Текст книги "Евгений Онегин. Драматические произведения. Романы. Повести"

Автор книги: Александр Пушкин

 
Складно сказано, отец Варлаам…
 

Г р и г о р и й

 
Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы?
 

Х о з я й к а

 
А господь его ведает, вор ли, разбойник – только здесь и добрым людям нынче прохода нет – а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас, бедных.
 

Слышен шум.

Г р и г о р и й

 
Хозяйка! нет ли в избе другого угла?
 

Х о з я й к а

 
Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба, и неведомо чего – чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им…
 

Входят приставы.

Х о з я й к а

 
Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим.
 

О д и н п р и с т а в

(другому)

 
Ба! да здесь попойка идет: будет чем поживиться. (Монахам.) Вы что за люди?
 

В а р л а а м

 
Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь.
 

П р и с т а в

(Григорию)

 
А ты?
 

М и с а и л

 
Наш товарищ…
 

Г р и г о р и й

 
Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси.
 

М и с а и л

 
Так ты раздумал…
 

Г р и г о р и й

(тихо)

 
Молчи.
 

П р и с т а в

 
Хозяйка, выставь-ка еще вина – а мы здесь со старцами попьем да побеседуем.
 

Д р у г о й п р и с т а в

(тихо)

 
Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы…
 

П е р в ы й

 
Молчи, сейчас до них доберемся. – Что, отцы мои? каково промышляете?
 

В а р л а а м

 
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только.– Ох плохо, знать пришли наши последние времена…
 

Х о з я й к а

(плачет)

 
Господь помилуй и спаси!
 

В продолжение Варлаамовой речи первый пристав значительно всматривается в Мисаила.

П е р в ы й п р и с т а в

 
Алеха! при тебе ли царский указ?
 

В т о р о й

 
При мне.
 

П е р в ы й

 
Подай-ка сюда.
 

М и с а и л

 
Что ты на меня так пристально смотришь?
 

П е р в ы й п р и с т а в

 
А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это?
 

М и с а и л

 
Не слыхал.
 

П р и с т а в

 
Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это?
 

М и с а и л

 
Не знаю.
 

П р и с т а в

(Варлааму)

 
Умеешь ли ты читать?
 

В а р л а а м

 
Смолоду знал, да разучился.
 

П р и с т а в

(Мисаилу)

 
А ты?
 

М и с а и л

 
Не умудрил господь.
 

П р и с т а в

 
Так вот тебе царский указ.
 

М и с а и л

 
На что мне его?
 

П р и с т а в

 
Мне сдается, что этот беглый еретик, вор, мошенник – ты.
 

М и с а и л

 
Я! помилуй! что ты?
 

П р и с т а в

 
Постой! держи двери. Вот мы сейчас и справимся.
 

Х о з я й к а

 
Ах, они окаянные мучители! и старца-то в покое не оставят!
 

П р и с т а в

 
Кто здесь грамотный?
 

Г р и г о р и й

(выступает вперед)

 
Я грамотный.
 

П р и с т а в

 
Вот на! А у кого же ты научился?
 

Г р и г о р и й

 
У нашего пономаря.
 

П р и с т а в

(дает ему указ)

 
Читай же вслух.
 

Г р и г о р и й

(читает)

 
«Чудова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал он, окаянный Гришка, к границе литовской…»
 

П р и с т а в

(Мисаилу)

 
Как же не ты?
 

Г р и г о р и й

 
«И царь повелел изловить его…»
 

П р и с т а в

 
И повесить.
 

Г р и г о р и й

 
Тут не сказано повесить.
 

П р и с т а в

 
Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить.
 

Г р и г о р и й

 
«И повесить. А лет ему вору Гришке от роду… (смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое…»
 

Все глядят на Варлаама.

П е р в ы й п р и с т а в

 
Ребята! здесь Гришка! держите, вяжите его! Вот уж не думал, не гадал.
 

В а р л а а м

(вырывая бумагу)

 
Отстаньте, сукины дети! что я за Гришка? – как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит. (Читает по складам.) «А лет е-му от-ро-ду… 20». – Что, брат? где тут 50? видишь? 20.
 

В т о р о й п р и с т а в

 
Да, помнится, двадцать. Так и нам было сказано.
 

П е р в ы й п р и с т а в

(Григорию)

 
Да ты, брат, видно, забавник.
 

Во время чтения Григорий стоит потупя голову, с рукою за пазухой.

В а р л а а м

(продолжает)

 
«А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая». Да это, друг, уж не ты ли?
 

Григорий вдруг вынимает кинжал; все перед ним расступаются, он бросается в окно.

П р и с т а в ы

 
Держи! держи!
 

Все бегут в беспорядке.

МОСКВА. ДОМ ШУЙСКОГО

Ш у й с к и й, множество гостей. Ужин.

Ш у й с к и й

 
Вина еще.
 

Встает, за ним и все.

