Текст книги "Стрингер. Летописец отчуждения"

Автор книги: Александр Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– А че, не видно? – Саян, конечно, сглупил. По заляпанному пылью и грязью комбинезону вряд ли что-то можно разобрать. Шеврон с кристаллом он оторвал еще в канализации, зацепившись плечом за решетку коллектора, – Из «Монолита» мы.

Незнакомец как-то сразу сник.

– А че я вам? – спросил он с меркнущей надеждой в глазах.

– А ничо, – старший удостоверился, что тот не опасен и для профилактики вмазал ботинком под ребра.

– У-у-у-у-у… сука…

Мужик тут же получил еще.

– Зачем ты так? – вышел во двор Смертин.

– Не твое дело. Видишь. Теперь у нас есть новая жертва, – Саян прижал носком ботинка ухо, разворачивая Мамку к себе лицом, – Ты из чьих? «Долг»? «Свобода»?

– Сам я по себе…

– Жора, забери автомат. За машиной валяется. И посадки, посадки паси… Бочка, обыщи его, ПДА отними… У тебя здесь нора? – спросил Саян наклоняясь к бедолаге.

– Нет, мимо проходил…

Ответил совсем неуверенно, будто на месте преступления застукали и перед мордой ментовской ксивой махают.

– Не ври, падла… Сейчас все покажешь.

– Покажу, только не бей, – быстро сдался сталкер.

Алексею была до боли знакома эта сцена. Вот так же и его прессовали на НИИ. Было больно и унизительно, что, похоже, доставляло Саяну удовольствие. Сучий садюга, найдется когда-нибудь на него пуля. Не век же Зону топтать.

– Давай, веди, паскуда, – поднял пленника за воротник бригадир, отвешивая пинка для скорости.

Со стороны трассы ветер принес отдаленные хлопки выстрелов. Все напряглись.

– Охота там, – просипел Мамка на ходу.

– Шлепай давай, сучара, – еще раз подтолкнул его бригадир, – Без тебя разберемся.

Сталкер провел их по захламленным лестницам на самый верхний этаж. В конце он прибавил скорости, видно намереваясь скользнуть за железную дверь и закрыться, но Саян замысел разгадал. «Монолитовец» преодолел несколько метров широкими шагами и в самый последний момент вклинился в узкий проем. Мамка отшатнулся и старший, ворвавшись, словно вихрь в небольшую комнатушку, принялся его избивать. Он без всякой жалости молотил прямо по лицу тяжелыми ботинками, рихтуя голову рифлеными подошвами. Бедолага только сжался на бетонном полу в слабой попытке закрыться и пронзительно вскрикивал.

– Ты от меня еще бегать будешь, сволота…

– Хватит уже, – попробовал оттащить его Алексей, протиснувшийся следом, – Никуда он не денется.

– Не лезь, – посмотрел на него Саян красными от злости глазами, – Он враг и как с ним поступить – решу сам. Наш пленник. Понял? Со своими будешь сам разбираться

Старший все же успокоился и отошел к небольшому окошку. Бочка грузно прошлепал за ним. Стрингер оглядел коморку. Совсем маленькая. Они там едва умещались. Все аккуратно прибрано. Даже пыли нет. Старое кресло без ножек, стоящее на кирпичах, покрыто бордовым ковриком, крохотный журнальный столик. В углу – кипа газет и несколько книг. В основном советских. Даже часть собрания работ Ленина имелась, прям как в припятской школе. Рядом с ними рюкзак и сбитая из досок лежанка, застеленная полосатым матрасом.

Лысый сразу полез осматривать чужие вещи.

– Нельзя же… что вы как крысы… Не простит Зона, – попытался остановить его Рябой.

– Не ворую, а забираю трофеи, – отмахнулся от него бугай, принявшись за шнуровку рюкзака.

Узбек внимательно смотрел за мелькающими в реденьком подлеске фигурками людей. Сверху открывался отличный вид. Там на самом деле проходила охота. Один беглец угодил в «электру», еще одного пристрелили преследователи, трое бежали через подлесок в сторону завода. Их фигуры то появлялись на проплешинах между деревьями, то снова исчезали в желтой листве. Охотников Кляп подсчитать так и не смог. Больше десятка – это точно.

Пока «монолитовцы» хозяйничали в тесном укрытии, пленник отполз в угол и затих, растирая по щекам кровь и тихонечко поскуливая. Стрингер присел перед ним на корточки. Глаза, словно у загнанного зверя. Зрачки расширены, в самой глубине переливаются искорки ужаса и шок от пережитой боли. Но одновременно было что-то в них наивно и детское.

– За что… меня так? – обиженно шмыгнул носом Мамка.

– Попал ты, братишка, в самое пекло. Не повезло просто. Ты как?

Сталкер забито посмотрел по сторонам, выискивая среди вольготно расположившихся к комнате сектантов, Саяна.

– Меня нельзя бить. За периметром часто били, поэтому я оттуда ушел. Еще обзывались. Говорили, что я дурак. А Зона приняла. Меня здесь все уважают… А этот… – смерил Мамка ненавидящим взглядом бригадира, – Этот… Даже если из «Монолита» не значит, что бить можно. Ведь так?… Если Зона меня любит, нельзя ему меня лупить… Гад он…

Сталкер ковырнул в носу, подцепил ногтем кровавую «козу» и начал пальцами катать из нее шарик:

– Как больно избил. Совсем до крови.

– Тише, а то опять нарвешься.

Ему было жалко этого беднягу, который волею случая оказался не в том месте и не в то время.

– Чего вы там шушукаетесь? – повернулся к ним Саян, обсуждающий с Бочкой добегут ли пленные до забора завода или их всех постреляют на подходе.

– Не трогай его больше. Даун он, юродивый… Не стоит таких обижать.

И как же он в Зоне еще держится? Такие люди, все равно, что младенцы в оболочке взрослых. У них свои фантазии, свой мир, причем чаще всего незамутненный искушениями реальной жизни. И они совсем беззащитны.

– Ты откуда? Как в Зону попал? – поинтересовался Алексей, чтобы занять Мамку разговором и немного отвлечь. Вдруг что в голову взбредет и набросится на кого-нибудь. Ведь пристрелят сразу. Пусть лучше отойдет, пар выпустит.

– Из Киева я… В Киеве плохо было, – сморщился Мамка то ли от боли, то ли от неприятных воспоминаний, – Меня во дворе не любили, всякие гадости говорили. Работы не найти. Один хозяин ларька взял грузчиком, только обманул. Не заплатил денег. А в Зоне никто не приставал. Смеялись сначала, а когда камни Семипалате принес, сразу зауважали. Торгаш денег дал много. Мне потом Ломоть сказал, что тоже обманул, но не так как тот. Ломоть помогает камни продавать. Хороший человек, совсем не задирается… Дашь закурить?

– Держи, – достал Алексей сигарету.

Он чиркнул зажигалкой. Мамка нервно затянулся, вытерев о рукав кровь.

– Мне государство денег платило через банк. Каждый месяц ходил получать. Но мало совсем… А я машину хочу купить, – доверительно шепотом сообщил сталкер, – Теперь точно куплю. Камни дорогие нашел… В Зоне сначала трудно было. Собаки нападали, кабаны. Один раз даже кровосос. Но меня папка в тир водил, я за себя постоять умею…

– А зачем тебе машина?

– Да ты что! – улыбнулся разбитыми губами пленник, так будто Смертин в этом мире вообще ничего не понимал, – У кого машина – того уважают. У папы была – его уважали. Многие к нему приезжали, шины вулканизировали, отремонтировать просили. Когда папка был жив, все мужики ко мне хорошо относились, здоровались даже.

– А потом? – стрингер тоже закурил. Куда только жизнь людей не заводит и как только раком не ставит.

– И потом тоже уважали. А во дворе издевались… Я книжки люблю читать, а еще в шахматы играть. Я бы с тобой сыграл, только вот доску спрятал в подвале дома на Кордоне. Там сухо и точно никто не найдет, – лопотал Мамка. Видно все же отпустило парня, – Не трогай!!! – вдруг сорвался он, увидев, как Жора достал из рюкзака контейнеры.

– Сиди, – едва успел поймать его стрингер за рукав куртки.

– Это мое! Я на машину собирал! – вытаращил глаза Мамка, пытаясь вырваться.

Саян спокойно подошел и хладнокровно врезал ему сверху вниз по уху:

– Ты что, сука, никак не поймешь, – навис он над съежившимся пленником, – Твоего здесь уже нет. Ты труп, бля. Приткнись тише воды и проживешь на час дольше. Жора! Я бы на твоем месте одежду его забрал. Ты там ныл все…

– А и правда, – догадался бугай, – Раздевайся, давай.

Мамка, похоже, поймал мутняк и ничего не соображал. Только тупо мотал головой из стороны в сторону и постанывал. Не дожидаясь пока пленник очухается, Жора, не церемонясь, снял с него потертые штаны, полосатый толстый свитер и куртку. Дольше всего провозился с пряжкой армейского ремня. Мамка почти не брыкался. Тощее тело теперь прикрывало только черное термобелье.

– Мелковат, – расстроился лысый, примериваясь, но вещи все равно начал напяливать. Комбинезон небрежно бросил сверху на газеты. Бугай помахал перед животом счетчиком Гейгера – потрескивал, но уже не так интенсивно.

– Ну, вот и ладненько, – улыбнулся он, будто выиграл в лотерею тысячу баксов.

Со стороны трассы вновь начали палить. Кто-то протяжно закричал.

– Пулю схлопотал, – прокомментировал не отрывающийся от окна Бочка.

– Саян, – позвал узбек, – Хвост по нашим следам идет. Скоро на территорию зайдут. Кляп был как всегда спокоен, словно танк. Край посадок к заводу выходила группа военных сталкеров. Он успел насчитать двенадцать. А было двадцать пять. Весьма неплохой результат, хоть и Зона вмешалась.

С одной стороны охота, а с другой военные. Сейчас они нарвутся на своих же и начнется потеха. А ведь не пожалеют. Те устав нарушили и еще кучу всяких директив, гражданских за периметр притащили, технику в корыстных целях использовали. Пошинкуют их сейчас сталкеры, и туристов до кучи, а вместе с ними недобитых пленников. А потом полезут в корпуса…

– Уходить надо, – здраво рассудил узбек.

Лысый тем временем пристраивал на пояс вакуумные контейнеры. Одно из самых больших заблуждений сталкеров – что «монолитовцам» камни не нужны. Дескать, их интересует только один – кристалл в ЧАЭС, ради него они горы свернут. Совершеннейшая ложь. Просто сектанты относили их только одному человеку – Магистру. Тот уже сам распоряжался артефактами, как ему вздумается. У него были свои рынки сбыта.

11.

Стрингеру казалось, что все несется по замкнутому кругу. Солдаты – бегство – передышка – солдаты – бегство и так далее. Когда-нибудь все это должно закончиться. Или они, наконец, убегут, или их догонят. Одно из двух. Но скрываться сил уже не было. Их отнимала Зона. И физические и психологические. У всего есть свои границы и пределы. Тело отказывалось сопротивляться дальше. На диван! Кружку пива, бурчание телевизора и тусклый свет ночника. Вот что надо! Ночь, улица, фонарь, аптека… А дальше хоть потоп. Как говаривал один знакомый, чтобы выбраться из говна, сначала в нем надо как следует извазюкаться. Алексей был уже по уши.

Военные сталкеры нарвались на охотников. Началась потасовка, и где-то недалеко от стен завода развернулось небольшое сражение. Туристы вместе с контрактниками настоящим спецам, разумеется, не конкуренты. И сейчас они умирали, оглашая округу истошными воплями раненых и беспорядочной пальбой. Кажется, кричали по-французски.

– Не вырвемся… – Саян беспорядочно искал пути отхода.

Пусть мучается. Он пока главный, ему и дергается. В конце концов, Полковник с него спросит, если, конечно, бригадир вернется живым.

Вырваться и вправду непросто. Неизвестно где нарвешься на перестрелку, и сколько военных атаковало растяп охотников. Может и все, а может и половина. Вполне вероятно, что остальные уже окружили завод. И как они только их находят?

– Я выведу, – спокойно предложил Кляп, – Ведите себя как можно тише. Пусть ребята и дальше развлекаются. Идем прямо сейчас.

– Этого кончим, – кивнул на Мамку старший, доставая нож.

– Только попробуй, – Смертин закрыл собой сталкера, держа дробовик наперевес. Ствол невзначай скользнул от стены и остановился напротив живота Саяна. Бригадир заметно напрягся. Алексей поймал себя на мысли, что безумно хочет нажать на спусковой крючок. Хлоп и нет сектанта. Чего проще?

– Отойди, Пресс. Он – обычная жертва, да и следов после себя оставлять не стоит.

– Ну, конечно. Труп в луже крови – это не следы. Я предлагаю запереть его в этой комнате и спокойно уйти. Ты волен выбирать.

– Нету у нас времени с тобой возиться! – разозлился «монолитовец»

– Пресс, брось… – по-доброму предложил Бочка.

Узбек застыл в дверях. Рябой сидел не шевелясь, прислонившись к стене.

– Я все сказал.

Саян бегал взглядом от пятизарядки к Мамке. Старший четко проникся ситуацией и понял, что стрингер не уступит:

– Мы уходим, – сдался он. Надо отметить, не впервые. На душе как-то потеплело.

Возможно, как только Алексей отошел от пленного, Саян пустил бы в него пулю. Даже, скорее всего. Назло этому размазне журналистишке. Только сейчас нельзя было шуметь, поэтому сектант резко развернулся и протиснулся в проход, зло оттолкнув Кляпа. Смертин понял, что победил этот маленький раунд со смертью. Он уходил последним, пробежав глазами по сжавшемуся от страха Мамке. Даже дверь не стал запирать. Такие должны жить, чтобы люди понимали насколько можно быть наивным и чистым. Особенно в Зоне. Смертин был в этом уверен.

Теперь все зависело от узбека. Назвался груздем – полезай в кузов, а вызвался провести – шевели ляжками. И Кляп шевелил, да еще как. Пулей летел по пустынным корпусам, перепрыгивая через разбросанные повсюду детали станков и полуистлевшие рулоны бумаги. И как только ноги до сих пор не переломал. Остальные бежали следом. Смертин замыкал, и начхать хотел Саян на задание. Он был в гневе и намеренно игнорировал стрингера. Покраснел как вареный рак, того и гляди лопнет. Алексей прекрасно понимал, что постепенно подтачивал его авторитет. Слишком кардинально отличались у них взгляды на жизнь. Хорошо, что на привилегированном положении, иначе давно бы между лопаток ножом схлопотал. У старшего такие вещи получались легко и непринужденно.

Кляп проскользнул в узкий коридор и вывел группу во внутренний двор. Он наделся, что с другой стороны комплекса тоже есть ворота. Тут как тут. Только закрыты на массивный амбарный замок. Узбек жестом показал Бочке, чтобы тот подсадил. Сунув Саяну РПК, сектант запрыгнул одной ногой на сложенные крест на крест ладони, оттолкнулся и плавно подтянулся, повиснув на кирпичном заборе.

Внизу их уже ждали. Всю эту охоту на охотников, как бы это дурацки не звучало, сталкеры учудили специально. Они правильно рассчитали, что «монолитовцы» под шумок вознамерят смыться и расставили на выходах людей.

Узбека не услышали. Вояки стояли молча, переминаясь с ноги на ногу. Сектант завис практически над их головами. Он, обхватив стену локтями, отстегнул два коротких ножа и хладнокровно обрушился на них сверху.

На самом деле Кляп предвидел такую ситуацию и был готов.

Если бы Смертин мог видеть сквозь стены, то он стал бы свидетелем смертоносной работы настоящего мастера. Одним коротким ударом в шею при падении «монолитовец» положил первого зазевавшегося вояку. Попасть в узкую щель между легким бронежилетом и спецшлемом, который входил в обмундирование всех военных сталкеров, было непросто, но узбек знал, что делает. Сталкер захрипел и обмяк. Не успел тот повалиться на асфальт, как Кляп тут же атаковал второго, заходя сбоку. Так до конца не придя в себя от стремительности нападения, солдат интуитивно попытался отмахнуться прикладом автомата. Сектант легко уклонился, зажал клинок в правой руке между пальцами, уперев кончик рукоятки в ладонь, и нанес молниеносный кинжальный удар снизу вверх, целясь между ребрами. Любимый прием зэков. Сталь разрывает желудок или селезенку. Шансов нет. Только надо точно знать куда бить – ребра человека почище всякой брони. Нож заскользил по кевлару. Кляп специально ввел противника в заблуждение, зная что тот хорошо защищен. Сгруппировавшийся было вояка, отшатнулся назад, открывая горло. Левая рука узбека тут же широким замахом полоснула ниже кадыка и стремительно вернулась, вогнав клинок в шею. Все было кончено в считанные мгновения. Солдат соскользнул на колени, забрызгивая пятачок перед воротами кровью, и упал лицом вперед, глухо стукнувшись пятнистым шлемом.

Узбек пробежал глазами вдоль стены. Будет совсем увлекательно, если из-за угла выйдет еще одна парочка спецов и увидит сектанта, склонившегося над свеженькими трупами с двумя ножами. А еще веселее станет, когда они откроют огонь.

– Мы тоже не лыком шиты, – пробормотал Кляп, засунув руку в щель ворот и подзывая остальных.

Бочка всех подсадил, а сам полез по створке, пока ее придерживал лысый. Саян даже бровью не повел, увидев трупы. Молча отдал узбеку пулемет и кивнул снайперу, чтобы тот осмотрел на предмет полезного. Жора тоже присоединился. Он отхватил себе бронежилет и винтовку М-4. Почти близнец шестнадцатой, только более легкий вариант со слегка укороченным стволом и складным прикладом. Военные сталкеры – коалиционные отряды, поэтому формировались по смешанному принципу: лучшие бойцы от каждого контингента. «Каски» настояли на своей экипировке, надо сказать, русские, украинцы и белорусы не очень-то и сопротивлялись. Стандартный комплект: берцы, пятнистый костюм из спецматериалов, разработанных в американских лабораториях – сдерживает воздействие кислоты и радиации, легкий бронежилет, заодно выполняющий функцию разгрузки, герметичный шлем с двумя выведенными к плоскому кислородному баллону за спиной трубками. В нормальной среде клапаны открыты, но при малейшем загрязнении, спецназовец мог моментально переключиться на автономное жизнеобеспечение. Солдатам не позавидуешь – постоянно мотаться с таким противогазом не великое удовольствие, да и боковой обзор заметно сокращают. Зато наверняка напичканы всякими датчиками, тепловизорами, плюсом ко всему еще и встроенным КПК. Только не помогла электроника против обычного куска стали. Вооружение на первый взгляд слабовато, но своей старшей сестре М-4 мало чем уступала, хотя и разрабатывалась, как пистолет-пулемет. Убойная дальность аналогичная, притом каждая винтовка у сталкеров обязательно снабжалась подствольником.

Бочка в первую очередь выдернул из нагрудного кармана аптечку и армейский сухпай из бокового, не забыл и про запасные обоймы. Лысый-то ствол взял, а патроны будто и не нужны. Совсем «пятно» мозги обработало. Правду говорят, что человек после облучения начинает туго соображать.

– На, – кинул он ему по очереди три штуки и единственную гранату.

Жора выбросил Мамкин ментовский укороченный «Калашников», который тут же, как бы невзначай, подобрал Рябой. Саян недовольно зыркнул, но промолчал. Узбек усиленно жестикулировал в сторону леса, наверняка внутренне покрывая напарников отборнейшим матом. Слишком нагло и долго крутилась на пятаке группа, перед самым носом у остальных спецов.

– Вы чего там застряли? – недовольно спросил он, когда все, наконец, скрылись в низкорослых деревьях, больше похожих на гигантские, поросшие красненькими листочками, корни.

– Во, – показал приобретение Жора.

– Все равно мозгов не прибавит, – махнул рукой Кляп, вычищая на ходу клинки просаленной тряпицей.

– За лесом Янтарное, сообщил Саян, – Только мы выйдем с противоположного берега от лагеря «ботаников». Главное на духа по пути не нарваться.

– Давай лучше напрямую к радару, зачем в обход? – удивленно спросил Бочка.

– Ты сюда не совался что ли ни разу? Этот лес переходит в Мертвый. Там не то, что аномальная активность, вообще жизни нет. Искореженные дубы, а между ними радиоактивные очаги. Не больше километра, но оттуда еще никто не выходил. Зона что-то скрывает от посторонних глаз, но это уже не наше дело, – загадочно объяснил старший.

Мамку оставили в покое. Он даже не знал прыгать ему или истерично смеяться. Хотя двигаться было неприятно и больно. Он долго держал себя в руках, даже пытался разговаривать с этим «монолитовцем» и выдержал экзамен Зоны. Это хорошо. Очередное подтверждение того, что Зона его любит. Только машину отняла, но Митя насобирает еще артефактов. Много и разных. Он был в этом уверен, но сначала надо обязательно закончить с одним срочным делом.

Кости безбожно ломило. Мамка встал, ухватившись одной рукой за ребра, и заковылял к брошенным самым здоровым сектантом шмоткам. Грязная и воняющая потом «монолитовская» куртка, весьма еще свеженькие штаны. И зачем здоровяку понадобилось все это выбросить? Одним словом сектант. А какой он противный на рожу! Лысый, с толстенными губами, носом картошкой и торчащими ушами. Голова сплюснута, будто в тисках побывал. Какие там мозги!

Но больше всех Мамку трясло от воспоминаний об их командире. Коротышка будто всю злость за свой малый рост на нем выместил. Мамке это было знакомо, потому что такие мелкие пытались за счет него самоутвердиться, задирая и ввязываясь в драку при других. У них получалось. Тогда Митя не мог за себя постоять, а вот Мамка теперь может.

Вещи висели мешком. Ну и пусть, не на подиуме красоваться. А вообще пора сматываться, «монолитовцы» говорили про солдат, с этими лучше не встречаться. Не любят они сталкеров. Для них, такие как Мамка – «неюридические субъекты». Мудрено, конечно, но официально в Зоне нет людей. На то она и запретная. А Мите все равно здесь нравилось. Пусть себе постреливают, всегда же можно спрятаться.

Сектант дверь не закрыл, хоть и обещал старшему. Подумать только! Мамка ушел от бойцов «Монолита» живым, хотя и был у них пленником. Таких практически нет. Значит он особенный, уникальный сталкер! Эта мысль грела Митю, и даже боль отошла на второй план. Спряталась поглубже, притихла, ну а потом Мамка вколет пилюли и будет совсем приятно.

В рюкзаке почти ничего не осталось. Только немного еды. Лысый неправильно поступил. Нельзя в Зоне крысятничать, но пускай она сама с ним разбирается. В конце концов, он его не бил и не издевался.

Сталкер осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Никого. Он внимательно прислушался. Где-то в глубине корпуса выбивали эхо ботинки его мучителей. Совсем далеко, скорее всего, в заводских ангарах. Мамка нырнул вниз по лестнице, пробежал по коридору и оказался в сумраке просторного зала, заваленного перевернутыми стульями – столовая. А сразу за железной стойкой раздачи – кухня. Туда-то он и направился, обходя препятствия.

Под плитой у Мити был тайник. Он уже и не помнил, когда в последний раз в него заглядывал. Не было необходимости, а теперь вот появилась. Прав был Ломоть, что надо делать много схронов. Всякое может приключиться.

Мамка аккуратно вытащил сверток. Он прекрасно помнил, как в одной из Чернобыльских школ нашел в кладовке кусок цветастой занавески. Часть ее отлично послужила. Внутри лежал болтовой карабин, горсть патрон и несколько разноцветных шприцов, выпотрошенных из аптеки у безвестного трупа. Карабин ему очень нравился, потому что внешне был похож на ту винтовку, из которой он стрелял с папкой в тире. Но он долго перезаряжался, поэтому Митя предпочел автомат. Хорошо, что не выбросил.

Мамка вернулся в коридор и повернул в сторону второго корпуса. Оттуда он намеревался выбраться во внутренний двор. Сталкер нашел дверь, нерешительно остановился, вновь прислушиваясь. Военные на территорию не пошли. По крайней мере, трое из них о чем-то разговаривали за забором.

Мамка на цыпочках пробрался к кладке стены и пошел краем, постоянно держа на виду монолиты корпусов.

Где же это? Ведь здесь где-то было…

Митя растерянно остановился у кучи беспорядочно наваленных бревен. Прощупал взглядом разрезанный прорывающейся к небу молодой порослью асфальт.

Зашипели рации и сталкеры засуетились. Митя расслышал топот и несколько вскриков. Он решил переждать, укрывшись в самой гуще трухлявых деревяшек. Даже листом картона сверху прикрылся. Пусть себе побегают.

Мамка умел долго ждать, особенно когда знал, что предстоит серьезное дело. В такие минуты он думал. Обо всем. Он размышлял о бесконечных звездах, загорающихся на небе каждую ночь. Ведь только представьте, каждая звезда – это солнце, почти такое, как рядом с Землей. И вокруг каждой крутятся планеты. Миллиарды небесных тел. Он читал, что одни покрыты льдом, а другие утопают в огне. А еще звезды умирают, совсем как люди. Мамка думал о том, что все планеты живут своей жизнью, пока люди бесполезно копошатся только на одной. Там бурлят страсти, растут новые горы, скользят гигантские ледники и дрожат вулканы. И все это ускользает от взора людей, потому что, к сожалению, нельзя быть везде одновременно и наблюдать. Мамка думал и о законах физики, которые знал в совершенстве. Как все эстетично и точно. Всему есть объяснение, решается практически любая задача. Надо только напрячься и думать. А как прекрасна математика! Настоящая магия цифр. Их нельзя обмануть или не взять в расчет. Среди них нет ни слабых, ни сильных. Все пространство пронизано точками и цифрами и каждая может иметь как спасительное, так и смертельное для человека значение. Опусти указатель термометра до минус ста, и он моментально умрет. Повысь в пять раз силу притяжения Земли, и его раздавит. Хрупкая оболочка, не способная сражаться с цифрами. Только как тогда Мамка ощущает себя, почему он мыслит именно так, а не по другому, почему плачет или боится – вот это очень трудно понять. И главное – что он будет чувствовать, когда его не станет. Митю это очень беспокоило, но он больше старался думать о звездах и о физике.

Солдаты ушли. Мамка это точно знал, потому что на дереве за забором спокойно сидели вороны. При малейшем движении или шуме, они бы улетели. Митя откинул в сторону картонку и опять начал искать.

Вот же оно!

Мамка осторожно подошел к аномалии и закинул в нее стальной карабин от рюкзака. Болты остались в штанах, а штаны на лысом. Карабин подпрыгнул на метр, ударился о стену и отлетел в сторону.

«Все еще слабенькая», – удовлетворенно подумал Митя.

Он разбежался и прыгнул в аномалию. «Трамплин» подбросил Мамку на пару метров и тот спокойно перемахнул через забор. Чем выше масса тела, тем сильнее отталкивает ее «трамплин». Мамка удачно приземлился на небольшую лужайку. Боль проснулась, и он вновь ухватился за ребра. Немного переведя дух, сталкер направился по следам «монолитовцев». Он знал, где их искать.

Строчки букв рождают образы, переплетаются тугим и замысловатым узором, награждают все своими именами, злорадствуют и подтрунивают. Создать жизнь на бумаге и поднести ее на блюдечке читателю – вот что значит газетная журналистика. Это блюдо должно быть в меру вкусным, в меру соленым и в меру острым. Да, еще в меру кратким. Только тогда тот скользнет взглядом чуть ниже заголовка и углубится в текст. Значит писака попал в яблочко, угадал животрепещущую проблему и заработал на кусок хлеба.

Задача Смертина была и проще и сложнее. Он тоже писал тексты, но они были лишь фоном, сопровождающим картинку. А та сама по себе – умелое нагромождение образов и она почти всегда – реальность. Если за словами можно прятаться и скрываться, то от картинки никуда не деться. Только ее надо сначала найти и выстрадать. Писака, изучив съемки, вполне может накрапать статью. Конечно, она будет не так атмосферна, но все же… Но нельзя снять сюжет по узору строчек. Никак нельзя. Поэтому хороший журналист, не важно газетчик он или телевизионщик, всегда на месте событий. Он впитывает в себя энергию, чтобы выдать в эфир. Ради чего? Чтобы читатель, отложив очки в сторону, почесал затылок и тяжело вздохнул? Или для того, чтобы в перерывах между блоками рекламы зритель на минутку задержался у экрана, лишний раз посмотреть на размазанную по асфальту кровь? Так думать нельзя! Журналист находит упоение в работе, но без зрителя или читателя он никто. Глас вопиющего в пустыне.

Сейчас Смертин сжимал в руках дробовик. Зачем? Зачем он пришел сюда? Чтобы выживать, прячась за сталью оружия? Можно было сидеть дома и спокойно тянуть пивко под сушеную рыбку. Ему не нужны камни, пусть их собирают мусорщики. Романтики они. Идти за счастьем в ад.

Алексей понял, задумчиво разминая пальцы о цевье, что Зона решила съесть его философию. Смысл жизни. Позабытая камера лежит в рюкзаке, а ведь ради нее он сюда мчался со всех ног, ломал себя. Ради нее разбивался в лепешку. Не из-за денег, потому что деньги, пусть и очень нужный, но мусор. На цветные бумажки не купишь драйв и чувство реализации себя в этом мире. Пусть мусорщики наслаждаются призрачными купюрами. Ему нужно другое. Нет, все-таки зона действительно ад. Раз за разом все изощренней и изощренней искушает, тонко выискивая слабину.

На самом деле ему нужно признание. Как и любому творцу. Только ради этого бессонные ночи за монтажом, только ради этого бесконечные горячие точки. Показать то, что другие не могут. Потому что они слабы. А Смертин должен быть сильным. Непростая задача, но он справится или умрет. Иначе, зачем ему жить? Закон бусидо. Он даже знал, как назовет серию репортажей, если доберется до периметра: «У врат ада». Красиво и звучно.

Вот только с помощью камеры нельзя было спасти Мамку. В любой другой точке мира – вполне возможно, а в Зоне – нет. Здесь уже более тонкая игра. Либо тщеславие, либо жизнь человека. А ведь мог снять быструю и кровавую казнь. Шикарный сюжет, только он уже не во вне, а внутри. Давно переместился с места зрителя на сцену. Ее доски залиты кровью, а актеры гибнут по-настоящему. Единственный спектакль и полная смена труппы.

– Что за дух? – задумчиво спросил стрингер у маячившей впереди спины Саяна. Завел в какое-то болото, хорошо хоть сапоги у «монолитовцев» на берцы не поменял. Бригадир подробности объяснять не стал.

– Никто не знает, – ответил вместо него пыхтящий как паровоз Рябой, – Из его лап вывернулись только несколько сталкеров. Рассказывали, что будто манит что-то пройти по свалке машин к самому центру озера или к трясине, в которую оно переходит на севере. Мозги плющит. Хочешь не хочешь, а вскакиваешь и бежишь без оглядки про все позабыв. Как контролер, только намного мощнее… Ну, как десяток контролеров.

– Контролер?

– Хм… странно, что ты не в курсе, – удивился Рябой, – Журналист все же, народ-то должен был пораспрашивать… Короче еще одна тварь, только много опаснее остальных мутантов, потому что, скорее всего, обладает разумом. Вот Вечный, например, считал, что опасней человека и контролера в Зоне нет. Он паскуда та еще, но знал, что говорил.

– Не слышал…

– На человека шибко похож, – просветил сталкер, – И по росту и по силуэту. В темноте толком и не отличишь. Одежду, например, носит. Самое страшное, что он может залезть в мозги. Расплющит их своей телекинетикой, и новый зомби готов. Даже пальцем пошевелить не сможешь. Ему надо сразу голову сносить, иначе… Дрожь по коже, как представлю, что можно себя потерять и стать куклой в руках мутанта.

– Себя потерять – это на самом деле ужасно… – стрингер сказал просто для поддержания разговора, но сталкер вдруг резко остановился и дернул его за плечо, поворачивая к себе. Зазевавшийся лысый едва в них не врезался на полном ходу.

– А что ты мне в душу постоянно лезешь? – коля взглядом, едко спросил он, – Тебе заняться больше нечем?

Он принял эту фразу на свой счет. Значит, мучался все это время, перебирая и раскладывая по полочкам последние события. Не находил себе места и молчал, ворочаясь бессонными ночами. Глаза совсем красные, морда отекла, синюшные пятна на щеках.