Текст книги "ФБР (СИ)"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

Зиновий Сергеевич представлял себе всё не так. Далеко не так…

Их СССР сел на крыше Ялтинского пенсионного пансионата. На площадке уже дожидались проводники – чупакабры в малиновых форменных костюмах «ФБР». К их ремням почему-то были пристёгнуты электродубинки. Для защиты спокойствия отдыхающих, что ли?

Высыпавшие из флаера старики лучились счастьем и предвкушением заслуженного отдыха.

Ну наконец-то!

Чупакабры были весьма вежливы и обходительны, насколько это вообще возможно в понимании чупакабр. По их чутким просьбам пенсионеры выстроились в дружную колонну по двое и направились к арке с серебристыми воротами, которые сами разъезжались, когда сенсор улавливал движение. Внутри коридор. Длинный, покатый, с уклоном вправо, наподобие гигантской винтовой лестницы. Стены коридора покрыты… фольгой, что ли, как показалось Зиновию Сергеевичу. Либо материалом похожим, безусловно, если это таки покрытие, а не цельная конструкция. Стены отражали свет люминесцентных рожков дневного света – и не было места во всём коридоре, в котором бы притаилась тень. Но при этом свет не вызывал рези в глазах, не слепил. С шагом примерно в десять метров в стены были вмонтированы широкие LCD экраны, которые безустанно показывали красочные крымские пейзажи и счастливые лица пенсионеров. Играла тихая, умиротворяющая музыка.

«Это то, о чём я так сильно мечтал все эти годы» – вероятно, сия мысль пронеслась в голове каждого счастливца, шагавшего к заслуженному отдыху.

Коридор раздвоился. Часть пенсионеров вежливые чупакабры повели в левый рукав, часть – в правый. Мистер Барокко то и дело тёрся плечом о плечо Зиновия Сергеевича, хотя места в коридоре было предостаточно. Градов хотел сделать тому замечание, но как-то не до того было. Слишком уж настроение хорошее не хотелось портить.

Группу пенсионеров, в которую попал Зиновий Сергеевич, привели в громадный зал. Вряд ли у кого-то из группы не отвисла челюсть в тот миг. Зал полнился кожаными креслами и диванами со вставками из красного дерева. Прямо по центру громоздилась величественная скульптура золотого трёхголового льва, в спине которого помещался земляной горшок, в котором росло гранатовое дерево. Плоды граната только начали созревать. Проводник чупакабра с охотой подтвердил, что золото настоящее. Ещё он с некоторым налётом гордости и надменности указал на нечто, похожее на фигурные канделябры, торчащие из серебристых стен. Да, «канделябры» тоже золотые, а вместо свечей из них росли разноцветные тюльпаны. К каждому креслу и даже дивану прилегали выдвижные держатели с планшетными компьютерами. Как незамедлительно выяснилось, каждая планшетка имела скоростной доступ к Интернету (и к настоящему, а не той урезанной версии, которая отображает странички только своего региона, да и то не все!). Вместо целой стены сияла великолепием современной мысли гигантская плазменная панель, которая безустанно показывала живую картинку сказочного сада с тропинкой посреди экзотических трав, роз, гиацинтов, гибискусов, флоксов и японских акаций. Завершали композицию роскоши и богатства четыре фонтана, каждый в своём углу зала – уникальные нагромождения причудливых миниатюрных мельниц, траншей, труб, сосудов, драгоценных и полудрагоценных камней, вытесанных в фигурки животных, людей, чупакабр и даже дагонцев. Вода успокаивающе журчала. В тишину, разбавленную плеском, время от времени вплетался мелодичный щебет птиц. И хоть настоящих птиц в зале не наблюдалось – лишь поделки из полудрагоценных камней и живые картинки на стеноэкране – Градов то и дело ловил себя на мысли, что он находится где-нибудь на задворках Рая, а не в странном зале, в которой так причудливо сплелись древняя роскошь и современные технологии…

Чупакабры любезно попросили стариков чувствовать себя как дома и дожидаться своей очереди. Самый высокий и худой полукровка достал из кармана электронную книгу, какое-то время всматривался в экран, орудуя колёсиком для прокрутки.

– Андрей Андреевич Зинатулин! – наконец-то прочитал он.

На имя отозвался тучный старик с редкой бородкой и чалмой на голове.

