Текст книги "Фитин"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

А вот сообщение другого агента, уже из Варшавы, но на ту же тему японского шпионажа; оно датировано 26 января 1938 года:

«Польский генеральный штаб получил сведения о том, что японский генерал Савада очень активно принялся организовывать свои связи с украинцами и с организацией “Прометей”[144]144
  «Прометей» – организация, созданная польскими спецслужбами для работы против СССР; в ней участвовали представители различных национальностей, проживавших на территории Советского Союза.


[Закрыть] не только в Польше, но и в Париже, Берлине, Праге, Бухаресте и Константинополе.

Майор Тарашкевич, польский специалист по этим вопросам, утверждает, что Савада делает это грубо и неумело, ищет не политический подход, а лишь материал для чисто диверсионной работы. В Варшаве он поддерживает контакт с Смаль-Стоцким, с генералом Сильским и грузинами-эмигрантами. Платит большие деньги.

Польский генеральный штаб утверждает, что японцы мобилизуют также на Дальний Восток организацию Коновальца[145]145
  То есть ОУН – Организацию украинских националистов.


[Закрыть]. <...>»[146]146
  Секреты польской политики. Сборник документов. (1935—1945). М., 2009. С. 389.


[Закрыть]

Можно понять, что в своей подрывной работе японцы использовали любое антисоветское отребье, вне зависимости от национальности. А давно ли, во времена так называемой первой русской революции, они не только поддерживали большевиков, но даже и снабжали оружием их боевые группы?

«Наращивание японцами боевых операций в Китае, наряду с непрекращающимися антисоветскими провокациями, создавало для нашей страны угрозы на Дальнем Востоке. Достаточно сказать, что в 1939 году в регионе было выявлено более 170 агентов и чуть меньше – за первое полугодие 1940 года.

Благодаря добытой резидентурой в Харбине[147]147
  Город в северо-восточном Китае, административный центр провинции Хэйлунцзян, основной узловой город Китайско-Восточной железной дороги – центр белой эмиграции на Дальнем Востоке.


[Закрыть] информации о приведении в боевую готовность японских войск, насчитывавших 350 тысяч солдат и офицеров, и введении в действие их системы ПВО, события у озера Хасан в 1938 году не оказались неожиданными для Москвы. Информированным было командование наших группировок и в районе реки Халхин-Гол в 1939 году, получив сведения о подготовке японских войск к нападению на Монголию. Ценность добытой внешней разведкой информации трудно принизить: поражение японских войск вынудило подать в отставку не только командование Квантунской армии в полном составе, но и находившийся у власти японский кабинет министров, осложнило развитие военного союза Японии с Германией и Италией и поставило под сомнение идею “блицкрига” на Дальнем Востоке»[148]148
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 209-210.


[Закрыть].

Вот так осуществлялась работа внешней разведки по странам «оси» – в полном смысле, как мы говорили, не «благодаря», но вопреки...

Понятно, что беспокойство руководства разведки вызывали не одни лишь вышеназванные страны. В частности, к тому времени ещё более ухудшились традиционно напряжённые отношения, издавна сложившиеся между СССР и Польшей, имевшей с нашей страной наиболее протяжённую границу в центре Европы. Польша, ранее входившая в состав Российской империи и получившая независимость вследствие событий Октября 1917 года, излишне уверовала в собственные силы после советско-польской войны 1920 года. Поляки не только возымели желание прирастить свою территорию за счёт Советского Союза, но и всячески налаживали шпионскую, подрывную и прочую работу в различных регионах СССР с целью пошатнуть, а то и вообще свалить советский режим... Когда же к власти в Германии пришли нацисты, польское руководство вдруг решило, что в лице Гитлера оно обрело надёжного и верного союзника в борьбе против СССР.

«В январе 1934 года была подписана германо-польская Декларация о неприменении силы (её называют также Пактом о ненападении). Советской разведке стало известно, что при её подписании поляки стремились заручиться поддержкой немцев в осуществлении своих планов захвата советских земель – от Прибалтики до Чёрного моря.

