Текст книги "Дэн Сяопин"

Автор книги: Александр Панцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 45 страниц)

Особой остроты борьба членов Бюро ЦК с Мао Цзэдуном достигла осенью 1932 года. Пленум Бюро вновь подверг Мао уничтожающей критике за «правый оппортунизм», после чего снял его с поста Генерального политкомиссара армии 1-го фронта. Вознегодовав, Мао послал две возмущенные телеграммы в ЦК, но тот его не поддержал ¹²⁰. А вскоре, в начале 1933 года, в связи с крупными провалами в Шанхайской партийной организации сам вождь ЦК Бо Гу и его друг Ло Фу (настоящее имя – Чжан Вэньтянь, тоже выпускник Коммунистического университета трудящихся Китая, русский псевдоним Иван Николаевич Измайлов, в партии отвечал за пропаганду) переехали в Центральный советский район ¹²¹. Мао они просто ненавидели. Так что новый бурный конфликт был неизбежен.

Поводом к нему послужили три документа Фуцзяньского комитета партии, полученные Бо Гу и Ло Фу, возглавившими вновь созданный орган власти в Центральном советском районе, Центральное бюро Компартии Китая, вскоре после их приезда. Два документа принадлежали исполняющему обязанности секретаря парткома Фуцзяни Ло Мину, а третий – одному из уездных секретарей. В них выражалось сомнение, правда, весьма осторожное, в эффективности военной тактики Центрального комитета применительно к Советскому району юго-западной Фуцзяни ¹²². Естественно, вожди партии остались этим недовольны. Тем более им стало известно, что накануне написания документов Ло Мин встречался с Мао и обсуждал необходимость ведения чисто партизанской оборонительной войны в Советском районе юго-западной Фуцзяни, после чего созвал совещание, где не только открыто поддержал военную тактику Председателя Центрального исполнительного комитета и Совнаркома, но и убедил в правоте Мао весь фуцзянский партком. Этот худой и застенчивый на вид юноша, пятью годами моложе Дэна, интеллигент-очкарик, изучавший когда-то в Сямэньском педагогическом училище эстетику, проявил характер ¹²³. Да еще в тот самый момент, когда Красная армия готовилась к отражению четвертого карательного похода Чан Кайши [29]29
  Четвертый карательный поход начался в конце февраля 1933 года и закончился через месяц новым поражением войск Гоминьдана.


[Закрыть]. Похоже, он не боялся, что несогласие с военной тактикой ЦК могло обрушить на него обвинение в «предательстве»!

В середине февраля 1933 года Бо Гу и Ло Фу атаковали секретаря Фуцзяни, развернув в партии борьбу против так называемой «линии Ло Мина». Строптивого фуцзяньца и его сторонников, будущих известных деятелей китайской компартии Тань Чжэньлиня, Лю Сяо и других (всего 28 человек), сняли со всех постов ¹²⁴, а других единомышленников Ло Мина стали выискивать повсеместно и в первую очередь, разумеется, в Цзянси, где находились главные силы Красной армии. 23 февраля в органе Центрального бюро, журнале «Доучжэн» («Борьба»), появилась статья «Что такое наступательная линия?», в которой впервые злобной критике был подвергнут Дэн Сяопин – за то, что в своем подрайоне следовал «чисто оборонительной» тактике.

Выбор Дэна в качестве главного объекта для проработки в Цзянси не был случаен. И объяснялся не только тем, что на ноябрьской партконференции Дэн пытался защитить Мао. Главное заключалось в том, что в Хойчане и двух других подведомственных ему уездах он действительно вел партизанскую войну, а за три месяца до статьи, в ноябре 1932 года, под ударами гуандунской армии ему и его партизанам пришлось сдать врагу город Сюньу, расположенный близ границ Центрального советского района. А это, с точки зрения Бо Гу и Ло Фу, неоспоримо подтверждало их правоту: что же, как не партизанская оборонительная тактика, привело к поражению!

Через пять дней после появления статьи Цзянсийский партком направил в три подчиненных Дэну уездных комитета директивное письмо, в котором объявил, что «оборонительная линия» Дэна и «линия Ло Мина» – из одного источника. В то же время, пытаясь спасти старого друга, секретарь парткома Ли Фучунь в срочном порядке перевел Дэна из Хойчана на должность заведующего отделом пропаганды Цзянсийского комитета, взяв его, таким образом, под крыло. Окружила Дэна заботой и жена Ли Фучуня, Цай Чан, исполнявшая в парткоме мужа обязанности заведующей женским отделом ¹²⁵.

Между тем критическая кампания в адрес Дэна продолжала нарастать. И в середине марта его вызвали для отчета на заседание Центрального бюро компартии, где подвергли разносу. После этого Дэн, верный раз и навсегда избранной во время первого кризиса в Шанхае линии поведения, написал самокритичное заявление, признав «ошибки». Он понимал, что лучше несколько раз «потерять лицо», чем один раз голову. Но его самокритика не помогла. В конце марта Ло Фу прибыл в Хойчан, чтобы лично провести собрание партийных активистов. Под его давлением собрание приняло осуждающую Дэна резолюцию, квалифицировав на этот раз его «ошибки» как выражение «линии Ло Мина в уездах Хойчан, Сюньу и Аньюань» ¹²⁶.

Вслед за тем в качестве объектов борьбы были определены и остальные три «больших алмаза»: брат Мао – Цзэтань, Се Вэйцзюнь, занимавший в то время пост командующего военным подрайоном северной части Центрального советского района, и Гу Бо, бывший тогда уже министром культуры Советского правительства Цзянси. Вожди Центрального бюро и их подручные начали и их усиленно «огранивать». Но все в Центральном советском районе понимали: не эту четверку им хотелось свалить, а самого Мао Цзэдуна. Ведь именно он был не только главным апологетом партизанской войны, но и наиболее авторитетным противником Бо Гу и Ло Фу в партии. Бо Гу и Ло Фу «на самом деле, указывая на курицу, поносили собаку», – говорил позже Мао Цзэдун ¹²⁷. То же впоследствии признавал и сам Бо Гу: «Борьба против линии Ло Мина в действительности была борьбой против старого руководства в советских районах, руководимых Мао Цзэдуном. Так называемая линия Ло Мина в Цзянси, то есть борьба против Дэна (Сяопина), Мао (Цзэтаня), Се (Вэйцзюня) и Гу (Бо) – это открытая борьба против председателя Мао» ¹²⁸.

И эта борьба не утихала всю весну 1933 года. Во второй половине апреля в деревне Цилицунь уезда Нинду состоялось расширенное заседание Цзянсийского парткома, в котором приняли участие более двухсот цзянсийских ганьбу(секретари уездных комитетов, политработники и сотрудники парткомовского аппарата). На заседании с совершенно убийственным докладом выступил старый знакомый Дэна по Шанхаю, гулявший когда-то на его свадьбе с Чжан Сиюань, Ли Вэйхань, ставший в марте 1933 года заведующим орготделом Центрального бюро компартии. Стремясь выслужиться перед начальством, он объявил всех четверых уже не только «творцами линии Ло Мина в Цзянси», но и вождями «антипартийной группировки», проводившими «антикоминтерновский» курс ¹²⁹.

Дэн вынужден был написать второе самокритичное заявление, а затем и третье. «Я и сам чувствую и понимаю, что ошибался, – признавался он. – Здесь нет вопроса. Хочу только побыстрее заняться практической работой» ¹³⁰. Вместе с тем он отверг обвинения в «правом уклоне» и «оппортунизме», которые на него, как и на Мао, стали навешивать особо рьяные сторонники Бо Гу. Аналогичным образом повели себя и остальные члены четверки.

В начале мая Дэн получил «последнее серьезное предупреждение» и был снят с поста заведующего отделом пропаганды Цзянсийского парткома. Такое же «предупреждение» получил Гу Бо, также лишившийся должности. Цзэтаня же только отстранили от работы в армии, а Се Вэйцзюня перевели на другую работу. Всех четверых лишили права носить оружие: на одном из собраний на глазах затаившей дыхание публики у них демонстративно отобрали револьверы ¹³¹.