Чупакабра указал тому на проём, непонятно откуда появившийся в стеноэкране, как раз в месте, где начиналась тропинка. Без лишних разговоров, Зинатулин скрылся в проёме, который, к тому же, моментально захлопнулся за ним.

«Вот счастливый старый осёл, – подумалось Зиновию Сергеевичу, – у этих чупакабр всё как не у людей. Список даже составить нормально не могут – по имени упорядочивают. Кто ж так делает? Скорей бы и меня…»

Но недовольство – недовольством, а ожидание не так уж и мучительно, когда ты сидишь в чертовски удобном кожаном кресле, у тебя полный доступ к Интернету, тебя не сверлит мысль о том, что нужно идти на работу, мягкий самогон Семёна Перебейноса ещё не выветрился из головы, и к тому же вместо лая дворового бабья, криков оборзевшего начальства и пилежа мегеры жены – ты слушаешь плеск воды и щебет птиц!..

Обстановка расслабляла.

Мягкие кресла охотно принимали форму сидящего. До того удобно, что некоторые старики даже задремали. Но Зиновий Сергеевич не оказался в их числе. Да и как тут оказаться, когда в поисковике планшетки нет и малейшего ограничителя?

Очень велик соблазн ввести что-нибудь вроде «горячие аргентинские девочки» или «бразильский страпон в подземелье с драконами»… Конечно же, привыкший во многом себе отказывать Градов пошёл на поводу у привычки. Не так-то и просто свыкнуться со свободой, когда тебя столько лет держали в узкой клетке ограничений. Но что-то подсказывало Зиновию, что здесь, в Ялтинском пенсионном пансионате, оковы серости рабочих будней окончательно спадут со старческих рук. И вместо того, чтобы биться лбом о стены запретов, Градов в полной мере насладится жизнью. И плевать на Лизу! Плевать на тлеющие угли прошлого. Они пекут, как бы ни пытался отрицать это Зиновий. Они очень сильно пекут, жгут чудовищные дыры в и без того изувеченной душе. Ведь несмотря на всё… Зиновий прожил с этой женщиной большую часть жизни. И узнать под конец столько грязи… Это адская боль. Словно раскалённые щипцы вонзились в сердце. И оторвали часть, вместо которой какой-то злой шутник подложил всё те же тлеющие угли прошлого, будь они прокляты. Они так чертовски пекут, так невыносимо снедают…

– Эй, друг, такого ты точно не видел!

– А? – всплыл на поверхность озера раздумий Зиновий Сергеевич.

– Набери в поиске «мишка кунг-фу», – всё не унимался Мистер Барокко.

– Чего? – опешил Градов.

– Да вот же, – Мистер Барокко принялся тыкать пальцем в планшетку, которая бесцельно маячила перед лицом впавшего в раздумья Градова.

Поиск выдал вереницу однотипных результатов. По верхней ссылке Мистер Барокко перешёл на Рутьюб, на котором после блока навязчивой рекламы байгана для мусульман «Малиновый Джихад» появился развлекающийся с поленом гималайский медведь (лунный медведь, чёрный уссурийский, если угодно) – их легко отличить по белым грудным пятнам в виде полумесяца на воронёной шерсти. Песня мёртвого заморского певца про кунг-фу и довольно однотипные движения зверя. Хотя полено крутилось достаточно быстро и умело. До мастеров кунг-фу далековато, конечно же, но для медведя очень даже неплохо. Вот правда гималайские медведи второй десяток лет как вымерли… Зиновий вспомнил об этом под конец ролика. И на душе сделалось ещё тоскливей и паршивей.

– Мудак ты, – только и выдавил из себя Градов.

– Я? Как же, уважаемый, за что, позвольте вас спросить, за что? Что я сделал, что?

Зиновий бросил презрительный взгляд на растерявшегося Мистера Барокко.

– За то…

– Виктор Эммануилович Дроздов! – разразился высокий худой чупакабра с подобием тараканьих усов под расплющенным носом; с электронной книгой в длинных узловатых пальцах. – Ваша очередь.

В глазах Мистера Барокко блеснул гремучий коктейль из надменности, превосходства, успеха, сожаления, ликования, страха, радости, печали и вседозволенности.

