повисли на волоске. Лорд вновь стал ускользать, а Ребекка сообщила, что я на грани увольнения. Еще во время интервью она предупреждала, что шанс получить полную ставку в должности ее ассистента у меня «призрачный», но поскольку вся моя жизнь была сплошной чередой таких «призрачных шансов», я согласилась. Три месяца спустя меня уверили, что декретный отпуск моей предшественницы стал отпуском бессрочным. А потом на пороге офиса возникла миссис Материнство. Заливаясь смехом, в обнимку – сестры если не по крови, то по духу, – дамы отправились на обед, продлившийся три часа. Когда Ребекка вернулась, в ее взгляде безошибочно угадывалось спиртное, а в голосе – сентиментальность, навеянная воспоминаниями. Не стоило мне так уж изумляться плохим новостям. Прежняя помощница Ребекки любила мужа, любила ребенка, но этих двоих ей недостаточно. Для полного счастья ей нужна работа – та самая, которую я присвоила.
Увольняться я была не готова. Мне еще многому хотелось научиться у Ребекки: она жила по собственным правилам, ее уважали женщины и обожали мужчины. В ее жизни присутствовали и успешный бизнес, и хотя бы один поклонник за кулисами. Очередной кавалер, почти знаменитый голливудский режиссер, позвонил ей тем же днем сразу после обеда, сказал, что прилетел в Лондон и ждет ее в отеле. «Оторви задницу от стула и валяй сюда», – распорядился он. Должна признать, что для независимой женщины, которая не терпит приказов, Ребекка «оторвала задницу» без промедления.
– Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, – сообщила она, наводя красоту перед рандеву, – что Ева, одна из моих лучших подруг, ищет кого-то вроде личного помощника для миллионера. – Ребекка послала мне многозначительный взгляд. – В смысле – миллиардера.
Она округлила глаза в знак почтения к миллиарду, но я не поддержала ее восторга. «Кто-то вроде личного помощника для миллиардера»? Шанса призрачнее, пожалуй, не придумать. Мне подсовывали конфетку, чтобы подсластить горечь увольнения. Я освободила ящик стола.
– Тебя никто не гонит сию секунду, балда.
Балда – это мой точный портрет. Я рухнула в кресло и одним махом смела все свои вещички обратно в ящик.
– У нас есть месяц, чтобы найти тебе работу, и мы ее найдем, обещаю. – Ребекка выдохнула струйку дыма и подмигнула.
Шагая тем вечером домой, я решила, что назрели перемены. Уж слишком все в моей жизни было временно. Лорд перестал замечать мою любовь, а фургон ломался едва ли не в каждую поездку на еженедельные свидания.
– Не пропадай, – напутствовал Лорд с порога своего коттеджа, когда я уезжала в Лондон.
Обратный путь был для меня тренировкой в надежде. Я надеялась, что через день-другой Лорд пригласит меня на ужин. Надеялась, что фургон дотянет до дома. Кому нужна машина, что разваливается на ходу, и мужчина, не желающий сдаваться на милость любви? В глубине души (собственно, глубина-то была невелика) я понимала, что пора расставаться и с этим мужчиной, и с этой машиной.
За оставшийся до увольнения месяц я пару раз интересовалась у Ребекки загадочным миллиардером, но та лишь напускала тумана. Я оказалась права: миллиардера мне подсунули вместо соломинки, за которую следовало ухватиться в эти тяжелые времена. Категорически не желая ежедневно спускаться в подземку, я обратилась в бюро по трудоустройству и в течение недели перебывала на пятнадцати интервью, из них шесть – в одном и том же коммерческом банке. Всех вокруг восторгала перспектива моей работы в Сити. Всех, только не меня – до тех пор, пока домовладелец услужливо не напомнил, что аренда уже три дня как просрочена. Я сдалась – и подписала контракт на жизнь в офисном освещении и работу под началом скороспелого двадцатипятилетнего банкира-американца, который называл меня «беби» и обещал, что с первой минуты моей работы мы с ним сплотимся, как сиамские близнецы. Всю жизнь только об этом и мечтала. Словом, мне осталось лишь отослать подписанный документ, но дни проходили, а конверт, будто приклеенный, мозолил глаза на столе. Однако настал и последний срок. Если пропущу – потеряю работу. С тяжелым сердцем я взяла письмо и уже шагнула было к двери, чтобы пойти на почту, как вдруг, deus ex machina[9]9
Букв. «бог из машины» (лат.). Случайность, благоприятно влияющая на исход дела, избавитель. В античной трагедии таким «избавителем» был какой-либо бог, появлявшийся при помощи механического приспособления.
