Текст книги "Лунные бабочки"
Автор книги: Александр Экштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Глава третья
1
Паники пока не было. Слишком грандиозным и неожиданным предстал перед человечеством феномен солнца. Ничего особо страшного не произошло, там, где ночь, воцарился день, там, где люди готовились к обеденному ленчу, обнаружилось, что они чересчур долго готовились и пора думать о глотке виски на ночь. Застигнутое врасплох дневное небо США и незаконно захваченное ночью население второй половины земного шара, включая наш Петропавловск-Камчатский, целых четыре секунды могли видеть в небе два месяца – один растущий, а второй убывающий, хотя на самом деле это был период полнолуния. Растущий месяц был цвета начавшей краснеть вишни, а стареющий, как Земля из космоса, был голубым. Через четыре секунды это недоразумение задернулось густой и низкой облачностью. Но паники по-прежнему не было. Лишь в Аргентине произошел случай коллективного суицида, застрелились пятнадцать членов астрономического общества, но, как выяснилось позже, они были членами не астрономического общества, а тоталитарной секты Муна Третьего, и рано или поздно все равно бы застрелились, независимо от смены дня и ночи и расположения лун на небе.
Совершенно необъяснимо повели себя СМИ. Они молчали. Только по каналам Си-эн-эн в сводке погоды улыбающаяся диктор сообщила: «Сегодня вы можете наблюдать облачную ночь вместо солнечного дня. Такое случалось и раньше. Еще Ницше говорил, что ночь – это тоже солнце. Такое явление очень естественно для Земли и происходит раз в сотни тысяч лет. А сейчас встречайте Лару Крофт, она вам объяснит разницу между женщиной в купальнике "змейка" и женщиной в купальнике модели "ультра"».
Контанио Джидо, конгрессмен, владелец «Вашингтон пост» и ряда других авторитетных изданий Америки, дзог предварительного посвящения, отмахнулся от осаждающих его главных редакторов потрясающей фразой:
– Я вас всех уволю. Вы хотите ввести в заблуждение граждан США. Выгляните в окно, на улице ночь. При чем здесь день?
С этим трудно было спорить, и все владельцы мировых СМИ были солидарны с Контанио Джидо. Ночь есть ночь, а день есть день.
Директор ЦРУ переговорил по линии правительственной связи с директором ФСБ.
– У вас какое время? – спросил директор ЦРУ.
– Ночь, – коротко ответил ему Волхв, разглядывая через окно солнечный московский день.
– А у нас – день, – похвалился директор ЦРУ, включая настольную лампу.
Главы государств быстро обменялись своими мнениями по поводу неадекватного поведения дня и ночи и приняли общее решение: «Ничего не произошло».
2
Бледные демиурги, гости из Рааая, элохимы, дзоги и жители подземной страны гениев напряженно погрузились в ожидание. Они понимали, что смена дня на ночь и наоборот – это демонстрация силы «лунных бабочек». Правители земной и человеческой цикличной жизни, аварийный экипаж звездной бригантины «Солнечная система», понимающие, что для того, чтобы правильно жить, нужно научиться правильно умирать, были смущены. Демонстрация силы их впечатлила и озадачила вопросом: «Как действовать?» Ведь еще не было даже известно, как поведет себя Черный Будда-Антихрист в условиях свободы и непредсказуемого мыслетворения. Мнение инертной, управляемой и жалко-похотливой шестимиллиардной толпы по имени Человечество хозяев Земли не интересовало, было лишь одно «но»… «Лунные бабочки» пришли не к хозяевам…
Само собой, возникновение дня посреди ночи и вхождение ночи в солнечный день было не пошлой демонстрацией силы аолиэтных лаоэров, а жесткой производственной необходимостью. Таким образом открывались пульсационно-пространственные проходы и дисциплинировалось вторичное время поверхности. Стефан Искра понимал вдумчивый шок своих нетрезвых друзей, увидевших солнце в ночи, но был уверен, что этот шок будет недолгим,
– Тарас, – Хромов упер руки в бока и стал похож на профессионального скандалиста, – и ты, Стефан, – полковник с негодованием повернулся к Стефану Искре. – Опять ваши фээсбэшные шуточки? Опять вы в стадии эксперимента? Куда подевалась ночь, я вас спрашиваю?
– Это белая горячка, – прямолинейно высказался Миронов и, сделав шаг в сторону Хромова, с чувством произнес: – Я с тобой, Леонид.
– Куда? – опешил Хромов, увидев в глазах Миронова готовность к подвигу, жертве и самоотдаче. – Я никуда не иду. И вообще стой пока на месте, – посоветовал он пьяному другу и посмотрел на Веточкина, ожидая ответа.
– Ну, знаешь, Леня! – возмутился Тарас Веточкин. – Ты думаешь, что говоришь? Зачем ФСБ солнце среди ночи, если оно иногда даже днем надоедает?
Аргументы Веточкина не выдерживали никакой критики. Он сам это понял и поэтому, позаимствовав у Хромова позу профессионального скандалиста, стал рядом с ним, лицом к Стефану Искре, и с упреком посмотрел на него. Миронов, удивленный такой постановкой вопроса, тоже упер руки в бока и, повернувшись спиной к друзьям, с возмущением взглянул на желтоглазого, похожего на карточного шулера кота, идущего по парапету Москвы-реки с видом респектабельного пройдохи. Но почему-то Миронов был похож не на профессионального скандалиста, а на флегматичного человека, который уложил свои сумки в багажник автомобиля, остановившегося перед ним под видом такси и сразу же уехавшего, оставив его без багажа посреди шоссе.
– Видите ли, – сказал Стефан Искра, – я бы все объяснил, но в этом нет никакого смысла. Хотя, – пожал он плечами, – давайте попробуем.
Стефан Искра сделал полшага в сторону и словно бы вошел в стену, половина его тела исчезла, а половина осталась…
Пришли, – равнодушно произнес призрак – хранитель Московского Кремля, сиренево-влажным лучом возникая посреди Георгиевского зала. – Я уже устал вас ждать среди этого занудства и скуки по имени Время.
– Катастрофа была неожиданной, грубой и странной, – ответил аолиэтный лаоэр, принявший образ в диапазонном времени призраков, – пришлось срочно накладывать пластырь времени, но скоро этому придет конец.
– Черный Будда, – вздохнул вест, – еще они его называют Антихристом.
– Уберем пластырь времени, посмотрим, как они подготовлены к его отсутствию. – Свет слов аолиэтного лаоэра отражался в паутинообразной сиреневой структуре кремлевского веста. – Слишком долгое прозябание в режиме добра и зла дезориентировало всех землян, демиурги и элохимы не исключение, тем более что они не знают докатастрофного периода и всех узоров хаоса.
– Мне все равно, что время, что безвременье, – бликующим шепотом проговорил вест. – Я устал от повторений и смыслов.
Белая горячка, – уверенно произнес Миронов, увидев половину туловища друга без второй половины. Он гордо вскинул голову, опустил руки по швам и, сделав шаг в сторону разделенного Стефана Искры, произнес: – Я с тобой, Стефан…
3
Именно в этот момент встречи аолиэтного лаоэра с вестом, фантомо-паутинообразным существом агнозийской власти седьмой параллельно-галактической степени, Стефан Искра вспомнил о прошлом так, как будто он с ним никогда не расставался, как будто смертельной контузии и вмешательства в его мозг и прошлое Алексея Васильевича Чебрака не было. Он вспомнил свое имя – Василий, фамилию – Корнеев. Вспомнил имя отца – Иван и родину своего детства – Алтай, маленькое село Ручейники. Память вернулась, но Стефан Искра не обратил на это внимания, ибо его, как аолиэтного лаоэра, больше интересовали возможные последствия для Земли после снятия с нее пластыря времени, и, как начальнику кадров ОМ ФСБ России, ему необходимо было изыскивать возможности взять ситуацию под контроль. Плюс ко всему он стал понимать и видеть все наслоения транзитно-корневых жизней Земли, чаще всего уникально сформированных, созидательно-опасных и разрушительно-благотворных. Плюс к этому он четко понимал свою исключительную власть над этими жизнями и столь же четко понимал, что ему, Стефану Искре, эта власть неподконтрольна…
– Хватит, – решительно помахал рукой видимой половине Стефана Искры вмиг отрезвевший и сразу же сориентировавшийся в ситуации Тарас Веточкин, – выходи, ты не на службе. Теперь понятно? – обратился он к застывшему в позе опозорившегося скандалиста Хромову с видом человека, для которого такие мелочи не требуют никаких объяснений. – Такие явления объяснить невозможно, а ночь есть ночь, придет время, и она вернется. Сейчас, кстати, день, при чем здесь ночь?
– Ну да, – согласился с ним Хромов, доброжелательно глядя, как Стефан Искра выводит свою вторую половину из неизвестного ему пространства. – Я знаю, не первый день в МУРе работаю.
– При чем здесь МУР? Я тебе о дне среди ночи говорю.
– Нормальный день, – отмахнулся от него Хромов и вкрадчиво поинтересовался у полностью материализовавшегося Стефана Искры: – Слушай, Стефан, а слабо тебе узнать, кто заказал предпринимателя Рудакова из Кунцевского района и его бухгалтершу Соляковскую, или, – Хромов увлекся, – вот можешь сразу сказать имена, фамилии и адреса гадов, что вчера бомбанули хату коллекционера Бабкина на Тверской? А то меня начальство поедом ест, жизни никакой нет…
– Эй, мужики, – донесся до них голос подплывшего к парапету рабочего. Он держал в руке раскуроченный, но, как оказалось, настойчиво действующий мобильник Веточкина. – Вам звонят.
– Надо же, – Тарас Веточкин покачал головой и, наклонившись к рабочему, взял из его рук мобильник, – какая крепкая хреновина.
Еще в ресторане, после второй бутылки коньяка, Хромов поспорил с Веточкиным, что раздавит мобильник, сжав его в кулаке, и выиграл этот спор.
– Да, – осторожно поинтересовался Веточкин у телефона, бережно держа его двумя пальцами возле уха, – я слушаю. – Выслушав сообщение, он оглядел мобильник со всех сторон и решительно выбросил его в реку, тут же совестливо спохватившись: – Черт, надо было додавить его и в урну бросить, а не реку загрязнять. – Затем обратился к Хромову: – Забудь о смерти Рудакова и Соляковской, им это уже абсолютно до лампочки. Приказом министра внутренних дел, который выполняет распоряжения президента, ты переведен на службу в отдел модификаций ФСБ, и я, – Веточкин ошарашенно тряхнул головой, – твой начальник.
– И я с вами! – громко напомнил о себе Миронов.
4
Этому событию предшествовало секретное совещание в развернуто-лучевом комплексе «Ч».
– Интересная планета Юпитер, – задумчиво произнес президент России, склоняясь над картой звездного неба, выполненной в объемно-цифровом изображении на поверхности совещательного стола в бункерном кабинете на глубине две тысячи метров под Центром управления космическими полетами в подмосковном городе Королеве… Держа в руке стержень пульта, он «пододвинул» к себе участок «К-7» пояса астероидов между Марсом и Юпитером. – Забавно, что пояс астероидов возник как разделительная полоса между Меркурием, Венерой, Землей и Марсом – планетами земной группы, и Юпитером, Сатурном, Ураном, Нептуном и Плутоном – планетами неземной группы. Кстати, – совершенно неожиданно вернулся на землю президент, обращаясь к министру внутренних дел, – разве МВД обязано заниматься океаном? Почему вы зачислили в штат океанологов Стронгина, да еще и на ставку начальника следственного отдела?
– Ну, это, как его… – От неожиданности министр внутренних дел развел руками и произнес нечто несуразное: – Если не мы, то кто?
– Ладно, – махнул рукой президент, – спасибо, что поддержали ученого, а теперь пусть он идет под крылышко Михаила Григорьевича. Приказ я уже подписал. Океаном, Юпитером и антитеррористической деятельностью у нас будут заниматься Волхв и Дождь Николай Олегович.
– Вообще-то он и у нас хорошо себя чувствовал, – попытался сохранить «выход на океан» в своем ведомстве министр внутренних дел, приводя способные обескуражить кого угодно доводы. – С полковником Хромовым Леонидом Максимовичем, лучшим оперативником России, сдружился, планы по Атлантике вместе с ним составляли.
– Хорошо, – пошел навстречу министру президент и почему-то кивнул директору ФСБ. – Пусть и Хромов переходит в отдел модификаций ФСБ, уговорили. – Он улыбнулся, склоняясь над настольными звездными картами, и вернулся к разговору о Юпитере. – Мне не совсем понятен принцип посадки на Юпитер. Если у планеты нет твердой поверхности, тогда что там есть?
– Газообразный водород атмосферы, – с готовностью ответил научный руководитель космических программ России, академик Борнео Наум Яковлевич, автор теории о Солнечной системе как инженером сооружении. – Постепенно он переходит в жидкую, а затем и в твердую, металлическую, фазу. Это абсолютно необычное агрегатное состояние водорода. Оно связано с резким увеличением давления по мере погружения в атмосферу планеты. Всего лишь на глубине 0,9 радиуса планеты давление достигает сорока миллионов атмосфер. Магнитное поле Юпитера на много порядков превосходит земное при обратной полярности, но… из всех планет земной группы лишь одна Земля имеет радиационный пояс планеты неземной группы – Юпитера. Это говорит о родственности Юпитера и Земли. Мы как бы сильно ослабленная копия его, фантомная частица, ибо радиационный пояс Юпитера в десятки тысяч раз интенсивнее земного. Из всех планет Солнечной системы лишь только на Юпитере и Земле наблюдаются полярные сияния, связанные с прорывом заряженных частиц из радиационных поясов в атмосферу, и лишь только на наших двух планетах существуют грозы.
– Майские грозы Юпитера! – восхитился президент. – Интересно было бы посмотреть и послушать гром и молнию планеты-гиганта.
– Тогда нужно предположить, что на Юпитере вечный май. – Опытный Наум Яковлевич одновременно настоял на истине и сделал реверанс в сторону главы государства. – Там ось планеты почти перпендикулярна к плоскости ее орбиты и нет смены времен года.
– Вечная весна, – прищурил глаза глава ГРУ Дождь Николай Олегович. – Как хорошо вы знаете Юпитер, черт бы вас побрал, заодно бы и объяснили, почему у нас по ночам светит солнце?
– Вот именно, – покивал головой президент, то удаляя, то приближая пультом к себе галактики и созвездия настольно-объемной карты. – Только вы как ученый высказываете свои предположения, а не как особа, приближенная к императору. Вы представляете, – глава государства обвел взглядом присутствующих, – в ту ночь, когда наступил день, мне восемь человек из администрации сказали, что таким образом меня приветствует небо. – Взгляд президента стал жестким. – Я их всех уволил, даже несмотря на то что солнце среди ночи в предвыборный год – действительно неплохая пиар-акция.
– О, поверьте мне, – понимающе улыбнулся Наум Яковлевич, – в этом явлении нет ничего удивительного и сложного. Есть всего три варианта, способных вызвать такой феномен: или прекращение вращения Земли вокруг своей оси, или проявление самостоятельности Солнца, решившего покинуть свое место и застать теневую сторону врасплох, или третий вариант, паранаучный, но я, как представитель официальной науки, отвергаю его с порога, даже несмотря на то что первые два варианта также невозможны, хотя, – Борнео глубокомысленно вздохнул, – возможно все.
– Вот! – неожиданно оживился присутствующий в бункер-резиденции министр финансов, вскакивая с кресла и тут же падая в него обратно, неловко зацепившись карманом пиджака за деревянный подлокотник выполненного в стиле аскетического соцреализма кресла. – Такие у нас в науке дела. Просят выделить им на развитие девять миллиардов рублей в год, а сами мозги людям такими вот фразочками пудрят. Да я за девять миллиардов в год, – вновь разволновался, вскакивая с кресла и снова падая в него, министр финансов, – столько таких слоганов придумаю, что ой-ой-ой. Например, вкладывая в развитие науки рубль, взамен вы получаете возможность вкладывать в нее сто рублей и так далее, пока какой-то идиот с воспаленными от гениальности мозгами не разберет людей на запчасти для обслуживания биороботов, которые при создании избежали знакомства со сперматозоидами. – Министр как заговорил неожиданно, так неожиданно и замолчал.
– Он у нас консерватор, – объяснил ученому президент, – за государственную копейку удавится.
– Да он и за свою удавится, – стараясь, чтобы его никто не услышал, буркнул глава СВР.
– За свою он не удавится, а удавит, – поправил его Дождь и постарался произнести свою фразу еще тише.
– Ему без разницы, за чью копейку, свою или государственную, удавливать, лишь бы удавливать, – вмешался в разговор Волхв.
– Умники, – повернул к ним голову президент, – помолчите, пожалуйста. – Он обратил взгляд к Борнео: – Ну и что говорит об этом явлении паранаука?
– Она говорит, что таким образом проявляется зеркальная параллельность, искажающая время и пространство, – попытался объяснить необъяснимое смутившийся Борнео.
– Понятно, – кивнул президент, – давайте лучше поговорим о реальном. Нужно ли России самостоятельно готовиться к полету на Юпитер, что чревато падением уровня жизни граждан государства, или осуществлять совместный проект с американцами?
5
Президент России знал ответ на этот вопрос. На него ответил сам ход развития космической отрасли. Самостоятельно страна могла действовать, лишь напрягая свои экономические, научные и психологические мышцы, да и то на уровне околоземной орбиты и «закладывания» к планетам Солнечной системы то искаженно слышащего «уха» наподобие АМС (автоматического спутника) «Магеллан», осуществившего радиолокационные съемки поверхности Венеры, то далеко не зоркого «глаза» наподобие космического телескопа имени Комарова, принцип действия которого полностью скопировали американцы для своего КТХ – космического телескопа имени Хаббла. Качественный рывок во Вселенную Земля могла осуществить, объединив все силы. Но для этого необходимо обрести спокойствие, унять амбиции неразвитых стран и народов хотя бы путем их уничтожения, создать единое системное государство из развитых стран мегаполисного типа, вывести новый тип биоэлектронного человека… «Жутковато-заманчивая перспектива, – подумал президент, глядя на Борнео Наума Яковлевича в ожидании ответа, который он знал. – Все как будто правильно, глобализация на уровне науки и техники необходима для познания Вселенной, но кажется мне, что это будет ложным познанием».
– Юпитер в одиночку взять невозможно, – ответил президенту Наум Яковлевич, – но на уровне подготовительного этапа самостоятельность необходима, хотя бы для того, чтобы избежать общих ошибок.
– Я понял вас, Наум Яковлевич, садитесь, – произнес президент.
– Вот видите, уже Юпитер, – наконец-то вышел из шока министр внутренних дел, – а вы у меня Хромова хотите в ФСБ перевести, одного из самых лучших сыщиков планеты.
– И Стронгина, – напомнил ему президент, – лучшего океанолога земного шара.
Глава четвертая
1
В подземном научно-промышленном комплексе «Янки» кипела работа. Творцы «Хазара» были так одержимы ею и так привыкли к подземному существованию, что их не волновало поведение дня и ночи на поверхности…
– По-моему, сейчас должен быть день, – пожал плечами Джон Карри, – но мне сказали, что вернулась ночь.
– Ах, – вздохнула Клэр Гатсинг, – я бы с удовольствием вернула ту ночь в Акапулько.
– Какую ночь? – с недоумением посмотрел на нее Джон Карри. – Мы не были с тобой в Акапулько.
– Милый, – вновь вздохнула Клэр Гатсинг, – при чем здесь ты?
– Ты права, – охотно согласился Джон Карри, – я здесь ни при чем, тем более что ночи в Акапулько, говорят, слишком душные. Пойдем в альфа-ангар, – предложил он Клэр Гатсинг. – Арчибальд Соукс уже там, сегодня принимаем центральный отсек «Хазара».
– Арчибальд Соукс, – задумчиво проговорила Клэр, – я вся в экстазе от этого сенатора и вся в экстазе от Службы национальной безопасности, заявившей, что у них нет полномочий для разработки сенатора США.
– Арчи хороший парень. – Джон Карри уже признал в Соуксе коллегу и поэтому считал его вне критики. – Хотя, – засомневался он, – в нем, конечно, есть нечто непросчитываемое.
– Юпитер, – Клэр Гатсинг редко тратила время на выслушивания своего жениха и начальника, ставшего первым благодаря второму, – и наш «Хазар» нужно проверить на совместимость.
– Полетим и проверим, – не стал вдаваться в подробности Джон Карри.
– Джон! – властно одернула его Клэр Гатсинг. – Без меня ты никто, поэтому разговаривай со мной внимательно…
Да, Клэр Гатсинг была человеком-гением и экстремально-сексуальной женщиной. В ней было что-то от грехопадения, без которого не осуществилось бы творение. Над ее мыслями, телом и словами властвовала затаенная и чрезвычайно эмоциональная неудовлетворенность. Если она брала в руки бокал шампанского и, подержав его, уходила, оставив на столике, вошедший после нее в кабинет мужчина, не ведающий, что здесь только что была Клэр, возбуждался при виде бокала и в панике бежал на прием к штатному психосексологу объекта «Янки». Эта особенность Клэр так приглянулась СНБ, что она взяла ее под свое покровительство. Впрочем, Клэр Гатсинг покровительствовала не только СНБ. О ее здоровье и настроении регулярно справлялись президент США и народ Америки. Она была символом всех феминистских организаций мира, и отнюдь не за то, что могла возбуждать мужчин и женщин при помощи предметов, побывавших в ее руках, нет. Истинную славу и блеск Клэр Гатсинг составляли ее гениальность и изощренная исследовательская отвага. Это Клэр предположила, а затем и доказала глупость нашего разделения времени на прошлое, настоящее и будущее. Оказывается, время напоминает однородный стеклянный шарик, вокруг которого океан безвременья, экспериментирующего со временем. В однородности времени прошлое и будущее может быть только настоящим. Предаваясь воспоминаниям о своем детстве, юности, мы попадаем благодаря памяти в ложную зависимость от ложного течения времени, а моделируя будущее и предполагая в нем свое умирание, мы умираем не спустя некоторое время, а здесь и сейчас. На самом деле мы не рождаемся и не умираем, это все шуточки безвременья. Одним словом, Клэр Гатсинг додумалась до того, до чего может додуматься только женщина, наполненная гениальной неудовлетворенностью.
Эта теория была бы голословной. Но Клэр Гатсинг, используя грубые достижения современной цивилизации, попробовала измерить пространство внутри человека на клеточном уровне с помощью прибора «Актуалий» биоэкранирующего действия. Этот прибор, выращенный Клэр из психосубстанционно-информационной мли-клетки миро-океанного планктона, уже более десяти лет применяется в науке и считается наиболее точным и быстрым в определении объемно-безлинейных расстояний. Запущенный в младенца через роженицу, спутниковый зонд «Актуалий» вживился в шифры клеточно-генетических пространств человеческой плоти и начал выводить их постепенную расшифровку через разведспутник ЦРУ на монитор в кабинете Клэр Гатсинг. Через пять лет после рождения ребенка молекулярный спутник-зонд «Актуалий» наткнулся на скопление клеток поглощающего притяжения и, передав сигнал бедствия, исчез, но информации было уже более чем достаточно. Самое потрясающее, что клетки человека хранили в себе память своего возникновения, и эта память, в полном смысле этого слова, была «обжигающей».
Оказывается, когда-то, в своем невообразимо первичном существовании, человек, то есть все мы, возник при температурном режиме в 666 тысяч Кельвинов. Клетка запомнила это навсегда, и «Актуалий» бесстрастно зафиксировал вид этой памяти, напрягшей всю мировую науку настолько, что восемнадцать лауреатов Нобелевской премии, среди которых были биологи, химики и физики, отказались от служения науке, отреклись от своих имен и ушли в глубины своих вероисповеданий. Но это было еще не все. При таком температурном запечатлении памяти клетки человека уже не могли воспринимать земную информацию. Нельзя, побывав в центре Солнца, реагировать на пламя спички. Это говорило о том, что наша память о вчерашнем дне абсолютно недостоверна. Но самым необыкновенным и обескураживающим в открытии Клэр Гатсинг было то, что запечатленная (неподвижная) информация, считанная с человеческой клетки, напоминает фотографию Большого Красного Пятна на Юпитере. Более того, НАСА владеет информацией о том, что температура вблизи центра Юпитера достигает 666 тысяч Кельвинов, а в самом центре – 999 тысяч Кельвинов. Еще в 1979 году АМС «Вояджер-2» дал возможность ученым рассмотреть некоторые детали атмосферы Юпитера, но вещество, находящееся под облачным слоем планеты-гиганта, так и осталось недоступным наблюдению и пониманию. Тем не менее ученым доподлинно известно, что Юпитер излучает в два раза больше энергии, чем получает от Солнца, а это говорит о том, что планета обладает собственным источником энергии. Но даже не это толкнуло российскую и американскую космонавтику на подготовку полета к Юпитеру, а то, что человек тоже выделяет в два раза больше энергии, чем получает от Солнца, и, следовательно, в каждом человеке спит Юпитер – память о нем.
– Клэр, прости меня, конечно, но как можно проверить «Хазар» на совместимость с Юпитером без его встречи с ним?
– Никак, – удивленно посмотрела на Джона Клэр Гатсинг. – С чего ты взял, что это возможно? Мы, кажется, говорили о странной трансформации дня в ночь и об Арчибальде Соуксе, который ждет нас в альфа-ангаре, где сегодня принимают центральный отсек «Хазара».
– Ах да, ночь, – задумчиво проговорил Джон Карри. – Клэр, это очень серьезное явление, это невозможное явление.
– Конечно, – кивнула Клэр Гатсинг, – нас о чем-то предупреждает Провидение.
Она так произнесла «нас о чем-то предупреждает», что любому стало бы ясно, что она имеет в виду не человечество, а себя лично.
2
Арчибальда Соукса не было в альфа-ангаре. Его вообще не было в подземном научном городе. Он находился в шестидесяти километрах от охраняемой зоны «Янки» и в десяти от федерального шоссе Эйч-Ю и рассматривал звездное небо, несвоевременно раскинувшееся над удивленной пустыней штата Аризона. Здесь не успевшая приспособиться к внезапно нахлынувшей ночи пустыня была похожа на глухонемое вдохновение еще не родившегося музыканта. Она звенела от переполненности мелодиями небесных сфер, звуки которых мы называем тишиной. Арчибальд Соукс поднял к небу лицо и, став аолиэтным лаоэром, шагнул из аризонской пустыни в Ростовскую область, Неклиновский район, село Нахапетово. При этом он слегка потревожил нервную систему двойниковой параллельности, которая волнообразно, словно в ознобе, вздрогнула, и вместе с ней вздрогнули все эмпирически-вдохновенные женщины Земли, связанные звездной судьбой с Лисоокой Ундиной. Были сброшены с неба на землю два военных истребителя в Италии, один в Белгородской области России, пассажирский лайнер со ста двадцатью пассажирами в Индии, началось землетрясение в горах Афганистана, и вновь заработало сердце у московского пенсионера, отравившегося некачественным алкоголем, Зигфрида Булгаковича Травкина, и он пережил страшные мгновения вторичного умирания на глубине чуть более полутора метров в песчано-глиняной почве, так как несколько часов назад был оплакан и похоронен женой, сыном и двумя дочерьми. А также пришли в неописуемое волнение все астрономы мира, ведущие наблюдение за звездами из своих обсерваторий. Вселенная на мгновение приобрела другую форму, цвет и структурность, но мгновение было настолько мимолетным и не фиксируемым фотосистемами обсерваторий, что все ученые подавили в себе это волнение и постарались забыть, дабы не быть обвиненными в профессиональной некомпетентности. Лишь автоматика околоземного телескопа имени Хаббла выдала в Хьюстонский центр сигнал «Аномальный сбой», но тотчас пришла в норму и заработала в обычном режиме.
3
До Великой Катастрофы на месте нынешнего пояса астероидов в Солнечной системе существовала еще одна планета. Располагалась она между Марсом и Юпитером и называлась Янус, а около Земли еще не было Луны. И вообще все было несколько иначе. Периоды вращения Земли, Марса, Януса и Юпитера вокруг своей оси совпадали с их обращением вокруг Солнца. Янус был всегда обращен к Земле и Марсу одной стороной, а к Юпитеру другой и был схематически-парадоксальной планетой, которую можно было отнести к планетам земной группы (Меркурий, Венера, Земля, Марс) и к планетам неземной группы (Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и планетарный астероид Плутон). Это было хорошее время для Земли и всей Солнечной системы. Не было цикличности, не слышалось неотвратимого «тик-так, тиктак», все было светлым и радостным, все было безначально-первородным и улыбчиво-свежим. Никто не знал о существовании зла по имени «Начало» и беспросветной неизвестности по имени «Конец». Всем этим нас заразило чужеродное безначалие. Мы пересеклись с орбитой чужого творца бесконечности. Мы уже забыли, как выглядит лазоревая гавань, из которой выплыла наша звездная бригантина «Солнечная система», но если бы вы знали – люди! – какими мы были лучезарными в первоисточнике…
– Ничего себе, современная цивилизация! – возмутился Чигиринский, рассматривая Нью-Йорк с восемьдесят восьмого этажа небоскреба «Пауэл-Твикс» компании «Спейс компакт», выпускающей продукты питания для астронавтов НАСА и кухни президента США. – Даже кофе, – он с отвращением посмотрел на пластиковый стакан с кофе в руке, – и то приготовить не могут.
– Ладно тебе, Фима, – шевельнулся в кресле худощавый человек хасидской внешности. – Демонизирование жизни и разума не оригинально. Этим начали заниматься еще во времена эллинов.
– Эллинов? – скептически переспросил Ефим Яковлевич. – Надо же, а я думал, что это прерогатива имов, то бишь фараонов.
– Там владели первоисточником на элитарном уровне, а греки осознали это на уровне демоса. Такое знание делает демона даже из ангела.
– Забавно, – хмыкнул Ефим Яковлевич, – демоны Эллады переориентировали ангелов Европы, начав с Рима, дабы римский бык таранил им дорогу к христианству, основному элементу глобализации…
Чигиринский бросил взгляд в сторону «Нонкома», два года назад ставшего культовым небоскребом Америки и всего мира. Триста пятьдесят метров сплавно-структурного бетона, стекла и обсидиановой стали, взметнувшихся ввысь. Со свойственной США манией и эпатажной безоглядностью, периодически сменяющейся строгой предусмотрительностью, одну сторону «Нонкома», повернутую к «Пауэл-Твикс», отдали распятию. Иезуит-дизайнер, получив благословение нынешнего папы римского, объемно, по-голливудски броско и красочно «распял» изображение Иисуса Христа на всех трехстах пятидесяти метрах небоскребной высоты, и возведенный в ранг человекоподобной божественности образ Закона Взаимосвязи с мучительно-печальной насмешливостью взирал на самоуверенную обреченность Нью-Йорка.
И ты и я знаем, что не все так однозначно. – Человек в кресле шевельнулся и совершенно необъяснимо перестал быть похожим на хасида. – Как хорошо и трогательно было бы делить все сущее лишь на добро и зло – курорт был бы, а не жизнь.
