Текст книги "В самом Сердце Стужи. Том II (СИ)"

Автор книги: Александр Якубович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Я показывал некоторые записи и выкладки Петеру, чтобы дать жрецу представление о фронте работ. По плану он должен будет освящать до пятидесяти горшочков в месяц, и нужно было решить, делать он это будет на постоянной основе или оптом, целыми партиями.

– Миледи Эрен несомненно в прошлом была послушницей храма и готовилась стать его частью, но внезапно вышла замуж, – уверенно сказал Петер. – Вы же сами это видели, милорд. Во время нашей первой встречи я благословил вашу жену как и вас, но сила, с которой Алдир откликнулся на мое касание к миледи, была колоссальна. Такое происходит только с чистыми душой младенцами, малолетними детьми или теми, кто долго и усердно молился. Если говорить яснее, такое происходит с непорочными душами или членами храма, действующими или недавно храм покинувшими. Как в случае с вашей супругой.

Остаток разговора со жрецом прошел как в тумане. Петер что-то говорил, я ему что-то отвечал, а через четверть часа выпроводил жреца, сославшись на занятость. Выходя из лаборатории, Петер внимательно на меня посмотрел, будто бы что-то хотел сказать, но только тряхнул своими золотистыми кудрями и скрылся в коридоре.

Я же тяжело опустился на стул и стал прокручивать в голове слова препозитора.

Так мощно на благословение проявляется только на малых детях или служителях храма, так сказал Петер? С его слов Эрен сто процентов должна была быть бывшей прислужницей, готовой окончательно отказаться от мирского и ступить на путь служения Алдиру, только это объясняет то, что произошло в день приезда жреца в Херцкальт.

Но если в тот момент Эрен и выглядела удивленной, то она точно поняла, в чем дело.

Если бы проблема была в ее невинности, она бы сразу же после банкета стала капать мне на мозги, что тайна нашего фальшивого брака находится под угрозой, ведь жрец раскрыл, что она девственница. Все, что касалось вопроса сокрытия характера наших отношений для Эрен стояло на первом месте. Она даже простыни время от времени сминала перед приходом слуг, как будто бы мы не просто спали на кровати. Я делал вид, что не замечаю этих небольших манипуляций и подлогов, вопросов тоже не задавал. Да и такая образованная женщина как Эрен должна была знать о возможных проблемах с благословением.

Но она не сказала ни слова, а значит, дело не в нашей общей маленькой тайне, которую мы усердно храним.

Значит, она служила храму? А встречи с Петером не боялась, потому что решила, что ее душа уже недостаточно чиста для мощной реакции? Или же наоборот, она была так напряжена из-за того, что боялась привлечь мое внимание к этому событию? Я на самом деле не сильно зацикливался на вспышке света, которая возникла в момент касания Петера к Эрен. Я же не видел, как сам выглядел со стороны, может, я тоже так засветился, не зря же мои парни завистливо вздыхали.

Но что, если я сейчас нащупал какой-то секрет своей жены? Из тех, которые не давали мне покоя и которые могли бы объяснить все те странности, с коими я уже просто смирился?

Новая волна недоверия к миниатюрной сероглазой девушке, которую уже почти три месяца я называл своей женой, захлестнула меня, как цунами. В голове стали крутиться всякие нехорошие, почти параноидальные мысли. Кто такая Эрен и что ей нужно от меня? И почему она врет о своем прошлом? Достаточно и того, что я – пришелец из другого мира, этой тайны на нас двоих хватит с лихвой.

В моменте я вообще начал подозревать, что она такая же, как и я, пришла из другого мира, но в итоге отмел эту идею. Я и раньше думал об этом, но слишком многое говорило о том, что Эрен – местная до мозга костей. Даже если бы она была идеальной актрисой, так досконально изучить местные традиции, правила и устои целой жизни не хватит, не то что одного года. Да и ее грамотность, знание языков, письмо…

Я запоздало пожалел, что не спросил Петера, на каких языках ведутся записи в храме. Хотя, в глубине души я и так знал ответ на этот вопрос. На донском и шебарском наречии, а также на языке королевства Фрамия. На тех языках, на которых говорила и писала моя молодая жена.

– Грегор! – кликнул я оруженосца.

– Да, милорд? – голова мужчины протиснулась внутрь.

Сейчас он стоял в коридоре и ждал моих распоряжений. После встречи с Петером я планировал заняться варкой и поставить еще десяток горшочков, так что Грегор ожидал моего приглашения войти в лабораторию.

– Разыщи служанку миледи Эрен, – приказал я.

– Позвать Лили? – уточнил Грегор. – Сейчас же.

– Нет, подожди, – остановил я его. – Нужно позвать ее так, чтобы миледи ничего не узнала. Я хочу переговорить с Лили приватно. У меня есть вопросы.

Лицо Грегора потемнело и резко стало сосредоточенным, после чего мужчина коротко кивнул и, прикрыв дверь, зашагал по коридору. Я слышал его тяжелые, чуть торопливые шаги.

Я же остался в лаборатории, размышлять о том, что только что обнаружил и что я буду делать, если Лили продолжит упорствовать и рассказывать историю жизни Эрен, которую я и так уже знал.

Ведь теперь окончательно стало очевидно, что даже если моя жена была дочерью графа Фиано, она точно не сидела в маленькой комнатушке в поместье, бесконечно занимаясь шитьем. Ее вообще, скорее всего, не было в поместье до момента, когда я выдвинулся из Патрино на запад, дабы исполнить королевскую волю и забрать свою невесту. Но сначала я решил поговорить с Лили.

Потому что мне очень хотелось услышать что-нибудь невинное. Например, что Эрен обучалась при храме на землях графа Фиано и прислуживала местному препозитору. Мне хотелось получить простое и очевидное объяснение.

Чтобы мне не пришлось задавать прямых вопросов Эрен.

Глава 16
Эрен

Прошло несколько дней после приезда Петера, и я уже почти перестала тревожиться из-за случившегося, когда мой старый знакомец из прошлой жизни даровал мне благословение Алдира.

Все, кто присутствовал в тот момент в зале, списали все на силу жреца, мой муж же даже бровью не повел – подобные вещи были для него в новинку, он сам говорил, что никогда не видел чудодейственной силы жрецов храма живьем.

Однако Петер сразу же обратил внимание на то, с какой силой отозвалась воля Алдира через его обращение во время нашего касания.

Что послужило причиной для такой реакции я только догадывалась. В этой жизни я еще не сталкивалась со жрецами, способными исцелять касанием или давать мощные благословения, но я точно знала, что так быть не должно. Ведь это тело было еще так молодо, почти юно, а реагировало так же, как если бы я продолжала свою последнюю жизнь при храме, проводя дни в бесконечных молитвах.

Хотя я и обращалась к Алдиру по старой привычке, в моих молитвах больше не было церемоний. Я не замирала, глядя на восходящее солнце, приветствуя новый день, который дарует новую жизнь всего сущему. Я почти никогда не клала ладонь на сердце, поминая имя Алдира, не обращалась к нему с благодарностью за посланную пищу или крепкий сон.

Я даже перестала задавать бесконечный вопрос, почему я не способна вырваться из круга перерождений и окончить свое полное сомнений и мучений существование.

Но когда Петер коснулся меня, мою душу озарил свет подобный тому, который озарял меня и в прошлой жизни во время служения храму. Я даже отчетливо помнила замечание того, старого Петера о том, что моя душа настолько чиста, и я настолько много времени провела в молитвах и трудах во славу Алдира, что нахожусь к богу ближе, чем он сам, верховный жрец Храма.

Возможно, дело было в этом. Ведь моя душа не перерождалась, она оставалась прежней. Старой, израненной и истерзанной тысячей несчастий и горестей, душа эта пыталась найти путь к богу, и пусть я была всего лишь женщиной, не способной познать истинный замысел господень, я смогла добиться многого в стенах Храма Алдира. Я положила целую жизнь на служение Храму, и к самому ее концу пользовалась достаточной властью и авторитетом, имела репутацию одной из самых рьяных и внимательных служительниц.

Все это было нужно мне для свободы перемещений и изысканий, дабы ни один сановник не посмел усомниться в моем праве посещать архивы или сопровождать Петера в заграничных визитах.

Я никогда не стремилась к святости, но воспринимала подобную реакцию на благословения как должное.

Это было удивительно, ведь впервые я смогла принести с собой в следующую жизнь что-то кроме душевных ран и бесконечных сожалений. Уйди я до свадьбы с Виктором в храм, то довольно быстро бы стала феноменом, мощнее Петера в десятки раз. Мое имя разлетелось бы по всему континенту, словно пожар, ведь для достижения подобного эффекта нужны десятилетия прилежных молитв. Связь моей старой души с Алдиром была невероятно сильна для столь юного тела, и это выглядело буквально как чудо.

Вот только эта особенность была для меня совершенно бесполезна.

Как бы ни была женщина близка к Алдиру, как бы ни была чиста ее душа, эта близость ничего не давала.

Женщины и так были способны даровать жизнь, так что целителями им не стать – таково было слово учения. Стабильно исцелять касанием могли только мужчины, только им Алдир даровал достаточно своей силы, только на их зов откликался. Святые среди женщин встречались, но не за целительство, а за достижения в науках и богословии, за исследования или помощь страждущим. Связь с богом Алдиром для женщины была почетна, но в сути своей бесполезна, тогда как мужчины могли извлекать из нее прямую выгоду в виде исцеляющего касания или очищающих молитв.

И сейчас я была в ситуации, что связь моей души с Алдиром лишь причиняла неудобства, ведь могла вызвать ненужные вопросы со стороны окружающих и моего супруга. Я не знаю, к каким выводам пришел Петер, но после моих слов о том, что все в порядке, жрец больше в этой теме не возвращался. И я надеялась, что никогда более не вернется. Уверена, с годами связь ослабнет, ведь я совсем не молилась, а пока мне не стоит встречаться с новым препозитором без крайней на то необходимости.

Уже по шагам барона, едва он вошел в покои, я поняла, что что-то случилось. А ведь сегодня у него была назначена встреча с Петером, во время которой Виктор планировал открыть новому настоятелю секрет консервирования и попросить помощи жреца. Неужели я ошиблась в своих прогнозах и Петер отказал? Или же затребовал денег, коих мы не могли ему выплатить? Или же?..

– Милорд, все в порядке? – буднично спросила я.

Мой голос звучал хрипло. Еще с обеда я осталась в одиночестве – Лили как ушла из комнаты для шитья, так сегодня и не вернулась – так что поговорить мне было не с кем. Я не тяготилась одиночеством, оно было для меня привычно, да и Лили слишком много болтала за работой, но вот мое горло было иного мнения. И сейчас голос меня подвел.

– Нет, нет… – рассеянно ответил мужчина, следуя своим обычным маршрутом к недавно установленному специальному тазу для умывания рук. – Просто тяжелый день.

– Как прошла ваша встреча с новым препозитором? – продолжила я расспрашивать супруга.

На самом деле такие разговоры были мне в радость. Самой спрашивать, когда интересно, либо же молчать – когда нечего сказать. Такая малость, но как много она значила в повседневной жизни! Виктор Гросс же оправдывал свою хмурую внешность и обычно был немногословен, так что единственный способ выудить что-то из этого мужчины – задавать совершенное неучтивые, почти что грубые, прямые вопросы.

– Нормально, – коротко ответил муж.

И больше ничего не сказал. Что было странно.

Я тут же почувствовала холодок пренебрежения, которым потянуло от барона. Этот холодок, словно сквозняк, тут же забрался под мое платье, стылой волной пробежав от пят и до самого затылка, потянулся к груди, стремясь опутать сердце.

Думая, что мне показалось, я досчитала до десяти и, когда барон уже садился за стол, спросила его вновь:

– Так препозитор согласился на нашу затею? – спросила я.

– Да, он принял ваше предложение, миледи, и будет освящать горшочки, – ответил мужчина, протягивая руку к тарелке со свежим хлебом.

Я же как обычно ухаживала за мужем, выбирая лучшие куски курицы, которую приготовили с сушеными травами и на свином жиру специально для барона. Этот мужчина любил мясо, но отдельно отдавал предпочтение птице, по всей видимости, жалуя ее за яркий и насыщенный вкус.

– Благодарю, миледи, но я не голоден, – остановил меня барон, жестом показывая, что отказывается от своей порции.

– Что-то случилось? Вам нездоровится? – с тревогой спросила я, вглядываясь в лицо мужа.

Выглядел Виктор вроде как обычно, но что-то изменилось в его взгляде. Хотя в целом выглядел он вполне здоровым, только слегка уставшим после целого дня всевозможных хлопот.

– Нет, просто не хочу есть, – ответил муж. – Да и не стоит вам так утруждаться, постоянно накладывая мне на тарелку. Я взрослый мальчик и руки у меня тоже имеются. Возьму сам, если захочу.

Этот резкий ответ привел меня в замешательство, однако я быстро взяла себя в руки. Поставила на стол тарелку, после чего аккуратно разлила по кубкам вино, но прикасаться к посуде барона не стала, не рискуя злить его еще больше.

Это был первый раз, когда я ощутила на себе злость этого человека. В отличие от множества других мужчин, с которыми я имела дело, гнев Виктора Гросса был подобен медленно тлеющему торфяному болоту в знойный день. Только опытный глаз мог заметить опасные знаки, как пробивающиеся из-под земли дымные тяжи. Так было и с Виктором Гроссом – внешне мой муж был сегодня совершенно обычным, но пара резких слов, его движения, чуть сведенные брови… Не знаю, что именно так сегодня вывело из себя барона, но он ясно указал мне на мое место, о котором я стала забывать.

Наши постоянные беседы и обсуждения – это не норма, а лишь прихоть моего супруга. И, видимо, настал тот момент, когда все стало возвращаться на круги своя.

Я не была расстроена или разочарована, нет. За девять прожитых жизней, большинство из которых трагически оборвались, я избавилась от такой глупой вещи, как надежда на лучший исход. В момент, когда мой муж резко похолодел, я даже испытала какое-то непонятное внутреннее облегчение. Я не ошиблась, мир все такой же, как и прежде. И пусть в предыдущих моих жизнях на пороге имения графа Фиано не появился этот мужчина, пусть я никогда раньше и не слышала о Викторе Гроссе и даже наделе Херцкальт, в эту мою жизнь все происходит так же, как и в предыдущие.

Барон был человеком слова, это я уже поняла, так что не тревожилась насчет ранее достигнутых нами договоренностей. А приятное общение и беседы мне никто не обещал, да и сама я изначально не стремилась к ним, вся инициатива к нашему взаимодействию всегда исходила от барона. Видимо, под гнетом дел и грядущих проблем, требующих его внимания и воли, он просто потерял к моей персоне интерес. Что же, как умудренная прожитыми годами женщина я должна просто сделать шаг назад и подчиниться.

Эта холодная отстраненность продолжалась неделю. Барон начал вставать с рассветом, а иногда и затемно, и выходить из спальни, прихватив свои вещи. Переодевался муж в кабинете, а на третий день вовсе перенес туда свое белье. Во время совместного ужина, который уже был нашей традицией, он всегда выглядел хмуро и напряженно, почти со мной не разговаривал.

Каждый раз я пыталась ухаживать за ним, как прилежная жена, однако каждый же вечер получала холодный и твердый отказ. Виктор Гросс если и ел, то теперь накладывал себе еду сам, показывая, что в моей помощи не нуждается. От Лили я узнала, что барон стал больше времени проводить со своими людьми и в замке даже начались приготовления к весенним маневрам. По плану, когда сойдет снег, которого в этом году выпало всего ничего, а земля просохнет, дружина моего мужа отправится на несколько дней в поле, оттачивать ратные навыки.

В начале второй недели отстраненного поведения моего мужа произошло странное. Виктор посреди ночи встал с постели, чего за ним никогда ранее не наблюдалось. Этот мужчина даже по малой нужде не просыпался, чему я была крайне рада, ведь мой сон был чутким и тревожным.

Я услышала, как ногами барон нашарил свои башмаки – эта обувь простолюдинов все же появилась возле наших кроватей и, сказать прямо, это было довольно удобно – после чего мужчина, крадясь, направился к двери.

Чрезвычайно заинтригованная – ведь луна была еще высоко, я видела кусочек ее диска через щель в ставнях, и до рассвета, по ощущениям, было не менее трех часов – я вслушивалась, как мой супруг по-воровски выскальзывает из комнаты.

