Текст книги "Вампиры Восточной Европы"

Автор книги: Александр Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Вампир Восточной Европы

О месте крови в вампирских преданиях Восточной Европы мы достаточно сказали во вступительной части. Осталось невыясненным, зачем вампиру кровь в таком количестве, что она превращает его в раздутый мешок и вытекает из трупа. Мы знаем, что кровью постоянно кормятся боги, демоны и мертвецы, которые нуждаются в «жизни» своих жертв или в их душах. Пьющие кровь живые люди ею лечатся и с ее помощью достигают кровного сродства. Они могут, как ведьмы, выступать посредниками между жертвой и демоном, искать единства с богами (питие крови животных), с Богом (Евхаристия), преследовать любовные (питие менструальной крови) и неясные ритуальные (средневековые евреи) цели. Наконец, они могут возбуждать себя (питие крови врага) или терять разум от жестокости (тираны, маньяки).

Какие из этих побуждений усвоил вампир? «Жизнь» ему необходима. Возможно, он даже охотится за душами. Но кое в чем вампир отличается от богов, насыщавшихся кровавыми жертвами. Он не пьет кровь мертвеца. Эта кровь безвредна для духов и для их служителей, но опасна для человека. То, что вампир нападает только на живых и высасывает кровь постепенно, чтобы жертва не сразу умерла, говорит о его сходстве с кровопийцами из мира людей.

Фольклорный вампир не ищет ни с кем единства и вообще не религиозен (в массовой культуре он обретет эти черты), он не дает пить свою кровь духам. Он не жалуется на свое здоровье, но предпочитает кровь здоровых людей: маленькие дети, молодожены, молодежь брачного возраста, женщины. Кровь не гарантирует сродство вампира с жертвой. Жертва становится вампиром, но не испытывает симпатии к виновнику этой метаморфозы, да и своей кровью вампир в фольклоре никого не поит.

Правда, вампир привязан к земным родичам, чью кровь он употребляет, чем и сводит их в могилу. Один из корреспондентов Кальме писал, что «эти кровопийцы стараются истреблять людей только своей фамилии». Кашубы делят вампиров на тех, кто преследует только своих кровных родственников («вещие»), и на тех, кто нападает на чужих людей. Связь с бывшей семьей дала путевку в жизнь вампиру, помогающему по хозяйству или ухаживающему за скотиной, который, впрочем, попадается нечасто[57]57
  Преимущественно у восточных славян, чьи упыри далеко не всегда пьют кровь. С.В. Максимов, хотя и считает упыря кровососом, который «ходит после смерти и морит людей», отводит ему роль ведьмака – существа нередко полезного. Героя одной из быличек защищает от злой ведьмы отставной солдат, которого в слободе все называют упырем.


[Закрыть]. По заключению Виноградовой, репутацию помощника по дому вампир унаследовал у «доброго» покойника (умершего родственника).

За своими врагами, бывшими и существующими, вампир целенаправленно не гоняется, но страстность убийцы ему присуща, как, впрочем, и всем демонам. Менструальная кровь вампиру не по вкусу (и эта черточка роднит его с человеком), но в любовных историях он участвует.

Итак, безудержный аппетит вампира свидетельствует о его принадлежности к миру мертвых и даже к миру духов, но вкусы и пристрастия позволяют считать его неумершим человеком. К сожалению, ни исторические, ни фольклорные данные о вампирах ситуацию не проясняют.

Двоедушник. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

«Тела упырей в могилах не разлагаются, не гниют, – уверенно пишет Зеленин, – это мнение нужно признать общераспространенным там, где только знают об упырях». Фромбальд в своем отчете подчеркивает, что из могилы Плогойовица «ни в малейшей степени не исходил зловонный запах, обыкновенно присущий мертвым». Кальме, признавая нетленность тела вампира, говорит тем не менее об отвратительном запахе, исходящем из его гроба. Леон Алаччи, описывая в своем трактате De quorundam Graecorum Opinationibus (1645) греческого предшественника вампира под названием burculacas (от слов «дурная черная грязь» и «сточная канава»), тоже обращает внимание на сопровождающий его запах нечистот. В какой же стадии умирания пребывает этот, с позволения сказать, покойник?

Теперь сведения о призрачности вампира. В статье Е.Е. Левкиевской говорится, что вампир южных славян «в первые сорок дней после похорон невидим или показывается в виде тени, ветра, имеющих очертания животного или человека». Сербский этнолог Т. Вуканович рассказывает о верованиях цыган из Косова. Цыганский вампир (мулло) невидим для большинства людей. При определенных условиях его могут заметить только близнецы – брат и сестра. В трактате Кальме многие пострадавшие от посещения вампира жалуются на белое привидение, везде следующее за ними. О присутствии вампира часто сигнализирует синеватый огонек.

Призрачность вампиру к лицу – она объясняет его ловкость и скрытность, но плохо сочетается с избытком выпитой крови. Каким образом наполненная кровью масса незаметно проникает в дом? Из быличек о колдунах заимствовано следующее объяснение: внутри человеческой кожи нет костей, а только забравшийся туда дьявол. Поэтому вампир легко пролезает в маленькие отверстия, например в замочную скважину. Ну а кровь куда девается? Остается признать, что дьявол – именно он! – ее поглощает.

Злой дух вселился в тело человека еще при жизни, но в ту пору человек был не вампиром (кровь не пил), а колдуном, вором, убийцей, блудником, пьяницей и т. д. Этот грешник мог родиться с двумя душами (двоедушник) – человеческой и демонической. После его смерти вторая душа не умирает, поэтому двое душник становится вампиром и в течение сорока дней (варианты: девять дней, три месяца, год) бродит по ночам, пьет кровь людей и скота. А дальше – внимание! – «от выпитой крови оставшаяся в живых нечистая душа двоедушника набирает силу и материализуется». В данном контексте кровь ассоциируется не с душой, а с плотью! Вначале душа бесплотна (призрак), а затем, напившись крови, обрастает плотью и у нее даже появляются кости («ходячий» покойник). Вампир делается видимым. Непонятно лишь, куда исчезла первая душа (разве она смертна?) и что сталось с умершим телом.

В Польше и на Украине вторая душа может временно покидать тело двоедушника еще при жизни и вредить людям. Так возникла вера в живых упырей. Но они не кровопийцы! Кровь им не нужна, поэтому они лишь занимаются всякими гадостями. Такой живой упырь может таскать на плечах своего покойного коллегу – того самого, чья не умершая душа мается в гробу. В Подольской губернии мертвый упырь не вредил людям, так как не мог ходить без помощи живого упыря, и даже приносил им пользу различными предсказаниями. «Такой упырь, собственно говоря, никогда не умирает; когда его похоронят, он появляется в другом месте и начинает вновь предсказывать будущее»[58]58
  Ефименко П.С. Упыри (из истории народных верований) // Старина. № 6. Киев, 1883.


[Закрыть]. Интересно, как ему удается не умирать без крови?

В описании внешности вампира преобладают антропоморфные черты «ходячего» покойника, чье тело не подверглось тлению. Поэтому в былинках его зачастую трудно отличить от живого человека. Выходец с кладбища нагоняет идущего или едущего мужика и запросто навязывается ему в попутчики. Он носит одежду, в которой его похоронили, а саван оставляет возле могилы. В Болгарии ходящие по домам вампиры по– свойски бранятся, плюются и устраивают беспорядки. Обнаруженный в могиле вампир сохраняет земные привычки – издевается над собравшимися, гримасничает, курит трубку.

Для распознания вампира существует ряд примет. Важнейшая из них – красное от выпитой крови лицо и красные глаза. О человеке с красным от опьянения лицом кашубы и сербы выражаются: «Красный как вампир». Краснота – не специфически вампирская черта. Красные глаза имеет сказочная ведьма и другие обитатели мира мертвых. Шотландский гоблин Красная Шапка (Красный Колпак), низкорослый коренастый старик, специально пропитывает свой головной убор человеческой кровью. Кровь далеко не всегда окрашивает вампира в красное. Например, умершая принцесса из сказок не теряет своей черноты, хотя и пьет кровь часовых, охраняющих ее гроб (польская сказка «Королевна-упырь»). Отлученный от Церкви греческим епископом «черен лицом» (рукопись из храма Святой Софии в Фессалониках), а ведь он – верный кандидат в вампиры.