[Закрыть], зазвонил телефон. Ева, подруга Ребекки и секретарша Миллиардера, приглашала меня завтра на интервью.
5. Миллиардер
Миновав вращающуюся дверь отеля на добрых десять минут раньше назначенного срока интервью с Миллиардером, я угадала Еву в разгневанной учительнице, которая мерила шагами мраморный пол вестибюля.
– Явились последней. – Она со вздохом поставила галочку напротив моего имени в фирменном секретарском блокноте на пружине.
Ева провела меня в комнату, где семеро женщин чинно и намертво, в позе непрошибаемого терпения, застыли на одинаковых стульях в ожидании встречи с Миллиардером. Ева обеспечила шефу поистине богатый ассортимент секретарш. Несколько соискательниц были профессионально деловиты, одна сногсшибательно хороша собой, еще одна у меня на глазах принялась с бешеной скоростью строчить что-то в блокноте: тренировалась в стенографии. Все в строгих костюмах и телесных колготках, они сидели нога на ногу – этакая секретарская многоножка в туфлях-лодочках, носки которых смотрели вправо.
Ева указала на свободный стул.
– Спасибо, постою.
Я определенно ошиблась, приняв приказ за приглашение. Семь пар секретарских глаз нацелились на меня, но по звонку телефона, как по команде, вновь вонзились в Еву. Та подняла трубку, продемонстрировав темный круг под мышкой. Взмокший комок нервов, секретарша Миллиардера была неважной рекламой вожделенной работы.
– Алло. – Уголок ее глаза подергивался. – Да. Она уже здесь. Я пошлю ее к вам. – Ева повернулась ко мне: – Двенадцатый этаж. Комната 1200.
Я слегка струсила, оказавшись первой. Быть может, мелькнула мысль, Миллиардер из тех, кто оставляет лучший кусочек напоследок, а меня вызвал, чтобы сразу избавиться? Узнать, права я или нет, можно было лишь одним способом, и я нажала кнопку звонка под медной табличкой. Мне предстояло впервые в жизни переступить порог президентского номера. Ожидая, когда откроют дверь, я покрутилась перед зеркалом, висевшим на противоположной стене коридора. Пиджаку из черного плиса почти удалось скрыть тот факт, что в период предрождественского уныния и обжорства я округлилась и там, где нужно, и там, где это совершенно ни к чему. Белая блуза едва сдерживала напор бюста. Я стянула полочки пиджака, поправила «конский хвост», очки в черепаховой оправе (аксессуар, предназначенный исключительно для создания нужного имиджа) и еще раз нажала на кнопку. Через пять минут, так никого и не дождавшись, я пошла назад к лифту.
– Вы здесь? Эй, вернитесь! – прозвучало из конца коридора.
Оглянувшись, я увидела высокого мужчину, сигналившего мне обеими руками. Мой работодатель был явно не в себе, но выглядел дружелюбно, и я воспрянула духом.
– А мы вас чуть не потеряли. Заходите. Спасибо, что дождались. Садитесь, – говорил он, придерживая для меня дверь.
Я бросила на него взгляд: открытая улыбка, очень короткий ежик темных волос и брюки с высокой талией – излюбленная модель многих американцев. Бочком семеня в просторную роскошь президентского номера, я наткнулась на кого-то в мягком зеленом кашемировом кардигане. Пробормотала извинения, сосредоточив все внимание на главном – человеке, которого жаждала назвать своим шефом.
– Исправленные бумаги занесете к вечеру. Нужно будет до завтра просмотреть.
– Непременно, – отозвался мой потенциальный шеф и шагнул в коридор.
Я открыла рот, чтобы окликнуть его, когда голос позади меня произнес:
– Прошу прощения, что заставил ждать.
