Текст книги "Десять мужчин"
Автор книги: Александра Грэй
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– А он сказал – пятьдесят три… – Я вспыхнула от стыда, что меня так легко провели.
– Даже если бы он не соврал, пятьдесят три – тоже не молодость. Вы что, ищете в мужчинах замену отцу?
– Не знаю. В любом случае не нашла.
– Почему вы не встречаетесь с ровесниками?
– Зачем? Чему от них научишься?
– Как быть собой.
Понимание Режиссером женской природы граничило со сверхъестественным. Фильмы он снимал в основном о нас и на мой вопрос почему ответил просто: «Среди моих лучших друзей есть женщины». Вокруг него и впрямь всегда были избранницы, из этого ранга и пошла на повышение мисс Мэннерс, получив звание супруги, принесшее ей лишь череду главных ролей да пагубную несдержанность – печальный итог для музы, вдохновившей мастера на брак с ней.
Если я размышляла над тем, кого действительно любит Режиссер, то он с удовольствием рассказывал мне, с кем я должна встречаться.
– Вы слишком много времени провели с мужчинами, которые находятся в опасном возрасте кризиса середины жизни, – говорил он и предлагал на выбор блистательные кандидатуры. Каждого из рекомендуемых он знал лично и мог мне представить.
Я не сразу догадалась, что его интересовала скорее моя реакция на эти предложения, нежели желание увидеть меня миссис Хью Грант (его идея, не моя), миссис Виго Мортенсен, а еще лучше – миссис Джонни Депп. Мне было всего двадцать шесть, и потому сама мысль о ком-нибудь из этих мужчин рядом со мной убеждала в правоте Режиссера. А вместе с внутренней готовностью к встрече с мужчиной, еще не достигшим кризиса сорока пяти, появился и идеальный вариант.
Я и минуты не просидела в кружке студентов, когда ощутила чей-то взгляд и, подняв голову, увидела новенького в нашем классе. Парень был высок, тонок, с глазами Марлона Брандо и небрежно зачесанными назад темными волосами. Мой ровесник, прикинула я, если не моложе. На занятии он появился в джинсах, белой футболке и черных ботинках – с 50-х годов классический наряд актеров, исповедующих Метод. Я в жизни не встречала никого красивее. Стоило ему открыть рот, и весь класс был очарован – не только его красотой, но и поразительной открытостью. Он улыбался, рассказывая преподавателю, что работал в театрах по всей Америке, и с очевидной гордостью сообщил, что родом из Калифорнии.
Когда наша руководительница предложила выбрать пару, я отвернулась: больно было смотреть, кто ему достанется из хорошеньких актрис, недостатка в которых в классе не было.
– И начинайте работать.
Я услышала слова преподавателя, и после недолгого молчания сосед пихнул меня в бок. Я повернулась.
– Да-да, вы двое. Возьмите что-нибудь из Чехова. Рекомендую «Дядю Ваню».
После занятий я дошла с уроженцем Калифорнии до Сорок второй улицы.
– Давай на первый раз встретимся у тебя. – Мне хотелось оттянуть психоанализ Эринулы, а заодно и неизбежные вопросы Актера насчет моего роскошества в Ист-Сайде.
– Не возражаешь против Адовой Кухни? – спросил он.
Я взглянула на него, будто к губам потянулась, и мысль о поцелуе не заставила себя ждать.
– Так как? Не возражаешь? – повторил он.
– Извини. Ты о чем?
– Об Адовой Кухне. Я живу в этом районе.
* * *
Не разбираясь в станциях подземки Вест-Сайда, я решила пересечь город на такси, что также давало мне шанс надеть белый плащ от Берберри, на случай летнего дождика. Добравшись до квартала Актера, я пожалела о выборе: бьющая в глаза белизна моего наряда бросала вызов сумрачности Адовой Кухни. Такси затормозило у нужного дома. На другой стороне улицы, у стены, случайно поймавшей луч солнца, стояли человек двадцать разного возраста и облика. Просто стояли, подпирая стену и глядя перед собой. Я не сразу заметила вывеску над их головами: «Нью-Йоркский дом для душевнобольных (1962)». Обитатели больницы наслаждались редким здесь солнцем. Некоторые из них заулыбались, замахали руками, когда я выскочила из такси, долетела до двери дома Актера и заколотила по кнопке звонка.
Вверх по лестнице к его квартире я скакала через две ступени, минуя двери взломанные, забитые досками и снова взломанные, обогнув на пути девушку с жидкими сальными волосами, прикорнувшую прямо на ступенях. Сонно улыбаясь, она сказала: «А я все жду, все жду я друга». С верхней площадки за моим продвижением наверх следил Актер.
– Белая девушка в белом. Не самый лучший вариант для этой части города. – Он помог мне снять плащ и повесил его за входной дверью.
Квартира выглядела одной длинной комнатой, разделенной перегородками. Подъемное окно крошечной кухоньки в самом конце выходило на площадку пожарной лестницы, где Актер поставил круглый столик. Обстановку гостиной составляли обшарпанный телевизор, обшарпанный шезлонг на кирпичах вместо ножек и розовый пластмассовый стул с капюшоном фена.
– Ты что, парикмахерскую в стиле ретро ограбил?
– Это все с улицы.
Актер провел меня на крышу, где мы решили репетировать, спасаясь от духоты.
Устроившись на выступе у самого края крыши, мы читали строки из «Дяди Вани». Читали, перечитывали и вновь возвращались к началу, чтобы проникнуть в глубинный смысл слов. Обнаружив, что просидели весь день без еды, сбегали в китайскую лавочку «Все за доллар», вернулись на крышу, жевали и болтали: о его брате и моей сестре, об Англии и Калифорнии, о спектаклях, где он играл, и моем желании сыграть когда-нибудь у Режиссера. За разговорами не заметили, как угас день и зажглись огни Манхэттена. После часу ночи по крыше застучал летний дождь.
– Пожалуй, мне пора, – сказала я.
Мы вернулись на кухню, и я вдруг занервничала в ее тесноте, наедине с мужчиной.
– В таком плаще тебя тут мигом обчистят – и тачку поймать не успеешь, – засмеялся Актер, которому мое напряжение, к счастью, не передалось. – Лишняя комната есть, так что оставайся.
Через несколько минут, одолжив у Актера рубашку, я уже лежала в его «гостевой» кровати.
– Спокойной ночи, – крикнул он из-за двери, по дороге в свою спальню.
Использование Метода предполагает близость и доверие между партнерами, однако романы в классе исключались. Какой бы страстной ни была сцена, в поцелуях участвовали строго лишь губы, никаких языков, и, лежа в постели, я твердила себе, что мое тело – и божественное тело Актера, если на то пошло – не более чем «инструмент». Я очень рассчитывала, что эта унылая мантра принесет сон. Не принесла. Проведенные с Актером часы подействовали как наркотик. Меня все подкупало в Актере, не только его красота, и я уже представляла, как признаюсь Режиссеру, что он был прав, советуя встречаться с мужчинами помоложе. В плену мыслей и чувств, я несколько часов проворочалась в постели.
В шесть утра, так и не дождавшись сна, я прокралась на кухню, села за стол, вытащила «Четыре квартета» из стопки книг и начала читать шепотом, время от времени отвлекаясь на свару горластых неряшливых птиц у кормушки за окном.
– Обожаю эти строчки. – Актер стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку.
Он видел, как я сижу тут, бормоча стихи себе под нос. Я смутилась и вскочила из-за стола, пытаясь прикрыть рубашкой голые бедра.
– Мне в самом деле пора.
– А позавтракать? – спросил Актер.
Бодрым шагом мы проделали немалый путь до Семнадцатой улицы, причем плащ остался висеть в квартире Актера – я решила, что пора приспосабливаться к обстановке. В кафе, за чашкой до прозрачности жидкого кофе, Актер сказал:
– Зная, что ты за стенкой, я так и не смог уснуть.
– Я тоже.
– Рад, что я не в одиночестве. – Актер глянул на меня поверх меню.
На обратном пути мы заскочили в художественную галерею, посмотрели фотографии Мэна Рэя и Андре Кёртеша. Потом Актер повел меня в свой любимый букинистический магазин, купил томик Неруды, а когда вернулись к нему, читал мне стихи на испанском.
