Текст книги "Контролер"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«Положение обязывает».

(Девиз Преображенского полка)

Лирическое отступление четвертое, политическое

1998 год. Москва. Конец лета.

– ...дь! – гнусно выматерился генерал-майор.

– Это точно, – согласился Волков и опустил голову. Ему было очень стыдно, потому что он подвел командира.

Вообще-то он, как любой, не первый год тянущий армейскую лямку офицер, особого уважения к генералам не питал и был совершенно прав. Через очень многое и многих приходится переступить человеку, чтобы попасть в отряд лампасоносителей и это, поверьте, накладывает серьезный отпечаток на представителей славного клана. Впрочем, даже среди данной популяции военнослужащих встречаются нормальные особи, правда, очень редко.

Генерал-майор Ярилов Е.В. как раз и был тем, подтверждающим правило, исключением. Умнейший, искусно косящий под потомственного крестьянина мужик, он пришел в свой высокий кабинет не с паркета. Двадцать лет без малого он мотался в компании себе подобных по странам и континентам, выполняя данную страной команду «Фас!». Два года Ярилов командовал вошедшим в легенду Совой. В управлении шепотом поговаривали, что когда-то он вместе с тем же Совой служил в группе ТОГО САМОГО Большакова, но в это мало кто верил, уж слишком много из того, ЧЕГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, приписывалось ТОМУ САМОМУ. Хороший, в общем, был дядька. Мог наорать, обложить семиэтажным, треснуть кулачищем по столу так, что в кабинете приходилось менять мебель, но Егор Валентинович был надежен как бетонный ДОТ и своих никогда не сдавал.

Его не очень привечало вышестоящее начальство, потому что Ярилов не умел быть ласковым. Не брал взяток, не крышевал бизнес, не имел загородного особняка рядом с «остальными нашими», за что считался всеми ими осколком третичной эпохи и выжившим их ума динозавром. Несколько раз его собирались выгнать на пенсию, но каждый раз решение отменялось, и выслуживший все сроки генерал продолжал командовать, как умел. Уж слишком «расстрельной» была занимаемая им должность, вот и не находилось дураков среди желающих возвыситься.

– Напомни, кто с тобой туда летал.

– Ящер, то есть капитан третьего ранга Шабалин, майор Марецкий и старший лейтенант Коваленко.

– Сколько молодому до капитана остается?

– Два месяца.

– Теперь хрен дадут.

– Это точно.

За две недели до описываемых событий Волкова с тремя офицерами его группы послали в одно очень демократическое европейское государство решить некий вопрос. Вопрос был решен, вот, только...

– Нашумели, наследили, можно сказать, обосрались, – грустно молвил генерал и тяжело вздохнул.

– Товарищ генерал...

– Ладно тебе, не на плацу!

– Егор Валентинович, а как можно было иначе?

– Если бы я знал, как иначе, то не разговоры бы с тобой разговаривал, а взял бы за ноги и бил башкой об сейф. Короче, завтра все четверо едете в Думу.

– Зачем?

– ...ть вас будут в комитете по безопасности! – выматерился генерал.

– Это точно, – согласился Волков и опустил голову.

– Нет, чтобы нашего Первого вызвать или меня, на худой конец. Так им, уродам, исполнителей подавай. Желают лично поучить, как надо работать.

– Суки, – буркнул Волков.

– Точно, – согласился начальник. – Что ты сказал?

– Да, так, ничего.

– То-то. Значит так, приказано прибыть в форме.

– Что?!? – у Волкова округлились глаза. По инструкции ни он, ни его люди не имели права появляться вне расположения части в военной форме.

– Что слышал. В парадной форме и при наградах. Сколько у тебя орденов?

– Двенадцать и еще три иностранных.

– Вот все и надень и, за подчиненными проследи. Как твой молодой-то?

– Валяется дома, ему ноги посекло, я же докладывал.

– Сильно?

– Не очень.

– Посадить в инвалидное кресло и укрыть ноги, может, пожалеют. Все понял?

– Так точно.

– Тогда вперед.

У входа в цитадель российского парламентаризма Волков остановился и критическим взглядом осмотрел свое воинство в новехоньких парадных мундирах. Майор Марецкий – позывной Рабат, невысокий, слегка полноватый крепыш. Пострижен, гладко выбрит, за версту благоухает одеколоном. Шесть орденов и очень много медалей. Скрещенные автоматы, эмблемы мотострелковых войск в уголках оливкового форменного мундира.