Никогда не следует недооценивать человека в кардигане. Спутав Миллиардера с секретарем, я сконфуженно потупилась. Миллиардер был в носках, но без обуви, что меня насмешило. Я улыбнулась, подняла голову и встретилась со взглядом спокойных зеленых глаз.
– Прошу. Садитесь, – сказал он и сам утонул в большом мягком кресле. – Как вы?
– Спасибо, хорошо.
– Не волнуетесь?
– Нисколько.
– Отлично. Не хотелось бы, чтобы вы из-за меня волновались.
Он общался так, будто мы давно знакомы, – не диалог, а сцена-пинтереска[10]10
Драматург Гарольд Пинтер (нобелевский лауреат 2005 г.) в числе прочего обогатил драматургию новым приемом, суть которого состоит в создании посредством самых обыденных и безобидных слов и жестов атмосферы угрозы и ужаса. Пьесы Пинтера полны таких сцен, которые иначе как «пинтерески» теперь не называют.
[Закрыть].
– Начнем с документов.
Предупрежденная Евой, я принесла доказательство своих секретарских навыков, и Миллиардер принялся изучать результаты моих тестов времен колледжа.
– У прежней секретарши стенография шла из рук вон плохо. Мне нужно, чтобы за мной успевали, ясно?
Опять же по инструкции Евы, я вынула из сумочки ручку с блокнотом, купленным специально ради этого случая, забросила ногу на ногу и замерла: воплощение секретарши, готовой стенографировать под диктовку шефа. Миллиардер открыл рекламный буклет отеля и прочистил горло. Я поправила очки в расчете произвести впечатление – и вдруг так разнервничалась, что едва не выронила ручку из дрожащих пальцев. Миллиардер читал историю отеля очень быстро, со странным полуевропейским, полуамериканским акцентом, что лишь усугубляло ситуацию.
– Будьте добры, прочитайте, – сказал он через несколько минут.
Я пролистала страницы, вкривь и вкось покрытые корявыми стенографическими знаками.
– Не спешите. Начинайте, когда будете готовы.
– Отель, построенный в тысяча восемьсот, э-э, восьмидесятом году на, э-э, Уинстон-Кресчент…
– Уилтон, – поправил он терпеливо.
Я прочитала пару строчек и вновь застряла.
– …Только в последние, э-э…
– В последние пятьдесят лет. – Миллиардер со вздохом почесал затылок, ероша давно взъерошенные волосы. – Ну и? – Терпение иссякло. Похоже, он начинал злиться.
Я угадала еще несколько фраз – неверно, как выяснилось, угадала – и выдохлась окончательно. Миллиардер хлопнул буклетом по разделявшему нас столику красного дерева.
– Как успехи, по-вашему?
– По-моему, плохо. Думаю, я зря трачу ваше время. – Решив, что сохранила толику достоинства, высказав очевидное, я поднялась. – Всего наилучшего.
– Чашку чая?
– Чая?
Предложение застало меня врасплох, но я послушно опустилась в кресло. Почему бы, в конце концов, и не выпить чаю перед возвращением в реальную жизнь с ее безработицей и безденежьем? Миллиардер вызвал обслугу и подтолкнул ко мне меню в твердой обложке. Я колебалась с выбором угощения: лепешки с клубничным джемом и взбитыми сливками, сэндвичи с копченой лососиной, домашний лимонный пирог – все выглядело так аппетитно. Я чуть было не остановилась на варианте «комплексного чая», но вовремя увидела цену. Чаепитие на двоих обошлось бы в сумму, превышающую мою месячную плату за газ.
– Челове-эк, – имитируя инспектора Клузо[11]11
Герой комедийных детективов «Розовая пантера».
[Закрыть], протянул Миллиардер. – Чай на двоих. Сэндвичи?
Он глянул на меня. Я кивнула.
– Нет, сэндвичей не надо. Как насчет лепешек?
Я снова кивнула.
– Нет. И лепешек не надо, – сказал Миллиардер, оценив мою натянутую на груди блузку.
