Текст книги "ФБР (СИ)"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Какая дрянь, – прошипел Говард.

– Запомни, напарник, сейчас эта дрянь только прощупывала тебя. В следующий раз она может сделать что-нибудь посерьёзнее… Мы на сравнительно безопасном расстоянии от его психокинетического воздействия. Но подобравшись ближе – сам понимаешь…

Говард кивнул. Выражение его лица было сосредоточенным, как никогда.

– И главное…

Чан не договорил. Его перебила зловещая трель автоматных очередей.

Глава 4

Воскресное утро Зиновий Сергеевич Градов встретил в гордом одиночестве. Прутья раскладушки даже через матрас впивались в старческую спину, вызывая ломоту и боли в пояснице. Но уж лучше так, чем в одной постели с фригидной мегерой Лизой. Сколько сил она положила на то, чтобы Зиновий потерял к себе уважение, обмяк духом, превратился в забитого, вечно недовольного жизнью человека, бледную тень того, кем когда-то был. Кем мог стать…

Мысли, воспоминания… Как лазурные волны забвения, они щекочут твое тело, ласкают, плещут в лицо, отрезвляют, злят, радуют, веселят, повергают в грусть. Но как бы не утонуть в них, как бы не захлебнуться солёной водой, полной сладкой горечи жизни… Верный способ – время от времени выходить на песчаный берег рутины. Да, порой выброшенные морем ракушки колют босые ноги… Но никто не мешает тебе надеть шлёпанцы, верно? У каждого они есть, но не каждый умеет ими пользоваться…

Молодость… Да, в молодости к Градову женщины очередями выстраивались, чтобы он на них хоть посмотрел. Он был из тех счастливчиков, которые смогли поступить в Национальный университет кораблестроения. Факультет педагогики. Закончил его Зиновий с красным дипломом и по распределению получил место в московской школе-интернате для умственно-отсталых детей, где и проработал два года – молодой учитель с хорошим окладом и радужными перспективами. Оглядываясь с холма прожитых лет, Зиновий без колебаний назовёт эти два года самыми яркими и счастливыми в жизни.

Довольно быстро у него завелись любовницы: бессчетное количество непостоянных, и три долговременные – две коренные москвички и приезжая из его же города Н. Многим может показаться странным, что человек может чувствовать себя счастливо, работая с умственно-отсталыми детьми, но Зиновий действительно был счастлив. Он ощущал свою пользу. Обучать детей с отклонениями – сложный, порой неблагодарный труд. За него мало кто берётся, несмотря на неплохую зарплату…

Три постоянные любовницы скрашивали будни молодого Зиновия на протяжении двух лет. Конечно же, они знали о существовании друг друга. Но каждая девушка относилась к этому по-своему. Москвичка Изабелла Таёжная, к примеру, старалась вообще не замечать существования двух соперниц. Ей было хорошо, когда к ней каждую пятницу захаживал Градов – молодой франт с аристократическими усиками и пышными волосами цвета тёмного шоколада, аккуратно зализанными гелем. Он никогда не приходил с пустыми руками. Вино или шампанское, конфеты или экзотические фрукты и, конечно же, шикарный букет белых роз…

Изабелла была старше любовника на пятнадцать лет, и каждый его приход становился для неё торжеством над возрастом. Находясь с ним, лаская, целуя, впуская в себя или просто валяясь в постели, перебирая его редкие волоски на груди – она ощущала себя девочкой, лишь недавно закончившей институт глупышкой, перед которой только начинает открываться весь мир… Зиновий дарил Изабелле мимолётное счастье, но оно светило ярче тысячи солнц. И она страшно боялась потерять его, но в то же время понимала, что рано или поздно это случится. Его нельзя удержать, приковав наручниками к батарее, нельзя запереть в клетке. Только и оставалось после каждого его прощания увядать, словно подаренный им же букет роз, трястись, страдать, мучиться от тревожных мыслей и… расцветать вновь каждую пятницу, когда указательный палец любимого прикасался к крохотной пуговке её дверного звонка. Градов прикасался к холодной кнопке, даже не подозревая, что в это время прикасается к горячему сердцу Изабеллы…

Но в одну злополучную пятницу он не пришёл. И не пришёл больше никогда. И даже ни разу не позвонил.

Вторую любимую москвичку Градова звали Саша Андреева. Она работала в билетной кассе. Симпатичный высокий мужчина пришёл купить билет на представление певца, имя которого уже стёрто временем, а ушёл с номером телефона юной кассирши на обратной стороне билета. Но кто-кто, а Саша любила Зиновия не так сильно, как две её соперницы. Для молоденькой семнадцатилетней девушки, только недавно окончившей школу, было мало одного любовника. Работа к этому располагала: не проходило и дня, чтобы какой-нибудь ловелас не пытался пригласить очаровашку-кассиршу на свидание. И не всегда она отказывала… Саша вела насыщенную половую жизнь и любила часто менять партнёров. К Зиновию она приходила сама. Когда ей этого хотелось. Что-то в нём завораживало девушку, не давало забыть, уйти насовсем. Она любила наведываться к Градову без предупреждения, что время от времени заканчивалось скандалами, если Зиновий был не один. Саше нравилось злить конкуренток своим появлением, она наслаждалась их замешательством, её забавляло глядеть в покрасневшие от ревности и гнева лица. И как бы Зиновий ни ругал её, как бы ни уговаривал звонить перед встречей – Саша продолжала приходить когда ей вздумается, ведь глаза Градова никогда не врали. Они всегда горели той дивной искоркой, которой так любят наслаждаться женщины – обожанием. Да, Градов, быть может, и остепенился бы со временем, бросил остальных любовниц, вправил мозги Саше Андреевой, чтобы с другими парнями гулять перестала, и сделал бы её Александрой Игоревной Градовой – женой известного на всю Москву педагога. И жили бы они долго и счастливо. Если бы не одно но…

Это «но» звали Лиза Серёгина. Она приехала в Москву из города Н за полгода до Градова. Столица России никогда не захлопывала двери перед желающими поселиться в её домах, топтать тротуары ухоженных улиц и ездить на работу в кишках металлических монстров, живущих в метро… Но в большинстве своём Москва безразлична к приезжим. Собственно, она безразлична также к коренным, хоть и не так явно.

Есть два вида приезжих: те, в профессиональных навыках которых Столица нуждается, к этой категории относился Зиновий Градов; и те, без которых можно было бы и обойтись, Лиза вошла именно в эту категорию. Амбициозная провинциалка, она приехала в Москву в поисках богатства и роскоши, а нашла просевшую койку в коммуналке с тараканами в кастрюлях на общей кухне и крошечную зарплату за тяжёлую работу уборщицы в школе-интернате для умственно-отсталых детей.

Конечно же, Лиза и Зиновий сразу познакомились, ведь их объединял город Н, в котором они выросли, хоть никогда и не пересекались до этого. Очень быстро знакомство перетекло в дружбу. А, как известно, дружба между мужчиной и женщиной рано или поздно заканчивается постелью. Не стала исключением и дружба Зиновия с Лизой…

Из всех любовниц Зиновия Сергеевича, Лиза оказалась самой ревнивой, скандальной и настойчивой, если не сказать навязчивой. Она закатывала невероятные скандалы, особенно когда незвано негаданно объявлялась Саша. Эти скандалы частенько перерастали в истерики, со слезами, соплями, валидолом и выкриками вроде «ты меня убиваешь» или «я покончу с собой, если ты не бросишь эту суку». Во время истерик Градов тысячу раз спрашивал себя, зачем он встречается с Лизой. Несколько раз он делал попытки бросить её, но нужда пересекаться с ней по работе всё портила. К тому же, в неистерическом состоянии Лиза вполне его устраивала. Она была далеко не глупой, у неё симпатичное личико с чувственными губами, вздёрнутым носиком и крошечной родинкой на правой щеке, да и в постели она время от времени показывает настоящую «ночь в алмазах».

Будь как будет, думал Градов. И, как оказалось, неправильно думал.

Лиза была недовольна жизнью и, как это обычно умеют женщины, пропитывала этим недовольством Зиновия. Она не упускала возможности сообщать Градову, что работа с отсталыми детьми – не его призвание. Что такой великолепный педагог достоин чего-то большего. И что Москва не то место, в котором им вдвоём может улыбнуться птица счастья, ведь здесь все приличные места под солнцем уже давно расписаны на столетия вперёд. И что город Н не так уж и плох. Да, тогда он действительно не был так плох, как сейчас: ещё не успело полностью развалиться коммунальное обслуживание улиц, дорог, домов и дворов, из трещин в асфальте не росла полынь, ещё плескалась горячая вода в кранах, а из труб теплоцентралей ещё клубился дым… Но уже тогда наблюдательный человек узрел бы первые тревожные звоночки упадка. Город потихоньку начали покидать люди в поисках лучшей жизни, улицы пустели, из-за отсутствия заказов закрывались заводы и фабрики…

Зиновий старался пропускать причитания Лизы мимо ушей. Но вода камень точит. Спустя два года жизни в Москве, Градова вызвал директор школы-интерната и настоятельно попросил «взять внеочередной отпуск на неопределённый срок», поскольку его племянник окончил институт и парню нужно рабочее место, поближе к дяде, чтобы тот присматривал за ним. Племянник пойдёт на место Градова, а Градов должен немножко подождать, пока директор, используя связи с директорами других московских школ, подыщет ему достойное рабочее место.

Лиза не упустила свой шанс и учинила Градову скандал, мол, всё произошло, как она говорила: все места давно расписаны и вообще, нечего в этой подлой Москве делать. Она предупреждала любимого, а он её не слушал, вот и получил нож в спину! Надо ехать в город Н, где тебя все знают и ценят.

Зиновий согласился с Лизой. Эфемерного места в другой школе нечего ждать – его просто убрали с пути на дороге сопляка-племянничка директора.

Находясь в состоянии нервного возбуждения, Зиновий сел в первый попавшийся вагон поезда до города Н. Он ни с кем не попрощался, хоть за два года жизни в Столице подружился со многими людьми. Никому не оставил координаты, по которым могли бы найти его. О чём впоследствии жалел и сильно тосковал по знакомым, особенно по Саше Андреевой.

Лиза поехала следом.

Вскоре после прибытия в город Н, она стала Елизаветой Викторовной Градовой, женой учителя средней школы N22 с углублённым изучением дагонского языка.

Через две недели после обещания, директор школы-интерната позвонил Градову на московский номер. Для талантливого молодого педагога нашлось место в элитном экономическом лицее, но талантливый молодой педагог об этом не узнал, поскольку был уже в городе Н. Трубку никто не поднял, но директор всегда отличался особой настойчивостью. Он поехал к Зиновию, чтобы лично донести радостную новость. Дома того не оказалось. Хозяйка съёмной квартиры и знать не знала, куда подевался постоялец. Словно сквозь землю провалился, оставив на столе плату за жильё.

Градов проживёт целую жизнь, так и не узнав, как сильно испортила ему карьеру Лиза…

*****

Воскресный день Света Соловьёва обычно проводила со школьными подружками: Вэньг Ли и Таней Паучковой. Иногда к их компании прибивалась Лена Крохина, но сегодня её не было. Не то, чтобы остальные девчонки не хотели видеться с Леной, но особой погоды она в их компании не делала. Ходила следом и в большинстве своём молчала. Вреда от неё не было, но и толка тоже. И если бы не Таня Паучкова, которая время от времени звонила Крохиной, чтобы узнать домашнее задание, а порой и попросить это домашнее задание за неё выполнить, то Лена бы и не гуляла с ними никогда. В очередной раз выклянчивая решение той или иной задачи по математике или ключ к домашнему контрольному тесту по дагонскому языку, Таня, как бы в оплату за услугу, приглашала Лену в их компанию. Крохина безотказно выполняла любую просьбу. Плата её устраивала.

Сегодня девчонки решили прогуляться по набережной. Погода к этому располагала: не было ветра и, следовательно, вонь с загаженной реки не распространялась по округе.

– А мне Вася Сергеев из 11-Г нравится, – призналась Паучкова, перебирая свои рыжие кудри.

– Сергеев? Тот, который конопатый? – насмешливо переспросила Ли. – Он ведь худой, как вешалка.

– На себя посмотри, швабра черноволосая, – огрызнулась Паучкова.