М а л ь ч и к

 
Царю небес, везде и присно сущий,
Своих рабов молению внемли:
Помолимся о нашем государе,
Об избранном тобой, благочестивом
Всех христиан царе самодержавном.
Храни его в палатах, в поле ратном,
И на путях, и на одре ночлега.
Подай ему победу на враги,
Да славится он о€т моря до моря.
Да здравием цветет его семья,
Да осенят ее драгие ветви
Весь мир земной – а к нам, своим рабам,
Да будет он, как прежде, благодатен,
И милостив и долготерпелив,
Да мудрости его неистощимой
Проистекут источники на нас:
И царскую на то воздвигнув чашу,
Мы молимся тебе, царю небес.
 

Ш у й с к и й

(пьет)

 
Да здравствует великий государь!
Простите же вы, гости дорогие;
Благодарю, что вы моей хлеб-солью
Не презрели. Простите, добрый сон.
 

Гости уходят, он провожает их до дверей.

П у ш к и н

 
Насилу убрались; ну, князь Василий Иванович, я уж думал, что нам не удастся и переговорить.
 

Ш у й с к и й

(слугам)

 
Вы что рот разинули? Все бы вам господ подслушивать. Сбирайте со стола да ступайте вон. Что такое, Афанасий Михайлович?
 

П у ш к и н

 
Чудеса да и только.
Племянник мой, Гаврила Пушкин, мне
Из Кракова гонца прислал сегодня.
 

Ш у й с к и й

 
Ну.
 

П у ш к и н

 
Странную племянник пишет новость.
Сын Грозного… постой.
 

(Идет к дверям и осматривает.)

Ш у й с к и й

 
Да это уж не ново!
 

П у ш к и н

 
Погоди:
Димитрий жив.
 

Ш у й с к и й

 
Вот-на! какая весть!
Царевич жив! ну подлинно чудесно.
И только-то?
 

П у ш к и н

 
Послушай до конца.
Кто б ни был он, спасенный ли царевич,
Иль некий дух во образе его,
Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,
Но только там Димитрий появился.
 

Ш у й с к и й

 
Не может быть.
 

П у ш к и н

 
Его сам Пушкин видел,
Как приезжал впервой он во дворец
И сквозь ряды литовских панов прямо
Шел в тайную палату короля.
 

Ш у й с к и й

 
Кто ж он такой? откуда он?
 

П у ш к и н

 
Не знают.
Известно то, что он слугою был
У Вишневецкого, что на одре болезни
Открылся он духовному отцу,
Что гордый пан, его проведав тайну,
Ходил за ним, поднял его с одра
И с ним потом уехал к Сигизмунду.
 

Ш у й с к и й

 
Что ж говорят об этом удальце?
 

П у ш к и н

 
Да слышно, он умен, приветлив, ловок,
По нраву всем. Московских беглецов
Обворожил. Латинские попы
С ним заодно. Король его ласкает
И, говорят, помогу обещал.
 

Ш у й с к и й

 
Все это, брат, такая кутерьма,
Что голова кругом пойдет невольно.
Сомненья нет, что это самозванец,
Но, признаюсь, опасность не мала.
Весть важная! и если до народа
Она дойдет, то быть грозе великой.
 

П у ш к и н

 
Такой грозе, что вряд царю Борису
Сдержать венец на умной голове.
И поделом ему! он правит нами,
Как царь Иван (не к ночи будь помянут).
Что пользы в том, что явных казней нет,
Что на колу кровавом, всенародно,
Мы не поем канонов Иисусу,
Что нас не жгут на площади, а царь
Своим жезлом не подгребает углей?
Уверены ль мы в бедной жизни нашей?
Нас каждый день опала ожидает,
Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
А там – в глуши голодна смерть иль петля.
Знатнейшие меж нами роды – где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?
Заточены, замучены в изгнанье.
Дай срок: тебе такая ж будет участь.
Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой,
Осаждены неверными рабами;
Всё языки, готовые продать,
Правительством подкупленные воры.
Зависим мы от первого холопа,
Которого захочем наказать.
Вот – Юрьев день задумал уничтожить.
Не властны мы в поместиях своих.
Не смей согнать ленивца! Рад не рад,
Корми его; не смей переманить
Работника! – Не то, в Приказ холопий.
Ну, слыхано ль хоть при царе Иване
Такое зло? А легче ли народу?
Спроси его. Попробуй самозванец
Им посулить старинный Юрьев день,
Так и пойдет потеха.
 

Ш у й с к и й

 
Прав ты. Пушкин.
Но знаешь ли? Об этом обо всем
Мы помолчим до времени.
 

П у ш к и н

 
Вестимо,
Знай про себя. Ты человек разумный:
Всегда с тобой беседовать я рад,
И если что меня подчас тревожит,
Не вытерплю, чтоб не сказать тебе.
К тому ж твой мед да бархатное пиво
Сегодня так язык мне развязали…
Прощай же, князь.
 

Ш у й с к и й

 
Прощай, брат, до свиданья.
 

(Провожает Пушкина.)

ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ

Ц а р е в и ч чертит географическую карту.

Ц а р е в н а, м а м к а царевны.

К с е н и я

(целует портрет)

 
Милый мой жених, прекрасный королевич, не мне ты достался, не своей невесте – а темной могилке на чужой сторонке. Никогда не утешусь, вечно по тебе буду плакать.
 

М а м к а

 
И, царевна! девица плачет, что роса падет; взойдет солнце, росу высушит. Будет у тебя другой жених и прекрасный и приветливый. Полюбишь его, дитя наше ненаглядное, забудешь своего королевича.
 

К с е н и я

 
Нет, мамушка, я и мертвому буду ему верна.
 

Входит Б о р и с.

Ц а р ь

 
Что, Ксения? что, милая моя?
В невестах уж печальная вдовица!
Все плачешь ты о мертвом женихе.
Дитя мое! судьба мне не судила
Виновником быть вашего блаженства.
Я, может быть, прогневал небеса,
Я счастие твое не мог устроить.
Безвинная, зачем же ты страдаешь? –
А ты, мой сын, чем занят? Это что?
 

Ф е о д о р

 
Чертеж земли московской; наше царство
Из края в край. Вот видишь: тут Москва,
Тут Новгород, тут Астрахань. Вот море,
Вот пермские дремучие леса,
А вот Сибирь.
 

Ц а р ь

 
А это что такое
Узором здесь виется?
 

Ф е о д о р

 
Это Волга.
 

Ц а р ь

 
Как хорошо! вот сладкий плод ученья!
Как с облаков ты можешь обозреть
Все царство вдруг: границы, грады, реки.
Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни –
Когда-нибудь, и скоро, может быть,
Все области, которые ты ныне
Изобразил так хитро на бумаге,
Все под руку достанутся твою.
Учись, мой сын, и легче и яснее
Державный труд ты будешь постигать.
 

Входит С е м е н Г о д у н о в.

 
Вот Годунов идет ко мне с докладом.
 

(Ксении.)

Ксения с мамкою уходит.

С е м е н Г о д у н о в

 
Нынче
Ко мне, чем свет, дворецкий князь-Василья
И Пушкина слуга пришли с доносом.
 

Ц а р ь

 
Ну.
 

С е м е н Г о д у н о в

 
Пушкина слуга донес сперва,
Что поутру вчера к ним в дом приехал
Из Кракова гонец – и через час
Без грамоты отослан был обратно.
 

Ц а р ь

 
Гонца схватить.
 

С е м е н Г о д у н о в

 
Уж послано в догоню.
 

Ц а р ь

 
О Шуйском что?
 

С е м е н Г о д у н о в

 
Вечор он угощал
Своих друзей, обоих Милославских,
Бутурлиных, Михайла Салтыкова,
Да Пушкина – да несколько других;
А разошлись уж поздно. Только Пушкин
Наедине с хозяином остался
И долго с ним беседовал еще.
 

Ц а р ь

 
Сейчас послать за Шуйским.
 

С е м е н Г о д у н о в

 
Государь,
Он здесь уже.
 

Ц а р ь

 
Позвать его сюда.
 

Годунов уходит.

Ц а р ь

 
Сношения с Литвою! это что?..
Противен мне род Пушкиных мятежный,
А Шуйскому не должно доверять:
Уклончивый, но смелый и лукавый…
 

Входит Шуйский.

Ш у й с к и й

 
Так, государь: мой долг тебе поведать
Весть важную.
 

Ц а р ь

 
Я слушаю тебя.
 

Ш у й с к и й

(тихо, указывая на Феодора)

 
Но, государь…
 

Ц а р ь

 
Царевич может знать,
Что ведает князь Шуйский. Говори.
 

Ш у й с к и й

 
Царь, из Литвы пришла нам весть…
 

Ц а р ь

 
Не та ли,
Что Пушкину привез вечор гонец.
 

Ш у й с к и й

 
Все знает он! – Я думал, государь,
Что ты еще не ведаешь сей тайны.
 

Ц а р ь

 
Нет нужды, князь: хочу сообразить
Известия; иначе не узнаем
Мы истины.
 

Ш у й с к и й

 
Я знаю только то,
Что в Кракове явился самозванец
И что король и паны за него.
 

Ц а р ь

 
Что ж говорят? Кто этот самозванец?
 

Ш у й с к и й

 
Не ведаю!
 

Ц а р ь

 
Но… чем опасен он?
 

Ш у й с к и й

 
Конечно, царь: сильна твоя держава,
Ты милостью, раденьем и щедротой
Усыновил сердца своих рабов.
Но знаешь сам: бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага.
Так если сей неведомый бродяга
Литовскую границу перейдет,
К нему толпу безумцев привлечет
Димитрия воскреснувшее имя.
 

Ц а р ь

 
Димитрия!.. как? этого младенца!
Димитрия!.. Царевич, удались.
 

Ш у й с к и й

 
Он покраснел: быть буре!..
 

Ф е о д о р

 
Государь,
Дозволишь ли…
 

Ц а р ь

 
Нельзя, мой сын, поди.
 

Феодор уходит.

Ш у й с к и й

 
Он ничего не знал.
 