Прибыл чай. Пока я по просьбе Миллиардера наполняла чашки, его взгляд с резюме, лежащего у него на коленях, то и дело возвращался к моей блузке. Я с неуверенной улыбкой подала ему чашку. Властность Миллиардера не пугала, и наша вежливая беседа текла вполне свободно. Пусть я не получила работу, зато до конца своих дней смогу рассказывать, как пила чай с миллиардером, который встретил меня без туфель и отказал в сэндвичах и лепешках. Поинтересовавшись, нравилось ли мне жить на острове, он сообщил, что тоже иногда живет на острове. За разговорами мы опустошили чайник, и настало время прощаться.
– Очень жаль, что вы не справились с диктовкой. Думаю, вы бы мне подошли. – Миллиардер собственноручно открыл дверь, но остановился на пороге, загораживая мне путь.
– Спасибо. – Я сделала попытку протиснуться мимо.
– Вы готовы подтянуть стенографию, если нам не удастся найти никого другого?
– Внизу дожидаются интервью семь женщин, каждая из которых, на мой взгляд, – идеальная секретарша.
– Если бы мы выбирали «на взгляд», возможно, вы получили бы работу. – И он шагнул в сторону.
Я была уверена, что распрощалась с Миллиардером навсегда, но на следующий день (мой последний у Ребекки) в трубке вновь раздался голос Евы:
– Он приглашает вас сегодня вечером в ресторан.
– Большое спасибо. Но мне не ресторан нужен, а работа.
Ева перезвонила через час:
– Он приглашает вас в поездку.
– Какую поездку?
– Деловую, – отозвалась она устало. – Для обучения обязанностям секретарши. Интересует?
* * *
Мое обучение началось по дороге в Норт-холт – ближайший от Лондона аэропорт для тех, кто предпочитает и может себе позволить летать частными рейсами.
– Его машина идет впереди. Когда он путешествует с охраной, ребята едут с ним. С Юри познакомитесь в Вене, – объясняла Ева. – Никогда не заказывайте лимузин напрокат – у него все по-простому.
В аэропорту мы были встречены любезными улыбками и услужливым носильщиком, сопроводившим нас до таможенного контроля, где никого не обыскивали и ни в одну сумку не заглядывали. Комфортабельное авто довезло нас по летному полю прямо под бок изящного кремово-белого лайнера с надписью MAV187 на хвосте.
– Запомните регистрационный номер. Это его любимый самолет. Он терпеть не может, когда приходится лететь другим.
– А сколько их у него?
– Пять.
И впрямь все по-простому. Куда уж проще. Вслед за Евой я поднялась по трапу. Капитан корабля, седовласый гигант, меня приветствовал сдержанно, зато для Евы приберег «Приветик!» и объятия.
– Секретари сидят сзади. Последние два места – для членов экипажа. Он вызовет вас к себе, если сочтет нужным, – продолжала Ева.
Миллиардер был уже в кабине пилотов, готовился к полету.
– Взлет и посадку он всегда берет на себя, а нам можно отдохнуть.
С блаженным вздохом Ева опустилась в мягкое кожаное кресло, щелкнула замком ремня безопасности, закрыла глаза и вмиг уснула. Мирно проспав весь взлет, она пришла в боевую готовность ровно за минуту до появления из кабины Миллиардера. Казалось, ее вел внутренний автопилот.
– Обзор компаний, изучить в срочном порядке. – Она вручила мне две папки. – Как правило, новичкам мы такое количество информации не даем, но насчет вас он распорядился по-другому. Подпишите обязательство о неразглашении.
Оставив внизу серость лондонского январского неба, мы ворвались в бескомпромиссную, без единого облачка, синеву. Когда лайнер достиг полетной высоты, стюард накрыл стол в носовой части салона. Ева подняла голову от кипы бумаг.
– Нам сегодня сэндвичи не полагаются, – бросила она мне. – Похоже, шеф пожелал обедать в компании. Давно такого не случалось.
Предсказание сбылось: Миллиардер жестом пригласил нас занять места по обе стороны от него и в том же фамильярном стиле окликнул стюарда:
– Эй, Микки, умираю с голоду. Тащи все, что есть.
