Текст книги "Берлин - Париж: игра на вылет (СИ)"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– По походке, говоришь? Значит, и ты туда же? Всем не терпится покуражиться над своим королем! Сегодня утром мой дорогуша братец заявил, что под моей тушей трещат не только ветки, но и позапрошлогодние листья, и поэтому мне нужно не ломиться по лесу, распугивая всю дичь, а тихонько стоять на номере…

– Клянусь всеми святыми, что ничего подобного и в мыслях не имел. Хотя, если Вы об этом, то по-дружески могу лишь попросить Вас, сир, следить за своей комплекцией. Сердце мучить лишней нагрузкой – не годится. Тем паче, что ворох забот и так на нем лежит тяжкий. А Вы всем нам, Британии, нужны живым и здоровым. Простите мне такую наглую прямоту, но раз уж пришлось к слову…

– Да, перестань, пожалуйста. Еще один лейб-медик на мою седую голову свалился. Имей в виду, что при слове «диета» на меня нападают вспышки неконтролируемой ярости. Но я не в обиде. Сам все понимаю, только слаб человек. Да и не так много у меня осталось маленьких радостей в этой жизни, чтобы менять гастрономические привычки, – Эдуард добродушно рассмеялся, – Кстати, Джек, как тебе показалось ружьецо? Вещица занятная, не правда ли? Хоть ты и уступил Коннауту в счете, но, по-моему, два лучших выстрела за день, все-таки – твои, друг мой. А еще клялся, что терпеть не можешь охоту…

– Любить охотиться и уметь стрелять – не совсем одно и то же. Но признайтесь, Вы ведь специально выдали мне именно этот Зауэр, Ваше величество?

– Конечно. Так как?

– Потрясающе. Прикладистость практически идеальна. Вес для ружья 12-го калибра меньше на полфунта, чем у лучших двустволок, что мне доводилось держать в руках. Ну, и бой, конечно, неподражаемый. Само совершенство, одним словом.

– Я не сомневался, что ты оценишь. Хотя прикладистость – больше дело привычки.

– У герцога сегодня такая же, не так ли?

– Да. И это именно он, между прочим, поспособствовал появлению трех сестренок его красавицы в моей коллекции. Твоя – одна из них. Подарок племянничка…

– Лично от Вильгельма?

– Ага. Как ты знаешь, мой дорогой младший брат, Артур Коннаутский, женат на его сестре, и поддерживает с кайзером давние дружеские и вполне доверительные отношения. И это, безусловно, идет на пользу нашему общему делу. Хвала Всевышнему, в частной корреспонденции, как и во время разговоров в узком кругу, мой пылкий берлинский родственник не отличается особой скрытностью. Не в пример хитрому поведению его петербургского кузена, тихушника Ники, в чем не так давно нам пришлось убедиться.

– Это точно. Как он умудрился в тайне подготовить и начать внутриполитические реформы? И почему наши люди в Петербурге это прошляпили? Просто ума не приложу.

– Я тоже. Но больше всего недоумевают его мать, дядья и наш посол… – усмехнулся Эдуард, – Так вот, когда в прошлом году лорд Артур с супругой были в гостях у кайзера, им презентовали зауэровские 12-и и 16-калиберные ружья. Будучи у брата в Бэгшот-Парк, я их опробовал. И похвалил от души. Вещь-то знатная, это чудо 12-го калибра.

После той памятной охоты мой милый Артур в очередном письме к «другу Вилли» обмолвился, что мне его новое приобретение пришлось весьма по душе. А через пару месяцев я получаю в подарок три штуки! Племянник решил блеснуть щедростью. Хотя, может быть, презент этот был и со смыслом…

– И в чем же Вы его находите, сир?

– Возможно, я излишне мудрю, и все куда проще, кайзер просто захотел мне сделать приятное. А может, и нет. Взгляни на стволы. Толщина стенок, цвет стали, тон. Как тебе?

– Клеймо – «Три кольца». Крупп. Сталь, судя по всему, выше всяческих похвал.

– Вот и я про то. Если у тевтонов металл такого качества идет на обычные охотничьи ружья, то спрашивается: так какого же совершенства достигла их нынешняя сталь для выделки корабельных орудий? Готовы в Эссене создавать стволы для них в 50 калибров длиной? И намного ли их пушки окажутся, в итоге, легче твоих, мой дорогой, если будут более тонкостенными, в сочетании с набором их стволов из цилиндров? Все-таки, многие иностранные специалисты утверждают, что эта технология более прогрессивна…

– Я на следующей же неделе вызову к себе Базиля Захарофа, его инженеров и их коллег от Армстронга, а также наших военных специалистов из Вулвича и Портсмута. Обсудим эти моменты со всей ответственностью. Понятно, что с учетом 10-и стволов в пяти башнях на корабль, дельта по весу действительно может оказаться серьезной. И хотя на обозримое будущее число и размер стапельных мест нас пока не ограничивают, как и размеры основных доков, каждая лишняя тонна – это сто фунтов стерлингов…

– Потом расскажи мне, что они скажут на эту тему, и может ли подобное положение нам реально чем-то угрожать. Возможно, уже пришло время отказаться от проволочной технологии? Что ты сам думаешь по этому поводу, Джек? Есть у нас время и достаточно ли средств на модернизацию артиллерийского производства?

– Обязательно доложу, сир! Высказанные на совещании мнения и мои выводы могу представить отдельной запиской.

– Хорошо. Хотя лучше, пожалуй, нам обойтись без бумаг…

А теперь, Джек, позволь мне вернуться к упомянутому мной Николаю, к русскому царю. Ты, конечно, помнишь все, что я тебе рассказал после бесед с Марией Федоровной, его матерью. И помнишь то его письмо, что я тебе дал прочесть, после пугающего случая с бомбой, найденной в Оксфорде?

– Еще бы! И я до сих пор нахожусь при своем мнении. Нужно было послать Флот Канала в Балтику. Для начала – в Копенгаген с дружеским визитом. А после этого лорд Баттенберг мог бы идти в Петербург во главе эскадры, а не на одном «Дрейке».

– Ах, как же хочется Вам, мой дорогой адмирал, с плеча разрубать гордиевы узлы, не утруждаясь тем, куда и в кого полетят брызги. Но я прошу тебя, Джек, не надо никогда забывать, что в дипломатии, как и в политике, по большому счету, нет последнего слова. Флот Британии – это не самодостаточная военная гильдия, призванная охранять острова метрополии. Он – примат, главный инструмент, нашей имперской политики…

Только не надо так буравить меня глазами, пожалуйста. Да, я понимаю, что сегодня, пока его сильнейшие корабли не вернулись с Дальнего Востока, царь «голый». И кроме ничего не стоящего старья, Балтийскому флоту нечего выставить на защиту столицы, но…

Не хочу напоминать тебе про опыт экспедиции Дампира во время Восточной войны, однако, ты ведь не откажешь в мужестве Нельсону, который в куда более благоприятной ситуации после Копенгагена не пошел к Кронштадту? А почему не пошел? Потому, что Дания в реальных врагах это одно, а вот Россия, тем более всерьез и надолго, это нечто совершенно иное! При подобном внешнеполитическом раскладе мы запросто потеряем материковую Европу, и наполеоновская «континентальная блокада» будет представляться нам легким насморком на фоне чумы.

Иногда грамотный политический игрок должен сдать назад сегодня, чтобы сорвать банк завтра с наименьшими для себя издержками. Даже если сейчас он имеет, казалось бы, пригоршню козырей на руках – подавляющую военную силу. Но все дело в том, друг мой, что действительно серьезный политический игрок обязан просчитать наперед то, что последует за этим его силовым решением. Причем, даже не завтра и не послезавтра, а где-то там, в пока еще едва осязаемом будущем.

Угроза, которую высказал весной русский царь, демонстрируя нам свою готовность примкнуть к Тройственному союзу, невзирая на все трудности, которые у него при этом обязательно возникли бы с парижскими кредитами, была вполне реальной. Блефовать – не его стиль. К тому же, имея такой золотой запас, он ничем особо критическим не рисковал. А мне, поверь, сегодня меньше всего хотелось бы видеть Россию в стане наших открытых врагов. Да, и вообще никогда видеть ее там не хочется, откровенно говоря.

Я уж молчу о том, что подобный афронт от Петербурга подрубит на корню всю нашу «комбинацию» по усмирению германских амбиций, которую мы выстраиваем последние четыре года. Ты ведь не думаешь, что франки долго смогли бы упорствовать перед лицом Четверной коалиции? Все наше «Сердечное согласие», Джек, испарилось бы как сон, как утренний туман. И даже если ты утопишь русские и немецкие корабли все до единого, это для нас не изменит ровным счетом ничего, когда Париж капитулирует перед Берлином.

Давай, будем реалистами: на самом деле Николай в тот момент мог позволить себе такую жесткость в нашем отношении, которую он проявил. Мы поставили на самураев и проиграли. И, откровенно говоря, царь даже изрядно поскромничал, – Эдуард с хитрецой подмигнул покрасневшему от гнева Фишеру, – Однако, забегая вперед, замечу: все вовсе не так уж и плохо, друг мой. Наша сдержанность и такт тогда, оправдали себя на все сто процентов, если не больше того. Хоть ты и не любишь охоту, но знаешь, что выдержка и терпение – первейшие качества для охотника. А теперь нам пора переходить к делу, мой дорогой. К делу! – с этими словами король по-заговорщицки оглянувшись по сторонам, достал из охотничьей сумочки небольшую кожаную папку, – Это тебе нужно прочитать. Здесь и сейчас. Предупреждаю, с собой – не дам, даже и не проси.

– Но что там, Ваше величество?

– Луи Баттенберг, которого мы с таким тяжким сердцем отправляли в Петербург, не только преуспел в своем деле, он совершил в России маленькое дипломатическое чудо. Я на днях получил от него шифрованный отчет из Стокгольма, о котором пока знаем только мы с лордом Эшером. Тебе – третьему – надо с ним ознакомиться. И больше пока никому. Кабинет все узнает, но в свое время. Сначала мы обсудим военно-морскую часть этого послания, она, а как ты убедишься, крайне серьезна, и придем по ней к согласию.

– Но почему не из русской столицы или из Киля, а с обратной дороги?

– Осторожность не лишняя. Кое-кто считает, что новая тайная полиция царя весьма эффективно работает. Не хотелось бы, чтобы с этим письмом ознакомились не только мы.

***

Когда Фишер оторвался от чтения послания лорда Баттенберга, бывшего не только зятем русской царицы, но и до недавнего времени начальником разведки Ройял Нэйви, его физиономия лучилась таинственной улыбкой Джоконды.

– Ну, и как тебе? – прервал подзатянувшуюся паузу Эдуард, – Смакуешь?

– Да. Пожалуй, все намного лучше, чем мы могли бы рассчитывать. Но почему?! Они действительно нас так сильно страшатся, или тут зарыто нечто более интересное?

– Конечно, решение Николая подписать с кайзером новый Договор перестраховки, нас порадовать не может. Однако, с его утверждением, что это вполне адекватный ответ на наше Ententecordiale с французами, поспорить трудно.

С другой стороны, это вовсе не тот формальный оборонительный и наступательный военный союз «на все случаи жизни», на котором настаивал Вильгельм. Таким образом, главная цель его блиц-визита в Петербург не достигнута.

Хвала Всевышнему, но царь действительно боится или, скорее, принципиально не желает столкновения с нами. Возможно, тут сыграло определенную положительную роль и то обстоятельство, что Алиса – внучка моей матери, а Баттенберг женат на ее сестре. Не зря лорд Луис пишет, что императрица лично встретила его на вокзале.

– Вполне допускаю, сир. Однако, возможно и то, что русские просто желают для себя большей свободы рук и нашей уступчивости на предстоящем мирном конгрессе, а кроме того не хотят отказываться от французских заемных денег.

– Логично, Джек. Тоже вполне логично…

– Но, по-моему, весь этот примирительный настрой царя мог быть вызван скорее тактическими соображениями. Русские осознают свою временную слабость в Финском заливе и опасаются за свои возвращающиеся с Дальнего Востока корабли. Ведь, в самом деле, момент просто исключительный. В случае чего, мы запросто могли бы их…

– Позволь мне с тобой принципиально не согласиться, мой воинственный Джек. Они прекрасно понимают, что на авантюру мы не пойдем, тем более при раскладе, имеющемся сегодня. Не только прямое нападение, но даже и история, подобная той, что некогда имела место быть с эскадрой Сенявина, сейчас не в наших интересах.

Я больше склоняюсь к тому, что этот перестраховочный договор царя с Вильгельмом вовсе не дань сиюминутным трудностям русских. Похоже, Ники действительно настроен на сохранение европейского мира на долгие годы. Разве не о том же говорит его решение в области военного кораблестроения? Ты до конца осознал, что это значит?

Царь намерен почти на четверть сократить линейный флот! Тем самым показывая и нам, и кайзеру, что не собирается включаться в гонку морских вооружений, направленную против интересов Великобритании. Надежды Вилли и столь любезного ему господина Тирпица противопоставить нам суммарный потенциал их собственного флота и мощного, к тому же обогащенного бесценным боевым опытом русского, в ближайшей перспективе вылетают в трубу.

Кроме того, вместо постройки следующей шестикорабельной серии линкоров, чего мы с тобой так опасались, царь собирается в ближайшие годы лишь возместить новым кораблестроением убыль в броненосных крейсерах, которых у него и до войны было – кот наплакал. Причем, и это уже третье подряд фиаско Вильгельма, Николай решил поручить их разработку, а возможно и постройку головного корабля, нам. Виккерсу. А вовсе не германским фирмам, на что кайзер самодержца, несомненно, всячески уговаривал. Но весь немецкий профит – несколько дестроеров и парочка легких крейсеров для Вулкана, Шихау и Круппа. Я бы назвал это утешительным призом.

Кстати, теперь я совершенно не склонен считать коммерческие успехи пройдохи Захарофа в Петербурге единственно лишь его заслугой. Очевидно, что мы имеем дело с политическим решением самого царя и его военно-морского окружения. Баттенберг ведь не просто так упомянул о Русине, Гейдене и Банщикове в этой связи. Нам с тобой надо пристально присмотреться к ним всем.

– Но при этом царь готов допустить германцев до святая святых, до своих верфей. Я понимаю, конечно, что ему хочется, воспользовавшись удачной конъюнктурой, в темпе провести их модернизацию. Но отдавать на сторону такие пакеты акций, это…

– Это тоже политическое решение. Только жертвуя определенным куском прибылей и открывая некоторые карты, можно быстро наверстать технологическое отставание с иностранной помощью. Ты не хуже меня знаешь, что германские инвестиционные деньги дешевле наших, а качество продукции уже вполне сопоставимо, к сожалению.

Кроме того, Виккерс тоже получает там свою долю. Да еще какую! Адмиралтейские верфи и заводы Петербурга. Американца этого, Крампа, царь тоже не обделил, конечно. Разумная практика рачительного хозяина, не желающего класть все яйца в одну корзину.

Что касается Армстронга, то, как пишет Баттенберг, к нему у Николая отторжение на уровне враждебности. Но его можно понять: в конце концов, ведь именно эта наша фирма выстроила почти две трети японского линейного флота, а на половине остальных их кораблей стоят ее пушки. Вернее, стояли. Посейдон хорошо пополнил свой арсенал…

Короче говоря, такие новости заставляют меня посмотреть на ситуацию под иным углом зрения, друг мой. Наше предложение, переданное через лорда Луиса, попало точно в цель. И помяни мое слово: я не сомневаюсь, что скоро русские согласятся обсудить с нами всеобъемлющее размежевание зон влияния в Азии.

– Допустим. Но ставлю сто против одного, что они потребуют для начала, как нашей покладистости в деле заключения их мирного договора с Токио, так и окончательного решения вопроса с турецкими проливами. Причем в духе их предложений от 98-го года. Вот только на что-либо подобное мы пойти не сможем.

– Я бы не был столь категоричен, Джек. Каждый вопрос в политике имеет свою цену. Каждый. Что же касается японцев, на натаскивание которых мы потратили столько сил…

Черт возьми! Ну, кто мог ожидать такого решительного их разгрома?! Мы считали, что, даже проигрывая «по очкам», эти желтомазые джентльмены проявят свои знаменитые самурайские качества фокстерьера и, истекая кровью, причинят русским армии и флоту такой урон, что в репертуаре русско-галльского кабаре наша милая шалунья Марианна станет впредь играть только главные роли. В таком случае наглец Вилли оказался бы в положении загнанного волка, обнесенного красными флажками. А что мы имеем теперь?

– Что, сир?

– Издеваешься? Теперь нам придется признать, что четыре года внешней политики Великобритании – моей политики – спущены в ватерклозет, и надо все начинать сначала! Желание русского царя с нами договариваться, я лично расцениваю как подарок судьбы. И веский повод поприветствовать умницу Луи Баттенберга членом Тайного совета и кавалером Большого Креста ордена святых Михаила и Георга.

– Договариваться – это замечательно. Но, сир, позвольте мне надеяться, что хотя бы персидская нефть не станет предметом торга. В противном случае, при всем уважении к Вашему величеству, мне останется лишь просить об отставке…

***

Несколько забегая вперед, можно сказать, что объективным итогом этой дружеской прогулки короля и Первого морского лорда во время охоты, станут серьезные изменения в корабельном составе Ройял Нэйви. По сравнению со списком из известной нам истории, конечно. Новые вводные полученые Фишером, приведут и к увеличению числа кораблей, и к их определенным качественным улучшениям. Но с точки зрения Руднева, Банщикова и Балка такое развитие событий представлялось вполне ожидаемым.

Последствия разгрома Японии, а также конкретизированные царем по просьбе лорда Баттенберга кораблестроительные планы России, были тщательно проанализированы в британском Адмиралтействе. И сделанные выводы весьма серьезным образом сказались на программе строительства английских линкоров-дредноутов и линейных крейсеров.

Кроме того, в отличие от нашей истории, там решили достроить и последние два «Минотавра», шестнадцатитысячетонные броненосные крейсера додредноутного типа. Фишер не стал требовать отмены заказов на них не столько исходя из сведений о планах России по строительству кораблей этого класса, сколько из известия о решении немцев срочно внести изменения в проект двух уже заложенных однотипных больших крейсеров.

Естественно, он знал, что собой представляет аванпроект броненосного крейсера в те же шестнадцать тысяч тонн, подготовленный по распоряжению Захарофа конструкторами фирмы Виккерса для японцев, и позже, в связи с изменением рыночной конъюнктуры, предложенный Петербургу. «Минотавры», спроектированные Эдвардом Муни под общим руководством нового главного строителя британского флота Филиппа Уоттса, уступали такому кораблю и в артиллерийской мощи, и в бронировании, превосходя в скорости полного хода лишь на полтора-два узла.

Первым реальным ответом Фишера на новые русские корабли станут нареченные «линейными» супер-крейсера, задуманные им как убийцы своих броненосных коллег, и оснащенные турбинами Парсонса и восемью «линкорными» двенадцатидюймовками. Но для быстрого парирования любых мыслимых улучшений, которые Бюркнер и компания смогут провести на уже начатых постройкой германских кораблях, дополнительная пара «Минотавров» вполне подходила…

После «Дредноута» и трех его улучшенных «почти копий», число закладываемых англичанами линкоров начнет постепенно возрастать от типа к типу по сравнению с известным Вадиму и Петровичу перечнем. К серии дредноутов типа «Сент-Винсент» добавится четвертый – «Фудройянт». Следующих за этой восьмеркой «Нептунов» станет пять, за счет дополнительных «Султана» и «Лорда Гладстона».

В первой серии линейных крейсеров, знаменитых «Инвинсиблов», также появится четвертый систершип – «Фьюриес». Что даст повод некоторым журналистам, пишущим на военно-морские темы, объявить «Инвинсиблы» адекватным ответом Великобритании на четверку русских больших крейсеров типа «Баян» 2. Это будет верным лишь отчасти, поскольку «малаец Джеки», в соответствии с «двухдержавным стандартом», объявит окончательным ответом на первую серию наших кораблей дредноутного класса восемь своих: как линейные крейсеры типа «Инвинсибл», так и линкоры типа «Сент-Винсент».

Но на достигнутом Фишер не остановится. К троице улучшенных «Инвинсиблов» – «Индефатигеблов», он добавит четвертый корабль, «Глориес». Следующая за ними серия линейных крейсеров – «большие кошки», с головным «Лайоном», станет пятикилевой: на деньги, выбитые Кабинетом и Парламентом из имперских доминионов – Канады и Южно-Африканского союза, добавятся ее четвертый и пятый корабли – «Канада» и «Рэйнбоу».

Среди этого разнообразия типов, наибольшие конструктивные отличия от аналога из нашей истории претерпит «Нептун» и его систершипы. Что, впрочем, не удивительно, ведь к моменту их закладки на стапелях, в Лондоне успеют оценить окончательный облик русского «Баяна» 2, разительно отличающийся от первоначального проекта Виккерса.

Эти прекрасно сбалансированные британские дредноуты будут на две тысячи тонн тяжелее, чем известный нам «Колоссус», получат пять двухорудийных башен главного калибра в диаметральной плоскости, их главный броневой пояс, лобовые плиты башен и боковые на верхних кольцах барбетов достигнут толщины в 12”, а максимальная скорость хода превысит двадцать два узла. Удачный проект станет базой для разработки нового поколения линкоров, восьми сверхдредноутов типа «Орион», представляющих собой лишь несколько увеличенных под 343-миллиметровые орудия «Нептуны», концептуально практически идентичные кораблям типа «Айрон Дюк» из известной нам истории.

Зато идущие «в комплекте» к «Орионам» линейные крейсера-сверхдредноуты типа «Лайон» будут серьезно отличаться от их аналогов, сражавшихся под флагом Битти при Гельголанде, Доггер-Банке и Ютланде в нашей Первой мировой. Они будут почти на три тысячи тонн тяжелее, на полузла тихоходнее, но получат мощный 10” главный пояс. По силуэту «большие кошки» будут практически соответствовать «нашему» «Тайгеру».

Тогда как «Тайгер», так сказать «местный», на «наш» не будет походть нисколечки. Но о нем и его систершипах – «Леопарде» и «Ягуаре», как и обо всех британских линкорах и линейных крейсерах с супер-калибрами главной артиллерии, начало которым положит шестерка «15-дюймовых» «Айрон Дюков», первоначально планировавшихся к постройке как третья серия улучшенных «Орионов», читатель узнает несколько позже…

Таким образом, в сравнении с нашей историей, за восемь лет Британия получит семь дополнительных капиталшипов дредноутного класса, плюс – пару мощных броненосных крейсеров-додредноутов. Эскадру двухдивизионного состава! Правда, Владычице морей такое удовольствие обойдется весьма недешево: без малого семнадцать миллионов фунтов уйдет на постройку самих кораблей. А если добавить еще эксплуатационные расходы…

Рецепт, выданный Фишеру лордом Эшером на старте линкорной гонки: «Почаще пугайте публику немцами и русскими, и этот страх намелет вам целый флот дредноутов», оправдается лишь частично. В отличие от «нашего» мира, дабы свести концы с концами, первые крупные займы в САСШ Лондон разместит на три года раньше, в 1911-м году, что станет тектоническим сдвигом в предвоенном мировом балансе сил. И с этого момента «крестовый поход» Соединенных Штатов в Европу можно будет считать начавшимся.

Вот только с его «руководящей и направляющей» у воспов и иже с ними возникнут некоторые проблемки: вместо хорошо известной всем Федеральной резервной системы, здесь САСШ обзаведутся нормальным, подконтрольным государству Центробанком, и их доллар останется финансовым инструментом правительства, а не частной «лавочки».

Почему? Об этом также будет рассказано в свое время…

***

На первом этаже правого крыла Сандрингем Хауса, пристроенного к старому дворцу в бытность Эдуарда престолонаследником, в конце короткой анфилады залов находилась курительная с громадными, истинно королевскими креслами, небольшим столом из ореха и внушительным, помпезным камином, под стать креслам. Его серый гранит обрамляли дубовые панели «под средневековье», украшенные барельефами на охотничьи темы.

Именно туда, после сытного обеда, если так можно охарактеризовать тот праздник обжорства, который с подачи Его величества станет визитной карточкой эдвардианской эпохи наравне с дредноутами, буйствами суфражисток и схватками вокруг ирландского гомруля в Парламенте и на улицах Ольстера, неспешно направилась мужская половина собравшейся по случаю фазаноубийства компании…

Уместно заметить, что инициатором апгрейда своего любимого дворца был именно принц Уэльский, а не его супруга, до замужества датская принцесса Александра, старшая сестра российской вдовствующей императрицы. Ей в их с Эдуардом семейном гнездышке и без расширения площадей почти все нравилось, за исключением некоторых интерьеров, перегруженных скульптурно-картинными последствиями страсти ее свекрови, королевы Виктории, к ампиру и почившему почти на сорок лет раньше мужу – принцу-консорту.

Эдуарду же просто понадобилось немного дополнительного места, чтобы было где складировать свои любимые книги, ружья и разнообразные охотничьи трофеи. По жизни Британский монарх был страстным коллекционером. Конечно, лошадей, гончих псов или любовниц по шкафам не распихаешь и по стенам не развесишь. Зато с книгами, ружьями, чучелами и разными прочими рогами проделать это можно было без особых проблем. В результате, Сандрингем Хаус обзавелся новым крылом в стиле неоготики, внешне чем-то напоминающим прусскую казарму.

За его фасадной неказистостью, на втором этаже, скрывалась огромная библиотека, хранящая на добротных дубовых полках массу литературно-полиграфических шедевров. Дешевые бульварные опусы сорокалетней давности легко уживались здесь с уникальными прижизненными изданиями Шекспира, Сакса или философскими трудами Канта, Ницше и Фейербаха. Парижские театральные альманахи и фривольные журналы, с припрятанными меж их страниц скобрезными открытками, запросто соседствовали со свежими выпусками военно-морского справочника Джена, а спортивная и охотничья периодика – с романами Жюля Верна, Луи Жаколио, Ги де Мопассана и проспектами оружейных фирм.

Как говорится: «покажи мне свои книги, и я скажу – кто ты…»

Этажом ниже, прямо под библиотекой, распологалось царство Эдуарда-охотника. В его арсенальном зале, за стеклами лакированных шкафов красного дерева, поблескивало, окруженное филигранной гравировкой по золоту и серебру роскошных окладов, иссиня-черное благородство вороненых стволов. Двустволки, тройники, штуцера, дробовики и боевые винтовки именитых оружейных фирм, револьверы. Чего тут только не было!

Особняком стояли шкафы, наполненные охотничьими орудиями из заморских стран, всеми этими томогавками, луками, стрелами, ножами, кутарами и копьями. Даже русские медвежий капкан и рогатина, равно как и бенгальский шикаргар, патагонские болас или австралийский бумеранг, нашли себе место в королевской коллекции…

Миновав оружейу, хозяин и его гости миновали пару залов, от пола до потолка набитые охтничьими трофеями Эдуарда. Правда, не только его самого. Не торгуясь, он приобретал у кого-нибудь приглянувшуюся рогатую или клыкастую голову. Но с еще большим удовольствием принимал ее в подарок, как, например, это было с роскошной головой беловежского зубра, презентованной ему полковником Элджерноном Перси, и ставшей подлинным украшением королевской коллекции…

***

В камине курительной залы весело потрескивали пылающие дрова: лето 1905-го года выдалось в Англии сырым и совсем не жарким, так что с простудами и плесенью по углам лучше было бороться превентивными методами. Тем более, что хозяин Сандрингем Хауса спартанским здоровьем не отличался. Хронический бронхит донимал его с молодости, и избавить короля от этой болячки пока не смогли ни лучшие врачи, ни лучшие курорты.

Подойдя к камину, Эдуард задумчиво уставился на пылающие в нем поленья, затем переложил щипцами наверх кострища одно, слегка поддымливающее, и широким жестом пригласил четверых спутников рассаживаться по креслам. Пока его гости устраивались поудобнее, выбирали и раскуривали сигары, сам он, с выражением истинного блаженства на лице, протянул ладони к огню. Король любил тепло…

– Ну, что же, дорогие мои, в конце концов, все не так уж и плохо в этой жизни, не правда ли? Фазан был хорош. Камин сегодня почти не чадит, тяга прекрасная. Вильгельм, как нас заверил милый Артур, судя по последнему письму уже не мужлан-воитель, а сама любезность. Что вполне понятно: царь, как я и предполагал, ссориться с нами не желает. И это меня положительно радует… – Эдуард маленькими шажками обошел свое кресло и, облокотившись на его спинку, обвел собравшихся задумчивым взглядом, – Если бы не некоторое прискорбное обстоятельство, джентльмены, которое вносит в гармонию бытия некоторый дискомфорт. Но об этом поговорим попозже.

Я слышал, Джек, как ты сегодня в разговоре с лордом Мильнером упомянул о том, что практически все наши офицеры уже вернулись из Японии, и у тебя в Адмиралтействе их отчеты даже успели обобщить?

– Да, сир. Я хотел на днях представить Вам доклад по всем этим делам.

– Но сам-то ты уже все прочел, что там они понаписали?

– Конечно.

– Может быть, тогда ты расскажешь нам, какие мысли тебе пришли на основе этих рапортов, о причинах столь неприятного для японцев и для нас течения войны на море?

– Боюсь, я могу что-то упустить…

– Это не страшно. Основные-то выводы для себя ты сделал, не так ли?

– Естественно, Ваше величество. И первый заключается в том, что как бы хорошо государство ни планировало развитие своей военной мощи, на полях сражений все будут решать люди. Конкретные персоналии. В первую очередь, – находящиеся на командных должностях. Их разум, воля, подготовка, знания и… если хотите, отсутствие или наличие таланта. Может быть, тут даже стоит употребить другое слово – гениальность…

– Гениальность? К чему это ты, Джек?

– Не к чему, а к кому, сир. В этой войне во главе русских эскадр оказались сразу два выдающихся флотоводца, а вот у японцев таких адмиралов, как Макаров или Руднев, не нашлось. К сожалению. Возможно, кстати, что и погибший в Шантунгском бою Чухнин был под стать упомянутой парочке. Суровая судьба не позволила ему показать все, на что он был способен. Но, во всяком случае, маневрирование его отряда броненосцев в завязке сражения кэптен Пэкинхэм считает блистательным, и я склонен с ним согласиться…

При прочих равных, это было как бы соревнование на экзамене лучших учеников школы – круглых отличников, прилежно писавших диктанты и выполнявших контрольные работы, каковыми нам нужно признать Того и Камимуру, с талантливыми, одаренными ребятами, не гнавшимися за высокими оценками в классе, но готовыми в каждой ситуации искать свое, нестандартное решение для поставленных перед ними задач. В этом я вижу первопричину неудач флота Микадо. Все остальное – вторично. Даже немецкий тротил…