Но в целом четверка более или менее легко отделалась. Никого из них не арестовали и даже не исключили из партии. В мае Дэн был послан в один из уездов на границе Центрального советского района с инспекционной целью, однако через десять дней отозван: кто-то наверху испугался, что он «сбежит» ¹³². Какое-то время с ним, похоже, не знали, что делать, но тут в его судьбу вмешался влиятельный член Центрального бюро, заведующий Главным политуправлением армии 1-го фронта Ван Цзясян. По рекомендации своего заместителя – знакомого нам Хэ Чана, того самого, который, будучи секретарем гуандунского комитета, осенью 1929 года ездил с Дэном в Наньнин устраивать съезд гуансийских коммунистов – он взял Дэна к себе заведующим секретариатом Главпура. А в июле назначил понравившегося ему помощника главным редактором находившегося в его ведении печатного органа Центрального реввоенсовета – журнала «Хунсин» («Красная звезда»).

Наиболее серьезные последствия вся эта история имела для Дэна в личном плане. В начале мая, поверив в виновность мужа, от него ушла Цзинь Вэйин.

Да, прав, очевидно, был Мао Цзэдун, сказавший когда-то: «[Отстаивая правду] нужно обладать „духом пяти бесстрашии“: во-первых, не страшиться лишиться должности, во-вторых, не страшиться быть исключенным из партии, в-третьих, не страшиться того, что с тобой разведется жена [Мао употребил простонародное выражение «лао по»,«старушка»], в-четвертых, не страшиться попасть в тюрьму и, в-пятых, не страшиться смерти» ¹³³.

Обладал ли Дэн тогда этим духом в полной мере? Похоже, что нет. Предательство самого близкого человека произвело на него тяжелое впечатление. Особую боль ему причинило то, что через несколько месяцев, в конце 1933 года, Цзинь Вэйин, перешедшая на работу в орготдел Центрального бюро, стала открыто жить с наиболее беспощадным из его врагов, заведующим орготделом Ли Вэйханем! А в январе 1934 года Цзинь и Ли поженились. До конца своей жизни Дэн не смог простить ту, которую когда-то ласково называл «Золотце». И, если кто-то в его присутствии случайно упоминал ее имя, сразу же переводил разговор на другое.

Хотя его жену вряд ли стоило слишком осуждать. С Дэном у нее нормальной семьи не сложилось. Революция для обоих всегда стояла выше любви. С ноября 1931 года они по существу жили порознь, так как Ацзинь сама занимала ответственный пост: вначале секретаря парткома уезда Юйду, а затем – секретаря парткома уезда Шэнли. И тот и другой уезды отстояли далеко и от Жуйцзиня, и от Хойчана, так что видеться мужу с женой приходилось редко. А тут еще она узнала о «чудовищных преступлениях» мужа, ознакомилась с его самокритикой и резолюцией расширенного заседания Цзянсийского парткома, на котором сама присутствовала. Не поверить в его виновность значило для нее выступить против партии! А сделать это она не могла.

К тому же забегая вперед скажем, что жизнь «Золотца» сложилась трагически. Правду говорят: «На чужом несчастье счастья не построишь»! От Ли Вэйханя в сентябре 1936 года она родила сына, которого назвала Теин (Отблеск железа), но заниматься им ей было некогда. Как и муж, она всю себя отдавала партийной работе да еще неизменно повышала свой идейно-политический уровень, овладевая марксизмом-ленинизмом. В марте 1938 года ЦК партии отправил ее вместе с женой Ли Фучуня – Цай Чан на учебу в Москву, в Научно-исследовательский институт национально-колониальных проблем, куда ее и зачислили в июне того же года под псевдонимом Ли Ша (по-русски – Лиза). А через два месяца перевели в секретную Китайскую партийную школу при ЦК коминтерновской организации «Международная помощь борцам революции» в местечке Кучино под Москвой. Здесь в начале 1940 года то ли от переутомления, то ли еще по какой причине у нее стали проявляться признаки умопомешательства [30]30
  Во время «культурной революции» хунвэйбины высказывали мысль, будто Ацзинь сошла с ума на почве навязчивой идеи: ей казалось, что в Москву ее сослал Ли Вэйхань, по каким-то причинам решивший от «нее отделаться».


[Закрыть]. Ее поместили в психиатрическую больницу (психколонию) недалеко от Подольска, где она находилась вплоть до начала Великой Отечественной войны. В марте 1940-го ее навестили временно находившиеся в Советском Союзе Чжоу Эньлай и его жена Дэн Инчао, которых поразил ее вид: «Она была совершенно ненормальна, смотрела остекленевшим взглядом, халат на ней болтался, а то, что она говорила, мы не могли разобрать» ¹³⁴. В начале войны всех пациентов колонии, не имевших родственников в Москве, в том числе и ее, погрузили в машины, чтобы перевезти в Московскую загородную психбольницу на станции Столбовая, тоже вблизи Подольска. Но что случилось потом, неизвестно. Документов об эвакуации не осталось, и мы можем только гадать, что произошло с Цзинь Вэйин по дороге ¹³⁵. Вполне возможно, что она погибла при налете на автоколонну нацистской авиации.

Что же касается Дэна, то он не только много потерял в результате опалы, но, как покажет будущее, немало и приобрел. Критика со стороны Центрального бюро за «кулацкий уклон» и «оборонительную тактику» да еще в связке с младшим братом Мао Цзэдуна привлекла к нему пристальное внимание самого Председателя Центрального исполнительного комитета и Совнаркома. Боевой дух маленького горячего сычуаньца, пострадавшего за приверженность его, Мао, военной тактике, не мог не импонировать бывшему вождю Центрального советского района, лишившемуся тогда реальной власти в партии и армии. Всю жизнь Мао будет помнить, что Дэн Сяопин «в Центральном советском районе подвергся критике, будучи одним из четырех преступников, которых тогда именовали Дэн, Мао [Цзэтань], Се и Гу. Он был главарем так называемых маоистов» ¹³⁶. (О том же, что Дэн когда-то в докладе ЦК осуждал его «террористические» действия во время Футяньских событий, Мао предпочтет никогда не вспоминать. В отличие от Сталина он часто прощал своим партийным товарищам «мелкие заблуждения».)

Дэн тоже говорил о том, что его в Центральном советском районе считали «главарем маоистов». Но, добавлял он, «я смог выстоять после того, как по мне нанесли удар. И это несмотря на крайне тяжелое положение. Никакого секрета здесь нет: ведь я коммунист, а следовательно, оптимист» ¹³⁷.

Между тем в октябре 1933 года в Центральном советском районе появился новый человек, которому суждено будет сыграть немалую роль как в жизни Дэна, так и всех других граждан района, – Отто Браун (китайцы называли его Ли Дэ и Хуа Фу). Это был немецкий коммунист, посланный в Китай за полтора года до того Коминтерном и IV (разведывательным) управлением Генштаба Советской Красной армии в качестве военного советника ЦК Компартии Китая. До переезда в Жуйцзинь, куда его направило Дальневосточное бюро Исполкома Коминтерна, он в течение года жил в Шанхае и вплоть до января 1933 года очень тесно общался с Бо Гу. Браун тоже учился в Москве, но не в Коммунистическом университете трудящихся Китая, а в Военной академии им. М. В. Фрунзе. Позже, переоценивая свою жизнь, Бо Гу напишет: «Прибытие Ли Дэ в Советский район оказалось зловещим… Хотя в присылавшихся Шанхаем [то есть Дальбюро] телеграммах говорилось, что он будет военным советником и что все будет решаться Центральным комитетом, хотя Ли Дэ… также говорил, что он прибыл как военный советник, однако в его манере держаться явно чувствовался представитель Коминтерна» ¹³⁸. Он считал себя главным авторитетом в вопросах военной стратегии и тактики Красной армии Китая, не терпел возражений, вел себя самоуверенно и грубо. И вскоре по существу узурпировал военную власть, став, по словам Бо Гу, «главнокомандующим» ¹³⁹.

К военной тактике Мао Браун относился с презрением: в Академии им. Фрунзе его учили планировать прежде всего наступательные операции. При поддержке Бо Гу он навязал войскам Красной армии бессмысленную тактику позиционной войны под лозунгом «Не отдадим ни пяди земли!». И это, разумеется, не замедлило сказаться на результатах боевых операций войск Компартии Китая, с сентября 1933 года изо всех сил пытавшихся сдержать новый натиск гоминьдановской армии, начавшей очередной, пятый, карательный поход.

Занятый издательской деятельностью, Дэн старался более не вмешиваться в вопросы ведения войны. Вместе с несколькими сотрудниками он целыми днями готовил пропагандистские статьи, редактировал присылаемые ему материалы и даже сам составлял макет и осуществлял корректуру. Журнал «Красная звезда» выходил еженедельно тиражом более 17 тысяч 300 экземпляров, так что дел у Дэна было предостаточно. С 6 августа 1933-го по 25 сентября 1934 года он выпустил 67 номеров ¹⁴⁰.

А ситуация на фронте тем временем ухудшалась. Гоминьдановцы наступали повсюду, возводя на границах Китайской Советской Республики цепь блокгаузов – мощных каменных фортов на расстоянии двух-трех километров друг от друга. Они сжимали кольцо блокады, и в конце концов Бо Гу, Отто Браун и примкнувший к ним тогда Чжоу Эньлай, исполнявший вместо Мао обязанности Генерального политкомиссара, постановили оставить Центральный советский район. В мае 1934 года по этому поводу было принято решение Секретариата ЦК, которое в начале июня санкционировал Исполком Коминтерна ¹⁴¹.

К тому времени, однако, внутри руководящей группы Центрального комитета стали возникать новые разногласия. Сначала Ван Цзясян, а потом и Ло Фу, сменивший в январе

1934 года Мао на посту Председателя Совнаркома, начали проявлять недовольство авторитарными методами Бо Гу и Отто Брауна. Для Мао наступил момент истины: объединившись с Ваном и Ло Фу, он мог при поддержке недовольных беспрерывными поражениями полевых командиров и главнокомандующего Чжу Дэ попытаться свалить Бо Гу и Брауна. И он своего не упустил. С Ван Цзясяном, сутулым молодым человеком, бывшим на 13 лет младше его, он наладил деловые отношения еще летом 1932 года. Теперь же стал делать всё, чтобы завоевать Ло Фу, 34-летнего интеллектуала-философа. И очень скоро склонный, как все интеллигенты, к сомнениям, Ло Фу принял точку зрения Мао.

Решающий бой Бо Гу и Брауну заговорщики дали в январе 1935 года – через три месяца после того, как основные силы Красной армии, прорвав 25 октября 1934 года первое кольцо окружения, начали свой знаменитый Великий поход из Центрального советского района на запад. За долгое время пути Мао, Ло Фу и Вану удалось переманить на свою сторону большинство членов партийного руководства. Поддерживали их и почти все армейские командиры.

Разумеется, всей душой был на их стороне и Дэн, выступивший в Великий поход вместе со своей редакцией, которая двигалась в обозной полевой колонне, носившей кодовое секретное обозначение «Красный орден». Кстати, в ней же шла и его бывшая жена Цзинь Вэйин с новым мужем Ли Вэйханем, назначенным командующим и политкомиссаром колонны. Помимо обозной в войсках имелась и штабная колонна, именовавшаяся «Красная звезда» (в ней находились Мао, Бо Гу, Ло Фу, Ван Цзясян и другие вожди компартии, а также Отто Браун). Боевые же части Центральной Красной армии (так за несколько месяцев до того стала называться армия 1-го фронта) продвигались вперед пятью армейскими группами.

Много лет спустя, отвечая на вопрос дочери, какую работу он выполнял во время Великого похода, Дэн коротко ответил: «Шагал» ¹⁴². С чувством юмора у него, как видно, все было в порядке, но на самом деле в период похода он еще и продолжал редактировать и выпускать «Красную звезду». Только если раньше делал это в типографских условиях, то теперь размножал ее на ротаторе с рукописной восковки. Главной своей задачей он считал тогда поднимать моральный дух отступавших бойцов, вселяя в них веру в грядущую победу. С 20 октября по середину декабря 1934 года ему удалось издать шесть номеров журнала ¹⁴³.

Но в середине декабря его неожиданно перевели на другую, более важную, работу: в аппарат Центрального комитета, где он вновь, как и в свой первый шанхайский период, занял пост заведующего Секретариатом. Связано это было скорее всего с тем, что тройка – Мао, Ло Фу и Ван Цзясян – именно тогда начала готовить решающий удар по Бо Гу и Брауну. Как раз накануне его назначения, 18 декабря, Бо Гу – под давлением Мао, Ло Фу и Вана – согласился созвать в ближайшее время расширенное совещание руководства для обсуждения опыта борьбы против пятого карательного похода. Сделать это предполагалось в гуйчжоуском городе Цзуньи, к которому войска Красной армии продвигались ускоренным маршем. Пост заведующего Секретариатом в то время оказался вакантным: занимавшая его супруга Чжоу Эньлая Дэн Инчао разболелась. Вот заговорщики и выдвинули Дэна. Обиженный на Бо Гу заведующий Секретариатом был им как нельзя кстати: ведь именно ему предстояло вести протокол исторического совещания.

Цзуньи был взят 7 января 1935 года, а через два дня в него въехали Бо Гу, сопровождаемый Отто Брауном, а также Чжу Дэ, Чжоу Эньлай, Дэн и бóльшая часть других членов партийного и армейского руководства за исключением Мао, Ло Фу и Ван Цзясяна. Последние остановились за городской стеной, в большом двухэтажном доме, принадлежавшем командиру одной из бригад гуйчжоуской армии. Все остальные разместились в центре города, в нескольких просторных особняках, недалеко от красивейшего католического храма, выстроенного из белого и серого камня, с полукруглыми длинными окнами, украшенными чудными витражами, и с изогнутой красной черепичной крышей, в архитектуре которого смешались два стиля – китайский традиционный и европейский готический. Коммунисты, кстати, тут же приспособили храм под нужды Главного политуправления, начав проводить в нем массовые пропагандистские мероприятия ¹⁴⁴.

Совещание началось 15 января и продолжалось три дня. Участвовали в нем 20 человек. В небольшой комнате на втором этаже недавно выстроенной резиденции командира дивизии гуйчжоуской армии Бай Хуэйчжана было тесно и шумно. Ло Фу, Мао и Ван Цзясян, сменяя друг друга, разбили все аргументы Бо Гу и Чжоу Эньлая, выступивших с докладом и содокладом и сваливших вину за поражение на объективные причины. А затем поддержанные Чжу Дэ и рядом полевых командиров обвинили самих Бо, Чжоу и Брауна в отступлении из Центрального района ¹⁴⁵.

Дэн сидел в углу и старательно вел протокол. Сам он не выступал, да в том и не было необходимости: итог совещания был предрешен. А вот Чжоу Эньлай, мгновенно сориентировавшийся, вторично взял слово, полностью признав правоту Мао и его единомышленников. Понятно, что в глазах многих он «потерял лицо».

В результате Мао, Ло Фу и Ван победили. Ло набросал проект резолюции, которая и была принята. В ней отчетный доклад Бо Гу был признан «в основе своей неверным», а главной причиной сдачи Центрального советского района названы ошибки в военном руководстве и тактической линии ¹⁴⁶.

Сразу же после совещания на заседании Политбюро Мао был кооптирован в состав Постоянного комитета. В этом высшем органе партии, сформированном в январе 1934 года на пленуме ЦК, было тогда семь человек: Бо Гу, Ло Фу, Чжоу Эньлай, Чжан Готао, Чэнь Шаоюй, Сян Ин, а также бывший шанхайский рабочий Чэнь Юнь. Тогда же Мао назначили помощником Генерального политкомиссара Чжоу, который теперь для него опасности не представлял. А в самом начале февраля, уже после того, как Красная армия покинула Цзуньи, Ло Фу потребовал от Бо Гу уступить ему пост генсека. Тот капитулировал, и через месяц, 4 марта, новый вождь партии назначил Мао фронтовым политкомиссаром ¹⁴⁷. Теперь Мао стал главной фигурой в армии и именно к его мнению стали с особым вниманием прислушиваться все члены Политбюро.

После этого Председатель (так, зачастую даже без фамилии, почтительно именовали Мао, Председателя Центрального исполнительного комитета Китайской Советской Республики) стал для Дэн Сяопина главным учителем и покровителем, оттеснив с этого места Чжоу Эньлая. И долгие годы именно на Мао Цзэдуна Дэн будет смотреть снизу вверх, признавая его безграничный авторитет. А «потерявший лицо» Чжоу останется лишь старшим товарищем, одним из многих руководителей, которых конечно же нельзя не уважать, но не следует боготворить.

Между тем поход продолжался. И в конце июня 1935 года, с согласия, а возможно, и по инициативе Мао, Дэна перевели на работу в армию: начальником отдела пропаганды политического управления 1-й армейской группы, которой командовал один из наиболее близких к Мао Цзэдуну людей, очень талантливый полководец Линь Бяо. Начальником же политуправления был бывший соученик Дэна по Университету трудящихся Китая им. Сунь Ятсена Чжу Жуй, известный в Москве под именем Николай Валерьянович Сильный (после окончания университета, в 1927–1929 годах, Чжу учился в Московской артиллерийской школе, так что считался кадровым военным) ¹⁴⁸.

Это можно было считать повышением: ведь политическая власть в Китае, в том числе и в самой компартии, действительно, как верно говорил Мао, рождалась из дула винтовки. Характерно, что когда позже дочь Дэна поинтересовалась у отца, почему его перевели в отдел пропаганды 1-й армейской группы, тот ответил: «Тогда все были на марше и в ЦК работы не было». По словам же Мао Цзэдуна, Дэн «был нужен фронту» ¹⁴⁹.

Новое назначение его обрадовало. Он вообще тогда излучал оптимизм: за несколько дней до того у него произошла радостная встреча еще с одним старым приятелем – Фу Чжуном, тем самым, с которым он вместе жил в Париже, а потом, как и с Чжу Жуем, учился в Университете им. Сунь Ятсена. В 1927 году Фу Чжун из университета был переведен в Ленинград, в Военно-политическую академию им. Н. Г. Толмачева, и их пути временно разошлись. Фу стал профессиональным военным и весной 1930 года, прибыв в Шанхай, начал работать в военном комитете ЦК. Он хорошо владел русским, а потому занимался переводом на китайский язык учебных пособий Толмачевки, как называли академию, и боевого устава Советской Рабоче-крестьянской Красной армии. Но летом 1931 года по решению Чжоу Эньлая, возглавлявшего тогда военный комитет, выехал в Советский район на границе провинций Хубэй, Хэнань, Аньхой, к северу от Ухани. Там с апреля этого года всю работу возглавлял один из вождей партии Чжан Готао, и Фу Чжун занял в его войсках, именовавшихся армией 4-го фронта, пост начальника политотдела. Однако в октябре 1932 года их армия потерпела поражение от гоминьдановцев и вынуждена была оставить Хубэй-Хэнань-Аньхойский район. А уже через месяц основала новый – на северо-западе провинции Сычуань. Именно здесь, в северо-западной Сычуани, куда в середине июня 1935 года пришли войска Мао, завершившие первый этап Великого похода, Дэн и встретил старого друга Фу, исхудавшего и возмужавшего.

Стоит ли говорить, что Дэн был несказанно рад? Тем более что Фу Чжун, обладавший немалой властью в своих войсках, преподнес ему при встрече «три драгоценных подарка: коня, лисью доху и коровью печенку». «Имея все это, можно [было] свернуть горы», – вспоминал Дэн, как раз накануне лишившийся лошади, которая, не выдержав трудностей перехода, пала ¹⁵⁰.

Путь из Цзянси в Сычуань был действительно очень непрост. Все, в том числе Дэн, находились на пределе сил. Отто Браун вспоминает: «Стремясь по возможности уклоняться от боев, Центральная армейская группа шла зигзагами, совершая бесконечные параллельные марши, броски вперед и назад, обходные и обманные маневры, а иногда даже кружила на месте. Марш-бросок в 40–50 километров был обычным явлением» ¹⁵¹. Из 86 тысяч человек, начавших поход в Центральном районе, до Сычуани добрались чуть более 20 тысяч.

Но главные трудности были впереди. После встречи с войсками Чжан Готао теперь уже объединенная Красная армия продолжила поход – на этот раз на север, к границе провинций Сычуань, Ганьсу и Шэньси. Именно там по решению Политбюро она должна была образовать новый Советский район. На северо-западе Сычуани коммунисты оставаться не могли: жители этих высокогорных мест, весьма дикие, испытывали к ним ненависть, и регулярно вспыхивавшие конфликты с ними грозили перерасти в затяжную войну.

В июле объединенную Рабоче-крестьянскую Красную армию Китая перегруппировали и армейскую группу Дэна превратили в 1-й корпус армии 1-го фронта. Но тут, как нарочно, между Мао и Ло Фу, с одной стороны, и Чжан Готао – с другой, вспыхнул конфликт за власть. В результате в начале августа войска разделились на две колонны: левую во главе с Чжаном и правую во главе с Мао. Так они и пошли на север – порознь. Пришлось расстаться и Дэну с Фу Чжуном: каждый последовал за своими войсками.

Впереди на пути коммунистов лежало огромное заболоченное плато, и миновать его они никак не могли. Тогда колонна Чжан Готао пошла по левому краю болот, а колонна Мао – по правому. За плато, километрах в ста сорока от границы южной Ганьсу, им предстояло встретиться.

Левой колонне, однако, не повезло. Она завязла в топком гнилом болоте и, не сумев переправиться через один из горных потоков, широко разлившихся поперек пути, отошла на юг. Колонна же Мао, в которой находился Дэн, добралась до Ганьсу в середине сентября. Чжан Готао потребовал, чтобы они вернулись, но Мао и Ло Фу с холодной вежливостью ему отказали. В итоге в руководстве компартии и Красной армии произошел настоящий раскол, который удалось ликвидировать только в самом конце ноября 1936 года, когда Чжан Готао, потерявший свою армию в боях с гоминьдановцами, объявился наконец в штаб-квартире Мао, чтобы заключить «мировую». (Забегая вперед скажем, что его подвергли жесткой критике, но оставили в Политбюро и только в июне 1938 года исключили из партии, и то после того, как он за два месяца до того бежал с подвластной коммунистам территории и сам открыто заявил о выходе из компартии ¹⁵².)

А Председатель к тому времени уже обосновался в новом Советском районе – на границе провинций Шэньси, Ганьсу и Нинся. 22 октября в северошэньсийской деревушке Уцичжэнь он объявил Великий поход оконченным. Вместе с ним этому событию радовались не более пяти тысяч солдат и командиров, которые смогли сюда дойти, в том числе Дэн. В ноябре 1935 года в связи с новой реорганизацией войск он опять стал начальником отдела пропаганды в политуправлении 1-й армейской группы, а вскоре принял участие в затяжных боях с наступавшими на Советский район гоминьдановскими войсками. В одном из боев он чуть не получил ранение: лисья доха, подаренная Фу Чжуном, «оказалась простреленной во многих местах», но ему самому повезло ¹⁵³.

В январе вместе с главными силами Красной армии Дэн выступил на восток, в провинцию Шаньси, но когда наступление захлебнулось, вернулся в Советский район. Здесь в мае 1936 года его повысили в должности, сделав заместителем начальника политуправления 1-й армейской группы, отвечавшим за партийно-организационную и агитационно-пропагандистскую работу, а через несколько дней перебросили в северо-западную Ганьсу для участия в новой военной кампании, на этот раз против ганьсуских милитаристов, союзников Чан Кайши. Тут в беспрерывных боях и походах он провел несколько месяцев, завоевав большое уважение подчиненных и расположение командования, но в ноябре слег, неожиданно заболев тифом. Он впал в забытье, «ничего не ел, кроме рисового отвара» ¹⁵⁴, и во время марш-бросков его теперь несли на носилках.

Сознание полностью вернулось к нему только в начале января 1937 года, когда его армейская группа уже возвратилась в Шэньси. Он с удивлением узнал, что еще в середине декабря 1936 года его вновь повысили, теперь уже до начальника политуправления 1-й армейской группы. (Чжу Жуя в то время перевели на другую работу.)