Мы договорились о встрече следующим вечером. Снова, как и в первый раз, репетировали на крыше. Когда проголодались, Актер приготовил ужин. Далеко за полночь Актер протянул мне «мою» рубашку. Улыбнувшись повторению ритуала, мы разошлись по спальням. Спустя полчаса я все еще смотрела в потолок.
– Не спишь? Иди сюда, поговорим, – раздался из-за стены его голос – негромкий, чтобы не разбудить, если сплю.
Двуспальная кровать занимала полкомнаты, на белых наволочках метались тени от горящей свечи.
– Почему не поговорить, раз уж не спим? – предложил он, не поднимаясь с постели.
Волнуясь будто школьница, я попросила Актера сыграть на пианино, что стояло у окна, и, пока он пел, весь день собиравшаяся гроза наконец грянула.
– Не суди строго! – Голос Актера с трудом пробился сквозь раскаты грома. – Я сейчас не в ударе. Все гадаю, что победит – молнии или твоя улыбка.
Он пел и пел, каждую секунду освещаемый белыми вспышками, пока не дошел до слов о дожде и громе.
– Нет, это выше меня. – Он отодвинул круглый стульчик и выпрямился.
А потом оказался рядом со мной, а его руки на моих бедрах, и они притянули меня к нему.
– Захожу слишком далеко? – шепнул он мне в волосы. Подождал, но я не ответила, и, словно читая мои мысли, он поцеловал меня в губы.
Мы лежали рядышком на кровати. Целовались. Говорили. Снова целовались. Гроза покидала Манхэттен. В глубине квартиры зазвонил телефон.
– Никто не нужен. У меня есть все, – сказал он, и мы уснули, отодвигая день, когда станем любовниками.
* * *
– Ух ты! Ты можешь себе такое позволить? – сказал Актер. – Откуда средства?
Очень хотелось ответить «родители помогают» – его ведь подкидывали ему сотню-другую на оплату квартиры, – но Актер заслуживал правды, даже если эта правда, я точно знала, ему не понравится.
– Выходит, он тебя содержит? – Насупившись, Актер пытался вникнуть в смысл моих отношений с Миллиардером.
– Нет. Деньги дает. – Я моргнула.
– Просто так, ни за что?
– Да. Точнее, за то, что между нами было.
Разговор был не из легких, мы сошлись на том, что продолжать его не стоит, и обратились к Чехову. Но от собственных чувств не убежишь. Актер ревновал, а я злилась – из-за стыда, который он во мне пробудил.
– Ничего не выйдет, – вдруг сказал он посреди реплики.
Мы оставили актерство и погрузились в драму жизни – собственной. Долго молча лежали на полу, провожали глазами паутину облаков в синеве неба.
– Помехи любви – вот в чем суть отношений между доктором и Еленой. И главная помеха – ее старый муж, – сказал Актер. – Сколько лет этому… который за квартиру платит?
– Он вдвое старше меня, но он мне не муж и никогда им не будет. Между нами все кончено.
Я произнесла это без тени сомнения, сама убежденная, что больше не люблю Миллиардера. И добавила негромко:
– Жаль, что у меня все так вышло.
– Довольно. Все, оставим это.
– Друг друга? Репетиции?
Я отвернулась в обиде, свернулась калачиком, но миг спустя его ладонь скользнула мне под голову, и я вновь вытянулась на спине.
– Давай съездим за город? В Вудсток, например, – предложил он. – Думаю, моя развалюха нас довезет.
До вечера было еще далеко, а мы уже колесили по зеленому пригороду. Остановились у речушки и босиком зашлепали к валуну посреди мелкого водного потока. Актер устроился на теплом гладком камне, а я, поддернув юбку, оседлала его колени. Вода холодила нам ноги, ладони Актера лежали на моих плечах, а сам он мощно и твердо был внутри меня. Изредка мимо проезжали машины, но лишь из одной донесся веселый свист: угадав нашу тайну, водитель приветствовал любовь любовников.
