Текст книги "Первый инженер императора – I (СИ)"

Автор книги: Александр Вольт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

И в самом деле. Мы подошли к конюшням, где уже стояли две повозки с вещами и пять телег с людьми. Обычные крестьяне, хотя и выглядели они очень просто. Я бы даже сказал, слишком. Не чета тем горожанам, что были на площади.

Их взгляды меня насторожили. Женщины отводили глаза, а мужчины косились исподлобья, словно загнанные звери. Почему они выглядят как немытые рабы в лохмотьях вместо одежды, еще предстояло выяснить. Но сейчас не время выяснять отношения с монархом. Нужно забрать Михалыча и добраться до поместья.

– Я могу сходить за Андреем Михайловичем? – спросил я.

– Он будет через десять минут, – отозвался монарх, внимательно слушая своего слугу, который отчитывался о проделанной работе с повозками и грузом. Из его слов я понял, что он по пунктам докладывает, что было загружено из провизии и какие семьи закреплены за новоиспечённым бароном Кулибиным.

– Отлично, – ответил царь после непозволительно длинного перечисления. Даже я со своим прокачанным мозгом к концу списка стал забывать первые позиции. – О, а вот и Андрей Михайлович.

– Ваше Величество! – отозвался кузнец. – Саша! – воскликнул он, заметив меня, и бросился с распростёртыми объятиями.

– Я же говорил, – ответил я ему радостно, хлопая по спине. – Всё будет в порядке, Михалыч. А ты мне: «дурак-дурак».

Старый кузнец ничего не ответил, просто держал меня за плечи, глядя в глаза.

– Уезжаешь? – спросил он.

– Да, – сказал я.

– Штош… – произнёс он после короткой паузы. Ком в горле мешал ему говорить. Я заметил, как заходил его кадык, он пытался подобрать слова. Михалыч было открыл рот.

– И ты вместе со мной, – не дал я ему договорить.

– Что? – удивлённо спросил он, затем перевёл взгляд на Государя, который лишь улыбнулся и пожал плечами.

– Ну, – сказал монарх, – в добрый путь.

– А вещи⁈ – заволновался Андрей Михайлович. – Вещи-то надо…

– Всё уже здесь. А если чего не будет хватать, то завтра-послезавтра вернёмся и заберём.

– А кузня! – не успокаивался он.

– В Хмарском, насколько мне известно, была кузня, – попытался его успокоить царь.

– ГДЕ⁈ – переполошился кузнец.

– В Хмарском, – повторил я за Алексеем Петровичем.

– Господь милосердный… – невесть почему Михалыч коротко перекрестился. – Ладно, – сказал он, вздохнув, – надо значит надо.

Мы забрались на козлы рядом с кучерами. Вокруг нас снова собирался народ с музыкальными инструментами.

Скрипнули колёса, и повозки одна за другой двинулись к главным воротам, которые уже успели поднять. Вся процессия растянулась и провожала нас до самого выезда, пока последняя телега не выехала за мост и не встала на тракт.

Караван выровнялся. Нагруженные повозки скрипели и покачивались, медленно убаюкивая и, наверное, поэтому ехали в тишине. Какое-то время мы двигались по пустынной равнине, пока не подъехали к молодому сосновому лесу, где воздух мгновенно наполнился приятным ароматом смол и свежести.

Не скажу, что в городе было так же душно, как в старые времена, когда всё вокруг было переполнено гарью, копотью и смогом, но отсутствие вменяемой канализации делало своё грязное дело.

Пейзажи сменялись один за другим. Равнина. Лес. Дикое цветочное поле с красными маками, о красоте которого хоть легенды слагай. А затем мы стали подъезжать к поместью. Уже издали у меня в душе закралось чувство лёгкой тревоги.

И чем ближе мы подъезжали, тем больше хмурились мои брови.

Когда колёса каравана въехали на территорию поместья и остановились. Когда я увидел дом, в котором мне и всем моим людям предстояло жить, я тяжело вздохнул.

Да поможет нам Бог.

Глава 10

10

За покосившимися воротами и обвалившейся крышей виднелось нечто большее, чем просто ветхость. Сама дорога, ведущая к усадьбе, давно сдалась бурьяну, превратившись в узкую, едва различимую тропу, словно природа всеми силами пыталась скрыть следы былой человеческой деятельности.

Лишь местами виднелись едва различимые следы колес от давным-давно ездивших повозок. По обе стороны от тропы тянулись старые сады, представляющие собой хаотичное нагромождение одичавших деревьев и кустарников.

Сквозь их сплетения нагло пробивались сорняки и крапива, распространяя в воздухе горьковатый, терпкий аромат. Забытые яблони, скрученные от старости, клонили ветви к земле, увешанные почерневшими гнилушками.

Подгнившие плоды испускали сладкий запах увядания, смешиваясь с ароматом прелой листвы. В тишине, нарушаемой лишь жужжанием назойливых мух и редким карканьем ворон, слышался слабый шорох сухих листьев и потрескивание веток под порывами ветра.

Сам господский дом – когда-то, несомненно, величественное строение – теперь стоял, словно израненный зверь. Стены, ранее выбеленные, покрылись серыми потёками и мхом. Часть оконных рам прогнила, и сквозь пустые проёмы гулял холодный ветер, принося с собой запах сырой земли и прелой листвы.

Уцелевшие наличники, украшенные искусной резьбой, покрылись пылью и сколами. На некогда алой черепице крыши зияли огромные проплешины, сквозь которые просматривалось серое небо.

Позади дома, среди одичавшего парка, виднелись искривлённые крестьянские домики, обросшие бурьяном. Большинство из них стояли с почерневшими от времени брёвнами, с провалившимися крышами и пустыми глазницами окон, без дверей и ставней.

Казалось, что жизнь покинула это место много лет назад, оставив лишь отголоски прошлого. Деревянные колодцы, стоявшие во дворах, напоминали о былом достатке, но сейчас представляли собой лишь глубокие, затянутые тиной ямы.

Во дворах, где когда-то бегали дети и суетились хозяйки, разрастались сорняки. Всё было словно погружено в оцепенение, из которого доселе не было пробуждения, и казалось, что запустение сковало поместье в своих объятиях на долгие годы.

Проведя поверхностный осмотр, я решил, что первым делом нужно познакомиться со своими людьми, которых мне отдали в подчинение. Пять телег. Десять семей.

Они сгрудились на центральной площади у входа в господский дом, возле наполовину разрушенного и высохшего фонтана, украшенного каменной горгульей с отбитой головой. Тюк за тюком люди снимали с повозок своё нехитрое имущество, как своё, так и моё.

Без лишних слов я подошёл к одной из телег и стал её разгружать. Развязав тесёмки, я откинул брезент, который укрывал груз и защищал от пыли или возможного дождя. Взяв один из вещмешков, я перекинул его через плечо и стянул, после чего понёс к фонтану, где и стал всё упорядоченно размещать.

Люди косились на меня, словно на прокажённого, будто я пришёл из другого мира. А мне была неясна их реакция. Краем глаза я заметил, как одна из женщин, крайне бледная и истощённая, будто недавно оправилась от тяжёлой болезни, уронила мешок, в котором явно было что-то хрупкое, возможно стеклянное.

С неприятным звуком разбиваемой посуды он упал на землю. В воздухе повисла напряжённая тишина. Все вперили взгляды на бедную женщину, которой, очевидно, не хватало сил даже стоять на ногах, не то что разгружать повозку.

Ну, дворецкий, удружил. Когда на днях поеду в город – найду его и задам пару вопросов.

– Саша… – обратился ко мне Михайлович, но я проигнорировал его.

Я направился к женщине, чтобы помочь поднять мешок и взглянуть на содержимое. Если что-то уцелело, то можно будет отложить в сторону, а осколки (ибо иначе это не назовёшь) сложить отдельно и вывезти на свалку.

Наперерез мне кинулся мужчина, упав на колени и прислонившись почти лбом к земле.

– Не гневайтесь, барин! – запричитал он на местный манер. – Прошу, не бейте! Хворала моя непутёвая, еле с того света вытянули, – через каждое слово он почти бился челом о землю, а я не понимал, что происходит.

Я присел на корточки и положил ему руку на плечо. Мужчина средних лет, возможно, чуть ближе к сорока годам. Худощавый, чумазый. Темные сальные волосы. Кожа загорелая явно от постоянной работы в поле. Он вздрогнул, когда я коснулся его, словно зверь, познавший лишь побои.

– Как тебя зовут? – спросил я самым спокойным голосом.

– В… Василь, – ответил мужчина, заикаясь, и поднял голову. Серые, почти бесцветные глаза. Я видел в них отражение своего лица.

Я встал и протянул ему руку.

– Поднимайся.

Василь смотрел на меня с непониманием, как я три минуты назад на них. Потом его взгляд опустился на мою протянутую ладонь, отчего редкие брови крестьянина поднялись ещё выше.

– Вставай, – повторил я и слегка покачал рукой, намекая, чтобы он за неё взялся.

Василь протянул дрожащую руку. Осторожно, словно боялся обжечься, он коснулся моей ладони, а затем ухватился за неё всеми пятью пальцами. Несмотря на свою внешнюю слабость и измождённость – хватка у него оказалась железной.

Я дёрнул Василия на себя, помогая подняться с земли, после чего стряхнул с его плеча пыль и песок, что налипли, пока он кланялся.

– Слушайте, – сказал я строго. – Здесь никто никого бить не собирается. Ясно?

– Да, Господин барон, – робко ответил Василь, переминаясь с ноги на ногу.

Я окинул взглядом застывших людей, смотревших на нас с испугом.

Супруга Василия тем временем осела на землю, прислонившись плечом к телеге, побледневшая до воскового оттенка.

– Помогите ей, – скомандовал я женщинам, стоявшим возле неё. – Дайте воды и пусть не берётся ни за что тяжёлое, а лучше отведите отдохнуть, – я повернулся к Василию. – Что с ней?

Мужчина замялся, словно ему было неловко говорить со мной или выносить семейные тайны на публику.

– Не знаю, Ваше благородие. Долго болела, постоянно кашляла и жаловалась на боль в груди. Горела от температуры денно и нощно. Наша бабка-знахарка ей какие-то припарки прикладывала и отвары всякие пить заставляла, пока эта гадость из неё не вышла.

Ясно. Подхватила бронхит из-за ослабленной иммунной системы, который перешёл в пневмонию и начал губить женщину. Когда разберусь со своей головой – нужно будет поискать старые медицинские книги и узнать о добыче пенициллина. Но до этого ещё очень далеко.

Я кивнул Василию и похлопал по плечу.

– Главное, что она жива, верно?

Он активно закивал головой.

– Да, барин, правду говорите. Конечно, главное.

– Вот и хорошо. Ступай, разгружайте телеги, мы с Михайловичем эту закончим. И посмотри что там в мешке было. Всё, что целое – оставь, а если в труху, то выкинь.

Он низко поклонился и стал пятиться к своим соплеменникам.

– Спасибо, – повторял он многократно. – Спасибоспасибоспасибо.

Я повернулся и подошёл к повозке, с которой успел снять только один мешок и осмотрел. В голове снова возникла неприятная боль, сводящая с ума. Я взялся рукой за борт и удержал равновесие на всякий случай, вдруг ноги подкосятся. Но обошлось.

Андрей Михайлович был тут как тут.

– Ты в порядке, Саш?

– Да, – отозвался я. – Все нормально. Поможешь разгрузить?

Он молча кивнул, взявшись обеими руками за края мешка. Я взялся за противоположные и на счёт «раз-два» мы стянули его на землю. Судя по сыпучести это была какая-то крупа. Наверное съедобная, а не на посадку.

– Михалыч, – обратился я к кузнецу вполголоса. – Объясни мне их поведение?

Кузнец, обтерев руки о штаны, посмотрел на меня и проследил за взглядом. Крестьяне, как и раньше, выглядели настороженно и угрюмо. Смотрели на нас, словно мы и вправду прибыли с другой планеты. Или из тёмного леса.

Я не особо разбирался в их мыслях, поэтому даже не пытался вникать в причины такого поведения. Хотя, так как нам жить вместе, то придётся залезть в душу к каждому и выяснить, что за скелеты спрятаны в их шкафах.

