Текст книги "Ржевская дуга генерала Белова"

Автор книги: Александр Пинченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

НУТРО УГРАНСКОГО «ОРЕШКА»

А теперь, уважаемый читатель, прошу принять скромный сюрприз. Вдовесок ко всей главе об угранском провале войск П.А. Белова, автор считает необходимым упомянуть о возможной разгадке подлинной подоплеки угранского «орешка». Почему П.А. Белов стремился взять станцию и окружающий район, мы (с его слов) уже разобрались: оперативный плацдарм для отсечения ОПП В. Жабо и 4-го ВДК от группировки Белова следовало ликвидировать, и еще – трофейные снаряды раздобыть. Вот чего мы еще не касались, так это вопроса: зачем немцам понадобилась вся эта заваруха? Почему они так яростно и так долго дрались за этот небольшой клочок земли?

Итак, только факты:

1. На перерезанной советскими частями и партизанами, т.е. временно бесполезной для немцев железнодорожной ветке ими почему-то удерживается район одной из станций. Севернее – «русские», советские. Южнее станции не лучше – полотно железной дороги 8 километров проходит по абсолютно глухому лесному району. В феврале этот участок также перерезают партизаны, вернуть и контролировать его в условиях русской зимы и послезимья невозможно. Блокада? Да. Однако немецкий гарнизон на Угре это мало волнует. Они остаются!

2. С момента перехвата советскими партизанами 24 февраля 1942 г. железнодорожного перегона Вертехово – Угра (блокирования тамошнего гарнизона) начинаются с юга, извне района окружения, остервенелые, не считаясь с потерями, попытки восстановления немецкого контроля за этим участком дороги. Повторяем: не считаясь с большими потерями, и так раз за разом. Солдат не жалели!

3. В районе станции Угра – тыловом, далеком от «большого фронта» районе – почему-то находится не маленький пристанционный гарнизончик, а зачем-то целая группировка, удерживающая помимо самой станции еще и несколько населенных пунктов западнее. Не вокруг станции, а именно западнее. Центром удерживаемого района является отнюдь не железнодорожная станция, а почему-то село Вознесенье!

4. Район станции Угра и села Вознесенье занимают подразделения не охранных дивизий, не тыловых служб фронтовых (танковых и пехотных) дивизий, не отведенные в тыл на отдых и пополнение с фронта части, и даже не полиция. Кто же? – почему-то невесть зачем именно сюда прибывший инженерный полк. Об этом в советских книгах, как и позднейших, нет ни строчки. А вот Г. Афанасенков прямо говорит: «На Угре стоял немецкий инженерный полк».Вряд ли кто-либо найдет нам более компетентную в данном вопросе фигуру (с советской стороны), чем комиссар партизан, день за днем гибнувших на его глазах в боях с этими немцами. Полк инженерный!

5. Инженерный полк превращает окрестности села Вознесенье в настоящий укрепрайон: мощные минные поля, расчистка окрестностей от деревьев и кустарника, стандартный набор фронтовых укреплений, ряды колючей проволоки и еще раз мины. В целях крепкой, долгой (несмотря на блокаду, голод, отсутствие авиаплощадок) обороны!

6. Инженерный полк отбивает все советские попытки овладеть селом Вознесенье, – даже когда была уже потеряна группой «Хаазе» станция Угра, немцы уходят от железной дороги, отступают в Вознесенье и продолжают стойко удерживать окрестности церкви в этом селе, в Вознесенье!

7. В первые теплые дни, не раньше и не позже, на деблокирование группы «Хаазе» с юга выступает специальная штурмовая группа – усиленный (82-й) полк. К этой операции привлечены и части соседних участков, сотни и тысячи идут под пули, берут деревню за деревней, гибнут десятками, раненых сотни. Ради 5—6 сотен группы «Хаазе»? Солдат опять не жалеют!

8. Пробившись наконец к окруженным, их немедленно выводят из района Вознесенского «котла» и оставляют без какого-либо советского нажима и Вознесенье, и весь только что вбитый клин, захваченные пункты Сенютино, Троицкое, Вознесенье, Угра, Денисково, Комбайн, Марьино, Жуковка, Бол. Мышенка, Тереховка, Вертехово и Вербилово немцев больше вовсе не интересуют. Все делалось ради вывода из окружения группы «Хаазе»!

