Текст книги "Фитин"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Нет, вопросы остались, если не прибавились, – исчезла только сама Польша, как географический субъект, а с ним, соответственно, потенциальная возможность польской агрессии. Хотя название исчезло только на данное время – оно возродится шесть лет спустя, благодаря усилиям Советского Союза и его героической Красной армии, о чём впоследствии поляки почему-то старались не вспоминать.

* * *

Польша прекратила своё существование, зато была Финляндия, и после начала Второй мировой войны (Sic! Мировая война началась, хотя многие ещё не хотели или просто боялись это признать) советско-финляндские отношения обострились ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда им было ещё более обостряться? Вот выдержки из спецсообщения НКВД СССР, поступившего товарищу Сталину всего через две недели после того, как Павел Фитин стал начальником разведки, 1 июня 1939 года. «Кин», резидент в Финляндии Борис Аркадьевич Рыбкин, сообщал:

«...начальник мобилизационно-организационного отдела Фингенштаба полковник ОЙНОНЕН... в беседе с нашим источником рассказал последнему следующее:

“Если Англия действительно заключит пакт с СССР, то мы будем иметь войну. Германия выждет только, пока будет собран урожай... В этой войне Германия не пойдёт против Финляндии, и мы можем наш нейтралитет и самостоятельность сохранить тем, что мы станем форпостом борьбы против большевизма и Советского Союза... Если же мы с помощью нашей береговой артиллерии и флота сможем не допустить советский флот и авиацию выйти в Балтийское море, можно быть совершенно уверенным в том, что после окончания войны наша самостоятельность будет укреплена отношениями с Германией. Правда, может случиться, что некоторые советские самолёты прорвутся и нанесут ущерб отдельным городам и объектам, но Красная армия не сможет прийти в Финляндию. В войне Германии с СССР, даже если Англия будет против Германии, Красная армия не сможет вести длительную войну, ввиду отсутствия квалифицированного руководства”.

<...> Германия начнёт войну против СССР с захвата Украины. Поэтому исход войны будет решать только время. Что касается Финляндии, то через союз с Германией, после победоносной войны, Финляндия будет играть главенствующую роль в скандинавской политике и экономике и станет действительным гегемоном в Скандинавии. <...>»[184]184
  Архив СВР России.


[Закрыть]

Да, набор откровенных глупостей! Но ведь всю эту чушь несло, так сказать, официальное лицо, занимавшее далеко не последнее место в военной иерархии сопредельного государства. Впрочем, если бы финское руководство не разделяло этих мыслей, то оно вряд ли бы ввязалось в гитлеровскую авантюру. Тем более, после пресловутой «Зимней войны» с Советским Союзом. Хотя и начиналась она для нашей страны неудачно, и потери наши были велики – наступающая сторона всегда несёт больший урон по сравнению с обороняющейся, – но всё же нам удалось прорвать укрепления мощнейшей линии Маннергейма, и Финляндия была сокрушена... Однако не будем забегать вперёд.

В представленном документе видна однозначная недооценка финнами своего потенциального противника, переоценка своего германского союзника, наивная уверенность в том, что путём некоторых услуг этому союзнику можно будет укрепить собственную самостоятельность, ну и откровеннейшая ерунда на тему того, что Финляндия, двадцать лет тому назад – и впервые за всю свою историю! – получившая независимость, может стать «действительным гегемоном в Скандинавии».

Если на дурака, по возможности, не стоит обращать внимания, то дурак с амбициями[185]185
  Сегодня мы почему-то забыли, что понятие «амбиция» означает завышенную самооценку, противопоставленную окружающим, и нежелание признавать правоту чужого мнения.