Добродушие Миллиардера было заразительно; вместе с остальными я хохотала над его шутками. Мне понадобилось какое-то время, чтобы сообразить: все это не более чем игра, где окружающие Миллиардера люди исполняют те роли, которые он им назначил. В мире больших денег никто, кроме босса, не мог позволить себе быть самим собой.
Микки опустил на стол блюдо с копченой лососиной и предложил вина, от которого Миллиардер отказался – и вслед за ним отказались остальные. Бутылка шабли – превосходного, должно быть, – вернулась в холодильник. Шеф подцепил вилкой ломтик лососины, поднес ко рту, и пронзительная лазурь неба в окне на миг объяла кольцом нежно-розовую мякоть. Сюрреалистические цвета в сорока пяти тысячах футов над землей доказывали мне, что дни ржавого фургончика остались позади.
– Вену знаешь? – обратился ко мне Миллиардер.
– Нет.
– А оперу?
– Ни разу не бывала.
– Ева, билеты на вечер. На всех.
Ева сделала пометку в своем блокноте, расстаться с которым, похоже, ей было не проще, чем с одной из конечностей.
– Что сегодня дают? – спросил ее шеф.
– La Bohème.
– Потом скажешь, кто ты – Мими или Мюзетта, – вновь повернулся ко мне Миллиардер.
Я понятия не имела, что речь идет о героинях оперы – хрупкой серьезной Мими, умирающей, так и не познав любви, и простодушной легкомысленной девушке Мюзетте, чьи вечерние платьица оплачивают престарелые покровители. То был первый звонок, явный призыв к бдительности, к которому я не прислушалась.
Миллиардер действовал быстро, мыслил еще быстрее, и его присутствие заводило всех вокруг. Как только он посадил самолет, Ева исторгла из своей многострадальной глотки необходимые указания и с чемоданом в руке заняла пост у выхода. Микки опустил трап, Миллиардер выскочил из кабины и был таков – помчался к поджидающим авто. Все происходило в точности по описанию Евы. Рядом с машиной Миллиардера, придерживая дверцу, высился телохранитель. Мы с Евой уселись в соседний лимузин. Когда авто Миллиардера тронулось, он обернулся к нам и скорчил в окне рожу, сунув в уши большие пальцы и растопырив остальные. Ева отозвалась вежливым смешком, после чего уткнулась в папку, озаглавленную «Вена». Я ухмыльнулась. Миллиардер отвернулся, довольный, но тут же глянул вновь, словно его одолело любопытство: что мы на самом деле думаем о его выходке? Я все еще смотрела в его сторону, а машины все еще были достаточно близко, чтобы наши взгляды встретились. На заднем сиденье большой черной машины он выглядел одиноким маленьким мальчиком. Мысль была неожиданна, но еще неожиданнее повел себя мой язык, по собственной воле пожелавший продемонстрировать себя моему шефу. Вполне естественная, если подумать, реакция на клоунаду Миллиардера, однако она изумила нас обоих. Вспыхнув, я прихлопнула ладонью рот, а Миллиардер свел брови, но мне показалось, его скорее позабавило, что в его мире – за пределами товарной биржи – все еще происходят непредсказуемые события.
– В Вене мы всегда останавливаемся в отеле «Захер». Он предпочитает номер «Мадам Баттерфляй», а если этот номер занят – то любой с видом на оперный театр. Администрация отеля в курсе, но никогда не забывайте проверять. Секретарский номер всегда находится на другом этаже, – выдавала Ева с крейсерской скоростью.
«Всегда», «никогда» и «без исключения» так и сыпались из ее уст. Богатство Миллиардера обеспечило ему определенные гарантии, и секретарша обязана ограждать его от разочарования.
– Да, кстати. Можете положиться на Юри, даже если что-то напутаете, а напутаете непременно. Поначалу это со всеми случается, а с некоторыми и до сих пор.
Крепыш Юри оказался евреем американского происхождения, который неотступно следовал за шефом. На службу к Миллиардеру его взяли из ЦРУ, хотя, на мой взгляд, интеллектом шпиона он отнюдь не блистал. При нем всегда были радио с наушником, пистолет и ничего не выражающий взгляд. Синий блейзер от Ральфа Лорена скрывал пистолет, но не все остальное.