Текст книги "ФБР (СИ)"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

«Я хочу умереть» – это была последняя мысль Зиновия Сергеевича, прежде чем его рассудок погрузился в психоделический мрак наркотического сна.

*****

«Я хочу жить! – пронеслась счастливая мысль в голове Вэньг Ли. – Хочу жить с Говардом!»

Школа показалась такой скучной и унылой. Такой ненужной и банальной. Зачем это всё, когда есть Говард Закиров? Красивый, перспективный парень. К тому же, его все боятся, ведь он милиционер. И не какого-нибудь, а отдела по борьбе с особо опасными преступниками. Старший лейтенант! За его спиной – как за стенами каменной крепости… И пошла та Светка куда подальше! Говард будет принадлежать только Ли! Она ни с кем не собирается его делить! А подруга Соловьёва? Что ж, если выбирать между дружбой и любовью… Не сложно догадаться, что выбирает Вэньг.

До выступления Укротителя Мутантов – Великого и Ужасного Боно – оставалось совсем ничего. И Говард идёт на него. И не с кем-нибудь, а со Светкой. А что же делать Вэньг Ли? Ведь она, мягко сказать, не фанат Боно. Но в то же время… Эта засранка Света будет опять пытаться охмурить Говарда. И сейчас, когда она прошла тест на совершеннолетие, шансы на успех значительно возрастают. Что, если она вскружит доверчивую голову лейтенанта? Что, если заставит его забыть обо всём, что было между ним и Вэньг?

Не бывать этому! За своё счастье нужно бороться, это правда. И поэтому Ли не оставит конкурентке ни единого шанса! Те два билета, которые дали её отцу вместо недостающей зарплаты – один уже выклянчила себе Таня Паучкова. А второй? Где же второй? Отец оставлял билеты на серванте. Ли взяла их оттуда, один отдала Тане, а другой. Куда же она его дела? Крутится в голове, вертится, но…

Где же он, ёжкин корень!!!

– А про экологический закон минимума нам сейчас расскажет уважаемая Вэньг Ли, ведь так? – учительница биологии пытливо всматривалась в глаза Ли.

– А, что, простите, Ангелина Родионовна, можно ещё раз вопрос? – встряхнула головой Ли, словно стараясь сбросить натрусившийся на голову пепел раздумий.

– Поведайте же нашему классу про экологический закон минимума, – театрально повторилась учительница.

Вэньг почесала за ухом, машинально вытерла пот со лба, предательски выступивший так некстати:

– Ну… Эмм… Это если у белки есть много орешков… листиков там всяких, иголочек, дупло у неё хорошее, но воды нет – вот она и сдохнуть может из-за жажды. Ведь верно, да?

Ответ заставил Ангелину Родионовну погрузиться в угрюмое раздумье, с успокаивающим поглаживанием висков. Но любое раздумье не может длиться вечно, и посему учительнице пришлось досадливо ответить:

– Пример очень примитивен, и вообще, какой-то он у тебя вульгарный. Сдохнуть – это не то слово, которым можно так просто расшвыриваться молодым барышням вроде тебя…

– Но ведь я правильно сказала, Ангелина Родионовна? – спросила Вэньг Ли, в голосе её сыграла струна надежды.

– Ну… – замялась учительница.

– Да правильно всё, – вступилась за подругу Соловьёва. – И слово «сдохнуть» – очень даже мягкое. Природа ужасно жестока и все мы это прекрасно знаем. И строить из себя наивных простушек, которые боятся называть вещи своими именами и делают вид, что всё просто и легко – губительная оплошность. Вэньг сформулировала закон минимума намного лучше, чем это написано в учебнике. Там всё сухо и отрешённо, а пример с белкой – живой и яркий. К тому же сразу всё понятно.

– Эээ… – смешалась биологичка. – Что на тебя нашло, Соловьёва?

– Жизнь на меня нашла, Ангелина Родионовна! – чересчур резким был голос Светы. – После того, как я прошла тест на совершеннолетие – всё поменялось. Все мы здесь поменялись. Те, кто прошли тест.

– Опять сто двадцать пять, – досадливо вздохнула учительница. И буркнула себе под нос: – Каждый год одно и то же.

– И зачем нам нужны все эти законы, все эти дурные латинские названия животных, которые давно вымерли? – проявила неслыханную отвагу Таня Паучкова. – Да и сам латинский язык вымер ещё чёрт знает когда!

– И ты туда же? – в глазах биологички плескалось море вселенской печали.

– Да, зачем нам это всё?! – выкрикнул Миша Смирнов, парень в очках, никогда не отличавшийся ранее плохим поведением, да и вообще, ничем не отличавшийся от основной массы школьников. Простой себе парень а-ля моя-хата-с-краю-я-ничего-не-знаю.

– Ммм? – простонала Ангелина Родионовна.

– Зачем, блин, это всё всралось! – тем временем, вопил Миша Смирнов. – Вот эти долбанные учебники, эти траханые тетрадки, блин, сука, ненавижу всю эту херню! – изливая потоки словесных нечистот, Миша порвал свои тетрадки, с особым удовольствием распотрошил дневник, а толстый учебник биологии метнул в окно. Разумеется, у несчастного стекла не было и малейших шансов. Резкий звон привёл в ужас всех. В особенности Мишу Смирнова, который, для закрепления эффекта, перевернул свою парту, пнул стул и побежал вон из класса, истерически хохоча.

Ангелина Родионовна выглядела спокойней, чем это полагалось для учителя, на дежурстве которого произошло такое бесчинство.

– Урок закончен, друзья, – подытожила она. – На следующее занятие подготовьте конспект девятого параграфа.

– Ангелина Родионовна? – участливо простонал кто-то из учеников.

– Как же, конечно, всё в полном порядке, – попыталась улыбнуться учительница, но не очень-то ей это и удалось. – Подобное происходит чуть ли не каждый год. Последствия взрослого байгана. Вы ведь как бешеные на него набрасываетесь, стоит только тест пройти. А я ведь говорила, но вы меня, разумеется, не слушали! Не у каждого организм способен быстро перестроится с лёгких юношеских дозировок на взрослые. Байгановое похмелье… Результат вам не следует объяснять. Ещё нагляднее, чем пример с белкой.

– Но…

– Всё, все свободны, – рявкнула учительница. – Я хочу какое-то время побыть одна.

Спорить никто не осмелился.

– Эй, Вэньг, ты прямо сама не своя, – заметила Света Соловьёва.

– Не сейчас, подруги, мне нужно бежать, – отмахнулась Вэньг Ли, ускоряя шаг к школьным воротам.

– Но у нас ещё математика будет, – бросила ей в след Таня Паучкова.

Вэньг резко остановилась и обернулась. Открыла рот, чтобы что-то спросить, но передумала, махнула рукой и устремилась прочь.

– Странная она сегодня какая-то, – заключила Светка, невольно косясь на эксцентричного мужчину в котелке и костюме тройке, стоящего у проржавевших прутьев школьного забора. Козлобородое лицо с усами показалось ей знакомым.

– Ты лучше скажи, когда она не странная? – спросила Паучкова.

– Да все мы странные, – парировала Соловьёва. – Просто сегодня Ли страннее, чем обычно.

– Не вижу разницы, – стояла на своём Таня Паучкова. – Но пример она хороший подала. Давай матешу загуляем?

– Зачем? У тебя проблем мало? – испугалась Света, скользя взглядом по дворовому забору. Козлобородый таинственно исчез.

– Ну ты скажешь ещё. После биологии на матешу человека два придёт. Три от силы. И все ботаны законченные. Ты тоже позорный ботан? – Паучкова была неумолима.

Света и сама не прочь прогулять последний урок. И с радостью это бы сделала. Но не сейчас. Странный мужчина в котелке чем-то насторожил её. Интуиция, либо дремавшая трусливая натура решила проснуться, но Соловьёвой не хотелось покидать пределы школы. По крайней мере, не делать этого, пока неподалёку ошивается этот мерзкий тип в костюме тройке.

Тане пришлось разделить нелёгкую судьбу подруги и высидеть нудный урок математики. Ведь в одиночестве прогуливать неинтересно.

А тем временем Вэньг Ли рылась в серванте, гремя китайским фарфором. Билета нигде не было. Следом за сервантом, судорожным поискам подверглась остальная мебель в квартире. Отчаявшаяся Вэньг даже под коврами смотрела, и с особым отвращением, но рылась в мусорных вёдрах. Старые бумажки, отдалённо напоминавшие билет, были разорваны с неистовой лютью (за то, что подарили ложную надежду).

Билета на представление Боно Укротителя Мутантов нигде не было…

Вернувшаяся с работы мама застала дочь, роющуюся в пуфиках гостиничного дивана. От расспросов дочь грубо отмахнулась. Некоторое время спустя, Вэньг в сердцах пнула ни в чём неповинный пуф и зарыдала.

Заботливая мама пришла утешать дочь, которая только фыркала и сопела. Вскоре здравый рассудок вернулся к девушке, и она вкрадчиво спросила, а не видала ли мамочка билетик, который на серванте лёживал… Мамочка, конечно же, видала этот билетик. И, самое главное, причастна к его исчезновению! Поскольку дочурка до этого говаривала, что билет ей не нужен, мама с утра пораньше понесла его на работу своей подруге, которая ранее жаловалась, что хотела пойти на Боно, но билеты все давно распроданы. У Вэньг внутри всё оборвалось. Гнев принялся бурлить, вскипать, рваться из всех трещин котла терпения. Кипяток негодования дочурки успел хорошенько ошпарить мать, прежде чем последняя призналась, что подруга её взяла больничные… И билет по-прежнему лежит в сумочке.

Прямо здесь! Прямо сейчас…

Лишь схватив билет, удостоверившись в его реальности, Вэньг набросилась на маму с объятьями и поцелуями. Старшая Ли не стала сопротивляться. Она очень легко и просто переносила капризный характер единственной дочурки.

Из жизни доблестной милиции 10

«В результате теракта погибло пять милиционеров: сама саботажница старший сержант Лидия Корицына, оружейная смотрительница Анна Серьгина, капитан Виктор Гришин, два младших лейтенанта: Андрей Шматко и Гузель Бабаджанова. Около дюжины сотрудников ОБООП получили увечья различной степени. Левое крыло главного здания ОБООП было полностью разрушено». – Такое сообщение направили в Министерство Внутренних Дел. Далее следовал детальный отчёт о происшествии с фото– и видеоматериалами, показаниями свидетелей, протоколом экспертной комиссии и прочими необходимыми документами.

Но все материалы, все расследования, все заключения и допросы – ещё больше ставили всех в тупик. Зачем отличнице милицейской школы, проработавшей семнадцать лет в отделе по борьбе с особо опасными преступниками совершать такой бессмысленный, бесчеловечный поступок? Штатный психоаналитик – майор Альберт Викторович Балкин – буквально за две недели до теракта проводил плановый анализ Лидии Корицыной и не выявил ровным счётом ничего, намекающего на маниакально-депрессивный настрой старшего сержанта. Да, женщина была далека от полного счастья, но всё же психоаналитик готов висок под выстрел поставить, что Лидия Ивановна просто не могла решиться на подобный поступок. Ну, по крайней мере, она не могла решиться на момент, когда Балкин её проверял.

В МВД показание Альберта Викторовича очень тщательно изучили, но, на всякий случай, приняли решение понизить Балкина в звании до лейтенанта – за халатность при исполнении служебных обязанностей. И ново-разжалованный лейтенант радоваться должен, что его вообще с работы не вышвырнули, а то и в тюрьму не закрыли лет на пять-десять! Также начальнику ОБООП области Н – Дмитрию Александровичу Погребнюку – был выписан строгий выговор, с занесением в личное дело.

Но была и обратная сторона медали, о которой не упоминается ни в одном протоколе.

Гетто закрыто для людей. Даже когда очень нуждается в их помощи…

В густых кустах конопли скрывались женщины и мужчины. Их было ровно две чёртовы дюжины. Вооружённые дубинками, обломками чугунных труб, битыми бутылками, цепями, ножами и тому подобным. Один мужчина сжимал фашистский пистолет-пулемёт MP 40. Этот мужчина был бледен и красив. Щенячьим взглядом он смотрел на хозяина.

Его владелец сменил котелок и костюм тройку на древнюю военную форму, очень похожую на ту, которую носил его прадед. Оружием ему была самая настоящая казацкая шашка, доставшаяся по наследству…

Людей объединяло одно – они все были психокинетами. И оружие держали в руках больше для соблюдения традиций, чем для реального применения. Каждый из них недавно вдохнул «маску счастья» и параллельно выкурил три сигареты кряду.

