Текст книги "Лунные бабочки"

Автор книги: Александр Экштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Часть II
Оперуполномоченный ангел

Глава первая

1

Далай-лама взял в руки глиняную чашу, зачерпнул из источника, бьющего в пещере, воду и сделал несколько глотков.

– Где-то здесь, – сказал он двум своим спутникам и неопределенно кивнул головой в сторону выхода из пещеры, – она и располагается.

Вокруг неглубокой пещеры высилось безмолвие, прерываемое гулом срывающихся в пропасть лавин. Безмолвие было огромным и белым, непредсказуемым и опасным, но в то же время чистым и хрупким. Гималаи. Перевал Орджанмин. Высота – 6821 метр.

– Это место действительно существует? – спросил у далай-ламы европеец с характерной для русских непредсказуемой искренностью в чертах лица. Он был в теплой, слегка модифицированной для гор рясе. – Для нашей веры даже предположение о существовании такой страны греховодно.

– Просто вы не знаете своей веры, – спокойно ответил далай-лама. – Православие слишком тонкое и глубокое вероисповедание, оно не по плечу современным пастырям. Страна снов Агнозия, или, если угодно, Шамбала, где-то здесь, но не надейтесь, что вы встретитесь со своими детскими снами, которые у всех до пяти лет пророческие.

– А мне кажется, – сказал третий спутник, – что даже если мы столкнемся с этой страной, в основе все равно будет грубая реальность, чудодейственность которой обусловливается лишь ее уникальностью и неизученностью.

– Это очень удобное предположение, – равнодушно ответил ему далай-лама. – Наверное, приятнее веры, оптимистичнее. Всегда есть шанс уверовать. Обратный процесс катастрофичней. Уход из веры в неверие дестабилизирует ангельское и уничтожает дьявольское внутри человека, а это опасно, дьявол мстителен.

– Да простит меня Аллах, – заметил третий спутник, – но это лишь слова, а их много, есть и более убедительные, но ты-то знаешь, правитель Тибета, что в словах истины нет.

– Истины нет нигде. – Православный монах, точнее, человек, представившийся православным монахом, опустил глиняную чашу в источник и, наполнив ее прозрачной водой, протянул мусульманину, точнее, человеку, похожему на мусульманина. – Познание истины предусматривает финал, то есть несуществующее действие, которое, конечно же, существует, но истина к этому не имеет никакого отношения.

– Зачем вы изобразили своего Бога человеком? – Мусульманин бережно принял из рук монаха чашу с водой. – Хотели возвысить человека, а на самом деле унизили Бога…

Неожиданно их беседу прервал порыв холодного ветра, донесший до их слуха гул далекого камнепада. Гималайские горы жили своей жизнью. Боги, духи и демоны гор пренебрегли бы людьми, сидящими в небольшой пещере, но их беспокоила судьба источника, бьющего в ней, поэтому они окружили пещеру и пристально следили за людьми, за каждым их шагом.

– Бога унизить нельзя, – вздохнул человек, похожий на православного монаха. – Да ты и сам это знаешь, но все равно говоришь. Если я начну отвечать, ты станешь искать слабые места в моих ответах, и у нас, – монах улыбнулся, – возникнет религиозный конфликт креста и полумесяца.

Мусульманин осторожно пошевелился, усаживаясь поудобнее, но сделал это неловко из-за ушибленной ноги, ставшей причиной их привала. Из наклонившейся чаши в его руке пролилась вода на освобожденную от обуви ступню синевато-багрового цвета. Буквально на глазах ступня стала принимать обычный цвет, и вскоре о месте ушиба ничто не напоминало. Мусульманин потрогал ногу рукой и, подняв глаза на далай-ламу, хриплым от удивления голосом спросил:

– Что это?

– Это гималайские горы, Тибет, – спокойно ответил ему далай-лама.

2

Тот, кто выдавал себя за православного монаха, в миру носил имя хотя и великое, но в сочетании с фамилией вполне дурацкое. Кузьков Коперник Саввич, уроженец Татарстана, города Чистополя, где, кроме церквей, тюрьмы и часового завода, выпускающего часы «Командирские», больше ничего не было, особенно если не принимать во внимание дома, улицы, собак и, стилизованное под татарское, русское небо над головой. Коперник Саввич проявил недюжинные способности и волю для того, чтобы вырваться из Чистополя навсегда, и он из него вырвался в Москву, ибо талантливому человеку в России больше некуда вырываться, только в Москву или в эмиграцию. В Москве он стал доктором медицинских наук. На пути к докторскому званию познакомился с нейрохирургом Лутоненко, тот представил его Ивану Селиверстовичу Марущаку, и Коперник Саввич занял в УЖАСе должность «радостного гостя», то есть стал исполнителем приговоров, палачом. Коперник Саввич входил в группу «Тайная вечеря» и был лучшим в мире знатоком ядов и специалистом по их применению в самых невозможных для этого условиях. Там, где он исполнял верховную волю, люди умирали со счастливой улыбкой на губах. Не важно, где это происходило: в купе поезда, на приеме у папы римского, в постели любовницы, во время получения правительственной награды или ссоры с женой. Как только яд начинал устанавливать в организме свои порядки, человек сразу же становился счастливым, просветленным и мечтающим войти в смерть с нетерпеливой улыбкой желания на губах. Коперник Саввич знал более трех тысяч разновидностей «счастливых» ядов, которые подразделялись на «грубые», с наркотическим эффектом, «эльфовые», когда человек путает умирание с блаженным засыпанием, и «мудрые», когда человек настолько задумывается о смысле жизни, что продолжает этим заниматься и после ухода в мир иной. Такой яд применялся лишь к людям, ни в какой мере не заслуживающим преждевременной смерти, но которых, дабы они не мешали устоявшейся гармонии, требовалось убить. Группа отравителей «Тайной вечери» была настолько высокопрофессиональной, что знаменитый Чезаре Борджиа стоял бы в ней где-нибудь на предпоследнем месте.

Вторым спутником далай-ламы был Ахмет Ветхалиль, представившийся как правоверный мусульманин дуалистического направления, призванного устранить противоречия между суннитами и шиитами. Если отбросить изыски объяснений, это означало, что с Ахмета Ветхалиля в любой момент могли снять шкуру и те и другие. Дуализм в мусульманстве – это то же самое, что антисемитизм в израильском кнессете. На самом деле Ахмет Ветхалиль был никакой не Ахмет и тем более не мусульманин, а профессиональный разведчик Виталий Халимович Радецкий, подполковник ГРУ, русский еврей с татарскими корнями и полным отсутствием привязанностей во всем, что касалось вероисповедания. Ему ничего не стоило впасть в религиозный фанатизм, в знаменитую мусульманскую ярость и носиться с перекошенным от крика лицом по любому ближневосточному городу, отстаивая интересы Аллаха, и тут же, сменив гнев на милость, ворвавшись в посольство христианской страны, разорвать на груди одежду, показать крест и заявить, что его преследуют за христианские убеждения мусульманские фанатики, что, впрочем, не помешает ему этим же вечером подарить крест проститутке в сауне или, за неимением зажигалки, оторвать кусочек священного текста из свитка Торы в синагоге, чтобы поджечь его от семисвечника и прикурить сигару. К буддизму он вообще относился с пиететом и даже хранил у себя дома, в московской квартире по Дорогомиловской улице, кусочек мизинца гигантского Будды от скальных статуй в Афганистане. Виталий Халимович был знаком талибам как первоклассный взрывник и правоверный мусульманин. Взорвав Будду, он не удержался и взял на память осколок мизинца, заодно прихватив, но уже в Кабуле, и карту с обозначением тренировочных лагерей на территории Афганистана, в которых обучались террористы Северного Кавказа и Средней Азии. Вот такие спутники были у далай-ламы, и вел он их не куда-нибудь, а в страну снов Агнозию, в которой осуществляется ритм незнакомого людям времени и пространства.

3

Психиатры – это люди, склонные к мифологизации и поэтическим изыскам. Есть некая, тщательно заретушированная, легитимная несусветность в деятельности психиатров. Женщин, в основном бальзаковского возраста, регулярно жалующихся на бессонницу и при этом спящих ночами крепко и сладко, они диагностируют как страдающих агнозией – неузнаванием сна. В народе таких женщин называют попроще и поточнее – ведьмами.