– Моё время пришло, – с бравадой сообщил он. – Надеюсь, до следующей нашей встречи, Зиновий Градов, вы осознаете свою ошибку и будете готовы извиниться за столь нелепое, неподобающее поведение, и я…

– Виктор Эммануилович Дроздов! – повторился чупакабра.

– До встречи, – ухмыльнулся Мистер Барокко и надменной походкой с задёрнутым подбородком направился к проёму в стеноэкране.

– И тебе не болеть, – кинул вслед Зиновий Сергеевич. Это был их последний разговор…

«Мишка кунг-фу, мать его так, крутит полешко и сосёт заднюю лапку. Чёрт, до чего же красивое животное. Было… Бедный Элвис…» – такие мысли пронеслись в голове Градова, ещё глубже повергая в депрессию.

Зиновий так долго мечтал о пенсии… В последние годы эти мечтания – чуть ли не единственное, что скрашивало безрадостное существование старика. Ожидание чего-то светлого, доброго и прекрасного – вот, что поддерживало огонь в угасающей печке воли к жизни. И сейчас, шагнув на порог мечты, находясь в шаге от распахнутых дверей, ведущих в ЗАСЛУЖЕННЫЙ РАЙ НА ЗЕМЛЕ, лишь дожидаясь приглашения войти, которое уже скоро прозвучит… Зиновий почувствовал себя несчастным, замученным, никому не нужным дряхлым старикашкой.

Жизнь прожита зря. В чём смысл этого дурацкого мельтешения? Итог ведь всегда один. Лиза, тупая сука, ты предала несчастного Зиновия. Ты – олицетворение всех бед и несчастий, выпавших на его голову. И этот долбанный пансионат, эта обретшая очертания мечта… Достигнув её, Зиновий потерял саму цель жизни. К чему теперь стремиться? Чем занимать мысли? Что теперь будет делать Градов? Доживать свой век в угоду животным желаниям? Зачем это всё надо? Вот и шкала настроения в чёрном секторе! Что и не удивительно.

Но с другой стороны…

Это лишь порывы старческих страхов. Чем старше человек, тем сложнее ему воспринимать что-то новое. Тем труднее ему приспособиться к изменениям. Хотя изменения имеют различный характер. Бывают они в худшую сторону, а бывают и в лучшую. Ялта, пансионат, отдых – не сложно догадаться, в какую сторону эти изменения.

Как известно, к хорошему быстро привыкают.

Нет, в это разве можно поверить? Жёлтый сектор! Или датчик настроения неисправен, или эмоциональный фон Зиновия Сергеевича сложнее и переменчивее траектории шмеля, обожравшегося нектаром спрыснутых дихлофосом лютиков…

– Зиновий Сергеевич Градов! – отчеканил усатенький чупакабра и ухмыльнулся, что койот, лижущий свои мохнатые яйца. – Ваша очередь!

Спину Зиновия обожгло уколами тысячи ледяных иголок. Дух перехватило и, чтобы не задохнуться, старик жадно и глубоко задышал. Встать с кресла с первого раза не получилось – от волнения ноги перестали слушаться. Кое-как совладав с собой, Градов выпрямился и зашаркал к двери в стеноэкране. Всё ближе и ближе к дорожке сказочного жидкокристаллического сада. Ноги были ватными, но это оказалась непростая вата. С каждый шагом она тяжелела. Вскоре начало казаться, что ватные волокна – не что иное, как колючая металлическая стружка. Тело противилось. Неподдающийся логике подсознательный страх вырвался наружу, интуиция или нет, инстинкт самосохранения, либо древняя боязнь неизвестного – невозможно понять.

Зиновий Сергеевич остановился за метр до сулящего все земные радости проёма. Из тёмной прямоугольной бреши в стене веяло прохладой и запахом стерильности, похожим на запах в операционной комнате. Кровь неистово пульсировала в висках старика, сердце молотило, словно птица в перевёрнутой клетке. Градов ощутил необъяснимое желание бежать прочь, но тело не слушалось. Оно застыло, оцепенело, замерло…

– Помогите ему, – скомандовал длинный чупакабра с электронной книжкой, – бедняга от радости совсем растерялся.

Двое полукровок взяли Зиновия под руки и затянули в проём.

Градов опомнился полулежа в кресле, чем-то похожем на акушерское. Но что это? Ремни из прозрачного материала, скорее всего плотного полиэтилена? Волна паники захлестнула старика. Он судорожно попытался вырваться, от чего ремни невыносимо врезались в тело. Запястья, лодыжки, предплечья, торс, шея, лоб, ляжки – эти проклятые ремни были повсюду! Они приковали Зиновия Сергеевича к креслу, словно лягушку к столу малолетнего садиста с отцовским скальпелем в руках…

– АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! – крик отчаяния вырвался из старческих лёгких, но тут же был оборван новой полиэтиленовой лентой, впившейся в рот и щёки.

– Они все одинаковы, – прозвучал томный женский голос.

Зиновий забегал глазами, но голова была намертво прижата ремнями к кожаному подголовнику и ничего, кроме белого пластикового потолка и люминесцентных блинов ламп, разглядеть не удавалось. Искусственный свет слепил. Даже через закрытые веки он проникал кровавым бликом на сетчатку. Раздражая. Изводя. Мучая…

Постепенно свет начал сбавлять яркость. И вскоре он уже не слепил. Глаза можно было открыть, что Градов и сделал, но по-прежнему, кроме потолка и ламп, ничего разглядеть не удавалось.

– Обычно я не делаю этого… – задумчиво произнёс голос. – Но ты ведь у нас особенный, правда, Зиновий? Обычно я не трачу много времени на сырьё… Хотя ты чем-то меня задел. Да и вообще, я немного устала от чупакабр и дагонцев. С ними особо не поговоришь. Признаться, человеческого общения мне не хватает… Ах, точно, проказник Градов, невежливо разговаривать с человеком, не смотря на него, ай-я-яй!

Спинка кресла медленно принялась подниматься. Картина потолка сменилась стеной со стеллажами, на которых лежали различные приспособления из металла, стекла, пластика и резины. Неудивительно, что от их вида Зиновия бросило в ледяной пот. Колбы, пробирки, мензурки, скальпели, шприцы, пипетки, клизмы, иглодержатели, пинцеты, зажимы, ранорасширители, препаровочные ножницы, электрорезаки для суставов… названия двух третьих остальных чудовищных приборов Зиновий Сергеевич не знал. Да что там название, он и представлять не представлял об их существовании. Об их предназначении можно было лишь с ужасом догадываться…

Но где же обладательница голоса?

– Ох, дружок ты мой, такая развитая интуиция многообещающа! – раздался где-то за спиной сахарный голосок. – И если бы от тебя не разило дешёвым самогоном, так вообще отлично было… бы… Скажи-ка мне лучше, ты когда байганом закидывался, не было ощущения, что в голове раздаются посторонние голоса? Окружающие предметы не передвигались «сами по себе»?

Зиновий Сергеевич промычал что-то через сжимающие ему рот ремни.

– Ой, бедненький, ты ведь ничего не можешь мне сказать, – с дешёвой театральной досадой пожалел голосок. – Давай так сделаем, я тебе капелюсечку ремни приспущу, и тогда ты сможешь немного головой шевелить. Влево наклонишь – значит «нет» говоришь. Вправо – значит «да». Всё просто, всё легко и замечательно!

Зиновий ощутил щекой прикосновение тонких холодных пальцев. Они пахли сладкими женскими духами, сигаретами и… трупной гнилью…

– Не криви мне тут мордой своей! – рассвирепел голос. – Знал бы ты, что мне в руки приходится брать, то не кривился бы!

– Ну ладно, – смягчился голос, – можешь на меня посмотреть.

На фоне зловещих стеллажей появилась женщина в белом халате с бурыми, жёлтыми и красными пятнами на рукавах и переднике. Женщина была молода, стройна, с большой грудью и длинными чёрными волосами, сплетёнными в две широкие толстые косы. И всё бы ничего, вот только лицо… на нём ещё сохранились остатки былой красоты… вместе с уродливым шрамом от ожога на пол правой щеки… шрам уродовал край губ и, подобно чудовищному слизню, стекал по скулам на шею, теряясь за бортами белого халата.

Зиновию стало жаль эту женщину, несмотря даже на то, что она приковала его к акушерскому креслу и, скорее всего, сейчас пустит в ход все эти ужасные приспособления…

– Чего пялишься, уродец! Хватит пялиться, мразь! – завизжала женщина.