Почему барон крадется в своем собственном замке? Или он что-то пытается скрыть? Даже если бы этот мужчина обратил внимание на какую-нибудь кухарку или крепостную девку, он был полностью в своем праве удовлетворять свои плотские потребности. Я бы даже не удивилась подобному исходу, ведь он был крепким и здоровым мужчиной, на которого бросали взгляды все женщины Херцкальта, от мала до велика. Почти шесть с половиной футов роста, около двухсот двадцати-двухсот тридцати фунтов весом, Виктора Гросса было видно издалека и не смотреть на такого мужчину без нет-нет, но и проскальзывающих непотребных мыслей, было просто невозможно. Я это прекрасно понимала, ведь подобные мысли проскальзывали и у меня самой с завидной регулярностью. Особенно, учитывая, что этот нахал в первые недели нашего брака показал почти всё, чем мог похвастаться, оставив неизвестным только одну-единственную, самую важную деталь. Впрочем, в брачную ночь, когда барон навалился на меня и жарко целовал мою шею, я почувствовала все, что должна была. Может, о прямых пропорциях с его габаритами речи и не шло, но Виктор Гросс несомненно был не мальчишкой, а мужчиной во всех смыслах.

Кроме того, барон подстригал бороду и усы до приемлемой длины, держал в чистоте тело и волосы, постоянно был в опрятной одежде, как истинный столичный аристократ, а не как жалованный дворянин из числа наемников. Пожелай мой муж того, он мог в мгновение ока заполучить в свою постель любую барышню на сотню миль в округе, а если бы не нашлось постели, то они бы и сами перед ним задрали юбки у ближайшей стены.

Вот только не было у него никаких связей. Ни явных, ни тайных. В этом я была категорически уверена.

Но куда тогда, милостивый Алдир, может красться среди ночи лорд целого надела⁈

Немного выждав, я выскользнула из постели следом за бароном. Башмаки пришлось проигнорировать – слишком они стучали по каменному полу – так что я последовала следом за мужчиной босиком.

В голове мелькнула мысль, что не стоит шпионить за собственным мужем, особенно, когда он в столь мрачном расположении духа, однако же противиться своему порыву я не могла. Мой пытливый, привыкший к поиску ответов разум сейчас требовал выйти из комнаты и проследовать за Бароном Гроссом, даже если это будет опасно для моего здоровья. Плевать! Побои мне терпеть не впервой, и даже если муж накажет меня за мои действия, я хотя бы смогу унять этот зуд, который терзает сейчас мой разум. Слишком много тайн было вокруг фигуры Виктора Гросса, еще одного секрета я не выдержу.

Когда я выскользнула в коридор, то увидела на лестнице свет – барон взял один из фонарей, которые повесили слуги по его распоряжению, чтобы не свернуть себе шею. Вот только вела та лестница не вниз, как я ожидала, а вверх, на четвертый этаж.

Но что моему супругу могло понадобиться в лаборатории в столь поздний час? Или, как это бывает у пытливых умов, посреди ночи ему пришла в голову какая-то гениальная идея, и он бросился ее реализовывать? Зная по своему опыту, что подобные мысли могут быть не только вредными, но и опасными – ведь в полудреме разум рождает разные невероятные картины и образы, которые кажутся чрезвычайно логичными в ночи, но оказываются совершенно безумными поутру – я немедленно проследовала за супругом. Если он решил что-то записать, то оставлю его, но если Виктор примется за варку или какие-то другие эксперименты… Я просто обязана буду его остановить, пусть в Херцкальте и появился сильный жрец.

Стараясь до последнего сохранять инкогнито, я кралась по лестнице и после – по коридору со всем возможным тщанием. Возможно, Виктору просто потребовалось побыть в одиночестве, и он выбрал лабораторию. Нарушать покой своего супруга я не хотела, ведь он был крайне напряжен в последние дни.

Прокравшись к закрытой двери в лабораторию, я прильнула к деревяшке и стала вслушиваться в происходящее внутри. Не гремят ли котелки, не слышно ли звука переставляемых керамических горшочков. Внутри было подозрительно спокойно – Виктор точно не занимался прикладными изысканиями, о чем говорила и ровная полоска света под дверью. Если бы он двигался, свет от фонаря время от времени перекрывался его массивной фигурой. Но нет, никакого движения в лаборатории не было.

Уловив какой-то странный стук, которого еще секунду назад не было, я прильнула к двери еще сильнее и… хорошо смазанные петли пришли в движение.

Все двери в замке открывались внутрь – чтобы в помещении можно было забаррикадироваться, это я помнила. Но я совершенно забыла, что мой муж просто на дух не переносил скрипучие петли и предпочитал, чтобы двери открывались без лишнего усилия. Даже заказал у кузнеца хорошо подогнанные кованые петли в нашу спальню на замену деревянным, потратив на это дело уйму серебра…

Обо всем этом я думала, уже сидя на каменном полу и потирая ушибленные при падении колени. Не смея при этом поднять глаза на супруга, за которым шпионила.

– Господи, Эрен! Ты чего не спишь⁈ – удивленно воскликнул барон, а я впервые за последнюю неделю услышала свое имя.

По голосу Виктор был крайне встревожен.

Все же подняв глаза на барона я увидела… что он сидел с ложкой и горшочком собственной консервированной каши в руках. А судя по жирному блеску на губах, мужчина был всецело занят поглощением еды в этот поздний час.

– Милорд… – я удивленно переводила взгляд с лица мужа на его руки. – Что вы делаете?

Сначала муж не понял моего вопроса, но потом тяжело вздохнул и, поставив на стол горшочек с воткнутой в холодную кашу ложкой, встал со стула и помог мне подняться. Даже посмотрел, не расшибла ли я колени в кровь – чем немало меня смутил – но все было в порядке. Только немного пострадала ночная сорочка.

– Мне было голодно, – ответил Виктор, бросая задумчивый взгляд на недоеденную кашу.

– Голодно?.. – переспросила я.

– Ага, – простецки ответил Виктор, в той самой манере, которая совершенно лишала меня дара речи, ведь я до сих пор не научилась, как отвечать в таких случаях. – Голодно. Но Грегор прав. Я набрал слишком много веса.

– Вы пытаетесь похудеть⁈ – удивилась я.

– Или я перестану влезать в собственный нагрудник, – кивнул мужчина, все еще глядя на кашу. – Приезд в город препозитора Петера заставил меня о многом задуматься… Да, о многом. В том числе и о фигуре.

– Виктор… – ласково начала я, все еще не веря в то, что услышала. – Скажите, то, что вы запретили мне ухаживать за вами и в целом были столь утомлены… из-за этого?

– А, это Грегор все начал, – ответил барон, будто бы спихивая ответственность на своего оруженосца. – Он предположил, что вы меня откармливаете, Эрен. И оказался совершенно прав. Я и сам не заметил, как стал больше есть. Я растянул желудок и… Вот.

Мой муж с каким-то сожалением смотрел сейчас на вскрытый горшочек, будто совершил тяжкое преступление, похлопывая себя ладонью по животу. На мой взгляд, ничего там в худшую сторону не изменилось, но мужчине было виднее. Особенно, когда дело касается брони.

– Но ведь это обязанность жены, предложить лучшие куски супругу и ухаживать за ним во время трапезы! – возмутилась я. – Тем более, зачем вы объедались⁈ Всегда же можно отказаться, если уже сыты!

А потом я с ужасом вспомнила, как выглядели наши ужины в последний месяц.

Видя любовь барона к хлебу, по моему настоянию специально для лорда стали печь пироги с разными начинками. С яйцом, с капустой, потрохами и печенью, иногда – с птицей или рубленой дичью. То есть каждый вечер на нашем столе теперь было минимум три вида пирогов, мясо, вино, капуста с тушеным свиным салом и еще несколько закусок… И все это я предлагала барону на пробу, а он – никогда не отказывался, принимая даже добавку. А я еще думала, что стоит увеличить число пирогов с трех до пяти, раз у моего огромного супруга столь зверский аппетит…

– Как я мог отказаться от того, что вы выбирали и накладывали для меня с таким усердием? – тихо спросил барон. – Тем более зная, что теперь вы строго следите за кухней и каждое блюдо одобряете лично? Я просто не мог хотя бы не попробовать по кусочку от всего предложенного.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с этим странным мужчиной. То, что я раньше приняла за усталость и раздражение, было голодным блеском – теперь я это понимала. Сейчас барон выглядел относительно сытым, немного виноватым, но совершенно привычным.

Обсуждать же его ночное тайное чревоугодие – а оно было именно тайным, ведь пойди Виктор в ночи на кухню, о его визите знал бы весь город уже к полудню – я не собиралась. Пусть это будет еще одним нашим маленьким секретом в довесок к тем, что у нас уже были.

Самое главное, что он опять назвал меня по имени. Простое и теплое «Эрен» нравилось мне намного больше, чем холодное «миледи».