9. Группа «Хаазе» отводится именно по полотну железной дороги, причем с обозом и даже небольшим поездам.Лес Дачи Станкевича, если взглянуть на предвоенную карту, почти параллельно железнодорожной линии пересекают просеки – хочешь от Троицкого можно выйти на насыпь просеками на полпути к Вертехову, хочешь в полукилометре-километре от железнодорожной насыпи идти на юг налегке, не заблудитесь: цепочка довоенных росчистей, в долине р. Маковка у насыпи сплошная вырубка шириной в километр меж основной и объездной железнодорожными ветками, южнее сразу же Вертехово – лес оставлен позади. Но немцы идут не напрямик от Троицкого, а со станции Утра. Лезут повыше – на насыпь, где их видней советским пулеметчикам, и отходят единой многосотенной колонной, охраняющей обоз и поезд!

Каждый из вышеперечисленных пунктов можно и даже неизбежно должно бы завершать вопросом: зачем? Зачем затея в сотни новых убитых и раненых – для вывоза десятков раненых «Хаазе»? Это к вопросу о поезде, если бы в нем везли именно раненых, а не груз. Поезд в данной обстановке, если уж речь о раненых, – самое кошмарное средство их транспортировки: идет по насыпи, чтоб виднее для «русских», заметные и привлекающие издали внимание параметры вагонов, невозможность маневра, в случае подрыва насыпи по ходу движения – остановка и ожидание… полной катастрофы, ведь в случае атаки и под обстрелом из окружающего леса раненых с насыпи из вагонов аккуратненько и молниеносно не навытаскиваешь. Да и куда? – за ближайшими кустами «русские», партизаны Д. Крылова или полк А. Князева. Констатация: поезд был необходим не для крайне рискованной транспортировки раненых. Да и не целый поезд для таковых понадобился б. И обоз интересен: уцелевшим остаткам группы «Хаазе» после 10-и недель кровавого и голодного ада блокады больше думать не о чем, как о барахле из 4 деревушек? Да таких деревушек и в своем тылу полно, если выйти, если спастись. Не то. Ответ: поезда не хватало, оставшееся приходилось тащить обозом. Поезд и обоз везли нечто важное. Более важное, чем жизни солдат группы «Хаазе» и 82-го усиленного полка в придачу Более важное, чем десяток деревень вдоль железной дороги меж двух советских корпусов! Более важное, чем два с половиной месяца угранских боев!!!

Вся сумма обстоятельств угранских событий и связанных с этим вопросов находит-таки объяснение. Неожиданное, но ставящее все на свои места. Возможно, подсказка содержится в одной из публикаций авторитетного общероссийского периодического издания уже в XXI веке ^{68} . Подробно пересказывать и комментировать сообщаемое в указанном источнике не станем, предмет выходит за рамки нашей работы. Но выборочно, пожалуй, процитируем:

«…на берегу реки Угры, рядом с селом Вознесенье, находится кладбище, называемое Курганниками. На нем хоронили французских гвардейцев, почему-то застрявших здесь после войны 1812 года. (…)

А перед Великой Отечественной войной в этих местах появился странный немец по фамилии Мозер, выдававший себя за представителя известной фирмы. Как выяснилось позже, был он классическим шпионом и являлся сотрудником абвера. (…)

В 1942 году он снова оказался здесь и, возглавив специальную команду саперов, занялся поисками.

– Однажды Мозер, – рассказывает Никитин, – посетил наш дом в городе Гжатске, где мы в то время жили, и похвастался: клад обнаружен в нескольких метрах от камня – памятника наполеоновскому гвардейцу. (…)».