Старший лейтенант Игорь Коваленко – позывной Тихий, в кресле-каталке. Пострижен, побрит. Три ордена, пара медалек, парашютики (эмблемы ВДВ), порядок. Капитан третьего ранга Алексей Шабалин, позывной Ящер, коротконогий, длиннорукий брюнет, очень похожий на бритую обезьяну. Во всей флотской красе: белая парадная тужурка с якорьками и золотыми погонами, россыпь орденов, естественно, значок «За дальний поход», кортик на боку и белые перчатки на лапах. Полюбовался собственным отражением в зеркальном стекле. Вроде все в порядке, мундир с эмблемами ракетных войск и артиллерии (остроносая ракета, крест-накрест перечеркнутая пушечками), ордена, медали. Тяжело вздохнул.

– Ящер, перчатки сними.

– Так ведь по форме положено.

– Я что сказал?

– Понял.

– Тогда, с богом. Пошли, – Шабалин с Марецким, как пушинку, подхватили кресло с сидящим в нем якобы инвалидом и тронулись вслед за командиром.

Их выплюнули наружу очень скоро, через какие-то сорок минут и это включая те полчаса, которые они прождали в приемной. «Мясники», «портачи», «дебилы» было самым парламентским, что они услышали от болеющих за судьбы отечества парламентариев. «Идите, – сообщили им напоследок. – Ждите решения». Не стоило иметь семи пядей во лбу и ниже, чтобы понять, решение будет судьбоносным.

Коваленко проехал несколько метров и развернулся лицом к остальным. Открыл рот.

– Сейчас спросит, кто нами правит, – догадался Марецкий. – А то сам не увидел.

– Да нет, я не об этом, – засмущался Игорь. – Командир, как насчет...

– У нас на флоте это называется за...ть, – догадался Шабалин. – Лично я – только за.

– Так, и я не против, – буркнул Марецкий, – Командир, ты как?

– Как все, только давайте отойдем немного. Тут поблизости цены просто запредельные.

И они тронулись. Каталку с сидящем в ней Коваленко, легонько, одним пальчиком подталкивал Шабалин.

– Командир, – поинтересовался Игорь, – а почему у тебя лицо покраснело? Давление, что ли, скачет?

– Размечтался, – хмыкнул тот. – Просто встретил знакомого. Помните того лысого, который орал, что всех насквозь видит?

– Ну.

– Встречались. Такой, блин, лихой особист был, аж дух захватывало.

– Расскажи.

– Почему бы и нет, нам еще минут пятнадцать топать. Слушайте, детки, дело было...

1985 год. Ордена Ленина Забайкальский военный округ. Город «с театром».

Дверь кабинета приоткрылась, в проеме показалась вихрастая голова. Самую малость дохнуло перегаром.

– Сысоев, к командиру!

– Есть, – Волков закрыл тетрадь, над которой дремал, забросил ее в сейф и вышел из кабинета.

Уже месяц он находился здесь, в одном из разведорганов округа в качестве военного переводчика и под чужой фамилией. С задачей ждать, присматриваться и находиться в готовности. К чему? А, черт его знает, к чему. Лейтенантов, как известно, информируют всегда в последнюю очередь. Пока же, в ожидании времени «Ч», он вел обычную жизнь обычного молодого офицера в Сибири: исправно ходил на службу, а после нее – в кабак.

Перед тем как войти в командирский кабинет, причесался и протер носовым платком лицо: ночь накануне, проведенная на улице Угданской в деревянном одноэтажном бараке в компании веселых медсестричек Кэт, Любы и военного врача, имя которого напрочь стерлась из памяти, была томной.

– Разрешите?

– Сысоев, – проговорил командир части, не поднимая взора от каких-то бумаг, – там, в дежурке, капитан из особого отдела. У него какие-то вопросы по китайскому языку. Быстренько проконсультируй, только устно, и гони на хрен. Понял?

– Так точно!

– Свободен, потом зайдешь, расскажешь, что это «соседи» так всполошились.

– Есть! – лжесысоев четко развернулся через левое плечо и вышел в большом недоумении.

Только в книгах, хороших и разных, капитаны из особого отдела шляются в серьезные разведывательные органы как к себе домой, и вовсю участвуют в проводимых там спецмероприятиях. В жизни, поверьте, все иначе. В часть, в списках которой временно числился Волков, из всего особого отдела гарнизона мог проникнуть только его начальник, да, и то, испросив предварительно разрешение у командира.

«Значит, так надо» – решил про себя юный переводчик. Достал из кармана мятную конфетку, забросил на всякий случай в рот и спустился в дежурку. Бравый капитан уже был там, буквально приплясывал на месте в нетерпении под снулым взглядом дежурного. В бриджах, начищенных до зеркального блеска сапогах и кителе под портупеей. С кобурой на боку и секретным чемоданчиком в руке.

– Сысоев, – представился Сергей и протянул руку.

– Капитан Шишкин, – ответил тот, руки не подав. – Быстрее лейтенант, времени в обрез.

Волков присмотрелся повнимательнее: ух, ты, горящие чахоточным румянцем щеки, лихорадочно блестящие глаза, лицо с явными следами азарта и радости свершения. Картина маслом из серии: «Мятеж левых эсэров подавлен, товарищ Дзержинский! Разрешите начать расстрелы?»

– Пойдем, – не успел Сергей подойти к лестнице, как Шишкин, обогнав его как стоячего, рванул наверх.

– Куда дальше? – заорал на бегу.

– По коридору до конца, последняя дверь направо за углом... – и только сапоги застучали.

Первым делом товарищ капитан сорвал печать и извлек из чемоданчика заполненный типографским способом документ с угловым штампом в левом верхнем углу и выложил на стол перед Сергеем.

– Давай.

– Что давать-то?

– Заполни, распишись и поставь дату.

– Зачем?

– Ты, что, совсем идиот? Это подписка о неразглашении.

– Неразглашении чего?

– Того, что сейчас узнаешь.

– А как я могу не разглашать то, чего не знаю? – на полном серьезе полюбопытствовал Волков и округлил глаза.

– По-моему, ты нарываешься, – прищурился чекист.

– А по-моему, я только что забыл китайский.

С минуту они молча смотрели друг на друга, угрожающе один и с искренней придурью во взоре второй. Как и следовало ожидать, первым не выдержал Шишкин.

– Ладно, потом разберемся. Слушай внимательно, – тут он приосанился. – Я только что раскрыл валютное дело, – извлек и аккуратно положил на стол несколько бумажек, очень похожих на банкноты.

Волков взял одну из них, осмотрел, после чего неторопливо разложил все на две стопочки.

– Картина ясна, – сказал он. – Что тебя интересует конкретно?

– Это юани?

– Да.

– Китайские?

– Конечно.

– На какую сумму всего?

– На какую сумму? – Волков так же неторопливо принялся пересчитывать банкноты в первой стопочке. – Одна, две, три, ...двенадцать – и во второй. – Одна, две, три, четыре... Всего получается четыре триллиона, один миллиард и двести миллионов юаней. Думаю, что это несколько годовых бюджетов Китайской Народной Республики. Поздравляю, капитан, ты очень богатый человек.

– Что ты сказал?

– Повторяю, четыре триллиона...

– Погоди, – тот ткнул пальцем в одну из бумажек. – А где нули?

– Китайцы обходятся без них.

– Сколько здесь?

– Сто миллионов.

– Как читается по-китайски?

– «И».

– Ни хрена ты, переводчик, не знаешь. Я, чтоб ты знал, навел справки, – он достал из кармана блокнот. – «И» по-китайски значит «один». Расскажу твоим в части, засмеют.

– Расскажи. Только в китайском языке полно слов, которые читаются одинаково, а пишутся по-разному, а потому имеют разное значение. К примеру, знаешь слово на букву «х» из трех букв всего?

– Ты имеешь в виду?..

– Совершенно верно. Так вот, по-китайски так звучит слова «собрание», «серый», имеется в виду цвет, а также «возвращаться», «уметь» и многое, многое другое. Такой вот язык.

– В словаре посмотри, – просипел особист.

– А зачем, и так все ясно. Вот сюда глянь, – и указал на иероглифы в рамочке. – Знаешь, что здесь написано?

– Нет.

– Написано, что данная банкнота имеет хождение в потустороннем мире и принимается во всех его банках. Теперь понял, что это такое?

– Ы-ы-ы, нет.

– Это, – ритуальные деньги, кладутся в гроб при погребении, чтобы на том свете прикупить, чего понадобится.

– Выходит...

– Совершенно верно, на первое время покойничку этой мелочи хватит, а потом родственники еще подвезут.

На особиста стало жалко смотреть. Он явно нарушил основной закон спецслужб и поспешил доложить об успехе, еще его толком не достигнув. Опасная это штука, такая торопливость: высокое начальство, заслушав доклад подчиненного, успевает порадоваться сопричастности к результату и в случае облома чувствует себя оскорбленным и где-то даже обворованным.

– Но ведь все равно, это документ строгой отчетности.

– С каких пряников? Печатается, что б ты знал, в обычных типографиях и продается где угодно.

– А-а-а... – протянул тот. – А ты откуда знаешь?

– А-а-а где я, по-твоему, служу? И потом, недавно такие бумажки по телеку показывали.

– Где?

– Где-где, в «Клубе кинопутешественников».

– Ладно, – и сунул Волкову под нос документ. – Подписывай.

– Не буду.

– Как это?

– Так это. Никаких таких тайн я от тебя не узнал, значит, и писать нечего.

– Тогда так, – Шишкин выпрямился и принял стойку «Смирно». – Товарищ лейтенант, предупреждаю в устной форме, что полученные вами сведения...

– Все ясно, – Сергей потянулся к сейфу и сделал вид, что очень хочет его открыть. – Если у тебя все, то извини, работы накопилось, ты не поверишь, до утра не управиться.

Шишкин побросал документы в чемодан и походкой каменного гостя пошел к выходу. Волков запер дверь кабинета и, посвистывая, понесся на доклад командиру.

Капитан закрыл за собой металлическую калитку и направился к ожидавшему его служебному автомобилю. Не успел пройти и тридцати шагов, как двухэтажное здание, издали напоминавшее детский сад, буквально подпрыгнуло и из всех открытых по случаю летней жары форточек донеслось лошадиное ржание: разведка радостно приветствовала очередной успех «соседей». К слову сказать, те на их месте, поступили бы точно так же. И поступали...

– А теперь этот дятел видит всех насквозь... – закончил повествование Сергей.

Все заржали, причем Шабалин громче всех. Привык он там, на кораблях, громко смеяться, перекрывая шумы бурь и штормов.

– А что было потом? – спросил Коваленко.

– Ничего не было, до сегодняшнего дня я этого Шишкина-Елкина-Палкина не встречал.

– Я не об этом, командир. Что случилось в той части потом?

– А я почем знаю? Меня через две недели после этого вернули назад. Когда в самолет садился, рыдал от счастья.

– Почему?

– Да потому что я там едва не спился, дотошный ты наш.

В ресторане все было очень мило, только дорого. Поэтому господа офицеры вместо ранее намеченных двух килограммов водки заказали только один. И по салатику «Оливье» на брата. Быстренько все выпили и съели, после чего засобирались домой.

– Может, еще по граммульке? – предложил Марецкий. – Я тут одно место знаю, там шашлыки классные готовят.

– Небось, дорого? – строго спросил Шабалин.

– Нет.

– Тогда лично я – опять за. Давай сходим, командир, исключительно по чуть-чуть.

– Давай, командир, – заныл Коваленко. – Очень кушать хочется.

– Ну, разве что по чуть-чуть, – согласился Волков.

Водка в «одном месте» оказалась хорошо охлажденной и, вроде, не «левой», а шашлыки – просто классными, только вот, толком поесть их не получилось. К Сергею пристал как банный лист какой-то жгучий брюнет и принялся тыкать немытым пальцем в ордена на груди.

– За что железки, гоблин? – орал он. – За то, что убивал мой народ? – если учесть тот факт, что его народ уже почти лет десять как вышел из состава Союза и с тех пор независимо процветал с последним хреном без соли, товарищ явно нарывался.

– Нужен нам сто лет твой народ, – вежливо сказал Шабалин. – Уйди куда-нибудь, дай людям посидеть спокойно.

– Ах, тебе мой народ не нужен! – и оскорбленный джигит что-то гортанно прокричал.

Его кунаки, человек шесть, повыскакивали из-за столиков и принялись готовиться к битве: одни дырявили воздух хуками и джебами, другие, согнув ноги, широко распахнули руки, готовясь к захватам и броскам. Так и хочется написать: «И тут началось». Ничего не началось, все сразу же закончилось, потому что физкультурные понты и наработанные годами боевые навыки это две большие разницы.

Как-то удивительно у них не задался тот день: сначала «поимейка» в Думе, потом эти джигиты... Покинув ресторан, они пробежали переулками, и вышли прямиком к окруженному столиками киоску.

– Может, по пиву? – задумчиво проговорил Шабалин и первым двинулся вперед.

– По пиву так по пиву, – вздохнул Волков.

Коваленко поставил коляску на землю и, усевшись в нее, покатил следом за остальными.

Холодное пивко жидким бархатом легло на душу, военнослужащих охватили покой и нега, на изможденные царевой службой лица вернулись улыбки. Захотелось остаться здесь надолго.

Но, черт подери, если день не задался с утра... Двое целеустремленно шагающих по своим делам милиционеров, вдруг развернулись и решительно направились к их столику. Не к соседнему, заметьте, где запивали пенным напитком принесенную с собой сорокоградусную и громко разговаривали матом, а именно к ним.

– Начинается, – вздохнул Марецкий, ставя недопитую бутылку на столик. В воздухе ощутимо запахло грозой, жертвами и разрушениями. Спокойный, как дохлый удав, майор крайне редко выходил из себя, но уж если выходил...

Стражи порядка подошли поближе и остановились. Совсем еще молодые ребята в серой мятой форме и покрытых пылью башмаках. Мосластые, не стриженые, неуловимо похожие друг на друга, только, один с россыпью розовых прыщей по всему лицу, а второй – с вытаращенными глазами, удивительно напоминающими желтки в яичнице-глазунье.

– Нарушаем, граждане, – торжественно проговорил прыщавый. Его напарник, постукивая дубинкой по ладони левой руки, молча стоял рядом, радостно улыбаясь. Его лицо просто-таки сияло от счастья. Нет ничего более приятного для недавнего дембеля, чем прилюдно унизить офицера, да еще и ошкурить, если получится.

– И что же мы нарушаем? – полюбопытствовал Волков.

– Распиваете спиртные напитки, – ответил прыщавый.

– Ведете себя развязно, – добавил напарник.

– Придется пройти в отделение, составить протокол.

– Или заплатить штраф на месте, – чувствовалось, что у ребят накопился определенный опыт работы в паре.

– Ну, что ж, – Марецкий еще раз вздохнул, – в отделение так в отделение.

– Погоди, – мигом просчитав возможные последствия визита этого тихушника в околоток, Шабалин рванулся вперед и, заорав радостно: – Здорово, земеля, узнаешь? – протянул прыщавому руку. Тот машинально подал свою.

Надо сказать, что верхние конечности капитана третьего ранга отличала не только аномальная длина (сам признавался, что такими ручонками очень удобно хвататься за палубу корабля в шторм), но и совершенно обалденная сила пальцев. По крайней мере, свертывать в трубочку пятаки и заплетать косички из гвоздей этот милый человек научился еще в старших классах средней школы. Когда он только пришел в группу, то на первой же плановой медицинской диспансеризации, просто-напросто сломал стальной кистевой силомер. Вручая его Шабалину, медик в погонах распорядился: «Жми из всех сил!», вот он и сжал.

– Ы-ы-ы! – сказал попавший в капкан. – О-о-о! – простонал он чуть позже. – У-у-у! – прыщи на лице потемнели и приняли цвет звезд над кремлевскими башнями.

– Да что ты говоришь? – Шабалин чуть-чуть усилил хват.

– А-а-а, – прошептал тот, побледнел и дрогнул коленями.

– Вот теперь другое дело, – капитан третьего ранга разжал ладошку и ласково похлопал согнувшегося от боли по спине. – Шагай-ка, брат, к врачу, там тебе помогут – и тут же рванулся с вытянутой рукой к напарнику пострадавшего. – Привет!

– Не-е-ет! – лупоглазый развернулся и заспешил прочь скачками. Его товарищ на полусогнутых двинулся следом, бережно прижимая к груди покалеченную ладонь.

– А вот теперь я действительно хочу в кабак, – заявил Волков. – Только давайте переберемся в другой район, а то здесь как-то не очень.

В третьем по счету ресторане все прошло без эксцессов, потому что их туда просто не пустили. Видимо, углядев в приближающихся военных угрозу, швейцар вывесил на дверях табличку «Спецобслуживание», запер дверь и сам куда-то спрятался.

Минуту-другую они постояли у входа (Коваленко сидел), покурили.

– Может, туда зайдем, – предложил Шабалин и протянул руку в сторону бара с горящей разноцветными огнями вывеской.

– Не знаю, как вы, а я – пас, – решительно отказался Волков.

– Интересно, почему? – спросил Марецкий.

– А ты к публике присмотрись, – посоветовал командир.

– И, что там такого в этой публике... ой, блин, – в бар заходили исключительно лица, на первый взгляд, мужского пола. Жеманно покачивая бедрами, проходили мимо охраны и скрывались в дверях.

– Да, уж, – протянул Шабалин.

– Только этого не хватало, – согласился Коваленко.

– А, потому, предлагаю... – командным голосом произнес Волков, – и объяснил, что он предлагает.

Возражений не последовало. Затоварившись водкой и кое-какими закусками, поймали частника и направились к Сергею домой, чтобы наконец спокойно посидеть, и без помех, по чуть-чуть выпить.

И все-таки приключения на этом не закончились. У самого волковского дома какая-то изнывающая от трезвости компания попыталась поделиться с господами офицерами их же собственной водкой и закусками, так что пришлось помахаться. На этот раз, от всей души.

– Ну, все, – решительно заявил Марецкий, пройдя на кухню, – вот сейчас я буду, как ты сказал?

– За...ть – с готовностью подсказал Шабалин.

– Именно так, и в особо крупных размерах.

Погорячился, конечно. Если в начале пьянки продекларировать готовность изничтожить все спиртосодержащее в радиусе двадцати километров, пиши пропало. Откушаешь, в лучшем случае, граммов двести и уйдешь домой омерзительно трезвым. А вот, если пообещать употребить не больше «соточки», то все пройдет в лучшем виде. Наверняка, проснешься на следующее утро в невнятном состоянии, черт знает, где и непонятно с кем в одной постели. Проверено опытом.

Так и вышло. Осилили первую бутылку и не смогли домучить вторую. В конце концов, заварили чаю и принялись хлебать его под разговоры. Около трех всем вдруг захотелось спать, вот и разбрелись по хозяйской квартире как тараканы.

Утром проснулись и начали считать потери. Меньше всех пострадал сам Волков: у него всего-навсего оторвался рукав. У Шабалина пропала перчатка на левую руку и золотистый парадный ремень с кортиком, правда, он обнаружился через полчаса, и почему-то в морозилке хозяйского холодильника, по соседству с окаменевшими пельменями. Коваленко где-то посеял коляску, зато приобрел царапину через правую щеку и замечательный, переливающийся всеми цветами радуги фингал под левым глазом.

Хуже всех дела обстояли у Марецкого: с его мундира бесследно исчез орден, врученный семь лет назад лично президентом одного независимого африканского государства. Несмотря на то, что самого президента пару лет назад шлепнули, орден майор продолжал носить. Уж больно он ему нравился: размером с чайное блюдце, с изображением гуляющего по берегу океана слона, орла, парящего в небе, и, естественно, автомата Калашникова в верхнем правом углу. И все бы ничего, но его двухлетнему сыну орден тоже очень нравился. Настолько, что он постоянно играл с ним и напрочь отказывался отходить ко сну без этой высокой награды под подушкой.

Просчитав возможные последствия, майор попросил, чтобы его немедленно направили куда угодно, в командировку или, в крайнем случае, на недельку на базу. Услышав отказ, поныл еще немного, потом испил кофе и обреченно убыл домой на суд и расправу.

Вот так для Волкова и его людей закончились думские слушания. Кстати, действительно закончились и без последствий. Через неделю после описываемых событий в оскорбленной спецназом стране прошли внеочередные парламентские выборы и правительство, во главе с премьером, дружно отправились в отставку. Еще через полмесяца началась чехарда в правительстве России и народные избранники, в свете открывающихся перспектив и финансовых вливаний, забыли о каких-то там офицерах, которых они собирались показательно кастрировать или там четвертовать.

А вот из-за утерянной коляски Волков имел неприятную беседу с генералом, и тот, выражаясь флотским языком, вставил ему фитиль. А по-простому, по-армейски говоря, отдрючил. С особым цинизмом и, так сказать, по всей Камасутре.