Текст книги "Конкуренты (СИ)"

Автор книги: Александр Барышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Вован вернулся под утро. Корабли вошли в бухту бесшумно как тени. Несмотря на очень раннее время, темноты на берегу не наблюдалось. А наблюдалась вовсе даже апокалиптическая картина со сполохами огня и шумом, в котором различались отдельные крики. Даже не крики, а вопли.

Скрипнули доски причала, когда к нему прижалась многотонная туша.

– Эй! – крикнул Вован со шканцев. – Что тут у вас?!

– У нас тут хрен знает что, – отозвался с пирса голос дяди Васи. – Серега, так его и эдак, накликал-таки нашествие диких тавров. Наши все на укреплениях, а я вот женщин с детьми провожал, да подзадержался.

– Что, все так плохо?! – крикнул Вован, но тут же вмешался стратег. – А что с городом?

– А что тому городу сделается? – казалось, возмущенный этим фактом, сказал дядя Вася, который стратега по голосу не знал. – Не умеют тавры твердыни брать. Поорали внизу, да и пошли виллы жечь. Сейчас вон до нас до…

Тут дядя Вася ввернул слово, которое на древнегреческий не переводилось и поэтому он сказал его по-русски. Стратег, что естественно, ничего не понял, но Вован понял отлично.

– Так они что, все здесь?

– Ну, практически да. Стен-то у нас нет. Они и думают, что все просто. Наши ихних уже штук двадцать положили. Ну и у нас, конечно, несколько раненых есть. Сейчас в основном у Петровича с Меланьей работа, потому что тавры отошли дальше дистанции выстрела и о чем-то совещаются.

Край неба на востоке начал почти незаметно для глаза светлеть. Экипаж закончил установку сходен. Пока он это делал, на палубе ширилась и бурлила человеческая масса. Слышался лязгоружия и приглушенные слова команд.

Стратег сошел на настил причала первым. За ним по сходням гуськом потекли, звякая оружием и снаряжением, гоплиты. Дядя Вася только успевал головой крутить, когда мимо него пробегали, на ходу перестраиваясь в колонну по двое, тяжеловооруженные воины. Стратег первым взбежал по трапу на обрыв. За ним, топоча по ступенькам, тяжело бежали гоплиты. Вован крикнул:

– Эй, экипаж, за мной! – и тоже рванул следом, предварительно озаботившись личным арбалетом.

Пробегающего мимо ворот усадьбы стратега, за которым поспевали его воины, остановил оклик с башни:

– Постойте!

Стратег затормозил. Рядом стали останавливаться воины. Заорали десятники, собирая своих подчиненных, потому что вся вооруженная толпа знатно перемешалась. Стратег, поднял голову и заметил свесившегося через перила Боброва, который махал ему рукой, мол, поднимайся. Стратег не преминул приглашением воспользоваться. С площадки башни ему открылась полная картина.

Рассвет только-только приподнял голову, но видно было уже довольно хорошо и стены города прекрасно различались. Между городскими стенами и укреплениями поместья беспорядочно перемещались затейливо одетые в какие-то тряпки и шкуры мужики с подобием оружия в руках. Близко ни к стенам ни к поместью они не подходили. Причем, дистанция от поместья была гораздо больше, чем дистанция от городских стен. Кое-где догорали костры. Вверх поднимался дымок и ленивые искры.

Бобров передал стратегу бинокль. Тоте недоумением уставился на мудреную штуковину.

– Сюда смотри, – сказал Бобров.

Стратег глянул в окуляры и не смог сдержать удивленного возгласа. Однако, дальнейшего выражения эмоций Бобров не дождался, стратег, оценив девайс, тут же стал изучать обстановку. Довольно долго он водил биноклем по полю, лежащему между городом и поместьем. Потом спросил Боброва:

– Вот те тела, возле вала, ваша работа?

– Наша, – скромно ответил Бобров.

– А почему же возле стен такого нет? – удивился стратег.

– Потому что ваши стрелять не умеют, – ответил Бобров с понятной гордостью.

Следовало понимать так, что наши как раз стрелять умеют. Стратег очевидную колкость проглотил молча. Между тем, по мере того, как все ярче разгорался рассвет, зоркие представители противного воинства приметили на холме рядом с усадьбой блестящие искорки наконечников. Тавры взволновались и стали стягиваться в толпу, которая у них именовалась строем. Лезть наверх, чтобы проверить, кого там еще принесло, они не решались, потому что вдоль всего вала стояли Бобровские ребята с арбалетами, подкрепленные тружениками усадьбы, и нагло усмехались.

Наконец стратег, похоже, принял решение, потому что отдал Боброву бинокль и стал спускаться. Внизу заволновались и зашумели гоплиты. Бобров спустился следом.

– Что ты собираешься сделать? – спросил он стратега, хотя мог бы и не спрашивать, потому что успел немного его изучить.

Да тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – сейчас стратег, у которого не меньше двухсот профессиональных хорошо вооруженных воинов, попросит подкрепить их несколькими десятками Бобровских стрелков и вполне возможно разгонит эту толпу мужиков с дрекольем. В городе, конечно же, стратегу воздадут всяческие почести.

И, тут Бобров прикинул дальнейшее развитие событий: если он будет помалкивать про свои корабли и высадку в усадьбе, то стратег может в качестве благодарности для него многое сделать. Человек он в городе не последний, кабы не первый. А тут, можно сказать, наслаиваются сразу две услуги. Так что…

Однако, стратег Бобровские мечтания злостно обломал. Он отдал короткую команду, и воины беспрекословно гуськом стали спускаться к воротам в защитном валу. Поблескивали копья да изредка звякали щиты о оголовья мечей.

– Ты что, вот так и пойдешь?

Бобров был в недоумении. Это ж надо настолько не считаться с противником. Эти же мужики в шкурах довольно серьезно настроены. Вон как упорно лезли на вал. Пока не потеряли пару десятков – не успокоились. Но стратег только рукой махнул и сказал что-то короткое, что Бобров перевел для себя как «Тю-ю».

Тавры смотрели словно зачарованные как колонна воинов спускается с холма, скрывается во рву, так что видны только наконечники копий и вдруг выкатывается за низкую каменную стенку. Минута и фаланга из двух рядов воинов, ощетинившись копьями, двинулась вперед. Слитного шага не получалось скорее всего от отсутствия музыкального сопровождения (стратег не брал с собой в поход флейтистов), но и так зрелище было достаточно грозное.

Рядом с Бобровым обнаружился Евстафий, взглядом испросил разрешения. Бобров так же молча кивнул. Евстафий кликнул десятников, быстро с ними переговорил и пять десятков воинов в заметно отличающейся броне отправились вслед за фалангой, на ходу вкладывая стрелы в направляющие арбалетов.

Развиднелось уже достаточно хорошо, и столпившиеся тавры увидели перед собой не только готовую к бою фалангу, но и выходящих на ее фланги бойцов в до боли знакомой экипировке. Это они не далее как минувшим вечером знатно проредили их ряды при неудавшемся штурме поместья. Сталкиваться же с частоколом копий, подкрепленных ливнем стрел, для которых не существовало препятствий в виде простеньких доспехов, никому не хотелось. И не отсутствие храбрости было тому виной. Воины-тавры были достаточно отморожены, чтобы столкнуться с фалангой, но при наличии стрелков добежать до фаланги становилось делом почти нереальным. И тавры стали отступать. А потом повернулись спиной и просто ушли.

– Ну вот, – сказал Бобров нарисовавшемуся рядом Сереге, глаза которого азартно блестели, до того ему хотелось броситься в погоню. – И вся любовь. Аты: битва, битва.

Дойдя до середины расстояния между поместьем и городом, Евстафий перебросился парой слов со стратегом, и его воины повернули назад. Тем временем, открылись городские ворота и фаланга, на ходу перестраиваясь в колонну под приветственные вопли горожан на стенах, проследовала в город.

Тавры, не солоно хлебавши, уходили на юго-восток.

– Так тебе и не удалось их цивилизовать, – поддел Серегу Бобров.

Тот спустил взведенную тетиву, посмотрел на возвращающихся во главе с Евстафием бойцов, и сказал:

– Да и ладно.

На этом очередная война и закончилась. И наступил долгожданный мир, который хотелось тут же и ознаменовать. Но вся беда была в том, что из женщин в усадьбе осталась только Меланья. И та в качестве медсестры. А вот приготовить и подать было просто некому. Бобров перестраховался, и всех женщин, погрузив на корабль, отправили под защиту городских стен, справедливо посчитав, что там даже без войска им будет безопаснее.

Посчитали-то правильно, но теперь вставал вопрос – как их оттуда извлечь при отсутствии наличия какой-либо связи. Осталось только посылать гонца, а для скорости посадить его на мула.

Стали вызывать Андрея. Но Андрей уехал на дальние виноградники подсчитывать ущерб и на зов не явился. Тогда решили позвать Евстафия. Но тот был занят возвращением войск в казармы и переходом от войны к мирной жизни. Начавший злиться Бобров кликнул Прошку и тот предстал если и не в мгновение ока, то все равно достаточно быстро.

– Прошка, – сказал Бобров. – А нет ли у нас в усадьбе мальчишки, который мог бы смотаться в город на муле и передать капитану «Нереиды», чтобы он срочно возвращался домой со всем личным составом. Только это надо сделать побыстрее.

Прошка думал не более секунды. А потом развернулся на пятке и бросился вон. Через несколько минут по плитам двора простучали копыта. А Бобров стал считать: до ворот тут галопом минут пятнадцать, до корабля еще пять, передать слова капитану – еще три, ну и плавание домой… Бобров выглянул в окно. Ветви дерева посреди двора еле колыхались. Плавание домой при таком ветре это не меньше часа. И того получается полтора часа.

– М-да, – сказал он вслух. – Вот вам плата за безопасность наших женщин.

Мужики согласно закивали головами.

– Хоть бы вина, что ли кто принес, – сказал Бобров.

– Я принесу, – вызвался дядя Вася.

Все внимательно посмотрели ему вслед. Сам собой возник вопрос – откуда дядя Вася так хорошо знает, где хранится вино. Но рассуждений на эту тему не получилось, во дворе опять коротко простучали копыта, а в коридоре шаги. Дверь в таблинум отлетела в сторону и в проеме нарисовалась Златка собственной персоной. За ее плечом маячила Дригиса. Обе дамы были взлохмачены, хитоны сбились набок, они тяжело дышали, словно бежали всю дорогу от ворот города и выглядели, надо сказать, крайне завлекательно. Златка нашла взглядом Боброва, бросилась к нему, обняла и прижалась всем телом. Бобров растерялся. Он обнял девушку одной рукой, другой пытаясь пригладить разлохматившиеся волосы и посмотрел поверх ее головы на оставшихся в комнате. Серегу можно было смело сбрасывать со счетов, потому что Дригиса вцепилась в него как клещ, а вот Вован сделал непонимающую физиономию и развел руками.

– Ты что, девочка? – осторожно спросил Бобров.

– Радуюсь, – отозвалась Златка из района Бобровской шеи, шмыгнув носом в качестве подтверждения. – Примчался какой-то встрепанный мальчишка и крикнул капитану, чтобы срочно забирал всех и шел в поместье. Ну что я могла подумать. Пока тот капитан соберется, пока дойдет… Мул-то всяко быстрее.

– Эх, – сказал Бобров, сел на очень вовремя подвернувшийся стул, усадил девушку на колени и обнял так, что та слабо пискнула.

– Золотая ты моя, Златка.

Девчонка перестала сдерживать себя и разревелась.

А тут как раз в дверь ввалился дядя Вася, придерживая двумя руками на животе здоровенную амфору как раз на один метретес, то есть почти на сорок литров. Амфору расположили между креслами, потому что из-за острого дна она не хотела стоять самостоятельно, и Вован лично соскоблил слой смолы на пробке. Отведав густого темно-красного вина, Серега возопил:

– Дядя Вася, ты что притащил, душегуб! Это ж лесбосское, его для подарков приготовили!

– А у нас что сегодня? – невозмутимо ответствовал дядя Вася. – Да у нас сегодня всем подаркам подарок.

И тут Серега не нашел, что ответить.

Корабль с остальным женским контингентом усадьбы пришел только через полчаса.

На следующий день Бобров без всякой помпы, одевшись чуть ли не в лохмотья, которые ему подыскивали по всему поместью, пешим ходом проник в город и отправился на агору. Там он получил большое удовольствие, наблюдая, как чествуют «спасителя города» в лице стратега. Стратег принимал почести с большим достоинством. Фигура его выглядела монументально, а лицо… ну хоть монету с него чекань. И, между прочим, в ответной речи Боброва, его корабли и его поместье он не упомянул ни разу.

Боброву с одной стороны было смешно, а с другой – обидно. А он-то еще рассчитывал на благодарность. Получается, что людская натура совершенно не изменилась за прошедшие тысячелетия. Боброву захотелось тут же с горя и надраться, но он все-таки сдержал себя и добрался с агоры до дома Никитоса.

Перед лавкой как всегда толпился народ и Бобров сперва тоже заинтересовался, но потом вспомнил, что именно они Никитосу поставили в прошлую неделю и интерес его сразу пропал. Привратник Боброва сперва не узнал и кликнул хозяина. А хозяин, только выглянув, тут же влепил привратнику подзатыльник и лично распахнул калитку.

Вобщем все закончилось тем, что сам Никитос сполз под стол, а Никитосовский слуга сгонял в усадьбу, и оттуда прислали повозку, в которой сидела готовая ко всему Златка. Боброва погрузили со всеми приличествующими почестями и отправили домой. А Златка всю дорогу воспитывала его, покорно принимающего ее упреки. И только перед самыми воротами Бобров поднял голову и совершенно трезвым голосом сказал:

– Чтоб я этого стратега хоть еще раз… – и окончательно выпал в осадок.

Вернувшийся с дальнего конца поместья Андрей ругался как пьяный сапожник, или, исходя из местной специфики, сандальник (или все-таки, сандальщик). Он даже не стеснялся присутствием женщин и когда Петрович ему на это указал, просто перешел на персидский, которого женщины не знали. Бобров, конечно же, заинтересовался, с какого этого вдруг всегда терпеливый Андрей сподвигнулся на неприкрытый греческий мат. Оказалось, что проклятые тавры, чтоб у них фаллос во лбу вырос, спалили на дальнем конце все виноградники, лишив, таким образом, поместье не менее чем пятисот метретес отличного белого вина.

Андрей так убивался, словно это были его личные виноградники, что Боброву стало его жалко. Но в это время мимо в сторону кухни пробегала, прижав к груди крынку, скорее всего со сметаной, веселая Млеча. И у Боброва тут же созрел коварный план. Бобров всегда отличался склонностью к импровизации. Особенно, если это было связано с обогащением.

– Так, – сказал он и ткнул пальцем в Андрея. – Кончай страдать. У меня есть мысль, как поставить на уши этот город.

Андрей прервал стенания и посмотрел на Боброва.

– Так он и так уже давно стоит.

– Значит будет стоять затейливо.

Через неделю на месте виноградников было гладкое, насколько позволял рельеф, место. Где Юрка достал семена, никто не интересовался. Это было как с бычьей спермой, достал и все тут. Вобщем ровное место из-под виноградников засеяли травосмесью, подвели воду из дядьвасиного колодца, организовали брызгальный полив и стали ждать.

А перед этим Бобров имел разговор с Млечей. Вован отбыл в город по делам фирмы – надо было перетереть с купцами по части фрахта. И Бобров подло воспользовался его отсутствием. Млеча хоть и вошла, как девушка сооснователя в сонм местных небожителей, по-прежнему любила возиться с коровами и ни у кого лучше, чем у нее это не получалось. А соединение древнего знания и новых биотехнологий, выразившихся в искусственном осеменении дало ожидаемый эффект да такой, что местные коровы неизвестной скифской породы с трудом смогли этим эффектом разродиться. Зато теперь у Млечи было стадо. Стадо, правда, пока было не совсем полноценным, потому что вновь народившиеся коровы и бычки пребывали в состоянии телят. А теперь, значит, появилась возможность стадо разместить и увеличить. По крайней мере, место для этого появилось.

Млеча, почтительно выслушав Боброва, рискнула сделать ему пару замечаний. Вопреки ее страхам, Бобров не рассердился, а только смутился и махнул рукой, мол, делай, как хочешь и Млеча, заручившись такой поддержкой, стала делать как хотела.

Первым это на себе прочувствовал Андрей, когда у него попытались отхватить кусок оставшегося виноградника под новый коровник. Боброву пришлось разрешать их спор. Атак как спор не решался, он просто вынужден был прикупить еще один участочек по соседству, примыкающий к его уже и так немаленьким владениям.

Сосед, продавший ему участок, не преминул слупить с Боброва за надел на косогоре приличные деньги. И очень удивился, что Бобров не торговался. Как бы он удивился, если бы узнал, что Бобров на страховке за неделю больше зарабатывает.

Вновь приобретенный участок немедленно облагородили, и Млеча получила вожделенный коровник, какой она совершенно не ожидала, потому что построили его согласно требованиям двадцатого века. А Андрей в качестве компенсации за беспокойство получил примерно с гектар виноградников. У Евстафия ожидаемо прибавилось головной боли, потому что увеличился охраняемый периметр. Он, что естественно, явился требовать увеличения штата и вышел от Боброва совершенно огорошенный, потому что вместо просимого десятка получил разрешение набрать полсотни.

Таким образом, численность войска поместья перешагнула за две сотни. И мастерским поступил заказ на изготовление вооружения. Серега ожидаемо потребовал огнестрел. Мол, мы тогда все окрестности подавим, да и море наше будет. Бобров попытался воззвать к его разуму, говоря, что окрестности они и так подавят за счет лучшей выучки, лучших доспехов и лучшего оружия. Про море и говорить смешно. И так все пираты побережья разбегаются при одном слухе о появлении в районе Вованова корабля.

Но Сереге хотелось помпезности. Хотелось огня и грохота. И чтобы все боялись.

– Тьфу ты! – сплюнул Бобров. – Зачем тебе это. Надо, чтобы уважали за ум, богатство, изворотливость, наконец, за деловые качества. А не за тупую, тем более, непонятную силу.

Вобщем, и на этот раз он от Сереги отбился. Тот вроде внял и слегка успокоился. Тем более, что поместье опять расширялось и пополнялось людьми, а значит планировка, строительство, знакомство, обучение и сопряженные с ними головная боль и бессонница. Само поместье по территории уже давно равнялось небольшому городку. Однако, постройки занимали на этой территории совсем мало места. Да и народу было на один Бобровский дом, оставленный им в том еще времени. Вообще поместье как было сельским образованием, так им и осталось. И большую часть его занимали виноградники. Правда, теперь, после введения новшеств, солидный кусок стало занимать пастбище.

С одной стороны это Боброва радовало, потому что и Млеча была при деле, и новый вид стяжательства он получал. Под боком был приличный рынок сбыта и Бобров собирался насытить его молочными продуктами. Имея в полном распоряжении портал, он, как нечего делать, достанет кефирной закваски, а уж сливки, сметану и простоквашу можно делать на месте без всякого импорта. Можно и о сыре подумать. Несчастные греки не знают ничего кроме своего овечьего или иногда козьего. Так мы им устроим.

Бобров поделился с Серегой, Петровичем и дядей Васей. Все пришли в восторг. Деловитый Вован обещал все кисломолочные продукты в темпе доставлять на рынки припонтоэвксинских городов. Оставалось разработать тару и не забыть торговую марку для лучшей узнаваемости.

Смелкову удалось достать хорошие семена – трава полезла из земли, словно ей что-то пообещали. Сочетание южного солнца и регулярного полива делали чудеса даже не на очень хорошей херсонесской земле. Но кроме хорошего выпаса летом надо было иметь еще корма зимой. Завозить их через портал посчитали ненужным шиком. И Бобров вспомнил, как во времена оны молодежь из конторы посылали не только на сбор плодов садов, полей и огородов, но и на покос. Обкашивалось все: лужайки в лесу, обочины дорог и неудобья.

Дорог здесь практически не было, но зато все остальное присутствовало в значительных количествах. Надо было только не влезть на чужие выпасы, потому что жители города водили большое количество овец, держа их порой даже у себя во дворах и поутру выгоняя пастись. Так что утром из ворот города тек светло-серый истошно блеющий поток. И разбредался по окрестным лужкам.

Поэтому нанятые Бобровым люди, вооруженные косами-литовками, купленными Юркой по случаю в одном сельпо, отъезжали на повозках подальше. С охраной, естественно, потому что на тавров Бобров насмотрелся и категорически им не доверял.

Сено косить здесь не умели и показанное Бобровым действо многих впечатлило донельзя. Кто-то даже поинтересовался робко, какие боги подсказали Боброву идею заготовки травы. Бобров задумался – дело было идеологическое и пустить его на самотек не хотелось. Могли и не понять. Вся местная жизнь была этими богами жестко зарегламентирована. Поэтому пришлось все валить на богиню Деметру, которая была ответственна за плодородие почв. Это нашло у контингента понимание и за работу они взялись с энтузиазмом. Правда, было у Боброва подозрение, что в этом больше виновата обещанная высокая плата.

Подсушенное сено свозили поближе к Млечиному коровнику и сметывали в стог. Никто в поместье стога метать не умел. Один дядя Вася, да и тот теоретически. Поэтому сооружение получилось немного косым. К тому же часто случавшийся на побережье ветер так и норовил сено из стога выдуть. Пришлось заказывать у Юрки сеть и накрывать весь стог. Но возня свеч стоила. Нарождающееся стадо было плотно обеспечено едой на всю зиму.

И только обеспечив скотов и Млечу всем необходимым, Бобров расслабился и приготовился снимать с дела сливки в самом прямом смысле. Рядом с ним предвкушающе потирали руки Серега, Вован, Петрович и дядя Вася. Остальной народ, населяющий поместье, понятия не имел о таких вещах как кефир, ацидофилин и варенец и поэтому отнесся к идее довольно прохладно.

Млече в подручные назначили несколько греческих теток, которых еще пришлось обучать, потому что доить корову оказалось непросто. Серега, правда, подал идею насчет доильного аппарата, но Бобров посчитал это совсем уж из ряда вон выходящим. Вот когда стадо вырастет хотя бы до тридцати-сорока голов, тогда стоит подумать, а так…

Первый же блин оказался не комом.

– Да, – сказал Серега, отведав свежеприготовленного кефира. – Ощущаю чудовищную разницу во вкусе, цвете и консистенции.

В городе, через пару лет после крушения Союза и реставрации якобы капитализма, накрылся медным тазом приватизированный молокозавод, и теперь продукцию везли черт знает откуда и она, по уверениям продавцов, точно соответствовала европейским стандартам. То есть, по мнению Боброва и его команды, никуда не годилась. Впрочем, это было не только его мнение. Зато теперь…

С тарой не стали мудрствовать лукаво и применили ту же, что шла под компот. Только крышки не стали герметизировать. Для начала кисломолочные продукты начали внедрять в поместье, население которого, если считать с воинским контингентом, подбиралось к тремстам. До этого, в связи с маломощностью Млечиного производства, продукт потреблялся поместной элитой, к которой Бобров со товарищи волевым решением причислили сами себя. Потом медленно, но неуклонно, по мере того как росла удойность Млечиного стада, продукт стал поступать и для питания трудящихся среднего звена. Самым последним звеном оставались сельскохозяйственные рабочие.

Конечно, Бобров никому продукт насильно не навязывал. Потребление было сугубо добровольным. Но, согласитесь, если начальник пьет по вечерам кефир, то как он отнесется к подчиненному, который этот напиток на дух не переносит. Поэтому пило большинство, кроме совсем уж отмороженных, коим мнение начальства было до светильника. Но таких, надо сказать, было совсем немного. Дядя Вася, к примеру. И Меланья. Надо ли говорить, что уж их-то гипотетический гнев Боброва совсем не страшил.

Но это ладно, к тому времени, когда Млечино стадо доросло до уровня товаропроизводителя, все вокруг было готово для производства и сбыта, включая инфраструктуру, рабочую силу и, собственно, производство. Продажу Никитосу не доверили. Бобров, конечно, говорил, что человек и так зашивается, что у него нагрузка выше крыши, но людскую молву не обманешь, и все прекрасно знали, что Никитос не уважал кисломолочные продукты.

Под это дело специально открыли на агоре лавочку, смонтированную на базе повозки, которую доставляли из поместья по утрам во время базарных дней. Повозка трансформировалась в лавочку за десять минут и с этим прекрасно управлялся продавец, который потом восседал за маленьким прилавком. Восседал он в снежно-белом халате и греческий народ сперва летел на это сочетание как мухи на сладкое. На продавца просто приходили поглазеть. Потом рассмотрели товар, который сначала покупали просто из интереса. А через пару недель появились и постоянные клиенты.

Товар поступал в продажу охлажденным, потому что выдерживался ночь в специальных подвалах метрах в пяти под землей, и потом транспортировался в самопальных термоконтейнерах – обычных деревянных ящиках, выложенных изнутри толстым пенопластом. Товар быстро становился ходовым, и бывало так, что продавца на знакомой повозке уже поджидали наиболее нетерпеливые клиенты. Кефира и простокваши было немного, потому что и удои Млечиных коровенок были далеки от рекордных, а гибридные экземпляры еще не доросли до нужной кондиции. К тому же не весь удой шел на выработку ходовых продуктов – оставалось еще и молоко для любителей, а таковых в поместье было довольно много.

Вобщем, дошло до того, что несколько богатых любителей решили забирать весь товар прямо у Боброва в поместье. Потому что опыты иных производителей, использующих козье молоко, не удались. Весь секрет был в закваске, которой Бобров не собирался делится. Так получилось, что он стал монополистом и привлек внимание городских олигархов. Бобров задумался – торговать оптом было заманчиво. Опять же, пропадала масса хлопот, высвобождались рабочие руки. Но вдруг восстала Млеча. Ее поддержал Вован. Просто потому, что это была его девушка и ему неважны были ее мотивы.

А мотивы Млечи были просты – она хотела, чтобы дело ее рук попадало как можно большему числу людей. И вовсе необязательно это были богатеи. Богатых она почему-то не любила. Причем, не просто богатых, а богатых снобов. Как она их различала, оставалось ее тайной. Но Бобров пошел ей навстречу. Он всегда старался идти навстречу своим, будь это даже последний поденщик из ведомства Андрея. Поэтому и был уверен в любом из своих людей, которые добра не забывали.

А Млечины изделия, которых по мере роста поголовья становилось все больше, стали распространяться и по городам припонтоэвксинья. Тут уж сработал Вован и подведомственная ему судоходная компания. Вобщем Бобров вначале отметил совсем слабый ручеек драхм, текущий в кассу. Потом ручеек превратился в речку.

Боброву уже стало надоедать пересчитывать сокровища, которых становилось все больше, и он решил назначить на эту должность кого-нибудь более ответственного, чем он сам. Мучительные раздумья привели его к кандидатуре Дригисы.

Нет, а что? Бывшая рабыня, легкомысленная девчонка подросла и превратилась в статную красавицу. Но безотносительно к ее внешним данным, которыми на данный момент Бобров не руководствовался, девчонка была умна, упряма и усидчива. Вот последнее ее качество Боброву очень нравилось, потому что он сам был его начисто лишен. Вот и Златка, кандидатуру которой он изначально рассматривал, наличием усидчивости не страдала. Поэтому Бобров вынужден был со вздохом отказаться от желания назначить ее ответственной за казну поместья. Да и народ бы не понял, если он начнет сосредотачивать в семье все рычаги. И хозяйственные, и военные, а еще и финансовые.

Вобщем, Бобров вызвал к себе Дригису, разрушив ее намечающуюся идиллию с Серегой. Девушка поспешно явилась, поправляя хитон и на ходу завязывая поясок. Боброва она уже давно не стеснялась. Вернее, она не стеснялась его с самого своего появления в доме Никитоса.

Бобров полюбовался черноволосой красавицей, показал кулак сунувшемуся в дверь Сереге и сказал:

– Садись. Разговор будет напряженный.

Глаза девушки зажглись нешуточным любопытством. И Бобров решил сразу ее огорошить, чтобы, значит, любопытство имело под собой основание.

– Вот что, – сказал он и сделал вид, что задумался.

Дригиса вся подалась вперед и розовые губы ее приоткрылись.

– Ты ведь у нас девушка умная? – полуутвердительно спросил Бобров.

Кто же станет такое отрицать. Дригиса, конечно же, кивнула.

– И читать-писать умеешь? – продолжил допрос Бобров. – И считать?

Дригиса опять кивнула. Любопытство ее, не находя пищи, тем не менее, росло прямо на глазах.

– Поэтому, – почти торжественно сказал Бобров. – Я назначаю тебя хранителем сокровищ.

Дригиса чуть не выпала из кресла. Примерно минуту она осмысливала слова Боброва, а потом возопила:

– А почему я!

Она еще что-то хотела добавить, но Бобров поднял руку и девушка затихла. Но рот не закрыла.

– Потому что ты единственная, кто для этого дела подходит, – разъяснил Бобров. – Ты умная, счету и письму обучена и очень уважаешь порядок. Мне, например этого вполне достаточно. Да, – он спохватился. – И тебе некуда бежать. Вот таков расклад. Скажи, что тебя особенно радует последнее?

– Я как раз никуда бежать и не собиралась, – обиженно сказала Дригиса. – Сам же сказал, что я не дура.

– Прости, не подумал, – охотно покаялся Бобров. – И вот еще что. Сама понимаешь, что содержание наших разговоров лучше никому не пересказывать.

– Что, даже Сережке?

Бобров подумал.

– Ну ему наверно можно. Все равно ведь не удержишься.

Дригиса надула губы.

– Знаю, знаю, что ты девушка ответственная. Но все равно, не удержишься. Эй, там, за дверью! Можешь зайти.

Серега просочился в открытую щель и вопросительно посмотрел на Боброва.

– Гордись, – сказал тот. – Твоя девушка сделала стремительную карьеру. Чего смотришь? Она теперь у нас кассир-казначей. Только не вздумай использовать ее в этом качестве. И, да, взятки приветствуются.

Наутро Бобров повел новоиспеченного казначея в сокровищницу, высеченную в скале под таблинумом. В комнатку вел стальной вертикальный трап от люка под столом. Сама комнатка была облицована бетоном со следами опалубки, оборудована вентиляцией, выведенной на крышу и водостоком. Вдоль дальней стенки стояли четыре объемистых металлических ящика с цифровыми замками. Под сводом горела лампочка в сетчатом наморднике.

– Здесь у нас золото, – сказал Бобров, показывая на крайний слева ящик. – В остальных серебро. Общая сумма: четыре таланта, пять тысяч триста шестьдесят драхм. Вот все записи по расходам и доходам. Смотри, вести надо аккуратно. Мимо тебя ни один обол не должен проскочить.