Текст книги "Дэн Сяопин"

Автор книги: Александр Панцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 45 страниц)

«Председатель в своем выступлении призывал всех… быть решительными и, проводя исторические параллели, требовал, чтобы наши товарищи не малодушничали, проявляли отвагу, а не излишнюю осторожность», – записал после этого в дневнике первый секретарь парткома провинции Хубэй Ван Жэньчжун ¹⁸¹. А У Лэнси, совершенно деморализованный, попросил Чжоу Эньлая дать ему возможность выступить с самокритикой: «Критика Председателя [в мой адрес] очень сурова, мне надо полностью разоружиться». Помрачневший Чжоу ответил: «Он критиковал не только тебя, но и нас» ¹⁸².

Помимо прочего, на совещании обсуждался вопрос, посылать ли делегацию КПК на XXIII съезд КПСС, который открывался 29 марта. И здесь точки зрения Пэн Чжэня и Мао вновь оказались противоположными. Единственный из всех собравшихся Пэн высказался за поездку, тогда как Председатель категорически отверг такую возможность. «Мы не поедем, – резюмировал он, – оставим [наше] красное знамя незапятнанным, нечего тянуть канитель» ¹⁸³. «Предательское поведение» Пэна глубоко возмутило его, хотя вряд ли удивило: первый секретарь Пекинского горкома давно стал для него политическим трупом.

Вскоре после этого он дезавуировал тезисы доклада Пэн Чжэня и распустил «группу пяти по делам культурной революции». В апреле Пэна посадили под домашний арест ¹⁸⁴, а вскоре «вычистили» и Лу Динъи. После этого их объединили в «антипартийную» группу вместе с начальником Генштаба Ло Жуйцином и заведующим общим отделом ЦК Ян Шанкунем, снятыми ранее по совершенно другим причинам: на последних повесили, в частности, абсурдные обвинения «в похищении секретных государственных документов и передаче их врагу» (имелись в виду «советские ревизионисты») ¹⁸⁵.

Шестнадцатого мая 1966 года Политбюро от имени ЦК приняло текст специального сообщения всем парторганизациям страны, в котором говорилось о роспуске «группы пяти» и об образовании по решению Мао Цзэдуна новой группы по делам «культурной революции», непосредственно подчиненной Постоянному комитету Политбюро. Во главе ее Мао поставил верного ему Чэнь Бода, советником последнего сделал Кан Шэна, а одним из заместителей – Цзян Цин (в конце августа 1966 года загруженный работой Чэнь уступил пост главы группы супруге Председателя) ¹⁸⁶. Именно это сообщение впервые призвало всю партию «высоко держать великое знамя пролетарской культурной революции» ¹⁸⁷.

Несколько абзацев этого сообщения, в том числе о создании новой группы по делам «культурной революции», были написаны самим Мао. Главным из них был следующий: «Представители буржуазии, пролезшие в партию. правительство. армию и различные сферы культуры, представляют собой группу контрреволюционных ревизионистов. Они готовы при первом удобном случае захватить власть в свои руки и превратить диктатуру пролетариата в диктатуру буржуазии. Одних из этих людей мы уже распознали, других – еще нет, а третьи все еще пользуются нашим доверием и готовятся в качестве нашей смены. К примеру, люди, подобные Хрущеву, находятся бок о бок с нами. Партийные комитеты всех ступеней должны отнестись к этому с полным вниманием» ¹⁸⁸.

Никто, правда, тогда не понял, кого «великий кормчий» имел в виду, говоря о людях, подобных Хрущеву. Все знали, что преемником Мао являлся Лю Шаоци, но сама мысль о его «предательстве», разумеется, никому в голову не приходила, даже лицам из ближайшего окружения Председателя. Вот что по этому поводу вспоминал Кан Шэн: «16 мая 1966 года Председатель Мао отметил: ревизионисты, реакционеры и предатели находятся среди нас. В то время многие партийцы не поняли, кого именно подразумевал Председатель Мао. Они полагали, что речь шла о Ло [Жуйцине] и Пэн [Чжэне]. На самом деле Пэн Чжэнь был уже разоблачен. [Но] никто не осмеливался предположить, какие еще имелись предатели» ¹⁸⁹. «Я, – добавлял Кан Шэн, – [тоже] не почувствовал, что [Председатель] указывал на Лю Шаоци. У меня было только очень расплывчатое понимание этого важного указания Председателя Мао» ¹⁹⁰. О том же говорил и шанхайский левак Чжан Чуньцяо: «Когда началось движение, лишь несколько человек, да и то очень поверхностно, понимали слова Председателя, в особенности его пассаж о людях, подобных Хрущеву, которые „находятся бок о бок с нами“. Они крайне вяло реагировали на них. В то время я тоже не совсем понимал этот абзац. Я мог думать только о Пэн Чжэне, но не был полностью уверен в том, что речь шла о Лю Шаоци» ¹⁹¹.

Мао же считал свой тезис о еще не разоблаченном «китайском Хрущеве» главным во всем сообщении, о чем недвусмысленно заявил вскоре тому же Кан Шэну и Чэнь Бода. Ему очень хотелось, чтобы его сообщение «взорвало» не только партию, но и всё общество.

Просвещенный им Кан Шэн разъяснял впоследствии: «Великая культурная революция возникла из идеи о том, что классы и классовая борьба существуют и при системе социализма. Эта идея – и теоретическая, и эмпирическая. Опыт показывает, что даже в Советском Союзе, на родине Ленина, большевистская партия восприняла ревизионизм. Наш опыт по строительству пролетарской диктатуры в течение более двадцати лет и, в особенности, последние события в Восточной Европе, где были восстановлены буржуазная диктатура и капитализм, тоже ставят вопрос о том, как осуществлять революцию в условиях пролетарской диктатуры и социализма. С тем, чтобы решить эту проблему, Председатель Мао и развернул Великую культурную революцию в Китае».

По словам Кан Шэна, «великий кормчий» с самого начала выдвинул трехлетний план проведения революции: задачей первого года (с июня 1966-го по июнь 1967-го) он определил «мобилизацию масс», второго (с июня 1967-го по июнь 1968-го) – «достижение великих побед», а заключительного (до июня 1969 года) – завершение революции. «Для такой великой революции, как эта, – утверждал верный соратник Мао, – три года – небольшой отрезок времени» ¹⁹².

С этого сообщения началось вовлечение в «культурную революцию» широких масс, что придало движению особый характер. Председатель дал право народу судить «партийцев-ревизионистов», в том числе «крупных партийных сатрапов». Ударной силой «культурной революции» должна была стать молодежь, не отягощенная излишними знаниями и не скованная «порочными» гуманными представлениями конфуцианского общества, – студенты вузов, а также учащиеся техникумов, средних и даже начальных школ. 25 мая на борьбу с «каппутистами» поднялись студенты Пекинского университета, вывесившие на стене своей столовой первую дацзыбао(газету больших иероглифов). В ней они обвинили некоторых руководителей отдела Пекинского горкома по университетской работе, а также ректора (он же секретарь парткома) Бэйда [77]77
  Так китайцы обычно называют этот вуз (сокращенное от Бэйцзин дасюэ – Пекинский унивеоситет».


[Закрыть]в «проведении ревизионистской линии, направленной против ЦК партии и идей Мао Цзэдуна» ¹⁹³. Их «героический» почин подхватили студенты других столичных вузов и школ, а также учащиеся в провинции. Учебные заведения охватила эпидемия дацзыбао,студенты перестали посещать занятия. Вакханалия борьбы с «каппутизмом» за реформирование сознания шестисот миллионов жителей КНР началась.

Но Дэна пока не трогали, несмотря на то что до Мао не могла не доходить информация, что его генсек, глубоко потрясенный происходившим, время от времени выражал пассивный протест. Например, после того как был снят Ян Шанкунь, Дэн взял к себе на какое-то время жить его дочь, а после ареста Пэн Чжэня не только не стал поливать его грязью, но и послал ему полкорзины мандаринов ¹⁹⁴. Большего он, понятно, сделать не мог: тоталитарная система власти, к созданию которой он сам приложил руку, исключала какую бы то ни было открытую оппозицию вождю. «В условиях того времени реальное положение вещей состояло в том, что трудно было возражать», – признавал он впоследствии ¹⁹⁵.

Его и за полкорзины мандаринов-то могли наказать, будь на то воля Мао. Но тот все не давал «добро» на преследование своего генсека. И Дэн, похоже, стал полагать, что горькая чаша минует его. Ничто не заставляло «его проявлять более высокую, чем обычно, степень настороженности», и он продолжал допускать один просчет за другим. Он явно «не поспевал за развитием событий» ¹⁹⁶, а может быть, не желал быть более «стопой» «великого кормчего». Кто знает? В любом случае, линия поведения Дэна могла лишь ускорить его падение. Ведь Председатель, затаивший обиду, озлоблялся против него все больше.

В самом начале июня Дэн окончательно вывел его из себя. Вместе с Лю он открыто выступил тогда за ограничение студенческих волнений, поддержав Пекинский горком, пославший в Бэйда рабочую группу для «наведения порядка». Группу укомплектовали активными членами партии и комсомола.

Правда, о том, можно ли посылать такие группы, Чжоу Эньлай от имени Лю Шаоци и Дэн Сяопина спросил по телефону у Мао еще 29 мая, и вождь не выразил никакого протеста. Но такова, как мы помним, была его извечная тактика. Он опять испытывал Дэна и Лю, давая им возможность полностью проявить себя. И те вновь поддались и даже, созвав расширенное заседание Постоянного комитета Политбюро 3 июня, приняли решение послать аналогичные группы в другие пекинские учебные заведения. «Без рабочих групп дело не пойдет, – заявил Дэн, – …рабочие группы представляют партийное руководство… посылать рабочие группы надо очень спешно – как пожарную команду на пожар» ¹⁹⁷. В эти группы мобилизовали 7239 кадровых работников ¹⁹⁸.

После этого Дэн вместе с Лю, Чжоу, Чэнь Бода, Кан Шэном и новым заведующим отделом пропаганды Тао Чжу 9 июня отправился в Ханчжоу, на берег Силиху, чтобы уговорить Мао вернуться в Пекин. Но тот, рассмеявшись, отказался. Тогда Лю и Дэн стали просить его позволения послать рабочие группы во все университеты по всей стране, но Мао на это не сказал ни да ни нет ¹⁹⁹.

Вконец запутавшись, Дэн и Лю, вернувшись в Пекин, тут же приняли два диаметрально противоположных решения: с одной стороны, «временно, на шесть месяцев», приостановили обучение в школах и университетах по всей стране, отменив, кроме того, экзамены, а с другой – признали «правильным» посылку рабочих групп во все университеты для «восстановления порядка». «ЦК считает, что меры, принятые рабочей группой в Пекинском университете в отношении беспорядков, правильные и своевременные, – объявили они. – Во всех организациях, где возникают подобные явления, могут применяться такие же меры, как в Бэйда» ²⁰⁰. Вскоре после этого в составе рабочих групп из Пекина в другие районы страны были направлены более десяти тысяч человек ²⁰¹.

Большей ошибки они совершить не могли! Ведь теперь Мао Цзэдуну было легко обвинить обоих в «зажиме» народных масс. Он ждал только удобного случая, чтобы нанести сокрушительный удар. Между тем всезнающий Кан Шэн по секрету сказал Чжоу Эньлаю, что «Лю и Дэн, возможно, не выживут», заметив, что ему (Чжоу) «не следует связывать себя с рабочими группами, а надо взять руководство движением [«культурной революцией»] в свои руки» ²⁰². Не вызывает сомнения, что Кан говорил с Чжоу от имени Мао.

А сам Председатель, делая пока вид, что ничего не происходит, в середине июня съездил к себе на родину, в деревню Шаошаньчун, где за несколько лет до того для него была выстроена роскошная дача, на которой он еще ни разу не был. Дишуйдун (Грот капающей воды) – так она называлась. А 16 июля уже в Ухани Мао совершил пятнадцатикилометровый заплыв по Янцзы, демонстрируя всему миру, в том числе «каппутисту № 1» Лю Шаоци и «каппутисту № 2» Дэн Сяопину, что он еще полон здоровья и сил! И только 18 июля возвратился в Пекин, где наконец и нанес удар по Дэну и Лю.

Поселился он в западном районе города, в бывшей дипломатической резиденции Дяоюйтай (Павильон для ловли рыбы), демонстративно отказавшись проследовать в Чжуннаньхай, где жили Дэн Сяопин и Лю Шаоци. Последний тут же > приехал к нему, но Мао принять его отказался. «Председатель отдыхает с дороги», – сообщил оторопевшему Лю секретарь «великого кормчего». На самом деле Мао как раз в то время за закрытыми дверями беседовал с Кан Шэном и Чэнь Бода, которые, разумеется, не преминули представить деятельность Лю и Дэна в самом черном свете.

Расстроенный Лю Шаоци созвал на следующий день расширенное заседание Постоянного комитета для обсуждения вопроса о рабочих группах. Но это только обострило ситуацию. Мао на заседании отсутствовал, но проинструктированный им Чэнь Бода потребовал немедленного отзыва всех групп. Его выступление встретило отпор со стороны большинства собравшихся, не знавших истинной позиции Мао. Особенно резко высказался Дэн, который явно потерял терпение. Вскочив с места и тыча пальцем в Чэня, он сказал: «Вы утверждаете, что мы боимся масс, а попробуйте сами отправьтесь на передовую!» После этого, переведя дыхание, резюмировал: «С отзывом рабочих групп я не согласен!» Лю Шаоци поддержал его ²⁰³.

Только на следующий день вечером Лю смог встретиться с Мао. И тот наконец раскрыл карты, заявив, что «рабочие группы никуда не годятся, что прежний [Пекинский] горком разложился, что отдел пропаганды ЦК разложился, что отдел культуры разложился, что министерство высшего образования также разложилось, что „Жэньминь жибао“ тоже никуда не годится» ²⁰⁴. За восемь дней Мао провел семь совещаний, во время которых требовал «отозвать рабочие группы», так как они «играют роль тормоза и фактически оказывают помощь контрреволюции» ²⁰⁵. «Кто подавлял движения учащихся? – возмущался он. – Только северные милитаристы… Мы не должны сдерживать массы… Плохо кончат все те, кто подавляет движение учащихся» ²⁰⁶.

После этого по требованию «великого кормчего» Дэн вместе с Лю Шаоци и другими руководителями ЦК отправился в пекинские учебные заведения, чтобы провести обследование. Но там они оказались под огнем критики. Оправдываясь, они выглядели жалко: «Выступали с разъяснениями и увещеваниями, но было очевидно, что они бессильны и находятся в безвыходном положении» ²⁰⁷.

Настоящее же унижение Дэн вместе с Лю испытал в самом конце июля на собрании активистов студенческих организаций в здании Всекитайского собрания народных представителей на площади Тяньаньмэнь. В присутствии более десяти тысяч человек Дэн вынужден был выступить с самокритикой, причем действовал неумело. «Некоторые товарищи говорят, что старые революционеры напоролись на новые проблемы; да, это так. У нас, товарищей, работающих в ЦК и горкоме, нет опыта проведения таких небывалых в истории движений. В некоторых отношениях мы не оказывали конкретную поддержку рабочим группам», – сказал он, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Лю тоже выглядел подавленным, «брошенным на произвол судьбы посреди океана». Говорил визгливо, почти истерично, признаваясь, что не знает, как осуществлять «культурную революцию» ²⁰⁸. Под бурное ликование зала первый секретарь Пекинского горкома Ли Сюэфэн, исходя из постановления Политбюро, объявил о принятом накануне решении отозвать рабочие группы из всех школ и университетов города ²⁰⁹. Дочь Дэна, Маомао, присутствовавшая на собрании, горько плакала.

Двадцать девятого мая в элитной средней школе при Пекинском техническом университете Цинхуа была создана организация, именовавшая себя «Хунвэйбин»(«Красные охранники»). Название очень понравилось Мао, и он похвалил ее членов. После этого началась массовая организации хунвэйбиновских групп, перед которыми Мао поставил конкретную задачу: «Разгромить облеченных властью лиц, идущих по капиталистическому пути» ²¹⁰.

Пятого августа «великий кормчий» написал собственную дацзыбаоиз двухсот с лишним иероглифов «Огонь по штабу!». По его распоряжению ее отпечатали и 7 августа распространили среди участников 11-го пленума ЦК, который проходил в те дни в Пекине. И теперь всем стало ясно: «культурная революция» направлена против Лю Шаоци и Дэн Сяопина! Ведь именно они руководили повседневной работой Центрального комитета – главного штаба в стране. Изменив повестку дня, пленум занялся рассмотрением персональных дел главы Китайской Народной Республики Лю Шаоци и Генерального секретаря ЦК Дэн Сяопина ²¹¹. «Мы разоблачили китайских Хрущевых, которые скрывались среди нас», – вспоминал Кан Шэн ²¹².

После пленума пост Генерального секретаря ликвидировали, а сам Секретариат, по существу, лишили какой бы то ни было власти: его больше не собирали, а его функции передали группе по делам «культурной революции». Дэн и Лю, правда, остались членами Постоянного комитета Политбюро. Дэн при выборах даже получил единогласный вотум доверия – 74 голоса, наравне с Мао и Линь Бяо ²¹³, однако его влияние было сведено до минимума. Новым своим преемником Мао назначил Линь Бяо – вместо дискредитировавшего себя Лю Шаоци. Линь стал к тому же и единственным заместителем Председателя ²¹⁴. Сразу после пленума, на рабочем совещании ЦК (оно проходило с 13 по 23 августа) Линь Бяо атаковал Лю и Дэна поименно, заявив, в частности, что вопрос о Дэн Сяопине «относится к категории борьбы между нами и нашими врагами» ²¹⁵. После этого Дэн потерял сон, а после совещания прекратил работать, передав свои обязанности Кан Шэну ²¹⁶. Теперь Дэн все время сидел дома, ни с кем не разговаривал и только знакомился с присылаемыми ему время от времени партийными материалами.

Так прошел весь сентябрь. А в октябре, на новом рабочем совещании ЦК, Дэна вновь подвергли жесточайшей поименной критике. Выступивший с основным докладом Чэнь Бода объявил, что в «культурной революции» борются две линии: «пролетарская революционная» партийного центра во главе с Председателем Мао Цзэдуном и «буржуазная реакционная», «представителями которой являются товарищи Лю Шаоци и Дэн Сяопин. Они должны нести главную ответственность». Сам термин «буржуазная реакционная линия» придумал, конечно, Мао, который, кстати, редактировал доклад Чэнь Бода. После этого Линь Бяо вновь атаковал Дэн Сяопина и Лю Шаоци, обвинив их в том, что они «подавляли массы и противодействовали революции» ²¹⁷.

Ну, тут оставалось только застрелиться. Но ни Лю, ни Дэн этого делать не стали, а по требованию Мао вновь выступили с самокритикой. 23 октября и тот и другой признали, что «несут главную ответственность». Дэн, кроме того, заявил: «Я определенно могу сказать, что, если бы я в свое время был более скромным и прислушивался к мнению других, а главное, если бы постоянно докладывал Председателю [обо всех делах] и спрашивал его совета, я, безусловно, получал бы его инструкции и помощь, что позволило бы мне вовремя исправить мои заблуждения» ²¹⁸. Дэн обещал «исправиться и стать новым человеком». Но, по словам Маомао, его «самокритика… была выступлением вопреки его совести и убеждениям» ²¹⁹.

Последнее, однако, не имело значения. Добившись того, что Лю и Дэн «потеряли лицо», Мао на совещании стал играть роль примиренца. На тексте самокритики Дэн Сяопина, полученном им накануне, он сделал следующую надпись: «Товарищ Сяопин! С этим можно выступать. Но после первой строки на девятой странице „исправлюсь и стану новым человеком“ не стоит ли добавить несколько позитивных воодушевляющих слов? Например, сказать: „Я верю, что, прилагая все силы, и при активной помощи со стороны товарищей смогу исправить ошибки“. Попросить товарищей дать мне время для того, чтобы я смог [снова] встать в строй. Полжизни занимался революцией, оступился, так разве надо лягнуть и не дать воспрянуть? Еще одно. Из заглавия можно удалить два иероглифа, [означающих слово] „первоначальный [проект]“» ²²⁰.

Через два дня после самокритики Дэна Мао Цзэдун, подводя итоги, сказал: «Нельзя… полностью обвинять во всем [Лю Шаоци и Дэн Сяопина]. Есть и их вина, есть и вина ЦК – ЦК тоже вел дело не слишком хорошо. Времени было мало, и к новым проблемам мы (так и сказал: «Мы!» – А. П.) оказались психологически неподготовленными, не наладили политической и идеологической работы… После совещания, видимо, будет лучше» ²²¹. Мао, правда, не смог удержаться, чтобы не высказать свои обиды: «Дэн Сяопин туг на ухо, но он все время на всех совещаниях садился подальше от меня и начиная с 1959 года никогда не искал меня, чтобы доложить о своей работе» ²²².

То, что Дэн был тугоух, верно. В правом ухе у него то и дело возникали шум и звон, мешавшие ему. Это ощущение, именуемое в медицине тиннитус, усиливалось с каждым годом ²²³. Но именно поэтому во время совещаний высшего руководства в спальне у Мао Цзэдуна он садился у изголовья кровати, на которой возлегал Председатель. Так что «великий кормчий» зря жаловался на него. Кривил Мао душой и тогда, когда говорил, что генсек не искал его, чтобы доложить о работе: достаточно заглянуть в «Хронологическую биографию» Дэна, изданную недавно в КНР, чтобы убедиться, что это неправда. Мао просто хотелось лишний раз уколоть своего бывшего верного ученика. Ведь он так доверял ему, называл «лучшим из своих соратников», «главной растущей силой», а тот только и делал, что после провала «большого скачка» обижал старика. Мао чувствовал, что Дэн перестал вникать в его мудрые мысли и не стремился ловить каждое слово. Так что на самом деле он не собирался пока прощать его. Так же, как и Лю Шаоци. Ему хотелось понаслаждаться их унижением.

Понимая настроение вождя, члены группы по делам «культурной революции» ковали железо, пока горячо. Борьба с Дэном и Лю служила для них трамплином в их политической карьере. В конце декабря 1966 года по инициативе одного из них, Чжан Чуньцяо, несколько тысяч студентов и преподавателей университета Цинхуа вышли на демонстрацию, во время которой впервые публично атаковали Лю Шаоци и Дэн Сяопина по именам, призывая к их свержению ²²⁴. На транспарантах и дацзыбаоони написали: «Долой Лю Шаоци! Долой Дэн Сяопина!». При этом имена Лю и Дэна перечеркнули крест-накрест черной краской.

Для Дэна наступили самые тяжелые времена. И он, должно быть, не раз вспомнил Конфуция, сказавшего: «Только с наступлением холодов познаешь, что сосна и кипарис увядают последними» ²²⁵. Как и этим могучим деревьям, ему нужно было выстоять в непогоду. Не сломаться, не погибнуть, а сохранить силы и дождаться весны. Стиснуть зубы и пережить испытания.