Текст книги "Фитин"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Честно говоря, мы подобную ересь про Англию писали только до войны, потом поумнели. Что касается «разведывательной деятельности против нас» – ну, было такое. Так ведь и Джордж Хилл в Москве, и представители «союзнических миссий» в советских портовых городах, таких как Мурманск и Архангельск, занимались абсолютно тем же самым...

Известно и то, что англичане берегли от нас секрет «Энигмы» с той же тщательностью (и заметим, так же безуспешно), как и немцы от них. Между тем расшифрованные сообщения гитлеровских штабов и спецслужб передавал в Москву «Лист» – Джон Кернкросс, который был награждён за свою работу орденом Красного Знамени...

Последняя встреча между комиссаром государственной безопасности 3-го ранга Павлом Фитиным и бригадным генералом Джорджем Хиллом произошла 3 апреля 1945 года, на прощальном ужине в ресторане «Арагви». (Нельзя не отметить, как здорово изменился стиль работы нашей разведки за последние несколько лет!) Два генерала в дружеской, как бы, беседе обсудили вопросы взаимоотношений между их «конторами». Хилл, правда, достаточно горячо отстаивал идею о выработке нового соглашения, чтобы эффективно помогать друг другу на территории Германии, Австрии и Чехословакии, на что Павел Михайлович ответил, что лучше было бы, если бы в полной мере выполнялось предыдущее соглашение. Совместную борьбу против общего врага можно продолжить и на его основе – если относиться к делу честно и добросовестно.

Подобная линия поведения начальника советской разведки была определена Л. П. Берией и В. М. Молотовым, ну а Фитину было поручено донести эти мысли до собеседника, как свои собственные, – на уровне, разумеется, руководителя службы. Павел Михайлович также проинформировал британского представителя, что Чичаев покидает Лондон и что на его место никто не приедет, так как связь отныне будет поддерживаться только в Москве, через «советскую секцию»...

Через месяц Джордж Хилл возвратился домой, а его сменил подполковник Бенэм, который предложил несколько трудноисполнимых «прожектов» на тему послевоенного сотрудничества двух разведок и убыл восвояси в сентябре того же года, прислав оттуда Фитину письмо с информацией, что «с окончанием войны наша миссия распускается...».

На том «Секта» и прекратила свою работу.

* * *

Кажется, американская сторона отнеслась к вопросу сотрудничества с советской разведкой более серьёзно, нежели их британские коллеги, и сразу же постаралась завязать контакты на высшем уровне.

Вот что вспоминал сам Павел Фитин:

«В декабре 1943 года в Москву прибыл начальник Управления стратегических служб... генерал Уильям Донован, для установления контактов с советской разведкой. Через американского посла в Москве Гарримана он обратился к В. М. Молотову, который являлся в то время заместителем Председателя Совета народных комиссаров и наркомом иностранных дел.

Нарком государственной безопасности и я были приглашены в Кремль, где нас принял В. М. Молотов. Он сообщил о прибытии в Москву Донована и его намерениях.

– Как вы на это смотрите? – спросил Молотов. – Видимо, нам отказываться не стоит, следует с ним встретиться и выяснить планы.

Здесь же приняли решение, что переговоры с Донованом должен вести я и о ходе переговоров подробно докладывать В. М. Молотову.

На следующий день вместе с моим заместителем мы приняли генерала Донована и провели с ним обстоятельную беседу. Результаты встречи были доложены И. В. Сталину и В. М. Молотову, которые дали согласие на установление контактов.

Предусматривались обмен разведывательной информацией, взаимные консультации во время проведения активных действий, оказание содействия в заброске агентуры в тыл противника, обмен диверсионной техникой и др.»[397]397
  Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 4. М., 2014. С. 24.


[Закрыть].

Остановимся на минуту. Вы заметили, как вырос личный авторитет Павла Михайловича Фитина? Именно – личный. Он напрямую общается с Вячеславом Михайловичем; об итогах встречи, в которой он участвовал, нарком Меркулов сообщал докладной запиской от 30 декабря 1943 года в Государственный Комитет Обороны, то есть товарищу Сталину... Ну а прямой контакт Фитина с шефом американской разведки – это, определённо, дух времени... Несколько раньше после такой встречи Павлу Михайловичу вполне могли бы сказать, что Донован, воспользовавшись оказией, его завербовал. (Почти не шутим! Маршал Советского Союза Тухачевский, согласно официальному обвинению, был завербован какой-то третьесортной «немецкой разведчицей Жозефиной Гензе», а тут – целый руководитель американской политической разведки!)

Решения были приняты очень быстро. Руководителем миссии УСС в Москве был назначен полковник Дж. Хаскелл.

5 января 1944 года, в ночь перед отлётом Донована из Москвы, в резиденцию американского посла прибыли Фитин, начальник американского отдела 1 -го управления Овакимян (его представили как полковника Осипова) и подполковник Андрей Григорьевич Траур, который должен был отправиться в Штаты официальным представителем советской разведки при УСС. В ходе встречи вырисовываются самые радужные перспективы будущего сотрудничества. В частности, Донован с увлечением рассказывает о чудесах американской оперативной техники и радиоаппаратуре, разрабатываемой по заказам УСС. О таких вещах, как вмонтированный в атташе-кейс радиопередатчик, пластиковая взрывчатка, неотличимая от куска хлеба, портативная установка для микрофильмирования, советские разведчики пока ещё могли только мечтать... У наших товарищей тогда воистину разгорелись глаза; ещё больший восторг вызвал присланный в июле 1944 года каталог специального оружия и оперативной техники; но вот когда в ноябре 1944-го и в начале следующего 1945 года американцы наконец-то прислали образцы установок для микрофильмирования, заокеанский «презент» ничего, кроме разочарования, не вызвал – для выполнения серьёзных работ он был явно непригоден. На том и закончилось тогдашнее первое знакомство нашей разведки с передовой американской техникой шпионажа...

Но это мы уже забегаем вперёд. А пока что, к марту, подполковник Траур и ещё шесть сотрудников с семьями уже сидели, как говорится, на чемоданах, ожидая отправки за океан, но тут послу Гарриману пришла телеграмма президента Рузвельта с указанием, что обмен представителями откладывается на неопределённый срок. Несколько позже Рузвельт уточнил, что принять такое решение его заставляют внутренние политические соображения.

О случившемся Фитину должен был сообщить руководитель военной миссии США в Советском Союзе генерал-майор Джон Р. Дин, который, как и любой человек, приносящий плохие новости, чувствовал себя в преддверии этой встречи весьма неуютно. Но волновался он зря: плохие новости Павел Михайлович уже знал из сообщений вашингтонской резидентуры. Были получены агентурные сведения, что против сотрудничества УСС и НКГБ и обмена представителями решительно выступил глава ФБР Эдгар Гувер, заявивший, что целью советской разведки является «внедрение в государственные секреты» Соединённых Штатов. (Наивный человек! Судя по тому, что Фитин получил эту информацию, не нужно было так бояться приезда официальной делегации, деятельность которой можно было бы спокойно контролировать).

Донован пытался переубедить президента, но не вышло. В конце концов, 7 апреля 1944 года генерал Джон Дин встретился с Павлом Фитиным. Американец оставил весьма интересное описание этой встречи:

«С Фитиным и Осиповым я никогда не встречался дважды в одном и том же месте. Казалось, у них были пристанища по всему городу... Я увидел стол, уставленный водкой, коньяком, фруктами и шоколадом, и они настаивали на угощении. Я был несколько скептичен в отношении сильной выпивки до того, как сообщу мою новость, поскольку я не представлял себе, как она будет воспринята. Однако водка придала мне храбрости, а на партнёров по беседе, вероятно, оказала смягчающее влияние, ибо, как и предсказывал президент, они проявили “прекрасное понимание” и согласились с тем, чтобы координация между их секретной разведкой и нашей осуществлялась в Москве между ними и мной, выступающим за Донована. На этом мы и согласились, и так началось наше сотрудничество, продолжавшееся до конца войны»[398]398
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 4. М., 2014. С. 403.


[Закрыть].

Заметим, что «контакты коллег» происходили так, как это было принято в «цивилизованных странах», да ещё и с размахом известного «русского гостеприимства». В довоенном Советском Союзе нравы были гораздо более пуританские...

Фитин отвечал спокойно – и не потому, что на него «водка оказала смягчающее влияние», но потому, что ответ был подготовлен и согласован с руководством заранее: раз идея сотрудничества принадлежит генералу Доновану, который и предлагал обменяться представителями, а мы как бы и не спешим, то и против временной задержки ничего не имеем...

А далее начался обмен информационными материалами. Из того, что нам известно, можно понять, что эти документы генерал Дин передавал начальнику советской разведки лично. Некоторые материалы были чрезвычайно интересны – например, сведения о германских реактивных истребителях «Хейнкель», о местах хранения румынской нефти; наибольший интерес представляла переданная Фитину в самый канун нового 1945 года информация об обстановке в нацистском руководстве Германии; несколько раньше, в октябре 1944 года, американцы сообщили о том, что кое-кто из высокопоставленных германских чиновников пытается выйти на сепаратные переговоры с представителями США... Естественно, подобная информация незамедлительно передавалась в Кремль.

И всё же, по оценке информационного отдела 1-го управления, эти сведения, в основном, были «ценны, как богатый справочный материал».

Связь, безусловно, не была односторонней. В ответ советская разведка сообщала союзникам о расположенных в Германии и Польше секретных заводах по производству газов для химических боеприпасов, о деятельности японских разведорганов на Дальнем Востоке, помогала прояснить судьбу американских разведчиков, оказавшихся у партизан Чехии и Словакии и оставшихся без связи...

При этом союзники нередко обращались к советским сотрудникам с просьбами прояснить для них какие-то конкретные вопросы, и просьбы эти по возможности выполнялись.

Когда же американцы становились излишне настойчивы – а это случалось тогда, когда они не получали ответа на те свои вопросы, на которые советские товарищи отвечать не хотели или не могли, – их порой приходилось немножко ставить на место.

Так, с первых же личных бесед Донован очень упорно интересовался Болгарией, её военным, экономическим и политическим положением, и предлагал активную помощь спецслужб США для того, чтобы поскорее вывести эту балканскую страну из войны. Понятно, что советское руководство не имело ни малейшего желания пускать американцев на эту столь важную и близкую для нашей страны территорию...

Фитин даже сказал американскому послу Гарриману – благо разговор происходил на приёме в посольстве и генерал Донован заручился поддержкой посла, – что у Болгарии и России особые отношения. Если советская разведка не может удовлетворить какую-то просьбу союзников, то они не должны обижаться и считать, что русские не хотят сотрудничать с ними.

Американцы, однако, продолжали настаивать, утверждая, что они помогут вывести Болгарию из войны. Более того, Уильям Аверелл Гарриман и посол Великобритании в СССР сэр Арчибальд Кларк Керр обратились к наркому иностранных дел Вячеславу Михайловичу Молотову с официальным запросом.

Молотов дал соответствующее распоряжение, и информационный отдел 1-го управления НКГБ подготовил требуемую справку на тридцати листах – по официальным и разведывательным материалам. Документ был изучен и одобрен Вячеславом Михайловичем и отправлен генералу Дину для передачи генералу Доновану...

Прошло некоторое время, и американцы стали очень навязчиво интересоваться Румынией, потом – Чехословакией...

В общем, всё было очень непросто.

В своих воспоминаниях Павел Михайлович писал:

«Устанавливая контакт с представителями американской и английской разведок, мы не рассчитывали на их искренность, но всё же полагали, что такие контакты могут быть полезными. Необходимо отдать должное тому, что обмен разведывательной информацией, главным образом военной, о Германии и её союзниках, носил полезный характер. Поступавшая к нам информация в основной её массе направлялась в Разведуправление Красной армии и, как мне известно, в значительной части подтверждала или дополняла имевшиеся у нас сведения. В свою очередь, мы передавали информацию о немецких войсках, их перемещении, вооружении, особенно частей, находившихся во Франции, Бельгии, Голландии, так как эти страны более всего интересовали разведслужбы союзников.

Наряду с обменом разведывательной информацией, производился также обмен техническими средствами осуществления диверсий в тылу противника. Однако следует сказать, что мы и наши партнёры передавали те средства, которые не представляли большого секрета и не являлись откровением для обеих сторон»[399]399
  Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 4. М., 2014. С. 24-25.


[Закрыть].

По утверждению Фитина, контакты, установленные между УСС и разведкой НКГБ, уже примерно через полгода стали постепенно угасать – и вообще прекратились после открытия второго фронта. Как мы помним, второй фронт в Европе наконец-то был открыт в начале июня 1944 года.

Но мы же видели, что обмен информацией продолжался и осенью 1944-го, и победной весной 1945-го и – о чём у нас речь впереди – ещё и летом того же года...

Зачем руководитель советской разведки скрывал истину, мы не знаем.

Да и вообще, мы много чего не знаем!

Глава XIV
РАЗНЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

Не удивляйтесь, но, кажется, большинство из нас имеет о Великой Отечественной войне весьма превратное представление, сформировавшееся ещё в школьные годы. Как, в нашем понимании, проходила война? Грубо говоря, по ключевым её пунктам: сначала были приграничные сражения и оборона Брестской крепости, потом – битва за Москву, началась блокада Ленинграда, затем был Сталинград, после него – Курская битва... И нам – проверьте себя, уважаемый читатель! – подсознательно кажется, что в то самое время, когда шли бои в городе на Волге или на Курской дуге, весь остальной фронт словно бы не существовал, словно бы по всей его линии, от Баренцева моря до Чёрного, тогда ничего ровным счётом не происходило.

На самом же деле это, конечно, было совсем не так: бои продолжались по всей линии соприкосновения противостоящих войск, ни на день не стихая, и вне всякой зависимости от тех генеральных сражений, что притягивали к себе напряжённое внимание всей страны и всего мира... И каждый солдат считал свой окоп главным.

Примерно так же шла та незримая война, которую вели сотрудники и соратники нашего героя – начальника 1-го управления НКВД старшего майора государственной безопасности Павла Михайловича Фитина. Две предыдущие главы мы посвящали таким важнейшим проблемам, решавшимся советской разведкой, как проект «Энормоз» и взаимоотношения со спецслужбами союзников. Но ведь это тоже были некие ключевые пункты, тогда как «фронт», которым руководил Фитин, проходил не только по оккупированной гитлеровцами территории Советского Союза и Европы, но и по тем столицам и городам многих иностранных государств, где находились наши резидентуры. На этом фронте незримые, а подчас и реальные бои также продолжались изо дня в день – и абсолютно по всем направлениям...

– Не знаю, насколько он глубоко вникал в конкретные оперативные дела, и вообще, было ли у него для этого время, – рассуждает председатель Совета ветеранов Службы внешней разведки. – Идёт война, чего ему сидеть, копаться в агентурных делах? Наверное, он доверял это своим заместителям – тем более, не будучи таким уж большим специалистом... Значит, он правильно организовал рабочий процесс!

...Генерал-лейтенант, с которым мы беседуем, – специалист высочайшего уровня, отдавший Службе несколько десятилетий, а потому его понимание вопроса имеет для нас очень большое значение...

Ну а теперь мы попытаемся рассказать о многогранной и разноплановой (да, штамп, но она действительно была именно таковой!) деятельности Павла Фитина во время Великой Отечественной войны.

Начнём, опять-таки, с воспоминаний самого руководителя внешней разведки:

«В этот невероятно тяжёлый для Родины период советская разведка ставит перед всеми чекистами-разведчиками и многочисленной агентурой задачу по добыванию разведывательных данных о фашистской Германии и её союзниках, о её военно-экономическом потенциале, переброске войск и военной техники. С другой стороны, разведчики всячески содействуют организации движения Сопротивления в странах, захваченных фашистами ещё до нападения на СССР. <...>

Первое управление, осуществляя главным образом руководство резидентурами за кордоном, стремилось оказывать им всемерное содействие в организации агентурно-оперативной работы в целях получения наиболее ценной информации. В течение первых двух военных лет нам удалось добыть большое количество крайне важных материалов о политике государств – наших союзников в войне с Германией а также нейтральных стран. Вместе с тем были получены важные материалы военного и научно-технического характера»[400]400
  Воспоминания начальника внешней разведки П. М. Фитина // История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 4. М., 2014. С. 23.


[Закрыть].

Понятно, что первостепенное внимание научно-техническая разведка уделяла вопросам получения технической документации и образцов вооружения и боевой техники – и это, в том числе, позволило Красной армии превзойти войска противника по технической оснащённости, уровню и качеству вооружения.

Но главную роль, безусловно, играла политическая разведка.

Общеизвестно, что очень многие в Германии понимали опасность развязанной Гитлером авантюры – войны на два фронта. Однако ведь и руководство Советского Союза очень боялось того, что к Германии, Финляндии, Венгрии и Румынии, обеспечивавшим единый фронт с запада, присоединится кто-либо с востока или с юга. Пожалуй, особенно опасным было бы нападение на Дальнем Востоке, со стороны Японии, имевшей к России давние счёты и претензии, выигравшей в 1905 году войну и дважды побитой в пограничных конфликтах в конце 1930-х годов... Известно, что как только 22 июня 1941 года до Токио дошла информация о нападении Германии на СССР, министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока прибыл к императору Хирохито и стал убеждать монарха нанести удар по Советскому Союзу – фактически, с тылу. О том, что 13 апреля того же года между Японией и СССР был подписан Пакт о нейтралитете сроком на пять лет, министром как-то не вспоминалось.

26 июня токийская резидентура сообщала в Центр:

«...В связи с советско-германской войной внешняя политика Японии... следующая:

– Япония сейчас не имеет... намерений... объявить войну и встать на стороне Германии. Хотя неизвестно, как в дальнейшем изменится эта политика...

– СССР... не будет предъявлено каких-либо требований и не будет объявлено своего определённого отношения. Япония хочет молча смотреть на развитие войны и международные отношения.

Утверждают, что такая политика Японии объясняется следующим:

– Япония не готова воевать с СССР. Не следует спешить с войной, так как если это нужно будет сделать, то чем позднее это будет, тем меньше жертв понесёт Япония...

– Если Япония начнёт войну против СССР, то Америка объявит войну Японии и последняя будет вынуждена бороться на два фронта»[401]401
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2: Начало. Кн. 1. М., 2000. С. 61.


[Закрыть].

Похоже, что резидентура поторопилась в своих оптимистических утверждениях. Императорское совещание в присутствии монарха, на котором было принято решение не спешить со вступлением в войну, было проведено только 2 июля.

Сообщение об этом решении Императорского совещания советская разведка передала в ГКО 17 июля – информация пришла от агентуры из Лондона, где была перехвачена и расшифрована японская телеграмма. Это была далеко не единственная информация по Японии, полученная из Туманного Альбиона: большую роль в добывании сведений о позиции руководства и военных кругов Страны восходящего солнца сыграли источники внешней разведки, находившиеся в Англии, США, Болгарии, Турции и, разумеется, в Китае.

Вот только на германских союзников решение Имперского совещания особенного впечатления не произвело:

«Посол Отт телеграфирован 14 июля Риббентропу: “...Я пытаюсь всеми средствами добиться вступления Японии в войну против России в самое ближайшее время... Считаю, что, судя по военным приготовлениям, вступление Японии в войну в самое ближайшее время обеспечено...”»[402]402
  Кошкин А. А. «Кантокуэн» – «Барбаросса» по-японски. Почему Япония не напала на СССР. М., 2011. С. 151.


[Закрыть]

Полковник Ойген Отт, ранее занимавший должность германского военного атташе в Японии, наивным человеком не был. К тому же, обманывать министра иностранных дел, выдавая желаемое за действительное, послу было совершенно не к лицу. Тем более военному человеку, ибо речь шла о подготовке к боевым действиям, и ошибаться в прогнозах недавнему военному атташе было бы просто несолидно. Но, как писал Редьярд Киплинг, «East is East»[403]403
  Восток есть восток (англ.).


[Закрыть], а ещё лучше сказал незабвенный товарищ Сухов из кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Восток – дело тонкое», – и японцы вели свою хитрую политику...

«Япония готовилась обрушиться на СССР при условии явного поражения советских войск в войне с Германией. Военный министр Тодзио подчёркивал, что нападение должно произойти тогда, когда Советский Союз “уподобится спелой хурме, готовой упасть на землю”»[404]404
  Кошкин А. А. «Кантокуэн» – «Барбаросса» по-японски. Почему Япония не напала на СССР. М., 2011. С. 151.


[Закрыть].

Вот только вместо, по-японски, «спелой хурмы» перед ними оказался, по-русски, «зелен виноград».

Однако за первые, критические для Советского Союза месяцы войны в Центр поступило порядка пятнадцати телеграмм по вопросу о том, начнёт ли Япония войну с СССР, и информация в них была различной. На случай японской агрессии советское руководство вынуждено было в начале войны с Германией держать на границах с Маньчжурией до сорока дивизий...

Понятно, что сообщения с Дальнего Востока привлекали особое внимание руководства внешней разведки.

* * *

Но ведь и сообщения с Ближнего Востока имели для Павла Фитина не менее – а может быть, даже и более – важное значение. Напомним, что в 1925 году здесь была низложена дружественная Советскому Союзу династия Каджаров, а Резахан Пехлеви, провозглашённый новым шахиншахом Ирана, явно симпатизировал Германии и её фюреру. Симпатия была взаимной и явно небескорыстной: германский генштаб весьма интересовала иранская нефть, к тому же Иран являлся для Германии основным поставщиком хлопка и шерсти, а его территория представляла собой удобный плацдарм для вторжения в Закавказье, Среднюю Азию и Индию...

А вот что говорилось в спецсообщении, которое в ноябре 1940 года было направлено Берии, Меркулову, Кобулову и Фитину начальником Главного технического управления НКВД СССР:

«По данным закордонной агентуры, немецкое влияние в Иране систематически возрастает, и особенно активизировалось в последнее время.

Немцы открыли в Иране целый ряд новых транспортно-экспедиторских контор с филиалами и конторами в Пехлеви, Тавризе, Джульфе, Бабольсере, Бендер-Шапуре, Баджигиране.

В Пехлеви работают немецкие разведчики: ВОЛЬФ и ПЛЯТ, проживающие в Иране с 1933 г., и РУТЕНБЕРГ – с 1940 года.

Много немцев работает в германских фирмах “Атлас”, “Вебер-Бауэр”, “Вилли Шнель”, “Ауто-унион”, “Мерседес-Бенц” и в представительстве известной германской фирмы “АЕГ”.

Возросло количество немцев, работающих в различных иранских учреждениях и предприятиях. В частности, много судетских немцев работает в качестве машинистов и машинистов-наставников, а также мастеров и механиков на ж. д., в депо и ж. д. мастерских. Работают немцы в министерстве путей сообщения, в оружейном арсенале в Тегеране, на различных фабриках и заводах, в порту Пехлеви, на строительстве мостов, дорог, в больницах и т. д.

С 1933 г. в иранском гос. университете работают 8 преподавателей немцев.

За последние годы вошла в практику посылка иранской молодёжи на учёбу в Германию. В 1939 г. было послано в Германию около 40 чел. молодёжи для усовершенствования знаний в военных школах Германии. <...>

Немецкие фирмы в широких размерах практикуют подкуп и взяточничество в отношении иранских чиновников.

Так, например, в целях установления близких связей с официальными работниками порта, представитель фирмы “Иран-экспресс” ВОЛЬФ систематически делает подарки начальнику Пехлевийской таможни НИКОНУ, начальнику морских операций этой таможни МАГРУРИ. НИКОНУ подарен радиоприёмник стоимостью 5.000 реал, МАГРУРИ неоднократно получал деньги и вещи.

Подарки являются одной из мер проникновения немцев в правящие круги. В этом году сыну шаха был подарен автомобиль “Мерседес-Бенц”. В связи с аварией, машина получила небольшое повреждение, не отразившееся на возможности её эксплуатации, однако немцы выписали из Германии другую машину для замены повреждённой.

Усилилась также германская пропаганда в Иране, в частности путём выпуска германских кинофильмов, рассылки журналов и др. печатных изданий. <...>»[405]405
  Архив СВР России.


[Закрыть]

Скажем честно, при чтении этих строк невольно возникают параллели с совсем иной страной и совершенно другим временем... Итог же работы германских спецслужб был вполне закономерным.

«Чем ближе была Вторая мировая война, тем сильней Резашах Пехлеви, диктатор Ирана, тяготел к Берлину, сближению с Германией во всех областях, и в особенности в военной. Лишь за апрель-июнь 1940 года из Германии в Иран было поставлено 3000 пулемётов и артиллерийских орудий. Поставки вооружения и боеприпасов продолжались и в 1941 году. На военных предприятиях страны тогда было занято 56 германских специалистов, в иранской армии, жандармерии и полиции работали десятки немецких советников и инструкторов. Накануне Второй мировой войны в Иран въехало более 6500 немецких граждан. В 1940—1945 годах на долю Германии приходилось до 45,5% общего товарооборота Ирана, тогда как на СССР – 11%, а на Британию – 4%. Более половины машин и оборудования на крупнейших предприятиях страны и три четверти всех паровозов, практически весь обслуживающий персонал центрального управления железными дорогами Ирана, были германскими. На трансиранской железной дороге немцы трудились на всех уровнях, вплоть до паровозных бригад. Руководящие посты в 50 государственных учреждениях Ирана занимали профашистские элементы и агентура гитлеровских спецслужб»[406]406
  История Российской внешней разведки. Очерки. Т. 4. М., 2014. С. 325-326.


[Закрыть].

Нет, видать совсем не случайно Павел Фитин побывал в январе – феврале того самого 1941 года в спецкомандировке в Турции! И даже если он и не посещал Иран – никаких свидетельств такого посещения у нас нет, но мы такой возможности всё-таки не исключаем, – то информацию по этой стране он, очевидно, получил исчерпывающую. Ведь, помимо всего, Иран был ещё и громадным шпионским перекрёстком.

А когда началась война, персы – назовём жителей этой страны таким старинным именем, – подстрекаемые германцами, захотели ещё и побряцать оружием.

29 июня 1941 года тегеранская резидентура сообщала:

«С 22 июня... иранцы перебрасывают к границе с СССР войсковые части, вооружение и боеприпасы. 22 июня из Тегерана в направлении Тавриза проследовало 8 большегрузных автомашин с орудиями и снарядами, примерно столько же – в Мешхед.

Вооружение и боеприпасы перебрасываются также в Решт, Пехлеви, Горган... В направлении Горгана и Туркменской степи по железной дороге происходят переброски войсковых частей, следующих с юга.

На побережье Каспийского моря во многих пунктах выставлены войсковые подразделения. Форсировано строительство военных объектов. В города побережья заброшено из южных и центральных областей Ирана несколько сот сотрудников тайной полиции»[407]407
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2: Начало. Кн. 1. М., 2000. С. 126.


[Закрыть].

Однако когда Германия посредством дипломатической ноты потребовала, чтобы Иран открыто вступил в войну с СССР, Реза-шах заколеблется. Всё-таки рейх был далеко, а Союз – рядом, и мог успеть разгромить Иран до подхода германского «союзника». Точно так же решило и большинство членов высшего военного совета, высказавшихся против войны. Положение не спасло даже германское предложение военной помощи... Ну что ж, «если друг оказался вдруг», фюрер решил этого друга сменить, и усилиями германской разведки в Тегеране стал спешно готовиться военный переворот. В начале августа столицу Ирана даже посетил большой специалист по разного рода тайным операциям адмирал Вильгельм Канарис, шеф Абвера.

«Дворцовый переворот» был намечен на 28 августа.

Конечно, иранскую опасность с японской было не сравнить, но всё же она была достаточно серьёзной, её обязательно нужно было предупредить. Возможности для этого были, ведь ещё в 1921 году был подписан Советско-Иранский договор, в соответствии с 6-й статьёй которого, в случае, если «третьи страны» будут как-то угрожать РСФСР с территории Персии, советское правительство имело право ввести туда свои войска.

Внешней разведке, соответственно, следовало провести комплекс мероприятий по нейтрализации гитлеровской агентуры и обеспечению ввода войск... Для того чтобы обеспечить эту работу, в августе 1941-го «легальным» резидентом в Тегеран был направлен блистательный разведчик Иван Иванович Агаянц. Ну а 25 августа, перечеркнув тем самым германские планы «дворцового переворота», на территорию Ирана вошли советские и английские войска.

К этому будет не лишним добавить свидетельство историка:

«Органы безопасности изучали развитие политической и оперативной обстановки в Иране после ввода туда в 1941 г. советских и британских войск, а также добывали информацию о деятельности в этой стране английской разведки»[408]408
  Христофоров В. С. Органы госбезопасности СССР в 1941—1945 гг. М., 2011. С. 208.


[Закрыть].

* * *

Пожалуй, основными требованиями, предъявляемыми к разведывательной информации, являются правдивость и объективность (есть ещё много чего другого, но это – самое главное). Можно себе представить, как улыбался в усы товарищ Сталин, читая следующее спецсообщение от 16 августа 1941 года:

«Сообщаем выдержку из сводки материалов английской разведки за время с 3 по 10 августа с. г. Выдержка получена Разведуправлением НКВД СССР из Лондона агентурным путём.

“В первую неделю августа в Стокгольме было получено следующее сообщение шведского военного атташе в Берлине:

1) В германском генштабе усиливается озабоченность, в связи с непредполагавшимся советским сопротивлением. Германский план быстрого уничтожения Красной армии сорван.

2) По его подсчётам к 20 июля уничтожено 6 бронетанковых и 20 пехотных германских дивизий полностью. Потери военных материалов, особенно танков, колоссальны.

Немцы вынуждены сейчас использовать танки старой модели К. 2.

3) Немцы испытывают исключительно большие трудности в обеспечении своих войск снабжением.

4) Советские танки оказались первоклассными, а их броня значительно лучше, чем немцы предполагали.

5) Задержка кампании дала русским время для полной мобилизации, которая должна быть закончена к 15-му августа”.

Начальник Разведуправления НКВД Союза ССР