Текст книги "Ржевская дуга генерала Белова"

Автор книги: Александр Пинченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

В РАЙЦЕНТРЕ ВСХОДЫ И ВОКРУГ НЕГО

Январь 1942 г. Всходы, – районный центр Смоленской области. Всего 9 человек немцев, охраняющих военную комендатуру и администрацию. На январском партийном собрании решено: не оглядываясь ни на кого и ни на что, брать райцентр. Брать власть в свои руки.

Теперь-то, через 70 лет, нам кажется это само собой очевидным. Да и в советское время схема объяснения возникшей Всенародной борьбы в тылах группы армий «Центр» (таково название одной характерной из партийно-исторических диссертаций) уже была выработана и предельно ясна. Контрнаступление и затем общее наступление советских войск под Москвой, воодушевление народных масс, ждущих скорейшего освобождения от оккупации... Плюс десант, плюс кавкорпус Белова, плюс роль партии Ленина – Сталина. Из искры возгорится пламя!

Почти все было не так. Правда, искру таки дал актив партии Ленина – Сталина – их было 24 человека, большинство не из местных жителей. Борцы за идею? Какую идею – самосохранения государства-ордена ВКП(б)? Вряд ли в адских условиях оккупации той зимой, с чудовищными слухами, кто-либо о том задумывался, было не до философии. На деле партийная принадлежность здесь, видимо, имела лишь сугубо практические последствия. Действительно, воевать раньше и больше других неизбежно предстояло именно им:

а) имевшим партийные, военные и хозяйственные требующие партийности должности;

б) не сбежавшим в 1941-м на восток страны и потерявшим при этом всю перспективу карьеры;

в) не обустроенным и не имевшим возможности к легальному обустроению на территории района в силу прежнего должностного положения;

г) рисковавшим ежеминутно быть опознанными любыми недоброжелателями и пособниками оккупантов, выданными оккупантам и незамедлительно репрессированными: не Сибирь, конечно, поближе и без лишних хлопот – «надел землей...»

Отодвинем-ка в сторону сладкоголосые книжки о той войне нынешних, XXI века, столичных умников. Стоит самостоятельно войти в суть понимания происходившего в оккупации тогдашним советским общественным активом-элитой, в их психологическое состояние. Ладно бы только жуткие слухи о сбежавшем Сталине, о союзе с немцами Молотова. Это где-то там, далеко, по ту сторону линии фронта, если она вообще еще есть... Но были и тутошние информационные бомбы, да и не слухи вовсе: расправы с бывшими районными чиновниками, «развлечения» надевших повязки уголовников то с судьями, то с активистками, то с отставшей в октябрьском бегстве 1941-го женой советского начальника. Война была здесь, ушедшая на восток линия фронта никакого значения не имела. Выйди на деревенскую улицу, пройдись по ней, а еще лучше – рискнуть прогуляться до соседней деревни теми же дорогами, где недавно ходил и ездил хозяином своей страны. И вот тогда поймешь: надо что-то делать, долго отсидеться не получится.

При всем том это не были примитивные коньюнктурщики, беспринципные приспособленцы. Они верили в свое дело, в дело своей партии, ставшее их судьбой. Эти люди были на многое способны, социально активны, трудолюбивы. Они уже в предвоенные годы проявили себя как способные организаторы, наблюдательные и вдумчивые психологи, разборчивые в знакомствах и деятельные функционеры. Им лишь предстояло внутренне переключиться на личное участие в войне, на понимание каждого предстоящего своего дня как обычной, военной теперь, работы. Смертельно опасной, неизбежной и порой невыносимой работы, но вместе с тем и необходимой, единственно верной стратегии и тактики жизни. Это был их шанс заново обрести себя в жестком, изменчивом, но «прекрасном и яростном мире». И такое видение себя было для подлинного коммуниста не чуждым, уже знакомым. Их всех еще с Гражданской так воспитывала страна.

И вот теперь, хотя, говорят, Москва немцем взята и Сталин с личной охраной и золотым запасом уже давно в США, – воевать все же надо, ни на кого не надеясь – воевать! Фашистских полков на все наши просторы вес равно не хватит, оружие есть, а терпеть врага – пусть другие терпят. И дело не в партбилете. Немец не оставил этим людям иного выбора, кроме как строить свое будущее самим. «Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». Обстановка именно теперь, в январе, позволяла. Вчера было рано, завтра будет поздно.