[Закрыть] потенциально опасен – амбициозные планы никого ещё до добра не доводили... Рассчитывая на помощь Германии, финское руководство не только отказывалось с выгодой для себя решить территориальный вопрос – отодвинуть границу от Ленинграда и передать СССР в аренду несколько островов в Финском заливе, перекрывавших подходы к Кронштадту, за что Финляндия получила бы в качестве компенсации территорию, в два раза превышающую уступленную, но ещё и осуществляло достаточно провокационные военные приготовления. На границе с Советским Союзом демонстративно возводилась линия Маннергейма – этакий гарант независимости Финляндии, за которым, как думалось, можно будет спокойно отсидеться, время от времени задирая «северного соседа». Вот как описывает эту полосу обороны американский разведчик:

«Перекрывая весь Карельский перешеек, от Ладожского озера до Финского залива, она в большой степени опиралась на естественные преграды – реки и озёра. Её глубина достигала девяноста километров. Железобетонные огневые позиции были двухэтажными, артиллерийские и пулемётные амбразуры, так же как потолки и крыши, были покрыты броневыми плитами. Окружённая болотистой и густо заросшей лесом местностью, линия Маннергейма была буквально непреодолима для пехоты и бронетехники»[186]186
  Мёрфи Д. Э. Что знал Сталин. Загадка плана «Барбаросса». М., 2009. С. 78-79.


[Закрыть].

К тому же, к границе постоянно стягивались финские войска... Сейчас как-то принято считать, что тот пресловутый артиллерийский обстрел советской территории, который явился официальным поводом к началу войны, был «советской провокацией». Однако людям военным хорошо понятно, что чем больше войск, в том числе весьма слабоуправляемых резервистов, тем больше будет бардака и разного рода чрезвычайных происшествий. Так что вполне могли бабахнуть из пушки случайно, а то и по пьянке – финны, как известно, выпить очень даже любят. А мы в те времена артиллерийских обстрелов своей территории не прощали... Но это всё ещё произойдёт – правда, в обозримом будущем, меньше чем через два месяца.

Пока же, безусловно, «финляндский вопрос» выходил на первый план, а значит, следовало срочно усиливать аппарат «легальной» резидентуры в Хельсинки.

Но всё, опять-таки, произошло с точностью до наоборот: временный поверенный в делах СССР в Финляндии Ярцев – он же резидент «Кин», Борис Аркадьевич Рыбкин, – был отозван из Хельсинки буквально перед самой войной. Зачем и почему – этого никто не знает.

Его следовало срочно заменить – но кем?! Где найти человека на столь ответственную должность и в такое опасное время? Недаром Павел Михайлович жаловался в своих воспоминаниях: «При подборе кандидатур на разведывательную работу за рубежом приходилось сталкиваться с большими трудностями из-за слабого знания иностранных языков многими товарищами, вновь пришедшими в разведку, и отсутствия у них опыта ведения разведки за кордоном»[187]187
  Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // Очерки истории Российской внешней разведки. Т. 4. М., 1999. С. 19.


[Закрыть].

По счастью, Берия не стал предлагать очередного своего Кобулова и, как можно понять, в безвыходной ситуации предоставил Фитину свободу выбора. Или, может, просто «перевёл» на него «стрелки», чтобы, если что пойдёт не так, было кому за то ответить. Вполне грамотное «аппаратное решение».

А ведь ситуация была чрезвычайная! Опытнейший «Кин» работал «под крышей» временного поверенного в делах, что позволяло ему выходить на высшее финское руководство, не прося кого-то из высокопоставленных «чистых» дипломатов о помощи и содействии. По протоколу, на смену одному уезжающему дипломату приезжает другой, того же ранга. Значит, новый «легальный» резидент должен был стать и главным представителем СССР на территории Финляндии. То есть это должен был быть человек с великолепной и всесторонней подготовкой.

И что было Павлу Михайловичу делать? У него что, был богатейший выбор посланников и временных поверенных с опытом практической работы? Откуда! Оставалось только одно – выбрать сотрудника, в котором он был совершенно уверен и который находится под рукой. Очевидно, что более всего он был уверен в своих однокашниках по Центральной школе. Конечно, это была авантюра – но что было делать?! Не вербовать же «чистого»[188]188
  «Чистыми» называются дипломаты, не имеющие отношения к разведке; таких подавляющее большинство.