Градов отвёл взгляд.

– Вот так лучше, Зиновий, так намного лучше. Ответь, ты раньше замечал за собой склонность к психокинетизму?

Градов едва повернул голову влево, скользнув взглядом по уродливому шраму женщины.

– Так, интересненько, очень интересненько… – бурчала под нос женщина, рыща возле зловещих стеллажей. Вот она отыскала, что искала – пластиковый чемоданчик. Какое-то мгновение, и этот чемоданчик водружён на металлический столик возле операционного кресла. – Дай догадаюсь, ты всю жизнь употреблял один и тот же сорт байгана. Ты консерватор, верно?

Градов чуть наклонил голову вправо.

– Ну вот видишь, не все бабы такие тупые, как ты себе там думал, ведь думал, да? – разговор не помешал женщине открыть пластиковый чемоданчик и приняться извлекать из него небольшие округлые стеклянные ёмкости с короткой толстой иглой на одном конце и миниатюрной резиновой грушей на другом. В пробосборниках плескалась прозрачная жидкость.

Зиновий не стал шевелить головой.

– Ну да, ну да, экие мы молчуны, – ухмыльнулась женщина и потрепала старческую щёку, чуть выше кляпа.

«Вот ты какое, прикосновение смерти…» – разве у Градова могла проскользнуть другая мысль?

– Ладно, проехали, ты вот что мне лучше скажи, – продолжила допрос женщина, деловито переминая в руках пробосборник, – твой выбор – «Пряная ночь», верно?

Зиновий немного наклонил голову вправо. Что-то внутри протестовало, требовало не идти на поводу у этой ужасной женщины, перестать с ней РАЗГОВАРИВАТЬ. Но с другой стороны – иного выхода всё равно нет. Тугие ремни не порвать. И мало чего в голову может взбрести этой шрамированной суке, вздумай Зиновий противиться…

– Какие вы все предсказуемые жлобы, – фыркнула женщина, выдавливая через грушу воздух из пробосборника до тех пор, пока из иглы не брызнула жидкость. Не церемонясь, доведённым до совершенства движением руки черноволосая шрамообладательница вонзила иглу в шею Градова. Отпустила сжатую грушу, и в ёмкость брызнула струйка крови, тут же перемешиваясь с прозрачной жидкостью. Столь же изящным движением, женщина вырвала пробосборник из шеи подопытного. Следом за иглой последовала кровь, стекая по шее тонкой бороздкой.

Зиновий задёргал головой лишь после того, как игла была извлечена. Ведь он прекрасно понимал, что, вздумай он сделать это раньше, нанёс бы себе лишь больший вред. Если бы в рот не врезался ремень, то зловещая комната со стеллажами, полными орудиями пыток, сотряслась обречённым воплем.

Да, укол оказался крайне болезненным…

– Ну ты и слабак, – не скрывая досады заключила женщина, вглядываясь в пробосборник, жидкость внутри которого, смешавшись с кровью, приобрела бледный розовый цвет. – Признаюсь, я ожидала от тебя большего…

«Чтоб ты сдохла!» – подумалось Зиновию Сергеевичу.

В тонких бледных пальцах мелькнул скальпель. Не успел Градов толком попрощаться с жизнью, как в его одежде были сделаны надрезы. В совершенно разных местах и, как казалось, никак друг с другом не связанными. Надрез штанов в области копчика, левой голени и правого колена. Пиджака – левого локтя, сердца, низа живота и… позвоночника. Оказалось, в операционном кресле присутствовал проём для доступа к спине. Как удобно, мать их так…

– Расслабься и получай удовольствие, – ухмыльнулась женщина, – пока ещё можешь его получать…

Скальпель был сменен на препаровочные ножницы. В местах надрезов, женщина вырезала отверстия до голого тела. Сделала она это умело, ни разу не поранив остриём Зиновия. Но благодарен в связи с этим он ей не был.

– У-у-у-у! – донеслось сквозь кляп, когда игла пробосборника ужалила в голень и жадно засосала кровь.

– Да не дёргайся ты, расслабься, больнее ведь будет.

