Текст книги "Стрингер. Летописец отчуждения"

Автор книги: Александр Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Далеко еще?

– Не знаю, – честно признался Саян, рассматривая автомат, – Общаги начинаются за посадками. Там забор раньше был… Щас не уверен. Ты знай. Тут зомби мотыляются, в основном все агрессивные, не то что в Припяти или Чернобыле.

– Понял… – кивнул Смертин.

– Радар… он облучает. Ты даже сам не поймешь… Хер ее знает, как дальше лезть.

– Ну не обратно же возвращаться.

Мамка крался по взгорку, выбирая позицию. Он старался быть хладнокровным, но не мог. Внизу, по аномальному лугу ползли ОНИ. Такие беззащитные и испуганные. Такие жалкие. Самое главное, что среди распластавшихся копошащихся тел Мамка увидел «монолитовца»-коротышку.

Митя испугался. Губа предательски задрожала. Ему было страшно. Он панически боялся, что коротышка сейчас ошибется и Зона его приберет. Сама отомстит. Не оставит на откуп Мамке, которого так любит.

В предвкушении близкого финала, у Мити загорелись кончики пальцев и щеки. Нельзя! Никому нельзя его обижать! Он никогда не простит и не позволит. Больше никогда!

Кожа начала зудеть, Мамка раскраснелся и разволновался. Надо глубже дышать. Вдох, выдох. Чтобы хоть немного унять сладкую накатывающую ярость, укротить до поры до времени, запереть, не пряча далеко ключик. Щека предательски дернулась. Мамка понял, что начинает терять над собой контроль.

Глаза жадно выхватили густой клок высокой, по самую грудь, лебеды. Как раз на склоне. И «монолитовцы» будут как на ладони, никуда не денутся, никуда не спрячутся.

Он сам так и не понял, как выбрался из «ведьминого круга». А ведь во второй раз. Просто засек тот самый одинокий дубок на опушке, закрыл глаза и медленно пошел вперед. Шаг за шагом. Когда открыл, стоял уже на взгорке, будто невидимый лифт забрал его около дуба, а раскрыл двери только метров через сто.

В Зоне нет ничего странного.

В лебеде что-то зашевелилось. Мамка насторожился, плавно прицелился. Не хватало еще пальнуть и все испортить.

«Не надо этого. Не надо!», – взмолился Митя, приближаясь к белесым высохшим тростинам.

Перед самым носом, басовито каркнув, вспорхнул ворон. Хорошая примета. Значит там безопасно. Эти хитрецы так просто к земле не приближаются. Осторожничают.

Мамка засел в самом центре, устроив импровизированное гнездо. Он поломал загораживающие обзор кусты, глотнул воды, прикинул маршрут отхода и принялся ждать. «Монолитовцы» были уже близко.

Кожа все чесалась. Так всегда, когда Мамка выходил на охоту. Проникнув в Зону, он понял, что здесь легко и вольготно. Не шмыгали вездесущие прохожие, не сидели по лавкам бабульки, не верещала надоедливая ребятня. И что самое важное – здесь не было милиции. Ее Мамка боялся больше всего. Один раз он чуть не попался. Когда в подворотне разбил бутылку о голову одного парня. Тот сам был виноват. Сказал, что такому ублюдку нечего делать на этом свете. А Мамка в ярких красках показал ему другой. Он точно помнил, что ударил восемь раз. Бил до тех пор, пока стекло не разлетелось мелкими осколками, запачканными кровью. А потом Митя взрезал горло. Парень хрипел и смешно дрыгался, суча ногами. Модные и наверняка дорогие расклешенные джинсы покрылись бурыми пятнами. Он разодрал на нем рубашку и написал острым краем «гад». Нельзя Мамку обижать. Ему от этого плохо. В глазах все темнеет, а кожа начинает чесаться.

Были и другие. Он даже помнил толстую тетку, которую раскромсал кухонным ножом. Раскроил, пока та заливисто верещала, и смотрел, как конвульсивно вздрагивает сердце. Сначала оно жило, а потом притихло. Не сразу. Удары стали реже и мельче. Мамке это очень понравилось.

Не надо его обижать.

Никто, даже Ломоть, не знал, что иногда Мамка охотится. В такие дни он не брал с собой рюкзак, только бросал в карман аптечку, пару сухарей и банку горошка. Митя умел ждать. Он выбирал исключительно одиночек. Терпеливо подкарауливал их из засады и стрелял точно в головы.

«Не нужен этот город, и машина не нужна», – вдруг осознал Мамка.

Она специально отняла у него артефакты, чтобы он остался. В городе жизни не будет и свободы, и охоты тоже не будет. А как же ему без охоты?

– Спасибо, – беззвучно прошептал Мамка.

Теперь коротышка выбрался и отдыхает. Самое время.

Митя прицелился, поймав голову сектанта в узенькую щелочку на планке. Осталось только совместить с мушкой и опустить чуть ниже. Под «яблочко», потому что «болтовик» всегда забирал вверх, даже из положения лежа. «Мелкашка» – та тихоня. И стреляет слабым щелчком и отдачи никакой. А карабин – вещь ядреная, из него так и прет ярость. Как из Мамки.

Дыхание участилось. Это плохо. Папа в тире всегда говорил, что перед выстрелом надо успокоиться и ровно выдохнуть.

Сейчас. Сейчас придет оно. Сейчас.

Коротышка лежит и ничего не подозревает. В этом-то весь и смысл! Вся соль. Убивать в страхе, как в «ведьмином кругу», – совсем плохо. Лучше выцеливать жертву, когда она беззащитна и находится в неведении. Тогда Мамка чувствовал себя королем положения, вершителем судеб. Только ему решать – жить или нет. Только ему и никому больше. Мамка всегда давал отрицательный ответ на этот простой вопрос.

Лоб горел, в паху приятно потягивало, в живот потекла сладкая нега. Дыхание стало ровным и размеренным. В голове нарастал знакомый гул, ширился, ширился, а потом разорвался, даруя Мамке бесконечное, охватывающее каждую клеточку тела счастье.

Мушка– голова-мушка-голова.

Палец дрожал в возбуждении, и Мамка дал ему волю.

Эйфория.

Она была бы еще насыщеннее, если бы Мамка знал, что убил сектанта в один из самых счастливых моментов его жизни.

С пригорка ухнуло. Голова Саяна вмазалась в глину и снова откинулась вперед. Он медленно сполз в тину, неестественно скосившись вбок. Из приличной дыры над правой бровью текла скупая струйка крови.

Смертин среагировал поздно. Он долго таращился на труп старшего, не в состоянии сообразить, откуда у того за спиной появилась алая клякса, смешанная серой кашицей.

– Ложись!!!

Это бочка орал, и Алексей был склонен ему верить. Он повалился на дно канавы, прячась за телом бригадира. Мертвым телом! По сути, куском мяса в монолитовском комбинезоне!

Нет, он, конечно, желал смерти Саяну, но это были всего лишь фантазии. Злость, может быть… Что угодно… Но видит бог, сейчас он этого не хотел!

– Ложись!!!

Бочка огрызался в ответ, кроша одиночными выстрелами кусты на взгорке. Кляп схватил стрингера за шкирку, как щенка и потянул куда-то вверх.

– Уходим!… Уходим!… Бочка!

Он толкнул его вперед, к полосе тополей, за которыми уже виднелись полуразрушенные пятиэтажки. Смертин посмотрел чуть дальше и увидел глыбу радара. Невыносимо огромные квадраты антенн, по сравнению с которыми он был насекомым, мелкой пылинкой. Они были выше «Останкино». По крайней мере, так казалось.

– Да иди же ты!

Алексей забуксовал по грязи, зацепился коленом за некстати подвернувшийся корень, упал. Резво вскочил, пробежал несколько метров и снова растянулся. Сзади кто-то матерился.

– Давай! Давай!

Замелькали деревья. Страшные, искореженные и совсем сухие. Будто огромный великан выжал из них последние капли влаги и воткнул на место. Между белесыми стволами петляла тропинка. Смертин даже думать не хотел, откуда она здесь появилась. Такая ровненькая и чистая. Совсем без вездесущих веток.

Узбек пинками выгнал его на небольшую поляну.

– Стой!

Алексей упал, дополз до ближайшего ствола и затих. Рябой привалился рядом. Бочка выбежал в самый центр, едва не столкнувшись с узбеком. Лысый доковылял позже всех.

– Фу!

– Пиндос! Что за хрень! Я так и не въехал! – снайпера переполняли эмоции.

Кляп стоял напряженный, готовый сорваться в любой момент. Он молниеносно вытащил последние два ножа, невзначай зашел Бочке за спину и одним резким движением на себя раскроил ему шею. Булькнуло.

– Все… Все… теперь все…

Снайпер, хрипя, запрокинулся назад. Карабин полетел к земле, но узбек ловко его подхватил, нацелив на Рябого:

– Пистолеты брось к моим ногам, – хладнокровно сказал он. Лицо обыденно-каменное.

Изумленный сталкер долго рылся во внутренних карманах, и стволы нашел далеко не сразу. Они тут же полетели в пыль.

– Ты… чего… – только и смог выдавить из себя Смертин.

Черт возьми! Он ничего не понимал! Вообще ничего. Что ему надо, этому Кляпу? Что он вообще творит? А Бочка все еще разбрызгивает кровь и дергает ногой. Целая лужа уже натекла.

Узбек присел на корточки, толкнув лысого до кучи к ним.

– Не мы такие, жизнь такая, – ответил он шаблонной фразой, – Давно пора было, но все как-то момент не подворачивался… Ну и что мне с тобой делать, Леша?

Он посмотрел на него своим отвратительным прищуром и самое страшное, что в глазах не было и тени безумия. Ни капельки. Узбек положил перед собой карабин, стряхнул клинки и засунул обратно в ножны.

– Милая мы компания, неправда ли? Три обкурка и один ствол. У самого радара. Цирк уехал, клоуны остались.

– Ты… зачем… кто? – совсем запутался Алексей. Мысли сплелись в тугой морской узел.

– По легенде – сталкер Кляп. А так… В Зоне уже три года. Внедрен в «Монолит» для сбора и передачи информации о группировке и аномальном кристалле. Теперь, скорее всего, рассекречен. И все благодаря тебе.

Стрингер непонимающе захлопал глазами.

– Тут такая штука, Пресс… У агентов есть специальный канал связи. Мне сегодня пришло сразу два сообщения. Одно от конторы, а это, знаешь ли, большая редкость. И они приказали тебя завалить. Второе – от Полковника. Он писал, что конторские попросят тебя завалить, но я этого делать не должен. Ничего я не понял, Пресс… Кому верить? При том, что все из одной солонки.

– Так Полковник не бывший? – дошло до Смертина.

– Ну… это сложный вопрос, – ушел от ответа узбек, – Ты думаешь, чего я тут перед вами разоткровенничался? Все равно этим двум хана, – кивнул он на Рябого и Жору, – А с тобой… Я весь в размышлениях, Пресс…

– Мою точку зрения на этот счет ты, наверняка, знаешь, – пробормотал стрингер.

– Догадываюсь, – мрачно ответил Кляп.

Алексея давно мучил один вопрос, и теперь самое время было его задать. Хрен с ним режет. Любопытство всегда было одним из главных его пороков.

– Кто… заказчик? – еле выговорил Смертин. В горле застрял предательский ком.

Узбек вытянул ноги, положив «Тигра» на колени:

– Заказчик? А все…

Никто и никогда не узнает, чем хотел закончить эту фразу Кляп, он же неизвестный агент неизвестной конторы, так и не захотевший представиться. У него за спиной неожиданно появился Вечный. Прямо из воздуха. Не было, и вот он. Смертин даже глазом моргнуть не успел, как старик приложил револьвер к виску узбека, и, садистски улыбнувшись, продырявил тому череп. Кляп дернулся и упал на спину.

– Привет, – помахал револьвером сталкер.

Это уже через край. Из разряда сказок на ночь и второсортных американских боевичков. Вечный стоял себе, вполне реальный. Тощий и чумазый. Задорно сверкал окруженными паутиной мелких морщинок глазами.

– Крутой был сталкер, – мельком пробежался взглядом по трупу старик, – Видишь Пресс. Был круче вареных яиц, а теперь только куча дерьма и осталась. А ты меня не слушал… На всех есть управа, на всех… Это даже проще, чем ты думаешь.

Алексей заметил на дереве сучок. Картинно выпирающий, с рваными краями. Самый что ни на есть обычный. Странного в нем было то, что он полз вверх по стволу. Сам. Как и камешек рядом с сапогом. Они словно ожили и пошли по своим делам.

«Паранойя», – подумал Смертин.

– Чего притихли, ребятушки? Рябой, что-то ты совсем плох. Скис, как та сметана. А чего без стволов? Вот они лежат. Надо? Бери, не бойся. Боишься? И правильно делаешь. Ты же знаешь, что я нервничаю, когда рядом с баянами, – старик издевался.

А камешек все полз, почти забрался на дорожку зеленого мха, облюбовавшего небольшую проплешинку.

Вечный носом потянул воздух, на мгновение прикрыв глаза:

– Завтра выброс, – мечтательно сказал он. Из-за гнетущего молчания остальных, складывалось впечатление, что он общается со стеной, – Ты так и не понял, Пресс. Код жизни в Зоне – ЭГОИЗМ. Шесть букв. А твой – неправильный, тебе разрешен только временный допуск. У них вообще талоны просрочены… Хотя ты молодец. Монолит ведь исполнил твое желание. Не молчи. Скажи хоть слово, не пугай старика.

Глупости. Мир не стал лучше. Ничего не изменилось. Он всегда думал, что его сокровенное желание будет самым правильным.

– Нет, – потупил взгляд Смертин.

– Исполнил. Я чувствую. Для этого не обязательно ползти прямо к кристаллу. Стоит только зайти в Зону. Мое тоже исполнил. Давно это было, – вздохнул Вечный, – Теперь осталось платить по счетам. А ты как думал? Зона тебе не сказочный джинн, она свое возьмет, – старик достал из кармана пластинку жевательной резинки, распаковал, небрежно бросив фантики на землю и запихнул в рот, – Привычка. Люблю я это дело, – подмигнул он, – Будешь?

Смертин отрицательно махнул головой.

– Ну, как хочешь. Ты вот думаешь, что ты такой справедливый, брезгливо на сталкеров зыркаешь. Но ведь это твоя гордыня, согласись. Чертово чувство превосходства над другими, обособленности. Ты же их оскорбляешь, и меня в том числе. Не думал об этом?

Стрингер не думал. У него вообще сейчас в голове было пусто, как в трюме арестованного таможенниками катера.

– Ты такой же беспринципный и измазанный, как и остальные. Эгоистичный. Только по-своему, в обратную сторону. А код не разгадал. Виртуальный эгоизм здесь неприемлем, только реальный, – скрипел и скрипел Вечный, – Это хорошо, что она тебе позволяет. Для тебя хорошо. В Зоне люди освобождаются от кожуры. Понимаешь? Они здесь такие, как есть. Как всегда были, пока не обзавелись тонким налетом цивилизации. Ототри его щеточкой – и все убийцы. Причем ради себя любимых. Ведь так?

Не так. Не угадал, ты, Вечный. Для того люди и создали этот налет, чтобы перестать убивать направо и налево, в том числе и себе подобных. Получилось с изъянами и перегибами, но все же. Ведь надо быть полным идиотом, чтобы уйти из целлофанового и хоть немного сбалансированного мира, возвратившись на шаг назад, и при этом получать удовольствие. Даже не так. Надо быть…

– Ты просто больной, – откинулся назад Смертин, чувствуя, как шею начала покалывать шершавая кора.

Стоп! А почему узбек завалился на спину? Старик же стрелял сбоку, в висок! И почему, черт возьми, у Кляпа страшная дыра в затылке? Именно в затылке. Ее отлично видно, особенно бордовый верхний край. Хоть и не патологоанатом, но замечательно все видно, даже дурак поймет, что пули так по мозгам не кружат. Лавочка ужасов дяди Джо, етить-колотить…

Камешек взобрался на мох и пополз дальше.

Вечный исчез. Растворился, будто никогда и не было.

Только сейчас стрингер обратил внимание, что воздух вокруг живой. Колышется и пузыриться, как на бензозаправке в жаркий полдень. Давит на голову, оплетая тугим кольцом. И лысый уже не у самого плеча, а далеко справа пыхтит в пыли в позе эмбриона. В щеку мертвого узбека уткнулся ствол карабина. Рядом валяется расшнурованный ботинок. Большой палец ноги застрял в скобе, придавив спусковой крючок.

Земля вдруг начала превращаться в песок и подкатывать волнами к самым подошвам сапог. Алексей подался назад, прячась за дерево. Нет, столб. Обычный фонарный столб посреди окутанного мраком проулка. Яркий свет привлек тучу мошкары, готовой разбить плафон и ринуться на штурм огненной лампы, чтобы густо усеять тлеющими трупиками раскаленный асфальт.

Все менялось со скоростью локомотива.

Из этой белебердовой сумятицы вынырнул силуэт. Он медленно приближался, буравя взглядом. Узкий лоб, натянутая пленкой кожа без единой морщины и неестественно огромные глаза. Там, где должны быть уши – впалые ложбинки. На мертвенно-серое сухое тело накинута какая-то рвань, больше похожая на почерневший от грязи и истлевший медицинский халат.

Рябой скосился, нервно рванул к пистолетам, успел ухватить вороненые рукоятки, но тут же изогнулся как змея, вывернул руки и упал на бок. Он заколотился в страшном припадке. Изо рта потекла белесая пена.

«Контролер», – сообразил Алексей, но от этой догадки легче не стало. Невидимая сила пригвоздила его к столбу, не оставив даже малейшего шанса пошевелиться. Оставалось только ждать и смотреть на мучения Рябого.

– Не стоит сопротивляться, твою оболочку я не поврежу, – мерзкий и утробный голос родился прямо в голове, почти там же, где собирались кирпичики логики, анализа и инстинктов, образуя кладку его мыслей. Контролер сделал четкий акцент на слове «твою», значит Рябому совсем туго придется.

– А душу! Душу! – исступленно выкрикнул Алексей, стараясь поймать пальцами ремень дробовика. Ничего не выходило.

– Душу? Ваш человеческий предрассудок. Когда я слишком сильно вплетался в мысли других, их сознание бесследно растворялось. Я ставил эксперименты, но вернуть первоначальное состояние так и не смог.

Контролер подошел к Рябому, приподнял перепончатыми лягушачьими пальцами за подбородок. Из ушей сталкера сочились тонкие кровавые нити.

– Что-то подобное сейчас происходит с ним. Ваше сознание такое хрупкое.

– Оставь его, – простонал Смертин.

– На самом деле тебе все равно. Но раз ты просишь, я ослаблю захват. Я не тот, о ком ты думаешь… не контролер… то есть контролер, но… Словом, я не знаю, как тебе объяснить. Называй меня, к примеру, Ка. Простое сочетание букв. Запомнить что-то сложнее у тебя в ближайшей перспективе вряд ли получится.

Несмотря на разрывающую виски боль, стрингер продолжал тянуться к ремню. Он не приблизился ни на миллиметр.

– Мерзкая! Мерзкая тварь! Гнилой мутант! Что тебе нужно?! Чего ты хочешь?! – заорал Алексей, до хруста в позвоночнике напрягая плечи.

– Гнилой мутант? – никто и никогда не смеялся у стрингера в голове, а сейчас под самым черепом побежали мелкие волны хохота, моментально заглушая собой остальные мысли, – Мне нравится это ваше состояние – смех. Приятное и будоражащее… Значит, гнилой мутант. Ты, наверное, еще не знаешь, что ты тоже теперь гнилой мутант. Зона сделала тебе подарок. Рядом с твоим мозгом вырос второй. Совсем небольшой, с грецкий орех. Кажется так вы говорите? Так что твоя оболочка ничем не лучше моей.

– Подарок… – Смертин, устав сопротивляться, расслабленно повис на столбе, который вновь превратился в иссохший ствол.

– Ваша официальная медицина посчитает это образование злокачественной опухолью. Но на самом деле – это защита и маяк. Парадокс пограничья. То, что в вашем мире равносильно смерти, здесь – великое благо.

Стрингер непроизвольно мотал головой, стараясь вышвырнуть из себя чужое сознание. Его ножи резали, намного больнее, чем настоящие железо, вспарывали мозг, дробя на сотни не связанных между собой фрагментов. Контролер смотрел на него огромными серыми глазами. Ему не нужно было гипнотизировать, только слать телекинетические сигналы, выстраивая решетки блокировки. Поэтому он скорее изучал.

– С того самого момента, как ты появился за периметром, Зона неусыпно за тобой наблюдала и защищала.

– Бред, – скривился Алексей, – А минное поле, а химера, черви, псевдогигант и остальная шваль!? Бред. Ни капли правды.

Он готов был поклясться, что контролер мимолетно улыбнулся. А может, и нет. Может, ему просто показалось. Все вокруг было так зыбко. Пространства больше не было. Сейчас существовали только Смертин, Ка, дерево и вакуум. Абсолютный бесцветный вакуум.

– Ты на самом деле думаешь, что смог бы пройти хоть десяток метров по Зоне? – контролер напрягся, углубляясь в его сознание, – Похоже на самом деле… На минном поле ты активировал семь противопехотных мин. Надеюсь, тебе понравилась моя маленькая шутка. А остальные… Дети Зоны иногда любят похулиганить. Вам, людям, это тоже не чуждо. Тебе ничего не угрожало. Никто из людей никогда не смог пережить выброса. Только тебя она пощадила. Обволокла своим вниманием.

Удушливые, надо сказать, объятия.

– Она? А может он? – прохрипел Смертин, брызгая слюной, – Кому ты служишь? Дьяволу? Сатане?

Наконец– то он узнает ответ от первоисточника. Стрингер не понимал, зачем ему это нужно. Хватка была настолько крепкой, что вырваться из нее не представлялось возможным. Тварь с ним обязательно расправится, но прежде он должен знать. Ведь он ничего не подписывал, не заключал никаких контрактов. Ни с Монолитом, ни с Зоной… Наверное…

– Сатана? Что-то из вашего, религиозного. Квинтэссенция зла, если не ошибаюсь. Я прав? – за все время на лице Ка не дернулся ни один мускул. Понятие «мимика» к нему было не применимо. Он не стал дожидаться ответа, – Очередное ваше психологическое заблуждение, основанное на страхе перед биологическим угасанием и уничтожением субъективного «Я», заключенного в сознании каждого из вас. Более четкий ответ – нет. Хочу тебя расстроить. В вашем мире гораздо больше зла, чем в вашем представлении о величайшем зле. Но это опять же, ваши категории. Мне они чужды. Ваш мир обречен. На смену ему идет Зона. Не стоит бояться. Это нормальный эволюционный процесс, единственный выход, чтобы спасти земной разум. Не важно, в каких проявлениях он будет выступать. Кажется, вы пришли на смену миру ящеров, но ваше время закончилось… Ты все равно будешь бояться, у вас удивительные рефлексы…

«И все– таки конец света», -силился подумать стрингер.

Контролер тут же поймал его мысль в свои сети:

– Нет, скорее начало нового. Хотя для каждого из вас потеря оболочки и сознания – конец света. Этот процесс длится непрерывно с самого начала вашей эпохи. Пойдем.

– Зачем я тебе?

Ка отпустил поводок, заставил его одеть рюкзак, повесить на плечо дробовик. В руках оказалась камера.

– Снимай, – ворвался он вновь в его разум, – Снимай все непрерывно. До самого окончания своей миссии. Ты бы никогда не смог пройти к радару, даже с ее подарком. Для этого здесь я. Снимай.

Он хотел подумать «зачем», но Ка ему запретил. Погнал вперед на ватных ногах, обволакивая мозг целлофановой пленкой.

Вакуум исчез, формируя убогую блеклую картину мира.

Они вышли из чащи леса и направились к поваленному забору, медленно миновали останки блокпоста, обошли просевшие здания общежитий. Из-под сапог кто-то разбегался. Смертин их чувствовал, но не видел. Глаза были прикованы к видоискателю, в котором маячил вход в центральную лабораторию. Точнее провал входа, черный лаз. Ни каких дверей здесь и в помине не было.

– Чувствуешь обжигающее дыхание радара?

– Нет, – стрингер и сам не понял, была ли это мысль или произнесенное вслух слово.

Контролер слегка надорвал пленку. Алексей ощутил, как в мелкие щели начали проникать холодные щупальца. Говорят, что мозг не чувствует боли, дескать нервные окончания отсутствуют. Неправда. Еще как чувствует. Каждой клеточкой. Особенно, когда их заполняет непрерывный удушающий гул антенн. Как он раньше его не замечал?

– Верни, – простонал стрингер.

– Ты просишь меня захватить твой разум? Тебе же не нравилось…

– Верни! – пронзительно заверещал он, сходя с ума от невыносимого чувства проникновения.

Пленка сомкнулась, отсекая мерзкие щупальца. Его по-прежнему испепеляла боль, но при этом он не чувствовал тела. Только глаза, истерично мечущиеся по сторонам, жадно пожирающие все, что попадало в прицел видоискателя. Странно. Практически не объяснимо. Словно все мышцы одновременно затекли.

Внутри лаборатории царили мрак и пыль. Бетонный пол покрыли истлевшие от времени советские противогазы. Сотни, может даже тысячи. Под подошвами хрустело. Скорее всего, это был единственный звук в пропитанном запустением пространстве.

– Привел?

– Привел, – молча ответил Ка.

Прямо напротив неуверенно переступившего порог Смертина сидел Семецкий, расслабленно облокотив руки на спинку поставленного задом наперед стула. В уголке губ замерла сигарета. Неизменная «Steyer» небрежно валялась на клавиатуре занимающего половину комнаты компьютера. На нем еще динозавры успели поработать. Кнопки как раз по их пальчикам.

– Как дела, Пресс?

Стрингер почувствовал, как от самой макушки отодрали огромного, с два кулака, клеща. Контролер решил его отпустить.

– Хреново, – выдавил Алексей, размазывая по щекам хлынувшую из носа кровь.

Сталкер чиркнул знакомой «Zippo». Смертину показалось, что напоминающий концентрированный пропан воздух, вспыхнет от малейшей искры и выжжет все вокруг.

Ничего не произошло. В пронзительной тишине замкнутого помещения было слышно, как затрещал дешевый табак.

– Я тут у вас позаимствовал? – продемонстрировал Семецкий зажигалку.

– У меня.

Не было больше Вика. Не стоит окунаться в мутное болото прошлого. Остался только он и крест у забытой автомойки. А может, уже и креста не было.

– Делай свое дело, – напомнил о себе Ка.

Стрингер давно забыл, зачем так рвался к радару. Он здесь. Все позади. Как ни странно, не было того ликующего чувства, знаменующего окончание любого сложного пути. Только давящая грусть и легкий голод.

– Все только начинается, – снова влез в его мысли контролер.

Как же он надоел!

Смертин мысленно согнул его тощую фигуру пополам, откинул полу халата и засадил в задницу, если она у того была, кривую ребристую арматурину. А в его сознании она была! На ум больше ничего не пришло. Похожая торчала из стены ближайшего коридора. Он даже садистски улыбнулся, когда закончил складывать эту красочную картинку.

Ка тут же запретил ему дышать. На целых две минуты.

– Делай дело, – настойчиво приказал после экзекуции контролер.

Желание мерзить моментально пропало. Алексей, надсадно хрипя, отполз подальше в угол и притих. В горле застрял кусок льда, но мышцы постепенно начали отходить. Две минуты – это довольно долго. Особенно на полувыдохе, когда подвоха совсем не ожидаешь. В далеком детстве старшие ребята во дворе, бывало, так шутили. Поймают, скрутят и зажмут одновременно ладонью и нос, и рот. Крутишься, извиваешься, но силенок у них поболее. Потом отпустят, противно гогоча. А ты стоишь, хватаешь жадно ртом воздух, и от обиды на глаза наворачиваются крупные слезы. Только контролер все это делает гораздо изощреннее. Просто отключает внутренний тумблер, и ты вообще забываешь, что значит дышать. Функция стерта. Он и память, как флешку, может легко зачистить. Раз плюнуть.

Стрингер отстегнул КПК. Машинка барахлила и не всегда реагировала на команды. В один момент компьютер вообще завис и его пришлось перегружать. Утомительно это, ждать когда исчезнет заставка и система начнет нормально работать. Смертин всегда тыкал по клавишам раньше, желая ускорить процесс. На самом деле только замедлял. Алексей покопался в папке архива в поисках нужного файла. Документ под названием «Проект дуга» он перечитывал неоднократно и знал назубок каждую строчку. Сейчас нужна была карта, на которой обозначен вход в секретные помещения.

«А вот и карта», – довольно промурлыкал про себя стрингер.

Нет, жизнь все-таки налаживается. Только безрадостные новости поведала ему эта тварь. Значит у него рак, причем метастаза находится прямо в мозге. Стрингер осторожно ощупал лоб, прошелся кончиками пальцев по засаленным волосам, чувствуя налипшие на них куски грязи. Где-то здесь. Скверно. Очень скверно. И даже пугающе.

– Не бойся. Подарок не причинит тебе вреда, – контролер опять копался в его башке. С женщинами у него, наверняка, никаких проблем.

Нельзя думать! Только не думать!

«То же мне, подарочек», – подумал стрингер.

Как же может человек не думать?

– Не может, – согласился Ка.

Тоннель начинался в соседней комнате. Всего-то пройти по коридору и свернуть направо. Пора кончать с этим делом. Забирать бумаги, а там хоть потоп. Кривая, глядишь, и выведет.

В совершенно пустом коридоре было темно, как у негра под мышками. Потому что чем-то воняло. Приторным. Так пахнет испортившийся сливочный пирог. Вроде сладко, а блевать так и тянет. Хищное эхо подхватывало звук шагов и тащило далеко вперед. Перед входом в «диагностический зал», как значилось в плане, Смертин на всякий случай глотнул воды. В горле аж запершило от одуряющей свежести.

Алексей выдохнул и втиснулся в узкий косяк.

«Диагностический зал» оказался обычной подсобкой, забитой тюками со спецодеждой, матрацами, одеялами и картонными коробками. Расставленные по периметру полки завалены пыльным и теперь никому не нужным барахлом. Здесь даже телевизор был, с разбитым кинескопом.

– Снимай, – приказал Ка.

Ни где от него не скрыться. Мерзкое навязчивое существо.

– Чего снимать-то? – непроизвольно вслух удивился стрингер.

– Все.

Видоискатель выхватил будку трансформатора у самой дальней стены. Там-то и должен располагаться секретный лаз.

«Не влезай, убьет», – прочитал Алексей на треугольном указателе. Чуть выше красовался однозначный череп с перекрещенными костями. Однако же, со стебом законспирировали. А еще говорят, что у военных юмор казарменный.

Он рванул на себя крышку, подперев стену ногой. Та, на удивление, поддалась, раскрывая напичканные проводами внутренности. И все. И никаких тоннелей, кодовых дверей и прочей шелухи, которую он непременно представлял, готовясь бессонными ночами к выезду. Н-И-Ч-Е-Г-О!

«А может, перепутал?» – панически ломал голову Алексей. Он уже хотел метнуться обратно в коридор, когда почувствовал давление контролера:

– Не ищи. Здесь нет, того, что ты ищешь. Этого вообще не существует в природе.

Как нет? Но как же нет?

Врешь, мразь!

Он начал нервно прощупывать стену в поисках… Стрингер не знал, что он искал. Кнопочки, углубления, все, что угодно. А нашел только куски отслаивающейся штукатурки, густо покрывшие пол от его неловких движений. Он пыхтел до тех пор, пока в некоторых местах из-под толстого слоя не показалась кирпичная кладка.

Пусто! Ноль! Зеро!

Смертин сполз на пол, спазматически вцепившись в грязные волосы. Лицо горело. Камера, недовольно урча, покатилась по бетону, отбивая красной лампочкой алармы.

Для чего тогда все? Столько смертей, столько бесконечных часов мучений и страха, к которому он так не привык. Который он всегда презирал. Для чего?

Злая шутка?

«Не влезай, убьет»

Дагонов! Сука! Он знал! Все и с самого начала!

Стрингер даже представил, как олигарх смаковал, сидя за своим раритетным столом, какие-нибудь старые фотографии этой самой подсобки с этим самым трансформатором и знаком. Блядский юморист! Тянул свою сигарету за десять баксов и улыбался. Сука! Наплел ему в уши всякой ерунды и заслал как мальчика. Как игрушку. Сам, поди и нарисовал все эти схемы. Или своих холуев запряг. Дедушка изучал, твою мать… Болванчик! Щелчок по пластиковому носу и болванчик вновь вертится на пружинке. Ля-ля-ля. Как всем весело. Как все задорно лыбятся и хлопают в ладоши.

В Смертине вдруг проснулась неконтролируемая черная ярость. Ее нельзя было держать в себе, иначе он вздуется как воздушный шарик и лопнет, разбрызгивая по полкам и стенам кровавые ошметки. Ее необходимо срочно выплеснуть! Сейчас!