[Закрыть] мидовца, в конце концов!

Выбор начальника разведки пал на Елисея Синицына, имевшего за душой двухмесячную командировку в Польшу, а теперь разбиравшего документы польского Генштаба. Пригласив его к себе, Фитин ошарашил Синицына известием о том, что в начале ноября ему следует отправляться в Финляндию, да ещё и в качестве резидента, да ещё и «под крышей» временного поверенного в делах.

Елисей Тихонович пробормотал, что не знает финского языка, на что его друг отвечал жёстко: «Разведчика посылают туда, где, по мнению руководства, он больше всего нужен в настоящий момент!»

Что ж, Фитин вполне вошёл в свою роль – так ведь других вариантов у него не было... Так же как не было и других людей.

Но в выборе своём Павел Михайлович не ошибся – резидент Синицын (он проходил под псевдонимом «Елисеев») успешно выполнил все поставленные задачи. Правда, в конце командировки он чуть было не сломал себе шею на скользком «паркете». Дело было так...

25 ноября, то есть за пять дней до начала войны, резидент отправился в район посёлка Куоккала – до 1930 года там проживал в своей усадьбе «Пенаты» Илья Ефимович Репин, в честь которого посёлок потом, уже на советской территории, переименуют в Репино, – чтобы осмотреть дом художника. На самом-то деле, разумеется, он смотрел на то, как готовятся к войне финны, и подметил немало для себя интересного.

Особенно удивило Синицына вооружение финских солдат: «Каждый из них вместо обычной винтовки со штыком имел в руках не то больших размеров пистолет со стволом длиной примерно 40-50 см, не то пулемёт. Ствол покрыт железным ячеистым кожухом, по всей видимости, для охлаждения его. С нижней стороны приклада к стволу вмонтирована круглая коробка, по диаметру и толщине похожая на два вместе сложенные чайные блюдца. Эта коробка могла вмещать до 30-40 патронов. Когда солдаты поднимались и бежали в наступление, они стреляли из своего оружия как бы с рук, без прицеливания. Скорострельность была, как из обычного пулемёта, но хлопки выстрелов были значительно слабее»[189]189
  Синицын Е. Т. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 30-31.


[Закрыть].

Читатель, безусловно, понимает, что речь идёт об автомате, который тогда не без основания, но громоздко именовали «пистолет-пулемёт». Конечно, данная тема находится в сфере интересов военной разведки, но, как оказалось, «соседи» этого нового оружия в руках финских солдат не разглядели.

Впрочем, можно ли было тогда называть пистолет-пулемёт новым оружием? Известно ведь, что первый в мире автомат под винтовочный патрон калибра 6,5 мм создал русский оружейник Владимир Григорьевич Фёдоров ещё в 1916 году. Но потом, уже в советские времена, один из военных деятелей, проявив пресловутый «классовый подход», почему-то обозвал автомат «полицейским оружием», и поэтому основным оружием советской пехоты так и оставалась мосинская трёхлинейная винтовка образца 1891/1930 годов.

Однако не о том сейчас речь. Когда резидент возвратился в Хельсинки, секретарь посольства передал ему телеграмму наркома иностранных дел Молотова с требованием срочно прибыть в НКИД. Официально, как временный поверенный, Синицын был подчинён наркому иностранных дел, хотя как сотрудник НКВД он прежде всего подчинялся Берии. Будь он человеком по-настоящему военным, Елисей Тихонович твёрдо знал бы, как поступать. Но так как к военной дисциплине он приучен не был и никто его ранее не инструктировал, как поступать в подобной ситуации, Синицын, разумеется, поспешил исполнить распоряжение Вячеслава Михайловича, который к тому же, не будем этого забывать, являлся и председателем Совнаркома. То есть номинально – начальником и для наркома Берии.

