Текст книги "Фитин"
Автор книги: Александр Бондаренко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
3. По сведениям, полученным от “Лейбрандта”, являющегося референтом по русским делам при внешнеполитическом отделе НСДАП, подтверждается сообщение Грегора, что вопрос о выступлении против Советского Союза считается решённым.
Начальник 1-го Управления НКГБ Союза ССР
Фитин» [288]288
Агрессия. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации. 1939—1941. М., 2011. С. 388.
[Закрыть] .
Не удивительно, что никакого выступления Германии против СССР «в ближайшие дни» тогда опять-таки не произошло...
* * *
А следующее не менее тревожное сообщение из Берлина было датировано 9 мая – и уже с другими датами:
«1. В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется 20 мая как дата начала войны с СССР. Другие полагают, что выступление намечено на июнь. В тех же кругах заявляют, что вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум, с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды. В качестве гарантии выполнения этих требований, в промышленные и хозяйственные центры и предприятия Украины должны быть посланы немецкие комиссары, а некоторые украинские области должны быть оккупированы немецкой армией. Предъявлению ультиматума будет предшествовать война “нервов” в целях деморализации Советского Союза.
По наблюдению источника, немцы контролируют на советской границе все свободные людские ресурсы, вооружение и транспорт.
В последнее время немцы стараются сохранить подготовку войны с СССР в полном секрете: принимают меры к тому, чтобы прекратить распространение слухов о предстоящей войне и законсервировать подготовительные работы. Соответствующие меры принимаются в этом направлении и германскими представительствами в Москве. <...>»[289]289
История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 481-482.
[Закрыть]
Фитин опять подписал сообщение, разосланное в перечисленные выше органы, но и война не началась 20 мая, и – как это мы уже знаем сегодня – никакого ультиматума перед действительным нападением гитлеровской Германии на СССР не последовало.
Кто скажет, что думали по этому поводу визировавший спецсообщение нарком Меркулов и читавший его Сталин?
* * *
Но вот ещё информация, полученная где-то в мае и не совсем понятно от кого:
«Один шведский делец, который находится в близких отношениях с ГЕРИНГОМ, получил от ГЕРИНГА через их общего знакомого довольно загадочное сообщение, в котором говорится, что Германия начнёт военные действия против СССР около 15-го июня»1 [290]290
Там же.
[Закрыть].
Ну, уж рейхсмаршалу-то можно доверять? Оказалось, что и ему нельзя – никакого нападения «около 15-го июня» не произошло. Но, как мы уже говорили ранее, разведчикам приходилось прибегать к «эзопову языку», а потому этот текст представляется не очень достоверным: «один делец», «загадочное сообщение». Хотя имя Геринга и придаёт вес...
...А мы говорим, что Сталин не верил разведке исключительно по причине своего дурного характера. К тому же ещё и Вячеслав Михайлович явно его подзуживал, вполне возможно, что и говорил: мол, во главе разведки мальчишка стоит, и у него все сотрудники такие же, а у меня – опытные дипломаты. Понятно, что Молотов метил отнюдь не в Фитина, а в Лаврентия Павловича...
* * *
Сообщения о подготовке германской агрессии поступали и в штаб-квартиры других советских спецслужб. Особенно результативно работала военная разведка:
«Несмотря на активные дезинформационные мероприятия и оперативно-стратегическую маскировку, проводившиеся германским политическим руководством и командованием вооружённых сил, разведчики РУ ГШ КА смогли добыть достоверные сведения, свидетельствовавшие о целенаправленной подготовке Гитлера к войне против СССР.
Важным документом, подтверждающим этот вывод, является “Перечень донесений военной разведки о подготовке Германии к войне против СССР (январь – июнь 1941 г.)”. В него включены 56 донесений советских разведчиков о подготовке Германии к нападению на СССР. Динамика поступления этих сведений была такова:
– 22 февраля сообщение из Белграда – война начнётся в июне 1941 г.;
– 15 марта из Бухареста – война начнётся в июне 1941 г.;
– 19 марта из Берлина – нападение планируется между 15 мая и 15 июня 1941 г. ;
– 4 мая из Бухареста – начало войны намечено на середину июня 1941 г.;
– 22 мая из Берлина – нападение ожидается 15 июня 1941 г.;
– 1 июня из Токио – война начнётся около 15 июня 1941 г.;
– 16 июня из Берлина – нападение назначено на 22– 25 июня 1941 г.;
– 20 июня из Токио – война между СССР и Германией неизбежна»[291]291
Великая Отечественная война. Энциклопедия. Т. VI. Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М., 2013. С. 107.