Южные славяне думают, что вампир не отбрасывает тени, но болгары, дежурившие по ночам в ожидании нападения вампиров, видели, как «самые активные из них отбрасывали свои тени на стены той комнаты, в которой сидели умиравшие от страха крестьяне». Остальные приметы – огромный рост, крупная голова, небольшой хвост, нарост под коленом, провалившийся нос, отсутствие бровей и т. п. – варьируются в зависимости от местности, где обитают вампиры. Полая спина – признак множества демонических существ мирового фольклора, в том числе кровососущих – албасты и убыра.

Можно ли считать визитной карточкой вампира удлиненные клыки? Наверное, нет. Зубы у него крепкие, стальные, как у «ходячего» покойника, но ранки на теле жертвы он оставляет не только ими, но и длинным заостренным языком. Будущего вампира, лежащего в колыбельке, можно распознать по двойному ряду зубов или просто по развитым зубам (например, силезского демона стржигу), однако зубы свидетельствуют о его двоедушии, а не об умении кусаться.

Вампир может выглядеть как призрак (существо иного мира, не обязательно аморфное), а не как человек – носить свою голову под мышкой, иметь на плечах голый череп, в котором горит огонь, или походить на гибрид человека и зверя. Много обличий у сербского, македонского и болгарского караконджула (греческий калликанзарос), кровососущего родича вампира, предстающего в виде получеловека-полуконя черного цвета, чудовища на белом коне, одноглазого и одноногого мужчины с рогами и хвостом, водянистой субстанции, карлика, старухи с железными зубами и длинными ногтями, животного, невидимой силы – ветра или голоса. Румынский стригой[59]59
  Слово strigoi, характеризующее румынского вампира, согласно Элиаде, представляет собой множественное число от striga. Возможно, strigoi стало использоваться вместо striga, чтобы отличить его от женского рода strigoaică. Однако древнейшая форма, несомненно, «стрига».


[Закрыть] имеет длинные когти, покрытое волосами туловище, мохнатый хвост, а иногда – конские копыта, волосатые руки и звериную пасть.

В поверьях сербов, болгар и румын вампир принимает облик животного, которое перескочило через его тело перед погребением, – кошки, собаки, курицы, реже – коровы, белого коня, ягненка, жабы и др., но к родственникам он приходит в облике человека. Крестьяне Киевской губернии полагали, что вампир может оборачиваться мышью или ящерицей и покидать свою могилу через маленькое отверстие. Но, как правило, вампир показывается под видом птицы, волка, а в поздних верованиях – летучей мыши. Все три образа заимствованы: птица – у ведьмы, волк – у оборотня, летучая мышь – у самой летучей мыши, которую сочли вампиром.

Крылатость и умение летать были присущи кровососам древности (Лилит, цзян ши, индийские и греческие призраки, стрига), поэтому мы можем допустить, что вампир унаследовал их оттуда транзитом через ведьму. Поляки, по свидетельству Ржачински, представляли женщину-упыря крылатой или покрытой перьями. Русские упыри летали по воздуху, а украинские даже перевозили на себе ведьм на шабаш. Болгарские нави (наваци) описываются в виде огромных голых птиц. Они летают по ночам в бурю и дождь, «на злых ветрах», пищат и кричат, сосут кровь беременных женщин и детей.

Стржига. Современная интерпретация.

Силезцы вслед за греками и римлянами совместили стригу (стржигу) с совой, которая обитает в темных лесах, убивает одиноких путников, высасывает их кровь и поедает внутренности.