27 ноября Синицын прибыл в Москву и прямиком направился в Наркоминдел, где без промедления был принят наркомом. Елисея Тихоновича поразило то, что особого интереса к его появлению Вячеслав Михайлович не проявил и что разговор носил какой-то формальный характер. Резидент доложил о политической ситуации в стране, о лихорадочной подготовке финнов к войне... О том, как он ездил на Карельский перешеек, Синицын решил умолчать – даже как-то неожиданно для себя. Наверное, смутило равнодушное отношение наркома к его докладу. Молотов вопросов не задавал, а когда резидент закончил свой достаточно лаконичный рассказ, то вышел из-за стола и сказал, прощаясь за руку: «Вы свободны и можете идти к товарищу Берия».

Это Елисей и сделал, потому как здание НКИД было фактически напротив здания НКВД.

«Через десять минут я был уже у Фитина и заметил, что он чем-то взволнован.

– Где ты ходишь и почему сразу не пришёл в наркомат? – зло спросил он.

Я начал объяснять, почему это произошло, как вдруг по домофону[190]190
  По селектору.


[Закрыть] послышался резкий не голос, а бич:

– Явился ли этот дурак к тебе?

На этот голос Фитин как ужаленный вскочил со стула и ответил:

– Явился.

– Вместе с ним ко мне, – послышалось из домофона.

Когда вошли в кабинет, Берия полулежал на кожаном диване и угрюмо, через пенсне, молча осматривал нас. Перебравшись затем к столу и тяжело усевшись в кресло, неожиданно выкрикнул, глядя на меня:

– Ты знаешь, кто ты? – через короткую паузу добавил: – Ты большой дурак.

Я молчал.

Видимо, ему показалось, что я слабо реагирую на его замечание, схватил карандаш и ещё резче выкрикнул:

– Ты большой ноль с точкой.

При этом на листе бумаги начертил ноль, карандаш от большой силы нажима сломался, и он резко бросил его на стол в мою сторону. Я сразу понял, что виной такой выходки наркома явился мой доклад Молотову, и хотел сказать, почему это получилось. Но Фитин, наступив мне на ногу, просигналил молчать. Я не считал правильным молчаливо выслушивать брань Берии и, улучив минутку, когда он замолк, сказал, что товарищу Молотову мною не были доложены важные сведения, лично полученные позавчера, о положении на Карельском перешейке и о новом оружии в финской армии.

Берия как-то странно посмотрел на меня и резко выкрикнул:

– Рассказывай всё, о чём не говорил Молотову.

Прежде всего я рассказал о новой форме одежды, введённой в финской армии, о новом автоматическом оружии вместо обычной винтовки и подробно описал его. Доложил о своих личных наблюдениях в двух укреплённых районах на линии Маннергейма на Карельском перешейке. Внимательно выслушав сказанное мною, Берия удовлетворённым голосом проговорил:

– Запомни, у тебя один нарком!

Мы вышли из кабинета. В свою очередь и Фитин нравоучительно сказал:

– Ты, наверное, понял, что гнев Берии был вызван твоим докладом Молотову, а не ему. При всех случаях ты обязан был сначала доложить своему наркому. Не повторяй этой ошибки»[191]191
  Синицын Е. Т. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 31-34.


[Закрыть].

Вообще-то, сцена удивительная! Известно, что во времена «проклятого царизма» благородные люди не разговаривали так даже со своими слугами, с крепостными. А тут товарищ Берия говорил не с лакеем, но – напомним – с резидентом разведки, фактически исполнявшим обязанности советского посла.

...О Берии и его, скажем так, современниках и соратниках, мы разговаривали с одним из генералов Службы внешней разведки, прослужившим в ней не одно десятилетие:

– Мне приходилось сталкиваться с продуктами той эпохи – высокопоставленными номенклатурными деятелями и в партии, и в разведке, которые прошли через Гражданскую войну, прошли через репрессии. Их отличительная черта, которая меня всё время удивляла, это то, что они были словно расколоты на две половины, это были совершенно двойственные люди. С одной стороны, они были абсолютные, беззаветные борцы за интересы государства, за проведение в жизнь всех акций и указаний партии. Такого человека можно было хоть застрелить – он всё равно не уступит, это был кремень! Но с другой стороны, эти же самые люди совершенно по-барски, хамски относились к подчинённым. Им ничего не стоило ударить сотрудника, кинуть ему в лицо бумагами; их отличала склонность к аппаратной интриге и, что самое страшное, очень низкая оценка человеческой жизни. Для них человеческая жизнь ничего не стоила! И эти две вещи в них преспокойно уживались...

К сожалению, у выскочек очень быстро просыпаются хамские замашки, дремавшие в их душах до «лучших времён» – и это при том, что перед вышестоящими те же самые выскочки будут пресмыкаться и унижаться.

И вообще, во всём произошедшем прежде всего был виноват сам Лаврентий Павлович. Это только военный человек чётко знает, что чьё бы приказание «со стороны» он ни получил – о полученном приказании прежде всего следует доложить своему непосредственному начальнику и лишь затем приступать к его исполнению. Как нам известно, Берия находил время пообщаться с возвращавшимися «с холода» сотрудниками; очевидно, он также инструктировал и отъезжающих. А если это так, то он должен был предупредить Синицына о возможности вызова к Молотову и, соответственно, о порядке действий. Именно он, Берия, а совсем даже не Фитин, потому как вопрос этот был больно уж деликатный. Не мог же Павел Михайлович инструктировать сотрудника примерно в таких выражениях: «Если тебя вызывает второй человек в государстве – ты его не слушай, ну его... Ты сразу звони Лаврентию Павловичу!» Огрубляем, конечно, но... Подобную инструкцию мог дать только сам товарищ Берия – в приказном порядке и без каких-либо объяснений. Можно понять, что отношения между Лаврентием Павловичем и Вячеславом Михайловичем были весьма напряжёнными – как, впрочем, и между многими иными кремлёвскими обитателями... Что ж, не зря говорится: паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат!

Хотя товарищ Молотов весьма негативно относился не только лично к товарищу Берии, но и ко всей системе НКВД. По нашей конфиденциальной информации, он вообще ненавидел разведку и, соответственно, не доверял ей. Причин тому было немало – и сугубо личных, и достаточно объективных. Как известно, супругу Молотова, Полину Семёновну Жемчужину, арестовали в 1949 году, так что этот момент в данном случае не в счёт, а вот до войны у Вячеслава Михайловича расстреляли пятерых помощников, ему удалось спасти только Валентина Михайловича Бережкова, который был назначен на должность первого секретаря советского посольства в Берлине. И если Молотов знал, что в нкидовском аппарате работают, в большинстве своём, проверенные, испытанные бойцы – опытные дипломаты, было ему известно и то, что в «обескровленных» резидентурах сидят по одному-два разведчика, буквально вчера пришедших на Лубянку... Мог ли он доверять их информации? Вряд ли... Тем более что и по легальным, дипломатическим каналам удавалось получать немало важного и интересного – Советский Союз пользовался тогда симпатией многих. Ну а так как Вячеслав Михайлович стоял очень близко к вождю, то он мог и Иосифа Виссарионовича настраивать соответствующим образом, тактично навязывать ему какие-то свои «установки» и оценки событий...

И это при том, что именно Молотов курировал тогда информационную работу всех наших разведок!

...Таким-то вот образом Елисей Синицын чуть было не разбился вдребезги на скользком паркете.

А то, что Павел Михайлович был раздражён и взволнован, – так это по-человечески вполне понятно. Кому нравится нарываться на неприятности? Тем более что он, очевидно, был проинформирован о тех «тонкостях», о которых мы сейчас рассказали. Но заметим, что, несмотря на всё своё раздражение, Фитин вёл себя вполне достойно – не стал, как поступили бы некоторые на его месте, «топить» подчинённого при Берии, не выказал ему и каких-то обид и потом, в личном разговоре. А то, что «нравоучительно сказал», так не те времена были, когда, выйдя из кабинета начальника, можно было усмехнуться и, подмигивая товарищу, заявить: «Да шёл бы этот чудак со своими указаниями...»

Но в тот же самый день, когда Лаврентий Павлович весьма доходчиво объяснил резиденту Синицыну, кто он есть такой, – он сам же лично повёз его к товарищу Сталину, в кабинете которого проходило заседание Политбюро. Нет сомнения, что перед тем, как Елисей был приглашён в кабинет вождя, товарищ Берия дал ему в этом кабинете самую лестную положительную характеристику... Затем резидент выступил с подробным докладом и ответил на многочисленные вопросы.

Фитина на это заседание не приглашали, хотя, в чём нет сомнений, это было бы весьма полезно в интересах дела...

* * *

Война с Финляндией, начавшаяся 30 ноября 1939 года, завершилась 13 марта 1940 года.

«12 марта 1940 г. между СССР и Финляндией был заключён мирный договор... В соответствии с договором граница севернее Ленинграда отодвигалась за линию Выборг, Сортавала. Карельский перешеек, ряд островов в Финском заливе, небольшая территория с городом Куолоярви и часть полуостровов Рыбачий и Средний отошли к СССР. Советскому Союзу предоставлялся в аренду на 30 лет полуостров Ханко с правом создания на нём военно-морской базы, которая прикрывала бы вход в Финский залив, то есть морские подступы к Ленинграду. <...>

После урегулирования конфликта с Финляндией Советский Союз улучшил своё стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда, незамерзающего Мурманского порта и Мурманской железной дороги. Значительно улучшилась оперативно-стратегическая обстановка для действий Балтийского и Северного флотов. Урегулирование спорных вопросов открывало благоприятные перспективы для развития советско-финляндских отношений в духе добрососедства и делового сотрудничества»[192]192
  История Второй мировой войны. 1939—1945. Т. 3. М., 1974. С. 365.


[Закрыть].

В принципе, рассказывать об этой войне, применительно к судьбе нашего героя, больше нечего. Разве что сообщить: отслеживать, в каком духе развиваются теперь советско-финляндские отношения, продолжал вновь прибывший в город Хельсинки резидент Синицын. Ясно ведь, что «налаживание добрососедских отношений» после ожесточённой войны, в результате которой одна из сторон реально подверглась национальному унижению, – вопрос весьма и весьма непростой. И всё же на данный момент было ясно, что такой источник опасности, как Финляндия, также снимается с повестки дня...

Вместе с Синицыным в Финляндию отправились и несколько очень молодых и совершенно неопытных разведчиков, из которых лишь один свободно говорил по-фински, тогда как прочие вообще не знали языка. Инструктируя резидента, нарком Берия распорядился: «Всем приступить к изучению языка. Если через год не выучите, буду наказывать!»

Как мог наказать Лаврентий Павлович, было известно.

Напутствуя своего друга, Павел Фитин сказал:

«“Мы рассчитывали, что поскольку ты окончил школу нелегалов, где вас весьма основательно обучали, то должен по ходу работы обучать молодых сотрудников их профессии разведчика. Перед Берией вы будете отчитываться за изучение финского языка, а у меня будешь отчитываться за обучение разведчиков разведывательной практике и успехи в их агентурной работе”.

Я ответил ему, встав по стойке “смирно”:

– Всё усвоил.

После такой короткой инструкции мы дружески обнялись, пожелав друг другу успехов, и я пошёл домой, готовиться к отъезду в Хельсинки»[193]193
  Синицын Е. Т. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 63.


[Закрыть].

Честно говоря, всё это здорово напоминает «ланкастерские школы» взаимного обучения, бытовавшие в русской армии в начале XIX столетия (их создавали по европейскому образцу). Преподаватель обучал самых способных и смышлёных нижних чинов, а те передавали свои навыки сослуживцам. Вот так и здесь: полгода поучился, съездил в две недолгие командировки – и уже можешь обучать молодых сотрудников искусству разведки. Обойдёмся без комментариев!

...Пожалуй, к теме так называемой «Зимней войны» относится и приводимый ниже фрагмент из воспоминаний Павла Михайловича:

«Принимая во внимание заслуги чекистов-разведчиков в добывании ценной и нужной для Советского государства информации, Президиум Верховного Совета СССР в мае 1940 года наградил работников внешнеполитической разведки орденами и медалями. Высокой правительственной награды был удостоен и я, как начальник Первого управления НКГБ СССР»[194]194
  Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // Очерки истории Российской внешней разведки. Т. 4. М., 1999. С. 20.


[Закрыть].

(Тут Фитин за давностью лет несколько ошибается во времени – ни Первого управления, ни НКГБ СССР тогда ещё не было.)

А награждён Павел Михайлович был орденом Красного Знамени – второй тогда по значимости советской наградой, после ордена Ленина.

И ещё: на следующий день после окончания Финской войны – 14 марта 1940 года Фитину было присвоено специальное звание старшего майора государственной безопасности, что соответствовало генерал-майору РККА.

Определённо, работой внешней разведки руководство страны было довольно.

* * *

Почти одновременно с Фитиным – 14 апреля 1939 года, ровно за месяц до его назначения, – начальником Разведуправления РККА (официально оно именовалось 5-м Управлением РККА) и заместителем наркома обороны СССР был поставлен комдив Иван Иосифович Проскуров, кстати – ровесник Павла Михайловича, родившийся, как и он, в 1907 году, но только в феврале. Это был боевой лётчик, недавно ещё он воевал с фашистами в Испании, где командовал бомбардировочной эскадрильей, был удостоен звания Героя Советского Союза и награждён тремя орденами. Однако, так же как и Фитин, к разведке Проскуров ранее никогда никакого отношения не имел.

Надеемся, что читатель поверит нам на слово, что в военной разведке во многом были точно такие же проблемы, как и во внешней. Рассказывать о том – не наша тема, хотя мы уже упомянули и расстрелянного заместителя начальника РУ корпусного комиссара Артузова, и бежавшего на Запад резидента Вальтера Кривицкого. Можем добавить, что четыре непосредственных предшественника Проскурова на посту начальника военной разведки были расстреляны (он сам окажется пятым – и последним; очень его жалко, хороший мужик был!).

Война с Финляндией нанесла по военной разведке, точнее – по её руководству – серьёзнейший удар. В акте передачи Наркомата обороны СССР от маршала К. Е. Ворошилова маршалу С. К. Тимошенко (в результате этой войны своего поста лишился Климент Ефремович Ворошилов, который с 1925 года являлся наркомом по военным и морским делам, а с 1934 года – наркомом обороны СССР, просидев, в итоге, в кресле руководителя военного ведомства дольше, чем кто-либо другой в советский период) был раздел «Состояние разведывательной работы». Он звучал так:

«Организация разведки является одним из наиболее слабых участков работы Наркомата обороны. Организованной разведки и систематического поступления информации по иностранным армиям не имеется. Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении и подготовке к развёртыванию иностранных армий. В момент, когда нужно принять на себя ответственность, Наркомат обороны не располагает такой информацией. Театры военных действий и их подготовка не изучены»[195]195
  Мёрфи Д. Э. Что знал Сталин. Загадка плана «Барбаросса». М., 2009. С. 87.


[Закрыть].

А что, это кого-то удивляет? В тех-то условиях! При таком-то отношении к кадрам!

Примерно так и отреагировал на критику, прозвучавшую в адрес военной разведки на совещании по итогам войны с Финляндией, проведённом с 14 по 17 апреля, начальник 5-го Управления РККА. У Сталина, насколько известно, было большое желание списать на военную разведку провалы, особенно произошедшие в начале кампании, но комдив Проскуров не собирался становиться «козлом отпущения», признавая необоснованную критику. Чего стоит одна только его фраза, обращённая к Иосифу Виссарионовичу лично: «Я рад, что вы заинтересовались этими вопросами, потому что после этого дело пойдёт лучше».

Военные лётчики, как известно, народ прямой и откровенный. Фразу, сказанную Проскуровым, можно понять и так: «Пока лично вам, товарищ Сталин, всё это было “до ноги” – оно и никому не было нужно. Наконец-то вы спохватились! Давно пора! Теперь и другие, Бог даст, забегают...»

Вскоре – в докладе руководству СССР 25 мая того же года – Иван Иосифович основательно задел товарища Берию и возглавляемое им грозное ведомство. Проскуров говорил:

«Последние два года были периодом чистки агентурных управлений и разведорганов... За эти годы органами НКВД арестовано свыше 200 человек, заменён весь руководящий состав до начальников отделов включительно. За время моего командования только из центрального аппарата и подчинённых ему частей отчислено по различным политическим причинам... 365 человек. Принято вновь 326 человек, абсолютное большинство из которых без разведывательной подготовки»[196]196
  Бондаренко А. Ю., Ефимов Н. Н. Утаённые страницы советской истории. 5-е изд. М., 2011. С. 124.


[Закрыть].

В общем, тут уже без особого труда можно понять, что Ивану Иосифовичу недолго оставалось руководить военной разведкой. И действительно: в июле генерал-лейтенант авиации (успели переименовать в ходе общей кампании) Проскуров был освобождён от занимаемой должности, а затем, несколько позже, назначен командующим ВВС Дальневосточного фронта.

Проскурова сменит генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков – теперь уже в ранге начальника Главного разведывательного управления РККА и заместителя начальника Генштаба, – бывший командующий 6-й армией.

Заметим, что это будет второй начальник военной разведки за тот период, когда Павел Михайлович Фитин руководил внешней разведкой НКВД.

...Судьба Ивана Иосифовича Проскурова, как и следовало ожидать, оказалась трагической.

После своего возвращения в ВВС он сменил – не по собственной воле, разумеется, – несколько должностей. Служил он, как умел, – то есть хорошо и честно, оставаясь при этом всё тем же «правдолюбцем». Так, 21 апреля 1941 года он обратился к товарищу Сталину с личным письмом, в начале которого дал весьма положительную оценку реформам, проведённым в РККА после войны с Финляндией, а затем рассказал о том, что на самом деле происходит в ВВС:

«...За год работы по-новому наземные части Красной армии добились безусловных результатов, а авиация продолжает отставать. Как оказалось, она является самым запущенным родом войск в нашей армии, и могу смело утверждать, что и теперь по своей подготовке наша авиация не отвечает требованиям борьбы с сильным противником.

Главным недостатком в подготовке авиации считаю неумение в массе своей, даже кадрами, надёжно действовать в сложных метеоусловиях и ночью, низкий уровень огневой и разведывательной подготовки (большинство экипажей не умеют отыскивать цели, даже в крупных пунктах). <...>

Ведь летают же немцы на приличные расстояния десятками и сотнями самолётов и в плохих метеоусловиях. Ведь летают же англичане сотнями самолётов на сильно защищённые объекты в плохих метеоусловиях и ночью, и плохо ли, хорошо, а задания выполняют. Когда же наша авиация станет способной надёжно выполнять подобные полёты массово? Что же, наши лётчики или самолёты хуже заграничных? Этот вопрос, тов. Сталин, меня, как и многих командиров ВВС, здорово мучил и мучает. <...>»[197]197
  Бондаренко А. Ю., Ефимов Н. Н. Утаённые страницы советской истории. 5-е изд. М., 2011. С. 155-156.


[Закрыть]

Сталин авиацию очень любил и, считается, как бы очень о ней заботился – недаром же советских лётчиков-асов прозвали «сталинскими соколами». Однако из письма генерала Проскурова следует, что от любви вождя авиаторам радости было немного... Кроме того, в письме этом наблюдается очевидное, как тогда называлось, «низкопоклонство перед Западом» – или, точнее, опять-таки укор товарищу Сталину заграничными «образцами». А если ещё точнее, то автор письма утверждает, что мы только говорим и славословим своё «заботливое и мудрое руководство», в то время как другие делают дело...