Рука об руку мы прошлись по главной улице Вудстока и опрометчиво ответили улыбкой сияющей женщине, сидевшей на крыльце под вывеской «Старинные мелочи».
– Добро пожаловать. Прошу, заходите, – настаивала женщина. – Молодожены – это моя слабость.
Она провела нас по своей сокровищнице, предлагая безделушки для нашего семейного дома, а мы подыгрывали, изображая супругов, но ничем не соблазнялись, пока она не достала снимок молодой женщины в белом платье на ступеньках белого деревянного домика.
– Подарите ему. – Хранительница старины протянула мне рамку с фотографией босой красавицы.
Актер протер пыльное стекло. Я наблюдала за ним. Вещица ему понравилась.
– Шесть долларов.
Я подтвердила, что это почти даром, женщина завернула рамку в газету и, передавая мне, шепнула:
– Держитесь за него. Таких больше не делают. Этот парень – антиквариат, запомните.
Ей лучше знать, подумала я; редкости – ее бизнес.
Актер повесил снимок над своей кроватью, где мы проводили так много часов в те пылкие дни любви. Он был первым мужчиной, рядом с которым я абсолютно не стеснялась своей наготы. По его просьбе даже танцевала обнаженной, и как-то особенно знойным днем мы вообще обошлись без одежды – так и шлепали по квартире от кровати к холодильнику, из кухни под холодный душ.
Мы занимались любовью днями и ночами, пока однажды, безо всякой причины, внизу живота у меня не разлилась боль. Актеру я ничего не сказала, а себя постаралась убедить, что причина всего лишь в усердном возлюбленном с достойными размерами. Однако с течением времени боль усилилась, и я тайком посетила гинеколога. Серьезный, как шахтер в забое, доктор исследовал меня, включив фонарик на лбу.
– У вас все в порядке, – объявил он наконец. – Вы просто образец здоровья, не с чего так падать духом.
– А почему больно?
Доктор со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Знаете основной половой орган человека?
Я колебалась с ответом, который, кажется, должна была бы знать.
– Мозг. Так что мой профессиональный совет – обратиться к психиатру.
В конце той же недели я попала на прием к последовательнице Фрейда, безмятежно выслушавшей рассказ о моей боли. Завершая сеанс, она осторожно предложила пройти курс психоанализа, чтобы выяснить, почему мое абсолютно здоровое тело отвергает секс.
– Мне нравится заниматься сексом с моим возлюбленным, – возразила я. – Думаю, дело не в сексе.
– Думаете? – вкрадчиво уточнила докторша.
Я решила, что жизнь достаточно сложна, чтобы еще добавлять проблемы самокопанием, и отказалась от сеансов психоанализа. Уж лучше жить с болью. Едва решение было принято, как боль таинственным образом исчезла. Быть может, впрочем, сказалось и мое возвращение на Парк-авеню. На Нью-Йорк надвигалась зима, а в мороз Адова Кухня совсем не привлекала.
Я стремилась в свою квартиру не только потому, что там было гораздо теплее. Там к тому же не было тараканов, мышей – и Эринулы.
Эринула познакомилась с Актером и попыталась настроить меня против него, поначалу едким сарказмом, а когда не прошло – призвав на помощь мои комплексы.
– Женщине не место рядом с парнем, который обскакал ее по части внешности. Представь: заходит такой красавец и все только на него и глазеют. Паршиво это, куколка.
Я знала, что красота в Актере не главное, и Эринула не могла меня убедить его оставить, так же как я не могла ее убедить оставить меня. В ответ на все мои предложения поискать другое жилье она отмалчивалась. Ее книги громоздились на моем подоконнике, ее матрац занимал угол моей гостиной, а ее косметика – полку в моей ванной, ее критика преследовала меня двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Эринула окопалась прочно.
Расстановка сил в нашем противостоянии неожиданно изменилась одним промозглым вечером, когда в моей квартире, уютной и теплой, раздался телефонный звонок. Актер хотел пожелать мне спокойной ночи. Услышав, что в его доме вот уже три дня как отключили отопление и горячую воду, я настояла, чтобы он переночевал у меня.
– А ты одна?