[Закрыть].
С одной стороны, всё, казалось бы, совершенно ясно: гитлеровская Германия пребывает в полной готовности к нападению на Советский Союз. Но даты-то – даты всё время меняются!
Вроде бы, как мы помним, и в 1940 году что-то намечалось, потом, по плану «Барбаросса», был установлен срок 15 мая, а в директиве о стратегическом развёртывании – 21 июня, затем из-за Югославии нападение отложили, а 30 апреля фюрер сказал, что 22 июня, – но это он пока ещё только сказал, и только 10 июня был отдан приказ по войскам...
Об этих изменениях разведка сообщала достаточно своевременно, но все эти предупреждения уже звучали в ушах надоевшим криком «Волки!», и рождалась мысль об «английской провокации»...
И ведь действительно, когда 14 июня советская пресса публикует официальное сообщение ТАСС от 13-го числа, то в нём, в частности, говорится:
«Ещё до приезда английского посла в СССР г-на Крипса в Лондон, особенно же после его приезда в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о близости войны между СССР и Германией»[292]292
Мировые войны XX века. Кн. 4. Вторая мировая война. Документы и материалы. М., 2002. С. 2000.
[Закрыть].
Ну как тут не вспомнить яркую суворовскую формулировочку: «Англичанка гадит!» Вроде бы всё оно именно так теперь опять и получается. Однако наших мудрых вождей «враждебные происки» не волнуют, чему свидетельством то же самое приводимое сообщение:
«<...> Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве всё же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны.
ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий... 2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы...»[293]293
Там же. С. 2001.
[Закрыть]
На том мы цитату и оборвём. Честно говоря, может быть, это и считалось каким-то сногсшибательным дипломатическим манёвром (да и ряд современных историков утверждает, что это именно так), но вряд ли кого за рубежом могла обмануть откровенная ложь 2-го пункта, а вот основательно запудрить мозги советским гражданам – причём всего за неделю до войны! – она смогла. Посмотрите воспоминания о начале Великой Отечественной войны на, скажем так, низовом уровне – рядовых граждан. Вопрос «А как же сообщение ТАСС?» встречается в них довольно часто.
В те времена люди ещё верили печатному слову...
Хотя, возможно, и в ставке Гитлера в то время были некоторые свои сомнения. Как раз 14 мая берлинская резидентура передала сообщение «Старшины» и «Корсиканца» о том, что нападение Германии на СССР временно откладывается:
«1. Планы в отношении Советского Союза откладываются, немецкими руководящими инстанциями принимаются меры для сохранения последующей разработки в тайне.
2. Немецким военным атташе за границей, а также послам дано указание опровергать слухи о военном столкновении между Германией и СССР.
3. В поступающих из Швеции и Финляндии докладах постоянно указывается, что шведские промышленные круги, в особенности заинтересованные в советских заказах, всё время оказывают на шведскую и финскую политику влияние в пользу сохранения мира с Советским Союзом.
4. В штабе авиации опубликован приказ верховного командования вооружёнными силами, датированный 7 мая. В приказе говорится, что германские стратегические планы и предварительные разведывательные мероприятия стали известны врагу. (“Старшина” этот приказ связывает с разведывательными полётами немецких самолётов над советской территорией и нотой Советского правительства.)
5. В министерстве хозяйства приказ верховного командования связывают с антисоветскими планами Германии, которые стали известны русским.
6. Затормаживание выполнения антисоветских планов Германии в штабе авиации объясняют трудностями и потерями в войне с англичанами на африканском фронте и на море. Круги авторитетного офицерства считают, что одновременные операции против англичан и против СССР вряд ли возможны.
