Текст книги "Ржевская дуга генерала Белова"

Автор книги: Александр Пинченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

«ЛОШАДИ НЕ ВЫДЕРЖАЛИ, А ПАРТИЗАНЫ ШЛИ»

Павел Алексеевич Белов рассуждал о возможностях 1-й гв. кавдивизии абсолютно отвлеченно от тогдашних болотно-апрельских реалий. Коннице на покрытых разливом лежинах ветровалов было разве что ноги ломать – и себе и коням. Да и без того движение с конями по болоту – для незнающего тропы затея гибельная. Война на болоте, а тем более весеннем болоте, имеет специфику. Медленное продвижение многосотметровой цепочкой. В случаях неизбежного временами падения, подскальзывания, завязания – ржание коней. При обнаружении противником – высокая вероятность скованности в маневре, в определении тактики предстоящего боя, быстром развертывании подразделений в боевой порядок. Потери. А упасть в ледяную воду даже с пустяковым ранением, а перевязку сделать, а выбраться – ой-ой-ой. Кавполк, если он, конечно, не разбитый, а идущий в наступление, – это не группа всадников. Это еще и обозы. Это и минимальное артиллерийское обеспечение. Другими словами, телеги и пушки по Богородицким болотам тащить тоже предстояло – и не генералам, естественно. Чтоб учитывать подобное генералам, не надо быть семи пядей во лбу. На то он и генерал, что за плечами у него собственный опыт прежних войн, причем сравнительно удачный для него опыт. Мы, нынешние, без личного опыта страшного лихолетья 1914—1920 гг., можем хотя бы прочесть, к примеру, записки поручика Сергея Мамонтова о подобных действиях в одном из болот под Харьковом. Завершает описание ужаса своего болотного скитания поручик таким признанием: «Впоследствии иногда мне снилась черная вода с отражением месяца и качание камышей кругом… и дрожь пробирала» ^{102} .Советский же читатель, причем и в предвоенные времена, был знаком с весьма известной повестью А.П. Гайдара (Голикова) «Школа» (1930 год), с эпизодом о болоте под Выселками:

«– Тут кони ни вплавь, ни вброд. Чисто чертова каша.

– Но!– подбодрил Федя, искусственно улыбаясь.– расхлебаем и чертову!

Вода, кое-где покрытая паутиной утреннего льда, заливала за голенища сапог. Невидимая тоненькая настилка колебалась под ногами. Было жутко ступать наугад, и казалось мне, что вот-вот под ногой не окажется никакой опоры и я провалюсь в вязкую, засасывающую ямину».

Как видим, маневры, тем более с конями, по болоту даже в несколько сотен метров оставляли у преодолевших подобное препятствие жуткие воспоминания надолго. И это если живы оставались, и …если надолго здоровья оставалось.

Генералу армии Жукову и генерал-лейтенанту Белову читать подобную литературу вряд ли был досуг. Искусственно улыбающийся Федябыл в Красной армии не исключением из правил – милятинская операция подтверждает, что многие именно такие Феди доросли к 1941—1942 гг. в РККА до больших чинов. И Жуков и Белов в прежние войны были кавалеристами. И вот наступили времена «реализации опыта»: Г.К. Жуков посылает вперед гибельным беспутьем всех – и десант, и кавалерию, без разбора. П.А. Белов сетует на невозможность кинуть в гибельное дело лучшее из своих «конногвардейских» соединений.

Так что уж на кого-кого, а не на кавалерию следовало генералам возложить надежды. Одной из главных ударных единиц в той операции были, само собой, повстанцы, – шел на Зайцеву Гору незнаменитый в советско-постсоветской литературе партизанский отряд полковника Ф.П. Шмелева. «Лошади не выдержали, а партизаны шли», – пишет в отчете о тех событиях П.А. Мельников, комиссар партизанского отряда при 8-й бригаде десанта. А как же без этого отряда 4-му ВДК, после стольких совместных-то боев. «Никто, кроме нас!», правда, полковник Шмелев с комиссаром отряда старшим политруком Мельниковым не говорили, однако (что ценней) правдивые воспоминания оставили. С пройденным и пережитым этими людьми сравнится разве что лишь апрельский 1942 г. выход из окружения группы 378-й СД по топям болот на Гажьих сопках, что за новгородской речкой Глушица в районе действий 59-й и 2-й Ударной. Но и тем было полегче: шли единожды, а здесь и туда, в бой, и назад с усталостью, без отсыпки, без передышек. И тех, что на Глушице, немец не добивал минобстрелом. Здесь, в милятинских болотах, аккомпанемент был.