– Нет. – Я покосилась на Эринулу перед телевизором. – Но это не имеет значения. Ей придется к этому привыкнуть.
Актер подхватил меня в объятия прямо на пороге.
– Уф! Да тут жара! – рассмеялся он.
Снег на его пальто стремительно таял.
Эринула оцепенела посреди гостиной, будто от вида Актера впала в столбняк.
– Могла бы предупредить, что ждешь гостей. Я бы что-нибудь придумала.
– Все в порядке. Мы отправляемся в постель и не станем тебе мешать.
– Благодарю. Обойдусь как-нибудь. Уж лучше в Нью-Джерси, чем с вами, любовнички. – Она запихала книги в сумку.
– Подумай сначала, там настоящая метель, – сказал Актер.
Часть меня корчилась от стыда и рвалась уговорить Эринулу остаться, но куда большая часть с облегчением наблюдала, как Эринула ускользает из моей жизни обратно в свою собственную.
– Береги себя, – сказала я вдогонку Эринуле.
– За меня не беспокойся, – процедила она, не оборачиваясь.
Вернувшись на следующий день из университета, я обнаружила пропажу кофеварки. Когда исчезла и пепельница от Тиффани, у меня не осталось сомнений, что Эринула съехала окончательно. Она оставила у портье ключи, но не записку. Эринула покинула меня, не прощаясь, и, хотя наши пути в университете несколько раз пересекались, больше мы не обменялись ни словом, даже на выпускном вечере.
* * *
В отсутствие Эринулы я принялась уговаривать Актера переехать ко мне, но он не желал благ, оплаченных таинственным миллиардером. Однако там, где я потерпела поражение, одержала победу нью-йоркская зима. В середине декабря город накрыла сильнейшая снежная буря, вновь лишив Актера отопления. В тот же день он нашел свою соседку снизу, героиновую наркоманку, на крыльце дома – мертвую, отнес застывшее хрупкое тело в ледяную квартиру, позвонил в полицию, после чего тут же набрал мой номер. Мы договорились, что он переезжает немедленно.
– Все это для меня слишком. В конце концов, я родом из Калифорнии, – сказал он, распаковывая чемодан и убирая свои вещи в мой шкаф.
Тот вечер положил начало знакомству Актера с иной формой жизни, где в подъезде тебе кланяется портье, а в прачечной – прислуга, где чернокожие няньки катят по улицам коляски с белыми младенцами, а посыльные разносят по квартирам букеты экзотических цветов. Соседи улыбались, встречая меня с таким славным молодым человеком, и никто из них не догадывался, что с синтезатором под мышкой этот парень спешит в подземку, чтобы добраться до Девяносто шестой улицы, где он заработает пятьдесят долларов в свой лучший день. Актер не был богат, но меня это не трогало. Моя учеба продолжалась, постоянное поручение оставалось в силе, – то были счастливые дни, когда у меня были деньги и любовь.
Несмотря на то что Актер переехал, я полагала, что в течении моей жизни ничто не изменится. Первый звоночек прозвучал тем вечером, когда я слишком поздно вернулась с ужина у Винченцо. Актер обиделся, я обещала приходить пораньше, но вскоре вообще отказалась от этих ужинов – уж очень расстраивался любимый. Выходные тоже бывали испорчены, если я хоть ненадолго уходила в монтажную, так что и Режиссера я видела все реже. Жизнь была проще, если я посвящала ее Актеру, поэтому, когда позвонил Умнейший Мистер Икс (года через два после того, как записал мой телефон), я отклонила его приглашение на балет. Его интеллект и остроумие потоком лились из трубки, и Господь не даст соврать – искушение было велико, но я вовремя вспомнила о своем гарантированном, с понедельника по субботу, кавалере. Не собиралась я давать отставку Актеру ради харизматичной личности, которая звонит примерно раз в семьсот дней.
Актер всегда был под рукой, и я это ценила, но уже очень скоро наше тесное общение обрело привкус скуки и жизнь стала предсказуемой. Как-то под вечер, глядя на Актера, который застыл над своим синтезатором, устремив невидящий взгляд в окно, я спросила, о чем он думает.
– Ни о чем, – ответил он.
Давно я так не удивлялась.
– То есть? Ни единой мысли?
– Я вообще не очень люблю думать.
– Но… как же все эти сборники стихов?
– Мне нравится звучание слов, их ритм.
До самой ночи я все гадала, не связалась ли с Адонисом, интеллект которому приписала сама, и в итоге решила, что умение ни о чем не думать, быть может, свойственно уроженцам Калифорнии и мне тоже стоит постичь это искусство. Как бы там ни было, я перестала думать о том, что Актер ни о чем не думает. Однако уже на следующее утро наши комплексы вновь всплыли на поверхность.
Мы уже проснулись, но еще валялись в постели.
– Я сон видел, – сказал Актер. – Редкий случай.
Я вмиг воспрянула духом. Сны – это отражение подсознания, разве нет?
– И о чем сон? – Я приткнулась к теплому обнаженному телу, как всегда готовому к любви.
– Полный кошмар. За мной погнался один из телохранителей твоего Миллиардера, я убежал, спрятался в своей квартире, только там оказалась куча девушек, похожих на тебя, и какой-то парень с автоматом сказал, что я вломился во дворец Миллиардера, а за это убивают. Он уже затвор передернул, чтобы выстрелить. И тут я проснулся.
– Ты остался жив?
– Да. Но если бы не проснулся, то убили бы. И что это может значить?
– Ты думаешь, что сюда кто-нибудь ворвется и убьет тебя.
– Точно. Вот об этом я думаю часто. Что для него никому не известный нью-йоркский актер? Порешит и не заметит.
Я рассмеялась:
– Миллиардеру такое в голову не придет.
И поцеловала его, чтобы успокоить. Он отпрянул.
– А тебе что-нибудь снилось?
– Да.
– Ну и?..
Я сделала глубокий вдох.
– Мы лежали в постели… мы с тобой. – Еще один глубокий вдох. Продолжать очень не хотелось. – И с Миллиардером…
– А этот что там делал?
– Похоже, сегодня ночью дел у него было по горло.
Актер не принял моей шутки:
– И что дальше?
– Миллиардер лежал между нами… а кровать не такая уж и широкая…
– Ну?
– Ну и как-то тесно… Короче… третий лишний, понимаешь? Лишнему пришлось уйти.
– Все ясно. – Актер сник – вместе со своей очевидной утренней готовностью к любви.
– Я выгнала Миллиардера!
– Правда? И он оставил нас в покое?
– Да.
– Оставил тебя в постели со мной?
– Да, – повторила я, скрывая ложь за опущенными ресницами. Во сне я попросила уйти Актера, он отказался, и мне пришлось прибегнуть к силе. Невероятно красивого мужчину, который меня любил, я вышвырнула в окно.
* * *
Я помню руки Актера на моем теле – каждое утро, каждую ночь. Помню стихи за завтраком из оладий с кленовым сиропом, американский футбол в городском парке, запуск ярко-красного воздушного змея, возню с найденышем-котенком на Земляничной поляне. Помню, как мы обтирали друг друга салфетками, когда у него в доме отключали воду. Помню, как готовили рождественский ужин на двоих, как танцевали на катке Рокфеллеровского центра и как приехали к его маме, а она расплакалась, и я до сих пор не знаю почему. Помню, как он закрывал глаза, когда брал высокие ноты, и как я отправилась с ним на прослушивание, где все претенденты не только были одеты одинаково, да в общем и сами были на одно лицо. А еще я помню тот день, когда Актер протянул мне на улице цветок и сказал: «Я тебя люблю», а я не смогла ответить тем же.
* * *
Я искренне старалась, но часть меня оказалась не готова к жизни с Актером до конца моих дней. И потому, когда одним серым мартовским днем Умнейший Мистер Икс пригласил меня на тайную свадьбу в горах Колорадо, долго уговаривать ему не пришлось.
– Понимаю, мы едва знакомы, – сказал он, – но мне нужна спутница, и вы идеальный вариант.
На рассвете следующего дня я уже летела в Колорадо.
Актер был в Лос-Анджелесе на пробах для мыльной оперы, а значит, я могла пообщаться с человеком мыслящим, не обижая своего любовника. Не вышло. Умнейший Мистер Икс тоже желал меня любить. А еще он умел мыслить. И говорить. Я была рада мыслям и речам, но попросила подождать с любовью. А до тех пор мы наслаждались шампанским и икрой на бракосочетании, где лишь горные вершины были в белом, а все остальные – в черном.
Несмотря на великосветскую меланхолию, царившую на свадьбе, я давно не испытывала такой радости жизни, как в те выходные. Мне бы чувствовать себя виноватой, но я об этом как-то забыла. И о молитвах вспомнила только в понедельник, в очереди на такси из аэропорта. Меньше всего мне хотелось, возвращаясь из тайной поездки, столкнуться с любовником, возвращающимся из Лос-Анджелеса. Я молилась о том, чтобы добраться до квартиры раньше Актера, – что мне и удалось, с запасом в полчаса.
Наконец появился Актер, такой красивый, что моя страсть мгновенно вернулась, и тем непонятнее показался его жест: Актер отшатнулся от моего поцелуя.
– Подумал, тебе будет интересно, – произнес он холодно и развернул свежий номер «Нью-Йорк пост» на странице светских сплетен.
Я скривилась при виде небольшого чернобелого снимка с якобы закрытой для журналистов церемонии: малосимпатичные молодожены в окружении людей в черном. Лишь Умнейший Мистер Икс, с ослепительной улыбкой льнущий ко мне, разрушал общее впечатление похорон.
– Что за люди? Откуда ты их знаешь? Кто этот тип?
– Приятель.
– Похоже, он собой доволен.
– Ничего не было.
– И я в это должен поверить?
– Поверь, прошу тебя. Клянусь, ничего не было.
Актер поднял сумку и шагнул к двери.
– Пожалуйста…
– Что? Прокатилась с приятелем, а теперь тебе нужен я?
Актер медлил у двери – одна нога еще в комнате, другая уже за порогом. Ждал моего ответа. Я смотрела на него, мысленно уговаривая остаться. Вслух я не произнесла ни единого слова.
* * *
Актер не давал о себе знать несколько недель, и я сочла его молчание доказательством того, что мы друг другу не подходим. В глубине души я понимала, что первый шаг за мной, но не сделала его, не позвонила. Зато вернулась к привычному режиму: ужины у соседей, визиты на съемочную площадку Режиссера и воскресенья с Винченцо. Я даже посвятила лишний час-другой занятиям. А в мечтах ведущую роль играл Умнейший Мистер Икс.
Решиться на разговор с Актером, наверняка нелегкий, было выше моих сил. Вычеркнуть Актера из жизни оказалось гораздо проще. Я сделала выбор в пользу самого легкого из путей, и ничто не могло изменить этого решения, даже письмо Актера, которое я получила через месяц без одного дня после нашей последней встречи.
Моя дорогая,
Вот уже несколько недель я пытаюсь написать письмо, которое выразило бы мою любовь к тебе, уважение и восхищение тобой. Я перечитываю твою открытку на День святого Валентина и думаю: «Нужно написать не хуже, нужно написать так, чтобы она все поняла». Но… я люблю тебя. Никогда и ни к кому я не испытывал таких теплых, таких глубоких чувств. Это пугает, но я не хочу тебя терять.
Мне недоставало уверенности в себе, и теперь я знаю, что преодолевать это нужно было доверием и искренностью, а не попытками тебя обуздать. Я не могу и не хочу тебя контролировать. Я не хочу, чтобы ты скрывала от меня свои мечты и мысли из страха, что я устрою сцену. Сам поражаюсь, насколько я был лицемерен. Мне стыдно за свое поведение, тебе было тяжело со мной. Я хочу быть твоим возлюбленным и другом и не принимать так близко к сердцу твои отношения с другими. Я работаю над собой, я постараюсь быть сильным. Но пока я и вправду ревную, расстраиваюсь, обижаюсь. Прошу тебя, потерпи, ведь я только открываю неведомые мне земли.