Так разоткровенничался перед журналистом «исследователь из Красноярска, живший во время Великой Отечественной войны в Смоленской области». О том, почему беседовавший с абверовцем про золотишко житель Смоленщины 1942-го оказался позже в Красноярске, гадать не будем. Но отметим словно нанизанное на единую красную нить: абвер, село Вознесенье, саперы (упомянутый Афанасенковым инженерный полк!), 1942-й, золото найдено…

Зыбкая почва гаданий и предположений нам мало приятна. Однако, поскольку документов такого рода никто напоказ не выложит, допускаем следующее. Сотрудники одного из отделов абвера после капитуляции Франции (июнь 1940 г.) получают там доступ к информации по «объекту». Местность «объекта» оккупируется лишь в октябре 1941-го, в предзимье под ноги вермахту не лезут: поработать можно и после взятия Москвы. Однако шаткость военной обстановки зимой заставляет спешить. Прибывают в Россию, создают вокруг «объекта» мини-укрепрайон. Саперам Мозера и группе «Хаазе» нельзя было уйти из Вознесенья раньше первого тепла, раньше апреля, когда земля начинает позволять работать с ней невзрывными методами. Когда задание было выполнено, для грузапотребовалась железнодорожная ветка и сопровождение в несколько сотен человек. Командующий Запфронтом Г.К. Жуков накануне отхода «Хаазе» отдает П. А. Белову «частное распоряжение (приказание) перехватить железную дорогу севернее Вертерхово»(дневниковая запись Белова за 10 апреля 1942 г.). П.А. Белов и его любимец А.В. Князев направляют сюда лишь часть сил 6-го гв. кавполка, и те «отбывают номер», наблюдая движение вражеского поезда и обоза. Непустых поезда и обоза.

Предоставляем читателю возможность самостоятельно прочесть о Кремле и старой Москве, о прошедшей по ним и по Смоленщине далекой теперь – двухвековой давности – войне. О растянувшемся на десятки верст при отступлении обозе Великой армии. Вот тогда можно будет более основательно оценить весомость произошедшего на Угре в феврале—апреле 1942-го.

7. ЧТО ПРОИЗОШЛО В ЕЛЬНЕ?

Главу о мартовском (1942) штурме Ельни, аналогично многим прочим главам нашего повествования, мы имели бы все основания назвать «Ельнинский провал»,ведь Ельня в итоге осталась за немцами. Но поскольку штурм Ельни осуществлялся только партизанскими силами, как и в случае со штурмом Дорогобужа – город был-таки взят, за исключением двух-трех зданий. Казалось бы, не провал, а успех! И вдруг отошли. Почему? Нет, конечно, масштаб событий таков, что никаких «вдруг» не было. И ворвались, и бились, и отошли не в одночасье. Попробуем разобраться в произошедшем.

ЧП РАЙОННОГО МАСШТАБА

К марту 1942 г., после сдачи немцами Дорогобужа и Глинки, в центре Смоленщины в руках оккупантов осталась из райцентров только Ельня. Вокруг советские партизаны. Но партизаны—разных партизанских полков, не имевшие (кроме руководства Западного фронта) никакого единого над собой командования. А как же П.А. Белов? Да, отданным ему 1 марта 1942 г. распоряжением главком Г.К. Жуков определил подчиненность именно Белову всех партизанских сил окружавшей 1-й Гв. КК местности. Однако, сообщая о том в мемуарах, П.А. Белов делает важную оговорку относительно тонкостей последующей субординации: «Но крупные отряды, такие как “Дедушка”, имени Лазо и “ФД”, продолжали получать приказы и непосредственно из штаба фронта, что затрудняло руководство и вносило путаницу» ^{69} .Вспомним средневековую Европу с ее веками выстраданным опытом. Аксиомой субординации было: «вассал моего вассала – не мой вассал». В сталинской стране Хозяин и его вассалы учебников истории то ли не читали, то ли не чтили: зачем нам чье-то? своей истории наделаем! Подчиненный моего подчиненного – еще как мой подчиненный, дважды и трижды. Причем будем приказывать и тем и другим, не ставя в известность остальных. Больше братских могил? – ничего: лес рубят, щепки летят. И с такой-то философией пытались рулить огромной страной на самом крутом вираже…

