Текст книги "В самом Сердце Стужи. Том II (СИ)"

Автор книги: Александр Якубович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Милорд… Виктор, – наконец-то заговорила Эрен, когда мы оба сели завтракать в предрассветном полумраке. – Я очень надеюсь, что вы скоро вернетесь.

Такие прямые слова меня даже немного обескуражили, но Эрен на самом деле было тревожно, я видел это по ее серому лицу.

– Это просто деловая поездка, ничего особенного. Искать проблем я точно не планирую, да и беру с собой почти десяток человек, – ответил я жене, налегая на еду.

– В ваше отсутствие…

– Мы это обсудили еще вчера, – перебил я жену, из-за чего девушка недовольно зыркнула на меня своими серыми глазами, а я почувствовал себя грубияном. – Просто возьми мою цепь и занимайся делами, если потребует ситуация. Кроме того, с тобой останется Арчи, который сможет принять верное решение в случае силового конфликта.

– Наделом должны править вы, а не я, – возразила Эрен.

– Мы правим наделом вместе, – довольно резко ответил я. – Если бы у вас не получалось, я бы и не просил.

Нервозность Эрен в последние сутки стала меня даже утомлять. Девушка постоянно заводила разговор о том, что настоящий правитель посылает гонцов или вовсе вызывает к себе в замок, а не ездит по наделу. Я считал иначе. Вопрос был щепетильный, да и осмотреть собственные владения за время поездки все же стоило. Дорога займет чуть больше суток в одну сторону – мы приблизимся к самому краю жалованных мне земель, а уже через десять миль начнется пограничье. Будет ли у меня повод побывать в тех местах лично в будущем? Очень в этом сомневаюсь. Так что я совмещаю полезное и… полезное. Ведь трястись целый день, а потом еще и все утро в седле удовольствие сомнительное.

Выехали мы из города по плану. Десяток бойцов, я и Ларс. Вместе с нами вышли в качестве проводников и пара мужчин из поселения охотников со своими телегами. До полудня мы шли вдоль русла реки Херцфлюсс, а потом – взяли немного западнее. И хоть проторенной дороги тут не было, путь оказался не таким сложным, как я ожидал.

Уже вечером, на привале, перебирая свои вещи, я достал и письменные принадлежности. Просто чтобы не мешались. И только тогда я заметил, что между пустыми листами с собой у меня оказались и записи.

Элегантным почерком Эрен были выведены все основные цифры по хлебу и другой продукции, которую закупали охотники в обмен на пушнину, а также продублированы и систематизированы мои пометки по излишкам. Были на листах и совершенно новые выкладки, которые Эрен, по всей видимости, сделала, просмотрев учетные книги еще раз самостоятельно.

Глядя на эти бумаги, видя, как Эрен аккуратно выводила расход муки в пересчете на человека и делала прочие пометки, которые мне могли бы пригодиться, я совершенно иначе посмотрел на тревожное настроение жены в последние дни.

Она прекрасно знала, почему я решил лично посетить поселение охотников на севере. Знала, какие риски это несет – ведь я не могу предугадать реакцию этих людей, когда припру их к стенке фактами.

Эрен все это понимала, но лишь молча встала за моим плечом и сделала все, чтобы облегчить мою задачу. А еще показать, что она поможет мне в любом начинании. Даже если это измена короне, она будет рядом.

Глава 19
Эрен

Когда отряд моего супруга скрылся за лесом, я смогла вздохнуть спокойно.

То, что я не сказала мужу о своих изысканиях касательно закупок охотников, тревожило меня до самого его отбытия. Я очень хотела обсудить этот вопрос с Виктором, дать ему пару дельных советов или выслушать, что думает на этот счет сам барон, но так и не нашла в себе силы этого сделать.

Тот хрупкий мир, которого мы достигли в ночь, когда я вломилась в лабораторию, оказался для меня ценнее любых вопросов надела. Я и представить себе не могла, как для меня было важно ласковое отношение ко мне со стороны этого мужчины, и какой холод сковал моё сердце, когда он был не в духе.

Нет, это не было трусливое замирание в ожидании вспышки гнева или пощечины, как когда мы только поженились, и я еще не знала Виктора Гросса. Печаль, которая накатила на меня из-за изменений в поведении барона, была намного глубже и намного мучительнее, чем любые побои, которые я испытывала на протяжении всех девяти своих жизней. А резкое слово ощущалось хуже любых грязных оскорблений, которые когда-либо отпускали в мою сторону.

Но и не поделиться своими мыслями я не могла. Так что вместо прямого разговора я трусливо, словно мелкая воровка, уложила листы с записями в стопку чистой бумаги, зная, что обнаружит их Виктор, когда будет уже очень далеко от Херцкальта.

Как он отреагирует на мое самоуправство? Даже если барон Гросс и разгневается, его злость поутихнет к моменту возвращения в замок, да и я была уверена, что польза от расчетов, которые я сделала после самостоятельной сверки учетных книг, поможет ему в переговорах.

Мой муж планировал измену, и я всецело его в этом поддерживала.

Торговля – самые мощные кандалы, самый лучший способ сохранения мира. Основная проблема пограничных стычек была не в том, что северным соседям был ненавистен народ Халдона, ненавистна вера в Алдира – они были последователями культа Хильмены – или ненавистен сам факт соседства.

Северные варвары устраивали набеги ради разграбления. Даже рабов в плен не брали – как это делали во время войн все прочие народы. Ведь их было просто нечем прокормить. Варвары севера жили скотоводством, рыбалкой и охотой, а все пригодные для сельского хозяйства земли уже были заняты Халдоном, Лютедоном или Шебаром.

И если моему мужу удастся купить безопасность и процветание Херцкальта за хлеб, причем за хлеб не в качестве дани, а через меновую торговлю, это будет огромным достижением.

Пусть за него король Эдуард может приказать снять голову с плеч.

Мне казалось, что я достаточно хорошо изучила Виктора Гросса за эти месяцы и теперь была просто уверена в том, что он выберет этот самый рисковый, но при этом самый эффективный способ улучшить положение своих земель.

Но главное, чтобы он вернулся живым. Ведь никогда не знаешь, что может случиться в северных лесах, куда он направился.

– Миледи, вы так задумчивы… – Лили укрыла мои плечи плащом, ведь уже вечерело, и в приоткрытые ставни стал задувать морозный ветер.

Я же продолжала сидеть с шитьем в руках, но моя игла давно перестала двигаться. Я только смотрела куда-то за горизонт, размышляя о прошлом, настоящем и будущем.

– Вы будете ужинать? Приказать накрыть на стол? – спросила служанка.

Я повела плечом, пытаясь сбросить накатившую тоску и оцепенение.

– Принеси просто хлеба, сыра и вина. Я перекушу здесь, – ответила я.

Коротко поклонившись, Лили исчезла в коридоре, я же попыталась хотя бы закончить последний стежок.

Есть не хотелось, во всяком случае, не за пустым столом. Когда барон убыл в Атриталь, чтобы доказать вину бывшего бургомистра Легера, мне не было столь тревожно. Наверное, потому что исходя из моего обширного жизненного опыта, я понимала, что эта история не может разрешиться как-то плачевно. Сейчас же все было крайне неопределенно, крайне запутанно и сложно.

Что скажут охотники?

Как отреагируют варвары?

Не грозит ли моему мужу опасность?