Я очень скучаю. Когда тебя нет рядом, лежу в постели, представляю тебя в розовой пижаме – и ты становишься ближе. Я тоскую по твоим губам, твоему телу, рукам, ногам, по твоим глазам. По твоей душе. Ты нужна мне вся, на меньшее я не согласен.
Письмо Актера было даром, к которому я оказалась не готова. В шорах своих представлений об Идеале я проглядела истинную любовь. Решив разделить со мной ответственность за наши проблемы, Актер признал свое несовершенство, что меня и оттолкнуло. Всю жизнь я была уверена, что судьба пожалует мне идеального мужчину, и, кажется, счастье наконец улыбнулось: я его нашла.
После свадьбы в горах Колорадо мои мысли занимал Умнейший Мистер Икс. Связь между нами была столь сильна, что я терялась в догадках, почему он не звонит, но и сама не звонила, проявляя совершенно несвойственную мне выдержку. Однако миновало шесть недель ожидания, и мое терпение вышло. Еще день-другой я провела в раздумьях, после чего позвонила – вечером воскресенья, поскольку звонить в субботу, а уж тем более в пятницу было бы верхом неприличия. Набрала номер, прослушала несколько длинных гудков и уже хотела отключиться, когда в трубке раздалось резкое «алло».
– Привет, это я.
– О, привет. Забавно, как раз о тебе думал. Ты как? – заметно мягче добавил он. Кажется, был рад меня слышать.
– Замечательно…
– Слушай-ка, я сейчас в душе. Перезвоню, когда выйду, договорились?
Тот еще душ. Я ждала шесть дней, но была вознаграждена приглашением на роскошную вечеринку.
На следующие месяцы в моей любовной жизни наступило затишье с редкими, хотя и страстными всплесками свиданий с Умнейшим Мистером Икс. Он приглашал меня на все светские вечеринки Нью-Йорка, откуда мы за полночь ехали к нему и любили друг друга у камина с фальшивыми поленьями, но настоящим пламенем. Мы лежали на шкурах, и языки огня играли тенями на наших обнаженных телах. Иногда открывали бутылку вина, иногда просто болтали. Однако любовь удавалась нам лучше всего. Вот оно, Настоящее, решила я. Быть того не может, чтобы мое тело мне лгало. И быть того не может, чтобы такие чувства владели лишь мной. Наверняка он испытывает то же самое… И я открыла ему сердце. Но Умнейший Мистер Икс молчал. Мы восхитительно проводили время, нам было хорошо вместе, и, благодарная за его редкие знаки внимания, я мирилась с молчанием. Все изменило письмо сестры. Ее приятель сделал предложение, она дала согласие, а что поможет женщине увидеть свою жизнь в верной перспективе, как не свадьба старшей сестры?
За одну ночь моя, казалось бы, блестящая нью-йоркская жизнь утратила свой блеск. Настало время постичь причины перемен в жизни моей сестры, и перед отлетом в Лос-Анджелес я купила тетрадку, чтобы записывать туда результаты наблюдений, а именно черты характера сестры, отличные от моих.
За несколько дней до свадьбы, устроившись во внушительном особняке семейства, где работала сестра, я благоговейно следила за каждым ее шагом. Она успевала вести хозяйство и доводить до ума подготовку к свадьбе. В тетрадке появилась первая запись: организованность, дисциплина, работоспособность.
Завтрак (здоровая домашняя еда) был самой сумбурной и сложной частью дня: вся семья топталась на кухне, и каждому что-то было нужно.
– Какой надеть? – Хозяин дома продемонстрировал два кашемировых свитера.
Сестра взбивала яйца для омлета, помогала ребенку собираться в школу и убеждала щенка не жевать хозяйские новенькие сандалии от Шанель, однако и свитера не остались без ее внимания.
– Серый ко всему подойдет, – сказала она (выдержка, тактичность).
Через несколько минут хозяин прошагал на кухню в свитере, который моя сестра отвергла.
– Как по-вашему, на какой машине поехать к дантисту? – спросил он.
– На той, которая вам больше нравится, на «роллсе».
Он взял ключи от машины и ушел.
– Интересный парень, – заметила я, когда мы с сестрой катили по Родео-драйв в «роллс-ройсе».