7. Наряду с этим подготовительные работы против СССР в штабе авиации продолжаются»[294]294
Ямпольский В. П. «...Уничтожить Россию весной 1941 г.». Документы спецслужб СССР и Германии. 1937—1945. М., 2008. С. 427-428.
[Закрыть].
Эта «остановка в пути» была для германской военной машины совсем недолгой – если она вообще была, а её не сымитировали, – в то время как подготовка к вторжению продолжалась полным ходом. А потому, как образно писалось в 3-м томе «Истории Российской внешней разведки», тогда «в эфир вышли и зазвучали мощным оркестром морзянки многочисленных антифашистских групп и нелегальных советских резидентов»[295]295
История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 420.
[Закрыть].
Достаточно сказать, что с января до 21 июня 1941 года старший майор госбезопасности Фитин подписал свыше ста донесений, адресованных высшему руководству страны. Как видим, в своём большинстве донесения эти шли вразрез с официальными установками... Нет смысла объяснять, что для того, чтобы их подписывать, требовалось немалое мужество. Ведь, к сожалению, иные начальники – не будем их называть, чтобы никого никому не противопоставлять, – могли снабдить отправляемые «наверх» агентурные материалы своего ведомства «приписочкой» типа: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР» или «Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки». А всё ж – направляли, чтобы хоть как-то донести. (Резолюции подлинные, но источник, откуда они взяты, по причине, указанной выше, называть не будем.)
Но Павел Михайлович душой не кривил, представляя «по начальству» получаемые из резидентур документы без тех успокоительных комментариев, которые, как кажется, очень ждали в некоторых кремлёвских кабинетах.
Однако повторим ещё раз, что на каждом сообщении, подписанном Фитиным, стояла виза наркома Меркулова, примерно такая:
«Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из... <следовало название города. – А. Б.>.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗА ССР
(МЕРКУЛОВ)».
Нет никаких сомнений, что если бы Всеволод Николаевич считал эти сообщения «дезой», он явно бы остановил этот поток. Однако фактически он делил ответственность со своим подчинённым, подписывавшим эти спецсообщения.
...Не будем, однако, переоценивать Всеволода Николаевича и признаем, что визировал он всё-таки не все документы – порой и ему, наверное, страшновато было противоречить «Хозяину», а может, он и не всему верил... Так, в марте 1941 года Фитин подготовил некий воистину аналитический документ, о котором нам рассказывали наши информированные источники. В сообщении этом было сделано три кардинальных вывода: первое – что планы нападения на Советский Союз разрабатываются очень активно; второе – что нападение спланировано ориентировочно на апрель—май; третье – что агрессия начнётся до окончания войны с Англией. Далее, в подтверждение сказанному, шло перечисление полученных фактов. Понятно, что подобные утверждения противоречили точке зрения Сталина.
На этом документе, подписанном Фитиным, стоит решительная резолюция: «Не направлять!» И подпись... Судоплатова. То есть начальник готовит спецсообщение «наверх», а его собственный заместитель ему это делать запрещает и «заворачивает» документ. Во-первых, так не бывает. Во-вторых, если, как говорят, Павел Анатольевич не слишком одобрительно относился к Павлу Михайловичу, то он, напротив, поспособствовал бы ускоренному прохождению сообщения, которое явно вызовет неудовольствие «Хозяина».
Отсюда следует вывод: документ не пропустил нарком Меркулов, но почему-то решил «подстраховаться»... Вроде бы, в архивах есть и ещё подобные, не прошедшие наркома, документы. Всё же подавляющее большинство спецсообщений проходило, но, к сожалению, нам известны далеко не все из них, хотя наша книга чуть-чуть и увеличивает количество рассекреченных докладов.
И в то же время, от имени опять-таки Судоплатова, в марте и апреле в резидентуры были направлены указания по подготовке к работе в так называемый «особый период». Сделано это было руководством разведки или наркомата на свой страх и риск, под давлением той самой информации, о которой мы говорим. Разведка верила своим источникам, готовилась к войне, хотя пробиться «выше» со своей информацией не могла. Подпись Судоплатова на документах, определённо, служила своего рода прикрытием для его непосредственного руководства...
...А вот сообщение из Берлина, пожалуй, наиболее знаменитое – не только по своему содержанию, но и по своим последствиям. Руководство НКГБ передало его товарищам И. В. Сталину и В. М. Молотову:
«17 июня 1941 г.
Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.
Народный комиссар государственной безопасности СССР
В. Меркулов
Сообщение из Берлина
Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:
“1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.
2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 14 июня воспринято весьма иронически[296]296
А что мы про возможную реакцию на это сообщение говорили? Мыто теперь всё знаем, что было, – нам рассуждать очень легко...
[Закрыть]. Подчёркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.
3. Объектами налётов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолётам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.
4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолётов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.
5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены... <Следует перечень населённых пунктов. – А. Б.>
Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений ‘будущих округов’ оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа – назначен АМОНН, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева – БУРАНДТ, бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы – БУРГЕР, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.
Для общего руководства хозяйственным управлением ‘оккупированных территорий СССР’ назначен ШЛОТЕРЕР – начальник иностранного отдела Министерства хозяйства[297]297
Ранее в документе «Министерство хозяйства» писалось со строчной буквы.
[Закрыть], находящийся пока в Берлине.
В Министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для ‘оккупированной’ территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что ‘понятие Советский Союз должно быть стёрто с географической карты’”.
Верно:
Начальник 1-го Управления НКГБ Союза ССР
Фитин»[298]298
Рассекреченное лето 1941 г. Сборник документов и материалов. М., 2011. С. 151-152.
[Закрыть].
Недостоверным в данном документе – для нас, умудрённых историческим опытом, – являются названные здесь первоочередные «объекты налётов германской авиации». Уж мыто сейчас знаем, что бомбили гораздо больше, нежели только заводы, производившие шарикоподшипники и покрышки... Но в целом информация достоверная и воистину кричащая! Война была на пороге – сомнений в том не оставалось. Поэтому, очевидно, вслед за этим сообщением и последовал вызов – для Фитина (как официально считается) первый и единственный – в Кремль.
«16 июня 1941 года из нашей берлинской резидентуры пришло срочное сообщение о том, что Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР 22 июня 1941 года. Эти данные тотчас были доложены в соответствующие инстанции»[299]299
Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // Очерки истории Российской внешней разведки. Т. 4. М., 1999. С. 18.
[Закрыть], – вспоминал потом Павел Михайлович.
Прервём этот рассказ, чтобы заметить, что многоразличные события прошедших лет (дневника он, разумеется, не вёл, всё писалось по памяти, и документы, о которых шла речь, уже давным-давно лежали в совершенно секретных архивах), очевидно, наслоились в его памяти одно на другое. Ведь о том, что война начнётся 22 июня, сотрудникам берлинской резидентуры сообщил «Брайтенбах» только вечером 19-го числа, а 16-го поступило лишь вышеприведённое сообщение – «удар можно ожидать в любое время».
Впрочем, сообщение о том, что война начнётся именно 22-го, пришло из хельсинской резидентуры, от Елисея Синицына, ещё 11 июня. Об этом резиденту сообщил его очень серьёзный и надёжный источник, проходивший под псевдонимом «Монах», и псевдоним этот, очевидно, никогда не будет раскрыт. «Монах» сказал так:
«Сегодня утром в Хельсинки подписано соглашение между Германией и Финляндией об участии Финляндии в войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнётся 22 июня, т. е. через 12 дней. Первоисточником этих данных является мой хороший знакомый, участвовавший сегодня утром, в числе других, в подписании этого соглашения»[300]300
Синицын Е. Т. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 117.
[Закрыть].
У резидента информация сомнений не вызывала. Но мыто уже знаем, что и Геринг оказался ненадёжным источником, и некие «два германских генерал-фельдмаршала»!
А вообще, как нам кажется, весь сыр-бор разгорелся не из-за какого-то одного конкретного сообщения, а из-за той обобщающей информационной записки, что была подготовлена группой Павла Матвеевича Журавлёва.
Вот что вспоминала Зоя Ивановна Рыбкина:
«Наша аналитическая записка оказалась довольно объёмистой, а резюме – краткое и чёткое: мы на пороге войны.
17 июня я по последним сообщениям агентов “Старшины” и “Корсиканца” с волнением завершила этот документ. Заключительным аккордом в нём прозвучало:
“Все военные мероприятия Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время”[301]301
Отметим, что это был вывод, сделанный источником, а не «аналитиками».
[Закрыть].
Подчёркиваю, это было 17 июня 1941 года.
Обзор агентурных данных с приведённым выше выводом начальник Главного разведывательного управления Павел Михайлович Фитин повёз лично “Хозяину” – И. В. Сталину»[302]302
Воскресенская 3. И. Тайна Зои Воскресенской // Теперь я могу сказать правду. М., 1998. С. 10, 12.
[Закрыть].
Возвращаемся к воспоминаниям Павла Фитина:
«Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И. В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом»[303]303
Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // Очерки истории Российской внешней разведки. Т. 4. М., 1999. С. 18.
[Закрыть].
Между прочим, существует как минимум три варианта описания этого разговора.
Вариант первый. 8 мая 1989 года в газете «Правда», печатном органе Центрального Комитета КПСС – то есть на то время в самой авторитетной советской газете, – был опубликован материал доктора исторических наук, профессора А. Байдакова «По данным разведки...». Для нас в этом тексте особенно интересен следующий фрагмент:
«Бывший начальник разведки госбезопасности генерал-лейтенант П. М. Фитин, ныне покойный, рассказывал мне, что на следующий день после указанного спецсообщения, 17 июня 1941 года, в 12 часов, Сталин вызвал к себе наркома госбезопасности Меркулова и его, Фитина. По его словам, встреча происходила так.
– В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, то он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надёжность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений?» Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку и что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: «Вот что, начальник разведки. Нет немцев, кроме Вильгельма Пика[304]304
Пик Фридрих Вильгельм Рейнхольд (1876—1960) в 1935 году был избран председателем КПГ на время заключения Эрнста Тельмана и переехал в Москву.
[Закрыть], которым можно верить. Ясно?» Я ответил: «Ясно, товарищ Сталин». Далее он сказал нам: «Идите, всё уточните, ещё раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».
Я спросил П. М. Фитина: «Как вы поняли фразу Сталина, что нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить? Что, от В. Пика были другие сведения?» – Фитин ответил: «Нет, сказано было в том смысле, что ваши источники, это же не коммунисты, а члены фашистской партии, офицеры вермахта, поэтому это может быть дезинформация. Придя в наркомат, мы подготовили подробную шифротелеграмму[305]305
Так в тексте. В Службе применяется термин «шифртелеграмма», который мы используем.
[Закрыть] в Берлин для уточнения ряда вопросов. Но ответа не было. Началась война».
Сразу скажем, что про профессора Байдакова мы ничего не знаем – да это в данном случае не особенно и важно, потому как нас интересует только предложенная им версия.
Вариант второй – это то, что впоследствии зафиксировал на бумаге сам Павел Фитин. Кстати, его воспоминания изначально были засекреченными и увидели свет только в конце 1990-х годов. Так вот, приведённый в этих воспоминаниях рассказ о докладе у Сталина несколько отличается оттого, что представлен в газетной статье. Однако по своему смыслу эти два текста вообще отличаются коренным образом.
Вот что записал герой нашей книги:
«Мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приёмную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за всё время разговора не садился. Он прохаживался по кабинету, останавливаясь, чтобы задать вопрос или сосредоточиться на интересовавших его моментах доклада или ответа на его вопрос.
Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них был сверху наш документ, И. В. Сталин, не поднимая головы, сказал:
– Прочитал ваше донесение... Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?
Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И. В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:
– Что за человек, сообщивший эти сведения?
Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлён. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.
После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнёс:
– Дезинформация! Можете быть свободны.
Мы ушли встревоженные...»[306]306
Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // Очерки истории Российской внешней разведки. Т. 4. М., 1999. С. 20-21.
[Закрыть]
Из рассказа Павла Михайловича можно понять, что сначала Фитин доложил о работе 1 -го управления или об обстановке в целом – точно не скажешь – и только потом обратился к представленному сообщению. Чувствуется также, что Сталин не проявлял к докладу разведчика особенного интереса, мысли его были заняты чем-то другим. Оно и неудивительно: человек мудрый и коварный, Сталин не мог не понимать, что сейчас его «миролюбивая политика» терпит крах, война неминуема и она должна начаться очень и очень скоро. Представленные материалы были всего лишь очередным тому подтверждением...
Если же верить профессору Байдакову, то весь разговор был сосредоточен на одном только полученном из Берлина сообщении. Мелковато как-то получается!
И ещё, небольшое уточнение. Как говорили нам некоторые люди, лично общавшиеся со Сталиным, Иосиф Виссарионович имел обыкновение называть своих собеседников по фамилиям – к примеру, Николай Константинович Байбаков, тогдашний нарком нефтяной промышленности СССР, рассказывал, что Сталин называл его «товарищ Байбаков»... Не знаем, делал ли Иосиф Виссарионович исключение для товарища Фитина, именуя его «начальником разведки»? А как же он называл начальника Разведупра Генштаба РККА генерал-лейтенанта Филиппа Ивановича Голикова, который не раз бывал у него на докладе? «Начальником военной разведки»?
А неужели несгибаемый лидер немецких коммунистов Эрнст Тельман, брошенный Гитлером в концлагерь после поджога рейхстага в 1933 году, больше не пользовался доверием Сталина? Почему же он не вспомнил и Тельмана, как немца, которому можно верить? Или списал его со счетов?
Есть, как мы сказали, и третий вариант, записанный, опять-таки, со слов Павла Михайловича, но почти по горячим следам. Елисей Синицын, вернувшийся после начала войны из Хельсинки в Москву – возращение было долгим, через Германию, Болгарию, Югославию и Турцию, – при первой же встрече со своим другом спросил, почему не была реализована информация «Монаха». Тогда Павел Фитин и рассказал ему о своём визите к Сталину, и этот рассказ вошёл в воспоминания Синицына:
«– 17 июня нарком Меркулов рано утром позвонил мне и предложил срочно подготовить все материалы, полученные от резидентур о подготовке немцев к войне против нас, для личного доклада Сталину в тот же день. Воспользовавшись предстоящей встречей, – продолжал Фитин, – я собрал все шифровки последних дней, в том числе и сообщение от “Монаха” от 11 июня о нападении на нас немцев, чтобы лично доложить Сталину и рассказать об источниках, если потребуется.
...Ровно в 12 дня вошли в кабинет, где Сталин, покуривая трубку, медленно прохаживался. Заметив их, он обратился прямо к Фитину и предложил докладывать только суть информации – кто источники и их надёжность с точки зрения преданности Советскому Союзу. Сначала Фитин коротко пересказал содержание материалов, полученных из Берлина от моего коллеги накануне вечером, подробно рассказал об источниках его информации, затем почти текстуально изложил телеграмму из Хельсинки от 11 июня, в которой сообщалось о предстоящем нападении немцев и финнов на Советский Союз 22 июня...
Информацию из Берлина и Хельсинки Сталин выслушал, продолжая ходить по кабинету, иногда останавливаясь и внимательно разглядывая докладчика. Когда же Фитин начал характеризовать источники, сообщившие информацию из Берлина, Сталин подошёл к нему почти вплотную и заставил подробно рассказать о каждом из них. Когда информация из Берлина была закончена и выслушаны сведения о каждом источнике её, Сталин сказал, что материалы надо перепроверить через другие надёжные источники и лично доложить ему. При докладе информации из Хельсинки Фитин сказал Сталину, что 11 июня источник “Монах” сообщил о подписании соглашения о вступлении Финляндии в войну против СССР на стороне фашистской Германии, которая начнётся 22 июня, Сталин резко спросил:
– Повторите, кто сообщил вашему источнику эту информацию.
– Информация получена “Монахом” от “П.”, присутствовавшего при подписании соглашения с немцами, – сказал Фитин, добавив при этом, что “Монах” надёжный источник.
Других вопросов Сталин не задавал. Наступило молчание. Сталин задумался. Затем, повернувшись лицом к Меркулову, впервые с начала доклада строго сказал:
– Перепроверьте все сведения и доложите.