Может быть, командование Западного фронта и без П.А. Белова, вместо Белова блестяще справлялось весной 1942-го с руководством действиями смоленских партизан, с координированием их совместных операций? Никак нет. Главный, показательнейший пример – мартовский партизанский штурм города Ельни. Штурм провалился. Атаковавшие подчинялись… собственно говоря, никому. По сей день так и не опубликовано какого-либо приказа комфронта по штурму (1942) Ельни, с возложением командования штурмующей группировкой в районе ее предстоящих действий на конкретное лицо. А ведь шли в бой партизанские полки различной подчиненности, да и старших по званию в той обстановке среди партизан не выищешь, если кто и знаком с уставом РККА. Но генерал-лейтенант Белов партизанам в случае со штурмом Ельни, благодаря комфронта Жукову, получается, – никто.Белов руководил в эти дни совсем иным штурмом в совсем иной местности. Так что здесь сработало именно указанное П.А. Беловым исключение из правил. Белов не только не возглавлял атаковавшие Ельню силы, он даже не знал о составе группировки, штурмовавшей город. Его интересовала Угра. Учитывало основной беловский интерес тех дней и командование Запфронта, которое как-то и не посчитало нужным Белова о штурме Ельне толком уведомить. Белов даже не знал ни самого замысла, ни того, как предполагалось развертывание событий. 26 марта он радировал в штаб Западного фронта: «Прошу разъяснить, почему “Дедушке “ даются задачи не через меня, так как он подчинен Главкомом мне. Весь ли отряд должен действовать на Ельню или часть сил» ^{70} .

Ладно, Белов выполнял иную задачу. Так назначили бы иного – того же генерал-майора В.К. Баранова или, например, полковника М.Э. Москалика. Это, так сказать, из «здешних». Были спецы и в штабах Запфронта и его армий, взять хоть подполковника Н.Н. Архангельского, прекрасно показавшего себя позже в организации и координации партизан на Брянщине. Нет! Пущай кто захочет, тот в Ельне и воюет. Да, именно так. И это потому, что первоначальная инициатива на данную операцию партизан исходила вовсе и не от самого командования фронта. Оказывается, в «волшебной» сталинской стране можно (и ой как нужно!) было подсказыватьлобастым звездачам, что делать на следующем этапе. Жукову подсказали… нет, не военные, – штабных смертников в РККА не было. Посоветовать насчет штурма главкому Г.К. Жукову смогли себе позволить лишь партизанские лидеры, причем из гражданских, из ельнинских чиновников внутрирайонного уровня. То есть те, кому Ельня была нужнее. Дав подобное разрешение, Жуков ничем не рисковал. В состав частей Запфронта партизанские полки в тот момент не входили. Так что раз сами напросились, сами в случае неудачи и погибнут.

Если перейти к деталям, предыстория ельнинских событий такова. Ближе всех к городу – подразделения партизанского полка им. С. Лазо. Именно этот полк, именно его руководители проявили наибольшую заинтересованность в овладении райцентром. В характеристике командира и комиссара полка С. Лазо есть малозаметный, но принципиальный штрих: в отличие от руководителей иных крупных партизанских формирований центра Смоленщины только эти двое были из местной (районного уровня) предвоенной политически-хозяйственной элиты. Командир лазовцев – председатель Коробецкого сельского совета, комиссар – 2-й секретарь Ельнинского районного комитета комсомола. Это немаловажно, – не стоит закрывать глаза на такие «мелочи», как субъективная мотивация лидеров. Роль личности в истории,иными словами – личностные установки, интересы и мотивы лидеров массы – не на пустом месте были признаваемы авторитетами марксистской истории и философии. И если попробовать взглянуть на ситуацию глазами командования лазовцев, то она выглядит очень понятно: год назад ты в районе был на одной из нижних ступеней муниципальной иерархии, хотя немного и известен. А ныне, когда под твоей властной рукой две тысячи вооруженных человек, ты в силах пройти по райцентру настоящим хозяином. Пусть в военном контексте, но полным хозяином.

Отличие и особенность полка «С. Лазо» от иных здешних партизан: к моменту подготовки удара на Ельню в этом полку находилось двое советских офицеров – они были специально прибывшими сюда представителями штаба и политуправления Запфронта: капитан М.М. Осташев и батальонный комиссар А.И. Разговоров. Регулярно производились сеансы радиосвязи со штабом Западного фронта. У полка им. 24-й годовщины РККА никаких подобного рода представителей не было. Не было, соответственно, и инструмента властного воздействия на соседей. Зачастую инструмент подобного рода превращается и в инструмент интриг. Так вышло и здесь. Как показывает анализ произошедшего, представители Запфронта не оказались нейтральными «свидетелями и судиями» по неблагоприятным итогам операции, они откровенно прикрыли лазовцев, сваливавших и в войну и после вину за провал на «Годовщину». Забегая вперед, отметим два интересных факта. Первое: в состав специальной комиссии, расследовавшей причины неудачи штурма г. Ельня, входил один из представителей штаба Запфронта при полку С. Лазо – старший политрук М.М. Осташев, выводы этой комиссии возлагали основную вину за провал на командование полка им. 24-й годовщины РККА. Услуга ли, заслуга ли это М.М. Осташева перед командованием полка им. С. Лазо – судите сами. И просим здесь обратить внимание на второй факт: хотя представители штаба Запфронта подчинены вовсе не руководству полка С. Лазо, и оценивать их работу должно бы штабу фронта, почему-то именно М.М. Осташев (инструктор 8-го отдела политуправления Запфронта) удостаивается летом от лазовских руководителей представления к ордену, и не какому-нибудь, а Красного Знамени! Была летом у лазовцев изумительная возможность, когда ордена – десятками, причем не расписывая индивидуальных заслуг и дат подвигов, а так – номером эдак 27-м в списке тех, кому «Красное Знамя». Какой был список, такой Жуков и подписал. И Осташеву орден прошел. Допустим, очень заслужил, вот и отблагодарили… Но ведь перед кем заслужил, именно те и похлопотали!

У нас, как и у любого нечиновного исследователя в РФ, крайне ограничен документальный массив для объективной характеристики организации и организаторов штурма Ельни. Но в этом пункте нам вольно или невольно помогает свидетельство лазовского комиссара, детально разъясняющего эти обстоятельства. Объем цитаты, надеемся, оправдан:

«Накануне штурма Разговоров в телеграмме в штаб фронта высказал соображение, что для оживления боевой деятельности полка имени Сергея Лазо было бы целесообразным отдать ему приказ на занятие Ельни. Командование поддержало это. (…) …командование фронта по рекомендации Разговорова одновременно приказало партизанскому полку имени 24-й годовщины РККА и полку народных мстителей Глинковского района (одним батальоном) оказать нам поддержку.

Согласовав с Разговоровым, штаб полка имени Лазо издал приказ, в кагором определялись задачи не только наших батальонов, по и соседних полков во время атаки на Ельню. Но это были самостоятельные партизанские части, формально наш приказ не имел для них силы закона, а связаться с ними и разработать совместный план мы не могли. Учитывая это, Разговоров откомандировал в полк имени 24-й годовщины РККЛ капитана Осташева, который и должен выполнить эту миссию, а также координировать действия партизанских отрядов» ^{71} .

Вот кто, оказывается, заварил «ельнинскую кашу». Субъекты таковы:

1. Командование партизанского полка имени С. Лазо. Инициировали штурм в беседе с представителем политуправления Запфронта А.И. Разговоровым.

2. Батальонный комиссар А.И. Разговоров. Озвучивает перед штабом Запфронта мысль о необходимости и возможности штурма Ельни, якобы «…для оживления боевой деятельности полка имени Сергея Лазо…».

3. Командование Западного фронта. Если верить лазовскому комиссару, командующий войсками Запфронта Г.К. Жуков издает приказ на штурм Ельни, причем с «Лазо» приказано участвовать в штурме и соседним партизанским полкам.

Так-так-так… С рецептом и инициаторами понятно. А кто же оказался в ответе за ельнинскую операцию, за ее ход и результаты? Те ли, по логике, кто именно «заварил кашу»? Нет. Ошибется тот, кто укажет на кого-либо из вышеуканных субъектов, так сказать, ельнинской истории. Большие начальники в нашей стране никогда не виноваты! В рецепт командного авантюризма входят: бездарность, равнодушие, отстраненность, изначальное перекладывание ответственности на плечи проявивших инициативу. Но здесь и разрешение (даже «приказ») действовать, – авось что получится. Кончалось провалами. А они заранеене виноваты… И с Ельней получилось именно так.

КОНКРЕТИКА ШТУРМА ГОРОДА

В бой на Ельню шло семь партизанских колонн, у каждой были руководители. Вот все семь нянек кашу и варили… Семь штурмовых колонн, привлеченных к штурму Ельни, таковы:

1). 1-й батальон полка им. С. Лазо. Командир – старший лейтенант В.И. Медведченков.

2). 4-й батальон полка им. С. Лазо. Командир – батальонный комиссар И.И. Черкасов.

3). 5-й батальон полка им. С. Лазо. Командир – старший политрук И.Е. Майоров.

4). Сводная колонна рот из состава 1-го и 2-го батальонов полка им. 24-й годовщины РККЛ. Руководит ими комиссар этого полка.

5). 3-й батальон полка им. 24-й годовщины РККА. Командир – В. Мехоношин.

6). 1-й батальон глинковского (3-го) полка из состава соединения «Дедушки». Командир – капитан В.П. Плешкевич.

7). 3-й батальон глинковского (3-го) полка «Дедушки». Командир – Н.К. Юрков.

Обратим внимание: ни командир полка «Глинка» СИ. Иванов, ни командир полка им. С. Лазо В.В. Козубский – которому, кстати, и было формально приказано руководить всей операцией – пойти со штурмующими в город не поспешили. А вот комиссар полка им. 24-й годовщины РККА Г.С. Амиров пошел. Пошел бы и командир этого полка, но не мог, будучи болен. По свидетельству партизан полка, в последующие дни и он находился в районе боев.

Как ни странно, по сию пору внятного, последовательного, хронологически определенного, детального изложения партизанского штурма Ельни в литературе нет. Это и неудивительно: участники событий из разных полков («партий») публиковали в послевоенные десятилетия удобную себе и своей «партии» версию. А потом? Потом, да и теперь, неучаствовавшим прояснить дело уж тем более трудно. Внимание к деталям обычно способствует установлению истины по делу. Но когда дело делается тысячами людей, в городе, в течение нескольких суток, когда главное – ночами и без лишних свидетелей, когда приказания все устно и документальных приказов не отдается (не сохраняется), когда сон лишь урывками и счет дней теряется, когда впервые вражеские самолеты и танки имеют задачей уничтожить именно тебя, а ни патрон, ни гранат не осталось… Вот и в мартовской Ельне 1942 г. все сложней. Мало того, что у семи нянек дитя без глазу, так еще и у всякого Федорки свои отговорки!

В представленной на сей день хронологии ельнинских событий много путаницы. Казалось бы, убедительны даты штурма, отраженные в документации (оперативных донесениях) штаба группы армий «Центр». Немцам ни к чему было что-либо подгонять под ту или иную устраивающую кого-то версию. Деловая обеспокоенность именно в тот момент, который опасен. Конкретика принятых мер и достигнутые результаты. Однако и здесь вера исследователя не стопроцентна: если с началом партизанской операции все достоверно, то о благополучном для немецкого командования завершении событий ему можно бодро отчитаться десятком часов, а то и сутками позже (утренное оперативное донесение штаба ГА «Центр» за 28 марта), чем реально отошли из города партизанские арьергарды. Основные события ельнинского штурма произошли с вечера 22 марта по ночь на 27 марта 1942 г.

Проще всего было атаковать город с юга – из района д. Селиба, и северо-запада – от Чанцово. Эти пункты, в 2—3 км от Ельни, занятые партизанами без излишних хлопот, позволяли ворваться в город одним рывком. И ворвались! Еще до полуночи 23 марта севернее железнодорожной линии, вдоль нее в город вошли подразделения 3-го батальона глинковцев. А севернее, в нескольких сотнях метров от 3-го, повел бой за кирпичный завод 1-й батальон глинковского полка. Не без боя, но все же ошеломленные натиском, немцы вскоре оставили территорию завода, отошли к центру города. Тем временем с юга и юго-запада, по Смоленскому большаку и от Селибы, в город вступили лазовские батальоны. Возможно, это произошло чуть позже, чем атака батальонов глинковского полка, ведь те никакого боя лазовцев не слышали, потому и закрепились в районе кирпичного завода. Можно говорить о несогласованности действий полков уже в ходе атаки на городских окраинах. Однако, так или иначе, партизаны и в атаке с южного направления застали противника врасплох.

Решительные штурмовые действия партизан в городе требовали флангового обеспечения – изоляции вражеского гарнизона от сильных группировок, способных прийти ему на помощь. Западнее Ельни одна из рот 5-го батальона полка им. Лазо перехватила Смоленский большак у д. Петрово. Сложнее пришлось выполнять аналогичную задачу к юго-востоку от города. Здесь первой штурмовой ночью 2-й батальон полка им. С. Лазо (П.П. Симуховича) повел бой за Данино и взял эту деревню на ближних подступах к Ельне. Частью сил батальон выбил немцев из д. Рябинки, немцы бежали. «Калужский» (Спас-Деменский) большак на участке Ельня – Самодурово, как и требовалось, был партизанами 2-го батальона перехвачен. Уже после завершения операции, на «заседании совета отряда» (именно так названо это в соответствующем протоколе) в полку им. С. Лазо, представитель политуправления Западного фронта А.И. Разговоров особенно отмечал боевую работу батальона Симуховича: «хорошо действовал 2-й батальон– это замечательный пример…»

Слаженность, мужество и отвага в атаках батальона П.П. Симуховича неоспоримы. Однако кроме субъективных обстоятельств отметим и очень важное объективное условие, повлиявшее на успешность атак в первую ночь штурма: до атакуемых деревень Данино, Самодурово, Рябинки батальону с занимаемого рубежа Стар. Шевелево и лес западнее требовалось пройти лишь 4 километра.

Совершенно иные, крайне неблагоприятствующие условия имелись для начала операции батальонами полка им. 24-й годовщины РККА. И любое обвинение этого полка в несвоевременности первой атаки – лишь показатель предвзятости, уход от правды. Штурмовая группировка полка им. 24-й годовщины РККА вечером 22 марта 1942 г. начала выдвижение к городу двумя колоннами. Северная колонна с командованием полка следовала из д. Некрасы на Клемятино, Юрьево, Ярославль. Южная колонна была сформирована в д. Холбни, вечером выступила поротно на запад, к Ельне. Посмотрите на карту: от Холбней южной колонне до Ельни 20 километров! Столько же и от Покровского северной колонне. Даже не добавляем к этому учет отрезка от Некрас (откуда двинулись штаб полка и штабная рота) до Покровского, это 15 километров. Речь даже не о «мелочах» – о дальнем расстоянии, снегах и морозе, усталости после такого марша. Речь о ресурсе времени. Марш штурмовых рот совершался в темное время суток, и никакого иного варианта действий быть не могло. Даже в случае своевременного оповещения командования полка о начале операции, выступи батальоны днем 22-го, – риск срыва операции вдесятеро выше: агентура врага (в экстренных условиях под Ельней ею применялась ракетная сигнализация), видимость партизанских колонн для вражеской авиаразведки, вероятность быть обнаруженными у небольших гарнизонов окружавших Ельню деревень, а значит – увязнуть в бою, поднять по тревоге ельнинский гарнизон.

Лишь к утру 23 марта 1942 г. роты полка им. 24-й годовщины РККА вышли на рубеж атаки непосредственно восточнее, северо-восточнее города. И ни лазовцы, ни кто-либо еще в подобных условиях добраться раньше того не успели бы. Командный пункт штурмовой группировки «Годовщины» – д. Гречино, или же Гричаны, ближе к основному оборонительному рубежу 1-го батальона. Артиллерийская группа полка в длительном переходе зимним бездорожьем отстала от пехоты. Но вышедшим к городу стрелковым подразделениям следовало не мешкать, ключом к успеху была внезапность.

Несмотря на усталость, без проволочек роты развернулись в цепи и пошли на город. Штурмовые группы полка с ходу ворвались в Заречье (обособленный восточный район Ельни), быстро вытеснили небольшие вражеские группы из этого района. Был захвачен немецкий госпиталь. Чуть позже к северо-востоку от Заречья одна из рот установила свой контроль над территорией винзавода. Подоспевшая наконец артиллерийская группа полка заняла огневые позиции в Князевке, 1 км восточнее Ельни. Утром она начала уничтожение огневых точек врага в городе, чем позволила пехоте существенно продвинуться вперед. 2-й партизанский батальон Г.Г. Ковалева, наступая в южном направлении, перерезал т.н. «Калужский» большак, вышел к линии железной дороги, где вступил в локтевую связь с подразделениями лазовского полка.

Атаковали город и батальоны полка имени С. Лазо, в ходе боев занявшие льнозавод, больницу, высоту «Городок», территорию МТС, здание военкомата с прилегающими улицами. Когда, в какой период все это происходило, читателю советской историографии абсолютно ясно: в первую же ночь штурма. Однако для исследователя событий, попытавшегося создать и проанализировать хронологическую схему-таблицу штурма с привлечением различных (архивных в первую очередь) источников, – время главных успехов лазовцев в Ельне вполне может оставаться и под вопросом. Есть странное и в мемуарах. Например, А.Ф. Юденков в одной из книг сообщает, что 4-й батальон полка им. С. Лазо от высоты «Городок» дальше «продвигаться не стал, опасаясь перебить бойцов полка имени 24-й годовщины РККА» ^{72} .Что-то не верится в светские любезности: «– Извольте пожаловать», «– Нет-нет, только после Вас…» Не та обстановка. Позвольте, и это ведь в самом начале штурма! Когда «Годовщины» в городе еще не было.

Атаки полков на город были разновременными. Слабость оккупационного ельнинского гарнизона привела к постепенному его вытеснению партизанами из большинства районов этого небольшого города. Лишь к исходу вторых суток боев ельнинский гарнизон противника получил реальную помощь извне. Из сообщения коменданта тылового района при штабе 4-й немецкой армии, включенного в утреннее оперативное донесение штаба ГА «Центр» за 25 марта 1942 г.:

«Группа “Габленц”: В результате упорного кровопролитного боя полицейской роте, поддержанной штурмовым орудием, удалось ворваться в г. Ельня с востока и в 2 час. 00 мин. в ходе ожесточенных уличных боев установить связь с гарнизоном в северо-западной части города» ^{73} .

Однако немцам удалось лишь усилить свою городскую группировку, перелома в течение боя еще не произошло. Подразделения 5-го батальона полка им. С. Лазо в ночь на

26 марта контролировали в городе район севернее железнодорожного переезда у здания МТС ^{74} . Передовые группы батальона вели бои за район оккупационной комендатуры и нескольких прилегающих к ней зданий.

Еще 24 апреля 1942 г. появились первые признаки, мягко выражаясь, ослабления наступательного порыва подразделений полка им. С. Лазо. Вот свидетельство Г.С. Амирова: «…уже 24 марта мы узнали, что малочисленные подразделения Казубского, израсходовав полученные от нас боеприпасы и не добившись сколько-нибудь заметного успеха, не выдерживают яростных контрударов гитлеровцев и начинают отходить; …К вечеру остатки батальона лазовцев (около сотни партизан) были вытеснены противником в наши боевые порядки, и около тридцати фашистских танков и самоходок прорвались в город» ^{75} .Кто-либо резонно заметит: нашли «свидетеля», комиссар-то «Годовщи-1Ш» – это ведь один из выставленных теми же лазовцами в качестве «крайних» за неуспех штурма. Хорошо. Приведем собственно лазовские свидетельства, правда, с трудом поддающиеся прочтению в ряде мест протокола обсуждения ельнинских боев от 28 марта 1942 г. Скромничающий почерк ведущего протокол вряд ли случаен, как и указание лишь должностей вместо имен и фамилий. Итак, слово батальонному комиссару И.И. Черкасову: