Текст книги "Фитин"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Как известно, номенклатура имеет свойство разрастаться. Если на заре советской власти – точнее, в начале 1920-х годов – из всей советской внешней разведки честь принадлежать к номенклатуре ЦК РКП(б) имел один только начальник Иностранного отдела ОГПУ, «то в конце 30-х годов в неё входили все категории оперативных работников центрального аппарата внешней разведки НКВД СССР, а также слушатели Школы особого назначения»[79]79
  Сергутин С. В. Организационные аспекты деятельности внешней разведки НКВД—НКГБ СССР в 1934—1941 гг. // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. М., 2007. Т III. С. 245.


[Закрыть].

Вот так! Не просто пришли на службу – а прибыли, так сказать, «с высочайшего разрешения»...

Поэтому, без всякой натяжки, генерал Павлов с огромным волнением вспоминал о первом своём посещении известного здания на Лубянской площади:

«Мы впервые оказались в главном здании, где размещался центральный аппарат. Не скрою, мы испытывали внутренний трепет, когда входили в тяжёлые двери с большими, надраенными до ослепительного блеска медными ручками и поднимались по широкой лестнице на четвёртый этаж»[80]80
  Павлов В. Г. Операция «Снег». М., 1996. С. 50.


[Закрыть].

В это здание получил назначение и герой нашей книги. Вот что писал Павел Михайлович Фитин про это своё назначение:

«В октябре 1938 года я пришёл на работу в Иностранный отдел оперативным уполномоченным отделения по разработке троцкистов и “правых” за кордоном, однако вскоре меня назначили начальником этого отделения. В январе 1939 года я стал заместителем начальника 5-го отдела, а в мае 1939 года возглавил 5-й отдел НКВД...

Влившиеся в разведку новые кадры вместе с оставшимися на работе чекистами-разведчиками образовали монолитный сплав опыта и молодого задора. Их задача состояла в том, чтобы улучшить разведывательную работу за кордоном»[81]81
  Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // Очерки истории Российской внешней разведки. Т 4. М., 1999. С. 19.


[Закрыть].

Но всё это будет ещё впереди. А пока – несколько слов про, что называется, расстановку кадров, про тогдашнюю «вертикаль», существовавшую в НКВД СССР.

К сожалению или к счастью, как раз в то время происходило очередное реформирование наркомата – и, соответственно, осуществлялись кадровые перестановки.

Но, прежде чем о том рассказывать, уточним, что же это такое НКВД.

В любимом нами «Политическом словаре» разъясняется:

«Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) – орган государственной безопасности Советского Союза, главное орудие советского народа в борьбе с иностранными разведками, с их агентами – шпионами, вредителями, диверсантами, террористами...»[82]82
  Политический словарь. М., 1940. С. 367.


[Закрыть]

Далее следует исторический экскурс относительно ВЧК – ГПУ-ОГПУ.

«Постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. ОГПУ было реорганизовано в Народный комиссариат внутренних дел (НКВД). С помощью своей разведки советский народ под руководством партии большевиков разоблачил и разгромил троцкистско-бухаринские и буржуазно-националистические контрреволюционные гнёзда, (см. “Процесс антисоветского правотроцкистского блока”)»[83]83
  Там же. С. 367.


[Закрыть].

Статья завершается уже известным нам пассажем о всенародной любви к разведке.

Информация, реально, нулевая, и получается так, что вся многогранная деятельность НКВД сведена к работе одной структуры, официально именуемой 5-м отделом ГУГБ НКВД СССР. Это, конечно, приятно, однако в данном случае необходимо внести некоторые уточнения.

На момент прихода Фитина, то есть в октябре 1938 года, ведомством руководил «железный сталинский нарком» (у него было ещё немало подобных хвалебных прозвищ) товарищ Николай Иванович Ежов. Но очень скоро, 25 ноября, он был освобождён от должности, а в апреле 1939 года вообще выяснилось, что он-то и был самым главным «врагом народа»! Но это уже никого не удивило, потому как постепенно входило в традицию: предыдущий главный борец с «врагами народа» Генрих Григорьевич Ягода, руководивший НКВД с 1934 по 1937 год, также оказался главным «врагом народа»! Снятого «железного сталинского наркома» тут же перекрестили в «кровавого карлика» – за его уж слишком малый рост.