«Я убью тебя, я сдеру с твоей уродливой морды кожу и заставлю её сожрать, я проклинаю воздух, которым ты дышишь, я хочу, чтобы ты задохнулась в целлофановом пакете на лице, я хочу твоей смерти, я ненавижу тебя, я ненавижу чупакабр! Пенсия… Ялта… Какой фарс! Какое монструозное порождение больного рассудка! Ай, будь ты проклята, ай-я-яй!»

Третий пробосборник взял пробу с ягодицы. Четвёртый – из области живота. Было больно. И с каждым разом – всё больнее. Эта черноволосая тварь с уродливым шрамом от ожога на лице знала своё дело. Она брала пробы, руководствуясь болевым критерием. По нарастающей. Делала это с особым увлечением, но увлечением не маньяка, нет. Больше похоже на искусного мясника, разделывающего тушу – это его работа, не более. Ничего личного, мистер-свиные-ушки-нос-пятаком, я лишь хочу срезать с вашего трупа кожу, собрать кровь, извлечь потроха, добыть сало, мясо и порубить ваши косточки топором аккурат по хрящикам – так быстрее и надёжнее. И ваши кишочки я прочищу, зажав между двумя стальными трубочками, словно выжимая бельё. В них потом можно заливать колбаски. Люблю кровяночку, но, как я и говорил ранее, ничего личного. Это просто закон выживания: маши шашкой первым, если не хочешь, чтобы кто-нибудь более расторопный не пустил тебя в расход.

– Это самая простая часть моей работки, – сообщила женщина, вытирая накопившийся пот со лба. – Небольшой перерывчик перед великими делами. Пока что твои показатели ниже нормы. Плохо. Очень плохо.

Женщина отложила пробосборник, окрасившийся в белёсый цвет, и подошла к стеллажам. Там она достала прямоугольное зеркальце, насыпала на него белый порошок из баночки. Скальпелем собрала порошок в две тоненькие дорожки, вставила в ноздри байгановые дыхательные трубки с пробочками на конце. Открыла левую пробочку и вдохнула первую дорожку. Какое-то время женщина со шрамом стояла неподвижно, лишь изредка постанывая то ли от наслаждения, то ли от боли. Пришла пора закупорить левую трубку и открыть правую. Вдохнуть оставшуюся дорожку. Поймать приход…

– Я люблю чистоганом, первоисточник, так сказать, – призналась женщина, – ну да, эффект совершенно другой. Можно сказать, первобытный, звериный. Это вам не «Вдох императора Ши»… Но всё же, всё же… Чертовски здорово, мать твою так, старикашка дряхлый, ахх, как же хорошо, аххах!

– Ммм, дружочек, пора делать контрольный замер, – находясь в экзальтации, проурчала страшная женщина, поглаживая резиновую грушу громадной клизмы с длинным бугристым наконечником.

– Уммм-уммм-уммм! – застонал Зиновий Сергеевич сквозь полиэтиленовый кляп.

Это было больно…

Это было унизительно…

Мучительница подставила под струю из ануса старика алюминиевую ёмкость с широким длинным горлышком-лейкой. Когда «анализ» был собран, шрамированная сука закрыла горлышко пробкой и нацарапала на стенке ёмкости: «3_123_24321_З.С.Градов».

– Ну ты и грязнуля! – заключила она, подставляя алюминиевый сосуд под струю над умывальником, после чего поставила его на стеллаж, рядом к уже набранным. Некоторое время женщина смотрела на Зиновия, после чего задумчиво произнесла: – Хм… А ты ведь везучий сукин сын, ты знаешь это? Кокаин очень возбуждающе на меня действует. Даже сильнее, чем взятие анализов…

Она подошла к Градову и погладила по ширинке. Какое-то мгновение, и брюки вместе с трусами были приспущены.

– Ну и как там наш старенький дружок? – поинтересовалась женщина со шрамом, нежно касаясь пениса и яичек Зиновия Сергеевича. – Старенький ты уже, от всего устал, и напуган немного… – Она лизнула сморщенный пенис. – Да, не так уж и плохо, хоть и запущенно. Но не безнадёжно… – бурчала себе под нос шрамированная, роясь в стеллажах, – ах вот ты где, родимый, да, то, что надо.

В оголённых тонких пальцах (женщина не пользовалась медицинскими перчатками) появилась крошечная шприц-ампула. Секунда, другая, и короткая игла уже вонзилась в пах Градова, впрыскивая внутрь мутно-зелёную жидкость.

«Пенсия, пенсия, пенсия, пенсия, пенсия, пенсия…» – крутилось в голове Зиновия лишь одно слово.

– Ух-х-х, какой резвенький. Работает сыворотка, работает, родимая.

Пенис Зиновия Сергеевича начал наливаться кровью. Впервые за последние годы у него случилась эрекция! Чем с радостью воспользовалась женщина со шрамом…

Это было неприятно, отвратительно, мерзко!!! С одной стороны… Но с другой… Это было бесподобно! Чертовски искусно владела она языком и губами…

– Это что-то вроде компенсации за разбитые надежды, – заключила женщина. На её шрамированной щеке виднелись капли спермы. – Мне нужно немного передохнуть, впереди трудная работёнка… – женщина подобралась к стеллажам, насыпала на зеркальце новую порцию кокаина, сделала две тоненькие дорожки, после чего – два глубоких вдоха разными ноздрями.

«Чтоб ты поймала передоз, сладкая сука» – попытался выкрикнуть Зиновий Сергеевич, вместо слова «сладкая» явно намеревавшийся сказать что-то более оскорбительное, но через кляп это прозвучало как: – О-о-п ы о-о-а-а е-е-о-о, а-а-а у-у-а!

– Да, догадливый ты старичок, не будет никакой пенсии, – несмотря на пожелания Градова, женщина чувствовала себя отлично, никаких передозировок. Она ведь медик, знает какие и в каких дозах надо употреблять психоактивные стимулирующее средства. – Всё очень просто: Землёй правят дагонцы. И власть их держится на трёх китах: деньги, чупакабры и байган. Деньгами они покупают тех, кто покупается. Политики, бизнесмены, артисты… я к примеру, тоже. Чупакабры у них вроде наместников, ширящих их волю. А байган… ну, ты сам прекрасно знаешь, что это… Вот чего ты не знаешь, – говорила женщина, сильнее затягивая ремни; теперь Зиновий Сергеевич вновь не мог с ней РАЗГОВАРИВАТЬ, шевеля головой, – так это того, из чего байган делается. Хе-хе, дружок, как ты уже догадался, за основу был взят распространённый земной наркотик – кокаин. Но ты даже представить себе не можешь, какие у него другие ингредиенты. Заинтригован?

Градов бы плюнул ей в лицо, если бы только рот не был залеплен.

– Ах да, пора брать пробу, малыш, – в бледных пальцах вновь мелькнул пробосборник. Он отличался от своих предшественников пугающей длиной иглы. – Вот эти будут очень-очень неприятные, но ты ведь потерпишь, да? И постарайся расслабиться, не так больно будет, – игла вошла в колено, под чашечку, всё глубже и глубже… отбор суставной смазки…

«Гори в аду, мразь, чтоб тебе в пещатню гранату всунули, чтоб тебя на тысячи кусков разорвало, тварь, ай-яй, ай-яй, больно-то как, срань земная!» – это были самые приличные мысли, которые крутились в голове Зиновия…

– Ничего, – вздохнула женщина, разглядывая мутно-фиолетовую жидкость в пробосборнике. – Посмотрим, что дальше будет, но пока – ты нулевой.

Следующий отбор пришёлся на локоть. Боль отличалась, была более резкой и пульсирующей. Но замер прошёл быстрее. Если сравнивать ощущения между взятием пробы с колена и с локтя, то первое – значительно неприятнее!

Остались разрезы одежды в области сердца и позвоночника. Зиновий даже представить боялся, что сейчас произойдёт. Неужели длинная игла пройдёт между рёбер прямо в сердце? Вонзится, как голодная пиявка и засосёт… Выдержит ли старческое сердце такой кошмар?

Но вопреки чудовищным предположениям, игла пробосборника не прикасалась к груди Градова. Женщина прижала к телу старика холодную присоску с тонкой экранированной панелью. Присоска едва различимо пульсировала. Зиновий видел такие только по телевизору в западном сериале про нелёгкую жизнь медиков. Эта бесовая штуковина должна замерять систолические и диастолические тоны сердца, улавливать шумы в лёгких, сканировать большой и малый круг кровообращения и много ещё чего делать, чуть ли не анализ головного и спинного мозга…

Спинной мозг, мать вашу!