Меркулов ответил:
– Будет сделано!
Наркому Меркулову вопросов не ставилось. В знак окончания встречи Сталин кивнул головой, и они вышли из кабинета»[307]307
Синицын Е. Т. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 132-133.
[Закрыть].
По нашему мнению, говоря об интересе Сталина именно к «Монаху», Елисей Тихонович немножко «заливает», подчёркивая значимость своей работы – ведь ту же точную дату сообщил и «Брайтенбах». А вот то, что Иосиф Виссарионович сказал Фитину: «Перепроверьте все сведения и доложите!» – это уже, явно, загнул сам Павел Михайлович. Ведь в данном случае, в данное время сказать правду он просто не мог...
Зато возвратившись 17 июня на Лубянку, он всё подробно рассказал Журавлёву и Рыбкиной, и Зоя Ивановна это добросовестно зафиксировала:
«Трудно передать, в каком состоянии мы – члены группы – ждали возвращения Фитина из Кремля. Но вот Фитин вызвал к себе Журавлёва и меня. Наш обзор мы увидели у него в руках. Фитин достаточно выразительно бросил сброшюрованный документ на журнальный столик Журавлёву.
– «Хозяину» доложил. Иосиф Виссарионович ознакомился с вашим докладом и швырнул мне. “Это блеф! – раздражённо сказал он. – Не поднимайте паники! Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь”.
– Ещё раз перепроверьте и доложите, – приказал Фитин Журавлёву.
Недоумевающие, ошарашенные, мы вернулись в кабинет Павла Матвеевича. Мы не могли понять реакции Сталина. Как и бывает в таких случаях, снова и снова принимались всё взвешивать и разбирать. Наконец Павел Матвеевич высказал предположение:
– Сталину с его колокольни виднее. Помимо нашей разведки, он располагает данными разведки военной, докладами послов и посланников, торговых представительств, журналистов.
– Да, ему виднее, – согласилась я, – но это значит, что нашей годами проверенной агентуре нельзя верить.
– Поживём – увидим, – как-то мрачно заключил Павел Матвеевич»[308]308
Воскресенская 3. И. Тайна Зои Воскресенской // Теперь я могу сказать правду. М., 1998. С. 13.
[Закрыть].
...А ведь вполне могло случиться и так, что по какой-то неведомой нам причине гитлеровская военная машина остановилась бы за считанные часы до, как говорят военные, «времени “Ч”» – и разведчики искренне поразились бы мудростью и дальновидностью вождя. Это было маловероятно, но всё-таки...
То есть тогда, 17 июня, ещё можно было говорить о сталинском недоверии: вождь, которому привыкли верить, вполне мог оказаться прав.
Но вот после 22 июня откровенно рассказывать о том, что Сталину были представлены точные разведывательные данные, а он их обозвал «дезинформацией» – это всё равно что заявлять: «Я же говорил тогда этому старому чудаку! А он...» Вести такие разговоры в то время, да ещё на Лубянке, – это было всё равно что подписать себе приговор...
Но Фитин не был трусом и в рот начальству не заглядывал, принимая все «высочайшие» благоглупости за откровение. Поэтому друзья всё обсудили намёками и «перевели стрелки» на своё непосредственное начальство:
«В заключение своего рассказа начальник разведки со вздохом добавил, что, когда услышал о нападении немцев, он был потрясён тем, что оказался беспомощным убедить Сталина в достоверности агентурных сообщений... В этом разговоре, который должен был остаться между нами, – иначе нам обоим не сносить головы, – я высказал мнение, что большая вина лежит и на наркоме Меркулове. Он редко лично докладывал Сталину документы о подготовке немцев к войне, не сообщал об агентуре, о её возможностях добывать секретную документальную информацию из окружения Гитлера, Геринга и других, не настораживал Сталина о грозящей опасности со стороны Германии. В силу этого Сталин перестал, а может и не начинал, серьёзно относиться к информации советской разведки»[309]309
Синицын Е. Т. Резидент свидетельствует. М., 1996. С. 134-135.
[Закрыть].