– Парням нравятся худышки, – парировала Ли. – Особенно такие симпатичные, как я…

– От скромности ты не умрёшь, Вэньг, – заключила Паучкова. – Я тебе поражаюсь. Такая худая, а тянет на пузатых мужланов.

– Хорошего мужчины должно быть много, – ухмыльнулась Ли. – Если худой, как вешалка, то мужчиной назвать грех. И на фоне солидных мужчин я смотрюсь ещё стройнее…

– С тобой всё понятно, – махнула рукой Таня. – А ты что скажешь, Светка?

– Что скажу? – Света словно очнулась. – Маловат он, Сергеев твой.

– И ты туда же? – надулась Паучкова.

– Да нет, не по комплекции. Молодой он очень.

– Ах ну конечно, – съехидничала Ли. – Мы ведь такая фифа, нам только взрослого подавай!

– И главное, – подхватила Таня, – чтобы его звали Говард!

Паучкова и Ли дружно рассмеялись.

– Да ну вас, – теперь настала пора надуваться Свете Соловьёвой.

Какое-то время они шли молча. Поднялся ветер, неся с реки запах гнилой рыбы и мусора.

– Фу, ненавижу, – сморщила носик Ли.

– Пошли отсюда? – это был риторический вопрос Светы.

– Жаль, – вздохнула Таня, – мне здесь вид нравится…

– Вид на речку-вонючку и сгнивший мост? Как мало мы о тебе знаем… – ухмыльнулась Ли, демонстративно сжимая носик указательным и большим пальцами.

– Ли, ты сегодня особенно злая, – сказала Таня. – Да хоть на мост. Я люблю смотреть на него и представлять, каким он когда-то был…

– Да, это всё хорошо, – встряла Света, – но давайте не будем топтаться? У меня от вони глаза режет.

Подружки не стали возражать.

По гранитной лестнице – единственному техногенному явлению поблизости, не поддавшемуся влиянию времени и безразличию коммунальных служб – они поднялись на верхний бульвар, откуда направились в сторону проспекта Ленина. Вонь реки некоторое время преследовала их, но вскоре ветер поменял направление и смрад гнилой рыбы сменился букетом запахов сорняков, в котором отчётливо и нагло возвышался «аромат» полыни. Этот вездесущий, резкий запах, оставляющий во рту горький привкус, а в носу свербёж…

Благо, полынь отцветала. Последние её жёлтые кругляши-цветочки опадали, давая дорогу мелким продолговатым плодам. Со временем эти плоды развеет ветер по всему городу и окраине, занесёт в щели домов, в тротуарные трещины, в заборные дыры, забросит на плоские крыши панельных домов, закидает на балконы, засыплет в дымовые трубы, заполнит ими всё…

И армия полыни восторжествует, как ещё никогда! И смертельные враги – лютый мороз и дикая жара – ничего не смогут с этим поделать.

Если не брать в расчёт употребление разновидностей байгана, входящих в производственную линию «Юный бриз», слоняться по улицам – одно из немногочисленных развлечений молодёжи города Н. Можно ещё удочку в реку покидать, соревнуясь, кто больше гнилых ботинок и облепленных ракушками консервных банок вытащит. Ещё можно в подворотне водочки попить, пивком запивая, а потом и порыгать, не отходя от кассы. Редкие экстремалы бренчат вечерами на гитарах, забравшись на спинки дворовых скамеек, свесив ноги на сиденья – обычно это заканчивается весьма плачевно, ведь всем известно, что после девяти вечера нарушать спокойствие строго запрещается. По закону наказание за подобное поведение – солидный денежный штраф, либо пятнадцать суток в исправительном центре. Но обычно до этого всего не доходит: сознательные граждане сознательно выходят из своих подъездов, окружают нарушителей их сознательного спокойствия и, как следует, отвешивают им несознательных звездюлин… Порою гитара оказывается орудием кары…

Но гитара гитарой, а в то злополучное воскресное утро трём ученицам десятого «В» класса средней школы N22 с углублённым изучением дагонского языка захотелось чего-то ещё. Слишком однообразно всё и уныло. Да ещё и жара вернулась, а следом за ней и вонь реки. Да как вообще её рекой называть можно? Болото, водная свалка мусора, русло нечистот, но отнюдь не река! Хотя речь не о ней совсем. Девчонкам просто не хватало впечатлений. Нет, тех, что способен дать юношеский байган – им хватает с головой. Но перспектива томиться и киснуть в соку повседневной банальности от одной «маски счастья» до следующей – не прельщала. Ну, разве что одну Таню Паучкову это более-менее устраивало. Она раньше сверстниц подсела на байган и с каждым месяцем всё больше пристращалась к нему. Вот уже полгода как Таня отказалась от подростковых «масок радости» и всецело перешла на взрослую, более крепкую продукцию.

– Мой мозг на такой жаре только плавиться может, как пломбир, – призналась Соловьёва.

– Ммм… пломбир… – мечтательно проурчала Таня Паучкова. – Давно его не продавали. Я бы с радостью ещё раз попробовала…

– А я бы целое ведро съела, – подхватила Света. – Чтобы всё ведро разными сортами. Пломбирные шарики со вкусом банана, вишни, шоколада, лесных ягод, клубники… ням-ням…

– Хватит дразниться! – сглотнула слюнку Ли.

– А ещё бывают с орехами внутри, с кокосовой стружкой ещё бывают, а ещё… – здесь Таня пощёлкала пальцем, перебирая в памяти весь небогатый опыт поедания мороженого.

– Ещё бывает с селёдкой и луком, – съязвила Ли.

– Нет, таких не бывает, – очень серьёзно ответила Таня.

– Как не бывает? Ты что никогда минет парням не делала? – сказала Вэньг Ли, неловко улыбаясь, пощипывая себя за мочку уха.

– Какая пакость, – скривилась Таня. – Мы тут о возвышенном, о пломбире, а она про свои минеты-шминеты…

– Ты хоть знаешь что это, целочка ты наша? – злобно спросила Ли.

– Какая разница? – отмахнулась Паучкова. – Главное, чтобы пломбир был достаточно холодным, а от того и твёрдым. Погружаешь в него ложку, зачерпываешь побольше и в ротик. Главное аккуратно, а то мороженое может по губам потечь, на подбородок, шею, а там, глядишь, и на грудь…

– Что-то вроде, – буркнула Ли. – Косу на отсечение даю, Говард Светку хорошенько пломбиром успел накормить.

– Так, Вэньг, хватит чушь нести! – рассердилась Соловьёва. – Ты озабоченная, чесслово. Ты вообще помнишь, о чём разговор?

– Уж точно не о пломбире.

– Ты говорила что-то про скуку, – напомнила Паучкова.

– Да, говорила, – переключилась на вежливую волну Вэньг. – Вот что мы сейчас делать будем? Бродить по проспекту и глотать пыль из-под троллейбусов? Или просто по домам разойдёмся. Ну, или к Светке на чай зайдём. Свет, уж извини, но мало заварки ты в чайник бросаешь. Да и вообще, я зелёный больше люблю, тот, что «порох» называется.

– Приноси этот свой волшебный «порох», и я с радостью его заварю, – ответила Света.

– Да не в «порохе» дело, хоть лучше чая на свете нет, – продолжила Ли. – Дело в том, что скучно всё, надоело однообразие. Не согласны?

– С тобой попробуй не согласиться.

Таня зачем-то потёрла щёку, словно после хорошей оплеухи.

Света одобрительно кивнула.

– Я давно об этом думала… – глаза Ли загорелись, – что мы знаем про этих полукровок, чупакабр?

– Они нам байган продают, – без промедлений ответила Света.

– Да, а ещё они уродливые, – добавила Таня.

– И всё? – Вэньг ликующе обвела взглядом подруг. – Что вы ещё о них знаете?

Таня не растерялась:

– Ну, они попахивают, словно дядя Семён, который сантехник из соседнего подъезда, ты знаешь…

– Потная свинья, – фыркнула Ли.

Таня пощёлкала пальцами, пытаясь подобрать сравнение:

– И вяленая рыба, что ли. Даже боюсь представить, как от дагонцев пахнет…

– Так же, как и с речки нашей, вонючки, – прыснула Соловьёва.

– Значит так, чупакабры, – продолжала Ли. – Мы живём с ними бок о бок, а так о них ничего и не знаем. Уверена, они про нас знают всё. Вот говорят, что они полукровки, что рождаются в браках дагонцев и людей. Но вы хоть одну барышню нашу видели, которая бы с дагонцем за ручку ходила? Я молчу о том, что дагонцев никто не видел вживую. Ты ведь не видела, Света? А ты, Таня?

– Не-а, – покачала головой Света.

– Да делать им больше нечего, как по городу Н шляться, – фыркнула Паучкова. – Мой дядя говорит, если хотите увидеть дагонца – езжайте в Столицу, или на Южный берег Крыма.

– Дядя твой сам их видел? – поинтересовалась Ли.

– Нет, но он знает человека, который их видел, – не смутилась Паучкова.

– Пусть так, – кивнула Ли. – В Киев или в Крым мы сейчас всё равно не поедем…

– Стоп-стоп-стоп, – замахала руками Таня. – Я начинаю понимать, к чему ты клонишь. И мне это не нравится.

– А я вот не понимаю, – призналась Света.

– Да чего уж тут не понимать, – Таня недоверчиво покосилась на Ли, – она нас в гетто чупакабр затянуть хочет.

– Вэньг, это правда? – выпучила глаза Соловьёва. – Дурная затея ведь.

– А что здесь такого? – Ли сделала наивное лицо. – Всё равно делать нечего…

– Я бы лучше чая попила у Светы, – попыталась улыбнуться Таня, но получилось не совсем убедительно.

– Я не против. Девчонки, пошли ко мне? Вэньг, по дороге к тебе заглянем, «пороху» возьмём…

– Вы как бабки старые! – возмутилась Ли. – Успеем ещё чаю напиться. У нас тут под боком целый посёлок чупакабр! Вы хоть представляете, сколько там интересного? Да вся параллель обзавидуется! Разговоров на много лет!

Вэньг выдержала театральную паузу и закончила капризным тоном:

– Ну же, девоньки, не будьте занудами.

– Ты убеждать умеешь, но… – начала было Света.

Ли её перебила:

– Представляешь, как Вар твой удивится? Может, после этого он перестанет считать тебя маленькой девочкой? Поход в гетто – взрослый поступок…

Соловьёва открыла было рот, но слова иглами застряли в горле.

– Нет, Ли, ты в своём уме? – ответила за Свету Таня. – Да и вообще, если просто предположить, повторяю, просто предположить, что мы тута захотим сунуться – как добраться? Ни трамваи, ни троллейбусы туда не ходят. Разве твой отец тайный олигарх, и у тебя есть деньги на такси.

– Я всё продумала, – хлопнула в ладоши Ли. – Садимся здесь на троллейбус «двойку», доезжаем до Площади Победы, а оттуда пешком полчаса… ладно, час – и мы на месте!

– Долго ты это придумывала? – язвительно поинтересовалась Паучкова.

– Только что в голову пришло, – парировала Ли. – И вообще, я за то, чтобы слушаться мимолётных порывов души. Почему бы и нет?

– Насчёт мимолётных порывов души – это да… – задумчиво сказала Света. – Но почему только твоих?

– Да ладно, девоньки, не прибедняйтесь, – Вэньг Ли была неумолима. – То мы к тебе в гости ходим, то к реке по желанию Паучковой. Я уже молчу о том, что из-за неё нам приходится панькаться с Крохиной.

– Оставь Лену в покое, – заступилась Таня. – У бедняги нет друзей. Так хоть с нами пусть тусуется. Ничего у тебя, Ли, не отвалилось, когда она с нами гуляла.

– Вот и сейчас ни у кого ничего не отвалится, – подхватила Ли. – Прогуляемся до гетто, одним глазком на жизнь чупакабр… и обратно! Длительные прогулки полезны для фигуры, между прочим. Это тебя, Таня, в первую очередь касается. Лишний вес…

– Дура! – рявкнула Паучкова. – Какой лишний вес? Это у меня сиськи выросли! Тебе только и мечтать остаётся!

– Вот и потрясёшь своими сиськами по дороге, – во весь рот улыбнулась Ли, обнажив небольшой просвет между верхними резцами.

– Ли, я поражаюсь твоему дару убеждать, – вздохнула Света. – Я уже не знаю, чего сама хочу.

– Как же не знаешь? – почти искренне удивилась Ли. – Ты хочешь дождаться троллейбуса «двойки», чтобы потом пройтись до чупакабр.

– Сдаюсь, – подняла вверх ладошки Света. – Тань, а ты?

– У меня есть другой выбор? – обречённо спросила Паучкова. – Если Ли захочет, так все кишки вымотает, пока своего не добьётся.

– Ура-ура-ура! – захлопала в ладоши Вэньг. – Мы едем в гетто, едем в гетто, едем в Г-Е-Е-Е-Т-Т-О-О-О-О!

Случайный прохожий – мужчина в котелке, с усами и козлиной бородкой – посмотрел на Ли квадратными глазами, после чего ускорил шаг. Вероятней всего, он благодарил судьбу за то, что позволила ему убраться куда подальше от сумасшедшей девчонки, так радостно желавшей посетить гетто…

Троица десятиклассниц дошла до ближайшей остановки. И прежде чем прибыл нужный троллейбус, Вэньг Ли попросила у подруг прощения за то, что она «местами позволяла себе говорить лишнее, особенно про Говарда». Но, по большому счёту, подружки сами виноваты, ведь незачем было про пломбир дразнилку устраивать. Они ведь прекрасно знают, что Ли ещё никогда в жизни не пробовала мороженого, и подобные разговоры её расстраивают, а порой и раздражают.

Девчонки согласились, что они квиты и все точки над «I» поставлены. Теперь с чистой совестью можно ехать в гетто чупакабр.

Из жизни доблестной милиции 4

Возле оплывшего куска металла, который когда-то был миномётом «Василёк» лежали изуродованные тела. Ошмётки мяса, обрывки милицейской формы, вывороченные кости, внутренности, треснутые черепа и вытекающие из них мозги… Говард насчитал одиннадцать трупов. Может, двенадцать, если принять обгоревшую горку костей и мяса за двоих убитых – мёртвой плоти больше, чем обычно бывает в простом изувеченном трупе, но вполне вероятно, что мертвец страдал ожирением.

Оборона психокинетов оказалась намного слаженней и опасней, чем предполагало высшее руководство. По данным разведки в доме должен быть небольшой притон ренегатов, захвативший остальных жителей в заложники. Но, как было установлено позже, дом оказался штабом организованной группировки киевских психокинетов «Каштановый плачь». Члены этой группировки уже давно вели свои противозаконные действия, успешно вербуя новых сектантов как среди психокинетов, так и простых жителей. Размах, с которым действовал «Каштановый плачь» неприятно впечатлял, и с каждым новым днём становился всё более ощутимой угрозой для правопорядка Киева.

Радиус действия психокинетических сил обороняющихся боевиков превзошёл все ожидания. Виновато ли руководство операцией захвата? Может, и да… Но разборами полётов заниматься ещё не время. Случилось то, что случилось и ничего тут не изменить. Только телепат третьей степени мог забраться в голову милиционера-миномётчика, подчинить бедолагу своей воле и заставить того незаметно от товарищей подбросить в ствол «Василька» гранату «Ф1» – это было не сложно, поскольку мало кто в этот момент не всматривался в тело милиционера, которым телепаты овладели мгновениями ранее. Парень открыл огонь по товарищам, за что принял смертельную порцию свинца. Уже не скажешь наверняка, услышал ли кто-то металлический перестук гранаты по гладкому стволу миномёта и, если услышал, пытался ли остановить бедолагу, попавшего под влияние чудовищного телепата. Но наверняка сказать можно следующее: взрыв противопехотки потянул за собой взрыв миномётной кассеты с четырьмя минами в ней и ещё пяти запасных кассет…

Милиция предприняла ответные действия. В считанные секунды кольцо оцепления было расширено. И тут же задребезжали глухие выстрелы, округу заполнил звон стёкол, пробиваемых слезоточивыми снарядами.

Сквозь дыры в окнах заструился серый дым.

Шансы на спасение заложников резко снизились…

Началась новая ступень нервного выжидания.

Закиров держал флаер на высоте пятнадцати метров. В кресте прицела находилось крайнее верхнее окно зловещего дома.

– Чан, может это не моё дело… – начал он. – Может, это вопрос не нюхавшего пороха молокососа, которым я и являюсь… но всё же, почему мы не взорвём этот дом? Наши ребята только и гибнут, как муравьи под лупой долбанутого ребёнка. Плевал я на тех заложников, если меня спросите. Да и есть они там вообще, эти заложники?

– Вар, очень даже может быть, что в здании кроме телепатов никого нет… – сказал неугодный Триадам. – Целое кодло ублюдков и только их.

– Я не понимаю.

– Тебе не надо понимать. Никому из нас не надо. За нас думают другие. Наша работа – выполнять приказы, Вар. А главный приказ для нас всегда один: любой ценой брать психокинетов в плен. Меня ничто больше не волнует. И тебя не должно волновать. Сказано – сделано…

– Но Чан, прошлых двух ты не брал в плен.

– У меня не было выбора, – раздражённо соврал Малыш. – Меня за это по головушке не погладили, уж поверь.

– А сейчас у нас есть выбор? У тех ребят он был? – Говард ткнул пальцем на место взрыва.

– Не намь это обсуждать, – перешёл на китайский акцент майор Чан Вэй Кун. – Ти бы меньше думаль и за домом следил. Это уже моя приказа.

– Есть, следить за домом и меньше думать, – прошипел Говард.

А тем временем на крыше дома что-то начало происходить. В технической пристройке медленно отворилась дверь, и в прицелы сотен оптических прицелов следом за облаком слезоточивого газа показался пожилой мужчина в бейсболке и шортах. Он кашлял, тёр глаза и едва передвигал ноги, стараясь поскорее убраться из облака вредного дыма.

Раздался выстрел. Нервы сотрудника убойного отдела, младшего лейтенанта Андрея Спицына не выдержали. Пуля вошла аккурат в верхнюю губу несчастного. С головы слетела бейсболка. Вместе с частью головы… Содрогающееся в танце смерти, тело повалилось на битум крыши.

Когда всё закончится, лейтенант Спицын станет младшим сержантом и будет очень сильно рад, что так просто отделался…

– Жьютяу! Шэнжингбинг! ?????! – заматерился на родном Чан. – Если эта психакиньета угрохали, то плоха нам всема придёца!

К трупу пожилого человека подскочил ребёнок. Градов навёл на него оптику «кошачий глаз». На экране бортового монитора было отчётливо видно, как ребёнок обнимает мёртвое тело. Да что там обнимает, с такими линзами, которыми обладал «кошачий глаз», можно запросто рассмотреть даже слёзы на щеках девочки. Да, это была девочка. Лет десяти, максимум двенадцати.

– Не стрелять, мать вашу, не стрелять! – разрывался динамик рации.

– Да и без тебя ясно, что не стрелять! – не выдержал Говард.

– Так, кто это у нас такой умный? – прошипел динамик.

– Эм… сержант Закиров, отдел по борьбе с особо опасными преступниками города Н.

– Значит так, сержант Закиров из города Н, – не умолкала рация. – Лети сейчас к этому дрянному дому и подбери заложницу. И если по дороге не подохнешь, честь тебе и хвала. Приказ к немедленному выполнению! Конец связи, сержант Закиров, хе-хе, понаехали тут всякие…

– Вар, я оцень залею, что взял тебя с сабой, – хлопнул себя по лбу Малыш. – Ты влип. И я вместе с тобой.

– Что… что мы будем делать? – прошептал побелевший, как полотно, Говард.

– Как что, дружище? – в голосе Чана отчётливо читалась злоба и… страх… – Ты слышал приказ. Лететь на смерть, что же ещё? На тебе!

Говард и не сообразил, что ему выписали пощёчину – до того быстро двигалась рука Чана. Зато боль, огнём растёкшаяся по щеке, очень чётко это отразила.

– Прости меня, – испуганно прошептал Говард, потирая ушибленное место.

– Поздна пить «барзоми», – тявкнул Малыш. – Полетели. И будь что будет.