П.А. Мельников описывает особенно запомнившуюся тяжесть отступления от Варшавки:

«После проведения многодневных жестоких боев за деревни Буда, Ново– и Старо-Аскерово перед партизанами стояла задача проделать маневр. Снег под влиянием теплой погоды растаял наполовину. В лесу образовались большие площади, тянувшиеся по нескольку километров, покрытые водой. Но это была не просто вода, а вода, перемешанная со снегом, и напоминала[она] кашицу. По такому пути партизанам пришлось пройти десяток километров. Но идти не просто, а зачастую по пояс в ледяной воде и неся на себе раненых. И вот вспомнишь этот переход, невольно вспоминается один куплет из старинной песни /автора не помню/: “Среди лесов дремучих разбойники идут, в своих руках могучих товарищей несут “».

Песенку эту на мотив, видимо, «Марусеньки» упоминал и бывший позже заместителем командира шмелевского полка Г.С. Митрофанов. Балалаешная эта мелодия со множеством варьируемых народом куплетов играла у партизан роль то ли походной песни, то ли шутливого гимна. Запомнилось комиссару П.А. Мельникову, однако, и невеселое, нешутливое, военно-безнадежное своей убийственностью дело – святое дело: сам погибай, а товарища выручай. Им нельзя было бросить раненых! Вода по пояс – километрами, и удержать нельзя, и бросить, временно даже для передышки положить нельзя, вода…

…Немец кидал мины, в ледяной воде мешал двигаться валежник, невидимые под водою бревна, заставлявшие плюхаться в воду с переносимыми ранеными. Поднимались и в промерзающей мокрой одежде шли и шли дальше. Вышли. Предстояла еще не одна боевая затея.

Привет танкистам и пехоте 50-й армии!

Привет десантникам, продолжавшим бригадами и корпусами отсиживаться в дальних тылах.

Привет и Вам, родной товарищ Сталин!!! Мы еще живы, да кому это важно?

«В ЭТИХ БОЯХ, В РАЗЛИВЕ ПО ШЕЮ…»

Любителям поиска правды по мемуарам т.н. Маршала Победы, Жукова Георгия Константиновича, вряд ли удастся в них прочитать про апрельское деблокирующее группу Белова наступление. Да еще чтобы «в этих боях, в разливе по шею в воде бойцы…». Когда приходится атаковать по шею в ледяной воде—тут ведь не полководческим гением попахивает. И о такой операции лучше перед публикой помолчать. Но правда, если уж сильно поискать, находится и без Жукова. Эта правда – других свидетелей, а вернее, другого рода участников войны, другого рода творцов Победы. Один из таковых – Жирков Пантелей Филиппович. Не вызолочен орденами на парадных портретах. Он лишь партизан полка, того самого, что в 1942-м, в 24-ю годовщину РККА – имени ее и вместо нее же.

Вспоминая в послевоенные годы те события, Жирков в стратеги не лезет, не знает ничегошеньки о том, что тот партизанский натиск был выполнением части общего замысла действий левого крыла Западного фронта. Ему и в голову не приходило, что это решение принято в более высоких штабах, чем их полковой: «5 апреле 1942 года командование полка решило к 1 мая идти на соединение с регулярными частями на Заячьей Горе»,– наивно сообщает Пантелей Филиппович. А кто в 1940-х годах из тех, что не при больших звездах, мог знать о минувших операциях больше, вне своего полка, где ты сам свидетель событий? Но привлекают внимание две детали жирковского текста. Первое: …к 1 мая… Знакомо, не правда ли? В советской стране победы старались приурочить к праздничной дате – порадовать начальство. Так кто же был над партизанами прямым начальством, чтобы его «радовать» целым наступлением на широком участке? Генерал Белов разве? Конечно нет: не Белов, а сам «Хозяин», как представляли штабисты Запфронта ГК. Жукова в радиограммах Гнездилову и Амирову. Заячья Гораи шоссе! Это не беловский район и в течение февраля – апреля 1942 г. предмет головной боли совсем других генералов. Вот это, собственно, вторая показательная деталь: соединиться с войсками 50-й армии Западного фронта не могло быть ни партизанской, ни беловской отсебятиной, такое мог приказать только фронт, только командование Западного фронта. Нижестоящие штабы, естественно, дублировали таковой приказ в части своего участия. Подтверждение подобному нашему предположению об исходящем именно из штаба Западного фронта приказе партизанам (подчеркиваем: партизанам) можно, при желании, обнаружить-таки даже в литературе: «20 апреля 1942 года наш полк, выполняя приказ штаба фронта, повел наступление на гарнизоны фашистов, расположенные в населенных пунктах Лазки, Лазенки и других»,– свидетельствует не кто иной, как сам тогдашний комиссар полка 24-й годовщины РККА ^{103} . Приказ штаба фронта… Обратим здесь внимание на дату: 20 апреля 1942 г., т.е. в первый из дней кульминации боев десантников 4-го ВДК под Зайцевой Горой.

И еще о Заячьей (точнее, Зайцевой) Горе: почему именно о ней вспоминает партизан, если к ней-то предстояло идти десанту? Полку «24-й годовщины РККА» приходилось наступать западнее, к Спас-Деменску. Значил; услышанное партизаном Жирковым насчет Зайцевой Горы, как главной цели операции – подтверждает: в штабе партизанского полка знали о том, что главные дела будут под Зайцевой Горой. Поэтому, озвучивая вроде бы нелепую задачу удара на город Спас-Деменск, своим партизанам говорили о Заячьей Горе: мы идем помочь, и как только там войска соединятся, нам же станет легче. Понимая такое, люди пошли бы на смерть в боях за спас-деменские деревушки. Вот что за фразой о Заячьей Горе.И они пошли:

«Во 2-й половине апреля… батальоны полка вели бой под Спас-Деменском, атакуя по ночам гарнизоны регулярных немецких войск 4 армии немцев. Там же было разгромлено несколько немецких штабов, штаб и штабная батарея 66 артполка немцев. В этих боях, в разливе по шею в воде бойцы-партизаны проявляли чудеса героизма. (…) До Спас-Деменска оставалось 8– 9 километров. С фронта наступление 50 армии прекратилось, немцы бросили против нас огромное количество танков и артиллерии».

Пантелей Жирков в приведенном отрывке его рассказа о том апреле ничего сверхнеизвестного, казалось бы, не сообщает. Разве что у П. А. Мельникова – по пояс в ледяной воде,а у П.Ф. Жиркова – иной раз и по шею в воде.Но ведь в его же рассказе и:

– к 1 мая идти на соединение…

– на Заячьей Горе…

– с фронта наступление 50 армии…

Жирковская констатация заставляет взглянуть на панораму апрельских событий шире, чем рывок на узеньком участке (известный по советским книгам встречный удар на Зайцеву Гору). Жирков, сам того не замечая, вдруг «включает» в состав участвующих в операции кроме 4-го ВДК не только 2-ю гвардейскую кавдивизию и партизан лейтенанта Григорьева, но и гораздо западнее воюющий партизанский полк имени 24-й годовщины РККА.

Сравним результаты ударов советских сил, задействованных в операции.

50-ю армию невозможно охарактеризовать иначе, как армия-провокатор. Внезапно для всех соседей и командования фронта взяв Зайцеву Гору, закрепиться и удержать этот пункт не смогла, но привела в движение механизм очередного большого советского наступления. Руководство Запфронта кидает в дичайший дальний заплыв по апрельским болотам десантников 4-го корпуса, подхлестывает кавалерию П.А. Белова и партизан. И вот они пошли расхлебывать «победу» 50-й армии.

Теперь о 4-м ВДК. Временной победой 4-го ВДК в наступлении было взятие лесозавода Буды, что северо-восточнее села Милятино. И все. Потом Буду сдали. Скитания по болотам не в счет.

Далее. 2-я гвардейская кавдивизия из кавкорпуса П.А. Белова. Ее результаты – ни одного взятого населенного пункта, бои с невнятными результатами под Фанерным заводом, под разъездом Завальный. Возьми они этот разъезд, оседлай рядом дорогу Милятино – Буда, и вражеский контрудар по 4-му ВДК на Буду не состоялся бы, корпус имел бы шанс закрепиться под Аскерово, у самой Зайцевой Горы. Но ничего подобного не произошло. Ограничившись подрывами железнодорожного полотна, отступили. По существу, никаких результатов. Стрельба и скитания по лесу не в счет.

А вот участие в наступлении партизан полка имени 24-й годовщины РККА. Были разбиты германские гарнизоны и взяты несколько деревень: Высокое, Александровка, Юдино, Лазки. Продвинувшись ночным маршем к крупному селу Лазенки, что на Всходско – Спас-Деменском большаке, диверсионно-штурмовая группа полка разбила гарнизон села и штаб немецкого 66-го артиллерийского полка. Потери противника – 79 убитыми, 5 взято в плен. Почему же из Лазенок потом отступили, почему здесь не закрепились? В скоротечном бою отбили у врага даже тяжелые орудия. Да вот беда: артиллеристов не оказалось! А тут силища, как посмотришь на эти пушки. Дали кое-как 15 выстрелов. Но ведь артиллерийская дуэль, если она скоро здесь начнется, требует уже не самодеятельности, а знания целой науки, серьезных боевых навыков. Иначе смерть. Но артиллеристы Западного фронта – где угодно, да только не здесь. Не удосуживался Запфронт прислать из всех своих сотен и тысяч офицеров хотя бы горстку спецов. А вот задачу партизанам поставить – плевое дело, какая уж тут наука!

9. ПРОВАЛ ДЕБЛОКИРОВАНИЯ ЕФРЕМОВА И ЕГО ГИБЕЛЬ

ПРОВАЛ ЗАВАДОВСКОГО

Михаил Николаевич Завадовский после расформирования его 57-й кавдивизии возглавил в беловской группировке сводную группу, или отряд, как именует это формирование в мемуарах П.А. Белов. Этому отряду предстояло на основании частной директивы штакору из штаба Запфронта решить важную задачу – пробиться”к окруженной группе М.Г Ефремова и спасти ее, дать ей возможность выйти из тесного «котла». Реши группа Завадовского такую задачу, и полковник уже одним этим вполне был бы достоин вписать яркими буквами свое имя в историю зимне-весенней кампании 1942-го на Западном стратегическом направлении. Однако о полковнике Завадовском вряд ли помнит широкая публика.

Группировку генерала М.Г. Ефремова от батальонов 1-го Особого партизанского полка В.В. Жабо отделял сравнительно небольшой вражеский «коридор» вдоль большака Юхнов – Знаменка – Вязьма. В наиболее узкой части ширина немецкого «коридора» – приблизительно 8 километров.

Замысел операции был чрезвычайно прост: ударом от Великополья в направлении Манынино проломиться через вяземский большак всего-то в 3 верстах от райцентра Знаменка. В дальнейшем наступать в направлении Сизово, севернее которого соединиться с передовыми подразделениями Западной группы 33-й армии М.Г. Ефремова. Однако простота замысла в данном случае вряд ли граничила с гениальностью:

– действовать предстояло на участке Заречье – Свиридово – Деменило, где первые наступательные бои партизаны вели еще в конце января 1942 г. (т.е. о внезапности речи не шло);

– даже в случае успеха взламывания вражеского переднего края в районе Свиридово, Гвоздари атакующим предстояло столкнуться с неизбежной контратакой резервов противника непосредственно при выходе к большаку Юхнов – Знаменка – Вязьма (т.е увязнуть в боях);

– даже в случае успешного отражения предстоящих вражеских контратак и преодоления большака участок прорыва был бы слишком узок (2 км) как для его длительного удерживания, так и для вывода частей 33-й армии, расширить же его было бы крайне проблемно: непосредственно восточнее – укрепленное противником Заречье, окраина райцентра Знаменка, северо-западнее же – удобнейший для противника рубеж по реке Волость с деревней Марфино у моста на большаке. Простреливать и контратаковать двухкилометровый участок враг мог достаточно эффективно.

Но все указанное блекнет перед дальнейшей задачей: неизбежно преодолевать реку Волость, впадающую здесь у Знаменки в Угру, штурмовать деревни Николаевка, Сафонове, Сизово, Васильевское. Группа Ефремова – Западная группа войск 33-й армии – ни один из этих пунктов за февраль—март и не думала брать, так неужто усиленному кавполку беловцев удастся?

Кстати, поподробнее, – что за силы были предназначены П.А. Беловым к операции по деблокированию ефремовцев и, что еще интереснее, кто реально из них пошел под пули? Обычно сообщается о 2-м гвардейском кавполку 2-й Гв. КД и части сил (батальоне) из партизанского полка В. Жабо. Однако в отношении кавалерии это не совсем точно.

Начнем с того, почему генерал-лейтенант П.А. Белов определил к проведению данной операции именно 2-й гв. кавполк. Поверхностный ответ очевиден – потому что этот полк, находясь в тот период у Бабенок и Годуновки, был попросту ближе к району Знаменки, к участку предстоящей операции. Однако разница в расстоянии невелика, десяток верст для любого кавполка – не труд, могли поручить и другим. А вот что интересно – именно во 2-й гв. кавполк только что были влиты эскадроны 170-го кавполка, показавшего не раз уже высокую в сравнении с другими боеспособность. Именно этим полком 41-я КД и успешно действовала на Варшавке, и вышла под Яковлево на железную дорогу Вязьма – Смолепск, и совсем недавно, в марте, встречала десятки пробившихся окруженцев 329-й СД. Короче говоря, известные П.А. Белову «специалисты» по прорывам важных дорог и деблокированию теперь входили именно в состав 2-го гв. кавполка.

Теперь о подходе к решению вопроса о составе атакующих на уровне командования 2-го гв. кавполка. Взглянем на вещи трезво, – вероятно, и комполка-2 рассуждал следующим образом. Если в твой полк волею судьбы только-только влиты согни бойцов из расформированной дивизии, а тут приказ наступать, кого ты в первую очередь пошлешь на смерть: своих, юго с тобой не один месяц делил все выпавшее на долю, чудом уцелев до сегодняшнего момента, или этих, незнакомых, неизвестных тебе людей? Стоит ли ломать голову командиру полка, если командование корпуса не куда-то, а именно в твой полк прислало этих людей. На пополнение. Вот их и веди вперед. Вернее говоря, пошли их…

Есть в подтверждение и, так сказать, применение аналогии – уместное, поскольку речь о том же наступлении и том же самом кавполку. В одной ли цепи с «конногвардейцами» (из 41-й не гв. кавдивизии), или без таковых (детали вряд ли теперь узнаем), но в качестве главных ударниковв бой за Свиридове пошли …партизаны приданного кавполку Колединского партизанского отряда. Был и такой отряд – из д. Коледино Семлевского района. Почему мы смело говорим «главных»? Потому, что те, кто гибнет в уличном бою за деревню, – вот они и есть главные участники этого боя. И короткий штыковой удар – их, они ударники.

В течение вечера и всей почти с 24 на 25 марта 1942 г. кавалерийские подразделения 2-й Гв. КД выдвигались из деревни Годуновки походными колоннами по маршруту Таганки, Мал. Еленка, Субботники, Городище, Луги. В 9 часов утра прибыли в Луги. Днем через Бол. Еленку выдвигались поближе к участку предстоящего наступления. Бойцы с жадностью впитывали отрывочную информацию из бесед со здешними жителями и партизанами о последних боях и обстановке на этом участке. Ведь уже назавтра-послезавтра с реалиями этой боевой обстановки предстояло ознакомиться на практике.

26 марта 1942 г. в течение суток подразделения сводной группы полковника М.Н. Завадовского сосредоточились в районе Минино, Великополье, где проводили подготовку к наступлению. В ночь на 27 выступили.

27 марта 1942 г. весь день под Заречьем и деревней Свиридово шли ожесточеннейшие бои. Немецкие оборонявшиеся подразделения на деле доказали, что в феврале—марте относились здесь к противодействию партизанам как к серьезной фронтовой работе. Была отлажена система пулеметного, артиллерийского и минометного огня в случае советских атак. Атаки отбили. Десятки кавалеристов и партизан погибли. К примеру, один только Колединский партизанский отряд потерял в этот день убитыми в бою 14 бойцов. Выйти к большаку не смогли.

28 марта в течение суток немцы наносили бомбовые удары по атакующим подразделениям группы Завадовского и партизан полка Жабо. К юхновско-вяземскому большаку советские подразделения в этот день так и не пробились, увязнув (а возможно, и сознательно укрываясь от вражеских авиации и заградогня) в рощах и перелесках под деревней Свиридово. До большака отсюда более 2-х км, что означало для противника возможность продолжения бесперебойного использования этой коммуникации. В ночь на 29 марта 1942 г. советские атаки в направлении Свиридово, Маньшино, Сизово были отражены. 29—30 марта подразделения группы Завадовского были выведены из боевого соприкосновения с противником, отведены к деревне Минино, к селу Великополье. Наступление – если не имитация для галочки – выдохлось, не принеся никаких позитивных результатов. Конечно, для выживших и тем более погибших под артминогнем и бомбардировкой у Свиридово это было совсем не имитацией, а частью судьбы, может быть – главным в судьбе. Уж кому-кому произошедшее не выглядело главным событием в судьбе, так это «отцу-командиру» горе-отряда, полковнику М.Н. Завадовскому! Как говорится, кому война – а кому мать родна. Вот что пишет об этом П.А. Белов в своих фронтовых записках, т.н. походном дневнике, запись 4 апреля 1942 г.:

«Появился с докладом о роспуске отряда полковник Завадовский. Он очень доволен своим назначением на должность командира 18 гв. сд и полетит на ту сторону фронта на самолете. Однако я высказал ему свое недовольство безуспешными действиями отряда и понесенными при этом большими потерями».

Я другой такой страны не знаю, где после столь «успешного» командования, как в случае с Завадовским, распекаемый начальством человек был искренне счастлив и получал очень неплохую должность. Под знаменами Завадовского от 57-й кавдивизии остались рожки да ножки, несколько десятков людей в строю. Это равносильно слову «разбита». Расформирована. Потом командование сводным отрядом: и сами умылись кровью, и группе М.Г. Ефремова делом доказали – рассчитывайте лишь на себя. Но это ведь их проблемы, тех, кому самолетом в советский тыл не лететь. А что ж Михаил Николаевич? Он очень доволен своим назначением на должность…Из кавалерии в пехоту, из армии в гвардию, из окружения в советский тыл. Это не принципиально, не так ли? Главное – есть где развернуться, есть где очередную пользу Родине принести.

Безвестные партизаны, бойцы и командиры отряда приказ пытались выполнить, не удалось. Но теперь и П.А. Белов, и фронтовое командование могли, «сохранив лицо», с полным на то основанием сказать генералу М.Г. Ефремову: мы Вас (Вашу группу) не предали своим безучастным отношением. А раз с опергруппой Белова объединиться проблемно, так рассчитывайте теперь лишь на свои силы, причем ориентируясь на прорыв в восточном направлении, к армиям Западного фронта – 49-й, 43-й и, кстати, к своей же собственной, 33-й.