Пока Ежов ещё сидел в своём кресле, но его уже «подпирал» энергичный Лаврентий Берия, первый заместитель наркома и начальник ГУГБ. А также – что гораздо более важно – «один из виднейших руководителей ВКП(б) и ближайших учеников и соратников Сталина, член ЦК ВКП(б)», который вскоре, но это уже после нового своего назначения, станет и кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б).

Очевидно, что это специально «под Берию» было вновь образовано Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР, ликвидированное Решением Политбюро от 28 марта того же 1938 года.

В состав ГУГБ вошли оперативные, а точнее, важнейшие отделы Наркомата внутренних дел: 1-й отдел – охрана руководителей партии и правительства, 2-й отдел – секретно-политический, 3-й – контрразведка, 4-й – Особый отдел, военная контрразведка, 5-й – разведка и ещё ряд других. Непосредственно в составе НКВД СССР оставались приснопамятный ГУЛАГ – Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений; Главное управление рабоче-крестьянской милиции; Главное управление пограничной и внутренней охраны (ГУПВО) НКВД СССР, которое через полгода будет разделено на целых шесть главков; Главное управление пожарной охраны; Главное управление шоссейных дорог; Главное управление строительства на Дальнем Севере и так далее...

Когда Лаврентий Павлович пересядет в кресло наркома, ГУГБ возглавит комиссар госбезопасности 3-го ранга[84]84
  Специальное звание, соответствующее воинскому званию генерал-лейтенант.


[Закрыть] Всеволод Николаевич Меркулов, пользовавшийся особым покровительством Берии, у которого он работал помощником в начале 1930-х годов. Очень скоро, в декабре, Меркулов станет первым заместителем наркома...

Интересную характеристику дал ему известный историк спецслужб Теодор Кириллович Гладков:

«...Всеволод Меркулов – личность, безусловно, неординарная. Меркулов много лет – почти четверть века – работал вместе с Берией на Кавказе в чекистских и партийных органах. Берии он был обязан своей карьерой и переводом в Москву.

Несомненно, на его совести тоже, как у большинства видных чекистов той поры, много тёмного. Он должен был приспосабливаться к системе, поднявшей его столь высоко. Но в отличие от многих сослуживцев делал это не только для того, чтобы уцелеть в безжалостной сталинской мясорубке, но и чтобы иметь возможность добросовестно выполнять свой профессиональный долг. Не будучи жестоким по природе, он, увы, безропотно выполнял все бесчеловечные приказы, которые получал “сверху”, но собственной инициативы при этом никогда не проявлял. Будучи военным человеком <в 1917году, во время Первой мировой войны, он окончил Оренбургскую школу прапорщиков, но принять участия в боевых действиях не успел. – А. Б.> и дисциплинированным коммунистом, Меркулов даже и не помышлял о том, что волей-неволей порой творит беззаконие... Возможно, Меркулов успокаивал свою совесть тем, что старался как можно лучше бороться с реальными врагами советского государства.

В отличие от других фигур бериевской команды Меркулов был хорошо образован, обладал манерами воспитанного человека. Он прекрасно фотографировал и снимал любительские фильмы на узкоплёночную камеру. Тяготел к сочинительству и даже писал пьесы...

У Меркулова было одно ценное качество: <хотя> он никогда не спорил с высшим начальством – Сталиным (перед Берией он мог защищать свою точку зрения по конкретным вопросам), но, получив приказ, относящийся к чистой сфере разведки или контрразведки, позволял намёком её руководителям поступать так, как они считают нужным в интересах дела. Более того, никогда не подставлял под удар своих подчинённых, хотя, если нажим был уж очень силён, открыто и не брал, вроде бы, под свою защиту. Во всяком случае, за все годы пребывания его на посту начальника ГУГБ НКВД и наркома НКГБ вплоть до 1946 года никто из его сотрудников не был им репрессирован. <...>

Меркулов уважительно относился к подчинённым, считался с их интересами...»[85]85
  Гладков Т. К. Коротков. М„ 2005. С. 126-127.