29 января 1942 г. Всходы были освобождены без малейшего сопротивления. Трос немецких солдат сумели от партизан увернуться и куда-то убежать. Шестеро сдались в плен. Повозиться пришлось лишь с местным волостным старшиной, бывшим учителем немецкого языка, пытавшимся отстреливаться из своего дома. Но после гранатных взрывов в своих стенах любой уцелевший штатский сдастся. Взяли живым.

Удержать райцентр партизанам не удалось. Глава оккупационной гражданской администрации бывший агроном Моржаков выбрался из Всходов, известил о произошедшем военную комендатуру ближайшего города – Спас-Деменска. Во Всходы безотлагательно был немецким командованием направлен карательно-штурмовой отряд. Численность этого отряда предполагала перевес над любым небольшим (иных тогда и не было) партизанским отрядом, партизаны определили ее в 300 человек. Атака на райцентр была спланирована и осуществлена немцами тактически грамотно, с 4-х направлений дорог одновременно. То есть окружение с последующим уничтожением очагов сопротивления. Для всходских партизан это был первый серьезный бой, и многие не знали, как себя вести, не были морально готовы к хладнокровным действиям под пулями. 17 человек, не выдержав интенсивного пулеметного обстрела, погибли в перебежках по полю, пытаясь уйти в сторону леса. Уцелевшие, отстреливаясь и рассчитывая удачные моменты для перебежек, чуть позже все-таки ушли из райцентра в лес.

Пока каратели вели бессмысленную расправу над схваченными подозрительными жителями районного поселка, партизаны рыли мерзлую землю леса, строя землянки. Война не закончилась.

В райотделе полиции состоялось совещание руководящего состава. По окружавшим райцентр деревням были распределены полицейские, из местных жителей были назначены старосты, обязанного тесно взаимодействовать с полицией в даче наведения порядка в закрепленных за ними населенных пунктах. Ситуация с обеспечением партизанского отряда продовольствием из окружавших деревень резко ухудшилась. Но колесо судьбы вертится безостановочно, – уже наступил февраль 1942-го... Под Всходами знать не знали, что РККА вышла к Вязьме. Совсем же рядом, в Знаменском районе высадился советский десант. Вскоре первую весточку всходским партизанам подаст и генерал-лейтенант П.Л. Белов, кавполки и лыжбаты которого уже выдвигались на Вязьму с юга.

ВЕРТЕХОВСКИЙ КОШМАР

Важнейшим пунктом повестки дня в условиях открытого вооруженного противостояния для противоборствующих сторон стал контроль над коммуникациями. И если большаки имели лишь местное значение, то железнодорожная линия Брянск – Вязьма позволяла противнику быстро выдвинуть и в этот район, и в тыл советским регулярным частям, кавкорпусу и десантникам достаточную для перелома ситуации группировку.

Уже 15 февраля 1942 г. в районах станций Баскаковка и Вертехово партизанами «Северного медведя» была проведена боевая разведка. В результате разведки было установлено, что наименьший гарнизон противника – всего лишь 27 человек – был размещен в Вертехово. Именно в районе этой станции, таким образом, и надлежало ударить для перекрытия железнодорожного сообщения между спас-деменской и вяземской группировками врага.

Генерал-лейтенант П.А. Белов уже в этот момент рассматривал контролируемый «Северным медведем» район как наиболее вероятную базу размещения в дальнейшем тыловых служб, госпиталей и аэродромов 1-го га. кавкорпуса. 17 февраля командованием отряда «Северный медведь» через комиссара штаба 1-го гв. кавкорпуса старшего батальонного комиссара Резникова был получен приказ, в частности, требующий подбора места для посадочной площадки военно-транспортных самолетов из советского тыла. Естественно, воспрепятствование противнику на проходящей по восточной части Всходского района железнодорожной линии приобретало и для Белова, и для самих здешних партизан ключевое значение.

22 февраля 1942 г. П.Л. Белов направляет в отряд «Северный Медведь» очередной приказ, точнее – целую развернутую программу дальнейших действий отряда. На каком основании, спросите? А вот на каком: согласно пункту 5 этого же приказа, « отряд «Северный Медведь» с 22.2.42 переходит в личное подчинение в оперативном, отношении генерал-лейтенанту Белову». Текст приказа поражает своей жуковщиной (иного слова не подберешь!) – никакой помощи, никаких сроков (понимай – действовать безотлагательно), зато целая гора ...и не только мелких задачек! Белов среди прочего от партизан требует: выбить противника и со станции Вертехово, и из райцентра Всходы. Абсолютно жуковски-иезуитские в своей наивности и некоторые формулировки приказа, например в и. 1: «разрушить железную дорогу на ст. Вертехово и севернее до ст. Угра включительно». А «включительно» – это не иначе, получается, как взяв станцию Угра [3]3
  Штурмам группой П.Л. Белова ст. Угра посвящаем в настоящей работе целую отдельную главу.


