Текст книги "ФБР (СИ)"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Изначально я хотела от тебя бесплатные пробники взрослого байгана. Но сейчас я не уйду, пока не пойму, как ты узнал, что я не прошла тест!

Ответ чупакабры был мгновенным:

– На столе с пробниками, бери три любых, только побыстрее. И уходи. Советую «Небесный огонь». «Розовая страсть» – тоже ничего. Третью можешь выбрать любую из остальных разновидностей – там плохих нет.

– Три одинаковые можно? «Небесного огня», мне название нравится. И я не получила ещё ответ на свой вопрос.

– Да, бери три одинаковые и убирайся отсюда. Как я узнал про твоё несовершеннолетие? Очень просто – по запаху. Нюх чупакабр – как вы нас любите называть – в десятки тысяч раз тоньше, чем человеческий. Это наследие от дагонцев. Ты с ног до головы пропитана детским запахом. Ты ещё девственный ребёнок. Твой бутон ещё не распустился. Ну, чего ты ждёшь? Уходи отсюда. Взяла три пробника – и уходи. Пожалуйста, мне неприятно твоё присутствие.

– Девственный ребёнок, говоришь… Я возьму пять пробников, чтоб как на половину «маски радости» было.

– Бери, только никогда ко мне не возвращайся.

Лена Крохина охотно кивнула. Возвращаться в эту унылую часть города ей совсем не хотелось. А пять пробников вместо трёх – просто великолепно!

Пробники «Небесного огня» были спрятаны в потайной карман школьной сумки. У самого выхода Лена обернулась:

– Слушай, у меня подруга до прохождения теста на совершеннолетие уже много раз покупала взрослый байган в официальных магазинах. Почему ты мне не хотел его продавать?

– Если я отвечу, ты на самом деле уйдёшь? – спросил чупакабра. Его руки бросило в мелкую дрожь.

– Да! Честное слово!

– Тест проводится раз в год. А твоя подруга могла созреть в промежутке между тестами. Мы сами определяем, кому можно продавать взрослый байган. И наличие бумажки, подтверждающей совершеннолетие – нам не указ. Видимо, мои коллеги сочли твою подругу психологически подготовленной к взрослому байгану. Но вот тебя я не считаю готовой. Ты можешь навредить себе этими пробниками. Ты меня вряд ли послушаешь, но если что-то пойдёт не так – вина будет лежать только на тебе одной. А теперь уходи, пожалуйста. Я не могу больше тебя видеть.

– Какие вы, оказывается, нежные, – сказала Крохина и скорчила продавцу рожицу. – Конечно же, я тебя не послушаю, гриб вегетативный!

Чупакабра ничего не ответил.

Из магазина Лена вышла с гордостью, как следует хлопнув дверью-улыбкой. Каждой клеточкой тела она ощущала триумф и ликование.

Где же принять заветный плод? Ну уж точно не на этих замызганных, зашарпанных улицах! Лена и не заметила, как вышла за черту города.

Поле. Солнце слепило. Буйство степной травы, немного деревьев, в основном акаций. В тени которых Лена и решила отдаться пока ещё запретному наслаждению. Она принялась моститься поудобнее, однако что-то мешало, упираясь в ногу. Ну, конечно же, складная бритва в кармане! Крохина вытащила её. Взвешивая бритву в руке, Лена хотела выбросить эту рухлядь подальше, но в какой-то момент передумала и положила её на землю. Мало ли чего? Вдруг ещё пригодится? На металлолом сдать, или просто в кармане носить, подружкам в школе показывать. Подружкам? Ведь у Лены нет теперь подружек… Дрянные сучки, а не подружки! Предательницы и отщепенки! Эгоистичные коровы! Чтоб ты сдохла, Вэньг Ли!

Чем дальше девушка отходила от «магазина радости» в поисках подходящего места для уединения, тем ниже опускалась шкала на датчике настроения. Лена пыталась этого не замечать, пыталась переубедить себя, мол, всё хорошо, настрой боевой, дух на подъёме и бла-бла-бла. Но против самой себя не попрёшь. Эйфория энергетического вампиризма прошла, оставив после себя ещё большее опустошение. Поедающего эмоции зверька стошнило…

Лена глянула на датчик настроения. Как и предполагала: красный сектор. Ну что ж, пора исследовать чудодейственные свойства «Небесного огня»…

Пробник отличается от стандартной «маски счастья»:

1) пробник в десять раз меньше;

2) к пробнику в комплекте прилагается базовая насадка для носа – не такая практичная и индивидуальная, как плавающие трубочки на современной «маске радости».

Но в слабости такой насадки есть её сила. Базовую пластмассовую насадку без проблем можно использовать повторно – просто выкрутив из неё пустой и тут же вкрутив новый пробник. Герметичное горлышко пробника легко пробивает при закрутке насадки сетчатый зубец, через отверстия которого тут же начинает проникать драгоценный байгановый газ, несущий радость, счастье, умиротворение всякому, кто вдохнёт его…

Крохина не стала церемониться. Достала из рюкзака звенящие друг о друга стеклянные пробники и разложила их на раскрытый учебник по математике, ранее водружённый себе на колени. Выудила из целлофанового карманчика одного пробника насадку и без лишних раздумий вставила её в нос. Не очень удобно, но терпимо. Закрутила первую байгановую бутылочку.

Вдохнула.

Защипало в горле и лёгких, на глаза навернулись слёзы.

Больше никакой реакции не последовало…

Нет, наверное, это просто маленькая доза! Надо ещё! Лена хочет попробовать ещё!

Не вынимая насадку из носа, девушка выкрутила пустую бутылочку и вкрутила новый пробник.

Вдохнула.

Ничего.

И так все пять пробников…

Лена помотала головой по сторонам, в надежде увидеть хоть что-то необычное. Но всё оставалось таким же опостылевшим и обычным: акации, бритва, травы и крадущийся к горизонту солнечный блин.

– Ты обманул меня, лупоглазый земляной червь! – завизжала Лена, вскочив на ноги. Возмущённо вспорхнув страницами, учебник по математике оказался в траве, вместе с пустыми пробниками. Невдалеке хрустнул ствол акации, дерево медленно легло на землю.

Ну конечно же! Этот подлый чупакабра-торговец решил отомстить Лене и подсунул фальшивые пробники! Только одному Вселенскому Разуму и известно, что вшивый полукровка запихнул в бутылочки вместо высококачественного байгана «Небесный огонь». Может, отраву какую-нибудь? От этих нелюдей всего ожидать можно!

Лена Крохина посмотрела на датчик настроения. Ну конечно! Чёрный сектор!

Нет, жизнь невозможное дерьмо! Невероятно унылое и ничтожное представление, дающееся пустому зрительному залу. И мы все – неумелые актёры-неудачники, чьи сценические неудачи даже некому критиковать. Ведь всем на всё плевать. Каждый думает только о себе. И это губит его. Это губит всех нас. Мы слишком заняты собой, чтобы прийти на помощь другим. Тем, кто умрёт, если ты не окажешься рядом. И они умирают. И ты умираешь, ведь тебе тоже никто не приходит на помощь, когда ты в ней так нуждаешься!

Лена рухнула на колени и зарыдала. Она никому не нужна. Мать всегда в разъездах. И сейчас – ездит по области, торгуя какой-то никому не нужной дрянью. Отец бросил их, ушёл к доярке, подселился к ней в халупу, что в Вознесенске. Вместе они пасут корову и держат аж целый улей медовых пчёл… Дочь не видела отца уже пятый год. Она не держит на него зла, ведь как можно держать зло на того, кто исчез из твоей жизни? Он просто не существует для Лены. Но существует ли Лена сама для себя? Разве это жизнь? Бледная тень, мрак, извечные душевные страдания… Никому нет дела до несчастной девушки, провалившей тест на совершеннолетие. Этот мир и не заметит её исчезновения…

Помутившимся от слёз взглядом, Лена смотрела на отражающий закатные лучи предмет. Старая ржавая складная бритва.

Выход всё-таки есть!

Выход есть, мать вашу так!

Выход…

Дрожащие пальцы подхватили бритву. Сердце стучало по рёбрам неистово, словно загнанный стаей бродячих псов пацан, оказавшийся у дверей соседского дома. И он стучит, стучит, стучит, но никто не открывает – все на работе. А собаки всё ближе…

Не очень-то это просто, вскрывать себе вены. Не менее сотни раз Лена подносила к запястью раскрытую бритву, уже даже прикасалась к коже старым, ржавым, с зазубринами лезвием. Но всегда в нерешительности отнимала его. Ей не хватало уверенности. Не хватало твёрдости, чтобы сделать «прощальный надрез».

Солнце изливало последние закатные лучи на поле, словно смертельно-раненное огненное животное – кровь. И Лена всё-таки решилась. Титаническое усилие воли, зажмуренные глаза, тупая боль в запястье…

Лена тихонько плакала, смотря на рану. Кровь пульсирующими ручейками сочилась на пустые баночки байгана. Было больно. Очень больно. Но жизнь Лены и без этого была похожа на сплошные страдания. Ничего, можно ещё потерпеть, осталось совсем немного…

– Что же ты наделала, дурочка!!! – из пучины надвигающегося мрака донёсся мужской баритон.

– Я? – перед глазами Лены плыло. В сером вечернем сумраке виднелось пятно. Оно то обретало очертания человека с причудливым котелком на голове, то опять превращалось в размытое нечто. – Ты мой ангел смерти?

– Дурная дурочка, – вздохнул Афанасий Михайлович Махно и принялся перевязывать рану девушки огрызком рубахи. – Лишь бы не было заражения. Лишь бы не было…

– Ничего себе, – присвистнул Серёга, осматривая сломанную акацию. – Это ведь она сделала, да?

– Не болтай, лучше дай ей маскировку. Она нашумела громче, чем слон в чайной лавке. Легавые будут здесь с минуты на минуту.

– У них и без неё работёнки сегодня хватает, – пробурчал Серёга, поднося к бледным губам Лены подкуренную сигарету. Девушка скривилась и отвернулась. – Тяни, дура, если жить хочешь, тяни!

Крохина послушалась, сделала затяжку. Дым неприятно щипал лёгкие и горло.

– Ещё! – потребовал Серёга, цепной пёс Дяди Афанаса.

Лена безропотно послушалась. На этот раз едкий дым заставил её закашляться.

– Ещё!

– Я не хочу, – прошептала Лена. – Я хочу умереть…

– Поверь мне, смертью, на которую тебя легавые могут обречь, не захочется умирать, – сказал Дядя Афанас, поглаживая девушку по каштановым кудрям. – Вдохни ещё, ну?

Слова причудливого силуэта в котелке имели странную успокаивающую силу. Им хотелось верить. Слепо. Без оглядки…

Лена выкурила целую сигарету.

– Бери её и пошли, – сказал козлобородый.

Серёга взял Лену Крохину на руки и пустился следом за боссом, который уже шагал к флаеру системы «Волга-2113», на дверце которого светились неоновые таксистские шашечки.

– Ты почему свои долбанные шашки не выключил? – прорычал козлобородый. – Лишнего внимания мусорского захотел?

– Так мы ж быстро… – промямлил Серёга.

– Ещё раз так проколешься, я тебя детских воспоминаний лишу, – пригрозил Афанасий.

«Ненавижу своё детство, лучше бы его стереть» – подумал Серёга и испугался своих мыслей.

– Я всё слышал! – козлобородый открыл заднюю дверцу флаера. – Клади её сюда. И дай мне, ради всего святого, аптечку!

Серёга положил полусознательную Лену на заднее сиденье. Достал из бардачка коробочку с красным крестом, протянул её боссу.

– Полетели! – приказал Дядя Афанас.

Серёга не смел ослушаться. Впрочем, он никогда не ослушивался. Дюзы выплюнули струи горячего воздуха. Флаер взмыл в усыпанное алмазами звёзд небо.

– Дядя Афанас, Дядя Афанас, – не выдержал Серёга. – Но ведь это она то дерево, да? Вторая степень телекинетии, да?

– Ты рули давай, – буркнул козлобородый, впихивая в рот Лене таблетку антибиотика и давая запить водой из пластиковой бутылочки. – Лишь бы не было заражения. Лишь бы не было. Нам гангрена ни к чему, нет-нет-нет, девочка ты наша, солнышко. Какая ж ты вторая степень, милочка?

Третья, девочка, третья…

Из жизни доблестной милиции 8

«Байган – средство всеобщей радости и счастья – к сожалению, имеет и побочный эффект. Он проявляется у очень ограниченного круга людей, обладающих генетической склонностью к психическим заболеваниям. Так называемая „байгановая аллергическая реакция“ вызывает расстройство психики. Диапазон расстройств достаточно широк: начиная от простых нервозов и заканчивая такими пагубными проявлениями мозговой деятельности, как психокинетическая активность. Именно поэтому не достигшим совершеннолетия людям рекомендуется употреблять „маски счастья“ слабого действия, обозначенные серией „Юный бриз“. Молодой развивающийся организм не имеет стойкую реакцию на байган и более склонен к проявлению побочных эффектов.

В случае если побочным эффектом становится психокинетическая активность, основное действие „маски счастья“ полностью отсутствует. Люди с подобными склонностями мозга не способны получать наслаждение от байгана. Вместо этого, они в большинстве своём впадают в депрессивное состояние; раскрывается склонность к психопатическим реакциям на внешние раздражители. Часты случаи гипертрофированной мизантропии. Такие люди опасны для общества. И, подобно любой угрозе, они должны быть обезврежены».

Из милицейского справочника

Патрульный флаер стоял на крыше панельной восьмиэтажки. С его окон открывалась хорошая панорама микрорайона «Северный» города Н. Вид был так себе – это вам не пестрящий богатством Киев, с его вылизанными улочками, новенькими многоэтажками, каштанами вместо зарослей полыни…

– Сегодня в школах проводят тесты на совершеннолетие, – сказал Чан Вэй Кун на чистом русском. – Если до конца смены не увижу хотя бы один огонёк на экране поискового радара – уйду на пенсию. Нет, реально, брошу это всё к чертям собачьим.

– Думаю не всё так плохо, – ответил старший лейтенант Говард Закиров. – Позавчера, вон, майор Андреев задержал телепата первой степени.

– За всю неделю один вшивенький телепатушка, – сказал, как отрезал, Чан. – Закиров, ты хоть понимаешь, что это значит?

– Затишье перед бурей? – взял на себя смелость предположить Говард.

– Нет, это запустенье после бури. Я бы даже сказал не бури, а цунами. Всё плохо, Закиров, из ряда вон плохо.

– Чан, даже не думал, что ты способен пасть духом, я бы…

– Заткнися, пацана сапливая! – рявкнул Малыш. – Не тебена меня учить!

– Я…

Говард не смог закончить свою мысль. Он её, собственно и не начал даже озвучивать, а на экране радара замелькала красная точка в центральной части микрорайона «Лески». И что же это? Ещё одна точка. Совсем рядом!

– Поднимай в воздух нашу пташку, – приказал Чан. – Их нужно отловить пока они ещё не поняли, что способны навредить обществу.

Закиров был рад стараться. Патрульный флаер, словно ястреб, сорвался с крыши панельной восьмиэтажки. Вот он несётся, режет небо хищными крыльями, зловеще блестит на солнце. Он почуял добычу. Уже ничто не остановит его…

Карта города Н в экране радара вспыхивала новыми красными точками, словно город подцепил вирус и принялся покрываться сыпью оспы. Зараза психокинетизма… Некоторые красные огни на экране обводились зелёными кольцами – другие патрули обозначали выбранные цели. Малыш тоже ввёл ближайшую цель. Ему не терпелось приступить к выполнению служебных обязанностей.

Говард посадил флаер в двух кварталах от места проявления запретной мозговой активности. Чан Вэй Кун приказал ему взять с собой ручной радар психокинетической активности и любое оружие, которое тот сочтёт нужным. Закиров выбрал парализующее: электропистолет и винтовку с газовыми ампулами. Малыш, как и обычно, взял нунчаки и иглострел, заряженный усыпляющими иглами. И, конечно же, перед вылетом на задание оба ОБООПовца по инструкции обязаны облачаться в легкий бронежилет подрубашечного ношения «Ямайка», в котором так изящно применяются бронеслои ОСМ и ПСП. Да, одну пулю девятимиллиметрового калибра эта майка-ямайка, быть может, и остановит. Но не больше…

Радар привёл их к старому заброшенному зданию – то ли бывшей школе, то ли детскому садику. Чан заглянул в окно и увидел то, что рассчитывал увидеть: группа старшеклассников, в основном девушки. По отрешённым лицам многих сразу понятно, что не в куколки они пришли поиграть в стенах этого ветхого здания. Они были опьянены взрослым байганом. Все, кроме одной девушки. Она недоуменно вертела головой, всматривалась в блаженные лица товарищей. Она оказалась лишней на этом празднике жизни.

– Пульнуть по ним газом парализующим? – с надеждой прошептал на ухо напарнику Говард.

Чан лишь отрицательно покачал головой.

– По мозговой активности тянет на телепата второй степени, – продолжал шептать Говард.

– Ты это уже пять раз по дороге мне сказал, – прошипел в ответ Малыш.

– Мало ли чего, волнуюсь я, она наши мысли читать может… Это ведь та, с рыжими косичками, да?

– Какой ты проницательный… Ещё не может она читать мысли. Вернее, может, но не понимает, что происходит. У неё сейчас в голове такая каша творится, что мама не горюй… Ты меньше говори, а лучше последи за ней…

Говард утвердительно кивнул и выглянул в окно, от которого, собственно, не оставалось ничего, кроме огрызков рамы.

И вправду, рыжекосичкая девушка выглядела такой беспомощной, такой несчастной. Каждый мускул её лица содрогался от боли. Да, именно боли – Говард как-то видел подобное на лице школьного товарища, поскользнувшегося на снегу и поймавшего затылком металлический штырь. Это было в седьмом классе. И последними словами того несчастного паренька стало крепкое ругательство в сторону Говарда, мол, не удержал, нехороший человек, вот я и подыхаю на твоих глазах…

Девушка заметила Закирова. Они пересеклись взглядами. Подобно поднесённым друг к другу оголённым высоковольтным проводам, между ними прошёл разряд. В голове Говарда заиграла депрессивная музыка, нечто похожее на сумбурную смесь песен альбомов «Marrow of the Spirit» и «Ashes Against The Grain» группы Agalloch. Даже нет, не смесь. Скорее, одновременное звучание всех четырнадцати песен, словно четырнадцать колонок играли отдельные треки. Но каждый бой барабанов, каждая затронутая гитарная струна, каждый всхлип вокалиста или обречённый вопль скриммера – всё было отчётливо, всё выделялось, будто бы мозг Говарда разделился на четырнадцать отдельных частей, и каждая часть без проблем слушает свою волну, при этом являясь незаменимой частью целого…

Трудно сказать, специально ли девушка посылала такие сигналы, либо это подсознание Говарда трансформировало её мысленный вопль отчаяния в подобную форму восприятия, ведь если дело касалось грусти, меланхолии, печали – Закиров охотно разделял эти чувства со своим плеером и доносящимися из наушников треками Agalloch.

Мозгу Говарда превратиться в пережаренные гренки не дал Чан Вэй Кун. Лёгкий нажим на спусковой крючок, и несущая моментальный сон игла вонзилась в плечо телепатки. Пока Говард приходил в себя, Чан забрался через окно в комнату, неспешно подошёл к лежащей на грязном полу девушке с рыжими косичками и ужасной болезнью мозга – телепатией второй степени. Никто из школьников даже не подумал прийти на выручку подруге. Да никто бы и не смог, ведь ласковые объятья байганового опьянения так быстро не отпускают, особенно если ты всю жизнь сидел на «Юном бризе», а теперь вдохнул целую дозу «Столыпина»…

– Эпический корень! – рявкнул Говард, глядя на Малыша, несущего девушку на плече, как какой-нибудь свёрнутый ковёр или рубероид. – Она мне мозги чуть не высосала, Чан! А ты мне рассказывал, мол, она навредить неспособна, не понимает, что делает и тому подобную дурь на уши вешал. Чёрт, я не знаю, что и думать…

– Не фантазируй, Закиров, – ответствовал Малыш. – Я сказал, что она не знает ещё, как читать мысли. Про то, что она не способна тебе мозги высушить – я ничего не говорил.

– Так, Чан, мне что-то подсказывает, что ты меня как подсадную утку использовал, – от этой мысли Говард пришёл в ярость. – Эй, ведь так оно и было! Чан! Что за дела?

– Не заморачивайся сильно, – отмахнулся Малыш. – Взяли преступницу без жертв – и хорошо.

– Ты подставил меня! – Говарда трясло от гнева. – Чан, ты редкостный мудило, вот кто ты!

– Я спишу это на пережитый тобой психокинетический удар, Закиров, но не думай, что я всегда так буду делать, – ровно, спокойно, но с металлическим привкусом угрозы отчеканил майор Чан Вэй Кун.

Говард ничего не сказал в ответ.

За смену Закиров и Кун отловили восемь нарушителей. Три телекинета и пять телепатов – все оказались старшеклассниками, прошедшими тест на совершеннолетие и решившими отпраздновать этот факт взрослым байганом. Двое из них оказались психокинетами второй степени, остальные – первой.

Вот так бывает, да. Не успел насладиться жизнью на полную – а тебя уже доблестные ОБООПовцы вяжут по рукам и ногам.

Несмотря на максимально возможное количество патрулей в небе города Н, отреагировать на все сигналы радара не удалось. Некоторые психокинеты попросту разбрелись по домам или ещё куда, когда действие «байгановой аллергии» прекратилось. Они даже не подозревают, что гулять на свободе им осталось считанные дни…

Глава 9

С каждой секундой СССР приближал пассажиров к заветной мечте. К пенсионному пансионату в городе Ялта.

Зиновий смотрел в иллюминатор. Ватные простыни облаков время от времени прорывались; и в эти дыры виднелись каскады крошечных домиков, дорог, полей, рек… С высоты полёта мир казался чистым и простым, лишённым зла и разрухи. Вся эта жизненная суета, все повседневные хлопоты и заботы – всё исчезало в одночасье. Становилось даже странно, как в такой безмятежной простоте природы способно рождаться что-то подобное. Порой стоит поглядеть издалека, чтобы рассмотреть всю картину целиком. А так – одни лишь непонятные мазки и каракули…

В какое-то мгновение Зиновий Сергеевич Градов даже ощутил себя капитаном воздушного судна, покинувшего бренные тяготы прошлого, держащего курс к новым романтическим горизонтам, к месту, в котором слово «надежда» становится чем-то большим, чем простое слово. Зиновий мысленно ухмыльнулся подобному образу. Какой из него, к фигу, капитан? Боцман разве что… В голове крутилось что-то такое, что-то похожее… нет, что-то связанное со сном, но последнее время Зиновий не помнил ни одного сна, будь то байгановый сон, либо обычный. Это что-то ускользало из его прожекторов памяти, как скользкая медуза из рук шаловливого ребёнка. Ну и ладно.

Другое сравнение, которое пришло в голову Градова: он старец, достигший пика мудрости. И вот сейчас, с этой вершины он взирает на всю свою жизнь, на жизнь близких, на Жизнь, как таковую. С вершины великой мудрости всё кажется таким мелким и смешным, таким простым и незначимым. Каждый из нас живёт, утопая в мишуре и серой пыли повседневности, но не каждый возносится над ними, чтобы окинуть взглядом осознания.

Третья струя мыслей, которая захлестнула Зиновия, была более приземлённая, нежели две её предшественницы. Градов сейчас сидит в салоне грузового флаера цвета тёмно-синего металлика с радужной эмблемой ФБР на фюзеляже. Два ряда сидений со сдвоенными креслами забиты новоиспечёнными пенсионерами до отказа. Рядом с Зиновием сидит носатый мордоворот в овечьей кепке-аэродроме; у него опухшие пальцы и грязь под ногтями, от него разит дикой смесью неделю не стиранных носков и самогонного перегара. Мордоворота подобрали в Вознесенске.

Градов уставился в иллюминатор, с подсознательной целью абстрагироваться от едкого запаха грязных носков путём глубокого погружения в мысли и созерцания земли. Это какое-то время помогало, пока мордоворот не достал из брезентовой сумки расписную деревянную рюмку и двухлитровую пластмассовую бутылку, наполненную белёсой жидкостью. Не сложно догадаться, что это была за жидкость…

– Гэй, панэ, хочите трошкы? – пробубнил мордоворот.

Зиновий сделал вид, что не услышал.

– Добродию, нэ хочитэ трошкы? – не унимался сосед.

– Вы это мне? – раздражённо спросил Зиновий.

– Так, хочитэ? – мордоворот подмигнул и потряс бутылкой. – Цэ моя жинка гоныть.

– Нет, спасибо, – отмахнулся Градов. – Я не любитель этих дел.

– Нэ полюбляю пыты на самоти, – признался Мордоворот. – Мэнэ Сэмэн звуть.

– Зиновий Сергеевич, – нехотя проквакал Градов.

– Дуже прыемно, – Семён протянул мозолистую руку соседу. Зиновий брезгливо её пожал.

– Ну так шо, колы познайомылысь, то може й выпьемо тэпэр? – не отступался Семён.

– Нет, спасибо, – повторился Зиновий и отвернулся к иллюминатору.

– Ну як знаетэ, – вздохнул мужик в овечьей кепке, наполнил до краёв расписную рюмку и одним махом выпил. Немного поморщился, занюхал тут же извлечённой из сумки краюхой ржаного хлеба. – Эх, добра штука!

– Прошу прощения, уважаемый, – из-за спинки переднего сиденья появилось бледное тонкое лицо в очках с выпуклыми до безобразия линзами и длинным носом. – Это ведь в руках у вас домашняя наливка, да? Я очень большой фанат подобных напитков, особенно если их производят в Вознесенске. В наше время очень трудно найти хорошую наливку, если спросите меня, но у вас в городке с этим проблем никогда нет. Вас ведь подобрали в Вознесенске, я не ошибаюсь?

– Эээ, шо ти хочеш, добродию? – почесал макушку через шапку-аэродром Семён. – Ты занадто багато балакаеш, я ничого не зрозумив.

– Я просто подумал… – немного смешался тонколицый. – Ну… вы ведь предложили соседу разделить ваш напиток… А он отказался и я подумал стать его заменой… В общем, налейте мне немного самогона вашей жены, если не жалко.

– Ну ты и балакучий! – заключил Семён, вытягивая из брезентовой сумки эмалированную кружку и плеская в неё самогон. – Трымай.

– Благодарю вас, – склонил голову бледнолицый, трепетно принимая кружку. – Меня зовут Виктор Эммануилович Дроздов. Всю сознательную жизнь я занимался изучением европейской культуры семнадцатых-восемнадцатых веков. В частности стилем барокко.

– Що-що? – вылупил глаза Семён.

– Ну как же, стиль барокко зародился в шестнадцатом веке в Италии, в частности в Мантуе, Флоренции, Венеции и, конечно же, Риме. Эта эпоха, не побоюсь сиих слов, по праву считается началом «Великого триумфа западной цивилизации». Это именно то культурное течение, которое вытеснило такие варварские проявления человеческого сознания как рационализм и классицизм! Я твёрдо убеждён, что не возникни это великолепное течение, цивилизация, как таковая, окончательно скатилась бы в пропасть животных инстинктов!

Зиновий уже не смотрел в иллюминатор. Он внимательно наблюдал за выклянчившим эмалированную кружку человеком.

– И ты в це щиро вирыш? – спросил Семён.

– Ну конечно же! – даже через толстые линзы очков было видно, как загорелись глаза Виктора Эммануиловича. – Здесь можно процитировать философа Лейбница: «Многообразие восприятия повышает уровень сознания»! Течение барокко – как раз тот катализатор, механизм расширения сознания, тот толчок, который остановил деградацию и заставил общество ступить на новую веху эволюционного развития!

– Ты добрэ тут розмовляеш, – сказал Семён, наливая в расписную рюмку, – алэ ты не маеш рацию. То шо ты там, добродию, казав про рационализм – то ты нэвирно казав. Твий барокко створэный, щоб головы людям забруднюваты, мозок засмичуваты. Нема ничого кращого, аниж рационализм! Людям треба житы не в купи выгаданых свитив, а в одному – справжньому!

– Вот это да, – присвистнул Зиновий. – С таким человеком не грех и выпить.

– В мэнэ бильше нэмае стаканив, – пожал плечами Семён.

– Ничего, я поделюсь своим, – как-то неуверенно промямлил Виктор Эммануилович. – Я и не ожидал от вас… Ваше здоровье.

Длинноносый мужчина в очках-аквариумах осушил стакан и тут же протянул его Зиновию. Бледные щёки мужчины налились краской.

Семён плеснул Градову самогона.

– За тэ, щоб всэ було добрэ в нашому новому житти! – торжественно произнёс Семён и чокнулся с Зиновием.

Они выпили.

Потом выпили ещё. Схемы придерживались всё той же – вначале пьёт Мистер Барокко (как прозвал Виктора Дроздова Зиновий), после Градов с Семёном.

Потом ещё выпили. Щедрый Семён достал из брезентовой сумки увесистый свёрток, с трепетом развернул его, извлекая на свет Божий сало, молодой лук, варёные яйца и ржаной хлеб. От закуски никто отказываться не стал. Мало того, к их компании присоединился сосед Виктора Эмануиловича – лысый, как колено, старик с пигментными пятнами на лбу и макушке.

Виктор Эммануилович какое-то время ещё пытался доказать Семёну преимущество барокко перед реализмом, но вскоре покинул эту неблагодарную затею. Уж слишком упёртым и непоколебимым собеседником оказался Семён. Кто бы мог подумать?

Бутылка с белёсой жидкостью медленно, но верно опустошалась…

– А я говорю, что это был не несчастный случай, – ввернул Мистер Барокко в начинающий походить на пьяный базар разговор.

– А? Шо? – поинтересовался Семён, жуя головку молодого лука.

– Я про Одесскую Катастрофу. Ну не бывает так, чтобы ядерная боеголовка сама сдетонировала!

– Как не бывает? – подал голос лысый старик с пигментными пятнами. – Именно так и бывает. Грузили на баржу в морском порту межконтинентальную баллистическую ракету «15А14» в рамках договора с дагонцами «О снятии с вооружения ядерного оружия». С их уровнем технологий не прознать про «забытые» секретные шахты в Рассейке и Ильичёвске – грех! Вот и выкупили они наши ракеты, чтобы мы ими не поранились сами ненароком, или, чего хуже, дагонцев не поранили. И вот одну ракетку-то межконтинентальную, которую НАТО с перепугу в 71-м окрестила «Сатаной», неудачно погрузили. Да так неудачно, что все десять боезапасов по полмегатонны каждый херанули. И привет Одессе-маме…

– Ха, удивил, как же! Этот бред в любом учебнике написан, – фыркнул Мистер Барокко, – «в результате несчастного случая, причиной которому послужил оборвавшийся трос, как установило следствие» – кого они этой дешёвкой купить пытаются?

– И, конечно же, вы, Виктор, знаете истину, – сардонически произнёс Зиновий, пережёвывая при этом сало.

– Ну да, иначе я не поднимал бы этот разговор. Но давайте вначале выпьем немного? Семён Андреевич Перебейнос, не будете ли столь любезны передать мне яйцо и кусочек сала?

Семён Андреевич Перебейнос оказался столь любезен.

Они выпили.

И заели.

– Так вот, знаете ли вы, что подобного рода оружие сделано не тяп на ляп? – поинтересовался Мистер Барокко. – Ну, разумеется, знаете. Так вот, не могу я понять того, что вы не можете понять очевидных вещей! Да пусть та ракета сто раз на баржу падала, да пусть с высоты в двадцатиэтажный дом – ни один заряд не мог сдетонировать от удара. Просто смешно! Это ведь вам не петарда новогодняя, это ядерные боезапасы общей мощностью в двадцать мегатонн тротилового эквивалента! Чтобы пошла ядерная реакция – нужно добиться критической массы. От несчастного удара по барже, да ещё и под защитой общей оболочки ракеты – взрыва ну никак произойти не могло!

– То е гарно, добродию, – принялся делиться мыслями Семён Перебейнос. – Алэ ж тий ракети було рокив бильше, ниж всим моим свыням в хливи разом узятым! З симыдысятых рокив ще. Не дывно, що вона хэранула.

– Да, Семён прав, – подхватил Градов. – Чем старше становится оружие, тем больше вероятности непроизвольных детонаций.

– Согласен, – поддакнул лысый.

– А вот и нет! – не отступался Мистер Барокко. – И вообще, эта умственно-отсталая формулировка с порванным тросом. Там после взрыва кратер размером с Одессу образовался, как они тот трос нашли? Не, ну за кого они нас принимают?