Текст книги "Вампиры Восточной Европы"

Автор книги: Александр Волков

Кровь Бога

Ничего нового в обвинениях против евреев не было. Их уже доводилось выслушивать первым христианам. Римляне, допускавшие питье крови животных, не могли принять употребление крови человека, которого к тому же почитали за Бога. Последнее им казалось «безумием» (1 Кор. 1: 23), равно как и протестантским богословам, отказывающим ранней Церкви в вере в реальное присутствие Тела и Крови Христовых под видом хлеба и вина. Ну а поскольку распятый Бог представлял «соблазн» для иудеев, они тоже приложили руку к преследованиям «каннибалов» и «кровопийц».

Амфилохий в житии Василия Великого (IV в.) рассказывал о еврее, тайно посетившем христианскую литургию и увидевшем, как Василий разрезает на части маленького ребенка, а чашу для причастия наполняет настоящей кровью. В житии святого Георгия один сарацин наблюдал за христианским священником, убивающим ребенка и сливающим его кровь в чашу. Но в этих видениях не было ничего криминального! Поэтому они включены в жития. Под видом детей взорам ошеломленных недоброжелателей представал сам Христос. В рассказе, передаваемом аввой Даниилом Фаранским от лица Арсения Великого (V в.), одному монаху, не верующему в реальное присутствие Христа в Святых Дарах, ниспослано откровение: «Когда хлеб положен был на святой престол, он представился… в виде Младенца. Когда же священник простер руку для преломления хлеба, с неба сошел ангел Господень с ножом, заклал Младенца и Кровь Его вылил в чашу. Когда же священник раздроблял хлеб на малые части, тогда и ангел отсекал от Младенца малые части».

Ужасы начинались там, где Христа подменяли обычными людьми. Епифаний Кипрский приписывал гностикам употребление менструальной крови вместо Христовой, а Кирилл Иерусалимский и Августин то же самое говорили о манихеях.

Христос причащает апостолов Кровью. Фреска афонского монастыря Ставроникита (XVI в.).

Монтанисты, по Епифанию, добывали кровь из ребенка, искалывая его иглами, как это потом делали евреи.

Да и вообще евреи не были одиноки в своих пристрастиях. Во время диспута между доминиканцами и францисканцами, состоявшегося в 1507 г., доминиканцы обвинялись в использовании крови и волос еврейского (!) ребенка (Бернская хроника, 1585). Русские хлысты приносили в жертву младенца, рожденного их «богородицей», а из его сердца и крови, смешанных с мукой и медом, приготовляли хлеб для причастия.

Евреев, по мысли обвинителей, могли толкнуть на убийства детей лежащее на них проклятие и прекращение собственных жертвоприношений. В «наветах», направленных против самих христиан – и правоверных, и еретиков, – была повинна та революция, что совершилась в их богослужении. Если бы язычники обливались и причащались кровью человека, предварительно воздав ему божественные почести, христиане столкнулись бы с теми же трудностями, что и иудеи, в попытке обосновать новаторский характер Евхаристии. Но язычники пили кровь животных, которым антропологическая школа, убежденная в языческом происхождении христианской жертвы, поспешила придать статус богов.

Упразднив кровную жертву, христианство отказалось от малейшего намека на «кормежку», но не отказалось от самой крови, переадресовав ее верующим. Бог, поящий собственной Кровью людей, но Сам кровь не потребляющий, – нонсенс для язычников. Кровь из другого мира им знакома – она активно участвует в творении мира видимого, но для поддержания его существования, равно как и существования богов, нужна здешняя кровь – через нее осуществляется круговорот крови между мирами, а значит, их единство. Даже иудеи, желая заслужить прощение, возвращали кровь сотворившему ее Иегове.

В полном согласии с древним принципом, по которому в крови заключена сущность ее носителя, Христос говорит: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6: 56). Однако «состязание» кровей в Евхаристии преодолевается: высшее (божественное), по словам архимандрита Киприана (Керна), побеждает тварное, и христиане, а в их лице вся Церковь, претворяются в Тело и Кровь Бога. Соединение человека и Бога происходит так же, как соединение двух природ во Христе. Ни одна из них не подчиняет себе другую, поскольку божественный дух заключен в самом человеке.

Восточные отцы, помнившие не только о божественной, но и о человеческой природе Христа, не чурались буквального толкования пития Его Крови. «Мы Тебя вкушаем, Господи, и мы Тебя пьем!» – восклицал Ефрем Сирин. Макарий Магнезийский сравнивал причащение Святыми Дарами с питанием младенца, который под видом молока «ест плоть и пьет кровь своей матери». По словам Никиты Стифата, «мы пьем из чаши эту Кровь горячею, как она истекла из Господа», то есть из Его человеческого тела, но не только страдающего на Голгофе или погребенного в гробу, но и воскресшего, прославленного и вознесенного на небо. Тем самым провозглашался вневременной характер Евхаристии, который не подчинен законам нашего чувственного восприятия и нашей логики.

Безусловно, подобное восприятие многим казалось чересчур дерзновенным. «Горячая» Кровь Христа подверглась символическому переосмыслению. Феодор Вальсамон указывал на теплоту, вливаемую в чашу после освящения Даров, как на необходимый ингредиент для придания им «жизненности», а у Николая Кавасилы эта «теплота» представляла собой уже аллегорию схождения Духа Святого на Церковь. Михаил Сикидит (Глика) не мог представить себе человеческую плоть и кровь, пребывающие на небесах, и видел в освященных Дарах только земные, тленные субстанции, часть «целого Христа» – ту самую, которую Он преподал ученикам на Тайной вечере, когда еще не был прославлен[29]29
  Но тогда Он должен был выпускать кровь из своего тела и отрезать от него куски. Вообще Тайная вечеря, как ни странно, внесла некоторую неясность в трактовку Евхаристии. Остался открытым вопрос: причащался ли на ней сам Христос? Иоанн Златоуст, который утверждал, что Иегова «принимал» кровь жертв, решил, что и Спаситель «пил собственную Кровь». Естественно, Он это делал как человек, а не как Бог, и тоже с назидательной целью: побуждая учеников «небоязненно к общению таинств».


[Закрыть]. И лишь после вкушения причастниками (в их устах) Тело и Кровь обретают нетление. На Западе Фома Аквинский специально отделил субстанцию хлеба и вина, претворяющуюся в субстанцию Тела и Крови, от остающихся неизменными акциденций – тех свойств Даров, что доступны органам чувств причащающихся.

Дальнейший «испуг», по выражению Шмемана, поспособствовал развитию литургического символизма. Во время проскомидии приготовление хлеба совершалось как заклание Агнца, а вливание вина в чашу – как излияние крови и воды из ребер распятого Христа и т. д. Огромное значение было придано тайносовершительной формуле (на Западе) и эпиклезе – молитве призывания Святого Духа (на Востоке) как «моментам», гарантирующим реальность совершения Таинства.

Однако и сами критики обрядовых тонкостей не избежали «испуга» перед Телом и Кровью. Тот же Шмеман подчеркивал, что претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы совершается невидимо и «ощутительно ничего не происходит, хлеб остается хлебом, а вино – вином» (о том же, по сути, рассуждал Аквинат). В ином случае не осталось бы места для веры («Еще верую, яко сие есть самое пречистое Тело Твое, и сия самая есть честная Кровь Твоя»), и христианство превратилось бы в «магический культ».

В православии отсутствует традиция внелитургического почитания Святых Даров, принятая в католичестве в форме, во-первых, адорации – выставления их в специальной дароносице для поклонения и молитвы, во– вторых, праздника Тела и Крови (Corpus Christi), сопровождающегося торжественными процессиями с Дарами по городским улицам. Это, однако, не означает, что вне рамок восточной литургии Дары лишаются присутствия Христа. Еще Кирилл Александрийский называл безумными тех, кто считает, что Дары перестают быть Телом и Кровью, если не будут потреблены в день освящения. Но хотя православию знакома Литургия Преждеосвященных Даров, Кровь оттуда исключена – верующим подается только Тело, погруженное в вино.

Лютер и Гус причащают мирян под двумя видами. Гравюра Л. Кранаха (1550).

В католических храмах сохраняются и Тело, и Кровь, но и здесь Кровь подверглась гонению – с конца XII в. (нормативно с 1415 г.) ею не причащали мирян. И на Востоке, и на Западе ссылались при этом на обычаи ранних христиан, упомянутые у Тертуллиана, Киприана Карфагенского, Василия Великого. Когда-то верные уносили Святые Дары домой и причащали сами себя запасными Дарами. В наши дни считается, что Кровь уноситься ими не могла и верные причащались одним Телом. То есть на первый план выдвигались соображения безопасности. Следуя им, католики прекратили причащать мирян Кровью – при большом стечении народа она могла проливаться из чаши[30]30
  Меры предосторожности были приняты и на Востоке. Уста выпившего Кровь причастника тщательно отираются покровцем, а священнослужителям не рекомендуется носить косматые усы, на которых могут остаться капельки Крови. На Западе, как известно, проблемы усов не существует – может, еще и поэтому здешнее духовенство всегда причащалось Кровью?


[Закрыть].

Спас Виноградная Лоза. Украинская икона XVIII в.

В обоснование причащения под одним видом было выработано учение о конкомитанции, согласно которому присутствие Тела гарантирует и присутствие Крови, поэтому мирянин причащается Христу во всей полноте.

Борьба утраквистов (лат. sub utraque specie – «под обоими видами») против Рима не была в полном смысле слова борьбой за Кровь. Их интересовали лишь права мирян и духовенства, поэтому наследовавшие им лютеране и кальвинисты достаточно быстро перешли к пониманию сущности хлеба и вина как символов Тела и Крови. Радикалы же объявили Телу и Крови настоящую войну, придав Евхаристии значение воспоминания и сопереживания. Литургическое питие Крови на Западе оказалось упразднено до Второго Ватиканского собора, разрешившего на местах причащение мирян под обоими видами.

У бывших язычников Кровь Бога, подаваемая на Евхаристии, тоже вызывала недоумение, и они постарались наделить ее свойствами крови прежних богов и героев. Мы уже упоминали о чудесных растениях, выросших из капель крови Христа, падавших по пути на Голгофу или вытекавших из Его распятого тела. У славян их список возглавляют базилик, рута, плакун-трава, зверобой и чеснок. Название последнего объясняют сближением с «честно дърво» или «Честный Крест» (Христов). А румыны так объясняют евхаристическое претворение вина в Кровь:

 
…Гвозди вбили,
Моя кровь потекла.
И там, где упали ее капли,
Потекло доброе вино…
…Из Его боков Кровь и вода.
Из крови и воды – лоза.
Из лозы – виноград.
Из винограда – вино:
Кровь Спасителя – христианам.
 

Не стоит удивляться после этого восторгу Екатерины Сиенской: «Как сладостно нам упиться допьяна кровью распятого Христа и омыться в ней!» Конец восклицания согласуется с рекомендацией Кирилла Иерусалимского из «Огласительного поучения» (около 348 г.), касающейся литургической Крови: «Если у тебя останется на губах капля ее, то помажь ею глаза и лоб и освяти их». «Помазания» и «омовения» расходятся с позднейшей церковной практикой, но не с ритуальными традициями иудеев и язычников.

Иосиф Аримафейский собирает кровь Христа. Миниатюра из «Романа о Граале» Робера де Борона (XIV в.).

Христова кровь обладает целебными качествами. На мозаике византийского монастыря Дафни (XI в.) кровь Распятого проливается на череп Адама, который от этого пробуждается к жизни, вздымает руки в молитве или собирает кровь Христа в сосуд. Драгоценную кровь собирают с подножия Креста ангелы и Мария Магдалина, а многие средневековые церкви владеют ею, например собор в Брюгге и собор в Мантуе. Наконец, ее целительная сила достигает апогея в легендах о Святом Граале.

Думаю, читатель без труда сопоставит эти христианские поверья с дохристианскими мифами. Я же приведу еще один замечательный пример. В скандинавских мифах из крови человека непревзойденной мудрости по имени Квасир, смешанной с медом, изготовляется волшебный «напиток поэзии и мудрости». В христианской же легенде кровь, вытекшая из нечаянно пораненной руки Христа, попадает на хлеб, и из него получается мед – «самая сладкая пища для человека».

Из облатки, похищаемой евреями или еретиками и протыкаемой ножом, струится кровь. Сочится она и из поврежденного ими деревянного Распятия (аналогия с кровоточащим деревом). Кровь Христа, по-видимому, широко использовалась в магических целях, а в 1215 г. Четвертый Латеранский собор запретил выносить из церкви и Тело. Наконец, свойства Христовой крови были перенесены на кровь святых. Собранную кровь мученика Киприана Карфагенского христиане берегли как бесценную реликвию, а когда святой Власий был замучен при императоре Диоклетиане, семь христианок помазали себя его кровью.

Кровь и магия

В завершение этого раздела поговорим об использовании крови магами и некромантами. В услугах потусторонних сущностей нуждались не только Одиссей и шаманы. Две колдуньи у Горация роют яму и наполняют ее кровью, «чтоб тени вызвать умерших – на страшные их отвечать заклинанья»[31]31
  Пер. М. Дмитриева.


[Закрыть] (Сатиры I, 8: 23–29). На значение «испарений пролитой крови» в некромантии указывал Порфирий, ученик Плотина.

В поэме Лукана «Фарсалия» (6: 667–669, 750–759) фессалийская колдунья Эрихто оживляет мертвого при помощи живой крови, целебных растений и частей тел животных. Оживление трупа напоминает процедуру подъема тела вампира из могилы:

 
Тотчас согрелась кровь, омыла черные раны,
Мертвую плоть оживив, по жилам везде заструилась.
Легкие током ее в груди охладелой трепещут;
Новая жизнь проскользнула тайком в онемевшие недра,
Смерть вызывая на бой. И вот задвигались члены,
Мышцы опять напряглись; но труп не мало-помалу,
Не постепенно встает: земля его вдруг оттолкнула,
Сразу он на ноги встал. Широко зевнул, и раскрылись
Тотчас глаза у него. На живого еще не похож он,
Вид полумертвый храня: отверделость и бледность остались[32]32
  Пер. Л.Е. Остроумова.


[Закрыть].
 

С помощью колдовского отвара, в который добавлена кровь овцы, Медея омолаживает старика Эсона, отца ее возлюбленного Ясона (Овидий. «Метаморфозы» 7: 286–291):

 
Вскрыла им грудь старика и, прежней вылиться крови
Дав, составом его наполняет. Лишь Эсон напился,
Раной и ртом то зелье впитав, седину свою сбросил;
Волосы и борода вмиг сделались черными снова,
Выгнана вновь худоба, исчезают бледность и хилость,
И надуваются вновь от крови прибавленной жилы[33]33
  Пер. С.В. Шервинского.


[Закрыть].
 

Хотя смысл омоложения состоит в замене старой крови на новую, определенное недоумение вызывает сам состав – процентная доля крови в нем незначительна (он состоит из вина, молока и ряда других добавок), к тому же кровь эта овечья. Вновь мы убеждаемся в страхе древних перед внутренним употреблением человеческой крови.

Медея омолаживает Эсона. Картина Дж. Маккьетти (1573).

Магический способ оживлять людей с помощью крови был известен и славянам. В русской быличке колдун усыпляет жениха и невесту и, уколов их шилом, выцеживает два пузырька крови. «Для чего набрал ты в пузырьки крови?» – спрашивает его солдат. «Для того чтоб жених с невестою померли; завтра никто их не добудится! Только один я знаю, как их оживить». – «А как?» – «Надо разрезать у жениха и невесты пяты и в те раны влить опять кровь – каждому свою: в правом кармане спрятана у меня кровь жениха, а в левом невестина».

Греческие и римские историки упоминают об обычаях варварских народов, гадавших на пролитой крови людей. По словам Страбона (География VII, 2: 3), древнегерманские кимвры перерезали горло пленникам, а их жрицы совершали гадания по сливаемой в сосуд крови. По свидетельству Тацита (Анналы 14: 30), в Британии существовал обычай «орошать кровью пленных жертвенники богов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям»[34]34
  Пер. А.С. Бобовича.


[Закрыть].

Прорицательница Манто, дочь Тиресия, вызывает демонов. Гравюра 1474 г.

Позднейшие византийские и германские хронисты говорят о подобных гаданиях у других народов, включая славян. В исландской Саге о Греттире колдунья окрашивает своей кровью щепку с волшебными рунами, а исландский скальд X в. Эгиль Скаллагримсон вырезает руны на роге с ядовитым напитком и окропляет их кровью из пальца – рог разлетается на кусочки.

Упоминаемые в «Декрете Грациана» (XII в.) ведьмы «используют кровь своих жертв и часто оскверняют трупы мертвых… Ибо говорят, что демоны кровь любят, а потому, когда ведьмы занимаются своим черным делом, они мешают кровь с водой так, чтобы по цвету крови с большей легкостью суметь вызвать этих демонов». В Герцеговине и на Украине ведьмы изготовляли мазь для полетов на шабаш из крови взрослого или младенца. Главное же занятие ведьм, роднящее их с вампирами, – это питие детской крови, но о нем будет сказано в следующей части.

Магические действия с кровью приписывали также алхимикам и служителям Сатаны. Алхимики брали кровь убиенных младенцев для добычи философского камня, а их герметические трактаты сбивали с толку непосвященных в еще большей степени, чем священные книги иудеев. В труде Раймонда Луллия (XIII в.), содержащем рецепт получения философского камня, «горючая вода и человеческая кровь» появлялись после сложнейших операций с черным драконом и зеленым львом, пожиравшими собственный хвост. Отрывок из завершающей части анонимного алхимического текста «Аллегория Мерлина» гласил: «Когда же захотели увидеть его (короля) чудеса, поместили в сосуд одну унцию хорошо промытой ртути и бросили на ее поверхность почти такое же количество зерен проса, ногтей, волос и крови короля, а затем постепенно раздули жар углей, после чего получили хорошо известный тебе камень».

Сатанисты не были склонны к аллегориям – они даже бравировали кровопусканиями. В XVII в. печально известный аббат Гиборж (Гибур) резал младенцу гортань острым ножом, собирал горячую кровь в сосуд, восклицая при этом: «Астарот! Астарот! Прими, умоляю тебя, приносимое мною подношение!» – а затем выливал кровь на обнаженный живот лежащей перед ним дамы. Алистер Кроули в своих сочинениях говорил о важности крови для вызывания демонов.

Пресловутый обычай подписи кровью под договором с дьяволом или иной нечистью (например, с русским лешим), по-видимому, возник из традиции «кормежки». По другой версии, подписавшийся вручал нечистому свою душу, содержащуюся в крови, но противоречия здесь нет – ведь в этом и состоит суть «кормежки»: напитаться кровью жертвы и завладеть ее душой.

Зеленый лев поедает Солнце (Соль). Миниатюра из алхимического трактата Rosarium philosophorum (1550). Точно так же поедали Солнце и выпивали его кровь сербские и румынские вампиры.

Ведьму сопровождало животное (жаба, кошка, хорек, крыса, овца, собака), называемое фамильяром, а в Англии – imp, или «домашний дух». Уколов себя, ведьма выдавливала кровь из ранки ему в рот, поила его молоком, смешанным с кровью, или оно само высасывало кровь изо рта, бока, запястья и пальца ведьмы. Поскольку часть крови удалена, во время допроса инквизитор искал обескровленные (нечувствительные к боли) точки на теле ведьмы. Известны случаи, когда пострадавшие от колдовства набрасывались на ведьм, били и царапали их, но из тела не показывалось ни капли крови.

Между тем, чтобы лишить ведьму или колдуна магической силы, необходимо пустить им кровь. Очевидно, в этом случае действует иное правило: после договора дух вселяется в кровь ведьмы, и она становится «дурной», как у больного, соприкоснувшегося с миром мертвых. Брызнувшую кровь положено сжечь на огне. А вот в XIX в., по сведениям Г.В. Штрака, выпущенную из колдуньи кровь не сжигали, а, напротив, кропили ею «испорченного» ребенка и даже заливали ему в рот. Сравним этот способ с описанными в начале этого раздела поверьями об убийце и убитом. Убийца обессиливает душу убитого, а врачеватели – душу ведьмы. Вот только не грозило ли подобное средство бедой? Ведь врачеватели сами становились на путь колдовства и «кормежки» того духа, которым одержим ребенок.

Адепты народной магии настаивали на крови любовный напиток, но тот, кому его подносили, не знал, что именно он пьет. Нетрудно догадаться, что в зелье вливалась преимущественно кровь от регул – женщина пыталась приворожить мужчину, снабдив его частичкой себя. В 1320 г. во время следствия по делу женщины, обвиняемой в ведовстве, Жак Фурнье (будущий папа Бенедикт XII) выяснил, что колдунья выжимала простыню, пропитанную менструальной кровью дочери, и хранила кровь до свадьбы, чтобы дать отведать зятю после первой брачной ночи.

Кормление мужчины менструальной кровью (гораздо реже – кровью, выдавленной из раны) сохранялось на протяжении нескольких столетий. На суде по делу о разводе в Майнце в 1885 г. выяснилось, между прочим, что жена, желая сохранить привязанность мужа, влила ему в кофе несколько капель менструальной крови. В Шлезвиге в 1888 г. одна девица дала своему возлюбленному несколько капель своей крови от регул.

Любовный напиток. Картина Э. де Морган (1903). В правом нижнем углу – кандидат в фамильяры.

На Русском Севере девушка тайно капает кровь от месячных в вино или пиво и подносит их понравившемуся парню со словами: «Кровь моя, любовь твоя, люби меня, как сам себя. Аминь. Аминь. Аминь». Обычай хранить кровь от первых месячных, предназначенную будущему мужу, зафиксирован в Беларуси. Сербские, хорватские, словацкие девушки часто подливают менструальную кровь в любовный отвар.

Кроме ведьм и колдунов, активно пользуются человеческой кровью воры, но в их действиях мало логики. Чтобы сделаться невидимым и неслышимым, вор должен взять с собой кровь из половых органов невинного мальчика (Франкония), выпить крови повешенного (цыгане), намазать подошвы мазью, в которую добавлена кровь мертворожденных близнецов (Венгрия). Почему выбраны мальчик, висельник и близнецы, объяснить не легче, чем народные рецепты по употреблению крови больными.

* * *

Мы не можем сполна охарактеризовать роль крови в жизни и верованиях человечества, поскольку нами не затронут, за исключением народной медицины и некоторых колдовских манипуляций, феномен сознательного пития человеческой крови. Но ряд особенностей необходимо отметить уже сейчас.

Прежде всего, природа крови не всегда ясна. Ее источником у человека могут быть и боги, и демоны. Иудейство и христианство, хотя и говорят о душе, заключенной в крови, умалчивают, в отличие от ислама, о месте крови в космогонии, так что неясно, к чему ее отнести – к духу, вдунутому Богом, или к телу, сотворенному из праха. Амбивалентность крови подтверждается ее способностью творить разнообразных существ, а также давать жизнь и нести смерть.

Следовательно, нельзя сводить ритуальную функцию крови к символике жизни и обновления. При таком восприятии питие жертвенной крови наверняка имело бы широчайшее распространение. Однако мы видим, что пьют кровь не люди, а те сущности, которым приносят жертвы, – им она гарантирует жизнь, но людям может повредить. Возможно, страх перед кровью связан с передачей власти над душами убитых. Если бы человек пил кровь жертвы, он уподоблялся бы богам, а тем могло бы это не понравиться.

С другой стороны, участники жертвоприношений мазались и окроплялись кровью, а кровь животных они даже пили. И все же большая часть таких действий не имела ритуального характера и осуществлялась в лечебных целях. Усваивались полезные свойства крови, но не сама душа. Тем не менее евреи, тонко чувствовавшие связь крови с душой, остерегались принимать кровь в себя, признавая власть Иеговы над ней. Активно охотились за кровью маги и ведьмы, заключавшие договор с кровопийцами из другого мира (далее мы увидим, чем это обернулось).

Кровь не всемогуща. Ее может победить другая кровь (лечение болезней), а также земля, вода и камень. Мотив «состязания» не менее важен, чем мотив «кормежки». Оба мотива соединяются в жизни растений. В растении заключен дух, жаждущий крови и в то же время умеющий подчинять ее. Кровь животных – связующее звено между людьми и богами. Человек не боялся лишить бога крови животного, когда сам пил ее, то ли из-за низкой ценности души животного, то ли из– за обилия самой крови, которая активно использовалась для повседневной «кормежки» – ею смягчали гнев божества.

Вне рамок символизма и послушания трудно понять ветхозаветные обряды, в которых участвует кровь животных. Но и эти рамки теряют силу, во-первых, с явлением Мессии, во-вторых, с прекращением кровавых жертв у язычников. Если Мессия не пришел, жертвоприношения должны продолжаться. Этот неумолимый вывод, справедливый и для иудейства, и для христианства, привел в итоге к обвинениям евреев в употребление крови. Однако эти обвинения приняли такую форму (убийство детей), что в свою очередь вошли в противоречие с обрядовой стороной обеих религий. Ни в коей мере не сомневаясь в возможности добывания и пития детской крови, мы должны заметить, что употребляющий ее человек мог быть кем угодно, но только не ортодоксальным иудеем и правоверным христианином.

Христианство упразднило два важнейших мотива прежних верований, касающихся крови, – «кормежку» богов и «состязание» духов. Вместо того чтобы принимать от людей кровь, Бог принялся кормить их своей Кровью, претворив в Себя по благодати, но не лишив человеческой природы. Осознав уникальность сего действа, христиане стали безбоязненно использовать в описании Евхаристии хорошо знакомые языческому миру эпитеты. Не уловив разницы, многие позднее отказались от буквального восприятия Евхаристии, вернувшись к символизму Ветхого Завета. В то же время народ сохранил память о дохристианской роли крови, распространив ее на кровь Христа.