Я из всех сил старалась не делать этого, но мои воспоминания все возвращались и возвращались к моей первой и второй жизням. Я вспоминала то чувство, что жгло в груди, вспоминала руки, нежно касающиеся моей шеи и плеч, скользящие по бедрам пальцы и горячее дыхание над ухом. Я вспоминала все это и сравнивала. С широкой спиной барона, которую я наблюдала каждую ночь в нашей постели, с его волевым взглядом и острым профилем, с его черной бородой, которая у столичных повес вызвала бы только хохот и отвращение. Сравнивала, и понимала, что последнее сейчас вызывает во мне намного больше душевного трепета, чем все тревоги и переживания прошлых жизней. Образ Виктора Гросса в черном доспехе верхом на коне, за столом со странным железным пером для письма в руке или вовсе, выходящего из-за ширмы в одной лишь льняной простыни на бедрах – все это было намного ярче воспоминаний, которые, казалось, будут мучать меня целую вечность. Память о моей первой, истинной жизни, отпечаталась в моей душе каленым железом, и все последующие перерождения я тащила этот груз, этот невыносимый груз наивных заблуждений, безобразных страстей и бесполезных сожалений.

Они, воспоминания, отравляли каждую мою бытность. Каждый мой путь, что я начинала заново, стоял на фундаменте из обид и страхов.

Сейчас же, с удивлением для самой себя, я открыла в своей душе новую дверь для новых переживаний. Нет, они не могли перечеркнуть всего, что случилось со мной в предыдущих жизнях. Они не могли стереть мне память или избавить от душевной боли, что терзала мою суть день за днем, год за годом, жизнь за жизнью. Но эта дверь, за которой меня терпеливо ждала фигура в черном доспехе и столь раздражающем меня глухом шлеме, фигура с пером в руках или глиняным горшочком, массивная фигура Виктора Гросса отбрасывала на все эти переживания огромную тень. Заставляя их если не исчезнуть, то поблекнуть и потерять краски.

Ноги сами вынесли меня во двор замка. Пройдя мимо стражи на воротах, я даже не заметила, как меня окликнули, и очнулась, только когда со мной поравнялся Арчибальд.

– Миледи! – встревоженно воскликнул мужчина. – Мы скоро закроем ворота! Куда же вы?

– Ох… – я огляделась по сторонам и поняла, что прошла уже половину рыночной площади, а за спиной Арчибальда поднялась настоящая суматоха.

Никто не рискнул схватить меня за руку и остановить, но вот послать за старшим стражники успели. Там же, у ворот, я заметила и фигуру Лили, которая, подхватив юбки, спешила к нам со всех ног.

– Я хотела помолиться, но погрузилась в свои мысли, – я отвернулась от замка и посмотрела на острый шпиль храма, копьем возвышающийся над крышами домов у северной стены города. – Вы не проводите нас, господин Арчибальд?

– Почту за честь, миледи, – тут же поклонился мужчина, после чего подал несколько сигналов бойцам на воротах.

Не знаю, какие были дела у Арчибальда этим вечером, но мне на самом деле нужно было в храм. Старые привычки взяли свое – в момент глухой тревоги я искала успокоения в ставших мне родными стенах.

Часовенка, что выполняла роль храма в Херцкальте, выглядела почти неряшливо и крайне неприметно, и если бы не высокий шпиль, взмывающий перстом в небеса над всеми прочими зданиями, я бы никогда и не вышла за пределы замковых стен, чтобы посетить это место. Просто бы не знала, в какую сторону мне нужно двигаться.

Петер выглядел обескураженно, но едва моя нога ступила через порог храма – тут же бросился мне навстречу, оставив свои дела у алтаря. Я видела, что он как прилежный молодой жрец готовился к завтрашней утренней молитве. Процедура сия была необязательна и проводилась, обычно, только в больших храмах, но уж точно не в таких местах, как это. Но Петер был силен в своей вере и крепок в плане дисциплины, если это касалось служения. Даже в прошлой жизни, когда он стал высохшим дряблым стариком, едва способным взойти по трем ступеням до алтаря, он все равно продолжал проводить утреннюю и вечернюю молитвы лично. Хоть приготовления к ним уже и стали заботой служителей главного храма Патрино.

– Миледи Гросс! – воскликнул пышущий жизнью толстяк Петер. – Какой визит! А я и не надеялся свидеться с вами так скоро!

Арчибальд остался за порогом – сторожить вход. Там же я приказала остаться и Лили. Я хотела поговорить с Петером как с духовником, а значит, лишние свидетели мне были ни к чему.

Жрец аккуратно взял меня за руку и проводил к старой истертой скамье, стоящей в небольшой нише у боковой стены. Сокрытые от посторонних глаз – от входа этого места видно не было, мы могли спокойно побеседовать, не волнуясь, что нас прервут на полуслове.

В любом храме было такое место, но обычно для этого отводились целые комнаты. Здесь же ограничились только вот такой скамейкой и подобием уединения.

– Какая тревога привела вас в дом Алдира? – участливо спросил Петер, твердо, но заботливо глядя мне в глаза.

Я помолчала. Посмотрела на высокий свод храма, уходящий куда-то во тьму. На старые деревянные перекрытия, на убогие подсвечники на стенах и истертый алтарный камень, уже пошедший трещинами в нескольких местах. Да, внутреннее убранство храма соответствовало картине за порогом. Край обитаемых земель, забытое и людьми и богами место под названием Херцкальт, место, где сходился поток двух холодных северных рек, место, в котором, казалось, могло замерзнуть само время.

– Вы верите в чудеса, препозитор? – тихо спросила я Петера.

– Господь наш каждое утро являет нам чудо рождения нового дня… – с улыбкой начал молодой жрец.

Ему было неудобно. Лавка слишком узкая для огромной фигуры Петера, но он, словно пичуга, пристроился с краю, лишь бы не стеснять меня.

– И это есть величайшее свидетельство воли Алдира к жизни всего сущего… – продолжила я за Петером.

– Это не слишком популярная проповедь, миледи, – заметил Петер. – Вы изучали богословие?

– Я бываю в храме только на большие служения, – ответила я так же, не задумываясь, как до этого говорил и Петер.

В этой жизни я не бывала в храме. Я всегда вслух говорю только о текущей жизни. Раскрытие сути моей трагедии ведет только лишь к бедам, люди не способны это принять, в этом нет божьего промысла или смысла. Так это видят окружающие.

– Я был уверен, что вы готовы были стать послушницей до свадьбы, – продолжил говорить жрец. – Сила вашей веры…

– Моя вера не сильна, не настолько, – покачала я головой. – И в храм я идти не планировала. Мне нет места рядом с Алдиром и под дланью его. Это вы должны уяснить раз и навсегда, препозитор. Такова единственная возможная истина.

– Я запомню ваши слова. Однако наш господь все равно следит за вами, – кивнув головой, ответил жрец. – И Отец охотно откликается на ваши молитвы, я сам был тому свидетелем. Даже если вы не произносите их вслух.

– Поэтому я и спросила, верите ли вы в чудеса, препозитор, – с горькой усмешкой ответила я, переводя взгляд с алтаря на Петера.

Жрец в этот момент вздрогнул, попытался убрать руки, но я только крепче взялась за пухлую ладонь жреца, не позволяя ему отстраниться.

– Знаете ли вы, препозитор, это чувство глухой тревоги, уничтожающее волю к жизни? – спросила я.

– Такова природа человеческой сути. Уныние есть обратная сторона радости, только и всего. Нельзя быть вечно счастливым, – ответил Петер.

– Но если я скажу, что можно быть вечно несчастным? Если даже смерть не освобождает от скорби?

В этот момент жрецу пришлось помолчать, дабы обдумать свой ответ. Он всегда был одинаков, Петер. Что сейчас, что спустя сорок лет другой жизни, беседы с ним исцеляли меня, давали чувство покоя. Вдумчивый и внимательный, он всегда мог найти правильные слова для любого человека и ситуации. И именно поэтому он стал верховным проводником воли и учения Алдира.

– Это крайне безрадостное существование, миледи, – покачал головой Петер, отводя взгляд. – Но счастье подобно красоте. Оно всегда в глазах смотрящего. Если же человек живет, словно скотина, словно лошадь, на чьи глаза натянули шоры, как способен он увидеть что-то, кроме единожды избранного пути? Об этом чуде вы спрашивали? О чуде прозрения?

Нет, он меня определенно пугал. Его нечеловеческая проницательность, способность читать меж строк саму суть происходящего, будто Алдир стоит за его плечом и нашептывает истину. Петер, молодой Петер, а не умудренный старец и верховный жрец Петер, сейчас сказал то, что даже не мог до конца понять.

Была ли я лишь скотиной, неспособной выйти из колеи собственных горестей? Или же я все же была человеком, способным на проявление воли и стремления к жизни, как того требовал от нас Алдир? Может, я так и не смогла найти ответов в прошлой жизни, так и не получила откровения или божественного намека, только лишь потому, что не желала жить очередную жизнь? Мой взгляд всегда был обращен в сторону смерти, в своем чудовищном высокомерии и страдании я даже как-то позабыла о такой простой вещи, как сама жизнь. Она не казалась мне целью – лишь способом найти ответы, найти мою персональную дорогу к смерти.

Явилось ли мне сейчас чудо, о котором, не ожидая понимания, почти насмешливо, я спросила этого молодого жреца с кудрями цвета спелой пшеницы? Или же он просто сдернул с моей головы шоры, которые мешали мне оглядеться по сторонам, и я только в самом начале своих поисков?

Когда я вышла из храма, уже окончательно стемнело. Арчибальд стоял вместе с Лили. Они ждали меня. Заместитель и правая рука моего супруга прикрывал от стылого ветра мою служанку. Лили же куталась в плащ, пытаясь сохранить тепло, чтобы не дрожать, словно лист на сухой осенней ветви.

Оба выглядели немного обескураженными и даже обеспокоенными – ранее за мной подобных импульсивных поступков не наблюдалось, но и осуждения в их взглядах я и не видела.

Сегодня утром барон покинул Херцкальт и отправился на север, и только мы с ним знали, в каких на самом деле отношениях состоим. Для всех прочих мы были молодой парой, благословенной как королем Эдуардом, так и самим Алдиром.

Той же ночью, лежа в пустой постели, я размышляла над словами Петера. Нет, ни один разговор не мог дать ответов на терзающие меня вопросы, но впервые в моей груди появилось чувство, отдаленно напоминающее надежду.

Возможно, все эти годы я спрашивала не о том. Сперва главный вопрос моих жизней заключался в том, зачем я перерождаюсь, а уже после – почему не могу упокоиться во тьме смерти. Но сейчас в моей душе появился другой вопрос, который одновременно и страшил меня, и давал надежду на обретение нового пути.

Звучал он до боли просто и незамысловато, и от этого становился еще сложнее в своем осознании.

Ведь как и сказал Петер, Алдир дарует нам радость с каждым восходом солнца, и обещает наступление нового дня с каждым его закатом. Это непреложный ход вещей, который невозможно оспорить и невозможно отрицать, только если ты не безумец.

Так не безумна ли была я в поисках сокрытых смыслов или смерти, вместо того, чтобы смотреть на то, как пламенеющий диск восходящего солнца поднимается из-за горизонта?

Как мне вновь ощутить радость приходящего дня, дабы оставить позади сковывающий сердце холод сожалений? Как снова начать жить вместо того, чтобы продолжать существовать? Ведь теперь я точно знала, что прошлые терзания более не властны надо мной. Моя душа была открыта для новых чувств и переживаний, но я слишком боялась признаться в этом самой себе.

Но этот рассвет мне все же придется встретить, противиться этому чувству будет так же нелепо, как противиться силе восходящего солнца. Ведь наступление нового дня моей жизни неизбежно. Как бы темна и холодна не была предшествующая этому рассвету ночь.

Глава 20
Виктор

Прибыли мы в поселение вольных охотников после полудня следующего дня.

Едва наш вооруженный отряд показался из-за поворота, жители поселка тут же засуетились. Присмотревшись, я понял, что мужчин в поселении почти не было: между косыми избами бегали малолетние дети и женщины, а все мужчины и подростки, видимо, были сейчас на промысле.

Первыми в поселок зашли как раз торговцы – они же и объяснили встревоженным жителям что происходит и почему вместе с ними пришли вооруженные люди, и кто мы вообще такие.

Дружинников, да и тем более целого барона, тут не ждали. О чем мне сразу же заявила одна из жительниц:

– Мы тут по королевской грамоте стоим! – громогласно объявила женщина в сером тулупе из заячьих шкур. – И поборами заниматься вам не дозволим! Так и знайте!

– Чего орешь, – рыкнул на нее Ларс, спрыгивая на землю. – Что с вас взять, нищих. Тулуп твой? Не верещи так, по делу мы прибыли! И давай, кланяйся живо, перед тобой целый барон Херцкальта!

Подкрепляя свои слова делом, мой зам сделал шаг вперед и потянулся к плечу женщины, но она только ловко увернулась от его ладони, отпрыгнув назад.

– Перед мытарем королевским кланяться буду! Или другим королевским человеком! А барону тут власти нет! – опять закричала женщина.

Обстановка внезапно стала накаляться. Мои парни, которые еще пять минут назад лениво подшучивали друг над другом и обсуждали, чем займутся, когда вернутся в Херцкальт, сейчас выглядели напряженно и даже зло. Мы все вместе гнили по северным лесам, я заслуженно, по их мнению, получил титул и надел, в Херцкальте меня либо уважали, либо боялись. Либо все вместе взятое. Да и даже королевский стряпчий, который оформлял дело Легера, передо мной склонял голову, ведь я был аристократом.

– Барон Гросс королём назначен лордом надела и был, дура! – крикнул Ларс, уже готовясь применить силу по полной программе.

– Ларс, – осадил я своего помощника. – Мы приехали со старшими говорить о делах, а не баб бить. Успокойся.

Мой заместитель только дернул плечом, но отступил. Женщина же, которая, очевидно, была сейчас в поселении за старшую, дерзко выступила вперед и смотрела на меня снизу вверх, ни капли не смущаясь такого положения.

– И о чем вам говорить вздумалось, милорд? – спросила она.

Я тяжело вздохнул и оглянулся на своих парней. Нет, она очевидно договорится. Если мне на эти выкрутасы было плевать, то уж по реакции моих бойцов было четко видно, что они уже на взводе. И никакая королевская грамота с разрешением на промысел эту грубиянку не убережет. Ее сейчас скрутят и как минимум отметелят, да так, что встать потом несколько дней не сможет. И я ничего с этим поделать не смогу, ведь если вмешаюсь, проявлю нетипичную для Виктора Гросса слабость. Ведь внутри своего отряда я бил в морду и за меньшее неуважение, это знал каждый, а половина – испытала на себе.

Возможно, мои парни бросятся наказывать эту женщину с мыслью, что так они ей жизнь спасают. Потому что если руку поднимет командир, то может силу и не рассчитать.

Ситуацию спас один из торговцев, который пришел вместе с нами. Мужчина сразу же поехал на своей телеге вглубь поселка на разгрузку – видимо, надо было поскорее сбросить аномально большое количество муки, пока нас отвлекали – а сейчас со всех ног спешил к месту, где разворачивалась наша неприглядная драма.

– Талида! Ты что творишь! Милорд Гросс, простите эту сумасшедшую, она всю жизнь по лесам протаскалась, как себя вести даже и не знает! Простите ее!

Мужчина мигом подскочил к обладательнице заячьего тулупа и, схватив ту за затылок, согнул в три погибели, да и сам согнулся в поклоне.

Я же лениво наблюдал за этим спектаклем. Ага, не знала как себя вести. Тут такие времена были, что даже крестьянские дети, которые толком говорить еще не умеют, уже в курсе, что аристократам лучше кланяться и лишний раз даже глаз не поднимать. А тут взрослая опытная женщина, еще и не в курсе? Я специально не интересовался грузом, который был надежно укрыт на двух телегах плотной промасленной тканью, а охотники не распространялись, что они такое везут на свою стоянку. Видимо, что-то важное, о чем было договорено с варварами заранее, потому что в проводники их подписали буквально накануне отъезда и отказать они нам просто не могли. Грегор просто поставил охотников перед фактом.

– Достаточно, – я поднял руку, показывая, что больше не желаю слушать этих людей. – Нам нужно позаботиться о лошадях. Пусть моим людям покажут, где взять воды и разместить животных. А вы пока отправите за старшим, чтобы мы могли обсудить дела.

– Милорд! Я вам уже говорил, что в избах у нас места не так много, но… – начал мужчина.

– Поможете встать лагерем рядом с поселком, – скомандовал я. – Этого будет достаточно.

Вламываться в чужие дома не хотелось, да и моим парням было проще держаться вместе. Все же, граница совсем рядом, мало ли, что произойдет. Встанем палатками, а не будем разбредаться по домам. Тем более, мы все были свежи, полны сил, а припасов хватит на неделю. Кроме того, надо привыкать к перемещениям в условиях зимы. Воевали мы на спорных территориях летом, но теперь Херцкальт – наш дом. А значит, мы должны уметь перемещаться по наделу в любое время года.

Торговец сказал, что встретиться со старостой охотников я смогу тем же вечером, ведь зимой они обычно далеко на промысел не уходили – слишком накладно ночевать в лесу вдали от дома, да и добычу выслеживать по снегу проще. Так что я совершенно спокойно занялся хозяйственно-бытовыми вопросами в ожидании захода солнца.

Охотники вернулись, когда стало уже совсем темно. За это время мы встали лагерем, накормили-напоили лошадей, а парни даже познакомились с местными. Приказ был простой: вести себя дружелюбно, девок местных не то, что не соблазнять, а даже в их сторону не смотреть. Не хватало мне еще конфликтов из-за женщин, а ведь наемническую привычку искать теплую постель в любом населенном пункте, вытравить было из людей практически невозможно.

Мы с Грегором и Ларсом ожидали возвращения старших охотников в общинной избе. Это был довольно большой сруб с главным залом, где, как я понял, мог собраться весь поселок и который использовался как культурно-производственная площадка. Нам накрыли стол, поставили пива, но ни капли не стесняясь, в другом углу зала, пара старух в это же время занималась шитьем. А нет-нет, мимо пробегали голозадые дети.

Никого из присутствующих эта сцена не смущала – деть меня было попросту некуда, а так как эти люди были вольными, а не моими крепостными, то и стелиться передо мной им особой нужды не было. Тем более, все общинники были себе на уме, это я уяснил еще во время рейда на север, когда был наемником. Это потом, через несколько сотен лет, если здесь прогресс будет идти с той же скоростью, как и в моем родном мире, подобное отношение к аристократу будет выглядеть как смертельное оскорбление. Сейчас же я был просто талантливым головорезом, варлордом, которого назначили крышевать пограничную делянку.

Да я и сам работал над тем, чтобы слава обо мне пошла, как о «бароне из народа». Моим парням через Арчи были даны установки следующего характера. Говорить громко – о военных подвигах. О том, что справедлив к мастеровым, что не бью понапрасну слуг. Говорить о красивой и умной жене – а одновременно красивая и умная жена это было очень почетно. И ни слова о том, что я очень горжусь своим титулом.

Для меня было намного выгоднее выстраивать образ именно варлорда – человека, который защитит, рассудит и поймет, если прийти и попросить. Вежливо. И самое главное, который может по шее надавать, причем лично. Такой образ был народу ближе, понятнее, а самое главное – вызывал доверие. Это намного лучше и эффективнее, чем строить из себя «истинного аристократа», который выбился из грязи в князи и теперь смотрит на всех вокруг, как на мусор.

Появились старшие как-то незаметно. Вот, мы с Ларсом лениво перекусываем лепешкой и жареным мясом, а мой зам еще и потягивает пиво из старой кружки, вокруг стоит гвалт, происходит какое-то движение. А вот, все стихло. Пожилые женщины из противоположных углов собрали шитье и пошли на выход, матери, которые им помогали, поймали своих чад и направились вслед за старухами. Менее чем за минуту, главная изба опустела, а на пороге появился один-единственный мужчина.

Он был среднего для местных роста, с косматой бородой и русыми волосами, в которых проглядывались уже целые седые пряди. Глубоко посаженные голубые глаза, тонкие губы и высокие скулы, было видно, что мужчина из северян, возможно даже, наполовину варвар, среди которых также было много блондинов и рыжих.

Я бросил короткий взгляд на Ларса. Мой зам, утирая рот тыльной стороной ладони, встал со своего места и, как все прочие, вышел из избы. За мою безопасность он не волновался – я все еще сидел в кольчуге, пусть Грегор еще днем снял с меня большую часть доспеха, а рядом с лавкой стоял меч в ножнах.

– Милорд Гросс, – мужчина без каких-либо трудностей поклонился, как того требовали приличия и замер, уставившись в пол. Отвлекать мое внимание больше не было необходимости, так что охотники вспомнили о бытующих порядках. – Меня зовут Геберик, я староста деревни.

– Садись, Геберик, – я кивнул на лавку, которая стояла с другой стороны стола, пустая, специально установленная для этого разговора.

Мужчина, полностью сохраняя собственное достоинство, уселся напротив, я же пока просто наблюдал. Он не нервничал, не делал резких движений, но я чувствовал некоторое напряжение. Будто бы староста готов был броситься на меня в любой момент.

Плохое начало.

– Ты знаешь, зачем я и мои люди посетили твой поселок, Геберик? – прямо спросил я.

– Не имею понятия, милорд.

– Мне нужно мясо.

– Мы платим все подати согласно мытарскому табелю и…

Договорить Геберик не успел. На стол перед ним упал кошель, который приятно звякнул серебряными монетами.

Не медью, полновесным серебром. Даже я, пришелец, научился распознавать этот звук, а для местного это была буквально ласкающая слух музыка.

– Я не сказал, что я хочу отобрать его, – продолжил я, встретившись взглядом с мужчиной. – Мне нужно много хорошего мяса. Кабан, олень, лось. Даже птица. Пока не сошли холода и его можно заморозить, мне нужно всё, что вы сможете добыть. До последнего куска. Сырое.

– Медвежатина? – уточнил охотник.

К кошелю он пока так и не притронулся.

– Много паразитов и странный вкус, пока без медвежатины, – ответил я.

Геберик только кивнул.

– Такой промысел будет возможен, только пока стоят холода. Как пойдет оттепель, мясо просто не довезти сырым. Придется коптить и…

– Это решим, когда потеплеет. Пока будете морозить и везти так, – ответил я мужчине, на что охотник только кивнул.

Отказываться от такого заказа – полнейшая глупость. Если барон захотел закупить мяса, то кто он такой, чтобы меня отговаривать? Так думал Геберик, это было прямо написано у него на лице.

– Следующий вопрос касается хлеба. Сорок мешков в месяц на поселение… Сколько вас здесь проживает? Я насчитал менее десятка дворов, – медленно проговорил я, внимательно наблюдая за реакцией охотника.

Геберик мигом подобрался, после – бросил взгляд на меч, который стоял у меня буквально под рукой. Я, понимая ход его мыслей, тоже покосился на оружие, после чего положил ладонь на ножны, пододвигая оружие чуть ближе к себе.

Намек мужчина понял. Я был вдвое крупнее, чем староста, а еще лучше вооружен. Максимум, что он мог пронести в избу – охотничий нож, а кольчуга на мне была даже не спрятана. Надета сразу поверх поддоспешника, чтобы это было видно. Никаких шансов.

– У меня грамотная жена, очень способная к счету, – начал я, не раскрывая того факта, что тоже был не совсем туп. – И она кое-что обнаружила в учетных книгах, которые вел бывший бургомистр. Так что я вижу только два варианта. Или вы снимаетесь всем поселком и ударяетесь в бега, то есть уходите на север к тем, кто покупал у вас муку и зерно, либо же ты, староста, внимательно слушаешь, что я скажу дальше.