[Закрыть]

Гораздо позже, в 1953 году, давая показания по пресловутому «делу Берии», Всеволод Николаевич безрезультатно пытался дистанцироваться от своего «патрона»:

«Не был я также никогда ни подлизой, ни подхалимом или выскочкой, но держал себя всегда скромно и, думаю, с чувством собственного достоинства.

Таким я и предстал перед Берия, когда он меня тогда вызвал. Не надо было быть особо проницательным, чтобы понять всё это, и мне думается, что Берия с первого взгляда разгадал мой характер. Он увидел возможность использования моих способностей в своих целях без риска иметь соперника или что-либо в этом роде. <...>

В 1938 году, когда я его упрашивал не выдвигать мою кандидатуру на должность первого заместителя наркома внудел СССР, он не обратил внимания на мои доводы.

Позже, обдумывая этот вопрос, я понял, что моё выдвижение на эту должность было осуществлено им, главным образом, потому, что в его окружении из чекистов я был единственным русским, которого он хорошо знал»[86]86
  Политбюро и дело Берия. Сборник документов. М., 2012. С. 140.


[Закрыть].

В последнем абзаце Всеволод Николаевич чуть-чуть кривит душой: всё-таки мама у него была грузинкой.

Ну что ж... В общем-то, Меркулов мужик был нормальный и по-человечески достаточно интересный. Под руководством Всеволода Николаевича и прошла фактически вся служба Павла Михайловича Фитина в разведке.

5-м отделом ГУГБ с июня по ноябрь 1938 года руководил тридцатитрёхлетний старший майор госбезопасности[87]87
  Специальное звание, соответствовавшее воинскому званию генерал-майор.


[Закрыть] Зельман Исаевич Пассов – чекист с 1922 года. Когда его арестовали, обязанности начальника разведки исполнял тридцатиоднолетний майор госбезопасности – и тоже опытнейший сотрудник – Павел Анатольевич Судоплатов. Ровно через месяц его также сняли с должности, но, как нам известно, судьба его не оказалась такой же трагичной, как у двух его предшественников – Пассова и Шпигельгласа.

На должность начальника отдела пришёл тогда комиссар госбезопасности 3-го ранга Владимир Георгиевич Деканозов, как и Меркулов, «человек Берии». Он также ранее работал на Кавказе, также имел опыт чекистской – но не разведывательной! – и партийной работы и тоже пользовался поддержкой Лаврентия Павловича.

«Деканозов ровно ничего не смыслил ни в разведке, ни в контрразведке, хотя прослужил в органах много лет. Зато изрядно поднаторел в неусыпной борьбе с “врагами народа”»[88]88
  Гладков Т. К. Коротков. М., 2005. С. 126-127.


[Закрыть].

«В. Деканозов вообще не оставил сколько-нибудь заметного следа, разве что ещё больше ослабил агентурную сеть, – писал потом генерал Павлов. – Он требовал от нас ускорения отзыва ещё остававшихся на своих постах нелегалов, как, например, из США – И. Ахмерова и Н. Бородина»[89]89
  Павлов В. Г. Трагедии Советской разведки. М., 2000. С. 338.


[Закрыть].