[Закрыть]. Были и другие задачи (охрана подступов к беловским госпиталям, уничтожение мелких групп противника и др.), а значит – и для их осуществления требовались подразделения, но это уже проблема командования отряда. Хоть разорвитесь, а порадуйте «освободителя». Поскольку же первым пунктом в приказе числилась задача овладения станций Вертехово – се командованию отряда и предстояло решать в первую очередь.

В ночь с 23 на 24 февраля 1942 г. партизанами была произведена боевая разведка подступов к станции Вертехово, приблизительной численности вражеского гарнизона и характера возможных мер обороны противником станции. Однако дальнейшее развитие событий показало, что немцы удара не ожидали. Днем 24 февраля при партизанской атаке на станцию противник боя не принял и попросту бежал. Потерь не было. В качестве не очень-то пригодившегося «трофея» партизанами была захвачена переводчица, расстреляна. Подрывами в нескольких местах железнодорожного полотна возможность дальнейшего транспортного движения между станциями Вертехово и Угра была прервана. Одновременно была разрушена проходящая через станцию линия связи. Таковы были первые боевые события на станции Вертехово – скорая, легкая, бескровная победа партизан. Вряд ли кто-либо тогда предполагал, что когда война назначит обеим враждебным сторонам настоящую цену контроля над этой станцией, цена окажется очень даже серьезной.

Казалось бы, подорвите полотно, растащите рельсы где-нибудь подальше от станции – и забудьте про опасность контрмер противника. Когда гаинковские партизаны между Днепром и Ягодной Гривой так разобрали железную дорогу (линия Смоленск – Сухиничи), никаких атак крупными силами, никаких вражеских попыток восстановить движение не последовало. Однако на Угре было иначе – видно уж важна была, очень важна была для немцев тогда железнодорожная линия от станции Занозной на Вязьму. И начались бои, – с настойчивыми немецкими попытками восстановить эксплуатацию на поврежденном партизанами участке дороги.

Первая такая попытка была предпринята врагом уже 28 февраля 1942 г., когда на подходе к станции Вертехово показались бронеплощадка и 3 вагона с немецкими солдатами. Партизаны были готовы ко встрече. Последовал скоротечный бой, в котором из партизан было лишь трос ранено. А вот для противника обернулось хуже – только на путях партизаны обнаружили погибших 7 солдат и офицера. Остальные были увезены спешно отошедшим из-под партизанских пуль эшелоном.

1 марта – снова бой с подразделением, прибывшим для восстановления пути ремонтным поездом. На этот раз бой

произошел упорный, долгий – в течение всего дня. Немцы неоднократно пытались оттеснить партизан от железной дорога, но несли потери, не достигая успеха. Партизаны били не только из винтовок и пулеметов. Врагу пришлось ощутить и неплохо подготовленный минометный огонь. Немецкие потери были очень значительны. Пришлось уезжать восвояси. По партизанскому донесению с поля боя, убитыми у противника насчитаны 1 офицер, 42 солдата.

2 и 4 марта 1942 г. – очередные бои под Вертехово. Читая приводимые партизанами (не в книгах, упаси бог, – в журнале боевых действий тех дней) записи о понесенных противником потерях, иной раз могло бы и не повериться: 2-го марта – 39,4-го утром – 30 убитыми и ранеными. Но ведь, если вдуматься, поведи вдруг с 50 метров пулеметной очередью по вагону, битком набитому солдатами, со взгорочка, где поезд как на ладони – и потери у врага неизбежны. А если у вас станковых пулеметов не один, а три (бой 2 марта), и очередей не по одной, так по десятку убитых на один горячий пулеметный ствол – вовсе и не рекорд.

Партизанские пулеметчики в ходе этих боев стремились деморализовать врага ураганным огнем первых минут. Глазное было – не дать немцу высадиться из вагонов, иначе завяжется вязкий лесной бой, и неизбежно придется погибнуть или отойти. Успевших выпрыгнуть с платформы и вагонов, наиболее рисковых вражеских солдат уничтожали массированным прицельным огнем, пока один из пулеметов держал на прицеле оставшихся в вагонах. Партизанские минометчики также делали свою работу, вносили тем самым хаос в попытки немца разобраться в обстановке и организовать бой. Кое-кому из немецких солдат в ходе боя удавалось, правда, подстрелить партизан – но это были единичные ранения, которые па развитие боя существенно повлиять не могли. Убитых, как ни странно, у партизан не было.

Чтобы воспрепятствовать немецким пехотинцам и ремонтникам в попытках восстановить положение у Вертехово, 2 марта «Северный медведь» дополнительно к вертеховским разрушениям подорвал железнодорожный путь в 3 километрах южнее станции Баскаковка. 3-го, видимо, немцы занимались ремонтом этого участка, по уже 4-го снова были под Вертехово.

Этот день выдался особенно жарким и рекордно кровавым. Началось все стандартно: в 11.30 у Вертехово появился восстановительный поезд в составе 3 вагонов и 1 платформы. Далее – попытки высадиться и атаковать, пулеметный и минометный партизанский огонь, бегство врага. Сколько же еще раз доказывать, что проезд закрыт? Но нет – в 13.35 новая вражеская попытка, подошло уже 3 платформы и 3 вагона. Результаты – к трем десяткам солдат и офицеров, погибших и раненных утром, прибавилось не меньше, по оценке партизан – до полусотни. Восемь десятков! Тут бы самое место и возразить нашим словам, дескать, «врешь – меру знай». Мы б и сами оспорили такую статистику партизан, да нельзя, ведь именно из цифр потерь, видимо, исходили немецкие командиры при принятии дальнейших решений. Дело в том, что с кровавого того дня 4 марта 1942 г. немецкие «наезды» на Вертехово возьми, да прекратись!

...Запекшаяся кровь бурела на стали рельсов, бренчали под ногой россыпи гильз, «Северный медведь» немца на Угру не пустил.

2. НА ДНЕПРЕ

СТАРШИЙ ПОЛИТРУК ИЗ 1941-го

В популярных книгах по истории ВДВ, по истории первой широкомасштабной воздушно-десантной операции Великой Отечественной, операции Вяземской, – вряд ли когда-либо появится глава об этом человеке. Да и о роли его в партизанской борьбе 1942-го на Смоленщине: поинтересуйтесь – не писали и не пишут. Потому что совсем не ту, не книжную войну делали совсем не те, что «выдающиеся», люди. Люди настоящие, достойные памяти.

Павел Артемьевич Мельников – один из политруков 1941-го. Точнее – старший политрук. На левобережье Днепра, восточнее Дорогобужа, именно он организовал и возглавил вооруженное сопротивление врагу. Многие сотни окруженцев огромного «Вяземского каша» были сплочены в боевые единицы, вовлечены Мельниковым в совершенно новую для них войну – вряд ли ее назовешь партизанской. Эти люди, даже если кто из них и выжил, естественным образом не получили медалей «За оборону Москвы», хотя все, что они делали в октябре 1941-го, да и в декабре – январе 1941/42 гг., происходило на полях Московской битвы. А месяц непрерывной службы в действующих частях, как того требовалось для получения медали, им по справочкам не набрать, то-то. Наш разговор о неучастниках, таким образом, «Московской битвы», хотя именно им выпало в ней самое тяжелое и страшное: первые, разгромные дни и недели, и последние, захлебнувшиеся в крови, ее педели и даже (после отрсзаш1ыс «историками») месяцы. Мельников, один из них, руководитель сотен бойцов и командиров из частей осени 1941-го, тоже вне «истории»: велика Московия, а война неотступивших в 1941-м – здесь, вот она.

Они выжили в октябрьских боях первой военной осени не ради себя. Ведь чтобы уцелеть, спасти себя, стоило лишь выйти к прочесывающим леса немецким солдатам с поднятыми руками. Нет! Они оружия не бросали. Наоборот, подбирали и брошенное другими. Но это потом. А начиналось все жуткими событиями Вяземской катастрофы. У старшего политрука Мельникова, например, вот как.

Остатки 152-й стрелковой дивизии, окруженной противником в составе группировки войск Западного фронта,

14 октября 1941 г. сосредоточились в лесу западнее Вязьмы, на берегу одноименной реки. Прорыв сводной группы из этого леса возглавил командир одной из танковых бригад, а старший политрук Мельников с уцелевшей артбатареей огнем поддерживал атаку пехоты. В ходе боя снаряды были израсходованы, прорвавшаяся за речку пехота ушла вперед, но немцы восстановили свои позиции. Ночью Мельников с бойцами вплавь форсировал Вязьму и оказался в лесу, в блиндажах. 15 октября на восток пробиться не удалось, лес был блокирован противником. 16 октября после сильного артобстрела, когда Мельникова ранило в ногу, немцы пошли цепью прочесывать лес. Мельникову удалось, укрывшись под низкими, засыпанными снегом ветвями ельника, пропустить вражеских солдат всего в 5 метрах от себя, и остаться незамеченным. С этого дня начались скитания по лесам. Шел, несмотря на ранение, на снег и дождь раннего предзимья, под хмурым осенним небом – днями и неделями, подальше от насыщенного вражескими войсками района Вязьмы. В послевоенное время, когда пропагандистам-литераторам пришлось хоть что-то сказать по теме пленных, изобрели «ход»: дескать, были пленные герои, попавшие туда, конечно же, раненными. Оправдание! Один такой в советские годы получал к юбилеям высокие ордена, а в теперешней России, посмертно уже, до «Героя» невольно выслужился. А вот Мельников не выслужился. Он 18 суток с пробитой осколками ногой в одиночку ковылял по проселкам и лесам, не сдаваясь в плен. Был пистолет и пара гранат. Ни компаса, ни карты, пи продовольствия не было. В деревни не заходил. Вот что сообщает о пережитом сам Мельников в позже написанном отчете:

«Питался сырыми грибами, калиной. От плохой пищи сильно отощал, и дело дошло до того, что не в состоянии был продвигаться. Однако твердо решил – лучше умереть от голода, чем попадаться в руки противника. 3 ноября в одном из лесов нашел землянку (не плохую), в которой решил остановиться. Рана к этому времени не зажила».

Когда мы в теплой квартирке почитываем скупые строчки о судьбе человека, не киношного – настоящего, стоит остановиться, вдуматься. Октябрьские и ноябрьские ночи в лесах. Кровь, боль и голод. Несгибаемость. Мерзнувшие под колким снегом рано начавшейся русской зимы гитлеровские «почти уже победители», шагая к Москве, и не представляли, что за их спинами где-то остались и такие русские политруки. 4 ноября Мельников встретит в лесу двух бойцов, таких же окруженцев. Через три месяца старший политрук Мельников с лейтенантом Саратовским поведут уже восемь сотен (!) бойцов в первый штыковой удар. А потом еще и еще. Это будет война особая, без излишней деликатности. В атаку пойдут особые, не бросившие в 1941-м оружия бойцы и офицеры РККА.

КТО ПОСЕЕТ ВЕТЕР, ТОТ ПОЖНЕТ «УРАГАН»

Посеявший ветер – пожнет бурю... Почти каждому из нас известна эта давняя мудрость, рожденная где-то среди степных просторов Евразии. Известна ли она была пришедшим «нах Ост» обитателям густонаселенной центральной Европы? «Ост» – дело тонкое. А «цивилизованные европейцы», разбив здешние армии, сломав экономику и весь уклад прежней жизни местного народа, тут же осенью 1941-го захотели порядка! Одной из непродуманных мер наведения такого порядка на оккупированной территории центра Смоленщины явилась попытка «переучета военнопленных» оккупационными комендатурами в райцентрах. В частности, комендатурой Дорогобужа. Под военнопленными здесь подразумевались – и самими оккупантами, их пособниками, и местным населением – все осевшие в деревнях Дорогобужского и близлежащих районов т.п. окруженцы, военнослужащие РККА из разбитых в «Вяземском котле» армий. Одной из этих армий была 24-я, прославившаяся летом 1941-го под Ельней. В октябре се охватили с юга, прижали к старинному Ельнинско-Вяземскому тракту и здесь разбили, рассеяли. Слово «рассеять» в военной терминологии применяется для мягкого обозначения разгрома: когда речь о частях своей, а не чужой армии. Однако в нашем случае 24-я армия советского Резервного фронта была рассеяна скорее в прямом смысле – уж слишком лесной край в местах окончательного окружения ее главных сил, между рекой Угрой и притоком Днепра рекой Осьмой. Все бойцы и офицеры этой армии, не имевшие возможностей или твердой воли уйти осенью 1941 г. в восточном направлении на соединение с основными советскими войсками, все эти массы людей осели здесь, в глухих лесных деревнях. Кто-то раны лечил боевые, кто завел наподобие семьи...

И тут на тебе: перерегистрация. Многим из «военнопленных» был памятен тяжелый сапог вражеского конвоира тех дней, когда плелись на запад длинными колоннами. Убегали из таких колонн сами, выкупались и фальшиво выплакивались местными молодками и старухами, снова задерживались немецкими патрулями, и так иногда по нескольку раз. Ничего хорошего от перерегистраций и переучетов ждать не приходилось. Тем более, что слухи, – дыма без огня не бывает, – подтверждали собственные предположения: в Дорогобуже не переучет, а что-то типа лагеря, и многие уже не вернулись. Были в деревнях твердые политруки и командиры, не из бывших пленных, имевшие право и моральную силу убедить каждого, что выход прост: лес.

Немцы посеяли ветер. И получили партизанский отряд «Ураган». Так бойцы шутливо именовали и самого командира отряда – Л.Т. Калугина, одного из многих здесь окруженцев, открытого, смелого, решительного парня. Трудно сказать, чем он планировал подтвердить свой «имидж», наговорив окруженцам и местным жителям о себе небылиц. Он – попробовали бы не верить – и Герой Советского Союза, и подполковник танковых войск, и после приема в Кремле заброшенный сюда со специальным заданием. А задание – организация партизанского отряда. И ведь работало! Ежедневно и еженощно рисковал Калугин, рисковали его помощники, но людей для серьезных дел объединяли все больше. Проспала немчура...

Наступил новый год. 27 января 1942 г. в районах Абрамово – Таборы началась высадка советского парашютного десанта. Десантники в воспоминаниях и описаниях скромничают о том, кто помог им в незнакомом снежном лесном краю быстро организовать сбор групп и одиночек, чтобы выйти к намеченной еще в советских тыловых приказах Озеречне, атаковать ее уже вечером 28 января. Восполним пробел: помогай партизаны, в частности, помог отряд «Ураган» с его полуподпольными группами в деревнях района высадки десанта. Почему большинство групп, приземлившихся за пределами зоны «Урагана», было выловлено и перебито противником, а эти уцелели и быстро сорганизовались? Потому что именно здесь – в деревнях «Урагана» и более восточных партизанских отрядов – немцев и их пособников не было. «Ураган» в эти же сутки, 27-го, объявил сбор в Абрамово всех деревенских групп в отряд. По свидетельству Н.К. Майорова (тогдашнего партизанского коменданта д. Митюшино), Калугиным было объединено до 650 человек.

29 января 1942 года группой около 20 человек «Урагана» (в т. ч. с 3-мя десантниками и несколькими бойцами отряда Деменкова) проведен первый более-менее серьезный бой. Небольшой, но первый и важный потому бой – за старинное, при древнем монастыре село Болдино, на Старой Смоленской вековечной дороге. Немцев в селе было мало – по разным источникам, от 8 до 12 человек. В бою из них было убито (согласно докладной записке в политуправление Запфронта) лишь двое, остальные попросту сбежали. Со слов участников боя Н.К. Майоров сообщает о 6 убитых у баньки в селе и 1 убитом вражеском солдате у ворот монастыря. От пули последнего погиб один из десантников. Вот и все потери, В селе Болдине была восстановлена советская власть, уходить отсюда партизаны больше отнюдь не планировали. На повестке стояли наступательные, дерзкие задачи, не имевшие аналогии в истории войн.

Помимо собственных сил «Урагана», с ним воедино слился на положении роты отряд Феоктиста Николаевича Деменкова, контролировавший к этому времени лесной район, включавший деревни Сенная, Афонино, Ленкино, Кряково и Городок. Предварительная договоренность о том была достигнута еще до болдинского боя, а после него – Деменков приехал к Калугину, и отряды объединили. Командиром стал сам «Ураган» (А.Т. Калугин), комиссаром – Ф.Н. Деменков. В объединяемом из групп отряде были назначены командиры взводов и политруки. Численность слившегося из отдельных групп отряда впечатляет: не по нашей выдумке и не оценочно, а на базе тогдашней же документальной фиксации (докладная записка, не позже 10 марта 1942 г.) – на момент формирования аж до тысячи человек. Теперь, с такой силой, можно было уже проверить нервишки офицеров и солдат 155-го охранного батальона. До города было недалеко, а факт только что состоявшейся высадки советского десанта обязывал не засиживаться...