Ц а р ь

 
Послушай, князь: взять меры сей же час;
Чтоб от Литвы Россия оградилась
Заставами; чтоб ни одна душа
Не перешла за эту грань; чтоб заяц
Не прибежал из Польши к нам; чтоб ворон
Не прилетел из Кракова. Ступай.
 

Ш у й с к и й

 
Иду.
 

Ц а р ь

 
Постой. Не правда ль, эта весть
Затейлива? Слыхал ли ты когда,
Чтоб мертвые из гроба выходили
Допрашивать царей, царей законных,
Назначенных, избранных всенародно,
Увенчанных великим патриархом?
Смешно? а? что? что ж не смеешься ты?
 

Ш у й с к и й

 
Я, государь?..
 

Ц а р ь

 
Послушай, князь Василий:
Как я узнал, что отрока сего…
Что отрок сей лишился как-то жизни,
Ты послан был на следствие; теперь
Тебя крестом и богом заклинаю,
По совести мне правду объяви:
Узнал ли ты убитого младенца
И не было ль подмена? Отвечай.
 

Ш у й с к и й

 
Клянусь тебе…
 

Ц а р ь

 
Нет, Шуйский, не клянись,
Но отвечай: то был царевич?
 

Ш у й с к и й

 
Он.
 

Ц а р ь

 
Подумай, князь. Я милость обещаю,
Прошедшей лжи опалою напрасной
Не накажу. Но если ты теперь
Со мной хитришь, то головою сына
Клянусь – тебя постигнет злая казнь:
Такая казнь, что царь Иван Васильич
От ужаса во гробе содрогнется.
 

Ш у й с к и й

 
Не казнь страшна; страшна твоя немилость;
Перед тобой дерзну ли я лукавить?
И мог ли я так слепо обмануться,
Что не узнал Димитрия? Три дня
Я труп его в соборе посещал,
Всем Угличем туда сопровожденный.
Вокруг его тринадцать тел лежало,
Растерзанных народом, и по ним
Уж тление приметно проступало,
Но детский лик царевича был ясен
И свеж и тих, как будто усыпленный;
Глубокая не запекалась язва,
Черты ж лица совсем не изменились.
Нет, государь, сомненья нет: Димитрий
Во гробе спит.
 

Ц а р ь

(спокойно)

 
Довольно; удались.
 

Шуйский уходит.

Краков. Дом Вишневецкого

С а м о з в а н е ц и pater Ч е р н и к о в с к и й.

С а м о з в а н е ц

 
Нет, мой отец, не будет затрудненья;
Я знаю дух народа моего;
В нем набожность не знает исступленья:
Ему священ пример царя его.
Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна.
Ручаюсь я, что прежде двух годов
Весь мой народ, вся северная церковь
Признают власть наместника Петра.
 

P a t e r

 
Вспомоществуй тебе святый Игнатий,
Когда придут иные времена.
А между тем небесной благодати
Таи в душе, царевич, семена.
Притворствовать пред оглашенным светом
Нам иногда духовный долг велит;
Твои слова, деянья судят люди,
Намеренья единый видит бог.
 

С а м о з в а н е ц

 
Аминь. Кто там?
 

Входит с л у г а.

Отворяются двери; входит толпа русских и поляков.

Г а в р и л а П у ш к и н

 
Они пришли у милости твоей
Просить меча и службы.
 

С а м о з в а н е ц

 
Рад вам, дети.
Ко мне, друзья. – Но кто, скажи мне, Пушкин,
Красавец сей?
 

П у ш к и н

 
Князь Курбский.
 

С а м о з в а н е ц

 
Имя громко!
 

(Курбскому.)

К у р б с к и й

 
Я сын его.
 

С а м о з в а н е ц

 
Он жив еще?
 

К у р б с к и й

 
Нет, умер.
 

С а м о з в а н е ц

 
Великий ум! муж битвы и совета!
Но с той поры, когда являлся он,
Своих обид ожесточенный мститель,
С литовцами под ветхий город Ольгин,
Молва об нем умолкла.
 

К у р б с к и й

 
Мой отец
В Волынии провел остаток жизни,
В поместиях, дарованных ему
Баторием. Уединен и тих,
В науках он искал себе отрады;
Но мирный труд его не утешал:
Он юности своей отчизну помнил,
И до конца по ней он тосковал.
 

С а м о з в а н е ц

 
Несчастный вождь! как ярко просиял
Восход его шумящей, бурной жизни.
Я радуюсь, великородный витязь,
Что кровь его с отечеством мирится.
Вины отцов не должно вспоминать;
Мир гробу их! приближься, Курбский. Руку!
– Не странно ли? сын Курбского ведет
На трон, кого? да – сына Иоанна…
Всё за меня: и люди и судьба. –
Ты кто такой?
 

П о л я к

 
Собаньский, шляхтич вольный.
 

С а м о з в а н е ц

 
Хвала и честь тебе, свободы чадо!
Вперед ему треть жалованья выдать, –
Но эти кто? я узнаю на них
Земли родной одежду. Это наши.
 

Х р у щ о в

(бьет челом)

 
Так, государь, отец наш. Мы твои
Усердные, гонимые холопья.
Мы из Москвы, опальные, бежали
К тебе, наш царь, – и за тебя готовы
Главами лечь, да будут наши трупы
На царский трон ступенями тебе.
 

С а м о з в а н е ц

 
Мужайтеся, безвинные страдальцы, –
Лишь дайте мне добраться до Москвы,
А там Борис расплатится во всем.
Ты кто?
 

К а р е л а

 
Казак. К тебе я с Дона послан
От вольных войск, от храбрых атаманов,
От казаков верховых и низовых,
Узреть твои царевы ясны очи
И кланяться тебе их головами.
 

С а м о з в а н е ц

 
Я знал донцов. Не сомневался видеть
В своих рядах казачьи бунчуки.
Благодарим Донское наше войско.
Мы ведаем, что ныне казаки
Неправедно притеснены, гонимы;
Но если бог поможет нам вступить
На трон отцов, то мы по старине
Пожалуем наш верный вольный Дон.
 

П о э т

(приближается, кланяясь низко

и хватая Гришку за полу)

 
Великий принц, светлейший королевич!
 

С а м о з в а н е ц

 
Что хочешь ты?
 

П о э т

(подает ему бумагу)

 
Примите благосклонно
Сей бедный плод усердного труда.
 

С а м о з в а н е ц

 
Что вижу я? Латинские стихи!
Стократ священ союз меча и лиры,
Единый лавр их дружно обвивает.
Родился я под небом полунощным,
Но мне знаком латинской музы голос,
И я люблю парнасские цветы.
Я верую в пророчества пиитов.
Нет, не вотще в их пламенной груди
Кипит восторг: благословится подвиг,
Его ж они прославили заране!
Приближься, друг. В мое воспоминанье
Прими сей дар.
(Дает ему перстень.)
Когда со мной свершится
Судьбы завет, когда корону предков
Надену я, надеюсь вновь услышать
Твой сладкий глас, твой вдохновенный гимн.
Musa gloriam coronat, gloriaque musam1.
Итак, друзья, до завтра, до свиданья.
 

В с е

 
В поход, в поход! Да здравствует Димитрий,
Да здравствует великий князь московский!
 

Замок воеводы Мнишка в Самборе

Ряд освещенных комнат. Музыка.

В и ш н е в е ц к и й, М н и ш е к.

М н и ш е к

 
Он говорит с одной моей Мариной,
Мариною одною занят он…
А дело-то на свадьбу страх похоже;
Ну – думал ты, признайся, Вишневецкий,
Что дочь моя царицей будет? а?
 

В и ш н е в е ц к и й

 
Да, чудеса… и думал ли ты, Мнишек,
Что мой слуга взойдет на трон московский?
 

М н и ш е к

 
А какова, скажи, моя Марина?
Я только ей промолвил: ну, смотри!
Не упускай Димитрия!.. и вот
Все кончено. Уж он в ее сетях.
 

Музыка играет польский.

Самозванец идет с Мариною в первой паре.

М а р и н а

(тихо Димитрию)

 
Да, ввечеру, в одиннадцать часов,
В аллее лип, я завтра у фонтана.
 

Расходятся. Другая пара.

К а в а л е р

 
Что в ней нашел Димитрий?
 

Д а м а

 
Как! она
Красавица.
 

К а в а л е р

 
Да, мраморная нимфа:
Глаза, уста без жизни, без улыбки…
 

Новая пара.

Д а м а

 
Он не красив, но вид его приятен
И царская порода в нем видна.
 

Новая пара.

Д а м а

 
Когда ж поход?
 

К а в а л е р

 
Когда велит царевич,
Готовы мы; но, видно, панна Мнишек
С Димитрием задержит нас в плену.
 

Д а м а

 
Приятный плен.
 

К а в а л е р

 
Конечно, если вы…
 

Расходятся. Комнаты пустеют.

М н и ш е к

 
Мы, старики, уж нынче не танцуем,
Музыки гром не призывает нас,
Прелестных рук не жмем и не целуем –
Ох, не забыл старинных я проказ!
Теперь не то, не то, что прежде было:
И молодежь, ей-ей – не так смела,
И красота не так уж весела –
Признайся, друг: все как-то приуныло.
Оставим их; пойдем, товарищ мой,
Венгерского, обросшую травой,
Велим отрыть бутылку вековую
Да в уголку потянем-ка вдвоем
Душистый ток, струю, как жир, густую,
А между тем посудим кой о чем.
Пойдем же, брат.
 

В и ш н е в е ц к и й

 
И дело, друг, пойдем.
 

Ночь. Сад. Фонтан

С а м о з в а н е ц

(входит)

 
Вот и фонтан; она сюда придет.
Я, кажется, рожден не боязливым;
Перед собой вблизи видал я смерть,
Пред смертию душа не содрогалась.
Мне вечная неволя угрожала,
За мной гнались – я духом не смутился
И дерзостью неволи избежал.
Но что ж теперь теснит мое дыханье?
Что значит сей неодолимый трепет?
Иль это дрожь желаний напряженных?
Нет – это страх. День целый ожидал
Я тайного свидания с Мариной,
Обдумывал все то, что ей скажу,
Как обольщу ее надменный ум,
Как назову московскою царицей, –
Но час настал – и ничего не помню.
Не нахожу затверженных речей;
Любовь мутит мое воображенье…
Но что-то вдруг мелькнуло… шорох… тише…
Нет, это свет обманчивой луны,
И прошумел здесь ветерок.
 

М а р и н а

(входит)

 
Царевич!
 

С а м о з в а н е ц

 
Она!.. Вся кровь во мне остановилась.
 

М а р и н а

 
Димитрий! Вы?
 

С а м о з в а н е ц

 
Волшебный, сладкий голос!
 

(Идет к ней.)

 
Ты ль наконец? Тебя ли вижу я,
Одну со мной, под сенью тихой ночи?
Как медленно катился скучный день!
Как медленно заря вечерня гасла!
Как долго ждал во мраке я ночном!
 

М а р и н а

 
Часы бегут, и дорого мне время –
Я здесь тебе назначила свиданье
Не для того, чтоб слушать нежны речи
Любовника. Слова не нужны. Верю,
Что любишь ты; но слушай: я решилась
С твоей судьбой и бурной и неверной
Соединить судьбу мою; то вправе
Я требовать, Димитрий, одного:
Я требую, чтоб ты души своей
Мне тайные открыл теперь надежды,
Намеренья и даже опасенья;
Чтоб об руку с тобой могла я смело
Пуститься в жизнь – не с детской слепотой,
Не как раба желаний легких мужа,
Наложница безмолвная твоя –
Но как тебя достойная супруга,
Помощница московского царя.
 

С а м о з в а н е ц

 
О, дай забыть хоть на единый час
Моей судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама, что видишь пред собой
Царевича. Марина! зри во мне
Любовника, избранного тобою,
Счастливого твоим единым взором.
О, выслушай моления любви,
Дай высказать все то, чем сердце полно.
 

М а р и н а

 
Не время, князь. Ты медлишь – и меж тем
Приверженность твоих клевретов стынет,
Час от часу опасность и труды
Становятся опасней и труднее,
Уж носятся сомнительные слухи,
Уж новизна сменяет новизну;
А Годунов свои приемлет меры…
 

С а м о з в а н е ц

 
Что Годунов? во власти ли Бориса
Твоя любовь, одно мое блаженство?
Нет, нет. Теперь гляжу я равнодушно
На трон его, на царственную власть.
Твоя любовь… что без нее мне жизнь,
И славы блеск, и русская держава?
В глухой степи, в землянке бедной – ты,
Ты заменишь мне царскую корону,
Твоя любовь…
 

М а р и н а

 
Стыдись; не забывай
Высокого, святого назначенья:
Тебе твой сан дороже должен быть
Всех радостей, всех обольщений жизни,
Его ни с чем не можешь ты равнять.
Не юноше кипящему, безумно
Плененному моею красотой,
Знай: отдаю торжественно я руку
Наследнику московского престола,
Царевичу, спасенному судьбой.
 

С а м о з в а н е ц

 
Не мучь меня, прелестная Марина,
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь –
Как! ежели… о страшное сомненье! –
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне судьба;
Когда б я был не Иоаннов сын,
Не сей давно забытый миром отрок,-
Тогда б… тогда б любила ль ты меня?..
 

М а р и н а

 
Димитрий ты и быть иным не можешь;
Другого мне любить нельзя.
 

С а м о з в а н е ц

 
Нет! полно:
Я не хочу делиться с мертвецом
Любовницей, ему принадлежащей.
Нет, полно мне притворствовать! скажу
Всю истину; так знай же: твой Димитрий
Давно погиб, зарыт – и не воскреснет:
А хочешь ли ты знать, кто я таков?
Изволь, скажу: я бедный черноризец;
Монашеской неволею скучая,
Под клобуком, свой замысел отважный
Обдумал я, готовил миру чудо –
И наконец из келии бежал
К украинцам, в их буйные курени,
Владеть конем и саблей научился;
Явился к вам; Димитрием назвался
И поляков безмозглых обманул.
Что скажешь ты, надменная Марина?
Довольна ль ты признанием моим?
Что ж ты молчишь?
 

М а р и н а

 
О стыд! о горе мне!
 

(Молчание.)

С а м о з в а н е ц

(тихо)

 
Куда завлек меня порыв досады!
С таким трудом устроенное счастье
Я, может быть, навеки погубил.
Что сделал я, безумец? –
 

(Вслух.)

 
Вижу, вижу:
Стыдишься ты не княжеской любви.
Так вымолви ж мне роковое слово;
В твоих руках теперь моя судьба,
Реши: я жду.
 

(Бросается на колени.)

М а р и н а

 
Встань, бедный самозванец.
Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,
Как девочке доверчивой и слабой
Тщеславное мне сердце умилить?
Ошибся, друг: у ног своих видала
Я рыцарей и графов благородных;
Но их мольбы я хладно отвергала
Не для того, чтоб беглого монаха…
 

С а м о з в а н е ц

(встает)

 
Не презирай младого самозванца;
В нем доблести таятся, может быть,
Достойные московского престола,
Достойные руки твоей бесценной…
 

М а р и н а

 
Достойные позорной петли, дерзкий!
 

С а м о з в а н е ц

 
Виновен я; гордыней обуянный,
Обманывал я бога и царей,
Я миру лгал; но не тебе, Марина,
Меня казнить; я прав перед тобою.
Нет, я не мог обманывать тебя.
Ты мне была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не смел.
Любовь, любовь ревнивая, слепая,
Одна любовь принудила меня
Все высказать.
 

М а р и н а

 
Чем хвалится, безумец!
Кто требовал признанья твоего?
Уж если ты, бродяга безымянный,
Мог ослепить чудесно два народа,
Так должен уж по крайней мере ты
Достоин быть успеха своего
И свой обман отважный обеспечить
Упорною, глубокой, вечной тайной.
Могу ль, скажи, предаться я тебе,
Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,
Соединить судьбу мою с твоею,
Когда ты сам с такою простотой,
Так ветрено позор свой обличаешь?
Он из любви со мною проболтался!
Дивлюся: как перед моим отцом
Из дружбы ты доселе не открылся,
От радости пред нашим королем
Или еще пред паном Вишневецким
Из верного усердия слуги.
 

С а м о з в а н е ц

 
Клянусь тебе, что сердца моего
Ты вымучить одна могла признанье.
Клянусь тебе, что никогда, нигде,
Ни в пиршестве за чашею безумства,
Ни в дружеском, заветном разговоре,
Ни под ножом, ни в муках истязаний
Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.
 

М а р и н а

 
Клянешься ты! итак, должна я верить –
О, верю я! – но чем, нельзя ль узнать,
Клянешься ты? не именем ли бога,
Как набожный приемыш езуитов?
Иль честию, как витязь благородный,
Иль, может быть, единым царским словом,
Как царский сын? не так ли? говори.
 

Д и м и т р и й

(гордо)

 
Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла,
Вокруг меня народы возмутила
И в жертву мне Бориса обрекла.
Царевич я. Довольно, стыдно мне
Пред гордою полячкой унижаться.-
Прощай навек. Игра войны кровавой,
Судьбы моей обширные заботы
Тоску любви, надеюсь, заглушат.
О как тебя я стану ненавидеть,
Когда пройдет постыдной страсти жар!
Теперь иду – погибель иль венец
Мою главу в России ожидает,
Найду ли смерть, как воин в битве честной,
Иль как злодей на плахе площадной,
Не будешь ты подругою моею,
Моей судьбы не разделишь со мною;
Но – может быть, ты будешь сожалеть
Об участи, отвергнутой тобою.
 

М а р и н а

 
А если я твой дерзостный обман
Заранее пред всеми обнаружу?
 

С а м о з в а н е ц

 
Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?
Что более поверят польской деве,
Чем русскому царевичу? – Но знай,
Что ни король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих.
Димитрий я иль нет – что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно, и тебя,
Мятежница! поверь, молчать заставят.
Прощай.
 

М а р и н а

 
Постой, царевич. Наконец
Я слышу речь не мальчика, но мужа.
С тобою, князь, она меня мирит.
Безумный твой порыв я забываю
И вижу вновь Димитрия. Но – слушай:
Пора, пора! проснись, не медли боле;
Веди полки скорее на Москву –
Очисти Кремль, садись на трон московский,
Тогда за мной шли брачного посла;
Но – слышит бог – пока твоя нога
Не оперлась на тронные ступени,
Пока тобой не свержен Годунов,
Любви речей не буду слушать я.
 

(Уходит.)

С а м о з в а н е ц

 
Нет – легче мне сражаться с Годуновым
Или хитрить с придворным езуитом,
Чем с женщиной – черт с ними; мочи нет.
И путает, и вьется, и ползет,
Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.
Змея! змея! – Недаром я дрожал.
Она меня чуть-чуть не погубила.
Но решено: заутра двину рать.
 

Граница литовская

(1604 года, 16 октября)

К н я з ь К у р б с к и й и С а м о з в а н е ц, оба верхами.

Полки приближаются к границе.

К у р б с к и й

(прискакав первый)

 
Вот, вот она! вот русская граница!
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд – пью жадно воздух новый:
Он мне родной!.. теперь твоя душа,
О мой отец, утешится, и в гробе
Опальные возрадуются кости!
Блеснул опять наследственный наш меч,
Сей славный меч, гроза Казани темной,
Сей добрый меч, слуга царей московских!
В своем пиру теперь он загуляет
За своего надёжу-государя!..
 

С а м о з в а н е ц

(едет тихо с поникшей головой)

 
Как счастлив он! как чистая душа
В нем радостью и славой разыгралась!
О витязь мой! завидую тебе.
Сын Курбского, воспитанный в изгнанье,
Забыв отцом снесенные обиды,
Его вину за гробом искупив,
Ты кровь излить за сына Иоанна
Готовишься; законного царя
Ты возвратить отечеству… ты прав,
Душа твоя должна пылать весельем.
 

К у р б с к и й

 
Ужель и ты не веселишься духом?
Вот наша Русь: она твоя, царевич.
Там ждут тебя сердца твоих людей:
Твоя Москва, твой Кремль, твоя держава.
 

С а м о з в а н е ц

 
Кровь русская, о Курбский, потечет!
Вы за царя подъяли меч, вы чисты.
Я ж вас веду на братьев; я Литву
Позвал на Русь, я в красную Москву
Кажу врагам заветную дорогу!..
Но пусть мой грех падет не на меня –
А на тебя, Борис-цареубийца! –
Вперед!
 

К у р б с к и й

 
Вперед! и горе Годунову!
 

Скачут. Полки переходят через границу.

ЦАРСКАЯ ДУМА

Ц а р ь, п а т р и а р х и б о я р е.

Ц а р ь

 
Возможно ли? Расстрига, беглый инок
На нас ведет злодейские дружины,
Дерзает нам писать угрозы! Полно,
Пора смирить безумца! – Поезжайте
Ты, Трубецкой, и ты, Басманов: помочь
Нужна моим усердным воеводам.
Бунтовщиком Чернигов осажден.
Спасайте град и граждан.
 

Б а с м а н о в

 
Государь,
Трех месяцев отныне не пройдет,
И замолчит и слух о самозванце;
Его в Москву мы привезем, как зверя
Заморского, в железной клетке. Богом
Тебе клянусь.
 

(Уходит с Трубецким.)

Ц а р ь

 
Мне свейский государь
Через послов союз свой предложил;
Но не нужна нам чуждая помога;
Своих людей у нас довольно ратных,
Чтоб отразить изменников и ляха.
Я отказал.
Щелкалов! разослать
Во все концы указы к воеводам,
Чтоб на коня садились и людей
По старине на службу высылали;
В монастырях подобно отобрать
Служителей причетных. В прежни годы,
Когда бедой отечеству грозило,
Отшельники на битву сами шли.
Но не хотим тревожить ныне их;
Пусть молятся за нас они – таков
Указ царя и приговор боярский.
Теперь вопрос мы важный разрешим:
Вы знаете, что наглый самозванец
Коварные промчал повсюду слухи;
Повсюду им разосланные письма
Посеяли тревогу и сомненье;
На площадях мятежный бродит шепот,
Умы кипят… их нужно остудить;
Предупредить желал бы казни я,
Но чем и как? решим теперь. Ты первый,
Святый отец, свою поведай мысль.
 

П а т р и а р х

 
Благословен всевышний, поселивший
Дух милости и кроткого терпенья
В душе твоей, великий государь;
Ты грешнику погибели не хочешь,
Ты тихо ждешь – да про€йдет заблужденье:
Оно пройдет, и солнце правды вечной
Всех озарит.
Твой верный богомолец,
В делах мирских не мудрый судия,
Дерзает днесь подать тебе свой голос.
Бесовский сын, расстрига окаянный,
Прослыть умел Димитрием в народе;
Он именем царевича, как ризой
Украденной, бесстыдно облачился:
Но стоит лишь ее раздрать – и сам
Он наготой своею посрамится.
Сам бог на то нам средство посылает:
Знай, государь, тому прошло шесть лет –
В тот самый год, когда тебя господь
Благословил на царскую державу, –
В вечерний час ко мне пришел однажды
Простой пастух, уже маститый старец,
И чудную поведал он мне тайну.
«В младых летах, – сказал он, – я ослеп
И с той поры не знал ни дня, ни ночи
До старости: напрасно я лечился
И зелием и тайным нашептаньем;
Напрасно я ходил на поклоненье
В обители к великим чудотворцам;
Напрасно я из кладязей святых
Кропил водой целебной темны очи;
Не посылал господь мне исцеленья.
Вот наконец утратил я надежду.
Я к тьме своей привык, и даже сны
Мне виданных вещей уж не являли,
А снилися мне только звуки. Раз,
В глубоком сне, я слышу, детский голос
Мне говорит: – Встань, дедушка, поди
Ты в Углич-град, в собор Преображенья;
Там помолись ты над моей могилкой,
Бог милостив – и я тебя прощу.
– Но кто же ты? – спросил я детский голос.
– Царевич я Димитрий. Царь небесный
Приял меня в лик ангелов своих,
И я теперь великий чудотворец!
Иди, старик.– Проснулся я и думал:
Что ж? может быть, и в самом деле бог
Мне позднее дарует исцеленье.
Пойду – и в путь отправился далекий.
Вот Углича достиг я, прихожу
В святый собор, и слушаю обедню,
И, разгорясь душой усердной, плачу
Так сладостно, как будто слепота
Из глаз моих слезами вытекала.
Когда народ стал выходить, я внуку
Сказал: – Иван, веди меня на гроб
Царевича Димитрия.– И мальчик
Повел меня – и только перед гробом
Я тихую молитву сотворил,
Глаза мои прозрели; я увидел
И божий свет, и внука, и могилку».
Вот, государь, что мне поведал старец.
 

Общее смущение. В продолжение сей речи