Устойчивость ассоциации «вампир – птица» доказывает наличие ряда летающих кровососов у других народов мира. Особенно славятся ими Филиппины и Малайзия. Здешняя колдунья асванг (мананангал) в обличье крупной птицы садится на крышу дома и высовывает язык с острым концом. Им она прокалывает яремную вену жертвы, а кровь высасывает через трубчатые полости языка. Демон женского рода лангсуяр, пьющий кровь у детей, умеет перелетать с дерева на дерево. Злой дух пенанг-галан, представляющий собой отделенную от тела женскую голову со свисающими внутренностями, перелетает от дома к дому, издает высокие резкие звуки, пытается подобраться к новорожденному ребенку и его матери, чтобы высосать их кровь.

Оборотень и вампир. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010). Тень волка-оборотня похожа на человека, вампир не отбрасывает тени. Но эти правила действуют не всегда.

Восточноевропейский волк-оборотень, размножившись, приобрел кучу наименований, часть из которых была присвоена вампиру. Настоящие волки (или овладевший их телом демон) редко пьют кровь, но кто этим занимается – оборотень в своей волчьей ипостаси или вампир, обернувшийся волком, – определить невозможно. Приведу далеко не полный список имен восточноевропейских оборотней, схожих с вампирами: волколак, варколак, вовкулак, вриколак, вирколак, виколак, вуколак, вукодлак, вурвулак. Неудивительно, что А.С. Пушкин ввел в обиход свой вариант для обозначения упыря – вурдалак (искаженное сербохорватское «вукодлак»). Сербы называют вукодлаком именно вампира, а болгары под волколаком понимают и вампира, и человека – оборотня. Поскольку большинство украинских упырей начальствуют над ведьмами, а не рыщут в поисках крови, здешний кровопийца вовкулак, атакующий скотину, обернувшись волком, собакой или кошкой, может считаться оборотнем.

А вот занимающийся тем же самым румынский приколич уже относится к «роду упыря» (Потебня), поскольку в Румынии много кровососов.

На первый взгляд имеется одна черта, позволяющая отличить вампира от оборотня. Вампир лежит в гробу, оборотень живет в деревне. В связи с этим у славян даже возникло поверье, что человек, который при жизни был оборотнем, после смерти станет вампиром. Но поскольку вампира извлекли из могилы и отправили в мир, а оборотню продлили жизнь за гробом, из которого он тоже может вылезать, путаница возобновилась с удвоенной силой. Саммерс, исследуя этимологию греческого слова vrykolakas, выяснил, что в древности им обозначали оборотня, позднее – вампира, а новые греки называют так воскресший труп. В общем, как гласит украинское поверье, волколак сожительствует с ведьмой, и у них рождается упырь. Чтобы не вникать в эту генеалогию (хватит с нас гибрида зомби с привидением!), забудем о вампире в обличье животного.

Чем еще занимается вампир, кроме сосания крови? Восточнославянские упыри едят человечье мясо. Эту черточку они унаследовали у «ходячего» покойника или у кого-нибудь из древних людоедов. На Руси великаны не водились, но в Западной Европе они потребляли не только мясо, но и кровь (по Афанасьеву, скандинавский йотун – это «пожиратель», а турс – «опивала»). Питием детской крови изредка занимался гуль – персонаж доисламского фольклора, пожиравший трупы. Гагаузский кровопийца обур, или хобур (от турецкого слова «обжора»), обязан своим происхождением именно гулю.

С легкой руки Гесиода в число кровососов, нападающих на ратников, включили саму Смерть. Эту репутацию она сохранила за собой и на Руси. В тексте лубочной картины Аника дразнит ее бабою: «Что ты за баба, что за пьяница (намек на высасывание крови)! Аз тебя не боюсь и кривой твоей косы и оружия твоего не страшусь». В русской быличке к мужику, нашедшему деньги на кладбище, является Смерть и требует вернуть их: «Отдай мои деньги, а не то я тебя съем!» Но деньги уплачены попу за похороны жены. «Смерть схватила мужика и понесла на кладбище к яме и там начала грызть его. Тотчас сбежалось к ней много других (!) смертей, и все набросились на мужика и ну грызть его» (ср. с кладбищенским пожиранием трупа в новелле Э.Т.А. Гофмана «Вампиризм», 1821).

Гуль. Современная интерпретация.

Умерший саамский колдун приходит на дом к двум своим дочерям, съедает поданное ему угощение, а потом и самих хозяек. Петрухин называет его равком, «саамским вампиром», но, по верному замечанию Михайловой, вампиры не питаются тем, что едят люди. А вот у коми упыри выслеживают пьяниц и втихаря сосут у них кровь.

Аналог саамского равна – греческий vrykolakas, худой, истощенный, изнемогающий от голода. Он не гнушается ни яйцами, ни домашней птицей. Его коллега с Кипра sarkomenos – законченный каннибал, его имя означает «объевшийся плотью». Саммерс, поведавший об этих монстрах, при всей своей неразборчивости не решился назвать их «настоящими вампирами». Оно и понятно: людоедство – не вампирская привилегия.

С питием крови конкурируют удушение человека, его придавливание по ночам и вызывание у него болезней. Эти свойства глубоко укоренены и в устной традиции, и в письменных источниках. О давлении на грудь и остановке дыхания жертвы писал Фромбальд, о жалобах на одышку, лихорадку и ломоту в конечностях – Глазер, об удушении – Флюкингер и его комиссия. Славяне вручили лавры ночного душителя домовому, отняв их у мары – более древнего существа, которое, в отличие от домового, еще и сосет кровь из сердца.

Родословной мары я коснулся в «Страшных немецких сказках», там же мы выяснили, что мара охотится за душой спящего, так что его (ее) интерес к крови оправдан. Мара оборачивается птицей и кровососущим насекомым, после его (ее) укуса всегда остается кровавая ранка.

Вообще мара – самое загадочное чудовище древности, чей образ с течением времени расплылся и чьи свойства оказались унаследованы домовым, ведьмой и упырем. Украинцы называют марой ведьму, чехи, тяготеющие, как и вся Центральная и Западная Европа, к мужскому образу мары (карлик), смешивают его с вампиром, к этому же склонны поляки (змора). Лишь румыны внесли новизну в образ своего мороя[60]60
  С мороем (moroi) произошла та же история, что со стригоем. Возникла женская форма moroaică, и первоначальное имя было позабыто.


[Закрыть]. В полном расхождении с данными мифологии они решили, что тезка и преемник мары – незаконнорожденный сын, плод греховной связи или в позднейшей вариации – живой вампир, в отличие от стригоя – вампира мертвого. Однако в румынском фольклоре уцелела и архаическая трактовка мороя как призрака.

Одновременно с вампиром свойства мары переняла южнославянская вештица, больше похожая на ведьму. Когда живая вештица спит, ее душа летает в виде бабочки или мухи, душит людей и пьет их кровь, питается мертвечиной, поедает сердца, вынутые из спящих детей, похищает плод из материнской утробы или из чрева коровы. Как и любая ведьма, вештица обожает ребятишек. Черногорцы думали, что желающая стать вештицей должна была прежде скушать своего ребенка, а затем уже могла поедать чужих детей.

Живительно, но процесс усвоения вампиром (или ведьмой) статуса ночного демона свершился и в фольклоре татар. Их албаста может насылать болезни и ночные кошмары, она «наваливается на татарина и давит его во время сна… пьет при этом кровь из сердца».

Ночные похождения вампира не только лишают здоровья его жертв, но и вызывают эпидемии, стихийные бедствия, засухи, неурожаи и т. п. В Польше вампир названивает в колокол и выкрикивает имена крестьян: кто его услышит – умирает. Эти повадки были издавна присущи и маре, и «ходячему» покойнику, и ведьме. Болезни же чаще других приносили с собой сестры-лихорадки. Проглоченные человеком, они пили его кровь изнутри. Женщины-лихорадки, персонифицирующие озноб, ломоту, судороги, «по миру ходят, отбивают ото сна, от еды, сосут кровь, тянут жилы, как червь…». Не исключено, что питие крови, которое медики прописывали больному, было призвано утолить жажду лихорадки. Напившись крови, она покидала исстрадавшееся тело.

В славянских заговорах упоминается некий демон Гилло, повелевающий двенадцатью (число варьируется) лихорадками. Одесский, ссылаясь на Веселовского, возводит это существо к мифам Древней Греции и считает его женщиной-вампиром, угодившей затем в известный роман М.А. Булгакова под именем Гелла. Прислужницами Гилло, возможно, являлись древнерусские берегини, три сестры, названные вместе с упырем среди тех, кому язычники поклонялись и «клали требу». Гипотеза интересная – она дает путевку в жизнь кровососущему персонажу женского рода, независящему от ведьмы (стриги), – но дело в том, что летописные берегини соседствуют не с одним упырем.

Караконджул. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

В Софийском сборнике «погании» поклоняются также «огневи и камению и рекам, и источником, и берегынам, и в дрова». Эта компания подходит скорее природному духу, чем вампиру.

Вампир обладает сугубо ведьмовскими навыками: вредит домашним животным – не только пьет их кровь, но и гоняет по ночам лошадей, портит молоко у коров. Подобно домовому он разбрасывает по дому вещи, путает нитки в ткацком станке, разливает воду. Подобно водяному он затаскивает людей в омут. В Закарпатье функции отсутствующего в местных поверьях водяного исполняет некий двойник обычного упыря, а в Сербии и Черногории прослеживается тесная связь с водой караконджула. Трудно представить восточноевропейского кровососа, сидящего в воде, но в других регионах он и вправду там сидит. Кроме албасты, можно упомянуть речных духов Северной Англии – Пег Поулер и Дженни Зеленые Зубы с их неутолимой жаждой человеческой крови, а также японского Каппу (известен с XVIII в.), уносящего свою жертву под воду, съедающего ее внутренности и выпивающего кровь.

Подобно «прыгунам», обитающим на лесных тропинках, на перекрестках, около кладбищ и мостов (см. «Страшные немецкие сказки»), украинский упырь наскакивает на человека сзади. Прыгучесть свойственна и караконджулу, под тяжестью которого человек уходит в землю. В свою очередь некоторые «прыгуны», например германский Ауфхокер, могут высасывать из жертвы кровь.

Но самое, пожалуй, непривычное для вампира занятие – нападение на солнце и луну. У южных славян и украинцев вампиры организуют солнечные и лунные затмения. Они попросту съедают небесные светила, или, как говорится в сербском памятнике 1262 г., «егда убо погибнеть луна или слнце, глють влькодлаци луну изьдоше или слнце». Румынский варколак, чье имя упоминается в труде «Семь таинств церковных» (1645) Варлаама, митрополита Молдавского, не столько кушает луну, сколько пьет ее кровь. «Краснота – это кровь луны, которая течет из ртов варколаков и растекается по луне», – пишет Г.Ф. Чаушану в «Народных суевериях в Румынии».

О луне, превратившейся в кровь, неоднократно говорится в библейских и апокрифических источниках (Иоиль 2: 31; Вознесение Моисея 10: 4; Деян. 2: 20; Откр. 6: 12). В народных поверьях красный цвет луны объясняется тем, что она приняла в себя кровь Авеля (по другой версии, луна – это голова Авеля), то есть варколак, по сути, повторяет преступление Каина-кровопийцы.

Вукодлак. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

Откуда взялась кровь на луне, установить невозможно, как и происхождение многочисленных лунных жителей (см. «Ужасы французской Бретани»). Предположительно ненависть к светилам вукодлак и варколак переняли у змея или дракона (чувашский вабур тоже поедает луну). Однако вампир имеет больше оснований не любить солнце и луну. В отличие от змея он зависит от смены дня и ночи.

Зависимость эта – отголосок призрачного бытия вампира. Средневековые призраки разлетались по своим гробам с криком петуха. Вампир не может удаляться от кладбища, от могилы, куда он обязан возвращаться, и поэтому терроризирует лишь близлежащие деревни. Петушиный крик заставляет его исчезать или повергает на землю в бесчувствии. Вампир южных славян может преодолевать большие расстояния после того, как у него отрастают кости, то есть когда он делается «ходячим» покойником.

В абсолютном большинстве случаев вампирами становятся бывшие люди. Даже если под видом человека является злой дух, ему необходимо человеческое тело, чтобы воспользоваться им. Оно остается без изменений или принимает уродливые черты. Сомнения вызывает лишь новое тело двоедушника, образовавшееся благодаря выпитой крови, но и оно выполнено «под оригинал». По какой же причине человек превращается в вампира или отдает свое тело в распоряжение злого духа?

Вампиризм в фольклоре бывает врожденным, приобретенным и инфекционным. С существованием последнего согласны не все исследователи. Урожденный вампир может проявить свои наклонности при жизни (редко встречающийся живой кровопийца) или после смерти (двоедушник, силезская стржига, болгарский устрель). Он появляется на свет в результате прелюбодейной связи, несвоевременного зачатия, неправильного поведения при беременности, инфернального секса (ведьма и волколак, ведьма и черт). Вампирское будущее грозит младенцу, родившемуся в «сорочке» или «рубашке». Так в народе называют амниотическую оболочку, окружающую тело новорожденного.

Младенец, «в сорочке» как будущий вампир. Иллюстрация И. Стефановича к «Сербской мифологии» (2010).

В «Начальной летописи» за 1044 г. записано, что полоцкий князь Всеслав был зачат с помощью волхвований и рожден с «язвеном» (по-видимому, «сорочкой») на голове. По совету волхвов князь всю жизнь носил свой «чепчик», чем объяснялась его кровожадность и умение обращаться в волка и лютого зверя («Слово о полку Иго– реве»). В.Ф. Райан предположил, что летописец имел в виду именно упыря. Кашубский «вещий» рождался с точно таким же «чепчиком», а румынский стригой, повзрослев, натягивал свою «рубашку» на голову, чтобы стать невидимым. Если же родители желали избавить свое чадо от участи вампира, они должны были оповестить о «сорочке» всех соседей, а лучше сжечь ее и впоследствии дать ребенку выпить пепел, растворенный в святой воде.

По всей Европе (и на Востоке тоже) плодная оболочка воспринималась, во-первых, как знак удачи и счастья, ожидающего младенца, во-вторых, как указание на его сверхъестественный дар. Ее засушивали, хранили в виде амулета и даже приносили в церковь к священнику с просьбой поместить на престол. «Стоглав» (глава 41, вопрос и ответ 26) не разрешал священникам заниматься этим под угрозой запрета в служении. Я не вижу здесь противоречия с верой в вампиров. Славяне всегда благоговели перед магическими способностями ближнего своего (колдун, знахарь, упырь) и спохватывались, когда ближний оказывался чересчур агрессивным. Обладатель «рубашки» предсказывал судьбу, видел духов, дружил с вилами и русалками, искал подземные клады, защищал себя и других от пуль, баловался любовной магией. Ну а после смерти приходил глотнуть кровушки облагодетельствованных им сельчан.

В обширнейшем списке кандидатов в вампиры нет ничего для нас оригинального. Он знаком нам из книг о привидениях. Это всякого рода грешники, умершие неестественной смертью, жертвы неправильного, несвоевременного погребения и казусов, случившихся на похоронах, – что-то уронили, кто-то пробежал или проскакал, кому-то отдавили ногу и прочая чепуха.

Гораздо важнее понять, может ли стать вампиром укушенный (зараженный) этой тварью человек. При положительном ответе вампир обретает черту, не свойственную ни привидению, ни зомби, ни ведьме, ни маре, ни кровососам древности. Фольклорные данные о вампирских эпидемиях крайне скудны. Михайлова предположила, что заражение посредством укуса – явление «относительно позднее и кристаллизовалось уже во времена странной эпидемии вампиризма в Европе в XVIII веке». Но разве существуют более ранние сведения о вредителях, именуемых вампирами? Ничего нет, кроме таинственного упыря и тех, кого можно счесть вампирами лишь потому, что они похожи на вампиров XVIII в.

Ученые исходят, как правило, из следующей аксиомы: если в современном деревенском фольклоре или фольклоре столетней давности нет информации об эпидемиях, значит, ее не было и раньше. Неужели австрийцы выдумали эпидемию? Или сербские крестьяне, которых они опрашивали, в дальнейшем отказались от веры в заразительность вампирского укуса?

Милица, героиня рапорта Глазера, колдуньей не была, «не верила в дьявольщину и не занималась ею», следовательно, не могла сама превратиться в вампира. Заразилась она, отведав у турок мясо двух овец, умерщвленных вампирами. Другая женщина Станно «однажды намазала себя кровью одного вампира и потому, сказывала, по смерти станет вампиром». Арнонд Паоле (протокол комиссии Флюкингера) уверял, что его мучил (кусал, душил?) один вампир из Госсова (турецкая Сербия). Жители Медведжи говорили, «что все, кого мучили и умертвили вампиры, сами должны стать вампирами», равно как и те, кто ел мясо животных, кровь которых сосал покойный Паоле.

Но почему-то в книгах и статьях по фольклору XIX–XX вв. случаев заражений мало, особенно по сравнению с художественными произведениями и кинофильмами о вампирах. Караджич, а вслед за ним Афанасьев пишут об инфекционном укусе вукодлака. В карпатском регионе младенец, вымазанный кровью человека, улегшегося спать не перекрестившись, становится опиром (упырем), но укус другого вампира тут совершенно ни при чем. А из всех разновидностей восточноевропейского кровососа способностью заражать свою жертву обладает только стржига.

Разрешение этой загадки может быть следующее. Ввиду запретов властей на эксгумацию трупов слухи об эпидемиях постепенно угасли. Для любой деревни важным событием, за которое тоже по головке не погладят, стало обезвреживание одного-единственного упыря. Его боялись и подозревали при жизни, ему приписывали посмертные визиты, с ним, наконец, расправлялись (да и то редко). Где уж там бороться с эпидемией! Об этом крестьяне старались не думать. Ведь тогда бы пришлось допустить, что кладбища переполнены вампирами.

Попробуем осмыслить феномен заражения в свете тех данных, что мы собрали о крови и кровопийцах. Употребление вампиром и человеком мяса (и крови) одного животного, вероятно, восходит к совместной «кормежке» при жертвоприношениях[61]61
  Идоложертвенное мясо пугало еще ранних христиан, которых утешал апостол Павел (1 Кор. 8: 4-13).


[Закрыть]. Если бы сербы следовали примеру евреев и сливали бы кровь животных, идущих в пищу, заражения могло бы не произойти. Сложнее понять заражение от укуса. Вампир (дьявол в его теле), выпивая кровь человека, лишает его жизни и обретает власть над его душой. Тело жертвы становится доступным дьяволу, но представляет ли оно интерес для него? Ведь крови в нем не осталось – не разумнее ли вселиться в свежий труп? Определенный смысл может иметь мотив договора. Как ведьма, отдавшая свою кровь дьяволу, охотится за кровью детей, так жертва вампира – за кровью новых жертв. Но ведьма – живой человек, полный сил и не связанный могилой. А откуда взять силы обескровленному трупу?

Позднее в литературе эта проблема разрешилась через кровное сродство: вампир стал сознательно обмениваться кровью с жертвой, причем жертва не всегда умирала. В фольклоре больной, намазываясь кровью вампира, напротив, заботился о своем излечении (об этом способе знал Мериме). Но это в теории, основанной на поздних рекомендациях по борьбе с ведьмой. На практике же Станно и Арнонд Паоле, мазнув себя кровью вампира, вполне закономерно сделались вампирами. Поэтому крестьяне, толпящиеся около трупа, протыкаемого колом, внимательно следили, чтобы на них не брызнула его кровь.

Средства защиты от вампира можно условно поделить на домашние, похоронные и кладбищенские. Чтобы защититься от вампира в домашних условиях, необходимо осенить двери и окна крестным знамением (в быличках упыри шатаются от хаты к хате в поисках подходящей), благословить детей на ночь, увешать дом чесноком или натереться им (он также защищает от вештиц), заткнуть щели терновником или боярышником, окурить помещение тимьяном и т. д. К уникальным способам относится помазание ребенка (взрослый на это не согласится) его собственным калом или калом свиньи, обкладывание его груди конским навозом.