Но немцы вовсе не собирались отвоёвывать земли для поляков. В их планы входило завоевание для себя жизненного пространства на Востоке Европы, в том числе и самой Польши...»[149]149
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 294.


[Закрыть]

Однако опасность заключения реального антисоветского или, скорее даже, антироссийского польско-германского союза всё-таки существовала, и этот вопрос тщательно отслеживали наши резидентуры как в Берлине, так и в Варшаве.

Особые проблемы были у нашего государства и с северо-западным соседом – Финляндией, которая с начала XIX столетия входила в состав имперской России на правах Великого княжества Финляндского. К сожалению, в 1917 году новое большевистское руководство достаточно бездумно провело государственные границы (подобная ошибка с границами будет точь-в-точь повторена «демократами» при развале СССР в 1991 году), в результате чего к «новорождённой», ранее никогда не имевшей собственной государственности, Финляндии отойдёт российская Выборгская губерния. По этой причине государственная граница прошла в трёх десятках километров от Петрограда, столицы Республики, что было чрезвычайно опасно... Ленин мгновенно исправил положение, эвакуировав (тогда считалось, что на время) советское правительство в Москву. Но прошло уже два десятилетия, руководство партии и правительства чувствовало себя в «первопрестольной» вполне комфортно и ни о каком возвращении в Ленинград более не помышляло, между тем как над «городом трёх революций» всё ещё нависал дамоклов меч, образно говоря, становившийся с каждым годом всё тяжелее.

«Политический словарь» трактует события следующим образом:

«Белофинское правительство установило внутри страны режим буржуазной диктатуры и белого террора. В своей внешней политике на протяжении последующих 20 лет оно поддерживало тесную связь с империалистическими державами, враждебными Советскому Союзу и стремившимися использовать Финляндию в качестве плацдарма для нападения на СССР. Для этой цели Финляндия снабжалась извне финансовыми средствами и вооружениями. Особенно сильное экономическое и политическое влияние оказывала на Финляндию Англия. Английский империализм стремился закрепить в Финляндии свои позиции, чтобы утвердить своё господство в бассейне Балтийского моря, натравить на Советский Союз его ближайших соседей, а затем столкнуть СССР с Германией»[150]150
  Политический словарь. М., 1940. С. 604-605.


[Закрыть].

Так-то оно так, да не совсем точно. «История российской внешней разведки» говорит о несколько иной опасности:

«...Было очевидно, что Германия стремилась создать антисоветский фронт от Баренцева до Чёрного моря.

Немецкая дипломатия при этом уделяла Финляндии одно из первостепенных мест, рассчитывая превратить её более чем 1000-километровую границу в плацдарм для будущего нападения на Советский Союз. В стране как грибы после дождя росли фашистские организации, укреплялись позиции сторонников прогерманской ориентации. Внешняя разведка имела неопровержимые данные о подготовке ввода в Финляндию немецкого экспедиционного корпуса»[151]151
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 22.


[Закрыть].

Действовавшая в Хельсинки «легальная» резидентура имела здесь весьма сильные позиции. Ещё в 1935 году в Финляндию в качестве заведующей отделения «Интуриста» приехала 28-летняя красавица Зоя Воскресенская, про которую никто, разумеется, не мог подумать, что ровно половину – на тот период – своей жизни она прослужила в органах ВЧК—ОГПУ—НКВД и что приехала она в Хельсинки как сотрудник разведки, имевший псевдоним «Ирина». К тому же это была далеко уже не первая её загранкомандировка.

В резидентуре, как вспоминала потом Зоя Ивановна, было четыре человека, возглавлял её Генрих Бржзовский[152]152
  Очевидно – Бржозовский.


[Закрыть], который вскоре был отозван в Москву и в 1937 году расстрелян. А из Центра прибыл «Кин», новый резидент, – Борис Аркадьевич Рыбкин, заместителем которого стала Зоя Ивановна Воскресенская. На этом месте мы ставим жирную точку: история их любви в контексте внешней разведки подробно описана в книгах известной писательницы, а потому на этот вопрос мы отвлекаться не будем. В данном случае для нас гораздо важнее оперативная работа. Да и не только для нас, – недаром же Центр, в нарушение всех правил и традиций, разрешил резиденту и его заместителю оформить брак и продолжать исполнение своих служебных обязанностей. Ведь перед хельсинской резидентурой стояли тогда сложнейшие задачи.

Дэвид Мёрфи свидетельствует:

«Задолго до германского нападения <на СССР – А. Б.> хельсинская резидентура играла ключевую роль в советско-финских отношениях. В апреле 1938 года Сталин дал поручение Борису Рыбкину, бывшему резиденту НКВД в Хельсинки, провести секретные переговоры с высшими государственными деятелями в финском правительстве по вопросам, касающимся советско-финской границы. Рыбкин вернулся в Финляндию как советский поверенный в делах, продолжая использовать псевдоним Борис Ярцев. Переговоры успеха не имели, и Рыбкин уехал, когда началась Зимняя война в ноябре 1939 года»[153]153
  Мёрфи Д. Э. Что знал Сталин. Загадка плана «Барбаросса». М., 2009. С. 139.


[Закрыть].

Советское руководство хотело не только «скорректировать» границу, это общеизвестно, но оно также вознамерилось оторвать финнов от их немецких союзников. Как говорится, худой мир лучше доброй ссоры – и для Финляндии было бы гораздо выгоднее поддерживать добрососедские отношения с северным соседом (это убедительно доказали послевоенные времена), нежели превращаться в плацдарм для авантюрной гитлеровской агрессии против СССР, с перспективой получить на своей территории оккупационные немецкие войска.

Резидента в звании полковника (или майора госбезопасности, не знаем) принял и проинструктировал Иосиф Виссарионович Сталин.

Вернувшись в Хельсинки, Борис Аркадьевич имел несколько встреч с министром иностранных дел Финляндии Эйно Рудольфом Холсти и с премьер-министром Аймо Каяндером.

Рыбкин-Ярцев предупреждал, «что представители экстремистской части германской армии не прочь осуществить высадку войск на территории Финляндии и затем обрушить оттуда атаки на СССР... Советский Союз не собирается пассивно ожидать, пока немцы прибудут в Райяёк[154]154
  Сестрорецк Ленинградской области – ранее пограничный город.


[Закрыть], а бросит свои вооружённые силы в глубь финской территории, по возможности дальше, после чего бои между немецкими и русскими войсками будут проходить на территории Финляндии»[155]155
  Воскресенская 3. И., Шарапов Э. П. Тайна Зои Воскресенской. М., 1998. С. 342.


[Закрыть].

Но доводы рассудка не возымели должного действия:

«Каяндер исключал вероятность такого исхода, заметив, что Финляндия не позволит <Германии – А. Б.> столь грубо нарушать её нейтралитет и территориальную целостность. Когда Ярцев спросил, думают ли финны, что они сумеют защитить свой нейтралитет в одиночку, Каяндер отпарировал в том смысле, что, окажись Каяндер сам на войне, он изо всех сил постарался бы не пасть духом, будь что будет...»[156]156
  Там же. С. 345.


[Закрыть]

Бесед ещё было несколько, но результат оставался один – полное непонимание с финской стороны. Как правило, мы верим в то, во что хотим верить, и доводы чужого рассудка при этом нас мало убеждают.

Что ж, последующее – события зимы 1939—1940 годов, а затем лета 1941-го – известно нам достаточно хорошо. Можно без всяких сомнений говорить, что для того, чтобы предотвратить эти события, разведка сделала всё возможное.

Продолжим наше путешествие по резидентурам...

Как мы уже знаем, не менее важным противником, чем Германия или Польша, для нас тогда официально считалась Великобритания, и там позиции советской внешней разведки были очень сильны – работа по Англии осуществлялась как с «легальных», так и с нелегальных позиций. В Центр регулярно поступала информация о внешнеполитических планах британского правительства и о внутреннем положении в стране; результативно работала наша внешняя контрразведка, сообщавшая о деятельности британских спецслужб.

В феврале 1934 года в Лондон, на нелегальную работу, прибыл австрийский гражданин Арнольд Дейч[157]157
  Дейч Арнольд Генрихович (1904—1942).


[Закрыть], член австрийской компартии с 1924 года. В 1928 году он окончил Венский университет с дипломом доктора философии и химии, после чего работал в подпольной организации Коминтерна; в январе 1932 года Дейч, а теперь уже – Стефан Ланг, переехал в Москву и по решению ЦК ВКП(б) был переведён из КПА в партию большевиков, а по рекомендации Коминтерна – принят на работу в Иностранный отдел НКВД. Поработав на нелегальном положении во Франции, Бельгии, Голландии и Германии, он, как мы сказали, отправился в столицу Туманного Альбиона, где, чтобы официально оправдать своё пребывание в Англии, поступил на психологический факультет Лондонского университета. Но здесь, разумеется, он приобретал не только научные познания.

«Арнольд Дейч сделал ставку на приобретение перспективной агентуры, которая впоследствии сможет влиять на внешнюю политику страны. Он начал присматриваться к студентам университетов и колледжей, где работали и учились выходцы из высшего общества Великобритании. Там, считал он, легче подыскать вероятных кандидатов и после установления с ними сотрудничества добиться их продвижения на нужные должности.

За относительно короткий срок Дейч подобрал себе группу надёжных помощников, вхожих в учебные заведения, готовящие кадры для высших эшелонов английской администрации. Дейч и его доверенные лица сосредоточили внимание на Кембридже, Оксфорде, Лондонском университете, школах подготовки технического персонала Министерства иностранных дел»[158]158
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 22.


[Закрыть].

Считается, что Дейч был первым советским разведчиком, который делал ставку на приобретение перспективной агентуры: именно он был «крёстным отцом» знаменитой так называемой «Кембриджской пятёрки». Пусть не удивляется читатель, слова «так называемая» относятся не к прилагательному «кембриджская», но к существительному – «пятёрка». Дело в том, что имена Кима Филби, Джона Кернкросса, Антони Бланта, Гая Бёрджеса и Дональда Маклейна по тем или иным причинам оказались известны широкой публике, вот и получилась «великолепная пятёрка». А если бы британские спецслужбы узнали о ком-то ещё, то мы не исключаем, что могла быть и «семёрка», и... Впрочем, не будем гадать: по вопросам, до сих пор остающимся нерассекреченными, мы знаем ровно столько же, сколько знает наш читатель. Поэтому вопрос, была ли в Оксфордском университете группа, аналогичная кембриджской, для нас также остаётся открытым...

Но для развития интриги мы можем добавить, что уже известный нам перебежчик Вальтер Кривицкий утверждал, что «на территории Англии и Британского Содружества действует широко разветвлённая сеть советской агентуры из шестидесяти одного человека». Число не круглое, а потому кажется достоверным и угрожающим.

А вот авторитетная оценка эксперта:

«Лондонская резидентура в предвоенный период была в готовности собирать урожай, полученный благодаря “Кембриджской пятёрке”, чья вербовка и совершенствование в 1930-е годы была шедевром разведывательных операций. Их интеллект и оперативный потенциал постов, который занимали эти агенты, был сногсшибательным»[159]159
  Мёрфи Д. Э. Что знал Сталин. Загадка плана «Барбаросса». М., 2009. С. 139.


[Закрыть].

Всего же, насколько известно, за период работы в Англии Арнольд Дейч лично привлёк к сотрудничеству с СССР свыше двадцати человек, большинство из которых добывали для советской разведки особо ценные материалы. В частности, ещё в 1934 году, совместно с другим легендарным разведчиком-нелегалом Дмитрием Быстролётовым, он завербовал шифровальщика Управления связи Foreign Office. (Как объяснил нам один ветеран разведки, когда есть выбор, кого именно завербовать – посла или шифровальщика посольства, – без всяких сомнений выбирают последнего.) Таким образом, советская разведка получила доступ к секретам британского Министерства иностранных дел.

И тут опять-таки приходится уточнять, что, несмотря на весьма высокую оценку руководства – в 1938 году он даже получил советское гражданство, – Дейч вскоре попал под бериевскую «чистку», был отозван в Москву и в течение одиннадцати месяцев пребывал не у дел. К великому счастью, он успешно прошёл все проверки, после чего, грубо говоря, плюнул на всё и, что называется, «ушёл в народное хозяйство» – поступил на работу научным сотрудником в Институт мирового хозяйства и мировой экономики АН СССР.

Скажем, что блистательному разведчику Дмитрию Быстролётову[160]160
  Быстролётов Дмитрий Александрович (1901—1975).


[Закрыть] – он работал в ИНО с 1925 года, владел двадцатью иностранными языками, приобрёл ряд ценнейших агентов в различных странах Европы, – повезло гораздо меньше. В 1937 году он возвратился в СССР по завершении очередной командировки, а в 1938-м, по доносу, был арестован как иностранный шпион, после чего шестнадцать лет, до 1954 года, провёл в заключении... Но Быстролётов всё-таки доживёт до 1975 года, тогда как жизнь «более везучего», как казалось, Арнольда Дейча оборвётся по трагической случайности в 1942-м.

Говоря про Англию, нельзя сразу же не вспомнить про её извечную соперницу и союзницу Францию. В 1930-е годы на французской территории действовал весьма разветвлённый и дееспособный, как это называлось, разведаппарат, который позволял успешно решать поставленные перед резидентурой задачи. Помимо работы по политической и научно-технической линиям, резидентура уделяла большое внимание разработке антисоветской эмиграции,ведь после окончания Гражданской войны в СССР в одной только Франции осело не менее полутора миллионов наших бывших соотечественников, в подавляющем своём большинстве не испытывавших никакой симпатии к советской власти. В Париже находился штаб РОВС – Русского общевоинского союза, самой массовой организации русской эмиграции, декларировавшей своей целью непримиримую борьбу против коммунизма. В свою очередь, советская разведка развернула непримиримую борьбу против РОВС и, в особенности, его руководства. В числе агентов парижской резидентуры были министр Временного правительства и председатель Московского биржевого комитета С. Н. Третьяков, генерал-майор Белой армии Н. В. Скоблин, знаменитая певица Надежда Плевицкая. Эти и другие люди помогли нанести по РОВС ряд воистину смертельных ударов, которые хотя и не уничтожили Союз полностью, но дезорганизовали и разложили его. Сотрудникам ИНО удалось не только фактически взять работу РОВС под свой контроль, но и сначала, в 1930 году, похитить прямо в Париже его председателя генерала от инфантерии Александра Павловича Кутепова, а затем, в 1937-м, в Сен-Клу, под Парижем, – его преемника генерал-лейтенанта Евгения Карловича Миллера. Ощутимые удары были также нанесены по находившимся во Франции руководящим центрам НТС – Народно-трудового союза, ОУН – Организации украинских националистов и троцкистских организаций.

В период гражданской войны в Испании «легальная» и нелегальные резидентуры во Франции занимались, в частности, вербовкой добровольцев в ряды интернациональных бригад и их использованием в интересах разведки. Парижская «легальная» резидентура, совместно с мадридской, создала специальную школу по подготовке разведчиков и диверсантов для действий в тылу франкистских мятежников. В 1937—1939 годах агентам советской разведки удалось также наладить получение документов из британского посольства...

Чтобы не утомлять читателя долгими перечислениями, завершаем нашу «кругосветку» Соединёнными Штатами Америки, хотя, насколько нам известно, «легальные» и нелегальные резидентуры советской разведки успешно действовали ещё во многих странах.

США интересовали разведку – то есть советское руководство – в качестве потенциального союзника в предстоящей борьбе с нацизмом, а потому резидентуры собирали данные об отношении американского руководства, бизнеса и общественности к вопросам развития связей как с Советским Союзом, так и с государствами пресловутой «оси». К тому же Соединённые Штаты являлись страной с передовой экономикой и новейшими технологиями, а потому «легальная» резидентура, созданная в 1933 году после установления дипломатических отношений между СССР и США, наиболее активно работала по линии научно-технической разведки.

«Разведка решала задачу добыть сведения о новейших достижениях США в области науки, техники и вооружений. В этой связи внешняя разведка приобретала в США источники информации о новых видах американского оружия, разрабатываемого в конструкторских бюро или поступающего в войска для их оснащения»[161]161
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 174.


[Закрыть].

Один из первых советских нелегалов, работавших на Американском континенте, носил псевдоним «Чарли»; о нём известно лишь то, что в 1938 году он был отозван в Москву – и о дальнейшей судьбе разведчика мы можем только догадываться, не испытывая при том особого оптимизма.

«Но в информационных досье удалось отыскать следы его деятельности. Чарли сумел установить деловые контакты с инженерами, технологами, представителями различных фирм, офицерами лётных и морских частей. Только за два первых года работы Чарли добыл важную информацию о спасательных аппаратах для моряков-подводников, данные об авиационных двигателях, характеристики двух типов танков, авиационного прицела для бомбардировщиков, детали конструкций гидросамолётов, сведения о дизельных моторах различного назначения, о переработке нефти. Разведчику удалось получить в начале 30-х годов доклад американского учёного Годдарда “Об итогах работы по созданию ракетного двигателя на жидком топливе”. Документ был доложен маршалу Тухачевскому[162]162
  Тухачевский Михаил Николаевич (1893—1937) – Маршал Советского Союза; в начале 1930-х годов был заместителем наркомвоенмора – начальником вооружений РККА.


[Закрыть] и получил его высокую оценку»[163]163
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 3. М., 2014. С. 174-175.


[Закрыть].

С 1930 года в Нью-Йорке действовала резидентура, возглавляемая разведчиком-нелегалом Дейвисом, о личности которого также мало что известно. Резидентура наладила получение документальной информации из Государственного департамента США, имела источники в германских дипломатических представительствах.

В 1934 году в Штаты прибыл Борис Яковлевич Базаров – в прошлом офицер Русской армии, сотрудник ИНО с 1921 года, возглавивший нелегальную резидентуру, в состав которой входили И. Ахмеров, Н. Бородин, А. Самсонов, впоследствии получившие известность как профессионалы высокого класса. Нелегальная резидентура взаимодействовала с «легальной», которой изначально руководил Пётр Давыдович Гутцайт, до этого десять лет проработавший в центральном аппарате разведки. Деятельность их была весьма результативной, однако в 1938 году обоих резидентов вдруг отозвали в Москву, где им были предъявлены обвинения в шпионаже. Оба они были расстреляны в феврале 1939 года.

Работу «легальной» резидентуры возглавил тогда Гайк Бадалович Овакимян, выпускник МВТУ имени Н. Э. Баумана, химик по образованию, кандидат наук, владевший немецким, английским и итальянским языками. В США он работал с 1933 года – в качестве заместителя резидента по линии научно-технической разведки. Прибыл же он в Нью-Йорк под прикрытием аспиранта химического института, в котором впоследствии защитил докторскую диссертацию и официально перешёл на работу инженером в Амторг[164]164
  Амторг – акционерное общество, выступавшее в функции посредника при осуществлении экспортно-импортных операций советских внешнеторговых объединений с американскими компаниями; располагалось в Нью-Йорке. В Москве находилось генеральное представительство Амторга – Совамторг.


[Закрыть].

Нелегальную резидентуру возглавил опытный разведчик Исхак Абдулович Ахмеров, выпускник Московского государственного университета, уже поработавший с легальных позиций в Турции и с нелегальных в Китае. Кстати, в Китае Ахмеров учился в американском колледже, где совершенствовал свои знания английского языка, и вскоре вышел там в первые ученики. При этом он успешно выполнял задания ИНО по разработке японских представителей в Поднебесной. На нелегальную работу в США Исхак Абдулович выехал в 1935 году и вскоре уже обзавёлся надёжными источниками в Госдепартаменте, министерстве финансов и даже в американских спецслужбах...

* * *

Из вышесказанного можно понять, что Служба – всем трудностям вопреки – работала, и в ней были не только новички, подобные Павлу Михайловичу Фитину и его соученикам по ЦШ, но и опытнейшие профессионалы с большим стажем разведывательной деятельности. А если так, то у каждого из них была своя точка зрения, были собственные убеждения и, соответственно, свои пристрастия. Нет смысла объяснять, что человек, выполняющий какие-то ответственные обязанности (а порой – и вообще просто что-то делающий), обычно считает свой участок работы наиболее важным.

Именно по этой причине к тому моменту, когда Фитин возглавил 5-й отдел ГУГБ НКВД, в Центре, насколько нам известно, существовали как минимум три «партии», каждая из которых считала своё направление приоритетным в деятельности разведки, мотивируя это тем, что именно с данного направления исходит, по их мнению, главная угроза для Страны Советов.

Во-первых, это были – как их запросто называли в Центре – «поляки», то есть сотрудники, работавшие по польскому направлению. Очевидно, что их неформальным лидером следует назвать Елену Дмитриевну Модржинскую – оперативный псевдоним «Марья». На службу в НКВД она пришла в 1937 году с должности заместителя директора Всесоюзной торговой палаты, имея высшее экономическое образование. К сожалению, отстаивая важность польского направления, Модржинская нередко делала это за счёт других: в частности, она безапелляционно заявляла, что знаменитая «Кембриджская пятёрка» – это подстава англичан, которые передают нам через «Филби и К°» свою тщательно подготовленную дезинформацию.

Сейчас, разумеется, сложно что-то утверждать, но, кажется, Елена Дмитриевна чётко уловила желание Сталина считать получаемую информацию об агрессивных планах Гитлера «подставой Черчилля» – то есть англичан, британских спецслужб. Не будем отрицать, что у советского вождя были определённые основания думать подобным образом о коварстве англичан, ибо несколько позже сэр Уинстон Черчилль, говоря о перспективах Великой Отечественной войны, доверительно заявил, что он хотел бы «видеть Германию в гробу, а Россию – на операционном столе». Как свидетельствуют ветераны службы, Модржинская даже писала письма Сталину – но тогда писали очень многие, от колхозника до академика, это было в духе времени, – и писала открытым текстом, что это «подстава», что все они «сволочи и гады». Очень возможно, что подобная убеждённость кадрового сотрудника разведки отчасти влияла на настроение Сталина, ещё более утверждая его в том, во что он хотел верить.

Во-вторых, существовала партия «немцев», которая была уверена в неизбежности скорого нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Пожалуй, что в этой партии главную роль играла хорошо известная нам «Ирина», Зоя Ивановна Рыбкина. Она безоговорочно верила материалам «Брайтенбаха» и «Красной капеллы», доверяла сообщениям «кембриджцев» – и, соответственно, ожидала фашистской агрессии.

Очевидно, принадлежность к различным «партиям» – а может, были на то и какие-то личные или даже психологические причины, – весьма напрягало отношения между двумя дамами. «Ирина» и «Марья» были друг для друга если не противниками, то, по крайней мере, конкурентками.

К третьей «партии» принадлежали такие весьма авторитетные люди, как заместитель начальника отдела Павел Анатольевич Судоплатов и, несколько ранее, Яша, как все называли его за глаза, – Яков Исаакович Серебрянский. Разведчик-нелегал с 1923 года, он в 1934 году возглавлял Спецгруппу особого назначения при НКВД СССР, затем находился в спецкомандировках в Китае, в Японии и во Франции, откуда был отозван летом 1938 года и арестован по обвинению в «шпионской деятельности в пользу английской и французской разведок».

Так вот, Судоплатов, Серебрянский и ряд других старых сотрудников не без основания считали, что главным врагом страны Советов являются не государства, но белая и прочая эмиграция. Этим сотрудникам приходилось проводить акции против руководителей РОВС, против главарей ОУН, и они, по старой памяти, уделяли особое внимание таким странам, как Сербия, Болгария, Турция, где были наиболее крупные белогвардейские гнёзда... Но жизнь вносила коррективы и в их работу: в современных динамичных условиях эмигранты, и в особенности националисты, быстро находили себе новых «хозяев».

Так, 22 августа 1940 года Фитин сообщал генералу Голикову, новому начальнику РУ – официально оно именовалось 5-м управлением РККА, – следующее:

«По непроверенным агентурным данным, в г. Ярославе (Генерал-губернаторство[165]165
  Территория Польши, оккупированная Германией.


[Закрыть]) сконцентрировано до 2 тыс. украинских “сичевиков”[166]166
  Сечевики (сичевики), сечевые стрельцы – участники националистических украинских формирований, созданных в начале Первой мировой войны Австро-Венгрией; впоследствии боролись против советской власти.


[Закрыть], которые собраны из разных мест.

В г. Чешув, г. Пшеворск имеются отряды “сичевиков” по 120-150 человек в каждом. В Кракове отряд “сичевиков” насчитывает до 2 тыс. человек, которые используются немецкими властями по охране промышленных предприятий. “Сичевики” занимаются военной подготовкой под руководством немецких офицеров. Обмундирование “сичевиков” – форма бывшей польской армии.

В с. Команча Санокского уезда (26 км юго-западнее г. Лиско) под руководством Гестапо создана полицейская школа, которая состоит из украинцев, имеет 78 слушателей. Срок обучения в школе 6 месяцев. Готовит школа полицейских для сельских постов, надзирателей тюрем и концлагерей»[167]167
  Украинские националистические организации в годы Второй мировой войны. Т. 1. 1939-1943. М„ 2012. С. 170.


[Закрыть].

Да, должности были не просто низовые – холуйские, сугубо для, по понятиям «высшей расы», Untermensch[168]168
  Унтерменш – «недочеловек».


[Закрыть], но это же было только начало «сотрудничества», и гитлеровцы пока ещё были на коне. Так что упускать из виду всю эту братию тоже было нельзя...

Но вот что в этом документе поражает, так это формулировка «по непроверенным агентурным данным». То есть то ли так оно, то ли нет! Звучит на уровне сплетни – и подобную информацию преспокойно передают «соседям», не рискуя услышать в ответ: «Товарищи, а может быть, вы проверите сначала? Прежде чем нас беспокоить...»

Однако таковы были «правила игры». Известные люди в Кремле не хотели слышать о немецких военных приготовлениях, но эту информацию до них всё-таки надо было доводить, а потому спецсообщения подчас звучали самым нелепым образом: «Предполагаем, что это английская дезинформация...», «англичане распространяют сведения, что...», «по непроверенным данным...» etc. Звучало сомнительно, – кто и когда поставляет «наверх» заведомую дезинформацию, непроверенные данные?! – но всё-таки разведданные хоть как-то доводились до адресата и, дай Бог, кого-то заставляли задуматься... Разведчики-то были уверены в достоверности того, что они сообщали!

Вернёмся, однако, к проблемам ИНО и повторим ещё раз, что существовавшие здесь «партии» состояли, в основном, из опытных, авторитетных, весьма компетентных сотрудников. И что, спрашивается, было делать в таких условиях начальнику разведки Фитину, не имевшему в тот период не то что должностного (мы ж знаем, что за весьма непродолжительное время сменилось четыре руководителя 5-го отдела), но даже и личного (в нём пока ещё видели совершенно случайного человека) авторитета? Примкнуть к какой-либо «партии» для него означало сразу же противопоставить себя другим сотрудникам, а следовательно, серьёзно напрячь обстановку в коллективе. К тому же реальной гарантии сделать однозначно правильный выбор у Павла Михайловича не было: представители каждой из «партий» имели весьма убедительные доказательства своей правоты.

В этих условиях Фитин вынужден был лавировать между настроениями Модржинской, Рыбкиной, Судоплатова, – и надо сказать, делал он это успешно и весьма тактично, стараясь при том примирить все настроения: и «немцам» угодить, и «полякам», да и самому Сталину с его античерчиллевскими взглядами... Как говорится, «политика – это искусство компромиссов». В том числе, безусловно, и политика руководителя. Оно ведь хорошо, когда каждый трудится на порученном ему участке, как на самом главном, – так зачем лишать работника такой убеждённости?