Впервые об Агнозии, как в свое время Платон об Атлантиде, упомянул старец Ливии Слепой, тридцать пять лет бродивший в рясе монаха и с двухпудовыми веригами под ней по горному Тибету, Китаю и Непалу в поисках молитвенных, таинственно возникающих на всем пути православного золотого сечения, потоков. В конце концов, покинув Тибет в 1148 году, он оказался в Иерусалиме, где его случайно закололи крестоносцы, приняв за сарацинского мага, хотя на самом деле он выглядел как христианский праведник. Ливии Слепой использовал для описания своих странствий по буддистско-ламаистскому миру зоряную письменность, которую будущие историки назвали «шелковыми письменами» безо всяких на то оснований. Зоряную письменность изобрел в III веке н.э. Хромой Баймут, колдун из воинственного племени синти, проживавшего на территории нынешней Венгрии и пришедшего туда из Северной Индии. Зоряная письменность – это что-то наподобие больших мусульманских четок, где каждое звено покрывается определенной системой точек и бороздок, по которым сведущий человек мог узнать обо всех событиях, потрясших путешественника, сделавшего эти записи. Синти, предки нынешних, деградировавших под натиском современности цыган, владели зоряной письменностью все как один, и поэтому версия константинопольских ученых-монахов о разведывательной миссии цыган, племени синти и романи, вполне здравомыслящая. Впрочем, все это отступление… Ливии Слепой первым, но далеко не последним упомянул о тибетской стране снов Агнозии, в которой всех упавших в нее предупреждают о страшной катастрофе, постигшей Землю два миллиона лет назад, и о приходе на нее «огненных младенцев с глазами параллельной вечности без зрачков».

4

Коперник Саввич и Ахмет Ветхалиль остались при своем неверии в страну Агнозию, а далай-лама и не пытался скрыть радости, ибо его ни на секунду не оставляло чувство какой-то неправильности. Ни в монахе, ни в магометанине он не видел той особой, свойственной людям веры, просветленной аскетической глубины, без которой встреча со страной снов может закончиться клубящейся катастрофой, и Гималаи с хрустальным всхлипом поглотятся нейтральной параллельностью, как это некогда произошло с градом Китежем в России, то есть они по-прежнему будут, но их не станет. Агнозия – страна нелепой, бессомненной истины, в ней слишком много неподконтрольных, неизвестного происхождения, сил и целенаправленной доброты безумия.

Далай-лама облегченно вздохнул, когда показались холмы Поталы, а вскоре и высланная навстречу ему свита.

– Мы прибыли, – сообщил он спутникам, – нас ждет отдых.

– Какой такой отдых? – возмутился Ахмет. – У нас другие задачи. Какого черта вы нам впаривали про бредовую Агнозию, а привели в задрипанную Лхасу?

– Действительно, – поддержал Ахмета Коперник Саввич, – какого черта?

– Заткнитесь, – посоветовал им далай-лама, садясь в поставленные перед ним носилки и глядя куда-то в небо, – а не то я прикажу, чтобы вас убили.

– Всю жизнь мечтал отдохнуть в резиденции далай-ламы, – широко улыбнулся белозубый Ахмет, – увидеть Поталу, одним словом, и… – он взмахнул рукой, – отдохнуть, к чертовой матери.

Любой, даже самый опытный и самый гениальный, психолог-физиономист, глядя на того, кто представился Ахметом Рустани Джумбадским эль-Ветхалилем, засвидетельствовал бы его абсолютную искренность и глубочайшее уважение к далай-ламе, хотя на самом деле полковник Радецкий с удовольствием застрелил бы его.

– К тому же Лхаса – удивительный экологический заповедник, – согласился с Ахметом Коперник Саввич. – Здесь воздух даже от острого аппендицита вылечивает.

Монах явно издевался над ситуацией, но далай-ламу это меньше всего интересовало, он уже вошел в состояние легкой медитации. Открыл глаза лама лишь в большом зале своей резиденции. Медитация не помогла ему ответить на вопрос: «Почему лама Горы попросил доставить этих людей, встретив их в селении Коолты, за которым начинается пустыня Гоби, в Агнозию?» Далай-лама лично, без свиты, встретил их в Коолты и повел в Агнозию, но по дороге передумал и направился прямиком в Поталу.

Далай-лама еще раз попытался войти в мысленный контакт с ламой Горы и вновь не смог этого сделать.

– Как устроились наши гости? – спросил он у невзрачного на вид тибетца, похожего на кого угодно, только не на тибетца. – Хорошо ли им?

– Да, – кивнул великий палач Тибета, – я убил их, Святейший.

5

В конце XX века Тибет стал более доступен миру. Китаем были сняты некоторые ограничения на посещение Тибета. Как всегда в случаях неожиданной открытости миру закрытых систем, туда повалили все, кому не лень. В Тибете пышным цветом расцвели уголовщина, наркомания, теневой туристический бизнес и склонность к упрощению великих постулатов до уровня голливудского мировоззрения. Французское географическое общество, лондонский научный центр, кембриджское братство тектоников, мюнхенский академический совет и санкт-петербургское научное общество «Радонеж», которые на самом деле были филиалами разведок этих стран, аки волки кинулись поглощать знания еще недавно недоступного для их заинтересованности Тибета, посылая туда экспедицию за экспедицией. Выяснили, что «Крыша мира», великое Тибетское плоскогорье, впрочем, как и все Гималаи, образовалось в результате столкновения двух континентов, как бы выдавилось из глубин океана. Подтвердилась более двух веков существующая теория о круговоротности природных катаклизмов на поверхности земли и регулярной, раз в сто сорок четыре тысячи лет, смены местами суши и воды. Путем сложных, на уровне расчленения нейтрино и фиксации его в специальной ловушке «Агафодемон-700», расчетов ученые пришли к окончательному выводу, что «суша становится океаном, океан сушей, и начинает развиваться абсолютно новая цивилизация других, отличных от человека, биологических видов»…

Среди множества других вопросов женевский форум ученых-аскетов обсуждал и это открытие.

– Если брать цифру сто сорок четыре тысячи лет, а «Агафодемон-700» не может ошибиться… – У Джона Пула, астрофизика из США, был такой глубокомысленный вид, что Корзуну Сергею Афанасьевичу захотелось сказать ему что-нибудь матерное, но, понимая, что и сам выглядит не лучше, он, вежливо улыбаясь, молчал. -…выходит, что все мы невольные участники какого-то эксперимента, от которых ничего не зависит.

– Ну, знаете, – неожиданно для Пула и Корзуна вмешался в разговор стоящий рядом с ними миллиардер Вильям Хогинс, приглашенный на форум в качестве почетного гостя, – как это ничего не зависит, разве мы статисты в бродвейском шоу?

Гости-миллиардеры, по мнению ученых, должны молчать и платить, а не вякать в столь высокомудром окружении. Пусть радуются, что приобщились к бессмертному.

– Хуже, – удивленно глянул на Хогинса Корзун, – и смешнее.

Проходивший мимо Чигиринский оставил в покое академика Сандри Глимука, с которым прогуливался по фойе, что-то внушая ему на ухо, и подошел к беседующим.

– В баре есть редкий «мак», глубокой очистки, шестьдесят градусов, – сообщил он новость Корзуну, не обращая внимания на остальных, – а ты тут прохлаждаешься.

– Они говорят, – решил найти в Чигиринском союзника Хогинс, – что в Тибете обнаружены доказательства того, что каждые сто сорок четыре тысячи лет кто-то топит все человечество и разводит новое, как будто мы крокодилы на ферме.

Ефим Яковлевич доброжелательно окинул взглядом пиджак Хогинса в районе внутреннего кармана с выпирающим бумажником и ответил, почему-то глядя на Сергея Афанасьевича:

– Это же явный перебор, сто сорок четыре тысячи лет, трехгодичного цикла смены людей на людей было бы вполне достаточно, а если серьезно, то в Тибете еще не то обнаружат, и все будет обманом, там же все мошенники, от далай-ламы до играющего роль оккупанта председателя КНР. Для того чтобы узнать о катаклизменных циклах на поверхности Земли, совсем не обязательно влезать на Гималаи и тратить огромные средства на использование «Агафодемона-700». Все уже давно написано у Иоанна Богослова, надо было спросить у меня, я все объяснил бы.

6

Нью-Йорк вовсе не город, а союз городов с разными нравственными, имущественными и даже национально-политическими установками. Между Манхэттеном, Бронксом, Бруклином, Куинсом и прочими составляющими Нью-Йорка такая же разница, как между пьяным бомжем и пьяным сенатором, арестованным вором-карманником и задержанным наркобароном, между черным и белым, между «инь» и «ян», то есть никакой особой разницы.

Слегка выпивший сенатор от штата Аризона Арчибальд Соукс был одет в светлое кашемировое пальто, на голове шляпа из дублированного пролаксованного твида, а во рту сигара. Он весьма странно выглядел в узкой, продуваемой ветром зловонной щели, соединяющей 52-ю и 74-ю улицы. Поздний вечер, осень и даже для Гарлема грязный переулок, единственным сомнительным достоинством которого был теплый воздух из аварийного воздухоотвода подземки, не предназначеный для пеших прогулок в одиночестве сенаторов США. Особенно если они шикарно одеты и на пальце носят массивный платиновый перстень. Арчибальд Соукс с отвращением отшвырнул ногой с дороги мятый газетный лист и медленно пошел в сторону 52-й улицы между мусорных баков, время от времени посвечивая фонариком себе под ноги. Он то и дело чертыхался, когда дорогу, выскакивая чуть ли не из-под ног, перебегали крысы. Луч фонарика скользнул к стене, рядом с которой раздавался гул воздухоотвода, и осветил кучу тряпья и «стильный», с элементами андеграундного дизайна, навес в виде китайской пагоды из картона над ним. В благоухающем естественными запахами тряпье лежал сильно хмельной, старый и больной негр Клит Римбуч. Он смотрел усталыми глазами в сторону ослепившего его луча фонарика.

– Везет тебе. – Соукс выключил фонарик. – Свободен, да к тому же избавлен от обязанности заседать в сенатской комиссии.

– Ты прав. – Старик прислонился спиной к стене и, поджав по-восточному ноги, стал похож на слегка обезумевшего и почерневшего от горя Будду. – И шутишь как белый человек. – Он насмешливо и равнодушно посмотрел на Соукса. – Мне почему-то казалось, что белые в это время, впрочем, как и в любое другое время, не ходят по Гарлему.

– Тебе это казалось, старик. – Соукс кашлянул и оглядел переулок-щель. – Когда нужно, белые появляются всюду.

– Нет ни белых, ни черных, – хриплым голосом проговорил негр. – Есть только дураки и умные. К первым относишься ты, Арчибальд Соукс, сенатор Аризоны и куратор суперпроекта «Хазары» от правительства США.

Что-то насторожило Соукса в словах негра, и вообще все это ему казалось странным и неприятным с самого начала. Утром к нему зашел полковник Генри Олькттом. Зашел без предупреждения, словно грабитель, но Арчибальду Соуксу ничего не оставалось, как приветливо улыбаться. Этот англичанин, помешанный на ламаизме и русском православии, что не мешало ему быть гражданином США и полковником сектора «Экстерм» ЦРУ, мог сделать с ним, Арчибальдом Соуксом, все, что угодно. Три месяца назад Соукс был делегирован президентом США и утвержден сенатом на участие в проекте «Хазары». Это придавало ему дополнительный политический вес, а то, что он член, хотя и номинальный, без последствий и практического применения, команды астронавтов, готовящихся к полету на Юпитер, в будущем поможет ему поселиться на правах хозяина в Белом доме. Все было как нельзя лучше, пока не пришел полковник Генри Олькттом и не рассказал, заодно дав послушать и посмотреть кассету с цифровой записью, что он, Арчибальд Соукс, до сих пор полностью так и не избавился от пристрастия к трубке с опиумом в часы вечернего отдыха, и это грозит ему полным крахом политической карьеры. С тех пор Соукс «дружил» с полковником. И вот сегодня утром Генри Олькттом предложил Соуксу странную, но выгодную сделку. Он объяснил ему, как добраться до старика, «вонючего бродяги», и беседовать с «этим чучелом» до той поры, пока тот не «изучит тебя» и не передаст «кое-какие пленки». После выполнения задания Генри Олькттом пообещал уничтожить весь компромат на Соукса и более не беспокоить его до конца жизни. Это была выгодная сделка. Соукс не колеблясь согласился, поверив Олькттому, что тот уничтожит компромат. Такие не врут. Если бы Соукс не разбирался в людях, он никогда бы не стал влиятельным человеком в политике.

– Я даже не спрашиваю, – стараясь быть вежливым, Соукс походил на человека, пьющего горячую водку без веских на то оснований, – откуда ты меня знаешь. Получается, что я в проигрыше, ибо ты не знаком мне, старик.

– Да, – неожиданно по-юношески белозубо улыбнулся негр. – Я не был тебе представлен.

Арчибальду Соуксу стало зябко, неуютно и даже страшно. Он вдруг почувствовал, как со стороны 52-й Восточной улицы в переулок-щель вползла плотная необъяснимая тишина и стала двигаться в их сторону. Соуксу захотелось убежать, но он посчитал, что это слишком для сенатора.

– Меня попросили, – неуверенно продолжил он, – кое-что взять у тебя.

– Тебя не попросили, – усмехнулся негр, – тебя заставили.

Арчибальду Соуксу показалось, что от негра стало исходить свечение, как будто вокруг его шеи разгорался ровный огонь, охватывающий черную голову по кругу. Соукс выпустил изо рта сигару, но она так и не упала, ибо плотная тишина с беззвучным хрустом обрушилась на него, на Нью-Йорк и на мир вокруг них. Голова негра лепестково, словно водяная лилия, через которую пропустили ток высокого напряжения, раскололась, пламя стало ярче и приобрело форму треугольника, в центре его сидел русоволосый младенец, почти копия изображаемого художниками Купидона, если бы не глаза, черные до вороненого блеска, без зрачков и по-азиатски, но утрированно узкие. Треугольник пламени приподнялся вместе с младенцем и остановился на уровне сенаторской переносицы.

– Агууу-га-я, – засмеялся малыш, протягивая руку в сторону Соукса, – га-гаа, ульгууу… – И острие пламени с шипением ворвалось в глаза Арчибальда Соукса.