– С непривычки, наверное, – ответил Михалыч. – Привыкнут. Для нашего человека покидать стены защищенного города не самое частое явление, знаешь ли. Да и вообще удаляться от столицы.

– Понимаю. Но человек такое существо, что ко всему привыкнуть может. К смене обстановки в том числе. Но неужто так по городу убиваются?

Я поймал себя на мысли, что, если это правда, то поражаюсь силе привязанности этих людей к месту. Хотя, сам я был из другой эпохи, где привязанность к месту и земле уже давно утратила свою значимость, уступив место технологическому прогрессу, мобильности и свободе.

«А они тут вон, как по месту горюют», – с недоумением подумал я, наблюдая за потухшими взглядами и понурыми головами.

Хотя внутри себя я понимал, что дело не в привязанности к месту, а в чём-то другом. Терзало крестьян нечто более глубокое.

– Андрей Михайлович, – спросил я, – а почему, когда я с монархом про Хмарское упомянул, то все так недовольно скорчились, словно им навоз предложили лежалый пожевать вместо завтрака?

Я не стеснялся выражаться при кузнеце. Он и сам был тот ещё матершинник, когда мы вместе трудились у горна.

– Та… – отмахнулся старик, берясь за край очередного мешка. – Слухи одни. Говорят, будто барина того из дома выживали силой.

– В смысле «выживали»? – переспросил я, недоумевая. – По указу же Императора у них конфисковали всё имущество и отправили на восток со слов Государя. Или нет?

– Так вроде и так и сяк, – ответил он, словно сам не знал всей истории. – Говорят, что он со своей семьей совсем не хотел отсюда уезжать. Прямо за землю тут держались. Не знаю, правда ли это, но говорят, что его тогда… ну, из дома силой вывели…

– Из дома силой вывели? Ну и что? Ну, вывели и вывели, в чём проблема?

– Дальше… – он развёл руками. – Разное говорят.

– Говори, – настаивал я.

– Говорят, что призраки тут по ночам бродят, – усмехнулся кузнец. – А то и ещё чего похуже. Чудовища, мол. А всё потому, что по слухам главу того рода здесь у фонтана за непокорность и казнили. Вот и мается его душа, отмщения ищет.

Я хмыкнул и покачал головой.

– Глупости какие.

– Глупости, – согласился старик, но не стал спорить со мной. – Но… вот так говорят.

– Призраки – это несерьёзно, Андрей Михайлович, – с улыбкой ответил я. – Они неосязаемы. Это не имеет научного обоснования. Они не могут никого напугать, потому что их нет. Физика это отрицает.

– Может, – сказал кузнец и пожал плечами.

«Может», – промелькнула мысль. Я задумался, отложив мешок и облокотился на борт повозки. Да. Призраков, скорее всего, нет. Их отрицает физика. Как и магию отрицала. Но… я ведь сам собираюсь сейчас в эту магию окунуться с головой. Или вляпаться по шею, как там говорится.

А что будет, если я скажу, что магия – это не совсем магия, а просто то, что ещё не было изучено? Что если рунная магия – это просто манипуляция энергией, которую мы в моей эпохе тогда не поняли и не имели знания о природе этого явления. Может и призраки тоже что-то из этой оперы? Может они тоже как-то связаны с энергией, но мы это пока не изучили?

Я посмотрел на свои руки, на свои пальцы, которые до этого касались руны в том месте; вспомнил огненный шар, которым управлял на стене…

«И правда, – подумал я. – Физика раньше много чего отрицала. А что, если всё, что кажется нам сверхъестественным – это просто неизученное?»

– Эй, Саш! Чего это ты замер, как статуя? – раздался голос кузнеца. – Помогай.

– Да-да, – встрепенулся я и снова стал разгружать телегу.

Мы быстро перетаскали все пожитки к фонтану, после чего я посмотрел на крестьян. Лица были всё такими же хмурыми и унылыми. Похоже, что я погорячился, когда понадеялся на их самостоятельность.

– Так, слушайте меня все! – громко сказал я, стараясь говорить чётко и понятно. – На данный момент, пока не знаю сколько времени, мы будем жить все вместе в господском доме. Дома ваши в плохом состоянии, сейчас нет возможности их чинить. А заставлять вас жить там без крыши и окон, чтобы вы простудились – мне оно не надо. Поэтому пока что поселимся здесь.

Народ кивал и молчал. Меня такая ситуация не устраивала.

– Все всё поняли? – спросил я, глядя им прямо в глаза, в которых не увидел ни страха, ни злобы, а скорее покорность. Это меня ещё больше напрягло. Что же с ними раньше-то происходило, что они такие забитые?

Крестьяне переглядывались друг с другом, словно ища поддержки.

– Да, барин, – ответили мужчины разрозненно. Только Василь выделялся живостью, явно обрадованный тем, что никакого наказания для его супруги не будет.

– Поняли, барин, – эхом отозвались женщины.

Я вздохнул.

– Тогда за мной.

Я направился к дому, который с близкого расстояния казался ещё хуже, чем издалека. Подойдя к центральному входу, я приложил ладонь к покосившейся двери и толкнул её.

Помещение встретило меня удушливым, тяжелым запахом старости и затхлости. Любое движением поднимало взвесь пыли до потолка, отчего я невольно закашлялся.

Сквозь щели в стенах просачивался самый обыкновенный сквозняк посвистывая, как сорванец, а из пробоин в потолке на пол падали тонкие оранжевые лучи закатного солца.

Полы местами давно прогнили и под ногами поскрипывали половицы, словно кости старого скелета. Потолки второго этажа обвалились во многих местах, а куски штукатурки валялись на полу, похожие на куски застывшей сметаны.

На стенах виднелись следы копоти и гари. Похоже, что тут были пожары или попытки поджечь дом.

– Мда, – вырвалось у меня.

Андрей Михайлович похлопал меня по спине.

– Не расстривайся, Саш, – сказал Михайлович, посмотрев на меня с сочувствием. – Разгребём.

«Разгребём», – подумал я. Ну, разве что если трактор завести и проехаться по всем комнатам. Или снести все к чертовой бабушке.

– Да, – ответил я, после чего обернулся к крестьянам. – Разбираем вещи и располагаемся в комнатах. Тут их много, места всем хватит.

В глазах поданных не было ни энтузиазма, ни особого желания, но они начали разносить свои пожитки, распределяясь по комнатам. Лишь некоторые посматривали с любопытством на всё происходящее.

Я прошёл вглубь дома. Правая его часть была полуразрушена, поэтому двигаться приходилось осторожно. По обе стороны коридора располагались двери. Все они были старыми и разбухшими от сырости. Некоторые петли поржавели и скрипели, когда я пытался открыть двери.

В помещениях царил мрак, но с каждой секундой глаза привыкали, и можно было разглядеть убранство комнат. Всё было завалено мусором. Старая мебель с поломанными ножками, кучи тряпья, горы старой бумаги, разбитая посуда. Всё это покрывала толстый слой пыли и паутины.

Я заглянул в одну из комнат – бывшая спальня. Посреди неё стояла сломанная кровать с торчащими из матраса пружинами. В углу валялась груда одежды. На стенах были видны ободранные остатки обоев, в некоторых местах оголились брёвна.

Следующая комната – кабинет. Книги и бумаги валялись по всему полу. Полка для книг была сломана и лежала рядом с разбитым столом, на котором перевернулась чернильница, оставив синее пятно.

Третья комната – детская. Разбитые игрушки, куклы без голов и старый игрушечный конь без ноги. На стенах остались детские рисунки, которые поблекли от времени.

Остальные комнаты были в таком же удручающем состоянии. Похоже, что этот дом действительно пытались уничтожить, а потом просто забросили.

В конце коридора была лестница, ведущая на второй этаж, но я решил отложить её осмотр на потом. Слишком устал для походов наверх, да и в одиночку подниматься в неизвестность было не особо заманчиво.

Я вернулся к Михалычу, который стоял на входе и о чём-то беседовал с Василием.

– Куда мы с тобой? – спросил он у меня.

– Давай пока вместе где-нибудь расположимся, – ответил я. – Уже ночь близко, некогда особо разбираться, потому что… – я присвистнул, – работы тут непочатый край.

Мы прошли по коридору и заглянули в несколько комнат. Все они были похожи друг на друга. Разбитая мебель, кучи мусора и пыли. У меня даже зачесалось в носу от этого, и я чихнул.

– Будь здоров, барон, – тут же сориентировался Андрей Михайлович. Я повернул на него голову и увидел широкую издевательскую улыбку. Пройдоха старый, улучил момент, чтобы меня подколоть.

Ну, иначе и не скажешь. Из грязи в князи, но, по крайней мене, мой подъем по иерархической лестнице был заслуженным!

В итоге мы остановились в самой дальней комнате, которая была чуть более целой, чем остальные. В ней была целая кровать. Матрас выглядел не самым лучшим образом, но я понимал, что на данный момент – это лучшее, что тут можно найти.

Кузнец сбросил на пол свои пожитки, и принялся осматривать помещение. Он внимательно проводил пальцами по пыльной поверхности, морщился, чихал, а потом нашёл старую щётку, которой принялся сметать пыль с кровати.

Крестьяне расселились по комнатам, разнесли пожитки и устроились на ночлег. Кому на кровати, кому на полу. И на удивление, никто не спорил из-за места, а просто тихонько расселились кто где смог.

– Ну, вот и наш дом, – произнёс я, вытирая пыль и пот со лба.

– Да, – отозвался Михайлович. – Только как будто не наш.

– Ничего, – сказал я, – обживёмся. Ты сам сказал: «разгребем».

– Сказал, – отозвался Михайлович.

Когда я сел на кровать, солнце уже спряталось за горизонт, и в доме стало темнеть. На улице раздавались странные звуки. Где-то ухала сова, где-то завывал ветер, а где-то лаяли собаки. И откуда здесь только еще собакам взяться?

Но среди всех этих звуков был ещё один.

Что-то скрипело. Где-то совсем рядом. Словно пол. Я лежал на кровати, глядя в потолок, но, как ни пытался, не мог определить источник шума.

Я перевернулся на бок и посмотрел на Михалыча. Он лежал ко мне спиной и похрапывал. Звуки, которые издавал старик, были настолько громкими, что я почти перестал слышать посторонние шорохи.

Я стал медленно закрывать глаза, проваливаясь в сон. В голове крутилось много мыслей, и я не заметил, как уснул.

Пробудил меня пронзительный визг.

Я открыл глаза. В комнате было темно, но я видел, как Михайлович резко сел на кровати и уставился на дверь. Я сел рядом и прислушался.

И снова пронзительный визг.

И звук чего-то таскающегося по полу. Скрежет. Шуршание.

– Чего это? – спросил я вполголоса.

– Не знаю, – ответил кузнец, – но мне это не нравится.

Глава 11

11

Я быстро огляделся, ища что-нибудь тяжелое, чем можно было бы вооружиться. На глаза тут же попался металлический подсвечник. Да, не самое грозное оружие, о каком можно мечтать, но лучше, чем голыми руками.

Вопрос оставался лишь в том, что поджидает нас за дверью.

Снова возня. Снова пронзительный визг и скрежет, словно нечто драло когтями древесину. Я взглянул на кузнеца, который сидел с бледным, вытянувшимся лицом, словно окаменев.

Призраков я отметал не раздумывая. Их попросту не могло быть, я упорно не желал верить в такую возможность. А если и допустить такую вероятность, то пусть меня жареный петух клюнет. Но факт оставался фактом. За дверью, где-то в глубине дома, существовало нечто, издающее эти жуткие звуки.

Я поднялся с кровати и тихими шагами, стараясь не наступать на разбросанный хлам и мусор, чтобы не издать лишнего шума, достиг дальнего, полусгнившего комода, где покоился подсвечник.

Взявшись за него, я тотчас ощутил тяжесть. Кованый. Увесистый. Таким, если приложить, – мало не покажется. Прохладный металл неприятно холодил кожу вспотевших от волнения ладоней, пробирая до самых костей, но в то же время придавал уверенности и решимости.

Подкравшись к двери, я схватился за ручку.

– Ты куда? – шепотом спросил кузнец.

– Пойду познакомлюсь с гостями, – ответил я ему.

– Сам⁈ – чуть ли не вскрикнул он от удивления и испуга, потому что ночную тишину вновь разорвал душераздирающий вопль.

– У тебя есть другие варианты на уме? – осведомился я спокойно, чуть приподняв бровь.

Да, я испытывал волнение и, как любой человек перед неизвестностью, чувствовал напряжение, но ни диковинного страха, ни тем более ужаса не было. Просто нужно было мыслить рационально, как и в прежние времена.

В своем времени я жил неподалеку от кладбища, и самый короткий путь до работы пролегал как раз через него. Зачастую случалось, что я задерживался допоздна на производстве и уже при свете луны возвращался домой сквозь ряды надгробий.

И уже тогда понял одно: живых стоит опасаться больше, чем мертвых. Последние не могут навредить.

– Я пойду с тобой, – отозвался Михалыч.

– Нет, – ответил я жестко.

Несмотря на то, что Андрей Михайлович был крепок телом, возраст брал своё. Не было в нем молодецкой резвости и ловкости, к сожалению.

Да, я успел сделать вывод, что в молодости он мог и лавку на плечах поднять, нагруженную с двух сторон людьми, а как-то в корчме говорили, что Андрей Михайлович быка с ног повалил ударом кулака по голове, когда тот на него рога выставил.

В это можно было, с натяжкой, поверить.

А вот в призраков… пока не увижу сам – не поверю. Даже при всех допущениях.

– Как это «нет»⁈ – возмутился кузнец. – Я тебе сейчас так нахлобучу, как сынка, – сказал он, поднимаясь с развалившейся кровати, отчего у меня случился едва сдерживаемый приступ смеха. Я прикусил язык, дабы не засмеяться в голос.

Каждый раз, когда Михалыч начинал горячиться, он напоминал рассерженного Винни-Пуха.

Но веселье закончилось ровно в тот момент, когда кузнец встал на ноги, потому что дряхлая опора кровати не выдержала и треснула. Кровать моментально перекосилась и ухнула на пол. В и без того кромешной тишине, которую изредка нарушала возня и жуткий вой – стало тихо, как в склепе.

– Ты их спугнул, – сказал я спустя полминуты молчания. – Ей-богу, Михалыч, спугнул.

Я распахнул дверь и выглянул в темный, мрачный коридор. В голову непроизвольно пришла песня, начинавшаяся точно так же, и я мысленно отогнал ее прочь, чтобы не отвлекала.

В коридоре никого не было. Ни единой живой или неживой души. Михайлович высунул голову из-за моего плеча, шумно дыша мне в ухо.

– Ну, что там?

– Ничего, как видишь.

Я шагнул за порог, продолжая осматриваться. Вопли и возня прекратились, словно это все с самого начала было плодом воображения.

И чем дольше я прислушивался – тем больше мне казался логичным этот вывод. По моим подсчетам прошло еще около полутора минут, пока я просто ждал. Оглушительно громкий визг прервал мое желание развернуться и отправиться спать.

Не дожидаясь, я рванул в холл, что располагался у главного входа, потому что именно оттуда мне показалось, что раздался звук. Там же мы оставили большую часть провизии, которую нужно было распределить утром после тщательного осмотра дома.

– Постой! Куда⁈ – крикнул Михалыч, но я уже мчался по коридору, сжимая в руке подсвечник. Адреналин стучал в висках и ушах, а в душе не было ни следа былого холода, от которого кожа покрывается мурашками и потеют ладони.

Свободной рукой ухватившись за угол стены, я резко повернул за угол. Оглушительный, надрывный визг снова прокатился эхом, отражаясь от стен старого поместья.

В холле я ожидал увидеть что угодно, но не это.

Две огромные крысы, величиной с крупного ротвейлера, стояли друг напротив друга. Одна из них держала поклажу, словно сокровище, вздыбив шерсть, а вторая, поднявшись на задние лапы, развела передние в стороны и явно скалилась, обнажив четыре длинных оранжевых клыка, два сверху и два снизу.

Пространство вокруг заполнил едкий запах влажной шерсти и дикого зверя, что не удивляло. Сами твари не обращали на меня никакого внимания, занятые собственными распрями. Судя по их поведению, они чувствовали себя здесь хозяевами и настолько были рады внезапно появившейся еде и прочим благам, что не смогли поделить их. Вот и подняли гвалт.

Я тихо хмыкнул себе под нос.

Призраки.

Два огромных «призрака», килограмм по пятьдесят каждый, из плоти, мяса и крови. Если не переносят заразу, то на таких можно неплохо прокормиться, если как следует разделать. Нет, ну, а что? В наше время активно разводили нутрий. Тоже, по сути, грызун. Правда эти какие-то чересчур переросшие слегка. Мутанты, что ли?

Та, что стояла на задних лапах, двинулась в сторону той, что с поклажей. Вторая не стала медлить и тут же яростно заверещала, сделав выпад клыками вперед. Еще бы пять сантиметров, и ее зубы точно бы располосовали шкуру первой в районе шеи.

– Матерь божья… – просипел подоспевший Михалыч, задыхаясь от напряжения после пробежки. Он остановился рядом со мной, наблюдая за сценой широко распахнутыми глазами.

– Что это? – тихо спросил я, стараясь не привлекать внимания диких животных. Пока они заняты стычкой между собой – нам вряд ли грозит опасность. Но стоило тварям забыть о вражде хоть на секунду, я понимал, что они с большим удовольствием попробуют нас на зуб.

Дикие, явно изголодавшие, потому что, несмотря на их неестественно крупный размер, ребра отчетливо проступали под меховой шкурой, и при желании можно было пересчитать их без труда.

– Лютокрысы, – ответил Андрей Михайлович. – Я думал, о них только легенды слагают, потому что вблизи никто никогда не видел. По слухам пахарей, обитают на заброшенных полях. Там у них целые подземные лабиринты. Говорят, что они умны и даже имеют свою иерархию.

Слово-то какое вспомнил – «иерархия». То, что у зверей есть своя структура – давно известно. Да что там у зверей, даже у насекомых. Ярчайшими представителями были колонии пчел или муравьев, где есть королева, есть солдаты, есть работники и, что удивительно, бездельники в том числе. Ну, а куда же без них?

– Хочешь сказать, что у них там целое свое царство?

– Да кто его знает, что у них там! – прошипел он. – Говорю же, по слухам пахарей. А так далеко уже никто в здравом уме не забредал, кроме хламников. А их особо рассудительными назвать сложно!

Если у этих тварей есть своя иерархия, то, даже если они сейчас передерутся и уйдут в свое логово, очень вероятно, что пропищат об этом всем своим. И завтра здесь уже будет не двое, а тридцать, а то и больше таких грызунов-богатырей.

А этого я допустить никак не мог. Просто нельзя.

Я рефлекторно дернул подсвечником. Если хорошо прицелиться, я смогу попасть одной в голову. Может, не убью, но точно дезориентирую на минуту-полторы. Этого будет достаточно. А вот вторая… если она кинется наутек, то завтра неминуемо случится то, о чем я подумал ранее.

Я очень надеялся, что эта тварь в приступе гнева за своего сородича бросится на меня мстить. И тогда мне понадобятся все мои навыки бокса. Благо крыса была действительно огромна, и если как следует ударить кулаком по голове, то можно вырубить. А дальше связать и кинуть в клетку (вроде бы среди поклажи что-то было подобное) и отвезти в Новгород, спросить, что за нее дадут. А если ничего, то отдать мяснику. Думаю, он спасибо точно скажет.

Я огляделся и увидел кусок вывалившейся половицы, которая выглядела достаточно прочной. Или хотя бы для одного удара.

– Михалыч, – тихо обратился я к нему.

– М?

– Видишь ту доску? – медленно указал я рукой на нее.

– Угу, – ответил кузнец.

– Подбери ее. Только тихо-тихо, чтоб ни звука.

– Зачем? – поинтересовался кузнец, не понимая, что я собираюсь делать. Хоть бы его сердце выдержало.

– Прикроешь меня.

– Я тебя, если один раз по голове ею прикрою, то вовек не встанешь, – хорохорился он. – Так что надо, Саш?