Конопляное поле росло совсем недалеко от гетто чупакабр.

– Вон они, сученятки, резвятся, – прошептал Серёга.

– Ещё не время, – отрезал дядя Афанас.

В гетто кипела жизнь. Работящие полукровки сушили коноплю, ссыпали рапс в шарообразные коллекторы, доставали из контейнеров и фасовали ингредиенты для байгана, возились с техникой. Многие шныряли возле складских помещений, к которым совсем недавно подогнали полные грузовики. Бездельничали разве что юные особи. Досуг их был скуден. Одни бесцельно бродили по улицам, время от времени пытаясь отвлекать работящих собратьев расспросами. Остальные играли в странную игру, похожую на смесь костей и шахмат.

Полукровки жили в одноэтажных конусовидных домиках. Небольших и уютных. В таких особо не спрячешься…

При всей своей осторожной натуре, чупакабры города Н всё же решили сэкономить на оборонительных мероприятиях. Почему бы и нет? Полумёртвый город, жители которого больше похожи на молчаливые тени. Кому из этих недолюдей придёт в голову нападать на поселение приближённой к дагонцам расы? Двухметровый забор из дешёвой китайской проволоки и пропускной пункт со шлагбаумом – вот, пожалуй, и все меры предосторожности.

Моросил дождь. Обычный, не кислотный – признак удачного дня…

Испугавшаяся непрошеных гостей, стая ворон поднялась в пасмурное небо. Зловеще каркая, птицы пролетели над гетто. Словно пытались предупредить о грядущей беде.

Лицо Махно всё это время было напряжено. Будто он о чём-то усиленно думал. Все ждали команды.

И вдруг полное расслабление. Дядя Афанас с облегчением вздохнул:

– Корицына сделала своё дело. Это отвлечёт легавую погань от нашего праведного рейда.

– Вы слышали батьку, поехали! – не удержался Серёга.

– Не ори, придурок, спугнёшь ведь, – Махно дал ему затрещину.

Но было поздно.

– Бей землистую мразь! – прокричал мужчина в чёрном спортивном костюме с белыми полосками и воинственно поднял над головой бейсбольную биту.

– Бей! Бей! Бей! – скандировала толпа.

Она уже не подчинялась Афанасию Михайловичу Махно. Она подчинялась слепой жажде крови.

Двадцать пять психокинетов налетели на гетто, словно смерч. Они никого не жалели. Рвали на части, давили, ломали кости телекинезом и оружием. Проникали в мозги, заставляли чупакабр убивать друг друга. Злость и жестокость, с которой налётчики расправлялись с обитателями гетто, воистину ужасала. Суды Линча казались детскими забавами. Напавшим было недостаточно просто убивать. Они уродовали тела, оскверняли жилища и уничтожали технику. Многие чупакабры распрощались с жизнью в жерлах механизмов для переработки рапса.

– Ах-ха-ха! – по лицу Серёги текли слёзы умиления. – Сдохни землистая погань! Сдохни нечистокровная тварь!

Он только и успевал заменять отстрелянные магазины пистолет-пулемёта. Благо запасных у него было предостаточно. Эхо Отечественной войны…

При всей неподготовленности к нападению, полукровки не оказались такими уж беспомощными. Многие из них не поддались панике и вступили в бой. У некоторых даже оказались дробовики. Но куда этим дробовикам против сверхъестественных сил психокинетов-рецидивистов?

Хотя двух зазевавшихся телепатов и одного телекинета удалось подстрелить. Двух насмерть. Одного серьёзно ранить.

Дядя Афанас направился в гетто последним. Вальяжно и гордо, как генерал в поверженный город. Под каблуками ботфортов звякнула сетка забора. Махно не спеша шагал по улицам, удовлетворённо кивая при виде разрушения и смерти, которые посеяли его псы. Среди них был только один цепной – Серёга. Остальных псов ещё не удалось приручить полностью. Они всё охотней идут на клич, но легко ускользают из-под контроля.

Анархисты. Ничего, Афанас и их воспитает правильно. Было бы время.

– Товарищ генерал! Помогите! – к Махно подбежал чупакабра. Совсем юный. Он трясся. Жёлтые глаза заполнились мутной жидкостью. – Они напали на нас. Они убивают. Спасите меня!

– Я спасу планету от твоего бренного существования, – пафосно произнёс Афанасий и взмахнул шашкой.

Лезвие начало свой путь от правого плеча и застряло в левой ноге. Махно извлёк шашку, неудовлетворённо осмотрел тело и заключил, что в фехтовании следует практиковаться чаще.

На самом деле он так развлекался. Чупакабра, увидев усатого козлобородого мужчину в военной форме и с шашкой наголо, помчался наутёк. Но Афанасий подавил его волю и заставил сыграть в эту смертельную игру. Пробраться в голову к полукровке немного сложнее, чем к простому человеку. Хорошая практика для любого телепата.

Невдалеке раздавалось тарахтение пистолет-пулемёта. Серёга выгуливается.

По дороге к складским помещениям, дядя Афанас отработал рубящие приёмы ещё на дюжине чупакабр. И того тринадцать. Он любил это число.

Махно осмотрел грузовики и сел в тот, фургон которого был заполнен партией байгана. Наивные чупакабры, доверяющие друг другу, как братьям, даже ключи от машин в замочных скважинах оставляли.

«Убираемся отсюда!» – мысленно приказал он псам. А Серёге добавил: – «Уводи красный грузовик. В нём есть байган. В остальных ненужное барахло.»

Первый грузовик пробил шлагбаум и свернул с дороги на конопляное поле. Скача по буграм, он проехал несколько километров и остановился. В условленном месте его поджидали сообщники, чтобы растянуть добычу.

Вскоре подоспел Серёга на втором грузовике. Пятеро погромщиков были с ним, держась за трубчатые выступы фургона. Остальные добирались пешком.

Груз разобрали. Грузовики сожгли.

Дядя Афанас прощупал сознания трёх недостающих псов. Двое не вышли на связь, значит, были мертвы. Третий же проявил очень слабые сигналы жизни.

Махно сделал так, чтобы эти сигналы оборвались…

Глава 11

Резкая, пульсирующая, невыносимая боль заставила Зиновия Сергеевича открыть глаза. Лучше бы они оставались закрытыми…

Квадратная камера. Достаточно просторная. Металлические стены с пятнами то ли ржавчины, то ли высохшей крови, потолок со светильными плитами и наваленная на бетонный пол солома. Много соломы. Санитарная дырка. Прямоугольная кормушка, разбитая на две части: в одной – вода, во второй – зловонная похлёбка.

Всё тело адски пекло.

– Новый экземпляр получился не совсем таким, каким вы хотели его видеть… – донёсся низкий мужской голос сквозь решётчатое оконце в металлической двери. – Но вы должны понимать, босс, что доставшийся мне материал был нулевым. То, что мне удалось с ним сделать – уже настоящее чудо!

Хлопок, похожий на звук от пощёчины.

– За что?

Ещё один хлопок.

– Он всё же не так плох…

Третья пощёчина.

– Нет, босс, перестаньте меня бить, я на такое не подписывался!

Ещё пощёчина!

– Я вам не зверьё ваше! – возмутился голос.

Разумеется, за этим последовала ещё одна пощёчина.

– Ну, знаете, я могу от вас уйти! Да, захочу – и уйду!

– Но ты этого не захотеть! – донёсся странный голос, уж наверняка принадлежавший чупакабре.

– Эх… кого я обманываю?..

– И что не так с он? – в решётчатом окошке блеснула пара глаз полукровки, больно похожие на свиные, но лишь при условии, что свинья болеет желтухой. – Зачем он лыс?

– Шерсть очень скоро отрастёт, босс, – голос источал благоговейное смирение. – Я сыплю ему в еду нужный комплекс витаминов.

ШЕРСТЬ!!!

Зиновий выставил перед собой руки. Но это не были его руки. Это были бугристые отростки с наборами отвратительных плотных подушечек на пальцах. На всех восьми, мать вашу! КУДА ПОДЕВАЛИСЬ ДВА ПАЛЬЦА?!! Ноги! НОГИ! Коленный сустав был вывернут наизнанку. Они складывались совсем в противоположную сторону! И этот ужас, это гротескное уродство, в которое превратились ступни…

О ГОСПОДИ!!!

Испытывая отвращение, Градов прикоснулся уродливым отростком к лицу. Это было не лицо. ЭТО БЫЛО НЕ ЛИЦО! Шершавые подушечки пробежались по груди лишь для того, чтобы выявить чудовищное отклонение. Грудь выпирала вперёд, подобно клину из мяса, кожи и костей…

И хоть всё тело горело, хоть уродливые конечности очень плохо слушались, всё же Зиновий Сергеевич вскочил с пола и заколотил ненавистными ему кулаками по двери без ручки.

«Что вы со мной сделали, суки, что вы натворили!» – пытался выкрикнуть Зиновий, но его новый рот выплюнул лишь рычание и лай:

– Ррраааввв, у-у-у-ф-ф-ф, гравк, гравк, т-у-у-у-ф, ррровк, гравк!

Это всё слишком нереально. Чудовищный сон душевнобольного, фантазия нерадивого художника, обожравшегося экстази, психоделический кошмар!

Вот только Зиновий прекрасно понимал: это всё происходит с ним. Это всё на самом деле…

– Парень не такой плохой, да, шустрый он, да, – закивал чупакабра по ту сторону двери, пристально вглядываясь свиными глазками в полные злобы и страха глаза Градова. Вернее, того, что осталось от Градова… Человеком это создание назвать при всём желании было невозможно… – Я назвать его Горгорот. Да, это подходящий имя для он.

– Так вы всё-таки довольны моей работой?

Пощёчины не последовало.

Значит, Боно Укротитель Мутантов всё-таки был доволен…

Непредвиденная искра.

Такая крошечная, такая незаметная.

Водород любит искры. Одной достаточно.

Крах дирижабля…

Стенки аэростата догорают, в обломках кабины виднеется изувеченное тело боцмана Родригеса. Жизнь стремительно покидает его. Глаз боцмана сосредоточен на флагштоке. Славный флаг их экспедиции окроплён кровью. Кровью лежащего неподалёку капитана.

– Я так и не увидел надежду, мой капитан Эльмиран, – вместе с кровавой слюной вытекает изо рта Родригеса. – Простите меня…

Счёт времени был потерян. Прошли ли сутки, недели, годы, или лишь часы? Потолок всё время тускло светился – в камере не было дня и ночи. Царили вечные сумерки… Зиновий хотел умереть с голоду, но это оказалось не так просто, как хотелось. Сотни раз он давал себе мысленное слово, что не притронется к еде, будет себе тихонечко лежать у стены, на притоптанной соломе, пока ледяные лапы Забвения не заберут его домой… Увы, когда голод становился нестерпимым, Зиновий терял над собой контроль – что-то звериное, потаённое вырывалось из него, затуманивая рассудок. Зиновий набрасывался на еду и не успокаивался, пока последняя капля похлёбки не оказывалась в желудке.

Шерсть росла невероятно быстро. Колючие щетинки, покрывающие всё тело, превращались в густые, волнистые волосы.

Впервые, когда Градов нащупал длинным и тонким языком свои клыки, он невероятно расстроился. Правда, очень быстро спохватился, ведь их можно было использовать как оружие. С умилением Зиновий Сергеевич мечтал о том, как вцепится этими клыками в шею Боно (или хотя бы одного из его помощников). Пожалуй, мысли о кровавой мести – были единственным утешением для изуродованного Градова. Всегда за этим лжеутешением следовало ещё большее разочарование и тоска – обязательный атрибут лобового столкновения фантазий и реальности.

– Неплохо шерсть отрасти у Горгорот, – как-то произнёс Боно, сверкая жёлтыми глазами в дверную решётку. – Три дня пройти. Он уже должен готов к тренировка.

Помощник что-то буркнул в ответ.

ТРИ ДНЯ! Зиновий здесь всего три долбанных дня!

Три месяца, а то и три года – вот какими эти семьдесят два часа показалось Градову.

Может, так воспринимает время его новое тело?

А может, нужно просто напасть на эту сучью тварь и разорвать на части?

Дверь открылась. В камеру вошёл Боно. Землистокожий упырь с тонкими узловатыми конечностями и невероятно раздутым даже для чупакабры животом. Он стоял сгорбившись, опёршись на чёрную трость с набалдашником из слоновой кости в форме человеческого черепа. Горбатый Укротитель Мутантов выглядел слабым и беззащитным.

– Рррааавк!!! – сорвалось с клыкастой пасти Зиновия Сергеевича, что означало: «Ты умрёшь мучительно!»

Мгновение, второе, искры в глазах, резкая многократная боль по всему телу, судорожная тряска… Зиновий обнаружил себя на полу. Над ним возвышался Боно. Из наконечника трости змеились электрические разряды. Уродливое лицо Укротителя треснуло пополам хищной ухмылкой. Все его желтоватые зубы были заострёнными, как у акулы. Градов никогда не видел такого ни у одного полукровки, с которым доводилось пересекаться раньше. Был ли это результат изощрённой стоматологической работы, либо Боно принадлежал к особому подвиду чупакабр – особо не задумаешься. Ведь электрошок отнюдь не способствует мышлению…

– Ты не понимать ещё, к кому ты попадать, – заговорил чупакабра. – Я Великий и Ужасный Боно! Укротитель Мутантов! Ты теперь мой мутант. И я буду тебя укрощать.

Последовала новая череда электрических разрядов. Они парализовали тело, подпитывая ненависть Градова к Боно. Да что там к Боно? Ко всем этим дагонским тварям и их прихвостням! Так нагло лгать! Так бесчеловечно обманывать! Пускать стариков на байган… Продавать моральным уродам вроде Боно для маниакальных экспериментов, для удовлетворения больной прихоти!

ОНИ ВСЕ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ!

ОНИ ПОДЛЫЕ ТВАРИ, НЕДОСТОЙНЫЕ ЖИЗНИ!!

ОНИ РАКОВАЯ ОПУХОЛЬ ЗЕМЛИ!!!

Но лютая звериная ненависть не имела выхода. Она была заточена в клетку. Клетку страха перед металлической тростью, искрящейся парализующими молниями.

– У меня совсем скоро будет выступление, – признался Боно. – А ты ещё ничего не уметь. Я хочу сделать тебя как коронный номер, как гвоздь выступления. Времени совсем нет. Я придумать для тебя небольшой трюк. Дальше будем делать много трюков. Сейчас хватит один. Подняться на ноги!

Градов лежал неподвижно.

– Подняться, мазафака, на ноги! – завопил Боно и ткнул Зиновия искрящейся тростью в бок.

Электрический разряд обжёг сильнее огня. Но Градов продолжал лежать.

– Встать, бич, встать! Ап, мазафака, ап! Встать! – визжал Укротитель, люто награждая мутанта за непослушание сотнями тысяч вольт.

Боль. Чудовищная боль. Жизнь, собственно, и есть сплошная боль. Мы рождаемся с болью. Умираем в мучениях. А время, когда нам кажется, что не больно – лишь иллюзия. Это просто сильная боль на время затихает. Обязательно что-то продолжает болеть. Душа, либо тело – не важно. Оно всё связано. Оно всё болит… То с большей интенсивностью, то с меньшей. Но болит. И избавившись на время от сильной боли, мы попросту принимаем меньшую боль за освобождение…

Что от того, если тело Градова сейчас горит в электрической агонии? Это лишь физическая боль. Боль душевная намного сильнее её. Боль от предательства, от необъятного ужаса, случившегося с ним – куда страшнее… Она настолько невыносима, что хочется её прекратить любым способом. И физическая боль – один из выходов. Оборвать нить жизни – значит оборвать мучения…

– Ты больной ублюдок! – заключил Боно. – Как с такой ублюдок можно работать? Лежи здесь и подыхай!

За спиной Укротителя хлопнула дверь.

Зиновий Сергеевич Горгорот вновь остался один.

«А жаль, – подумал он, продолжая неподвижно лежать на соломе, еле дыша, – ещё бы несколько минут электрической пытки, и этот кошмар мог бы навсегда закончиться…»

Истерзанное током тело начало более менее слушаться Градова лишь через какое-то время. Опять же, невозможно определить, какое – либо час, либо трое суток.

И пусть к двери никто не подходил, а в стенах и потолке сложно различить что-то похожее на видеокамеры – Зиновий буквально затылком чуял, что за ним постоянно наблюдают.

Когда Градов-Горгорот опять смог держаться на своих двоих, Боно вновь пришёл к нему с неприятным визитом.

– Опять на меня пытаться напасть? – ухмыльнулся он.

Градов показал ему очень некультурный жест.

– Вау, хоть чему-то мы учиться! – похвалил Укротитель. – Тогда присесть и руки в стороны!

Градов не шелохнулся, застыв всё в том же некультурном жесте.

– Ты ведь помнить, как больно эта штуковина делать? – Боно направил кончик трости с набалдашником из слоновой кости в форме человеческого черепа на непослушного мутанта.

Градов не пошевелил и мускулом.

– Что ж, я подозревать это, предвидеть тебя, – вздохнул Боно, прогулочным шагом направляясь к Градову. При этом, правда, не сводя с него конца трости. – Ты старый душа. Мы тебя омолодить немного, но твой душа всё такой же старый… Мы дать тебе второй шанс, ты это не хотеть понимать, – он остановился в трёх шагах от неподвижного Зиновия. – Тебя могли сделать консервы для кошечек. Их очень любить мой крылатый обезьян.

Горгорот оскалил пасть в нелепой ухмылке, вывалив набок язык.

– О, тебе есть смешно? – удивился Боно. – Это не есть хорошо, что тебе есть смешно. Ты не понимать ничего. Ты не хотеть жить. Твой старик Градов не хотеть жить. Но ты есть уже не он! Ты – Горгорот! Ты моё творение! Мой генетический эксперимент! Ты хороший получиться! Даже не представлять, насколько…

Тёмно-зелёные глаза Зиновия сверкнули звериным огнём.

– Ты не выполнять команды, как послушный пёсик, – сказал Боно, пятясь к выходу. Что так поразило его в глазах Градова? На какое-то мгновение Зиновию даже показалось, что Укротитель испытал нечто вроде… страха, что ли? – Да, не выполнять… Мы перестараться со звериным материалом… Ты сильно дик. Но я уже придумать для тебя номер. О да, Горгорот, ты будешь мой новый звезда! Да-да-да!

С едва различимым скрипом петель, металлическая дверь захлопнулась.

Зиновий Сергеевич вновь остался один.

Но ненадолго.

Ведь совсем скоро в городе Н состоится незабываемое представление Великого и Ужасного Боно Укротителя Мутантов!

*****

У меня не было желания идти на это чёртово представление. После теракта в здании ОБООП мне вообще ничего не хотелось. К тому же, по городу ползали слухи о каких-то неприятностях в гетто чупакабр. И если не Светка, ради которой я, собственно, купил билеты, то остался бы дома. Порылся в своей скудной библиотеке, может, откопал бы какой-нибудь подзабытый комикс или научно-популярный журнальчик. А куда лучше, позвал бы Вэньг Ли в гости…

Ох, Вэньг, моё ты азиатское чудо!

Светка… Из-за Вэньг я потеряю друга. Единственного за последние годы друга… Хотя и без Ли всё к этому шло. Бутон Светы Соловьёвой распустился. Она уже неоднократно лезла ко мне целоваться. Скоро в штаны полезет. Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. И я это прекрасно знал с самого начала. Во всём виноват я и только я. Не следовало подавать девчонке напрасных надежд. Сейчас она уже не девчонка. Сейчас она женщина. А я? Я просто негодяй, которому она не интересна как женщина…

Зато мне интересна Вэньг Ли. Очень интересна. Чёрт, я схожу по этой китаяночке с ума!

И почему в жизни ничего не бывает просто и легко? Зачем судьба постоянно ставит нас перед выбором: делай так, либо делай эдак. Хочешь любовницу – теряй друга. Хочешь друга – теряй любовницу. Хочешь друга – а друг не хочет быть другом, хочет быть любовницей…

Я поймал себя на мысли, что уж больно легко впадаю в размышления о своих личных проблемах, отрываясь от недавних ужасающих событий. Пятеро моих коллег мертвы. Свыше десяти – госпитализированы. Счастье многих, что были на заданиях, в противном случае список жертв увеличился бы раз в пять, если не в десять. Начальнику выписали пилюлю прямиком из Министерства. Как это отразится на нас, простых смертных гладиаторах и баранщиках – страшно даже подумать. Дмитрий Александрович очень требовательный человек… И при всём при этом, мне хватает инфантилизма размышлять о своих отношениях с двумя подружками-десятиклассницами!