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! – завопил в кляп Зиновий Сергеевич.

Благодаря умелой руке черноволосой суки игла вошла между спинными позвонками и сделала своё грязное дело – отобрала пробу…

– Ну ладно, хорош паясничать, – сварливо произнесла шрамированная.

– А-А-А-А-А-А-У-У-У-У-А-А-А-У-А-У-У-А-А-А-У-У-У!!!

– Какие мы нежные…

– У-У-У-У-А-А-А-У-У-А-У-У-У-А-А!!!

– Ори себе сколько влезет, никто тебя всё равно не услышит, – ухмыльнулась женщина. – Разве что я… Но по секрету тебе скажу, Градов, я уже привыкла. Нет, не то, чтобы удовольствие получаю от ваших криков. Хотя… Нет, не получаю. Больше безразлично к ним отношусь. Удовольствие я получаю от других вещей…

Зиновий ещё какое-то время стонал, но укол морфия, которым наградила его женщина (правда, изрядно подождав, пока бедняга накричится), взял своё.

И вот. Зиновий Сергеевич Градов. Лежит в операционном кресле, похожем на гинекологическое. Прижат к нему плотными прозрачными ремнями. Одежда его надрезана в местах «сбора пробы». Датчик настроения в его руке уже долгое время показывает чёрный сектор. Глаза старика полны слёз…

Женщина сняла с его груди присоску, пролистала результаты замера на экранчике и досадливо зацыкала.

– Что ж, Зиновий, ты мне больше не интересен. С тобой нет смысла работать дальше – ты полная пустышка. Нулевой по всем показателям. Не то, что твой предшественник Виктор Дроздов. С него можно много материала надоить…

«Гори в аду» – устало подумал Зиновий Сергеевич. На большее его измученный мозг не был способен. К тому же морфий расслаблял…

– Пожалуй, я отдам тебя Боно. Он давно меня донимает… Его коллекция изрядно устарела. Он всё порывается создать свой новый маленький шедевр… Ты всё равно пошёл бы на корм собакам… Да, пожалуй, Боно получит своё.

Глаза Зиновия Сергеевича слипались. Он погружался в наркотический сон, полный ватной прохлады и проволочной сладости…

– Время раскрыть карты, – глаза женщины зловеще заблестели. Она десятки раз в день повторяла эти слова, но никогда не уставала, всегда была готова повторить их вновь. Хоть миллион раз подряд: – Второй ингредиент байгана – это люди. Их кровь, их суставная жидкость, их костный мозг, мозжечок, гениталии, да что там говорить – почти любую часть человеческого тела можно использовать. Всё зависит от склонностей организма… И чем выше расположенность к проявлению психокинетической активности, тем ценнее для нас экземпляр. Ты думаешь, почему на психокинетов объявлена охота? Потому, что они социально опасны? Ха! Многие из них даже не умеют толком пользоваться своим потенциалом! По нашему поручению тупые милицейские псы отлавливают их, как кроликов драных. Умно, да? Объявить врагом народа того, кто этому народу и помогает – становится сырьём для дорогостоящего байгана… А таких вот старичков-простачков, как ты, мы пускаем на базовые варианты продукции. В основном это «Пряная ночь» и «Столыпин»…

Она какое-то время молчала, явно размышляя о чём-то своём. Потом ни с того, ни с сего выпалила:

– Я знаю, что ты сейчас думаешь, я знаю! Ты считаешь меня предательницей, убийцей, Иудой в женском обличии! А знаешь, почему я знаю? Потому что я телепат третьей степени! Понимаешь? Или я, или меня… Я выбрала жизнь, мать твою так, Зиновий! Они пытали меня. Посмотри на моё лицо! Я не хочу, чтобы мои части тела синтезировали в добавку к кокаину! Я хочу жить! И ради жизни я готова на всё… И в любом случае, Зиновий, сам посуди – вы старики, обманутые дагонцами простофили, купившиеся на байки про пенсию. От вас всё равно уже нет никакой социальной пользы… Так что ничего личного приятель… Да пошёл ты! Не знаю, что на меня нашло. Твои мысли вредны! Боно разберётся с тобой! Ха-а-а-ха-а-а-ха-а-а! – она рассмеялась так, как смеются душевнобольные. Собственно, почему как?