Тогда же должен был очень серьёзно пострадать и легендарный – легендарный, разумеется, впоследствии, но даже уже в ту пору весьма уважаемый по своим заслугам – разведчик-нелегал Александр Коротков. В Иностранный отдел он пришёл (идти было недалеко, благо он работал лифтёром в том же самом здании наркомата) в 1933 году, когда ему ещё не исполнилось двадцати четырёх, и в том же году был направлен в Париж. Коротков работал с нелегальных позиций во Франции, потом в Германии и опять во Франции, откуда возвратился в конце 1938 года, имел конкретные результаты и ряд ценных вербовок, руководил проведением двух «ликвидаций», но по возвращении в Москву был... изгнан из разведки. Причин тому называлось две: во-первых, на начальном этапе работы Короткова в Париже его начальником был бежавший на Запад резидент Орлов-Фельдбин, рассказ о котором ещё впереди; во-вторых, в 1927 году на работу в лифтовое хозяйство Лубянки в качестве подручного электромонтёра Александра рекомендовал некто Гереон, впоследствии доросший до должности личного секретаря наркома Ягоды и по этой причине арестованный после падения наркома (расстреляют Гереона только в 1941-м). Таким образом выявилась прямая связь аж с двумя «врагами народа»! И за подобные «преступления» Короткова только лишь увольняют из разведки, без всяких репрессий. Хотя таковые ещё вполне могли последовать – и по этой причине, не дожидаясь возможного трагического развития событий, он вполне бы мог исчезнуть. Подобные прецеденты были, когда разведчики терялись, так сказать, в толпе простых граждан и начинали новую жизнь под чужим именем или как...

Но Александр Коротков поступил совершенно противоположным образом, дерзко шагнув навстречу воистину смертельной опасности. 9 января 1939 года – памятный день Кровавого воскресенья в том году выпал на понедельник – он отправил Берии очень жёсткое письмо:

«8.1.1939 г. мне было объявлено о моём увольнении из органов. Так как в течение десятилетней работы в органах я старался все свои силы и знания отдавать на пользу нашей партии, не чувствую за собой какой-либо вины перед партией и не был чем-либо замаран на чекистской и общественной работе, думаю, что не заслужил этого увольнения. <...>»[90]90
  Здесь и далее – Гладков Т. К. Коротков. М., 2005. С. 122-123.


[Закрыть]

Далее Коротков подробно описывает свою службу в ОГПУ– НКВД начиная с работы «лифтовым» в 1928 году и до последнего её года:

«В марте 1938 г. моя группа ликвидировала “Жулика”[91]91
  Рудольф Клемент – немецкий политэмигрант, личный секретарь Л. Д. Троцкого.


[Закрыть], в июле “Кустаря”[92]92
  Агабеков (Арутюнов) Георгий Сергеевич (1895—1937) – сотрудник ИНО, резидент в Стамбуле, бежавший на Запад в 1930 году.


[Закрыть], и я руководил непосредственным выполнением операций и выполнял самую чёрную, неприятную и опасную работу.

Я считал, что шёл на полезное для партии дело и потому ни минуты не колебался подвергнуть себя риску поплатиться за это каторгой или виселицей. <...>»

В данном случае Коротков ошибается: за участие в «ликвидациях» на территории Франции ему однозначно грозило «чихнуть в мешок», как во времена Великой французской революции называлась казнь на гильотине, практиковавшаяся и в Третьей республике[93]93
  'Третья республика – политический режим, существовавший во Франции с 1870 по 1940 год.


[Закрыть], а также экспортированная оттуда в гитлеровскую Германию (на гильотине в Германии казнили женщин; мужчин если не расстреливали, то вешали).

В следующих абзацах разведчик говорит о своей идейной убеждённости, о некоторых собственных проблемах в семейной жизни (к нашей теме это не имеет никакого отношения) и делает вывод:

«Я отлично понимаю необходимость профилактических мер, но поскольку проводится индивидуальный подход, то выходит, что я заслужил такого недоверия, которое обусловливает моё увольнение из органов. В то же время я не знаю за собой проступков, могущих быть причиной отнятия у меня чести работать в органах. Очутиться в таком положении беспредельно тяжело и обидно.

Прошу пересмотреть решение о моём увольнении».

Вот так! Никаких оправданий, никаких покаяний, которые в то время – а может, и не только в то, – так любили большие начальники, чтобы можно было сказать; «Ну что ж, товарищ признаёт свои ошибки! Простим, для первого раза?» – и потом ждать второго раза...

Насколько известно, Лаврентий Павлович был не дурак, и Коротков, судя по всему, вызывал у него симпатию – иначе вполне мог бы разделить судьбу отозванных в то же самое время из-за кордона или работавших в Центре Моисея Марковича Аксельрода[94]94
  Аксельрод М. М. (1898-1939).


[Закрыть], Бориса Давыдовича Бермана[95]95
  Берман Б. Д. (1901—1939).


[Закрыть] и ряда других товарищей, нами уже называвшихся. Насколько известно, Берия обсуждал судьбу Короткова с заместителем начальника разведки Фитиным, и Павел Михайлович, успевший не только изучить соответствующие документы, но и как следует пообщаться как с коллегами Александра Михайловича, так и с ним самим, дал сотруднику положительную характеристику. Напомним, что, когда в вопросе о судьбе Павла Судоплатова его мнение ничего не значило и результат был предрешён, он отговорился тем, что мало знаком с человеком. А здесь он буквально вступил в бой за сотрудника.

Что ж, и один случай, и другой требовали того, что называется гражданским мужеством.

Вряд ли Берия спрашивал о Короткове Судоплатова: Павел Анатольевич, оставаясь заместителем начальника отдела, сам тогда был ещё на положении штрафника. Вряд ли Берия интересовался мнением Деканозова, ибо мнение это было известно заранее – Владимир Георгиевич «врагов народа» на два аршина под землёй чуял.

Коротков был восстановлен в должности, а вскоре убыл в очередную заграничную командировку...

...Вообще, без «врагов народа» тогда, очевидно, было нельзя. Мнимые «враги народа» – к сожалению, имелись и реальные враги, но не о том сейчас речь, – позволяли списывать на их происки все ошибки, а то и откровенные глупости руководства. К тому же возможность вдруг оказаться в числе разоблачённых «врагов народа» дисциплинировала – так скажем – людей и позволяла управлять ими по своему разумению.

Генерал-лейтенант Павлов оставил в своих воспоминаниях описание совершенно удивительного совещания, проведённого в центральном аппарате, как он утверждает, в январе 1940 года. Однако по всем признакам дело происходило за год до указанного срока – в январе 1939-го, и Павел Фитин был ещё не начальником, но заместителем начальника внешней разведки. Именно он передал приказание руководителям отделений прибыть в кабинет наркома на совещание. Павлов пишет:

«Мой непосредственный шеф отсутствовал, и мне, как лицу его замещавшему, пришлось предстать перед очами грозного хозяина Лубянки. К назначенному сроку в приёмной собрались начальники отделений, почти все сплошь молодые люди. Естественно, они гадали, о чём будет говорить нарком.

Среди “необстрелянной” молодёжи, волею судьбы попавшей в верхи разведки, выделялась группа примерно из полутора десятков сотрудников более старшего возраста. Они вели себя сдержанно, не переговаривались, не крутили во все стороны головами. Кое-кого из них мы знали, например, Сергея Михайловича Шпигельгласа[96]96
  Очевидная ошибка автора; С. М. Шпигельглас с ноября 1938 года находился под арестом, о чём сам автор пишет в этой же книге на с. 49.


[Закрыть], заместителя начальника Иностранного отдела, читавшего нам лекции в разведывательной школе.

Наконец нас пригласили в кабинет наркома. Это было большое, отделанное красным деревом помещение, вдоль стен которого стояли мягкие кожаные кресла. На возвышении располагался огромный письменный стол на резных ножках, покрытый синим сукном. Мы расселись в креслах, а товарищи постарше, с Шпигельгласом во главе, заняли стулья прямо перед президиумом.

Вдруг позади стола бесшумно открылась небольшая дверь, которую я принял было за дверцу стенного шкафа, и вышел человек в пенсне, знакомый нам по портретам. Это был Берия. Его сопровождал помощник с папкой в руках. Не поздоровавшись, нарком сразу приступил к делу. Взяв у помощника список, он стал называть по очереди фамилии сотрудников, которые сидели перед ним. Слова его раздавались в гробовой тишине громко и отчётливо, как щелчки бича.

– Зарубин!

Один из сидевших перед столом встал и принял стойку “смирно”.

– Расскажи, – продолжал чеканить нарком, – как тебя завербовала немецкая разведка? Как ты предавал Родину?

Волнуясь, но тем не менее твёрдо и искренне один из самых опытных нелегалов дал ответ, смысл которого состоял в том, что никто его не вербовал, что он никого и ничего не предавал, а честно выполнял задания руководства. На это прозвучало угрожающе равнодушное:

– Садись! Разберёмся в твоём деле.

Затем были названы фамилии Короткова, Журавлёва, Ахмерова и других старослужащих разведки, отозванных с зарубежных постов. Унизительный допрос продолжался в том же духе с незначительными вариациями. Мы услышали, что среди сидевших в кабинете были английские, американские, французские, немецкие, японские, итальянские, польские и ещё Бог знает какие шпионы. Но все подвергшиеся словесной пытке, следуя примеру Василия Михайловича Зарубина, держались стойко. Уверенно, с чувством глубокой внутренней правоты, отвечал Александр Михайлович Коротков... Спокойно, с большим достоинством, вёл себя Исхак Абдулович Ахмеров и другие наши старшие коллеги.

Совещание, если его можно так назвать, – оно было похоже на экзекуцию – закончилось внезапно, как и началось. Дойдя до конца списка и пообещав опрошенным “скорую разборку”, Берия встал и, опять не говоря ни слова, исчез за дверью. Его помощник предложил нам разойтись.

Никаких дополнительных разъяснений к увиденному и услышанному не последовало. Мы были ошеломлены...»[97]97
  Павлов В. Г. Операция «Снег». М., 1996. С. 20-21.


[Закрыть]

Руководящая глупость? Очевидно. Но в таких вот условиях приходилось работать советским разведчикам перед Великой Отечественной войной...

* * *

Если же говорить непосредственно о Павле Фитине, то нам представляется слишком сложным описывать работу оперативного сотрудника, который трудился в центральном аппарате, затем – начальника отделения, заместителя руководителя отдела. Честно скажем, что ничего конкретного об этом периоде его жизни мы не знаем. Зато немало можно рассказать о той информации, которая в это время поступала в Центр из различных резидентур:

«Сов. секретно

По сведениям, заслуживающим доверия, полученным из ближайшего окружения Муссолини:

1. Муссолини настойчиво добивается от Гитлера согласованной итало-германской экспансии и объединённого нажима на Францию. Он старается ускорить получение Италией компенсации за помощь, оказанною ею Германии, и боится полного захвата Гитлером военно-политических позиций в Центральной Европе и на Балканах, что ещё более ослабило бы Италию. <...>

2. Аргументация Муссолини при его последних беседах с Гитлером сводилась к доказательству целесообразности действовать именно сейчас, когда Франция ещё не готова в военном отношении и не оправилась от чешского удара[98]98
  Ввод гитлеровских войск в Чехословакию в октябре 1938 года.


[Закрыть], а Англия не закончила ещё свои вооружения. Муссолини якобы выдвигал мысль о необходимости радикального улучшения отношений с СССР, в целях полной изоляции Франции и понуждения этим Англии к нейтралитету или к соглашению с Берлином и Римом, а в случае конфликта – в целях обеспечить Италию сырьём через Чёрное море.

Гитлер якобы отнёсся к предложению о сближении с СССР недоброжелательно, однако не по принципу антибольшевистских соображений, а выдвигал аргумент “военной слабости и необеспеченности Красной армии командным составом”, что якобы лишает сейчас СССР возможности проводить активную политику. <...>»[99]99
  Агрессия. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации 1939—1941. М., 2011. С. 142-143.


[Закрыть]

* * *

«Из сообщения резидента НКВД в Каунасе

21 ноября 1938 г.

Мы уже отмечали неуклонную фашизацию Литвы и некоторые её шаги и реверансы, направленные на сближение с Германией...

Подбодрённые литовской политикой уступок, немцы в конце июня сего года устроили в Клайпеде[100]100
  До 1923 года – Мемель. Город и порт на побережье Балтийского моря. Передан Германией Литве по итогам Версальского мира 1919 года.


