355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Шувалов » Контролер » Текст книги (страница 16)
Контролер
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 12:11

Текст книги "Контролер"


Автор книги: Александр Шувалов


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 21

Тому, что произошло потом, трудно было подыскать объяснение. Обо мне просто-напросто забыли. Все, начиная с умненького изувера Сотника и заканчивая собственным адвокатом, причем, на целую неделю. Семь дней я прожил в совершенном недоумении, чувствуя себя не то Эдмоном Дантесом в замке Иф, не то тем самым неуловимым Джо из анекдота.

Что случилось? В стране произошел переворот, старые органы власти в полном составе укатили в Лондон, а новые все никак не могут поделить портфели? Генпрокуратуру наконец-то переподчинили Чубайсу и тот, разогнав следаков и прокуроров, привел в это славное заведение табун эффективных менеджеров? Или это какая-то очередная уловка Дровосека? Ничто, знаете ли, так не расшатывает психику, как полное непонимание ситуации и ненужные мысли.

Если так, то надо меньше думать. А потому я постарался максимально загрузить себя физически: чередовал уборки со стирками, усиленно занимался физкультурой и взахлеб читал на ночь Карла Маркса. В результате всего этого умудрился не впасть в истерику и даже улучшил пару личных рекордов: в кроссе по пересеченной местности и в усвоении трудов классика (прочел за раз почти страницу, правда, ни черта не понял).

Через неделю заявился господин Тищенко собственной персоной, в марлевой повязке на физиономии.

– Что нового, мэтр? – спросил я.

– Есть хорошие новости, а есть и плохие. С каких начать?

– Давайте уж сразу с плохих.

– В Москве эпидемия гриппа, – он чихнул, – врачи рекомендуют поменьше бывать в людных местах и вообще, сократить общение до минимума. Эта плохая новость.

– Плохая, – согласился я, – еще что-нибудь?

– Лично для вас здесь угроза заболеть минимальна. А вот это – хорошая.

– Единственная?

– Пока – да, но... – тут он едва заметно подмигнул и закашлялся – Надо верить в лучшее.

– Очень хотелось бы.

– Побольше оптимизма, мой друг, – он высморкался, – уже виден свет в конце тоннеля.

– Наверное, это встречная электричка.

– Вы все-таки неисправимый нытик, – весело сказал он, – впрочем, мы отвлеклись. Давайте-ка поговорим о делах наших.

– Скорбных.

– Я бы так не сказал.

– Продолжайте сотрудничать со следствием, – посоветовал он напоследок.

– Непременно, – улыбнулся я. Хорошее настроение, оказывается, передается при общении не хуже, чем грипп. – Кстати, как там мой товарищ?

– Бодр, активен, стойко переносит тяготы и лишения. Сон, аппетит – в норме. Читает Достоевского. Предельно честен с органами. Велел вам кланяться.

– Спасибо. Если можно, передавайте ему привет.

– Для нас нет ничего невозможного, – он нажал на кнопку.

Вошел конвой и дальше все, как всегда: меня повели в узилище, а господин Тищенко своим ходом двинулся на волю, навстречу гриппу.

* * *

Вечером за мной пришли два «гражданина начальника», молодые, здоровенные, веселые и самую малость поддатые. Я встал и замер в ожидании «Руки за спину». Не дождался.

– Коваленко, с вещами на выход.

– Неужели на свободу?

– Щас. Пойдешь в общую хату. Пожил в люксе и достаточно.

– Куда? – переспросил я, собирая пожитки.

– Ну, ты совсем тупой. В общую, говорю, к злодеям, – радостно сообщил высоченный рыжий детина.

– К убийцам, насильникам и маньякам, – добавил его напарник, стриженный налысо толстяк с красным лицом любителя простого русского застолья. – Поздравляю, ночка тебе предстоит классная.

– Точно, – подтвердил рыжий. – До смерти не забудешь, – и деловито поинтересовался: – Вазелин есть?

– Нету, – грустно прошептал я.

– Не повезло тебе, – вступил в разговор толстяк, – без вазелина еще больнее.

Я не стал спрашивать, на чем основаны столь глубокие познания: рассказах друзей или собственном богатом опыте. Просто поверил на слово.

– Готов?

– Готов, – ответил я голосом, полным скорби, – а нельзя ли...

– Нельзя, – прорычал рыжий, – на выход, марш!

Прощай, ставшая родным домом, одиночка. Как славно и спокойно жилось мне здесь. Что-то будет дальше? Я тяжело вздохнул и потопал на выход.

Злодеев в стандартной четырехместной камере оказалось аж двое.

– Здорово, – проговорил высокий худощавый мужик в очках и протянул руку, – я Антон.

– Игорь.

– Ты, надеюсь, не из?..

– Да, не парься Тоха, и так видно, что приличный человек, – коротко стриженный невысокий крепыш с явно армейской выправкой, крепко сжал мою ладонь, – Виктор, я здесь старший.

– Игорь. Не возражаю.

– За что сидишь? Если не хочешь, не говори.

– Сам не пойму.

– Значит, третьим будешь, – оба сокамерника расхохотались. А я – следом.

– Чай, кофе? – Антон долил в электрический чайник воды и нажал на кнопку.

– Чай. Мужчины, а вы, часом, не олигархи? – портативный телевизор на тумбочке, мини-холодильник, чайник, полка с книгами и, не верю глазам, гантели в углу. Поражающая воображение роскошь, прямо не камера, а отель «пять звезд», президентский номер.

– Нет, – застенчиво улыбнулся Антон, – я Родине изменил, а Витька покушался на убийство. – Виктор вздохнул и высказался матом.

Вечер в приятной компании под чаек с разговорами пролетел незаметно. На следующее утро мы проснулись и начали жить вместе. Соседи оказались вполне нормальными мужиками.

Антон до того, как попасть сюда, трудился заведующим лабораторией в оборонном НИИ. К двадцати девяти годам умудрился пару раз защититься и стать аж доктором технических наук. Отчизне он изменил, сам того не желая. Просто увлекся научной дискуссией с бывшим однокашником по институту. В один прекрасный день тамошний особист влез в его электронную почту и обнаружил, что предметом споров двух ученых стал некий блок разрабатываемого институтом изделия. Обнаружил и тут же доложил по команде. В ходе расследования выяснилось, что Антон не только наболтал много лишнего о достижениях своего НИИ, но и несколько погорячился с выбором собеседника. Бывший институтский приятель, несмотря на @mail.ru в электронном адресе, уже полтора года как трудился в научном заведении аналогичного профиля, но в Соединенных Штатах Америки. Антона, естественно, взяли за жабры и завели дело. Правда, в последнее время следствие несколько забуксовало, потому, что...

– Новейшая, бл...дь, разработка, – заключение под стражу несколько разнообразило лексикон молодого ученого, – да, она же старая, как дерьмо мамонта!

– Иди ты!

– Я серьезно, Игорь, да, и потом, этот е...ный блок ни хера не наш.

– А чей?

– Штатовский, а наши его лет двадцать назад просто сп...ли. Я так следаку и сказал.

– А он?

– Не верю, говорит, а, если даже и так, все равно ты – враг.

– Это еще почему?

– Не догоняешь, что ли? Теперь все знают, какая у нас херня вместо блока.

– Что теперь?

– Не знаю. Адвокат сказал, что мой шеф поднял связи, так что скоро отпустят под подписку.

– Здорово!

– Если честно, я бы еще здесь посидел.

– Ты это серьезно?

– Понимаешь, здесь я, по крайней мере, могу спокойно работать, а не заниматься всякой ерундой. Я, чтоб ты знал, два года только и делаю, что пишу диссертации. Директору института, его заму, заведующему сектором. Тьфу! – собрался было плюнуть, но не стал. Виктор в свое время популярно объяснил ему, что в хате живут люди, а потому, гадить в ней – западло.

В отличие от нас с Антоном, наш сокамерник был человеком опытным и находился под следствием во второй раз, правда, по одному и тому же делу. Весной этого года его освободили прямо в зале суда в связи с полным отсутствием состава преступления и каких-либо внятных доказательств со стороны обвинения. Освободили, а в октябре опять арестовали.

Виктора обвиняли в покушении на убийство одного из представителей российской элиты, горячо любимого всеми россиянами олигарха, гиганта мысли и видного демократа в одном лице. Я даже читал об этом в газете. Зуб даю, клиент лично заказал покушение на самого себя, а разработкой занимались шибко умные мальчики из отдела по связям с общественностью его фирмы. Сценарий, честно скажу, потряс. Получилось что-то среднее между одним из «Ремб» и «Крепким орешком». Сначала на трассе, по которой ехал его кортеж, взорвали, стоящий у обочины автомобиль, затем неизвестные в масках и камуфляже зверски расстреляли воздух вокруг охраны, после чего красиво уехали с поля битвы на снегоходах.

Нашего сокамерника арестовали на третий день после этого непотребства и предъявили обвинение в разработке и непосредственном участии.

– Почему, спрашиваю, я? А те в ответ, а кто же еще? – Виктор отслужил двадцать семь лет в ВДВ, из них, пять – в должности командира отдельной роты разведки воздушно-десантной дивизии.

– Действительно, кто же кроме тебя.

– Во-во, представьте, говорят, ваше алиби. Запросто, отвечаю, если бы я вдруг вздумал грохнуть этого вашего, – он в трех словах, очень по-русски, пояснил, кого именно. – То взял бы и грохнул, а не занимался всякой, – и сказал, чем не занимался бы.

– А, они?

– Не скромничайте, говорят, действовали, говорят, профессионалы, а вы – как раз он и есть. Я им пытаюсь объяснить, что оформить этого перца – плевая задача для солдата второго года службы, а они...

– Что?

– Назовите, говорят, сообщников, вам зачтется.

– А ты?

– Послал их – и сказал, куда... На суде вся эта байда, ясное дело, рассыпалась, как армия при Горбачеве. Освободили, а через полгода опять замели. Открылись, видите ли, новые обстоятельства. Сижу теперь здесь и трясусь.

– Не понял.

– А хрен ли тут понимать? Если признают виновным, не отмоюсь. Свои же потом засмеют. А я, между прочим, Афган прошел, Анголу, обе Чечни и еще кое-что. Ур-р-роды! – с чувством произнес он, и мы пошли поднимать гантели.

В такой милой компании время потекло быстрее. Антон целыми днями что-то читал, делал записи, зачеркивал и опять писал. Мы с Виктором усиленно тренировались, готовясь к предстоящей внутрикамерной спартакиаде. По вечерам все трое, собираясь за общим столом, гоняли чаи, смотрели телевизор или просто беседовали «за жизнь». Четвертый сокамерник целыми днями валялся на койке, извините, шконке, укрывшись одеялом с головой.

Его подселили к нам через пять дней после меня. Пузатый мужик в костюме олимпийской сборной России вошел в камеру, немного постоял у входа, потом прошел и брезгливо присел к столу. Мы переглянулись. Это ухоженное личико промелькнуло перед нами пару часов назад в утренней программе новостей.

Молодой, можно сказать, юный, по армейским меркам, генерал строительных войск. Был взят за мягкие части тела по обвинению в склерозе (выбивал себе, любимому в родном управлении квартиру, тут же ее продавал и забывал об этом. И так целых восемь раз)

и превышении служебных полномочий. Потребовал у подчиненного сто пятьдесят тысяч за продвижение по службе. Тот пересчитал заначку и понял, что такую уйму деньжищ ему не поднять, а потому поскакал в органы. Генерала побрали прямо в момент получения конверта с мечеными банкнотами.

– Добрый вечер – наш старший, Виктор, подошел к страдальцу и протянул руку – Давай что ли знакомиться.

– Заткнись! – нервно бросил тот, – Не хватало еще...

Вернувшись с допроса, генерал устроил охране сцену у фонтана. Настаивал на немедленном переселении из «этого бомжатника» в более приличное место, скандалил, орал, чтобы ему принесли, наконец, хьюмидор и телефон прямой связи с министерством обороны. На следующее утро он-таки получил по пузу от Виктора за хамский отказ поучаствовать в уборке.

– Да пошел ты на... – и тут же согнулся, а когда продышался, взялся за веник. Рука у Витюши была тяжелая.

Со второго допроса генерал вернулся весь в соплях. Рухнул на шконку и заорал: «А-а-а-а!». Голосил часа два, пока снова не заработал, на сей раз персонально от меня, в репу, после чего плакал беззвучно, изредка чуть слышно повизгивая. В камере, знаете ли, не принято вмешиваться в личную жизнь друг друга. Можно петь, плясать, рыдать и наслаждаться, заниматься любовью с самим собой или еще с кем-нибудь, сводить счеты с жизнью, короче, творить все что угодно, но тихо, не мешая соседям.

Меня тоже вызвали на допрос. Просто зашли, скомандовали: «Руки за спину! Пошел!» и повели.

– Добрый день, – хрипло проговорил помятый после вчерашнего, лысый, морщинистый мужик раннего пенсионного возраста. Достал из портфеля бутылку с водой и принялся жадно пить из горлышка.

– Добрый день, гражданин следователь, – вежливо ответил я, потирая свободные от оков руки. В кабинете было прохладно.

Глава 22

Волков поднял глаза от бумаг.

– Ну?

– Как любил говорить последний президент СССР, наметились подвижки.

– А подробнее?

– Ребят перевели из одиночек в общие камеры. Устроились нормально, получают передачи, делают зарядку, читают книжки, короче, все путем.

– Не обижают?

– Таких обидишь.

– Что еще?

– Обоим назначили новых следователей, и все началось сначала.

– Представляю, как их все это достало.

– Что делать, приходится терпеть, – Котов полез за сигаретами.

– Саня, будь человеком не кури, а то уже дышать нечем.

– Какие мы нежные, – буркнул тот. – Есть новости из Латвии.

– Какие?

– Интересные, – Саня хмыкнул. – Повидло час назад вышел на связь. У клиентов, говорит, проблемы.

– Поподробнее.

– По старой схеме деньги из латвийских банков уходили в Австрию. С прошлой недели тамошние Остеррайхше Фольксбанкен и Банк фюр, погоди, – Котов заглянул в блокнот: – Точно, фюр Арбайт унд Виршафт отказались от сотрудничества.

– Почему?

– Плохо, дескать, отмыты.

– О как. Надеюсь, мы к этому...

– Никаким боком. Просто, эти красавцы сильно экономили на стиральном порошке.

– Что ты имеешь в виду?

– Почаще схемы менять надо, вот что имею, а не то самих поимеют.

– Понятно. Продолжай держать руку на пульсе.

– Есть, – Котов поднес лапу к уху. – Как раз по этому поводу возникла одна интересная мыслишка...

– Излагай.

* * *

Наступила середина декабря, время начала предновогодних праздников, плавно перетекающих в новогодние. Целый месяц (пятнадцать последних дней декабря и столько же – в начале января) дорогие россияне будут трогательно прощаться с уходящим годом, от всей души желая ему сгинуть и больше не появляться, а затем, с наивной надеждой на лучшее, приветствовать год пришедший. Столько же времени в ударном режиме будут трудиться печень и почки, осваивая горы оливье и океаны хорошей русской водки и много чего еще, не менее вкусного. Душа переполняется гордостью за отчизну. Если бы какой другой народ вдруг попробовал так плотно и надолго подсесть на стакан, его бы просто не стало. Воистину, что русскому хорошо (иногда – очень хорошо), то всем другим – погибель.

Гражданин следователь навестил меня еще пару раз, потом куда-то запропастился. Мэтр Тищенко, наоборот, всплыл из небытия, посвежевший, по-прежнему, жизнерадостный и с повязкой на лице. Приехал, утешил, можно сказать подарил надежду. Да и еще пообещал елочку к празднику.

Антону с Виктором продлили сроки нахождения под стражей, на что оба отреагировали очень по-разному. Антон с радостной улыбкой еще глубже ушел в работу, поедая при этом шоколад в промышленных объемах. Как сам признался, для стимулирования ума. Виктор, услышав нерадостную новость, почти час разговаривал матом, а потом сделал мне больно на спарринге по рукопашному бою.

С генералом дела обстояли крайне неважно. В тюрьме, говорят, человек сначала умирает морально, а потом уже физически. Так вот, наш бравый воин сломался полностью и окончательно. Некогда ухоженное личико заросло дурным волосом и превратилось просто в харю. Пузо опало, плечи поникли, зато выгнулась колесом спина. В считанные дни он покрылся грязью и окончательно растерял былую вальяжность. Разговаривал исключительно междометиями, постоянно плакал, проводил дни и ночи на шконке, спрятавшись с головой под одеялом. И потом, он, сволочь такая, совершенно не мылся, а потому от него очень скоро стало пованивать! Поэтому Виктору пришлось подключить административный ресурс в виде пинков и затрещин.

Я перечитал всего Диккенса и принялся за О. Генри. Потерял еще несколько, совершенно мне не нужных, килограммов веса. По общему признанию, заметно улучшил показатели в области мордобоя, но все равно пока проигрывал не самому большому мастеру Вите в одну калитку.

* * *

Накануне нового года генерала отпустили под подписку. На радостях ему сделалось плохо, едва откачали.

Новый год встретили просто замечательно: с утра как следует прибрались и нарядили целых три крошечных елочки. Потом была новогодняя спартакиада. Я участвовал во всех видах программы и добился выдающихся успехов: третьего места по шахматам (из троих участников) и второго по рукопашному бою (нас было аж двое).

В половине одиннадцатого мы собрались за праздничным столом.

– Хорошо сидим, – признал Антон, когда разлили по первой.

– Не то слово. – Согласился Витя, прикончив залпом пол кружки лимонада. – Так бы и на воле – стол, не то чтобы ломился от деликатесов, но приятно радовал глаз: колбаска, сыр, ветчина, рыбка, печенье, конфеты и аж две литровые бутылки лимонада «Дюшес».

– За волю! – я бросился наливать по второй.

– Не части! – строго сказал наш старшой, отнимая у меня бутылку. – Закусывай.

За пять минут до начала речи президента, Виктор встал и сказал несколько слов и, честное слово, они легли ближе к сердцу, чем дежурные слова первого лица государства. Да и потом, тот-то был на воле, а наш, внутрикамерный избранник и гарант, с нами.

– И чтобы все оставались людьми, – под бурные аплодисменты присутствующих, закончил он.

– Присоединяюсь! – заявил Антон.

– Ура! – заорал я, а за мной и все остальные. Лимонад ударил в голову не хуже шампанского, стало весело. – С новым годом, с новым счастьем! – как будто, нам всем было мало старого.

Рождество, старый Новый год, песни и пляски народов мира, до боли знакомые и слегка надоевшие личики на телеэкране... Мало-помалу празднование превратилось в тяжкий труд, мы с Витей даже слегка заскучали. Захотелось перемен и общения, пусть даже, в форме допроса. Антону скучать было некогда, он по-прежнему был весь в делах и только время от времени возвращался в реальность, чтобы поесть, попить или в очередной раз сообщить нам, что он последняя бездарь или, наоборот, просто гений.

В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое меня разбудили.

– А? – башка совершенно не соображала, накануне мы с Витей, зацепившись языками, проболтали часов до двух.

– Проснулись? – театральным шепотом спросил Антон. – Я, кажется, понял.

– Что ты понял, изверг? – старшой провел ладонями по лицу и зевнул.

– Насчет блока.

– Какого еще блока?

– Ну, из-за которого я здесь. Я теперь знаю, каким он должен быть.

– Во-первых, ты здесь не из-за блока, а по собственной дурости, – Витя встал и направился к холодильнику. – А, во-вторых, какого черта ты нас разбудил?

– А кого еще? – недоуменно ответил тот. – Я, между прочим, сделал открытие.

– Слушай сюда, ботаник, – Витя достал из холодильника бутылку с остатками лимонада, подошел к столу и разлил по кружкам. – Если. Еще. Один. Раз. Такое. Повторится. Мамой клянусь, заложу кому надо, в тот же день будешь на воле.

– Как же так? – Антон сделал вид, что до смерти напуган. – Нельзя мне туда, дяденька, у меня еще месяца на два работы.

– Тогда, за науку, – мы чокнулись, допили холодный, выдохшийся лимонад и отошли ко сну. Мы, это я и Витя. Наш юный гений до утра шлялся по камере, задевая предметы.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Счастье – это когда не нужно врать, что тебе хорошо.

(Очень мудрая мысль)


Лирическое отступление шестое, медицинское

– Хреновые у вас дела, Коваленко – сказал тучный дядька в белом халате.

– Неужели? – изумился тот.

У Игоря полетел мениск на правой ноге. Сначала, вроде, ничего страшного, играл в футбол, подпрыгнул за верховым мячом, а когда приземлился, что-то хрустнуло в правом колене. И сразу же стало больно и как-то некомфортно.

Как каждый по-настоящему здоровый человек, он не обратил на все это особого внимания. Повалялся денек дома, проохался и все, вроде, прошло. А через неделю проснулся и на тебе: правая нога прямая как палка, болит и не сгибается. Пришлось идти сдаваться врачам.

– Разрыв мениска, – сообщил управленческий эскулап, выписывая направление в госпиталь. – Не ссы, это лечится.

– Как лечится?

– Элементарно, отрежут ногу, и будешь, как новенький.

– Что отрежут?

– Шучу, просто разрежут и зашьют. Да, не волнуйся ты, ничего страшного, через пару месяцев побежишь быстрее ветра.

– Все бы вам резать, – недовольно проворчал пострадавший. Из-за этого проклятого мелкого хрящика накрывался медным тазом долгожданный летний отпуск. Теперь вместо пляжа в Крыму придется валяться на койке в палате. Спросил с внезапно вспыхнувшей надеждой: – А само оно не пройдет?

– И не мечтай. Надевай штаны и на выход.

Первые дни в госпитале прошли, как всегда, в осмотрах и сдачах анализов. Чем хороша военная медицина, так это тем, что любого, загремевшего в ее объятия, пусть даже с самой незначительной болячкой, обязательно всесторонне проверят, осмотрят, прослушают, попросят открыть рот и внимательно заглянут вовнутрь. Чтобы, не теряя времени даром, вылечить все и сразу.

– Коваленко И. А. – записал в журнале врач, толстенный краснолицый мужик. – На что жалуетесь?

– На размер денежного содержания, – буркнул Игорь. Все эти скачки по кабинетам успели его достать до самых печенок.

– А как у вас с мотором, больной?

– В смысле, с сердцем?

– Именно.

– У меня его нет.

– Все так думают, – с профессиональным цинизмом заметил врач. – А потом выясняется, что все-таки есть. Раздевайтесь, ложитесь. – Медсестра присоединила к телу болезного какие-то датчики. Негромко зажужжал приборчик на столе, из отверстия полезла бумага. – Готово, одевайтесь.

– Зачем это, доктор? Нас же на службе каждый год проверяют.

– Как, зачем? – изумился тот. – Тебя же резать будут. А, вдруг, мотор не выдержит. Нет, нам уголовные дела без надобности.

– Спасибо, утешили, – и похромал на выход, опираясь на палочку.

На следующий день за ним пришли. На сей раз его доставили в кардиологию на каталке.

– А вы говорили... – непонятно чему обрадовался давешний врач, тучный дядька в не совсем свежем халате. – Хреновые у вас дела, Коваленко.

– То есть?

– И сердце у вас, оказывается, есть и не такое уж оно и здоровое. Здесь, – он показал на себе, – часто болит?

– Что-то не припомню.

– Давайте-ка припоминайте, шутки кончились. Где болит, как часто, как болит?

– То есть?

– Жжет, колет или еще как. Раздевайтесь, ложитесь. – Игорь, как и в прошлый раз, прилег на диван. – Сейчас вам сделают повторную кардиограмму, но я уже сейчас знаю...

«Приплыли, – молнией пронеслось в голове. – «И что теперь?» Стало грустно.

Постойте, доктор, так у меня ни разу там не болело. У меня вообще ничего не болит.

– И так бывает. Живет себе человек и думает, что все у него в порядке, а потом, когда в морге вскроют, то понять не могут, как он, вообще, столько лет прожил. Да, загнали вы сердчишко, Иван Алексеевич.

– Я не Иван Алексеевич.

– И так бывает... Подождите, вы – Коваленко И. А.?

– Верно, но только Игорь Александрович.

– Семьдесят четвертого года рождения?

– Точно.

– Капитан?

– Подполковник.

Врач достал из стопки на столе две медицинские книжки, извлек из каждой бумажные ленты и принялся их рассматривать. Потом взял ленту с новой записью сердечных дел Игоря, внимательно изучил. Покрутил головой и крякнул: – Свободны.

– Так что у меня с сердцем, доктор?

– Порядок, – вот так и случаются инфаркты на ровном месте, – можете идти.

– Разве меня не отвезут?

– Боюсь, что нет. Каталка нужна для других больных.

– Черт, я даже палку не прихватил.

– А вы, не торопясь, потихоньку.

До операции, кстати, дело не дошло. Из командировки вернулся начальник отделения травматологии, юркий коротышка с ручищами не по росту. Он разобрался с Игорем быстро и решительно.

– Все бы им резать, – заявил он, разглядывая рентгеновский снимок, – разрыв какой-то придумали.

– Что будем делать, доктор?

– Сейчас увидите. Снимайте штаны, садитесь. Будет немного больно, – и, вдруг, вцепившись железными пальцами в колено, с нечеловеческой силой его сжал.

Больно стало так, что Коваленко рванулся и попытался выпрыгнуть в форточку. Не получилось, потому что его по-прежнему держали за ногу.

– Уф-ф, ой, ну, блин.

– Вот и все, а вы боялись. Встаньте – он встал – Попытайтесь присесть, – попробовал, получилось, правда, немного.

– Это все?

– Ну да. В понедельник – на выписку. Через недельку-другую расходитесь.

– Спасибо, доктор!

– Обращайтесь.

В тот год Игорь все-таки съездил в отпуск к морю, а колено с тех пор ни разу его не потревожило.

Что касается сердца, то оно-таки его прихватило. Через год, когда погибли трое бойцов его подразделения. А, может, это была душа, ведь, есть же у человека душа, и порой она просто обязана болеть.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю