Текст книги "Дэн Сяопин"

Автор книги: Александр Панцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)

Характерно, что Дэн публично выразил уверенность в виновности Цзян Цин еще до суда. Отвечая в августе 1980 года на вопрос Фаласи: «Как вы оцениваете Цзян Цин, сколько бы вы дали ей баллов?» – он тоном, не терпящим возражений, ответил: «Ниже нуля». «Цзян Цин совершала дурные дела… Цзян Цин злобна до мозга костей. Даже самые что ни на есть тяжкие наказания не будут чрезмерными для „четверки“. От их рук пострадали десятки миллионов людей», – объяснил он ⁶⁸. В его мире понятие презумпции невиновности отсутствовало, и он не делал из этого секрета.

Преступления Цзян Цин, Линь Бяо и иже с ними (в том числе Кан Шэна) получили гневную отповедь в «Решении по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР». С другой стороны, в этом документе подчеркивалось, что «великим переломным моментом, имеющим далекоидущее значение для исторического развития нашей партии со дня образования КНР», явился «проходивший в декабре 1978 года 3-й пленум ЦК партии одиннадцатого созыва» ⁶⁹. Тем самым роль Дэна в истории получила необходимое обоснование: ведь все понимали, что именно он обеспечил этот «великий исторический перелом».

А что касается престарелого маршала Е Цзяньина, так много сделавшего для Дэна, то с ним новый правитель Китая больше не поддерживал близких отношений. И ни разу не навестил до самой его кончины 22 октября 1986 года, хотя знал, что в апреле 1984-го маршал тяжело заболел: у него обнаружились тромбы в сосудах головного мозга и началась вялотекущая пневмония ⁷⁰. Но он был Дэну больше не нужен. Харизматичного лидера теперь волновали только великие дела.

ОДНА СТРАНА, ДВЕ СИСТЕМЫ

Отомстив Хуа Гофэну, Дэн вряд ли почувствовал большую радость. К началу 1980-х его противник был политическим трупом. На 6-м пленуме Центрального комитета Дэн понизил его до заместителя Ху Яобана – в этой должности Хуа должен был оставаться до ближайшего съезда партии, а XII съезд планировалось провести в сентябре 1982 года. Из шести заместителей Председателя ЦК Хуа был поставлен на последнее место.

В жизни Дэна мало что изменилось. Он по-прежнему проводил почти все время дома, стараясь избегать долгих партийных «посиделок» в Чжуннаньхае. Читал партийные и государственные бумаги, принимал посетителей, в том числе Ху Яобана и премьера Чжао, завтракал, обедал и ужинал, спал, смотрел телевизор, просматривал не менее пятнадцати газет в день, раз в неделю играл с приятелями в бридж и каждый день подолгу гулял во дворе. В здании ЦК партии он, как и раньше, почти не бывал, и когда однажды Чжао Цзыян спросил его, почему он не созывает хотя бы заседания Постоянного комитета, он ответил: «А о чем двое глухих будут разговаривать?» ⁷¹(Помимо себя, он имел в виду Чэнь Юня, тоже тугого на ухо.)

Дэн напоминал умудренного жизнью китайского императора, следовавшего традиционному даосско-конфуцианскому принципу увэй(невмешательства в раз и навсегда заведенный порядок вещей). Как и во время ссылки в Цзянси, вставал ровно в 6.30 утра, делал зарядку и растирался мокрым холодным полотенцем, в восемь завтракал, а с девяти уже сидел в кабинете, знакомясь с документами. Чжо Линь, как и прежде, играла роль одного из его личных секретарей, наряду с преданным Ван Жуйлинем. Вместе с Ваном готовила материалы и проекты резолюций. После полутора часов работы Дэн обычно выходил подышать свежим воздухом, а потом вновь шел в кабинет. В 12 обедал, потом отдыхал, а затем вновь читал документы, если не было официальных встреч ⁷². С его точки зрения, он работал мало. «У меня энергии сейчас намного меньше, чем прежде, – говорил он товарищам по партии, – если в первую половину дня запланированы два мероприятия, то я могу еще выдержать, но на вечернее уже не хватает сил» ⁷³.

Верный Ван Жуйлинь, как правило, замещал его на разных партийных собраниях, в том числе заседаниях Политбюро. В этом не было ничего экстраординарного. И Чэнь Юня, и некоторых других ветеранов подменяли секретари. По существу и Ху Яобан с Чжао Цзыяном играли роль помощников Дэна. Но, конечно, в отличие от Ван Жуйлиня, пользовались гораздо большими правами, поскольку являлись главными исполнителями воли Патриарха. Раз налаженный механизм власти работал исправно.

Дэн хотя и уставал к концу дня, но по-прежнему чувствовал себя хорошо. На здоровье он не жаловался, даже несмотря на то что много курил, по две пачки в день. Но от этого, похоже, больше страдала Чжо Линь, поскольку Дэн, то и дело роняя пепел на штаны и куртку, прожигал их, и ей приходилось следить, чтобы он выглядел опрятно ⁷⁴. За долгие годы жизни и испытаний они так привыкли друт к другу, что, казалось, не могли прожить без взаимного общения и дня. Дети и внуки, жившие тут же, умилялись дружбе двух стариков. И назвали в их честь две небольшие сосны во дворе, росшие очень близко друг к другу, «парой деревьев-драконов»: как мы помним, и Дэн, и Чжо родились в год Дракона, правда, с разницей в 12 лет.

Дом, точнее двухэтажный особняк, с полукруглой застекленной террасой и большим балконом, утопал в зелени. Он располагался в тихом переулке, за высокой стеной, куда шум города почти не доносился, и они жили, как на даче.

Это серое кирпичное здание под такого же цвета черепичной крышей и сейчас стоит там же. Оно довольно большое, но и семья Дэна была немаленькой. К тому времени она даже успела разрастись. Помимо внучки от Дэн Нань, «Сони» Мянь-мянь, которой скоро исполнялось десять лет, и внука от Дэн Линь – восьмилетнего «Росточка» Мэнмэн, у Дэна и Чжо Линь имелась теперь еще и трехлетняя внучка от Дэн Жун – Янъян («Овечка»). Рядом, во флигеле, жили Ван Жуйлинь с домочадцами, охранник, шофер и остальной обслуживающий персонал, которые давно уже стали почти частью семьи ⁷⁵.

В этом доме Дэн прожил последние 20 лет. Здесь решал судьбы страны, партии и народа. В первой половине 1982 года он главным образом занимался подготовкой XII съезда партии, имевшего для него огромное значение. Ведь это был первый съезд, проходивший под его руководством.

С осени 1981-го его начал раздражать Чэнь Юнь. Как и маршал Е до того, он сыграл свою роль, и Дэн больше в нем не нуждался. Ведь Хуа Гофэн и другие «абсолютисты» были низвергнуты, Дэн стал общепризнанным вождем, и у него имелась своя, молодая, команда, так зачем же ему Чэнь Юнь? Этот всезнайка-экономист почему-то считал себя вправе все время давать советы, вмешиваясь в ход его, Дэна, реформ. Так, в самом конце декабря 1981 года, испугавшись стремительного развития семейного подряда в его полной форме, Чэнь высказал опасение, что «так называемая свобода 800 миллионов крестьян может опрокинуть государственный план». Ведь нам «надо [не только] накормить 800 миллионов крестьян, – объяснил он первым секретарям провинций, автономных районов и городов центрального подчинения, – [но и] осуществить социалистическое строительство». Поэтому «сельское хозяйство должно опираться на план как на основу и использовать рыночное регулирование как дополнение» ⁷⁶. Против социалистического строительства Дэн, конечно, не возражал, но никакой угрозы социализму в повсеместном подряде не видел.

На том же совещании первых секретарей обнаружились разногласия между Чэнем и Дэном и относительно развития ОЭР. «В настоящее время мы можем позволить себе только эти [четыре зоны], – сказал Чэнь. – …Увеличивать их число нельзя… Мы не можем создавать особые зоны в таких [например] провинциях, как Цзянсу» ⁷⁷. Почему? Оказывается, это подорвет национальную валюту и будет способствовать оживлению «плохих людей» (Чэнь имел в виду партийных коррупционеров, использовавших открывшиеся в связи с созданием ОЭР возможности для личного обогащения).

Пятого января 1982 года Чэнь как глава Центральной комиссии по проверке дисциплины разослал Дэну, Ху Яобану, Чжао Цзыяну и Ли Сяньняню краткий доклад по поводу творившихся в Гуандуне безобразий. На первой странице он написал: «Считаю, что некоторых из тех, кто совершил серьезные экономические преступления, надо сурово наказать, вынести им приговоры вплоть до смертной казни за особо тяжкие проступки, публично объявив об этом. В противном случае нельзя будет выправить партийный стиль» ⁷⁸.

Не желая конфликтовать открыто, Дэн наложил резолюцию: «Провести в жизнь немедленно и со всей решительностью, уделить проблеме первостепенное внимание и не расслабляться» ⁷⁹. 11 января Ху Яобан по согласованию с ним провел специальное заседание Секретариата ЦК по поводу коррупции гуандунских чиновников. По инициативе Дэна на юг страны выехали четыре члена Политбюро для расследования вопроса ⁸⁰.

Однако уже через три дня на новом заседании Секретариата Ху Яобан выступил с объемным докладом в защиту внешнеэкономической политики ЦК. «В некоторых конкретных вопросах у нас возникли определенные проблемы, – заявил он, – …но из этого нельзя делать ошибочный вывод, что нам якобы надо отступать вместо того, чтобы смело и еще более активно развивать экономические связи с внешним миром… Нельзя считать, что экономические преступления напрямую связаны с политикой открытости. Между ними нет безусловной причинно-следственной связи» ⁸¹. После этого Дэн сам отправился в Гуандун сообщить руководителям провинции, чтобы ничего не боялись, работая над развитием ОЭР. (Разумеется, он передал это первому секретарю Гуандунского парткома тет-а-тет, чтобы не злить Чэнь Юня ⁸².)

Между тем Чэнь продолжал мешать работе по модернизации Гуандуна и даже вызвал на «ковер» и первого секретаря, и губернатора. Но у него ничего не вышло. Он смог привлечь на свою сторону только консервативно настроенных членов дэновской команды Ху Цяому и Дэн Лицюня, которые стали внушать Дэну мысль о том, что ОЭР превращаются в иностранные сеттльменты, существовавшие в Китае в проклятом прошлом. Но Дэн в этом вопросе решительно поддерживал Ху Яобана, подводившего с помощью своих людей в Академии общественных наук марксистско-ленинскую базу под ОЭР. «Это дело для нас новое, – говорил Ху, – …но ведь в Советском Союзе полвека назад… развивали систему концессий, следуя курсу Ленина в крайне тяжелых условиях. [Там] в концессионные прелприятия. а их долгое время насчитывалось более двухсот, иностранцам разрешили вложить несколько десятков миллионов рублей. Это ли не смелый поступок!» ⁸³

С Лениным Чэнь Юнь, Ху Цяому и Дэн Лицюнь спорить не могли, но и «строительство капитализма» в стране не приветствовали. «Все провинции хотят создавать особые районы, все желают открыть дамбы, – ворчал Чэнь. – Если так пойдет, то иностранные капиталисты и отечественные вкладчики совсем вырвутся из клетки. От этого только разрастется спекуляция. Поэтому так нельзя делать» ⁸⁴. Чэня полностью поддерживал Ли Сяньнянь, еще более консервативный.

Серьезной сферой разногласий являлись и темпы экономического роста. Поддержав в 1979 году чэневскую программу «урегулирования» (в основном, как мы знаем, из политических соображений), Дэн отнюдь не собирался следовать ей всю жизнь. Да, он по-прежнему понимал, что всеобщего изобилия в Китае в силу объективных причин достичь невозможно, и от идеи сяоканне отказывался, но ему очень хотелось, чтобы к XXI веку валовый национальный доход на человека в КНР составлял хотя бы около тысячи долларов США (чуть позже он снизит запросы до 800) ⁸⁵. Это тоже было бы намного меньше, чем, например, в Швейцарии (почти 18 тысяч), или в Гонконге (почти шесть тысяч), или в Сингапуре (около пяти), или на Тайване (четыре с половиной). Но для Китая и это было бы хорошо. В начале 1980-х годов валовый национальный доход в расчете на душу китайского населения, перевалившего за миллиард, равнялся 260 долларам ⁸⁶, следовательно, требовалось более чем четырехкратное увеличение производства, чтобы получить тысячу или хотя бы 800 на человека, разумеется, при жестком контроле за рождаемостью. Чэневское «урегулирование» с этой мечтой никак не сочеталось.

Нельзя сказать, чтобы Чэнь Юнь, этот Фома неверующий, как назвал его один из биографов ⁸⁷, был против улучшения жизни народа, но он очень не любил спешить. Его все время беспокоили рост инфляции, несбалансированность отраслей и возможный перегрев экономики. Ну как можно было с ним иметь дело?

Только в одном вопросе Дэн и Чэнь демонстрировали полное единодушие: в ограничении рождаемости. От снижения темпов роста населения зависели и дэновский сяокан,и чэневское «урегулирование». Этот вопрос вообще ни у кого в руководстве Компартии Китая не вызывал сомнений. Дэн поднял его еще 23 марта 1979 года на заседании Политбюро, потребовав снизить рост населения до 1 процента в год и закрепить новый курс демографической политики в законодательном порядке. Он тут же получил всеобщую поддержку. Через три месяца Хуа Гофэн обосновал эту идею с трибуны 2-й сессии Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва, со своей стороны предложив к 1985 году довести темпы роста народонаселения до 0,5 процента в год. В сентябре же 1980 года 3-я сессия Всекитайского собрания рассмотрела предложение Госсовета о незамедлительном переходе к политике планового деторождения с разрешением иметь не более одного ребенка на семью, чтобы к концу XX века китайское население не превысило 1 миллиарда 200 миллионов человек. 25 сентября Центральный комитет направил коммунистам и комсомольцам открытое письмо с призывом помочь в деле пропаганды политики ограничения рождаемости по принципу «одна семья – один ребенок». А 4 января 1981 года появилось постановление, обязавшее партийные и административные органы применять все возможные меры для того, чтобы «стимулировать семейные пары иметь одного ребенка» ⁸⁸. Речь, правда, во всех этих документах шла только о снижении роста численности ханьской (китайской) национальности (нацменьшинств это не касалось).

В сельских районах эта политика была встречена в штыки: землю-то делили по числу членов семьи, следовательно, крестьяне не могли быть заинтересованы в одном ребенке, тем более если это девочка: всем ведь хотелось иметь наследника, продолжателя рода, да и в поле лишние мужские руки не мешали. Так что успех нового курса с самого начала зависел от городского населения. (Тем не менее он все равно привел к успеху, даже при издержках морального и социального порядка: в 2000 году население КНР на самом деле составило чуть более 1 миллиарда 200 миллионов.)

Между тем приблизилось время XII Всекитайского съезда компартии. Он прошел в Пекине с 1 по 11 сентября 1982 года. 1600 делегатов с решающим голосом и 149 с совещательным представляли огромное число коммунистов: более тридцати девяти миллионов человек. Дэн чувствовал себя хозяином. Именно он открыл съезд, сформулировав главные стратегические задачи, стоявшие перед китайским народом в 1980-е годы: «Ускорение темпов социалистической модернизации, борьба за объединение Родины, включая Тайвань, борьба против гегемонизма, за сохранение мира во всем мире». Он же дал краткое теоретическое обоснование делу модернизации, впервые объявив о том, что компартия и весь китайский народ строят отныне не просто социализм, а «социализм с китайской спецификой». Что это такое, он не объяснил, но подчеркнул, что «при осуществлении дела модернизации необходимо исходить из реальной действительности Китая… Сочетать всеобщую истину марксизма с конкретной практикой нашей страны, идти собственным путем» ⁸⁹.

Вообще-то делегатам да и многим другим жителям КНР должно было быть понятно, что вождь имел в виду: ведь сами по себе идеи и цели реформ много раз разъяснялись, отсутствовал только термин «социализм с китайской спецификой». Все знали о сильной экономической и культурной отсталости Китая, колоссальной численности населения, в основном проживающего в деревне, и ограниченной площади пахотных земель. Все слышали о концепции сяокан,о необходимости сочетать план и рынок в течение всего периода социализма и твердо следовать четырем кардинальным принципам. В этом, собственно, и состояла «специфика» китайского социализма.

Дэн создавал свою теорию постепенно, шаг за шагом – как говорят в Китае, «нащупывал камни, переходя реку». Не все идеи изначально принадлежали ему, но он их воспринял и творчески переработал. Интересно, что президент США Джеральд Р. Форд, встречавшийся как-то с Дэн Сяопином во время своего краткого визита в Китай в конце 1975 года, характеризовал будущего великого реформатора как «очевидного практика, больше прагматика, чем теоретика» ⁹⁰. Он явно его недооценивал.

Выступивший с отчетным докладом Ху Яобан в основном развивал идеи Дэна. Главная из них – увеличение в ближайшие 20 лет (до конца XX века) годового производства промышленной и сельскохозяйственной продукции в четыре раза. Ху призвал и дальше, в течение длительного времени, развивать многообразные формы хозяйствования и, хотя отметил, что кооперативы остаются главной формой, расхвалил систему производственной ответственности на селе (то есть семейный подряд). При этом заявил о необходимости поощрять развитие единоличного хозяйства не только в деревне, но и в городе, отметив, что часть продукции может производиться и пускаться в обращение «не в плановом порядке, а в порядке рыночного регулирования». Говоря же о технико-экономическом обмене с заграницей, подчеркнул: «Следует как можно больше привлекать на нужды строительства тот иностранный капитал, который можно привлечь… Нужно активно заимствовать у других стран передовые технические достижения, применимые в наших условиях, особенно те, которые помогают в технической реконструкции предприятий, добросовестно их осваивать, улучшать и стимулировать таким образом производство и строительство у нас в Китае». В заключение, исходя из теории Дэна о строительстве «социализма с китайской спецификой», Ху объявил, что «социалистическое общество в нашей стране находится еще в первоначальной стадии своего развития» ⁹¹.

В общем, это был прогрессивный доклад, и Дэну, конечно, понравился, тем более что он сам его редактировал.

XII съезд вновь избрал Дэна членом Центрального комитета компартии, а также ввел в состав вновь организованной Центральной комиссии советников. В новом уставе, принятом на съезде, говорилось, что эта комиссия – политический помощник и консультант ЦК ⁹², но Дэн считал ее организационной структурой «переходного характера», которая давала возможность руководителям пожилого возраста, не желавшим уходить на пенсию, достойно отойти от дел, «сохранив лицо». Сам Дэн в отставку не торопился, но в комиссию не только вошел, но и возглавил ее, как бы показывая пример ветеранам, цеплявшимся за посты и не дававшим дорогу молодым ⁹³.

На состоявшемся 12 сентября пленуме ЦК Дэна вновь избрали в Политбюро и его Постоянный комитет, утвердив опять Председателем Военного совета. Помимо него в высший руководящий орган партии вошли еще пять человек: Ху Яобан, Е Цзяньин (через четыре года, как мы знаем, он уйдет из жизни), Чжао Цзыян, Ли Сяньнянь и Чэнь Юнь. Ху Яобан в очередной раз получил восстановленную должность Генерального секретаря (пост Председателя ЦК упразднили), а Чэнь Юнь остался главой Центральной комиссии по проверке дисциплины ⁹⁴. Что же касается Хуа Гофэна, то его вывели и из Постоянного комитета, и из Политбюро. Правда, оставили членом ЦК партии [100]100
  Хуа Гофэн будет входить в состав ЦК вплоть до XVI съезда партии (ноябрь 2002 года), сначала на правах полноправного члена, а с XV съезда (сентябрь 1997-го) – в качестве кандидата. Скончается он 20 августа 2008 года в возрасте восьмидесяти семи лет.


[Закрыть].

Чэнь Юнь на самом съезде ни с кем не спорил, но после него продолжил вмешиваться в ход реформ. По словам Чжао Цзыяна, «в то время, как мы продвигались вперед и у нас возникали новые вопросы, идеи Чэнь Юня не менялись… [а] переубедить его было невозможно» ⁹⁵. С начала ноября 1982 года Чэнь стал, к примеру, то и дело сравнивать план с клеткой, а рынок – с птицей. Как мы помним, он впервые заговорил о клетке еще в январе 1982-го, предложив упрятать в нее всех инвесторов особых экономических зон, но тогда птицами этих людей еще не называл. А тут представил концепцию довольно четко, хотя и оговорился, что не он ее автор. Этот образ придумал Хуан Кэчэн, секретарь Центральной комиссии по проверке дисциплины. Еще в августе 1982 года, накануне XII съезда, Хуан использовал эту аналогию в разговоре с Чэнем для того, чтобы подчеркнуть необходимость порядка в экономическом строительстве. Чэню образ понравился, и он стал его вводить в оборот. Так, 2 декабря в беседе с земляками, делегатами от Шанхая, прибывшими на 5-ю сессию Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва, он сказал: «Экономика оживает, если руководствуется планом, а не тогда, когда от плана отказываются. Это напоминает ситуацию с птицей и клеткой. Птицу держать в руке нельзя, иначе она умрет, но если ее отпустить, она улетит. Вместе с тем птице можно разрешить летать в клетке… Птица – это и есть живая экономика, план же – клетка. Конечно, „клетку“ можно сделать больше или меньше, нужно больше – пожалуйста… Но при любых обстоятельствах „клетка“ нужна» ⁹⁶.

К тому времени, однако, Дэн и его ближайшие помощники, прежде всего Ху Яобан, Чжао Цзыян, Вань Ли и Гу My, уже активно расширяли сферу рыночного регулирования, преимущества которого были для них ясны, и им хотелось их максимально использовать. При этом, конечно, они по-прежнему не помышляли ни о полном отказе от плана, ни о приватизации госсектора. Речь шла только о том, чтобы максимально – настолько, насколько позволяет коммунистическая идеология, – сократить ту часть экономики, которая регулировалась планом, для того, чтобы с помощью рыночных механизмов, доказавших свою эффективность, осуществить мощный прорыв в модернизации страны.

Аналогия с «птицей» и «клеткой» им не подходила. Да, они признавали, что часть урожая крестьянам следовало выращивать в соответствии с государственным планом, так же как и определенный объем промышленной продукции выпускать по спущенным сверху директивам. В противном случае (этого боялись все) могла возникнуть нехватка как продовольствия, так и других товаров. Но они вовсе не собирались всю экономику сажать в «клетку», пусть и очень большую. XII съезд, по существу, высказался за так называемое «фрагментарное соединение планового и рыночного механизма» ⁹⁷. Иными словами, экономика уподоблялась не птице, а стае птиц, из которых наиболее крупные действительно могли сидеть в клетке, но остальных следовало выпустить на волю. То есть реформаторы хотели построить в стране две экономические системы: и плановую, и рыночную. И самый важный для них вопрос заключался в том, как эти две системы наиболее удачно скоординировать. «Как решить проблему сочетания плана и рынка? – ставил Дэн вопрос перед молодыми экономистами. – Правильное ее решение благоприятно отразится на развитии экономики, неправильное – всё испортит» ⁹⁸.

Именно за счет расширения сферы рыночного регулирования Дэн и рассчитывал осуществить «волнообразное продвижение вперед», позволяя части людей и районов делаться зажиточными раньше других. «Достигать зажиточности за счет честного труда законно, – поучал он. – Разрешать части людей и районов переходить к зажиточной жизни раньше других – новое средство» ⁹⁹.

Между тем 5-я сессия Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва, проходившая под решающим влиянием реформаторов, по существу поставила крест на «народных коммунах». Статья 30-я новой Конституции КНР, принятой на этой сессии, устанавливала, что уезды и автономные уезды страны делятся отныне не на «коммуны» и поселки, как прежде, а на волости, национальные волости и поселки. То есть «коммуны» как основные административные объединения прекращали существование ¹⁰⁰. Они, правда, упоминались пока в Конституции как форма кооперативного хозяйства (статья 8-я), но уже не как один из составных элементов трехступенчатой системы собственности в деревне: большие и малые производственные бригады тоже ликвидировались.

Для того чтобы выяснить, в какой мере допускать развитие рынка, Дэн и другие реформаторы изо всех сил продолжали стимулировать дискуссии среди китайских экономистов и обществоведов. Особенно энергично этим занимался Чжао, организовавший под эгидой Госсовета два научных центра: по сельскому хозяйству и по структурной реформе. Трезвомысливший человек, он хотел сначала во всем разобраться, чтобы затем двигать экономическую модернизацию дальше. Но здесь у него неожиданно возникли проблемы с Ху Яобаном.

Живой и импульсивный Ху, получивший среди недоброжелателей в руководстве партии прозвище «крикет» – за то, что напоминал маленький, юркий и непредсказуемый мячик, используемый в этой игре ¹⁰¹, совершенно не походил на Чжао, спокойного и уравновешенного, который, кстати, лучше всех мог улаживать разногласия между Дэном и Чэнь Юнем. Ху совсем не хотелось ждать, пока «яйцеголовые» экономисты из команды Чжао разберутся, что надо делать, он стремился максимально расширить рынок за счет сокращения планирования для увеличения темпов роста. Чжао вспоминает: «У нас [с Ху] имелись разногласия относительно конкретных шагов, подходов и методов, в особенности по вопросу о темпах. Яобан был даже более напорист, чем Дэн… Разногласия возникли в 1982 году» ¹⁰². Ху, любивший ездить по стране с обследованиями (к концу 1986 года он посетит более 1600 из двух тысяч уездов КНР ¹⁰³), везде со свойственной ему энергией призывал людей перевыполнять планы и развивать рыночные отношения. В январе 1983-го, во время визита Чжао в 11 африканских стран, Ху выступил с призывом ввести подряд на всех предприятиях торговли и промышленности. По словам Чжао, это немедленно привело к росту спекуляции: перешедшие на подряд крупные пекинские универмаги стали продавать частникам товары оптом для того, чтобы быстро получить прибыль, а те пускали товары в розницу по завышенным ценам. Вернувшись из Африки, Чжао не преминул выступить против такой политики. 15 марта 1983 года в конфликт вмешался Дэн, пригласивший Чжао и Ху к себе домой для беседы. Выслушав обе стороны, Дэн полностью поддержал Чжао, пожурив Ху за неосторожность ¹⁰⁴.

Раскол в стане реформаторов был, разумеется, на руку Чэнь Юню и другим консерваторам. Из всех либералов они больше всего не любили «авантюриста» Ху. А тот, будучи человеком негибким, в открытую платил им тем же. Так, весной 1982 года, инспектируя работу в провинциях, он неоднократно критиковал Чэнь Юня, не задумываясь над тем, что доброхоты тут же передадут его слова по адресу ¹⁰⁵. И в результате оказался в весьма трудном положении. Через два дня после беседы у Дэна Чэнь Юнь атаковал его на совместном заседании Постоянного комитета Политбюро и Секретариата, открыто обвинив в непонимании «исторического материализма». Казалось, почтенный Чэнь давно готовился к этому выступлению: весь его гнев против либералов, копившийся долгое время, наконец вырвался наружу. Ху Яобан совершенно не ожидал этого и, растерявшись, выступил с самокритикой, после чего Дэн запретил ему вмешиваться в дела Госсовета ¹⁰⁶.

Выиграв этот раунд борьбы против главного либерала, внутрипартийные консерваторы начали наращивать наступление, перенеся удар на идеологический фронт. Как мы знаем, Дэн был чувствителен ко всему, что в его глазах выглядело как отступление от четырех кардинальных принципов. С марта 1979-го он неизменно выступал за необходимость усиления идейного воспитания масс, а с начала 1980-х стал даже твердить о сочетании реформ и открытости со строительством социалистической духовной культуры. Летом 1983-го Ху Цяому и Дэн Лицюнь (последний за год до того стал заведущим отделом пропаганды ЦК партии) смогли искусно сыграть на этом, убедив Дэна развернуть новую идеологическую кампанию – против так называемого «духовного загрязнения». Они рассказали ему, что еще в марте известный деятель культуры Чжоу Ян в докладе на торжественном заседании, посвященном столетней годовщине со дня смерти Маркса, много рассуждал о гуманизме и отчуждении. (По Марксу, рабочий при капитализме в процессе принудительного труда отчуждает себя от самого труда, от его продукта, от собственной личности и от других людей, поскольку работает не на себя, а на капиталиста.) Чжоу Ян, много переживший в период «культурной революции», не смог удержаться, чтобы не намекнуть на наличие отчуждения и в социалистическом обществе, подчеркнув непреходящее значение гуманного отношения к человеку. Заседание было, кстати, организовано Су Шаочжи, в 1982 году сменившим Юй Гуанъюаня на посту директора Института марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна, а потому присутствовавшие на заседании либералы горячо приветствовали эту идею. Многие же старые консерваторы, как, например, знакомый нам друг Дэна Ван Чжэнь, просто ничего не поняли, а потому сделали вид, что доклад им тоже понравился. Но Ху Цяому и Дэн Лицюнь во всем разобрались хорошо. Они попытались не допустить публикации доклада, однако у них ничего не вышло. Тогда они пришли к Дэну. Тот тоже ничего не понял, но спросил:

– А что такое отчуждение?

Ху Цяому и Дэн Лицюнь не стали вдаваться в подробности, а просто сказали:

– Оно направлено против социализма.

И Дэн возмутился. Он вообще в старости стал раздражителен и слишком авторитарен.

– Литература, искусство и гуманитарные науки не должны заниматься духовным загрязнением, – буркнул он, приказав Ху Цяому подготовить для него текст речи по этому поводу ¹⁰⁷.

С этой речью Дэн выступил 12 октября 1983 года на 2-м пленуме ЦК компартии. Он метал гром и молнии, критикуя не только членов творческих союзов, но и руководителей идеологического фронта, то есть фактически Ху Яобана. В отличие от Хрущева он, правда, не гнал творческую интеллигенцию из страны и не поносил последними словами, но суть его речи была такой же, что и знаменитых бесед Никиты Сергеевича с писателями за 20 лет до того. Он заявил, что надо бороться как с левым, так и с правым уклоном, обвинив всех, кто этого не делает, в «мягкотелости и беспомощности» и призвав «инженеров человеческих душ» высоко держать знамя марксизма и социализма. При этом напал на «некоторых товарищей», которые, с его точки зрения, дошли до того, что «увлекаются рассуждениями о ценности человека, о гуманизме и так называемом отчуждении». Ведь до чего дошло, возмущался он: «Отдельные произведения рекламируют даже секс» ¹⁰⁸.

После пленума в стране развернулось настоящее массовое движение борьбы с «духовным загрязнением», под которым понималось распространение «всяческих гнилых, упаднических взглядов буржуазии и других эксплуататорских классов, подогревание настроений недоверия к делу социализма и коммунизма, к руководству Компартии» ¹⁰⁹. Повсеместно выявляли «поклонников Запада», людей критиковали и снимали с работы не только за либеральные мысли, но и за модную одежду, стильные прически, любовь к зарубежной музыке.