[Закрыть] пробу сил, организовав массовые антилитовские выступления и прогерманские демонстрации, во время которых литовская администрация в Клайпеде и центральные власти проявили полную растерянность и не сделали должных выводов. <...>

В настоящее время в Клайпедском крае царит фашистский разгул, безудержный террор немцев во всех сферах политической, экономической и культурной жизни. Всё это сейчас направлено на подготовку предстоящих 11 декабря сего года выборов в клайпедский сеймик, причём полную победу немцев на выборах и одновременно окончательную утрату литовцами своего влияния в крае, пожалуй, совсем нетрудно предсказать. <...>»[101]101
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1: Накануне. Кн. 1. М., 1995. С. 9-12.


[Закрыть]

* * *

«Сов, секретно

СПЕЦСООБШЕНИЕ

<...> По сведениям, полученным из кругов рейхсверовцев, ГИТЛЕР и РИББЕНТРОП решительно подготавливают нападение на Советскую Украину весной будущего года, для чего в качестве основного плацдарма будет использована Прикарпатская Украина.

Во время свидания румынского короля с ГИТЛЕРОМ последний поставил вопрос о пропуске германских войск через Румынию как одно из условий предоставления Румынии займа.

ГИТЛЕР решил произвести решительный нажим на Варшаву и потребовал прекращения Польшей “двойной игры” и установления ясной политической линии»[102]102
  Агрессия. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации 1939—1941. М., 2011. С. 142-143.


[Закрыть].

В тексте этого спецсообщения, подписанного начальником 9-го отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР П. М. Журавлёвым, названа примерная дата начала войны СССР с Германией – весна 1939 года. Не знаем, сколько таких дат уже было названо – вполне возможно, что именно эта и есть первая, – и сколько ещё названо будет.

Можно ругать И. В. Сталина за то, что он не прислушался к предупреждениям разведки о том, когда именно Гитлер нападёт на СССР. Но сколько их было, таких предупреждений?! Невольно вспоминается старая-старая сказка про мальчика-пастушка, который кричал себе на потеху: «Волки, волки!» – и к нему прибегал народ... Вот только когда действительно появилась волчья стая и пастушок стал звать на помощь, то уже никто не пришёл...

Впрочем, о том, почему из разведки поступали спецсообщения с различными датами, мы поясним несколько позднее...

* * *

«Ц. К. ВКП(б)

Т. СТАЛИНУ И. В.

21 декабря 1938

№ 109758

По сведениям, требующим проверки, полученным из кругов итальянского Министерства иностранных дел, Гитлер и Риббентроп стоят за решительное ускорение интервенции против Советского Союза.

Во время последнего визита Риббентропа в Рим выяснилось, что итальянские умеренные тенденции в отношении Советского Союза не нашли отклики в Берлине. Гитлер в этом вопросе целиком солидаризируется с японцами.

Из нынешней Чехословакии и Прикарпатской Украины он собирается сделать плацдарм похода против Советского Союза. Растерянность и неподготовленность Франции и Англии Гитлер собирается использовать не для выступления против этих стран, а для выступления против СССР после решения колониального вопроса. В этих целях он якобы не остановится перед нарушением румынских границ, а в случае нужды – и польских.

В этой связи источник (являющийся видным чиновником Министерства иностранных дел) сообщает о неизбежности резкого обострения итало-советских отношений в ближайшее время.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР

/БЕРИЯ/»[103]103
  Агрессия. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации 1939—1941. М., 2011. С. 157.


[Закрыть].

Эти сообщения особых комментариев не требуют – с разных сторон сообщалось, что Советский Союз стоит на пороге большой войны с Германией и что война эта может начаться даже в ближайшее время.

Между тем на дворе стоял всего-то ещё 1938 год...

* * *

В мае 1939 года Владимир Георгиевич Деканозов был назначен заместителем наркома иностранных дел. Нет сомнения, что это было решение товарища Сталина. Можно было бы предположить, что в преддверии надвигающихся грозных событий Иосиф Виссарионович решил поставить во главе разведки, как бы мы сейчас сказали, «крутого профессионала». Но ведь поставили-то Фитина! Не в обиду ему будет сказано, – молодого человека, без году неделя обретавшегося в Службе, а не кого-то из многоопытных ветеранов! Значит, целью вождя было не усилить руководство разведки, но, как мы полагаем, убрать оттуда Деканозова. Точнее даже сказать – убрать «человека Берии», потому как товарищ Сталин вряд ли хотел, чтобы его фаворит прибрал к рукам всю систему НКВД. Вот потому-то товарища Деканозова и «убрали на повышение» – и ему приятно, ведь в заместители наркома вышел, и сталинскому другу Лаврентию не обидно, ибо «его человеку» поручена была весьма ответственная и очень высокая должность.

В общем, как видим, «аппаратные игры» высочайшего класса! Вроде бы никто не обижен, никто не наказан – да только ненужный человек «подвинут» с нужного (отнюдь не для него!) места.

Есть и другой вариант трактовки развития событий – что это сам Берия «внедрил» «своего человека» в окружение наркома иностранных дел, ведь в мае 1939 года на эту должность был назначен Вячеслав Михайлович Молотов, остававшийся и председателем Совнаркома СССР. Молотов, как и Берия, относился тогда к числу фаворитов Сталина, а значит, они являлись соперниками, и более того, известно, что Молотов очень не любил НКВД... Может, именно в продолжение «подковёрной борьбы» «нулевому» Деканозову вскоре было оказано «высочайшее доверие», вследствие чего в ноябре 1940 года он, оставаясь заместителем наркома, отправился на ответственнейший пост советского посла в Берлине (подальше от товарища Молотова). Кого только у нас не назначают послами, словно бы на этой должности не надо ни работать, ни достойно представлять великую державу! Со сталинских, как видим, времён идёт эта нелепая традиция подобных назначений, как будто у нас вообще нет настоящих дипломатов.

К чести Владимира Георгиевича скажем, что пребывание во главе разведки кое-чему его научило и, находясь в Берлине, Деканозов немало помог Службе. Он даже отстаивал перед Москвой агентуру Берлинской резидентуры и подтолкнул Центр к принятию ряда правильных решений...

Хотя все эти игры происходили в «верхних эшелонах», они не могли не сказываться на судьбах конкретных сотрудников нижнего и среднего звена.

И вот, для разнообразия, – комментарий со стороны нашего бывшего «главного противника», то есть представителя американской разведки. Автор этих строк – историк спецслужб Дэвид Э. Мёрфи, который с начала 1950-х годов до 1961 года был резидентом ЦРУ в Западном Берлине, а в 1963—1968 годах руководил Советским отделом Центрального разведывательного управления:

«При отсутствии опытных кадров Фитин рос быстро, и 1 ноября 1938 года, когда В. Г. Деканозов стал начальником Пятого отдела, он был назначен его заместителем. 13 мая 1939 года Сталин перевёл Деканозова в НКИД (Народный комиссариат иностранных дел), чтобы наблюдать за “чисткой” дипломатов – сторонников Литвинова[104]104
  Литвинов Максим Максимович (Меер-Генох Моисеевич Валлах) (1876—1951) – нарком по иностранным делам СССР в 1930—1939 годах. Выступал за создание в Европе системы коллективной безопасности для предупреждения гитлеровской агрессии.


[Закрыть], а Фитин возглавил Пятый отдел. Павел Судоплатов, исполнявший обязанности начальника отдела до назначения Деканозова, остался в отделе на должности заместителя Фитина»[105]105
  Мёрфи Д. Э. Что знал Сталин. Загадка плана «Барбаросса». М., 2009. С. 125.


[Закрыть].

Сказав, что господин Мёрфи не совсем точен, – значит, цэрэушникам известны далеко не все наши тайны! – мы на том пока и остановимся.

* * *

Но тут есть ещё один момент – сугубо личный. Мы не знаем, тогда это произошло или не тогда, вполне возможно, что и несколько раньше, но всё равно, где-то вкруг того времени брак Павла Фитина с Александрой Мартыновой распался. О причине их расставания не знает даже младшее поколение рода Фитиных, а потому строить какие-либо догадки мы не станем. Мы просто сообщаем имеющуюся у нас информацию.

Анатолий, сын Павла Михайловича от первого брака, остался с отцом.

И вот теперь мы действительно ставим в этой главе точку.